28 лет. Путешественник, писатель, бизнес-тренер, организатор мероприятий, продюсер, яхтсмен, автор блога «Путешествие в темноте».

Мне было 9, когда мама заметила у меня первые пятна на спине. Я как раз вернулась с каникул и они очень выделялись на моем загорелом теле. Мама расплакалась — она не понимала, что это, и сильно испугалась.

Врачи решили простимулировать меня электрофорезом, а в итоге простимулировали опухоль, которая находилась на тот момент в спинном мозге. У меня отказали обе ноги — импульсы от головного мозга просто перестали доходить до ног.

Я живу на аккумуляторах. Легким движением он крепится в протез, и искусственная рука начинает работу. Сжатие-разжатие, вращение в обе стороны — этого достаточно, чтобы одеваться, готовить, зарабатывать деньги и тратить их.

Как и у всех людей с альбинизмом, у меня плохое зрение и светобоязнь. Из-за проблем со зрением мне противопоказаны серьезные физические нагрузки, тяжелая атлетика и т. д. Лично мне альбинизм не особенно мешает жить, особенно в российских реалиях.

Огромные прозрачные глаза, точеные черты лица — выразительная, почти мистическая красота взрослой женщины сочетается у Кати с крохотным телом. Катя «так и не выросла». Ее рост — всего 82 сантиметра.

Синдром Гольденхара — генетический сбой, как правило выражающийся в сильных диспропорциях лица. У меня неразвита вся правая половина тела. Помимо явной асимметрии в лице — торчит ребро, лопатка. С детства было косоглазие, которое — ситуативно — возвращается до сих пор.

Когда мне было 12 лет, родителям сообщили, что необходима операция — якобы, по-другому вылечить меня было невозможно. Мне вытянули позвоночник и зафиксировали его титановым стержнем, чтобы дуга искривления стала меньше. Вся эта конструкция начала сдвигаться, и через два года у меня начались боли в сердце, стала отниматься нога.

У меня странные отношения с огнем. Он сделал меня инвалидом. А еще забрал моего отца. Мне был год, когда он строил дом отдыха в Комсомольске-на-Амуре и там случилось возгорание. Он помог вынести из пожара двух человек, пошел за третьим — и уже не вернулся.

Вообще, с точки зрения эволюции, волосы — в некотором роде атавизм. Сегодня мы живем в тепле и комфорте, какой-либо существенной функциональной нагрузки волосы больше не выполняют — поэтому мы и не покрыты шерстью с ног до головы.

В 3 года мне диагностировали 4 стадию рака почки с отдалёнными метастазами в лёгких. Пришлось пройти большой курс лечения: химиотерапия и две операции. Полностью удалили правую почку. До сих пор большую часть моего живота занимает шрам. Благодаря профессиональной команде врачей и моим родителям, тогда нам удалось справиться с этим недугом.

СЭД — редкий синдром. В России не всякий врач знает о нем, не говоря об обычных людях. Вкратце — это генетическое заболевание, связанное с нарушением синтеза коллагена. Поскольку коллаген — основа всех тканей в организме, сбой его выработки влияет на кожу, связки, суставы, мышцы, сосуды.

Я хожу без хромоты (сейчас). Хорошо выгляжу, красиво одеваюсь, езжу на белом мерседесе. На взгляд людей инвалидность плохо сочетается с благосостоянием и привлекательной внешностью. Поэтому на парковках на мой желтый значок реагируют недоверчиво-озлобленно, просят справки, не верят.

Неудачный прыжок в пруд, перелом шейного отдела, инвалидное кресло — шок для 22-летнего парня, у которого в жизни «всё только начиналось». После травмы у меня ушло долгих 8 лет на то, чтобы прийти в себя и нащупать свой путь, получить ответы на вопросы, для чего это случилось, и понять, что я — не жертва обстоятельств.

У меня 3 процента зрения. В общем-то — не так уж мало. Наверное, я как раз их тех людей, «стакан которых всегда наполовину полон». А потому что не нужно бояться всего и сразу. Можно выбрать самое страшное. К примеру, ребенок родился слепым. Горе! Но руки-ноги есть. Кушать будет сам. Слышать будет. Разговаривать. Может, даже петь. А главное — он будет жить!

Мое родимое пятно у меня с детства. Вообще-то меланома — это разновидность рака кожи, но при низком уровне злокачественности ее могут оставить для наблюдения. Мою оставить пришлось — из-за глубины поражения. Только года в 4 попытались удалить лазером — безрезультатно. А дальше мне просто пришлось свыкнуться с ней.

«У меня гетерохромия» — звучит даже как-то страшно, будто это что-то, от чего нужно лечиться. Но на самом деле это просто генетическая особенность, при которой у людей (а ещё у животных) — бывает разный цвет глаз. Совсем недавно узнала, что на Земле всего один процент людей с гетерохромией.

Мне было 16. Отправились с друзьями купаться и загорать. Я неудачно нырнул. Грубо говоря — сломал себе шею. Сразу под водой отказали руки и ноги. Несмотря на шок, моего сознания хватило на то, чтобы задержать воздух в легких и всплыть. Повезло, что меня видели друзья — меня быстро достали.

История моей инвалидности началась, когда мне было 23. Ехали с друзьями перекусить. На перекрестке в нас врезалась машина. Перелом позвоночника. Второй поясничный — в крошку. 3 дня ушло на бюрократическую канитель — выставляли счета, ждали оплату — до этого оперировать отказывались. Операция длилась 8 часов — было очень много осколков. Но мне действительно повезло с врачами — у нас отличные нейрохирурги.

Прохожие скорбно склоняют головы, отводят глаза в безмолвном сочувствии. «Ах, бедный. Натерпелся». Иногда даже пытаются предложить милостыню человеку — который просто ехал на коляске по своим делам. Первое, что нужно знать об инвалидах — они не нуждаются в жалости. Помощь, конструктив — пожалуйста. Но не жалость.

Моя форма артрита — лишь у 1 процента заболевших. Это форма, при которой его прогрессирование практически невозможно остановить терапией. У меня сильно деформированы руки, протезы в нескольких суставах, я передвигаюсь при помощи костылей. Без костылей ходить могу — но так суставы разрушаются еще быстрее. На данный момент у меня всего один целый сустав — мизинец.