Центробанк сохранил ставку. Почему это правильно?

Гости
Евгений Коган
кандидат экономических наук, профессор НИУ ВШЭ

Марианна Ожерельева: Ну что, один из главных вопросов сегодня – что будет с ключевой ставкой.

Виталий Млечин: Да. Повысят или...

Марианна Ожерельева: Или понизят.

Виталий Млечин: Ну, понизят...

Марианна Ожерельева: Может быть, есть такие оптимисты, скажем так.

Виталий Млечин: Вряд ли.

Марианна Ожерельева: Сегодня Банк России вот-вот должен принять соответствующее решение...

Виталий Млечин: Да.

Марианна Ожерельева: Как же изменится наша очень, если в ту или иную сторону та самая ключевая ставка тоже изменится?

Виталий Млечин: Да. На что это влияет? Давайте разбираться. И как будет дальше развиваться ситуация?

Евгений Коган с нами на прямой связи, профессор Высшей школы экономики, кандидат экономических наук. Евгений Борисович, здравствуйте.

Марианна Ожерельева: Здравствуйте.

Евгений Коган: Да, добрый день, добрый день.

Виталий Млечин: Евгений Борисович...

Евгений Коган: Ставку никуда не денут, она останется такой же, какой и была.

Марианна Ожерельева: Мы записали.

Виталий Млечин: То есть повышения вы не ждете сегодня? А вообще многие ждут.

Евгений Коган: Да нет, это бессмысленно и было бы непрофессионально со стороны Центрального банка, а там люди вполне себе профессиональные. Поэтому я думаю, что ставка будет не изменена.

Почему? Потому что, смотрите, биржа сегодня не работает, я имею в виду уже не только сегодня, а в последнее время. Что у нас происходит по доходности облигаций, мы не знаем. Ставка 20% уже, по большому счету, является запретительной для кредитования, она по сути своей уже отражает плюс-минус ожидания по инфляции. Пока мы видим, что инфляция разгоняется, но, вы знаете, полностью понимание по инфляции придет все-таки только к концу марта. Вот в начале апреля...

Виталий Млечин: Евгений Борисович, я прошу прощения, что я вас прерываю, – вот как раз только что пришло сообщение: Банк России сохранил ставку на уровне в 20%.

Марианна Ожерельева: Вы знали!

Виталий Млечин: Вы оказались правы.

Евгений Коган: Нет, я не знал, я в действительности бежал сейчас к компьютеру и не смотрел ни на что. Но это было логично, вы знаете. Было бы удивительно, если бы было что-то другое.

Марианна Ожерельева:А объясните всем, почему вы сказали, что это сейчас был бы неправильный шаг? Потому что много сообщений, есть такое недопонимание, а что меняет ключевая ставка помимо того, что там... Вот пишут: «Что вы все про бизнес? Про нас, про людей, поговорите». Что там бизнесу тяжело, он кредиты не может брать... Как на всех гражданах России это сказывается, то, что сохранили ее? Если бы увеличили, было бы хуже, что ли? Объясните, пожалуйста.

Евгений Коган: Ну что ж, поясню. Это, в общем, ваш коллега говорит, что «мы восприняли», я думаю, что пока еще не приняли, ха-ха. (Простите за такие шуточки.)

Так вот, значит, смотрите, ситуация очень простая. Процентная ставка – это тот уровень базовый, относительно которого считается доходность по вкладам, относительно которого считается и закладывается доходность по, скажем так, ипотеке и пр., т. е. по кредитам. Это некий, знаете, уровень, что ли, в хозяйстве.

Теперь. Мы понимаем прекрасно, что сегодня вклады в рублях в российских банках где-то на уровне 19–21%, т. е. на уровне этой ключевой ставки. Это же означает, что, по мнению Центрального банка, инфляция, очевидно, будет где-то примерно на этом уровне.

Далее. Как мы понимаем, ни один бизнес нормальный не выдержит кредитование под этот уровень. Это означает, что это запретная ставка, нет возможности как бы кредитоваться. То есть банкам фактически говорится: пожалуйста, хотите кредитовать кого-то – ну кредитуйте под 25–28%, под 23%. Но бизнес не в состоянии будет брать. Зачем это сделано? Чтобы просто, понимаете, прежде всего убрать излишнее давление на рубль.

