Станислав Садальский: Комедийные актеры кумирами никогда не становятся

Сергей Николаевич: Здравствуйте. Это программа "Культурный обмен" на Общественном телевидении России. С вами Сергей Николаевич. В записных книжках Антона Павловича Чехова мы находим одно примечательное наблюдение: "Странные люди эти артисты. Да и люди ли вообще?" Сегодня мы попытаемся подтвердить или опровергнуть это наблюдение А.П. Чехова с нашим гостем, который сам известный артист и про артистов знает все. В какой-то момент он даже освоил и журналистскую профессию, став одним из самых популярных блогеров и колумнистов. У нас в гостях Станислав Садальский.

Станислав Садальский – актер театра и кино, теле- и радиоведущий, заслуженный артист России, народный артист Грузии, народный артист Чувашии, один из лучших острохарактерных актеров России. Окончил ГИТИС (мастерскую Ольги Андровской и Григория Конского). Сразу после окончания института был принят в труппу театра "Современник", где проработал с 1973 по 1982 год. Особую популярность и любовь зрителей артисту принесли роли в фильмах "Место встречи изменить нельзя" Станислава Говорухина и "О бедном гусаре замолвите слово" Эльдара Рязанова. В настоящее время Станислав Садальский много работает в антрепризе, а также является одним из самых популярных российских Интернет-блогеров.

С.Н.: Здравствуйте, Стас.

Станислав Садальский: Привет-привет-привет! А правда, что все театроведы – неудавшиеся актеры?

С.Н.: Ну прямо за всех не скажу, но, безусловно, перед вами сидит человек, который пытался поступить на актерский факультет, и не взяли, пришлось идти в театроведы.

С.С.: А вы знаете, для меня большая часть находиться у вас. Потому что в свое время – мы с того давнего советского времени – к Николаевичу если попасть, тогда я просто мечтал, чтобы вы что-то, хоть одну букву написали про меня. Теперь мне это абсолютно наплевать. Правда, когда вы меня пригласили, я просто не пошел, я побежал к вам.

С.Н.: Правда?

С.С.: Да. Но в советское время это действительно была… Раньше статью напишут, надо было действительно идти и смотреть спектакль, сейчас…

С.Н.: Мне ужасно приятно, что вы это помните, эти времена.

С.С.: Да-да-да. Сейчас журналисты: "Скажи мне, гадина, сколько тебе дать?", абсолютно наплевать, никто не верит журналистам, а вы из той славной плеяды.

С.Н.: Спасибобольшое.

С.С.: Das ist kein Komplement, das ist richtig.

С.Н.: Danke schoen.

С.С.: Bitte sehr.

С.Н.: Стас, скажите. Все-таки ваша актерская судьба, как-то жизнь делится, может быть, на два периода, может быть, их больше. Но есть актер Стас Садальский, снимавшийся у Рязанова, игравший в театре "Современник", я прекрасно помню вашего Фарятьева (мы, может быть, вспомним эти славные времена). И есть другой период новейшей истории, скажем так, когда вы стали писать про артистов, когда вы были связаны с какими-то скандалами, с какими-то историями, это блоги, это экспресс-газеты и так далее. И всюду, в общем, вы, мне кажется, играете какую-то роль, это всегда некая маска, это всегда некий образ.

С.С.: Это правда.

С.Н.: Да? Мы пройдемся, может быть, по всем периодам, но начнем все-таки с вашего актерства. В вас всегда жила, судя по вашим интервью и признаниям, эта жажда играть.

С.С.: Это правда.

С.Н.: Вот вы знаете, даже есть такое понятие "homoludens", человек играющий. Вот вы, собственно говоря, мне кажется, к этой породе и принадлежите. Вы с самого детства знали, что вы будете актером.

С.С.: Это правда.

С.Н.: Да? Но тогда я понимаю, что первый раз какой-то облом произошел, вас не взяли в училище, в театральные вузы, хотя вы всюду поступали. Но потом-таки вас взяли, и не куда-нибудь, а в Московский художественный театр на курс Ольги Андровской…

С.С.: Григория Конского. У меня есть знаменитый… Вот ваша студия находится напротив филиала Художественного театра, там есть, вы знаете, знаменитая фотография, где Булгаков сидит на ступеньках – это моя фотография от Конского, Конский и Булгаков. Я учился в ГИТИС, но педагоги мои были учениками Станиславского.

С.Н.: Ученики Станиславского, то есть это был все-таки…

С.С.: Да. И Григорий Конский был средний актер, но он был великий педагог. И как правило, средние актеры могут рассказать, как надо играть, хорошие артисты не могут, они в принципе глупые люди, все хорошие артисты, но есть исключения.

С.Н.: У вас после окончания, я так понимаю, ГИТИСа – простите, я думал, что это был МХАТ, среагировал на имена Андровской и Конского – вас взял к себе Андрей Гончаров.

