Следствие идёт в интернет!

Гости
Марина Балуева
сопредседатель профсоюза «Учитель»
Дмитрий Мариничев
интернет-омбудсмен

Петр Кузнецов: Мы продолжаем. У нас еще одна тема. До конца этого часа поговорим об Интернете, поговорим о детях в Интернете.

Интернет – зло? С ним нужно бороться? В данном случае, конечно, не полностью побеждать, но взять под усиленный контроль? Что и предложил генпрокурор наш. Игорь Краснов считает, что это одна из причин подростковой преступности и суицидов среди несовершеннолетних.

Ольга Арсланова: Дело в том, что, пользуясь Интернетом, дети вовлекаются в деструктивные молодежные движения, сами становятся жертвами, сами становятся преступниками. По словам генпрокурора, контроля в Сети сейчас недостаточно, и есть упущения в организации профилактической работы органов опеки и комиссий по делам несовершеннолетних. Правда, начать он почему-то предложил именно с Интернета, а не с них.

Петр Кузнецов: И еще одна новость. Оказывается, она только для Петербурга пока. Там выяснилось, что учителям местным приказали искать среди учеников неформалов, согласно новой методичке от Комитета по образованию Администрации Петербурга. Классным руководителям (сейчас даже процитирую) «необходимо незамедлительно составить служебную записку на имя директора, если они найдут в соцсетях у учеников призывы к экстремизму и терроризму, оправдания нацизму, травлю сверстников, которая может привести к так называемому скулшутингу (стрельбе в школах) и Колумбайну».

Ольга Арсланова: Примерно то же самое.

Петр Кузнецов: Да. Не знаю, почему их разделили. «Или причисление себя к неформальным молодежным группам». Вот методичка в Петербурге.

Ольга Арсланова: А к каким группам? Давайте еще раз расскажем, это любопытно. Вдруг это про вас, про вашего ребенка.

Это объединения неонацистского, неофашистского, антифашистского характера, сатанисты, анархисты, скинхеды, футбольные хулиганы и радикальные движения националистического толка. На таких детей нужно «настучать» и служебную записку с данными об ученике передать, еще раз напомню, директору школы.

Что с этим будут делать учителя? Обязательно узнаем, поговорим чуть позже.

Петр Кузнецов: А давайте прямо сейчас. Марина Балуева, сопредседатель профсоюза «Учитель», с нами на связи. Здравствуйте.

Ольга Арсланова: Здравствуйте.

Марина Балуева: Здравствуйте.

Ольга Арсланова: Расскажите, пожалуйста, вы уже получили такую методичку, рекомендации эти?

Марина Балуева: Я знакома с этой методичкой, я ее видела. Более того, я знаю, что уже отказались у нас в Комитете по образованию – сказали, что это добровольно, что это необязательно и что как бы это просто совет, рекомендация. Но известно, что у нас практика таких негласных указаний очень развита, и нет никакой гарантии в том, что не будут принуждать классных руководителей.

Петр Кузнецов: Просто получается, что еще и ответственность перекладывается дополнительная на учителя в этом смысле.

Марина Балуева: Да, конечно. Непонятно. То есть если учитель заметит что-то в Интернете, что ему не понравится… То есть предполагается, что учитель сидит в Интернете целыми днями и рассматривает страницы своих учеников. Это не так. Многие учителя вообще не контактируют, например, в соцсетях со своими учениками. Это право выбора: либо пользуются этим, либо нет. Это вопрос их выбора, их компетенции.

Ольга Арсланова: То есть я правильно понимаю, что вы не будете следовать лично этой методичке?

Марина Балуева: Нет. Конечно нет. И я думаю, что большинство не будет следовать. Зачем она выпущена – вообще не понятно.

Петр Кузнецов: Марина, тем не менее, как вам кажется, на сегодняшний день есть ли проблема, на которую уже обратил внимание генпрокурор?

Марина Балуева: Проблема есть, безусловно, да. Конечно, это проблема. Но, на мой взгляд, эта проблема все-таки коренится в том, что школа провоцирует насилие. То есть у нас очень авторитарная школа, которая, конечно… К детям нужно подходить более тонко и использовать педагогические приемы, чтобы этого не было. Проблема есть, безусловно. Более того, отслеживать в Интернете такие вещи должны, наверное, специалисты Центра «Э» или прокуратуры, или кто-то, кто обязан это делать по своим служебным обязанностям.

Ольга Арсланова: Скажите, а у вас бывают ситуации, когда какой-то ученик вызывает тревогу, подозрение, что у него что-то может быть не так? И как в таком случае вы действуете?

