Павел Грудинин: Все сельское хозяйство в России живет не благодаря, а вопреки законам

Марина Калинина: Здравствуйте, это программа "Де-факто". В этой студии мы обсуждаем актуальные для нашей страны темы. И сегодня поговорим о сельском хозяйстве, которое касается каждого из нас, потому что все мы едим, едим продукты, в том числе, и российского производства, и, тем более, сейчас, в эпоху импортозамещения, о которой все мы, и не только мы, говорим, это особенно актуально и важно.

А в гостях у меня сегодня Павел Грудинин, директор совхоза имени Ленина, заслуженный работник сельского хозяйства России. Здравствуйте.

Павел Грудинин: Здравствуйте.

М.К.: Уже очень давно, в том числе президент и премьер, все говорят о том, что мы должны жить в системе импортозамещения. И говорится, что огромные суммы выделяются для поддержки фермеров, чтобы они могли производить столько сельхозпродукции, сколько необходимо. Но фермеры говорят, что им эти деньги в конечном счете не доходят. Это действительно так? Какова ситуация?

П.Г.: Сразу о том, что это суммы не огромные. И если даже при вступлении в ВТО несколько лет назад мы получили право тратить 9 миллиардов долларов на свое сельское хозяйство, на сегодняшний день мы тратим порядка только 4.5 миллиарда долларов. И для сравнения скажу, что в 1990-е годы мы тратили 30-35 миллиардов долларов. Если пересчитать наши деньги на те доллары, которые были тогда, - то есть, мы тратим очень мало по сравнению с другими странами.

Второе, что действительно эти деньги не доходят, потому что сама система, которая придумана в нашей стране, придумана она именно Кудриным и Грефом в свое время, в начале 2000-х годов, - не дает возможности получить эти деньги.

М.К.: Почему она не дает?

П.Г.: Об этом, кстати, говорил министр президенту. Правда, постоянно каждый министр об этом говорит. Но ничего не делается. Это система софинансирования. Это когда нищие бюджеты субъектов федерации, у которых нет денег, не могут своими средствами поддержать крестьян. А поскольку система софинансирования, и записано, в разных регионах по-разному, но что ты должен сначала перечислить деньги из бюджета субъекта, тогда федеральные деньги ты можешь использовать. Получается, что бывший министр сельского хозяйства Федоров жаловался президенту о том, что около 5 миллиардов рублей не использованы, вернулись обратно в бюджет Российской Федерации, потому что субъекты просто не дали софинансирование, не дали свои деньги.

Вы же знаете, что у субъектов федерации есть врачи, учителя, огромное количество других задач, которые поставлены и майскими указами, и просто у них есть свои полномочия. И до сельского хозяйства у них просто руки не доходят. А поскольку денег они не дают, то, естественно, федеральные деньги не используются. У нас так написано в законодательстве. А потом возвращаются…

М.К.: То есть, федеральные деньги использоваться без софинансирования не могут в принципе?

П.Г.: Да. Это так написано. Причем, этого до 2001-2002 года не было, и можно было использовать федеральные деньги отдельно, а уж субъект федерации, если у него были деньги…

М.К.: Доплачивать что-то.

П.Г.: И потом все это поменялось. Вообще, на мой взгляд (это не только мой взгляд, а Торгово-промышленная палата писала об этом в правительство), нельзя ставить под удар субсидии сельскому хозяйству, потому что у субъектов федерации нет денег. Продовольственная безопасность – это общая проблема. Это безопасность. Что должно делать государство? Еще со времен Древнего Рима было известно: лечить, учить и защищать. Защищать малообеспеченных. Продовольственная безопасность – тоже защита. И поэтому во всех странах мира без исключения деньги приходят из федерального бюджета напрямую сельхозпроизводителям. Из бюджета ЕС всем сельхозпроизводителям европейского сообщества. Из бюджета США. Кстати, даже запрещено из бюджета штата помогать сельскому хозяйству, потому что продовольствие не должно иметь границ. Оно должно быть равномерно распределено по всей территории. И не должно быть никаких сепаратистских настроений, что если отдал деньги, например, в какой-то области, то, соответственно, молоко не вывозить. У нас, к сожалению, такая нехорошая тенденция. Если губернатор понимает, что сельское хозяйство надо поддерживать, он дает деньги. И тогда открывается вроде бы как ларец из федерального бюджета, потому что эти деньги получаются. Если же губернатор не имеет по каким-то причинам возможности такой или не понимает, что надо помогать крестьянам, соответственно, деньги не приходят.

