Леонид Млечин: В прежние времена вечером 7 октября в Восточном Берлине утроили бы факельное шествие, 40 лет этот день был праздником восточногерманских коммунистов, сбылась их мечта – они создали первое на немецкой земле государство рабочих и крестьян, и руководители государства с трибуны с удовольствием наблюдали бы за тем, как слажено идут колонны, сформированные союзом свободной немецкой молодёжи, потом устроили бы приём, и на этом приёме присутствовала бы представительная советская делегация. А кто теперь вспоминает, что была такая страна – Германская Демократическая Республика? ГДР – это немецкая Атлантида, она исчезла тоже в начале октября 90-го года, 25 лет назад, и очень многие восточные немцы с той поры задаются вопросом: «Неужели вся наша жизнь была прожита зря, напрасно?». А ведь ГДР считалась самым успешным государством в социалистическом лагере, самым процветающим, и советские руководители любили ездить в Восточный Берлин, чтобы, вернувшись, сказать: «Вот может же работать советская социалистическая система!». И вдруг это зримое воплощение правоты передовых идей исчезло, не по воле высших сил, не в результате природных катаклизмов или козней злого врага и даже не в результате действий немногочисленных восточногерманских диссидентов, которых власть считала опасным противником. Восточногерманские диссиденты как раз хотели сохранения Германской Демократической Республики, они требовали демократизации, экономических и социальных реформ. 4 сентября 89-го года в понедельник в Лейпциге после проповеди в лютеранской церкви Святого Николая больше тысячи человек вышли на улицу, они устроили демонстрацию – невиданное в ГДР дело. Они требовали гражданских свобод и открытия границ. 4 ноября в центре Восточного Берлина на Александерплац прошёл огромный митинг, изменивший атмосферу в стране: полумиллионная толпа требовала свободы слова и свободы собраний. В начале ноября 89-го, когда в Восточной Германии уже шли первые демонстрации, я разговаривал с известной писательницей из восточной Германии Кристой Вольф, её охотно тогда переводили и в нашей стране, Криста Вольф приехала в Москву и была у моих родителей, причём её дочь участвовала в одной из первых демонстраций в Лейпциге и даже попала в полицию, всё было страшно интересно, нас волновало, что происходит в ГДР и было ясно, что она на пороге каких-то больших перемен, и я прямо спросил у Кристы Вольф: «Так что теперь с вами будет? Вы объединитесь с Западной Германией?». Она была невероятно обижена моим вопросом, она оскорбилась и сказала: «Это вы здесь в Москве хотите, чтобы мы объединились, ГДР – наше государство, и мы не хотим, чтобы оно исчезло!». Криста Вольф вступила в социалистическую единую партию Германии в 49-м году, когда появилась ГДР, она по взглядам не была коммунисткой, но она была патриоткой ГДР, как и многие другие восточногерманские интеллектуалы, они были озабочены только одним: как освободить немецкий народ от наследия нацизма, от ощущения расового превосходства, от нетерпимости? Но почему же, как же так произошло, что демонстранты, выйдя на улицы, в 8 часов утра, потребовали смягчения режима, в 10 – демократизации, а в 12 часов – ликвидации ГДР? Почему это произошло? Ведь в тот момент в ГДР происходили перемены, которые многим нравились, пришло новое руководств, появились вполне разумные люди и казалось, что ГДР вступает в период обновления и модернизации. Сейчас об этом, наверно, мало кто помнит, но поначалу существовал реальный выбор между Востоком и Западом. В первые послевоенные годы можно было достаточно свободно перемещаться из одной части Германии в другую, в основном, конечно, ехали с востока на запад, но кто-то перебирался с запада на восток, и поначалу ГДР и ФРГ развивались как бы параллельно, как близнецы, разлучённые в раннем детстве, но где же этот поворотный момент, после которого немцы стали однозначно делать выбор в пользу Запада? Где этот момент, когда одно из государств свернуло в тупик? Пожалуй, эту дату можно назвать точно – это 17 июня 1953 года. К тому времени ГДР существовала всего 4 года, однако, запас недовольства новым режимом, неспособным разумно организовать жизнь в стране, оказался огромным. Первыми против высоких норм выработки восстали берлинские рабочие, но это был всего лишь кризис, а вот когда демонстрации рабочих в Берлине и других городах были разогнаны советскими танками, характер режима, подавившего силой выступления народа, стал ясен, до этого не всем немцам легко было сделать выбор между ГДР и ФРГ, помогли советские танки. 89-й год вообще казался годом чудес, особенно когда рухнула Берлинская стена, а ведь всего за 2 года до этого, в январе 87-го, тогдашний президент Соединённых Штатов Рональд Рейган приехал в Западный Берлин и от Бранденбургских ворот обратился к советскому руководителю: «Господин генеральный секретарь Горбачёв, если Вы желаете мира и процветания своему государству и Восточной Европе, приезжайте сюда к этим воротам и откройте их, господин Горбачёв, снесите эту стену!». Берлинскую стену снесли сами немцы, когда убедились, что ни Горбачёв, ни восточногерманские руководители не захотят им помешать. Новые руководители ГДР подготовили закон более либеральный о въезде в страну и выезде из неё, законопроект был согласован с Советским Союзом и возражений не последовало, но что произойдёт потом – этого никто не ожидал. 