Николай Соломон: «Адресная поддержка повышения производительности труда» - кому и зачем?

Гости
Николай Соломон
руководитель «Федерального центра компетенций в сфере производительности труда»

Ольга Орлова: До 2024 года правительство Российской Федерации планирует реализовать 12 национальных проектов общим бюджетом более 25 трлн рублей. Один из них, «Производительность труда и поддержка занятости», призван помочь реализовать остальные нацпроекты. О том, как это могло бы быть сделано, мы беседуем по гамбургскому счету с руководителем Федерального центра компетенций в сфере производительности труда Николаем Соломоном.

Здравствуйте, Николай Иосифович. Спасибо, что пришли к нам в программу.

Николай Соломон: Здравствуйте.

Голос за кадром: Николай Соломон. Родился в 1971 году в Москве. В 1993 году окончил Московский автомобильно-дорожный институт. В 1995 – Московскую финансовую академию при правительстве Российской Федерации. С 1994 по 2003 год работал в консалтинговой компании PricewaterhouseCoopers. С 2003 по 2005 год – в финансово-бухгалтерском центре ЮКОС-Москва. С 2009 по 2018 – заместитель генерального директора государственной корпорации «РосАтом».

В июле 2018-го назначен генеральным директором Федерального центра компетенций в сфере производительности труда.

Ольга Орлова: Николай Иосифович, я хотела поговорить с вами о нацпроектах и, в частности, о том нацпроекте, в реализации которого вы принимаете участие. Вообще эта программа приоритетных нацпроектов была сформулирована Владимиром Путиным еще в 2005 году. И тогда этих нацпроектов, направлений было выделено 4. Сегодня их 12. И один из нацпроектов – это «Производительность труда и поддержка занятости». Он состоит из нескольких федеральных проектов. И вот ваш федеральный проект, за который вы отвечаете – это «Адресная поддержка повышения производительности труда». Расскажите, пожалуйста, подробнее, в чем суть вашего нацпроекта и федерального, за который вы отвечаете.

Николай Соломон: Суть всего национального проекта – это достигнуть ежегодного темпа роста производительности труда к 2024 году на 5% ежегодно. До этого момента нам предстоит пройти путь, где прирост производительности труда в целом на предприятиях базовых несырьевых отраслей составляет примерно 21%. За последние 3-4 года темпы роста производительности труда у России были всего лишь 1.3%. То есть сразу хочу сказать, что амбиции…

Ольга Орлова: Ожидается серьезный прорыв.

Николай Соломон: Так вот, что это такое? За счет чего? Почему нельзя пользоваться только традиционными способами сокращения себестоимости, борьбы с конкурентами? Мы предлагаем необычную форму поддержки. Она не чисто финансово-денежная. Это не льготные кредиты. Хотя есть и такой инструмент. Мы предлагаем помощь специалистов именно в области бережливого производства, тех людей, которые умеют находить потери в процессах, в которых вы привыкли работать, взглянуть на них незамыленным глазом и предложить абсолютно новые решения.

В периметр проекта подходят примерно 15 000 предприятий по всей Российской Федерации. 85 регионов. А фактически мы должны отработать с 10 000 предприятий, цель которых – за 3 года участия в проекте достигнуть роста производительности труда на своем предприятии на 30%.

Ольга Орлова: У нас есть как раз слайды, иллюстрирующие показатели и параметры проекта. То есть какой должен быть бюджет у общего нацпроекта и у вашего федерального. Давайте сейчас посмотрим. Мы видим, что нацпроект «Производительность труда и поддержка занятости» подразумевает, что на него будет потрачено 52 млрд рублей. Сумма вашего федерального проекта – 33 млрд, да?

Николай Соломон: Да.

Ольга Орлова: И это до 2024 года?

Николай Соломон: Да.

Ольга Орлова: Скажите, пожалуйста, кто заинтересован в реализации нацпроекта по производительности труда.

