Николай Александров: 75-й павильон, реконструированный, обновленный или восстановленный (это уже как кому угодно) ВДНХ. 31-я московская международная книжная выставка-ярмарка. Может быть, более скромная, чем в предыдущие годы, но, тем не менее, весьма репрезентативная. Это представление или манифестация современного российского книжного мира во всем его многообразии. В рамках программы «Фигура речи» мы говорили о языке и смысле, то есть о способах создания, интерпретации и понимания разного рода текстов. И даже тогда, когда речь шла о текстах не только вербальных, но и визуальных, например, кинематографе или живописи, все-таки текст стоял на первом плане. А текст в первую очередь ассоциируется у нас с книгой. И этим летом я решил разобраться, что же такое современный книжный мир, каковы его разные составляющие, каково его пространство. Этому и будет посвящен цикл «Книжное измерение». Вполне логично разговор о книге начать на ярмарке, смотре книжных достижений. Тем более, что ярмаркам будет посвящен отдельный фильм «Книжного измерения», где, в частности, речь пойдет и о специфике российских книжных форумов, в чем их особенность. Александр Архангельский: Какова специализация российских книжных ярмарок, мы в точности сказать не можем. Так вроде бы начинает складываться, что московская книжная международная – это ярмарка издателей. Авторы там как вишенки на торте, но, в общем, торт едят другие, что ни хорошо, ни плохо, просто медицинский факт. Институт литературных агентов в России… Мы можем по пальцам перечислить… Но в принципе нет мощного сложившегося института, подмявшего рынок под себя. Мы знаем двух… которые представляют интересы Пелевина, все есть. Но нет института. Поэтому я не вижу никакой необходимости, чтоб в России была ярмарка агентов. А те, кто заключают агентские договоры, в основном заключают их на покупку западных авторов сюда, а не на продажу нынешних авторов туда. Поэтому поездят на Лондонскую ярмарку, ничего с ним не случится. А вот есть народная читательская сложившаяся ярмарка – это «Красная площадь». Как бы мы ни относились к некоторой государственной мощной тени, которую эта ярмарка отбрасывает, правда остается правдой. Она переиграла тот книжный фестиваль, который был на Крымском Валу. Она чем хороша? Она в таком открытом пространстве, куда могут приходить люди, не знающие, что они читают книги. Вот они бредут, бредут и вдруг забредают, и там огромное количество рядов. Они впервые эти книги увидели. Они по магазинам не ходят. Кроме того, там маленькие издатели, которые не могут добраться до полки. И вдруг они начинают покупать, покупать, покупать. Мне кажется, две читательские – это более народная Красная площадь, это более узкая (но не значит, что менее важная) «Нон-фикшн», которая давно уже не нон-фикшн, а и фикшн, и все-все-все. Это индустриальная ярмарка МКВЯ. «КРЯК» - это грандиозная, спасибо прохоровскому фонду. Красноярск – чудесный город, читающий, желающий этих встреч. Это умно выстроенная ярмарка. Туда перебрасываются центробежно… Вот у нас страна центростремительная. А это хоть что-то центробежное. Центробежным образом перебрасываются такие проекты, как премия «Нос» с дискуссией, и многое-многое другое. Столь мощных, конечно, мало. Но даже небольшие. В Иваново, в Ростове Великом летом бывают ярмарки. Много чего я знаю. Но система пока не складывается. Владимир Григорьев: Наши книжные ярмарки (и Московская международная, и «Нон-фикшн», и Петербургский салон) в целом больше направлены для читателей и публики. Там есть, конечно, бизнес-составляющая, есть бизнес-форумы, есть бизнес-программы. Но в целом они больше направлены на читателя. И если взять программу любого важного книжного форума в Москве, в Питере или в другом месте, он, наверное, на 80-85% состоит из программ, адресованных читателю. Николай Александров: Целый ряд современных книжных форумов носит специфический деловой характер. Иными словами, эти ярмарки предназначены не столько для обыкновенной публики, сколько профессионалов. Борис Куприянов: То, чего нет у нас, и вдруг складывается сейчас и что есть за границей – это классические ярмарки вроде Франкфурта или Лондона, ярмарки, которые не подразумевают продажу книг, которые подразумевают обмен мнениями между специалистами, между профессионалами, так называемый BTB-формат, то есть business to business. И таких ярмарок в России нет, потому что русский рынок очень маленький. Какие-то элементы появления таких ярмарок уже