9 ноября 89-го года в 6:30 вечера член политбюро и первый секретарь берлинского окружкома партии Гюнтер Шабовски давал пресс-конференцию, и она транслировалась по телевидению в прямом эфире, и Гюнтер Шабовски с гордостью сказал, что новое руководство Германской Демократической Республики вводит новые правила и упрощает восточным немцам возможность выезда за границу. И журналист из Италии профессионально поинтересовался: «А когда вступает в силу положение нового закона?». И Шабовски ответил, что закон уже вступил в силу, он и предположить не мог, что его слова восточные немцы воспримут как руководство к действию. Вот этого точно никто не ожидал: сотни тысяч восточных берлинцев, граждане первого на немецкой земле социалистического государства, государства рабочих и крестьян, двинулись к Берлинской стене, они подошли к контрольно-пропускным пунктам и потребовали их пропустить, а пограничники ГДР ни о чём не подозревали, им и не сказали, что граница будет открыта, и по инструкции они должны были начать стрелять. Там развернулось телевидение и Восточный и Западный Берлин оказались в центре внимания всего мира, была довольно тревожная и даже опасная обстановка. Министр государственной безопасности Эрих Мильке позвонил новому генеральному секретарю ЦК СЕПГ Кренцу: «На границе тяжёлая обстановка». «А что делать?» – спросил Кренц. «Ты – генеральный секретарь, – ответил министр государственной безопасности, – тебе и решать». Эгон Кренц отдал приказ поднять шлагбаумы. В половине 11 вечера контрольно-пропускные пункты открылись – ошеломлённые пограничники смотрели на бесконечную толпу, хлынувшую на запад. Берлин перестал быть разделённым – это потрясло мир. 9 ноября 89-го года – это был день, когда мир, пожалуй, впервые в послевоенные времена испытал чувство симпатии к немцам, многие не предполагали, что немцы тоже способны на искренние чувства, а для самих берлинцев это была какая-то бесконечная ночь счастья – никогда ещё, ни до, ни после, восточные и западные берлинцы не испытывали друг к другу такие тёплые чувства, в городе, кажется, никто не работал, улицы были забиты машинами, восточные берлинцы шли и ехали в сторону Западного Берлина, они хотели посмотреть, что же там за Берлинской стеной. По закону, введённому в Федеративной Республике, каждый житель Восточного Берлина, когда он пересекал границу, получал 100 западногерманских марок, по нынешнему курсу это примерно 55 долларов – такие деньги на подарки, и назад восточные берлинцы возвращались с грошовыми подарками, с первыми приобретениями, дети восторженно жевали бананы – это был символ западного образа жизни, а Берлинскую стену больше никто не охранял, наблюдательные вышки опустели, злых служебных собак загнали в вольеры. Когда Бог создавал немцев, он дал им в компаньоны немецких овчарок, и все повороты в истории немцев так или иначе сопровождаются какими-то историями в судьбе немецких овчарок. Когда генеральный секретарь ЦК СЕПГ, бывший генеральный секретарь, Эрих Хонеккер, глава уже несуществующей партии бежал в Советский Союз, то он оставил не только 17 миллионов восточных немцев, но и многие тысячи служебных овчарок, они охраняли и дачный посёлок членов политбюро в Вандлице и, пожалуй, всё государство. На службе социалистического государства состояло 5000 немецких овчарок, и все они остались без дела после крушения ГДР. Генерал-полковник Маркус Вольф многие годы руководил восточногерманской разведкой, и он по справедливости считается, возможно, самым выдающимся руководителем разведки XX столетия. Сын писателя-коммуниста, Маркус Вольф всю свою жизнь посвятил созданию ГДР и её укреплению, и в тот момент в конце 89-го года он записал в дневник горькие слова: «Как же так получилось, что идеалы справедливости и равенства, которые ассоциировались с социализмом и коммунизмом, нигде не удалось реализовать на практике?». И сам ответил на собственный вопрос: «Сталинистская система, ошибочно именуемая социализмом, нигде не принесла народам счастья». Я разговаривал уже позже с Германом Кантом, солдат вермахта, он попал в русский плен, стал писателем, очень хорошим писателем, у нас переводились его книги, он возглавил Союз писателей ГДР, и Герман Кант, патриот ГДР с горечью сказал мне: «Как больно сознавать, что в твоём государстве творились такие подлые поступки». Германия объединилась четверть века назад, и я помню, сколько было тогда пессимистических прогнозов, дескать у них ничего не выйдет, восточные и западные немцы очень разные, они не смогут объединиться – это говорили те, кто не знает немцев. Один житель Восточного Берлина в начал августа 1961 года взял в Западном Берлине книгу в библиотеке, тут воздвигли Берлинскую стену, и он не смог вовремя вернуть книгу – он ждал 28 лет. Как только пала Берлинская стена, он первым делом отправился в ту библиотеку и вернул книгу, книга была в идеальном состоянии, немцы есть немцы. А теперь спасибо вам и, надеюсь, встретимся в следующие выходные.