Кроме того, мы прекрасно понимаем, что когда ставка уже составляет 20% годовых, то у вас уже возник у инвестора любого, у него есть рубли, и ему то ли бежать в обменник покупать доллары, то ли еще что-то делать. Когда ему дают ставку достаточно комфортную, ну сегодня она выглядит комфортной, что будет дальше, мы не знаем, потому что мы не знаем, какой будет уровень инфляции, какие будут вообще параметры в экономике. Но люди смотрят: 20% – наверное, это уже аттрактивно. Если бы сейчас Центральный банк поменял ставку, например, сделал ее 25%, тогда прежде всего плохо почувствовали бы себя те, кто уже сделал депозиты под 20–21%. И многие бы задумались, а стоит ли нести деньги в банки, может быть, они завтра сделают 30%, и тогда лучше подождать.

Поэтому в этой ситуации Центральный банк принял абсолютно соломоново решение ничего не менять, потому что и так эта ставка отражает запрет по сути на любое кредитование, ну потому что запрет не тот, что запрещают, а просто ну невозможно брать кредит под такие уровни, и дает определенный benchmark, т. е. уровень по депозитам. Еще раз говорю, если бы подняли, люди бы, наоборот, перестали нести в банки деньги, думая: «А может быть, завтра будет 30%? Тогда зачем нести?» – понимаете? Поэтому это абсолютно правильное, разумное решение. Вот как-то так.

Марианна Ожерельева: Вот про банки и людей. Ранее писали как раз-таки эксперты, что если поднимут, то банки понесут убытки в размере 200 миллиардов рублей. Сообщения, естественно, сразу же: т. е., получается, опять банки спасли, а не нас? Людям никак этим решением не помогли?

Евгений Коган: Нет, ну давайте так. Банкам и так уже очень тяжело по одной простой причине. Банк – это что такое? Это активы и пассивы. (Давайте немножко вот теории, чтобы вы понимали.) Активы – это то, куда вкладывает банк деньги, например дает кредиты. Вот активы у него, допустим, выданы, вот, скажем, 2–3 месяца назад активы банка выдавались под, не знаю, 12%, под 15% годовых, были размещены. Пассивы – это то, что банк должен, иначе говоря, депозиты и источники привлечения средств. Источники у банков были, я не знаю, под 8, под 7, под 9%, понимаете. Как говорится, дальше на эти 2% разницы и живем. Но в данном случае у банков есть понятия резервирования, расходов, ну, скажем, вот эта вот разница 3–5 процентных пункта, это и был доход банка между активами размещенными и пассивами.

Теперь что произошло? Банки большинство порваны, т. е. как только ставка стала на уровне 20%, то новые деньги все понесли, стали забирать, кстати говоря, многие депозиты, сделанные под 7, под 6, под 8% и перекладывать под 20%. Что это значит? У банков начали вымываться дешевые пассивы, а принимать они вынуждены под 20%. Понимаете? То есть вы принимаете под 20%, а источники у вас, они... Наоборот, ваши источники стали дорогие, пассивы стали дорогие, а активы по-прежнему, кредиты-то выдавали, пардон, под 12–15%. Вот из-за этого возникает отрицательный спред, и это, в общем-то, убытки, будущие убытки банков очень серьезные.

Вот почему резкое повышение процентной ставки – это действительно серьезный удар по банковскому сектору, это правда. И банкам потребуется здесь, видимо, помощь регулятора, или будет списывать большие очень себе потери будущие, это неизбежно.

Виталий Млечин: Вот сейчас агентство ТАСС сообщение от Центробанка прислало: «Резкое повышение ключевой ставки 28 февраля поддержало финстабильность и предотвратило неконтролируемый рост цен». То есть если бы этого не сделали, еще сильнее выросли бы цены? Казалось бы, куда уж больше.

Марианна Ожерельева:А то мы готовы показать, какие тут ценники в магазинах, тут такое люди пишут...

Евгений Коган: Вы знаете, скажем так, любое поднятие ставки – это борьба с инфляцией. Другое дело, что то поднятие процентной ставки было скорее даже борьба не с инфляцией, это была борьба прежде всего с девальвацией и борьба с оттоками рублевой массы. То есть смотрите, когда у вас ставка по рублям, не знаю, 10–12%, а вы ждете инфляцию 20% или даже, не дай бог, еще больше процентов, что вы делаете? Вы бежите, хватаете эти рубли, покупаете, я не знаю, наличную валюту, золото, все что угодно, в надежде, что инфляция обесценит рублевую массу и вы заработаете на этих активах.