М.К.: Тогда, наверное, не стоит говорить так громко об импортозамещении, если такая ситуация сейчас складывается.

П.Г.: Тоже очень интересная тема. Вы правильно сказали вначале, что все говорят, но никто же ничего не делает. Для того чтобы получить больше продукции, нужно больше денег вложить в начале в посевную. А получилось совершенно наоборот: денег в бюджет сельхозпроизводителей было меньше, ставки по кредитам были такие запредельные, что кредиты взять было невозможно.

М.К.: Их и сейчас невозможно взять.

П.Г.: Поэтому мы и меньше посеяли. Есть ложь, гнусная ложь, а есть статистика. Можно сколько угодно докладывать о том, что у нас все увеличивается. На самом деле это не так. Если нет денег на посевную, соответственно, мы осенью меньше соберем. А если меньше соберем, о каком импортозамещении может идти речь?

Деньги на долгосрочные программы, на строительство складов. Кстати, по мнению замминистра Юрьева, который остался работать, мы теряем порядка 50% плодов и около 30% овощей в тех местах, где их производим. То есть сразу они там гниют.

И это все нужно положить в холодильники, в какие-то склады. А у нас никто не дал денег на склады, на холодильники. Разговоров много, а действий никаких.

М.К.: Было же совещание у министра сельского хозяйства Александра Ткачева. И он распорядился, что до 1 июля финансовая помощь аграриям должна быть распределена по регионам. То есть, люди должны получить эти деньги. Вот несколько цифр, что даже выделенные деньги не распределяются. То есть, например, в Крыму распределено только 1.5% этой помощи, в Мурманской области чуть больше 7%, в Приморском крае около 8%. То есть даже те деньги, которые государство выделяет, - люди все равно их не получают.

П.Г.: Есть еще одна очень большая проблема – это бюрократия. Вы можете сказать: вот тебе деньги. Для того, чтобы их получить, ты должен сдать годовой отчет, оформить все справки, получить из налоговой документы и написать еще кучу инструкций, по которым ты должен привезти бирки, например, от тракторов, которые ты купил, доказать, что эти трактора именно те, которые есть. И поэтому вот эта система так называемая "порядок выделения средств", который пишет каждый субъект, такая длинная и замороченная, что иногда просто директора совхозов должны держать огромный штат, чтобы подготовить…

М.К.: Чтоб бумаги собрать хотя бы, да?

П.Г.: Или, например, не подготовить. Понимаете, я вам приведу такой пример. Наше хозяйство плодово-ягодное. Для того чтобы заложить новый сад, нужно порядка 700 тысяч рублей на гектар. Нам говорят: вы можете получить деньги 20% от суммы, но не больше 130 000, это и с субъекта федерации, и федеральные деньги. Но для того чтобы получить эти деньги, вы должны сделать специально проект закладки сада. Проект закладки сада на 1 гектар стоит около 100 тысяч рублей. А получишь ты 130. Но для того чтобы потом эти деньги получить, ты должен пройти огонь, воду, только медные трубы не проходить. И получается, что какой смысл?

М.К.: Медные трубы – позже.

П.Г.: Наоборот, придут прокуратура, милиция. А овчинка выделки не стоит. Тебе нужно потратить 700 000, но из них 130 тебе вернут. Но для того чтобы получить 130, ты должен 120 заплатить за проект. Наши агрономы без всякого проекта закладывают сад. Они примерно такую же квалификацию имеют, что и те институты, которые могут сделать этот проект. Даже лучше работают. Поэтому сама система получения этих федеральных и областных субсидий такова, что лучше их вообще не получать.

М.К.: А как же тогда вообще фермерство еще существует в нашей стране с такими ставками на кредиты, с тем, что деньги не доходят из бюджета, и вообще как люди выживают? Еще что-то пытаются посеять, собрать.

П.Г.: Все сельское хозяйство, особенно мелкое, о котором вы говорите, оно живет не благодаря, а вопреки этим законам. Но мы же другого ничего не умеем делать. Мы живем на этой земле, каждую весну мы идем и пашем, потому что у нас другого выхода нет, это наша работа, это наша жизнь. И что-то мы отправляем в город, чтобы они питались, наши любимые горожане, а что-то съедаем сами. Но если мы все бросим все и уйдем в город, представляете, что произойдет…

М.К.: Мы все оголодаем, как минимум.