Николай Соломон: Почему это все-таки нацпроект? Я недавно как раз ответил на вопрос, интересный для меня, несколько тоже неожиданно о том, что производительность – чуть ли не главный фактор, за счет чего наша экономика должна расти. При таких амбициозных задачах, объявленных по вхождению в пятерку ведущих экономик мира, иметь отставание в 2, а иногда в 3 раза по показателю производительности от стран даже не самых передовых в Европе и даже развивающихся – это определенный вызов. На сегодня Российская Федерация показывает примерно добавленную стоимость $25 на один час отработанного времени. Норвегия показывает $80 на один час отработанного времени. В среднем по Европе этот диапазон – $50-60 за один час отработанного времени.

О чем это говорит? Это говорит о том, что мы много работаем, мы устаем, как это часто бывает. Почему много работаем? Мы работаем больше на 10%, чем страны Европы. В сопоставимых условиях.

Ольга Орлова: А производим?

Николай Соломон: Да и производим, может быть, даже немало. А вот не конкурируем. В первую очередь мы должны с помощью этой адресной поддержки повысить конкурентоспособность наших товаров, в том числе за счет потребительских качеств и за счет снижения себестоимости. Потому что законы экономики никто не отменял. На рынке все-таки выживает тот, у кого себестоимость ниже.

Ольга Орлова: Николай Иосифович, просто объясните саму идею. Почему повышать производительность предприятий нужно через формы нацпроектов? Ведь я неслучайно говорил о том, что они впервые появились в 2005 году. Мы помним нацпроект «Образование», за который отвечал Дмитрий Анатольевич Медведев. Сегодня это председатель правительства. Как он звонил каждому директору в школу и проверял, есть ли интернет, работает ли, выходил на связь и так далее. И уже тогда, когда Россия прошла эту форму нацпроектов, уже тогда казалось, что это не самый эффективный способ развивать интернет, заботиться о здоровье граждан. Вроде бы мы уже это отыграли. Теперь мы снова возвращаемся. И вообще ведь удивительное дело. Производительность труда повышается через чиновника. Как это возможно?

Николай Соломон: Это большая ошибка – думать о том, что этот проект реализуется через какие-то управленческие навыки, компетенции или полномочия чиновников. Нет.

Вы правильно сказали, что в национальном проекте есть три федеральных проекта. Первый проект называется «Системные меры». Это как раз там, где работают чиновники. На федеральном уровне, на региональном уровне. Они работают с административными барьерами, которые мешают бизнесу наращивать эту производительность.

Ольга Орлова: Чиновники работают с административными барьерами?

Николай Соломон: Безусловно. А к кому бизнес обратится, если его замучили проверки, если его мучают бесконечными формами отчетов?

Ольга Орлова: То есть у нас хорошие чиновники борются с плохими чиновниками? А между ними бизнес бегает и ждет, кто кого победит.

Николай Соломон: Я хочу сказать о следующем. Работать надо всегда от клиента. В данном случае этот проект реализуется для частного бизнеса. То есть эффект, который мы как Российская Федерация получим для экономики, понятен. То есть бизнес будет зарабатывать больше.

Ольга Орлова: То есть главный интересант вашего нацпроекта – это бизнес?

Николай Соломон: Прежде всего. Но в конечном счете это и наша экономика. Потому что если мы производим больше товаров, продаем их в стране больше, в том числе замещая импорт за счет более конкурентоспособных продуктов, мы добавляем определенную стоимость в валовый национальный продукт. Например, мы делали расчеты о том, что если 70 предприятий, участвующих в проекте из этих 10000, достигают этого показателя роста производительности труда на 30% за 3 года, то вклад в ВВП за весь этот период составляет примерно 3 трлн рублей при общих затратах на проект 60 млрд рублей.

Так вот, чиновники должны заниматься только той частью касаемо регулирования налоговых вопросов, льготного финансирования – все то, что предоставляется в качестве условий для бизнеса. Но чиновники ни в коем случае не идут на предприятия и говорят владельцам или генеральным директорам предприятий, «как тебе эффективнее управлять, потому что нам президент поставил задачу увеличить производительность труда». Наша задача, моих сотрудников, которых мы собрали со всей России – из предприятий, из больших корпораций, которые уже по 20 лет внедряют эти системы бережливого производства, производственных систем – у них есть специфический опыт. Они знают инструменты и применяют их в работе так, чего не умеют делать рядовые сотрудники. Мы хотим поделиться этим опытом. И у нас есть уже определенный ряд проектов, где мы это успешно применяем. И этот рост производительности труда даже за первый год делаем на уровне больше, чем 10% на предприятии.