Марина Балуева: Безусловно, такие ситуации есть почти у каждого учителя. И есть методы. Во-первых, для этого нужно доверие. Для того чтобы подойти к ученику, нужно иметь время. То есть учитель не должен быть загружен, во-первых, какой-то посторонней работой – хотя бы даже для того, чтобы он заметил, что с учеником что-то не так.

И второе – нужно доверие. Понимаете, если учитель будет доносить, смотреть соцсети, а потом писать докладные, то с таким учителем ни один ученик разговаривать не будет. И ничего сделать будет невозможно.

Петр Кузнецов: Марина, что касается насилия, в том числе и в российских школах. Ну согласитесь, такие случаи происходили и раньше, то есть, скажем так, задолго до Интернета. Может быть, не Интернет виноват все-таки?

Марина Балуева: Да, безусловно. Сама авторитарная система, которая вызывает протест у подростков, чувство одиночества, когда такой казарменный стиль управления у нас зачастую в школах сейчас, нет теплой доверительной обстановке. То есть предлагается делать что-то ровно наоборот тому, что должно было бы делаться. Такая слежка не даст ничего, на мой взгляд.

Петр Кузнецов: Но есть ощущение, что у нас в России пока никто не знает, как с дикой подростковой агрессией бороться.

Марина Балуева: Нужно создавать благоприятную обстановку в школах. Школа должна быть комфортной для учеников.

Петр Кузнецов: Вы так говорите на самом деле, Марина, как будто бы источник агрессии нужно искать даже не в семье, а именно в школах.

Марина Балуева: Да.

Петр Кузнецов: Вы очень много говорите об атмосфере в школе.

Марина Балуева: Ну, хорошая школа, удобная, с хорошими и внимательными педагогами, она может компенсировать отчасти то, что происходит в семье. И в доброй доверительной обстановке можно как раз работать с учениками такими.

Петр Кузнецов: То есть не только учить, но и воспитывать школа должна?

Марина Балуева: Да, школа должна воспитывать, конечно. Но не так императивно, как это делается сейчас, когда учителю предписывается воспитывать сверх тех громадных обязанностей, в том числе бюрократического характера, которые на него возложены.

Ольга Арсланова: Под палкой, что называется.

Но вопрос еще вот в чем. Мы же говорим не только о том, что подростки агрессивные, а о том, что подростки и дети могут стать жертвой каких-то групп, деструктивных в том числе. И что школа сейчас делает для того, чтобы привить какую-то информационную гигиену детям в Интернете? Есть какие-то, может быть, занятия, где объясняют, как это все работает, в чьих интересах, что туда не нужно ходить, этим деньги лучше не перечислять, ну и так далее?

Марина Балуева: Ну, время от времени объявляются так называемые классные часы. То есть это дети собираются, и им читается лекция о том, что такое хорошо, а что такое плохо. Конечно, подростку, который попал в сложную жизненную ситуацию, этого мало, потому что, как правило, такому подростку нужен значимый взрослый, с которым доверительные и хорошие отношения. Лекции мало помогают в таких случаях.

Петр Кузнецов: Марина, напоследок скажите, пожалуйста, чем, по-вашему, должен заниматься образцовый подросток в свободное время?

Марина Балуева: Ну, он, вообще-то, ничего не должен никому. Слово «должен» здесь не очень подходит.

Петр Кузнецов: Хорошо. Может.

Марина Балуева: Образцовый? Он должен…

Петр Кузнецов: Хотелось бы, чтобы занимался.

Марина Балуева: Хотелось бы, чтобы он занимался тем, что ему интересно. Это могут быть очень разные занятия. Может быть, он будет ходить в спортивную секцию, а может быть, будет сидеть дома и читать книги, или помогать маме. Главное, что он должен быть спокоен и он должен правильно и нормально развиваться, вне стресса и тех проблем, которые зачастую…

Ольга Арсланова: Скажите, а есть у учителя современного сегодня время на то, чтобы установить какой-то более тонкий психологический контакт с учеником и отчасти создать, поучаствовать в создании этой атмосферы правильной школы, как вы говорите?

Марина Балуева: Нет. Сегодня, во-первых, нет времени, учителя перегружены. Они вынуждены брать больше уроков, чтобы зарабатывать. Они несут большую бюрократическую нагрузку.

Но также учителя сами подвергаются такому психологическому насилию – их вынуждают делать обязанности, которые они не обязаны делать. Но если они будут нелояльными, то их могут уволить. И так далее. То есть они сами являются объектом такого психологического насилия, поэтому они зачастую просто теряют ориентиры. Они думают, что могут приказывать детям так же, как приказывают им. И здесь очень сложно! Редкий учитель, редкая школа, которая может установить такую атмосферу.