П.Г.: Я думаю, что, понимаете как, мы ввозим продовольствия в Россию на 43-44 миллиарда долларов. Это очень большая сумма.

М.К.: А производим здесь сколько?

П.Г.: Честно, никто не знает. По большому счету…

М.К.: Нет таких данных?

П.Г.: Мы примерно знаем, сколько мы производим зерна. Особенно хорошо мы знаем, сколько мы его вывозим. Для примера скажу, что в этом году мы вывезли зерна почти на 19 миллиардов долларов. И, кстати, этот экспорт никто не поддерживает. Наоборот, вводят экспортные пошлины, как случилось в этом году. А знаете, на сколько мы вывозим вооружения?

М.К.: На сколько?

П.Г.: На 16 миллиардов. То есть, получается, что мы зерна вывозим больше, чем вооружения. Но экспортным вооружением у нас занимаются огромные государственные структуры. Это лоббируется на государственном уровне. А вот зерном у нас никто не занимается. Несмотря на это, мы все-таки очень большой по меркам мира экспортер. Нам бы помогать нужно. Потому что пока этот баланс вывоза и ввоза продовольствия для нас не очень хорош. Мы можем вывозить огромное количество мяса птицы, мы можем вывозить свинину, мы можем вывозить даже овощи, потому что у нас действительно очень хорошие возможности в этом смысле. Когда-то, 25 лет назад, мы производили около 100 миллионов тонн молока. Сейчас производим якобы 32, на самом деле гораздо меньше. У нас большой экспортный потенциал. Для того чтобы мы могли нарастить его, реально выйти на эти цифры, нам нужно хотя бы иметь такую же поддержку, как белорусы, потому что мы находимся в одном таможенном союзе, а совершенно разные условия поддержки сельхозпроизводителей. Они получают в разы больше, чем мы. У них совершенно другое законодательство. И государство там реально поддерживает сельское хозяйство.

А вот как мы там живем, многие то, что производят, к сожалению, съедают или выкидывают, потому что, вот, я вам говорил, какие цифры замминистра озвучивал. Но нам бы хотелось, чтобы к нам лицом повернулись. Вот и все.

М.К.: Помимо финансирования, еще наверняка существуют какие-то другие проблемы в этой отрасли. Что еще мешает жить фермерам?

П.Г.: Они широко известны. Ведь на самом деле когда-то не зря Советский Союз стирал грань между городом и деревней. Деревенские жители такие же граждане России, они тоже имеют право на то, чтобы получить бесплатное образование, не возить ребенка за 50 км в школу. Их дети хотят ходить в детские сады и точно так же платить за это небольшие деньги. Нам хочется иметь нормальные дороги, чтоб мы не только могли вывезти свою продукцию горожанам, но еще и доехать до театра до какого-то. И наши молодые люди, к сожалению, я имею в виду те, которые живут в сельской местности, они более ограничены в этих возможностях, чем городские. И, понимаете как, от этого происходит нежелание молодежи оставаться в деревне.

То есть проблема с кадрами на селе, особенно с молодыми кадрами, она очень остро стоит. Для примера скажу, что, читая лекцию в Сельскохозяйственной академии, попросил поднять руки, а там все-таки вечером пришли люди, которым интересно, что происходит в сельском хозяйстве, это были последние курсы. Так из 200 человек только 6 поднялось, которые сказали, что да, мы пойдем обратно работать в сельское хозяйство. Это ведущий аграрный вуз страны, в котором выпускники не хотят работать в сельском хозяйстве. У нас работа в сельском хозяйстве не престижна, мало оплачиваема и, в общем-то, затруднена с точки зрения социальной сферы, потому что все-таки социальная сфера на селе не развивалась на протяжении 20 лет.

М.К.: Я вас сейчас слушаю. Такое впечатление, что наши власти и фермеры живут в разных мирах. То есть власти не знают о проблемах в сельском хозяйстве, а сельское хозяйство выживает, как может, потому что не получает нужную помощь от государства. То есть получается, что они не хотят слышать вас, или не могут помочь? Как с этим?

П.Г.: Мы все входим в отраслевые союзы и встречаемся между собой. Один руководитель отраслевого союза, очень серьезного, Аркадий Злочевский мне как-то сказал: слушай, у меня такое впечатление, что министерство оглохло, нас просто не слышат. Во главу угла выходит то, что как ты правильно отчитался, какие ты назвал цифры, неважно, они правильные или неправильные. Как бывает, повышение получает тот офицер, который громко и быстро доложил, неважно, правду или неправду.