Ольга Орлова: То есть сотрудники вашего федерального центра едут на предприятие? Что они делают?

Николай Соломон: Они едут на предприятие, они встают плечом к плечу к…

Ольга Орлова: И говорят: «Я тебе помогу».

Николай Соломон: Начнем с другого. Участие в этом проекте добровольное. То есть сразу отвечая на ваш вопрос, чиновники ли идут или бизнес приходит. Государство сделало предложение воспользоваться услугами экспертов. Бизнес заинтересовался. Сейчас он интересуется все больше и больше, потому что у нас сейчас тысячи заявок уже на то, чтоб мы эти услуги предоставили.

Значит, сарафанное радио, которое начало работать в последние несколько месяцев, приносит нам все новые и новые компании. Бизнес начинает друг другу объяснять: «Слушайте, вот эта инициатива очень интересная». Я получаю большое количество грамот, благодарностей от директоров предприятий, от акционеров, которые говорят: «Слушайте, вы нам перевернули все сознание».

Что мы делаем? Во-первых, мы очень внимательно отбираем эти предприятия. Несмотря на то, что они приходят добровольно, мы приезжаем и смотрим в глаза генеральным директорам и говорим: «Ты уверен, что ты готов пройти через этот непростой путь изменений, что ты готов переставить 50-60 единиц оборудования так, чтобы из…»

Ольга Орлова: Вы хотите сказать, что к вам руководители предприятий приходят добровольно и говорят: «Помогите мне изменить мою жизнь. Я понимаю, что я руковожу как-то неправильно, у меня не получается. Дайте мне новое дыхание».

Николай Соломон: Навряд ли большие руководители скажут, что «я делаю что-то не так». Это отдельная тема. Наоборот, мы должны настолько деликатно объяснить, что есть потери в производстве, преподнести их таким образом, чтобы это не выглядело ни претензией, ни критикой. Поэтому руководители в этом смысле для нас важны те, которые открыты к изменению, которые действительно хотят…

Структуры, если хотите, таких генеральных директоров самые разнообразные. От тех, у кого стоят суперамбициозные цели, но они не знают, как добиться этих целей – по освоению новых продуктов, рынков или выдавливанию конкурентов. До буквально тех, которые уже подавлены конкурентами, они находятся на этапе выживания. И для них любая возможность оптимизировать эффективность действия своего предприятия – это как глоток воздуха. Поэтому они обращаются к нам. Вот что интересно. 50% наших предприятий, с которыми мы работаем, а их сейчас примерно 150 в 29 регионах, они уже обожглись на этой теме бережливого производства. Почему? Потому что мало кто умеет прийти непосредственно на предприятие, встать в производственный поток с вашими бригадирами, начальниками цехов и на одном языке начать разбирать ваше производство по косточкам, задавая наводящие вопросы, при которых вы действительно начинаете задумываться: «Зачем я так делаю? Почему у меня такие горы запасов? Почему я не знаю, с какой полки брать сначала, а с какой в конец? Почему я произвожу продукции больше, чем мне заказал клиент?» То есть масса вопросов, которые мы помогаем решать уже непосредственно в производстве.

Ольга Орлова: Николай Иосифович, а вы знаете аналогичные практики в других государствах, чтобы такие вещи решались путем госпрограмм? Понятно, что во всем мире все руководители компаний сталкиваются с тем, что в какой-то момент начинаются проблемы: или конкуренты, или у тебя падает производительность и так далее. И обращаются к консультантам. Консалтинговые компании, мы знаем, стоят очень дорого, их много, они работают у нас.

Николай Соломон: Поэтому мы и востребованы.