Ольга Арсланова: Спасибо вам. Марина Балуева, сопредседатель профсоюза «Учитель», была в эфире.

Мы общались с россиянами, с жителями разных городов, и спрашивали, контролируют ли они, чем дети занимаются в Интернете. Давайте посмотрим.

ОПРОС

Петр Кузнецов: Спорный совет.

«Этим должны заниматься спецслужбы, а не учителя», – сообщение из Рязанской области по поводу контроля того, чем занимаются дети, особенно в Интернете. «Общество очень нездоровое – вот отсюда беда», – это мнение из Волгоградской области. И сообщение из Краснодарского края: «Опять не с того начинают. Вместо никому не нужных стадионов надо было строить школы с бассейнами и кружками по интересам. В регионах школам по 100 лет».

Но мы в Интернет возвращаемся. С нами сейчас на связи Дмитрий Мариничев, интернет-омбудсмен. Здравствуйте, Дмитрий.

Ольга Арсланова: Здравствуйте.

Дмитрий Мариничев: Добрый день.

Ольга Арсланова: Если мы говорим о подростках, то их всегда интересуют разные штуки, иногда на грани, какие-то пограничные, иногда запрещенные. Если власть начнет активнее следить в Интернете за этими объединениями, то к чему это приведет?

Дмитрий Мариничев: Вы знаете, на самом деле я, наверное, являюсь сторонником достаточно жесткого администрирования школьных сетей, потому что я сам неоднократно прихожу в разные школы и смотрю, как у них устроен доступ. Обычно школьники очень легко обходят блокировки, они обмениваются паролями друг с другом сразу, передают информацию, как и куда заходить, как и куда присоединяться. И это не совсем корректно и не совсем правильно.

Также мы понимаем, что у школьников достаточное количество точек контактов с Интернетом, но конечные устройства, которыми они пользуются – например, те же смартфоны, – они все-таки находятся на контрактах взрослого человека. И здесь немаловажно, чтобы и оператор сети, и, соответственно, администратор школы, и, соответственно, сам родитель – они были в одной упряжке, в одной связке и действовали синхронно. Тогда, собственно говоря, ребенка можно оградить и от противоправной информации, и можно контролировать посещение любых ресурсов, и не только.

Точно так же, как на сегодняшний день производители телефонов позволяют ограничивать время пользования теми или иными приложениями для ребенка, – всем этим нужно пользоваться, это все нужно изучать и не лениться нам самим заниматься этим администрированием, потому что, я повторю, это наша ответственность.

Ольга Арсланова: То есть этим должны заниматься представители власти, а не семья, вы считаете, – изучением страниц в соцсетях ребенка?

Дмитрий Мариничев: Я говорю о том, что ответственность не может быть на одной какой-то стороны: это делает государство или школа, или семья. Ответственность лежит сразу на всех, и она должна быть распараллелена. И все должны понимать, что делают, в какую точку хотят прийти, с точки зрения контроля информации и контроля за собственным ребенком.

Ольга Арсланова: Тем не менее многие школьники уже в курсе, как проникнуть в Даркнет, где есть реально все.

Петр Кузнецов: И куда почему-то следствие не проникает.

Ольга Арсланова: Даже просто не будем говорить, что там есть. Просто все.

Дмитрий Мариничев: Естественно. Но вы должны понимать, что проникать в Даркнет или заходить на какой-либо сайт, или пользоваться каким-либо приложением – все это передается из уст в уста в большинстве своем, а не находится где-то в Сети ребенком самостоятельно. Поэтому это все тоже социальное общение – и внутри класса, и внутри школы, и, может быть, во дворе или в том кругу общения, в котором ребенок находится. Как раз у детей гораздо быстрее передается информация о тех возможностях, которые нужно применить, чтобы попасть куда-либо или пользоваться чем-либо, в отличие от взрослых.

Ольга Арсланова: То есть я правильно понимаю, что сейчас планируется следить за каким-то контентом, который по закону никак не регулируется? Ну хорошо, вот дети обсуждают свои какие-то взгляды незрелые, может быть, политические или еще какие-то. Это что – запрещенный контент? Он уже запрещен? Так почему эта группа существует? Почему ее не закрывают?

Петр Кузнецов: И потом, у нас уже есть вроде как закон «О защите детей от вредоносной информации». Кажется, так он называется.

Дмитрий Мариничев: Ну, здесь вы касаетесь очень сложных таких технологическо-социальных отношений и внутри Интернета, и вообще внутри общества в целом. Я не готов ответить. Я думаю, что никто не готов ответить, как это необходимо сделать.