На самом деле я думаю, что люди, которые хорошо понимают в сельском хозяйстве, которые внедрились в это, понимают, что если мы в ближайшее время не изменим государственную политику, мы, скорее всего, получим проблемы с импортозамещением. И даже то, что мы производили раньше, мы производить не будем.

Кстати, для примера скажу, что в госпрограмме Российской Федерации, утвержденной правительством, по развитию сельского хозяйства, знаете, что написано?

М.К.: Что?

П.Г.: Что к 2020 году мы, то есть Россия должна достигнуть заработной платы в сельском хозяйстве половина от промышленности.

М.К.: Это сколько?

П.Г.: Это неважно. Важно другое. Что инженер в сельском хозяйстве должен получать половину от зарплаты инженера в промышленности. Ну кто же пойдет, какой нормальный инженер пойдет в сельское хозяйство, если даже государство записало в своих программных документах…

М.К.: Что он априори будет получать меньше денег, ровно половину.

П.Г.: Кстати, американские власти добились того, что фермеры Америки – самые обеспеченные люди. Они вышли в разряд самых богатых людей. И поэтому в Америке нет проблем с продовольствием. Ведь главная задача государства – обеспечить доходность производства сельхозпродукции. И тогда люди пойдут туда и будут работать. Ведь никто же не беспокоится, что у нас не хватает нефтяников, газовиков, банкиров или чиновников. Все пытаются туда пойти и устроиться на работу, там гарантированные зарплаты, там тарифами государство гарантирует повышение цены на электричество, газ, нефть или бензин. А у нас, получается, ничего не гарантировано. И тебе говорят: мы ввели санкции на год – давай, развивай производство. А через год мы эти санкции отменим. А поскольку у европейцев, американцев и у других гораздо больше поддержки, поэтому твоя продукция будет не конкурентоспособна.

М.К.: Хорошо. Сейчас самая страдающая отрасль в сельском хозяйстве, направление, которое в наиболее бедственном положении находится – это какое?

П.Г.: Трудно сказать. Понимаете, как. Мы же все очень связаны. Если цена на зерно очень высокая, то страдают производители мяса птицы или свинины. Но если цена на зерно низкая, то страдают растениеводы. Сейчас очень сильно страдают молочники. Потому что молоко – это такой долгоиграющий продукт, который нужно долго развивать. И, вложив огромные деньги, вдруг выяснили, что себестоимость молока, из-за того что повысились тарифы, налоги, многое что. Даже из-за курса доллара повысилась цена на запчасти к молочному оборудованию. У нас, к сожалению, нет российского молочного оборудования. А цена на молоко падает. Причем, падает необъяснимо. Мы видим, что молоко, например, покупается по 18 рублей, а продается в магазине по 50. Помните обращение костромских фермеров к президенту на прямой линии? Мы все время работаем в убыток. Когда-то это должно закончиться? Чем голосуют крестьяне? Ногами. Они уходят из этого бизнеса. И живого натурального молока, не того, которое из сухого молока, как у нас говорят, бодяжат, его становится все меньше и меньше.

И мы на пороге проблем в молочной отрасли, если не сказать, что они уже есть. А тут бравое заявление министра о том, что в ближайшие 2-5 лет он напоит Россию своим молоком. Но приписки, а мы знаем, что реально мы производим не 32 миллиона тонн молока, а скорее всего половину, потому что никто не верит, что другую половину молока, которую называют нетоварным, ее не перерабатывают, его выпивают там же, где производят. Это просто невозможно.

Поэтому министру надо разобраться в ситуации, убрать приписки, а потом сказать…

М.К.: Смотреть реально на то, что происходит и услышать вас, в конце концов.

П.Г.: Мы должны с конкуренцией, даже с белорусами, разобраться так, чтобы у нас было собственное молоко и сыр, масло, то есть продукция переработки.

М.К.: А насколько сложно или легко, я не знаю, фермеру дойти до конечного покупателя? Вся эта цепочка от производства продукции до магазина.

П.Г.: Такие хорошие вопросы задаете. Я просто сейчас пытаюсь получить разрешение на торговлю в Москве продукцией своего хозяйства – земляники. Мы крупнейший в России производитель земляники. И мы прошли огонь и воду, но пока еще не получили разрешение.