Ольга Орлова: Вы видели, чтобы где-нибудь это за счет государства решалось? Чтобы такие инструменты хорошо работали в других странах за счет госпрограмм.

Николай Соломон: Я изучал опыт других стран. Есть фрагменты того, что мы делаем. То есть большинство таких центров компетенций сфокусированы на теории, на обучении. Но ключевая наша отличительная особенность заключается в том, что мы даем тот ресурс, который приезжает именно на производственную площадку, решает все проблемы там и получает конкретные результаты. То есть, сделав замеры производственного потока, его показателей до входа в проект и после, вы очень хорошо видите, как сократилось время производства продукции, насколько сократились склады, насколько изменилась загрузка операторов и оборудования в этом производстве.

Поэтому я вам не буду говорить о том, в каких странах, в Корее или в Америке, это работает в том или ином виде. Я вам скажу об обратном. Нашим опытом сейчас уже заинтересовались другие страны. И как вы думаете, кто, например? Япония. То есть мы берем опыт у Toyota, которая является передовиком в Японии, вот эта самая «Toyota Production System», которую никто в Японии не повторил, несмотря на то, что такие большие концерны, как Toshiba, Mitsubishi, пытались повторить этот путь, они не смогли этого сделать.

Но сейчас на уровне государства нашим проектом заинтересовались другие страны. Это, может быть, первый опыт, когда он даст такие интересные результаты. И я лично в эти результаты верю.

Ольга Орлова: Мы смотрели много американских фильмов про ровно такую ситуацию. Вот есть градообразующее предприятие в небольшом американском городке. Приезжает кризис-менеджер, который должен помочь решить проблемы и так далее. Дальше он встает перед моральным выбором, уволить ли столько рабочих и так далее. Дальше драматургия. Но завязка такая. И эта ситуация довольно обычная. Она обычная везде, где есть рынок. Приходится что-то делать. Это нормально.

Возникает вопрос. Просто обычно в таких случаях на это не тратятся деньги налогоплательщиков. Потому что мы посмотрели, что бюджет нацпроекта большой. Как рассуждаю я как житель Российской Федерации? У меня есть опыт. Я знаю, как это работает. Работает это так. Что те деньги, которые могли бы пойти на адресную поддержку того же бизнеса или налогоплательщиков, на самом деле огромная часть уйдет на содержание аппарата – операторов и всех тех, кто будет заниматься аналитикой, кто будет готовить презентации, кто будет готовить отчетность министерству по каждому нацпроекту. Если их 12, умножаем – огромная армия чиновников, включая и ваш федеральный центр. Ведь его же создали под этот нацпроект.

Николай Соломон: Да.

Ольга Орлова: Вопрос. Почему нужно тратить деньги на эту прослойку, когда во всем мире это решается вопросами b2b. То есть есть консультанты, есть консалтинговые компании, они частные. И они помогают в таких случаях вырулить другим частным предприятиям. Но между ними нет колоссальных…

Николай Соломон: Вы сейчас ставите очень интересный вопрос: «Давайте подождем, пока рынок консультантов в требуемом объеме образуется. Рынок консультантов сам по себе не возникнет, если у бизнеса нет спроса. Так вот задача нашего проекта – спрос на эту услугу под названием «бережливое производство» сформировать. Открыть абсолютно новые горизонты для бизнеса того, куда они никогда не смотрели, а только слышали или неудачно пытались делать.

Откуда, извините, повышать зарплату врачам или учителям, не меняя общий бюджет? Представьте, у вас бюджет 100 рублей. Неужели из-за того, что мы потратим 60 млрд? А из-за того, что мы принесем 3 трлн в ВВП. И когда я говорю о том, окупается ли этот проект, здесь вообще не может идти об этом речи. А вот когда вы спросите, за счет чего поднимутся зарплаты врачам или учителям – они то как раз поднимутся за счет дополнительных налоговых отчислений, с той дополнительной стоимости, которую вы получите, производя больше продуктов и продавая их на рынке, вытесняя весь импорт, который производится за рубежом. И все налоги платятся в тех странах. Вы это все получите внутри страны.