Естественно, контент, который сохранился в какой-то рабочей группе или просто в группе социальной сети, если он будет противоправным, то он несет угрозу для ребенка, в том числе с точки зрения закона. Это опасность, реальная опасность. Особенно принимая во внимание, что ребенок, как вы правильно заметили, не способен квалифицировать свои собственные действия и то, что он пишет, то, что он обсуждает. Для него нет грани добра и зла или законного и незаконного. И здесь как раз, может быть, наш закон слишком суров по отношению к подросткам в этом плане. И здесь нужно смягчать планку.

Опять же мы с вами понимаем, что ноги растут не из Интернета. Интернет – это здесь просто инструмент, это среда общения, среда сохранения информации, управления информацией. Почему это обсуждается? Интересы, возможности коммуникации – это, соответственно, наша повседневная жизнь. Это то, что у ребенка в голове. А в голове опять же закладывается общение в семье, в школе и на улице.

Поэтому мир не меняется за последние 100 лет, все одинаково. Когда-то были студенческие кружки, в которых состоял Владимир Ленин, как вы прекрасно помните, и они тоже были экстремистские на тот момент.

Петр Кузнецов: Помним как сейчас, Дмитрий.

Давайте послушаем Татьяну из Московской области.

Ольга Арсланова: Здравствуйте.

Петр Кузнецов: Бабушка, мы так поняли, которая хочет пожаловаться на своего внука.

Зритель: Да, хочу пожаловаться, конечно.

Ольга Арсланова: Давайте.

Петр Кузнецов: Ленина вспоминали мы не зря. Пожалуйста.

Зритель: 28 часов сидит в Интернете, 28 часов!

Петр Кузнецов: То есть вы засекали секундомером?

Зритель: Я просто говорю. Не вылезает из него.

Ольга Арсланова: А что он делает там? Вы знаете, чем он там занимается?

Зритель: Я не знаю, конечно.

Петр Кузнецов: А он не подпускает вас, да?

Зритель: Нет конечно. Он прячет телефон, он прячет свой ноутбук, закрывает его.

Ольга Арсланова: Это немножко другая проблема все-таки. Многие подростки сейчас так делают, многие.

Петр Кузнецов: Может быть, в это время он как раз и сидит…

Ольга Арсланова: Может, он там учится.

Зритель: Зря семью ругают. Надо как-то перестраивать вообще всю эту систему, потому что они уже вообще зомбированы просто этим Интернетом. В частности, я говорю о своем внуке. Понимаете, он уже зависим от этого Интернета.

Ольга Арсланова: Спасибо большое, понятно.

Петр Кузнецов: Я извиняюсь, а больше некому повлиять, кроме бабушки, да?

Зритель: Нет, некому.

Ольга Арсланова: Дмитрий Николаевич, вопрос: а вот почему? Что не так с современным миром? Почему подростки все самое сокровенное, самое интересное держат там? Почему для очень многих этот виртуальный мир, общение там – это более ценное, чем реальность?

Дмитрий Мариничев: Потому что это новый мир. Это дополненная технологическая уже реальность, которая имеет еще одну грань или, можно сказать, еще одну координату. Без нее уже люди вряд ли смогут в ближайшем будущем. Это точно так же, как вы дышите воздухом, а потом научились дышать под водой, можете дышать и там, и там. Откажетесь вы от этой возможности? Вероятно, нет.

Соответственно, Интернет не заменяет общение, он все равно делает из нас те общества, те коммуникационные среды, которые делаются и в повседневной жизни, когда мы встречаемся на улице или в школе. Это одно и то же. Просто технологическая среда быстрее, и копипаст в ней гораздо быстрее, передача информации, знаний быстрее, непосредственное взаимодействие.

И говорить о том, что подростки или люди все сидят в Интернете – ну, это уже как бы утопично в достаточной степени. Мы не сидим в Интернете. Мы живем в среде дополненной реальности, по сути своей. И дальше будет все больше, больше и больше. Мы начнем коммуницировать с вещами с помощью этой среды, мы начнем управлять инструментами, автомобилями, механизмами. И это уже будет неотъемлемой частью нашей жизни.

Поэтому здесь нужно говорить о том, как нам теперь жить в этой новой реальности и как нам воспитывать детей и воспитывать самих себя, не более того. Это, можно сказать, проблема не технологическая даже, а философская. И об этом думали великие умы еще и 100, и 200, и 300 лет назад, и больше. Они понимали, что к этому будем приходить. И сейчас, опять же на стыке различных технологий, мы сходимся в том, что нужно думать об этике, морали и философии.

Ольга Арсланова: Спасибо.

Петр Кузнецов: Спасибо, спасибо. Дмитрий Мариничев, интернет-омбудсмен, его комментарий. Говорили о детях в Интернете.

Это дневное «Отражение». Спасибо.