Как только у вас ставка стала 20%, то вы уже задумались: а может быть, не стоит покупать доллары, может быть, имеет смысл вложить в депозиты? А давайте от греха подальше... То есть они дали возможность всем вложиться в рублях именно, подчеркиваю, это некое сохранение стабильности. То есть Центральный банк в данной ситуации поступил абсолютно правильно, и, кстати говоря, это было прогнозируемо и ничего удивительного нет, так же как и было прогнозируемо то, что сегодня он оставит ставку без изменения. И это не китайская грамота, это банально.

Марианна Ожерельева: Очень много вопросов относительно возможности дефолта. Вопрос из Москвы: «У меня открыт вклад. Боюсь, что, если будет дефолт, я потеряю все. Вклад застрахован, но все равно страшно». Вот то, что сейчас 20%, вы объяснили, что это нормально и правильно. Если пойдет вниз, то, значит, вообще мы можем не говорить уже о каком-то дефолтном, преддефолтном состоянии? То есть если на следующем заседании уменьшается, то мы говорим о некоем улучшении финансово-экономического состояния России?

Евгений Коган: Ну, я думаю, что пока об улучшении нам говорить рано. Нам надо лучше думать вот о том, что дефолт не дефолт, надо людей прежде всего успокоить...

Марианна Ожерельева: Успокойте, пожалуйста.

Евгений Коган: ...чтобы не делать глупостей.

Так вот, что такое в данном случае дефолт? Смотрите, у нас по рублям никакого дефолта нет и быть не может. У нас в 1998 году что произошло? Правительство сказало: «Мы тут навыпускали очень много долгов в рублях, платить по ним не можем, поэтому давайте вот все реструктурировать», – и был дефолт. В рублях сегодня дефолта, еще раз говорю, быть не может в принципе, потому что рублей много, доходы бюджета все равно есть, по крайней мере резервы в рублях колоссальные, и в любой момент Центробанк может, если надо, напечатать рубли, может... Хотя сказали, что обойдутся без денежной эмиссии.

Поэтому, скажем так, все те, кто сидят в рублях и имеют депозиты, могут спать спокойно, если они особенно в пределах вот этой суммы АСВ, т. е. 1 миллион 400 тысяч, вообще можно пойти заниматься своими делами и перестать беспокоиться. Если же у вас сверх этого, ну посмотрите, в каких вы банках, насколько надежных или нет, это отдельный разговор. Понятно, что сегодняшняя ситуация – это определенный вызов нашей банковской системе и регулятору, но это отдельный уже разговор, кто выживет, кто нет; надеюсь, большинство выживет. Поэтому дефолта в рублях никакого сегодня, на мой взгляд, быть не может, потому что это абсурд.

Что касается дефолта в долларах, да, у России действительно заблокировали долларовые счета, и ситуация была на грани, т. е. Россия должна была платить по неким долгам, относительно небольшим, и в этот момент как бы... Понимаете, т. е. не важна сумма, а важно, что технически было невозможно, ну и пошли разговоры: раз технически невозможно, значит дефолт. Но тем не менее в итоге Министерство финансов подало приказ в американский банк, на корсчету которого лежали вот эти вот доллары заблокированные, и американский банк несмотря на все эти санкции таки исполнил это поручение. Почему? Потому что американский Минфин несмотря на санкции дал ему лицензию, разрешение на выплату долгов. Почему? И это очень разумная вещь, понимаете, т. е. в каком-то хаосе и море совершенно бреда мы вдруг увидели абсолютно разумные вещи.

Почему? Те же самые американцы поняли, что если Россия сейчас не заплатит купоны, то это ударит не только по России и по российским инвесторам, а ударит и по американским, по европейским и по другим инвесторам. Они сказали: а зачем? Поэтому они взяли из тех денег, которые заблокировали, и заплатили. То есть как бы хулиган отнял у вас кошелек, у вас полно денег, но хулиган у вас отнял кошелек. Вы говорите: «Ну хорошо, слушай, не вопрос, я тут должен Васе, Пете и Грише, ты тогда сам отдай». Хулиган подумал и сказал: «Наверное, лучше я отдам Васе, Пете, Грише от греха подальше». Вот если рассказать это на пальцах.