М.К.: Опять же, медных труб пока не дождались.

П.Г.: Да какие там медные трубы? Хотя непосредственно в прошлом году нам дали такое разрешение, немножко обойдя закон. В этом году сказали: слушайте, мы не хотим больше платить штрафы или получить нарекания от Федеральной антимонопольной службы, идите и договаривайтесь сами в Федеральную антимонопольную службу. Но наш бюрократический механизм работает очень медленно. А ягода зреет очень быстро. И я уже понимаю, что мы опаздываем. Мы не сможем получить вовремя документы. А без документов, если мы поедем в Москву и начнем продавать свой урожай, который, кстати, в течение одного дня если не продашь, то можно уже перерабатывать или выкидывать, то мы его просто потеряем.

А у нас само государство говорит: давайте, фермеров мы поддержим. А с другой стороны есть такие законы, как дислокация дистационарных торговых мест, где ты должен выиграть тендер раз на год. А если у тебя земляника три недели, тебе на год этот тендер...

М.К.: У вас же вообще сезонный продукт. Это же надо решать срочно-срочно.

П.Г.: А это никак не учтено нигде. И только 19-20 статья закона о конкуренции может позволить, если орган местного самоуправления обратится в ФАС, ФАС рассмотрит этот вопрос, скажет ему – да, разрешить, тогда они должны выписать нормативно-правовой документ, который позволит в таких-то конкретных магазинах такой-то конкретной организации это сделать. Но для того чтобы получить этот документ, нам нужно время. А иногда месяц, два или три. За это время уже продукция может пропасть. И, знаете, мы привыкли к тому, что деньги на посевную в России мы получаем к уборочной. Вот так работает наш бюрократический механизм.

М.К.: То есть на следующую посевную? А эти деньги будут все равно потрачены на…

П.Г.: Потому что пока ты эти документы соберешь, пока ты со всеми чиновниками договоришься, пока они не выпустят свое постановление, а их надо согласовывать, а это не один месяц, к тому времени у тебя нечего уже будет продавать. И поэтому реально получилось так, что все вот эти разговоры о том, что мы освободим фермера от большого количества бумаг, мы дадим ему возможность торговать в городах – это осталось разговорами. Потому что все равно ты никогда не пройдешь… а тебе еще работать надо, тебе нужно сеять, пахать. Поэтому фермеров в Москве и в других городах вы не видите, потому что ему легче выкинуть в канаву свою продукцию, чем пройти вот этот частокол из бюрократических препон.

М.К.: Хорошо. А если, допустим, предположить, что у фермера все-таки есть какой-то покупатель его продукции, и он дальше продает это в магазинах, в каких-то торговых точках. Каково ценообразование? Сколько цен прибавляется при изначальной стоимости продукции?

П.Г.: Понимаете, вы можете по разным продуктам посмотреть. Мы иногда продаем, например, овощи по 10 рублей и видим их на прилавках по 30. То есть три цены. И никак не можем понять, почему это происходит. Нам это объясняет какой-нибудь владелец сети, что у нас вообще рентабельность 3%. Мы научились уходить от налогов, научились свои издержки так описывать, что мы не показываем. А мы честные крестьяне. Произвели за такие-то деньги, а потом приходим на рынок. А на рынке в этот момент появляется белорусская, польская, которая привезена через Беларусь…

М.К.: Турецкая.

П.Г.: Турецкая и какая угодно продукция, которая конкурентоспособна, я вам рассказывал, почему. Например, во всех сельскохозяйственных продуктах есть 52 цента из 1 евро – это поддержка государства. Поэтому они могут демпинговать, а мы демпинговать не можем. И поэтому мы приходим, говорим – слушайте, по такой цене. Они говорят: да ладно, мы сейчас из Турции привезем помидоры или огурцы какие-нибудь из Беларуси – и цена упадет. И ты продашь нам по рыночной стоимости.

Мы говорим: так это же ниже себестоимости. Они говорят: неважно, какая разница, ну разоришься, у нас торговля, рынок. Я никак не могу понять, почему, когда с нами стоит какая-то электростанция и вырабатывает электричество, все рассказывают, по 70 копеек, то почему через 200 км это электричество продают нам по 6 рублей 20 копеек? Потому что государство так написало тариф. А вот если ты продал молоко в три раза, к тебе приходит прокуратура, говорит: почему молоко продал дорого? Нет ли ценового сговора у тебя?