заметны. Например, на прошлой Московской международной книжной выставке-ярмарке на ВДНХ в прошлом году издательство «Азбука» не продавало своих книг. Она демонстрировала свои книги, но не продавало. Она поиграла в такой Франкфурт или в Лондон. Это хорошо, интересно, потому что продажи на этой ярмарке не так актуальны для издательства, как именно бизнес-общение. Но это связано просто с объемом рынка. Наш объем рынка равен объему рынка Швеции в натуральном исчислении. Конечно, у нас книг больше, они дешевле, чем в Швеции, но тем не менее. То есть там, по-моему, 1 млрд евро. Это достаточно смешно. Да, и, может быть, не нужна она в России, хотя в принципе ярмарка большая, посвященная русскому языку и русскоязычным книжкам, она необходима, на мой взгляд. У нас, слава богу, сейчас происходит большое количество ярмарок в больших и небольших городах. Та же самая ярмарка в Иркутске, ярмарка в Красноярске, ярмарка в Новосибирске, замечательная ярмарка в Казани, которая только что была. Я надеюсь, и в городах поменьше, с населением в 0.5 млн человек, такие ярмарки появятся. Это для России очень важно, потому что издатель должен выйти напрямую к своему читателю. Ярмарочное движение в принципе мне и моим коллегам кажется правильным, для того чтобы выйти, для того чтобы разбить эту ситуацию как-то, для того чтобы люди начали читать заново, люди вернулись к пониманию, что в книгах что-то написано, что книги – это не только развлечение. Я говорю только про ярмарки, я не говорю про фестивали, потому что для меня это одно и то же. Я торгаш и горжусь этим. И мне кажется, что единственным критерием успешности фестиваля, ярмарки является количество проданных книг. Если книги покупают хорошо, значит ярмарка удалась. Если книжки покупают плохо, значит это не очень получилось. Николай Александров: Можно сказать, что сегодня книжные ярмарки определяют книжную жизнь на протяжении целого года. Можно говорить о годовом цикле существования книжного мира, а вместе с ярмарками в структурировании жизни книги и литературы принимают участие и премии, которые, как правило, приурочены к тому или иному книжному форуму. Михаил Эдельштейн: Конечно, премии формируют литературное поле, потому что людям надо как-то ориентироваться, им нужны какие-то навигационные приборы. И премия, как ей положено, оказывается одним из таких навигационных приборов. Другое дело, какое число людей, пользуясь этими навигационными приборами, чувствует себя обманутыми. Но это уже следующий вопрос. Владимир Григорьев: Любая премия – это не просто притягательный элемент поддержания авторов. Это своего рода лоция, чтобы любой нормальный человек, обладающий соответствующим бэкграундом и соответствующим уровнем знаний, тягой к чему-то, мог получить в качестве рекомендации или лоции вот это «требует обязательного прочтения». В России звезды требуются всегда. И этих звезд нужно создавать. Тогда они сами уже начинают подталкивать всю читающую публику, чтобы передавать этот знакомый элемент гордости за литературу уже следующим поколениям. Мы запустили и «Большую книгу», мы потом запустили и детскую премию, и юношескую премию. Мне кажется, что премий вполне достаточно, и они свою функцию в целом выполняют, подогревая интерес как читающей публики, так еще и медиа, что немаловажно, потому что они сопровождают информацию, сопровождают весь премиальный процесс – объявление лонг-листа, шорт-листа, интервью с новыми интересными авторами. И я в целом удовлетворен тем, что сегодня, даже несмотря на определенные провалы «Букера». По-моему, они в очередной раз объявляли, что пропускают год. Но при этом «Большая книга», «Ясная поляна» достаточно стабильно награждают своих победителей. Ирина Прохорова: Возможно, вот этот информационный кризис во многом возник из кризиса критической рефлексии. Ведь это такая объективная проблема. В советское время была вполне себе солидная традиция литературной критики. И было много хороших литературных критиков. Они и сейчас существуют. Но тогда была другая эпоха, другие принципы. Вот вопрос эстетических категорий, хорошо или плохо – это же не абстрактные вещи. Не бывает просто хорошей книги. Нужно обрисовать контекст, выставить какие-то критерии, почему эта книга хорошая или почему эта. Хороших книг много. Но они могут принадлежать разным направлениям, разным вкусовым предпочтениям. И в данном случае вся инфраструктура книжного мира от ярмарок, рецензий и литературных премий способствует выработке этих