Марианна Ожерельева:А можно вот с такой же иронией, понятно, сразу вопрос по госдолгу: почему это у нас есть некий там госдолг, кому мы должны и почему мы должны? И еще как, если мы его уменьшаем, заплатили по этим купонам, и что теперь, как на нас на всех это отразится?

Евгений Коган: Ну, вы знаете, с нами уже все, что могло произойти, практически уже произошло. То есть вот заплатили бы мы или не заплатили, в краткосрочном периметре временно́м вряд ли бы это что-то изменило, но тем не менее.

Понимаете, есть такая штука, рейтинги, есть такая штука, как дефолт не дефолт страны. Сегодня, еще раз говорю, для нас это не принципиально, мы не можем практически сегодня платить за границу и заграница не может нам переводить, мы полностью или почти полностью сейчас как бы заблокированы. Но на будущее, надеюсь, ситуация как-то будет в конце концов разруливаться. И если страна в дефолте, это одна ситуация, если страна не в дефолте, это другая. Соответственно, по мере того, что Россия будет рассчитываться по своим долгам, ну надеюсь, а денег достаточно, понимаете, резервов у нас значительно больше, чем долгов, т. е. весь долг России и корпораций России немногим более 500 миллиардов долларов, резервы России с учетом заблокированных 640 миллиардов долларов примерно, понимаете, то есть... Причем этот долг растянут по годам.

Есть понятие очень неприятное, называется кросс-дефолт: еслия не заплатил даже купон какой-то по маленькому долгу, то мне могут предъявить весь долг, все вот эти, не знаю, 300 или 500 миллиардов, ну государству, там это опять же творческий момент, что могут предъявить, это надо смотреть проспектэмиссии. Но вот этого удалось избежать, т. е. выплата вот этих купонов дала возможность не делать кросс-дефолт, не будет кросс-дефолта по всем нашим долгам. Значит, и здесь ситуация ну не настолько трагичная, как многие ожидали.

Поэтому я думаю, что пыль немножко осядет и многое станет понятнее. Но пока здравый смысл в мелочи, но восторжествовал, это вселяет определенную надежду.

Виталий Млечин: Да, хотелось бы...

Марианна Ожерельева: Все-таки вопрос, говорят – а что это за госдолг такой? Откуда он сформировался, на что мы брали? Евгений Борисович, объясните коротко и понятно.

Евгений Коган: Ну, я не брал, это во-первых.

Виталий Млечин: Ха-ха-ха.

Марианна Ожерельева: Мы все, страна, Россия.

Евгений Коган: Я понимаю. Вы понимаете, дело в том, что у любого государства, даже у государства, у которого профицитный бюджет, есть какой-то небольшой уровень долгов. Зачем это нужно? Смотрите, это долгий разговор достаточно, это может, наверное, лучше объяснить все-таки господин Силуанов, но смысл такой. Если у тебя есть долги, то стоимость этих долгов – это как термометр, ситуация твоя, т. е. это как бы некий уровень, относительно которого все дальше считается. То есть тебе... Это benchmark, без него очень сложно, это во-первых.

Во-вторых, смотрите, берем корпорацию Apple, у нее в кассе колоссальные деньги, и тем не менее у Apple есть какие-то долги. Почему? Потому что Apple нужна, скажем, вдруг какая-то программа срочная, а деньги распределены. Казначейство говорит: «Нам проще сейчас занять 10 миллиардов долларов, направить на какой-то проект, вместо того чтобы вынимать деньги из других мест». Так же и государство, и так же и семья.

Подумайте, допустим, у вас депозиты где-то в банках, у вас хорошие программы, вам жалко вынимать, а нужно купить велосипед. Вы идете, берете деньги на велосипед, занимаете, потом легко отдаете. Я смеюсь, конечно, но как бы идея такая. Когда ты занимаешься планированием своих денежных потоков, иногда выгоднее и разумнее занять под дешевую ставку, чем разрушать какие-то интересные инвестиционные программы, вот и все.

Поэтому, если у страны есть какой-то небольшой комфортный долг, то в этом ничего трагичного нет. У страны маленький долг относительно большинства стран мира, т. е. меньше долги, чем у нас, только у очень небольшого количества стран. Поэтому в самом наличии долгов ничего удивительного, или преступного, или криминального нет, это нормально.

Марианна Ожерельева: Мы продолжаем повышать нашу грамотность финансовую. Вдогонку вам из Москвы вопрос: «А зачем же брали в долг, когда своих денег много?»