Ольга Орлова: Если будет реализован ваш нацпроект?

Николай Соломон: Конечно.

Ольга Орлова: Так давайте тогда все 11 отменим и оставим один только ваш?

Николай Соломон: Не провоцируйте меня. Потому что я готов комментировать именно этот национальный проект.

Ольга Орлова: Мы подошли к тому, как реализация вашего нацпроекта повлияет на реализацию остальных нацпроектов. Как они связаны? Когда вы говорите «мы приезжаем на предприятие и говорим – сейчас мы здесь у вас улучшим, углубим, и все заработает лучше». Вы сейчас про какие предприятия говорите? Я с трудом могу себе представить, что вы про все сферы деятельности…

Николай Соломон: Нет. Я же сказал о том, что это 15 000 предприятий, которые подходят под критерии: 4 базовые несырьевые отрасли – это обработка, транспорт, строительство и сельское хозяйство, в которых в общей сложности трудится примерно 50 млн человек. Если мы говорим о здоровье нашей ресурсной экономики, то это всего 2 млн человек – нефтегаз и энергетика. То есть мы охватываем вообще другой пласт людей и компаний, которые не живут на большой марже, которые работают в очень жестком конкурентном рынке. Вот им помогать надо.

Ольга Орлова: А с теми, кто живет на большой марже, там могут быть огромные потери. С ними кто будет работать по вопросам повышения производительности труда?

Николай Соломон: Во-первых, сейчас уже готовятся директивы для всех государственных компаний, в том числе и по списку 91-р, в том числе и госкорпорации. То есть невозможно работать в каком-то регионе, а подход по этому проекту структурирован прежде всего по регионам. Вы знаете, что у всех губернаторов есть один из пятнадцати показателей – это производительность труда. Очень трудно растить экономику региона, если у тебя львиную долю в этой экономике составляют дочки или внучки больших корпораций. Поэтому сейчас готовится эта директива для государственных компаний и корпораций, где они должны как минимум приносить 5% роста производительности труда у себя в своих корпорациях ежегодно. Я думаю, скоро такие директивы уже выйдут, они вырабатываются. И большие корпорации, в том числе государственные в первую очередь, будут вносить свой вклад в этот проект.

Ольга Орлова: Хорошо. Если бы с вами рядом сидел ваш профильный министр, я бы, конечно, задала ему вопрос про питерский экономический форум и про то, почему, когда Герман Греф спросил участников сессии о нацпроектах, верят ли они в то, что нацпроекты будут эффективны, к 2024 году достигнут своих показателей, почему 80% в зале сказали «нет» и 4 министра, включая вашего руководителя, тоже не подняли руки. Я бы спросила об этом. Вопрос стоял – верят они или не верят? Они ответили «не верят». Никто не поднял руки, включая Орешкина. Это хороший вопрос. Потому что куда же деваться нам, простым налогоплательщикам? Нам то тогда что делать?

Николай Соломон: Я думаю, министру действительно это было бы сподручнее задать вопрос. А мы с вами все-таки говорим сегодня о конкретном проекте. И мне очень сложно говорить о том, верю ли я или не верю в другие 11 из 12 проектов. Потому что я не так глубоко погружен в суть и специфику этих проектов.

Ольга Орлова: Я просто хочу понять, что если уж у вас профильный министр не верит, вы то где находите основания для оптимизма?

Николай Соломон: А у меня опыт есть. Я работал в частном бизнесе. Я последние 10 лет работал в госкорпорации РосАтом первым заместителем генерального директора. Я последние 8 лет развивал производственную систему РосАтома. Я видел, как можно менять людей и культуру людей. Вот это все надо менять теми же самыми способами. Вот мы отработали один центр занятости населения, например, в Тольятти. Они сейчас трудоустраивают людей уже не за 6 месяцев, как раньше, а за 3. Масса таких примеров, где эти же инструменты можно применять еще и в социалке. Люди, которые поверили в эти инструменты бережливого производства – это все, обратного пути нет. Если хотите, это религия.