М.К.: Какая-то здесь заковыка должна быть.

П.Г.: Да, заковыка. И государство, с одной стороны, наверное, поддерживать должно какой-то бизнес. Но оно все время поддерживает монополистов – Газпром, Роснефть, энергетические компании, тех, кто производит и продает нам за бешеные деньги минеральные удобрения. А нам говорят: вы же на рынке, давайте торгуйте. И вот в этой ценовой вакханалии мы оказываемся последними. А у нас еще одна другая проблема, которая очень серьезна для нас. Мы-то продаем свою продукцию гражданам. А если у граждан нет доходов, у них маленькая покупательная способность, то, как ни крути, выкидывать же нельзя, значит, по какой-то цене им отдаем эту продукцию. Между нами и гражданами стоит кто? Торговые сети, которые накручивают 2-3 цены. И граждане не покупают, они бы могли больше покупать. Но поскольку торговые сети задирают эти цены, мы оказываемся в ситуации, когда им дешево им продаем, а потом видим то же самое, только в магазинах очень дорого. А на рынке, как я вам рассказывал, пройти мы не можем.

М.К.: А вообще существует какой-то рецепт, для того чтобы сельское хозяйство было прибыльным? Или в нашей стране это невозможно с нашей системой?

П.Г.: Вы знаете, с нашей системой это точно невозможно. Но ведь есть разные системы, которые построили государства, которые работают, реально сделали работников сельского хозяйства богатыми людьми. В Америке это система, которая позволяет через карточки, через то, о чем сейчас стали говорить, малообеспеченным дать возможность купить много продовольствия американского. И за это отвечает Министерство сельского хозяйства США. И оно считает справедливую цену и говорит фермерам: как бы вы ни поработали, если мы видим, что это природный катаклизм или еще что-то, то мы в любом случае дадим вам такую цену, чтобы вы не разорились. Так называемая справедливая цена, которая в любом случае выше себестоимости.

Европейцы идут по другому пути. Они говорят: слушайте, мы понимаем, что вы работаете в такой отрасли, где все время убыток. Мы вам даем из расчета на гектар от 300 до 900 евро. Просто вспахали 100 гектар – получили 90 тысяч евро. И я как-то приехал к голландцам, к фермеру, мы смотрели аппаратуру, оборудование для дойки коров. У него стоят роботы. И я его спрашиваю: слушай, сколько ты получаешь прибыли? Он говорит: 25 000 евро в год. Я говорю: хорошо, а сколько тебе государство помогает? Он говорит: 25 000 евро. То есть они так посчитали, что он работает без убытка, но прибыль вся его – это практически дотации государства. С весны 2015 года им отменили квоты на молоко, и он теперь должен производить больше молока, ему гарантируют, что это молоко все-таки заберут. Государство построило систему логистики и практически забирает у него его продукцию.

М.К.: То есть, получается, без того момента, когда государство и Минсельхоз все-таки повернутся лицом к вам, к фермерам, которые производят продукцию, выращивают пшеницу, доят коров, мясомолочную продукцию производят – без этого никакие шаги в сторону развития нашего сельского хозяйства не будут совершены?

П.Г.: Я бы даже больше сказал: надо переходить от деклараций к действиям, потому что мы оказались в системе, вступив в ВТО…

М.К.: Первый шаг какой должен быть?

П.Г.: Прийти к белорусам и сказать: ребят, давайте договоримся, мы не понимаем ничего, давайте мы вашу систему просто перенесем в Россию и будем работать точно так же. Как Казахстан вообще отменил тарифы на перевозку зерна по территории Казахстана. И поэтому зерно стало конкурентоспособным. Давайте тогда мы это сделаем. Потому что нельзя же находиться в одном экономическом пространстве и иметь совершенно разные налоговые системы, совершенно разные системы поддержки сельского хозяйства. И мы отдаем свой рынок белорусам и казахам, а сами сидим и говорим: слушайте, какие мы молодцы, мы же столько про импортозамещение рассказываем.

М.К.: Я надеюсь, что вас услышат. И, может быть, все изменится к лучшему. Надо на это надеяться. Спасибо вам большое.

П.Г.: Вы оптимистка.

М.К.: Да, я оптимист. Спасибо вам большое. У нас в гостях был Павел Грудинин, директор совхоза имени Ленина, заслуженный работник сельского хозяйства России.