Евгений Коган: Ну это тот же самый вопрос. Представьте себе, у вас ваши деньги направлены на различные программы... Ведь это же бюджет, это же резервы страны, поймите, они же планируются заранее, за год, за два...

Марианна Ожерельева: Дороги, заводы строить, вот это все?

Евгений Коган: Не только это, не важно, вот у вас запланировано, резервы уже отложены, определенные программы какие-то сделаны. Тут вам срочно нужно, например, какую-то программу, не знаю, отдать какой-то старый долг, все что угодно, здесь надо мучить не меня, а, наверное, еще раз говорю, Минфин и Силуанова. Но это нормальная казначейская работа, когда страна где-то может привлечь и направить на какой-то инвестиционный проект back-to-back. То есть, например, заняли 2 миллиарда и направили на строительство какого-то завода, который дает понятную отдачу, несмотря на то что резервы есть, но они распланированы. Поэтому еще раз говорю, я здесь не хочу изобретать, получается, что я выкручиваюсь за наш Минфин.

Марианна Ожерельева: Но вы успокоили наших телезрителей.

Евгений Коган: Ну, это нормальная мировая практика, и, вы знаете, для нормальной, обычной жизни это...

Более того, если у страны нет долгов, это даже вопрос, а почему у нее нет долгов. Вы знаете, здесь я немножко сделаю такое отвлечение, это тоже важно. Бывает вот корпорация, хорошо растет, есть свои деньги, но нет долгов, и аналитики спрашивают, а почему она не берет в долг. Если она так хорошо развивается, то, может быть, выгоднее занять денег и направить еще на более быстрое развитие, понимаете? То есть для аналитика, если у корпорации нет долга, часто это плохо, просто маленького долга, направленного на более ускоренное развитие, вот как ни странно. Спросите любого аналитика, он подтвердит мои слова. Понимаете, поэтому наличие долгов, даже если у тебя все хорошо, – это нормально, потому что это повышает скорость твоего развития. Вот как-то так.

Марианна Ожерельева: Спасибо вам огромное.

Евгений Коган: Я постарался ответить.

Виталий Млечин: Да-да, очень понятно вы объясняете, спасибо вам большое.

Вот из ЦБ, тоже агентство ТАСС: «Денежно-кредитная политика Центробанка создаст условия для адаптации экономики России к новым условиям и возвращения годовой инфляции к 4% в 2024 году». Скажите, пожалуйста, это реалистичный прогноз, инфляция 4% уже через 2 года?

Евгений Коган: Ох... Вы знаете, я в нашем мире сегодняшнем уже ничему не удивлюсь, и что у нас будет 4%, и -4%, и -24%... Вы знаете, сегодня любой, кто делает прогнозы про инфляцию, он мне немножко напоминает братьев Гримм. Ну, с другой стороны, сказки тоже вещь полезная.

Виталий Млечин: Ну да. Но просто, если проанализировать опыт предыдущих кризисов, если он применим, за сколько в прошлом удавалось вернуться к каким-то разумным значениям по инфляции?

Евгений Коган: Примерно за 3–5 лет, это первое, это все небыстро, это процессы достаточно сложные. А во-вторых, природа текущего кризиса немножко другая. Сегодняшний кризис во многом обусловлен другими причинами, и аналогия здесь, к сожалению, не вполне уместная. Я думаю, что это будет совершенно уникальный кризис, который будет потом рассматриваться в учебниках истории.

Поэтому я бы рад сказать коллегам, что да, действительно, еще 2 года и у нас будет 2% инфляции, 5%. Вы знаете, сегодня ни один экономист мира вам такого не подтвердит. Мои осторожные оценки, что инфляция может снижаться при определенных условиях, но достигнет ли она 4%, или 2%, или 8%, – да понятия не имею, и сегодня ни один трезвомыслящий человек вам такого не скажет.

Марианна Ожерельева: Вот про эти определенные условия опять же, многие ждут, когда ФАС за сахаром пойдет, вчера уже были обращения, проверит тот или иной товар. Вот это влияет каким-то образом на инфляцию или больше, наоборот, ее разгоняет, потому что ажиотажный спрос на те самые продукты, люди бегут, скупают это все, соответственно, двузначную эту инфляцию и получаем?