критериев. Николай Александров: Книгу сегодня можно приобрести в интернете, ее можно скачать. Она существует в совершенно разных модификациях и ипостасях – бумажное издание или цифровая версия того или иного текста. Более того, в интернет-магазине сегодня можно заказать и бумажную книгу. Алла Штейман: Что касается продаж через интернет, то это сейчас такое новое веяние. И пока мы все не очень понимаем, что с этим будет. Потому что они работают довольно агрессивно, они работают по принципу очень больших скидок, которые они устраивают несколько раз в месяц. Клиенты этих интернет-магазинов все время отслеживают эти скидки. И, конечно, на период скидок приходится самый большой процент продаж, порядка 70-75% месячных продаж любого издательства. Но, увеличивая свои объемы, они сильно уменьшают объемы в магазинах. Марина Каменева: Если люди меньше стали покупать в книжном магазине книг, это не значит, что они стали меньше читать. Потому что чаще стали покупать через интернет, стали изучать не офлайн-торговлю, а онлайн-торговлю, потому что 50-60% молодежи вообще сейчас не ходит ни в какие магазины и делают заказы любого товара с мобильного телефона. И мы должны этому тоже соответствовать. Но вместе с тем у нас есть плюсы. Мне кажется, что книжные магазины пока никуда не исчезнут, потому что люди возвращаются к человеческому общению. В интернет-магазине хорошо, если ты знаешь, что ты хочешь купить. А когда ты хочешь просто прийти, ощутить эту атмосферу, спросить у экспертов, которыми мы являемся, что сейчас лучше почитать, с чего начать, то это все равно к нам. Я по-прежнему в этом смысле очень консервативный и традиционный человек. Мне очень важно прийти в магазин потрогать, понюхать, посмотреть. Так, кстати, делают очень многие. Они ходят, нюхают, смотрят, прицениваются, а потом все покупают в «Лабиринте», например. А мне кажется, уже неловко. Как будто я вошла в дом, все перетрогала, а потом ушла. Как-то неловко. Поэтому я покупаю, естественно. Николай Александров: Современная книжная ярмарка дает возможность увидеть необыкновенное жанровое разнообразие книжного мира – детские книги и книги для взрослых, серьезные издания и развлекательная литература, детективы, бестселлеры и специфические справочные или ориентированные на профессионалов книги. Кроме того, помимо обыкновенных бумажных книг или альбомов по искусству, здесь же можно увидеть аудиокниги или электронные книги, которые все более и более становятся популярными и, разумеется, пользуются успехом. Павел Подкосов: Рост рынка бумажных книг примерно составляет 10%, а рост электронных продаж больше, чем бумажные, но он значительно замедлился. Если раньше каждый год электронный рынок прибавлял 100%, то в прошлом году это примерно 40%. Павел Басинский: Электронных книг пока нет. Есть бумажные книги на электронных носителях. Я сдаюсь. Я куплю. Буквально на днях все-таки куплю ридер просто в силу того, что больше и больше начинаю читать книги в электронном виде, именно для того, чтобы их не покупать. Ирина Прохорова: Я всегда смеюсь, а теперь я уже говорю, что я накладываю табу на вопрос «Не убьет ли электронная книга бумажную?». Эта любимая тема лет 15 крутится. Уже не убила. Я на тот вопрос не отвечаю. Николай Александров: Книга, ее дизайн стали совершенно иными. Книга предлагает себя в зависимости от жанра: шрифт, обложка, вообще само исполнение книжной продукции, книжного объекта имеют необыкновенное значение и играют весьма существенную роль. Дмитрий Черногаев: Цель дизайнера книги – погрузить читателя в состояние насыщенного энергией покоя, которая идеальна для чтения. И здесь речь идет просто о манипулировании сознанием человека. То есть если можно погрузиться в состояние покоя, можно погрузиться и в состояние беспокоя или радости, или истерики. И вот это состояние и является целью художника книги. Оно должно быть адекватно тексту, оно должно быть адекватно автору и его идее. А дальше все инструменты должны подбираться исключительно с этой точки зрения – и формат, и тот или иной шрифт. Один шрифт для нас более спокойный, другой более нервный. Какой-то текст легче читать, какой-то труднее. Иногда нужно специально сделать, чтобы читать было трудно. Иногда нужно, чтобы легко. Или перемешивать эти чувства, потому что авторы бывают самые разные. И не всегда течение текста. Если мы говорим о текстовом художественном произведении, не всегда оно ровное от начала до конца, а иногда бывают и какие-то сбои – дыхание, одышка и