В нее обратить силком нельзя, через чиновников нельзя. Пока люди не поверят и не увидят, и не попробуют это собственными руками, они в это не поверят и за этим не пойдут. Вот моя миссия прежде всего заключается в изменении культуры людей.

Ольга Орлова: А можно несколько примеров все-таки того, что конкретно… То, что называется «кейсы», истории успеха ваших предприятий.

Николай Соломон: Самарский Волжский механический завод. Предприятие достаточно небольшое, о котором никто не знал. С объемом выручки примерно 1.5 млрд рублей. Мы вышли туда в декабре 2017 года и где-то к маю 2018 года этот проект уже был завершен. Взяли отдельный участок – подготовка колпачков, применяемых для… пластов в нефтянке и в газовой промышленности. Производительность труда на этом участке после нашей работы выросла на 40%. То есть тем же ресурсом, тем же персоналом люди стали производительность за то же время на 40% больше колпачков.

Ольга Орлова: За счет чего?

Николай Соломон: За счет того, что они перестроили все производство. То есть есть такое понятие «диаграмма спагетти». Как макароны в тарелке. Если вы пришли на неоптимизированное производство и просто проделали путь детали, которая изготавливается на неоптимизированном производстве, у вас получатся макароны. Это означает, что вы теряете на транспортировке, это означает, что вы теряете на лишних запасах. У вас между переделами возникают горы всего ненужного. Это все пролеживает. Это, кстати, ваши оборотные средства и капитал. У вас оборудование загружено на 50%, потому что оно встает невовремя. Никто не сформировал этот график проведения ремонтов и обслуживания оборудования. У вас половина операторов загружены на 50%, вместо того чтобы как минимум быть загруженными на 75%.

Так вот, когда вы делаете из этого абсолютно простой и понятный прямой поток, где все станочки стоят так близко, что у вас даже нет возможности накопить между ними горы промежуточного состояния, вот этих деталей и запасов, и все это работает, как часики, и выпускается ровно столько, сколько у вас заказал клиент, а не столько, сколько нужно произвести, чтобы загрузить всю неэффективную машину, вот тогда начинаются эти чудеса на производстве.

Если раньше у вас на переналадку станка на этом заводе у переналадчика уходило 8 часов, а теперь 1, то это означает 7 часов, которые он высвободил. Работает все оборудование. У вас не стоит поток.

То есть мы на ровном месте, не применяя никаких масштабных инвестиций, перестраиваем производственный поток так, чтобы размер партий был минимальным, потому что когда у вас поток единичных изделий, вы раньше можете выловить какой-то брак на одной единице изделия, чем забраковать целый ящик и не дай бог отправить его покупателю.

Они вышли на новогодние праздники и переставили 40 единиц оборудования в свое выходное время, в праздничное время. Потому что они захотели поменять. Они понимали, что они, достигнув этих показателей, изменят свою экономику. Они сократили на 25% свои производственные площадки. И когда думали о том, как их теперь использовать и как использовать тот персонал, который высвободился за счет загрузки другого персонала, они приняли решение не покупать комплектующие, а производить их сами. То есть вместо того, чтобы выбирать поставщиков, бороться с браком этих поставщиков, ждать их очень долго, менять их периодически. Потому что мало кто хочет работать с небольшими заказами (вы всегда находитесь в такой неприоритетной ситуации). Они решили производить комплектующие сами. Создали инструментальный цех, закупили несколько станков оборудования, сэкономили примерно 30% на стоимости тех комплектующих материалов, которые они раньше закупали со стороны. Они стали самодостаточными, увеличив в разы скорее всего эффективность производства. Таких примеров масса. В 2 раза люди начинают производить больше продукции на том же оборудовании.

Ольга Орлова: Вы меня убедили. Я теперь точно понимаю: все нацпроекты закрыть, один оставить.

Николай Соломон: Я так не говорил.

Ольга Орлова: Ваших проповедников отправить во все предприятия. Там волшебным образом все изменится. И мы заживем просто в благоухающей стране. Спасибо.

У нас в программе был руководитель Федерального центра компетенций в сфере производительности труда Николай Соломон.