Евгений Коган: Нет, ну смотрите, любой ажиотажный спрос, естественно, разгоняет инфляцию, тут как бы к бабке не ходи. Если сегодня сахар, завтра еще что-нибудь, понятно, что... Ведь инфляцию как считают? Берут набор продуктов, товаров, услуг и т. д., их, по-моему, более 200 или 500 наименований, я сейчас не помню, это Росстат знает, не принципиально сейчас, и дальше смотрят. Если там ряд каких-то товаров резко вырос в цене, ну понятно, что это разгоняет инфляцию на какие-то там доли процента или на проценты. Но сказать, что завтра...

Смотрите, допустим, введем мы монополию на сахар, потом монополию на хлеб, потом монополию, не знаю, на носки и трусы, потом... Ну и к чему мы придем? К Советскому Союзу? Монополия – вещь не очень хорошая. Краткосрочно это, знаете, эмоциональное решение: а давайте, а давайте, а давайте чего-нибудь сделаем хорошее, вот давайте сделаем монополию, и тогда все будет хорошо. Нет, вот если у нас рынок будет, то в какой-то момент, понимаете, есть заводы по производству сахара, ну вырастет цена, потом будет завал.

Посмотрите, что происходит с нефтью в мире: ужас-ужас, сейчас нефть улетит на 200 – ну что, полетала она до 130 и спокойно вернулась на 98, сейчас где-то на уровне 107 торгуется. Рынок все сам отбалансировал, это та самая нефть, про которую все ожидали, что будет ужас-ужас-ужас.

Понимаете, рынки, они гораздо умнее, чем любые министерства, и если мы введем госплан, начнем вот это все делать, да, мы действительно можем вернуться к инфляции, которая будет жестко, так сказать, под контролем. Проблема в том, что дефицит будет, а оно нам надо?

Виталий Млечин: Что происходит с долларом? Вот сейчас на Московской бирже меньше 104 рублей один доллар стоит. Это почему происходит? Можно немножко выдохнуть и понадеяться, что худшие значения позади, по крайней мере пока?

Евгений Коган: Вы знаете, выдохнуть всегда стоит, это полезно просто для здоровья.

Виталий Млечин: Ха-ха-ха.

Евгений Коган:А вообще скажу так. Ну просто в напряге быть плохо, потом таблетками приходится питаться. А если говорить серьезно, смотрите, любой товар, у него есть спрос и есть предложение. Кто мог лихорадочно скупать доллары? Ну, например, нерезиденты, которые бы хотели выйти. Нерезиденты у нас сегодня сидят в кустах, в засаде и ждут, когда им разрешат, все, сегодня они ничего не могут делать. Россияне, опять же, есть определенные, понятные всем ограничения, и тут уже Дядя Степа сидит в кустах и смотрит, чтобы кто-то лишнее там чего-то не сделал, есть определенные опять же жесткие ограничения.

Поэтому задаю вопрос: а кто будут те покупатели сегодня, которые лихорадочно разгонят этот самый доллар? Как только административными мерами удалось сделать так, что количество покупателей сведено я не скажу к минимуму, но их гораздо меньше, то возникает вопрос, кто продает. Ну, продавать может рынок, продавать могут те, у кого есть, например, доллары, держали они, и вот им сейчас нужно квартиру покупать за рубли. Ну вот люди держали, покупали по 70, сейчас вот 100 с чем-то, ну они продают, покупают квартиру, вроде как довольны.

Виталий Млечин:А когда снимут эти ограничения, пойдет опять вверх?

Евгений Коган: Вы знаете, я вас хочу ну как бы немножко успокоить. Я думаю, что ограничения данные будут сниматься крайне медленно, крайне осторожно. То есть вот такого, чтобы вы проснулись, а завтра сняты все ограничения, что-то я как-то вот не верю.

Виталий Млечин: Понятно.

Евгений Коган: Опять же это сказочники...

Марианна Ожерельева: У «братьев Гримм» все-таки.

Виталий Млечин: Спасибо, спасибо большое!

Марианна Ожерельева: Спасибо вам!

Виталий Млечин: Евгений Коган, профессор Высшей школы экономики, кандидат экономических наук, очень понятно и доходчиво объяснил, что происходит в экономике.

Марианна Ожерельева: Сообщение из Омской области: «Рынок – это бардак, беспредел. Только госрегулирование». Вот так.

Виталий Млечин: Да... Сейчас прервемся буквально на несколько минут, не уходите.