все, что угодно. И с автором, и то же самое должно происходить с читателем. Таким образом, если художник внимательно к этим вещам относится, то для него не будет проблемы угадать, адекватно это решение или неадекватно в данном случае. Андрей Бондаренко: У обложки своя жизнь. Первая жизнь – это когда человек видит ее в магазине и хочет или не хочет ее купить. И, как правило, именно это и оценивается как обложка. Но есть и другая жизнь, когда ты читаешь эту книгу и когда соотносишь то, что ты видишь на обложке с тем, что ты читаешь внутри, с тем, что ты проживаешь. И соотношение этого с этим – это как бы некая вторая жизнь обложки. А третья жизнь – это когда ты ставишь эту книгу уже на полку и вспоминаешь про ее обложку, ты видишь ее корешок. И вот это послевкусие – это тоже часть жизни книги, которая для меня очень важна. Потом, для меня очень важна эта связь. Мы как раз с моим другом Дмитрием Черногаевым иногда спорим по поводу того, насколько должна соотноситься передняя сторонка обложки с четвертой сторонкой. Очень многие делают четвертую сторонку технической. Я стараюсь, чтобы была какая-то корреляция. И даже у меня была такая выставка. Я… книгу без слов, когда я брал свои обложки, снимал с них названия и выставлял саму книгу как некую картину. То есть с одной стороны это такая невидимая часть работы художника. С другой это всегда считывается как некая композиция. То есть она заложена, но ее нет. Говорят, что замечательный русский пейзажист Ромадин еще в 1920-1930-е годы, когда было запрещено писать религиозные картины, он писал пейзажи. Но в каждый пейзаж он делал такую прорезь на основе иконы. То есть он в пейзажи зашифровывал образы литургических икон. Своего рода это такая фига в кармане. С другой стороны, это то, что подсознательно все равно читающий ощущает. Николай Александров: Книжная ярмарка – это и книжный рынок, но также и фестиваль, и выставка, и театр, и перформанс, и презентация. Иными словами, мероприятие, которое не исчерпывается только коммерческой составляющей. Хотя она, безусловно, важна. Но с не меньшим основанием можно было бы говорить и о составляющей эстетической, культурной или просветительской. Применительно к книге можно говорить о самых разных областях и сферах ее существования. Книга – это продукт производства, это товар, это объект искусства, книга – носитель информации. Мы можем говорить о книге электронной или книге бумажной. Наконец, книга – это культурно-исторический объект. Анатолий Гостев: Сохранилось совсем немного экземпляров этой Библии. Но это одна из самых красивых русских книг, потому что она собрала в себе все лучшее, что Иван Федоров придумал для книги: принципы, тип оформления, заставки, шрифт. Это единственная русская книжка, напечатанная в XVI веке совершенно в традиции европейской эстетики. У этой Библии есть очень интересная история. Дело в том, что часть экземпляров Острожской Библии Иван Федоров вывез с собой в Россию. Говорят, что порядка 350-400 экземпляров. Всего Библия была издана тиражом в 1000 экземпляров. Это Библия, которая бытовала, скорее всего, судя по тем надписям, которые есть внутри, на территории Белоруссии до начала XVII века, потом она переместилась в Россию и, скорее всего, была в старообрядческой общине. Поскольку у этой Библии утрачены последние 12 страниц текста, замененные в конце XVIII века рукописью. Всего на сегодняшний день существует порядка 250 экземпляров этой книги в приличной сохранности. И есть еще какое-то количество дефектных экземпляров. Но с каждым годом все меньше и меньше. Николай Александров: Старая антикварная книга как будто бы уходит в прошлое. Еще недавно букинистические магазины легко соперничали с магазинами современными. Антикварная книга, книга как культурная и историческая ценность, книга маргинальная, если угодно, отходит на второй план. Но это вовсе не исключает историческую ценность книги. Книги бывают не только массовыми, но и уникальными. В программе «Книжное измерение» пойдет речь, в частности, и об этом. Максим Амелин: Я не знаю, вот, старая книга же пахнет по-другому. У нее бумага другая. Книги XVIII века не на целлюлозе напечатаны. Эта бумага делается из тряпки. Она, кстати, не горит. Другой запах, другие тактильные ощущения. Как от этого можно отказаться, я не знаю. Николай Александров: Итак, мы начинаем наше путешествие по современному книжному миру. И первая программа цикла «Книжное измерение» будет посвящена книге как культурно-историческому объекту.