С.С.: Я был студентом 4 курса, я бы даже еще не закончил, это был октябрь-ноябрь, и он меня пригласил к себе…

С.Н.: …в Театр Маяковского.

С.С.: Да.

С.Н.: А почему там ничего не получилось?

С.С.: Вы знаете, он стал со мной разговаривать, а я не люблю, когда со мной с позиции силы разговаривают.

С.Н.: Но он режиссер, он главный.

С.С.: Для меня это вообще нет. Для меня когда на меня кто-то кричит, я сразу начинаю плакать, у меня сразу слезы, я сразу должен делать на 3 октавы выше: "Хватит разговаривать", и он устал кричать. Он говорит: "Если я разговариваю, я обязательно руками, руки должны висеть – что это за эфросятина у тебя? Руки висеть должны, хватит!" Так на меня кричать стал, я говорю: "Вы знаете, научитесь разговаривать, а потом приглашайте" и ушел, пошел учиться.

И это мне откликнулось. В 1974 году я пришел на премьеру "Энергичные люди" в Театр Маяковского, меня уже в "Современник" взяли, я уже успешный, уже приглашали сниматься. Мне там… Вы знаете, актерам дают входные билеты, куда сесть, не знаю, куда сесть… Стою, сейчас вот-вот начнется спектакль входной, и мне директор говорит: "Вы Садальский?" Я говорю: "Да". – "Можно вас на минутку?" Меня вызывают туда в коридор, говорит: "Андрей Александрович, я привел, кто это?" Он говорит: "Что, вы незнакомы? Это Станислав Садальский. Покажите, где выход из нашего театра". И меня выгнали из театра, я больше туда никогда не ходил, ни один спектакль. Были премьеры, меня, конечно, вот так…

С.Н.: Слушайте, это какая-то определенная, скажем так, склонность к скандалу, к некоему…

С.С.: Я сам. Это, вы знаете, очень здорово…

С.Н.: Это такое самоутверждение или попытка как-то защититься от этого прекрасного театра?

С.С.: Сальвадор Дали сказал: "Самая большая проблема моей жизни – чтобы обо мне говорили, в крайнем случае хорошее". Я понимаю, если ты актер, ты публичный человек, я в принципе… Это вам покажется парадоксом, но я не скандальный человек, я просто сам провоцирую, я абсолютно не скандальный.

С.Н.: Хорошо. "Современник" был на тот момент самый модный театр, ну один из, их буквально было три: "Таганка", "Современник" и Эфрос на Малой Бронной. Вас туда берут, и ролей нет.

С.С.: Ролей нет.

С.Н.: Или они все-таки какие-то были?

С.С.: Нет. Мне давали сказку "Принцесса и Дровосек", утром давали сказку, а вечером все мне говорили: "Ты никто и ничто", я все время: "Ты никто и ничто". Я ненавидел массовку, думал: зачем заканчивать… Меня брали еще три театра, зачем брать массовку? И однажды меня назначают, я вам сейчас в первый раз это рассказываю, есть такой режиссер…, был такой, и он делал "Доктор Стокман", и меня в массовку. Я ненавижу эту массовку, прямо ненавижу, меня прямо трясло. Он меня назначает в массовку, я говорю…

С.Н.: Это шло тогда, кажется, под названием "Враг народа" с Игорем Квашой.

С.С.: Да-да, "Враг народа" с Игорем Квашой. И я говорю: "Я у вас не принимаю эту массовку". А он говорит: "Нет, у меня нет массовки, вот Станиславский…" Я говорю: "Станиславский один раз сыграл в массовке и уже 184 раза для писателей, для дураков". Он говорит: "Нет, вы придете". Я говорю: "Вы знаете, молдавская земля не рожала гениев. Вот я приду, вам мало не покажется", и меня вычеркнули из массовки.

С.Н.: Слушайте, ну вы как-то очень хлестко и жестко общались с режиссерами главными и неглавными, у меня такое чувство.

С.С.: Это правда, это правда. И потом, вы знаете, я проработал 9 лет в театре, для меня эта рана до сих пор не заживающая. Галина Волчек собрала всю труппу, там 6 не очень хороших артистов, средних теперь артистов, меня в том числе (я не говорю о своей степени дарования, может быть, я такой же, как и они), и говорит, что мы вас сокращаем либо переводим на договор. Что значит на договор? – это чтобы я год поработал, а потом неизвестно, продлят со мной договор или нет, а тогда в штате, в штате и пенсия, вот это… Штат, как же ты не в штате? И вот меня из штата… И вот, вы знаете, все молчат, я абсолютно говорю: "Меня ждут иностранные компании, всего доброго, досвидос" и написал заявление об уходе, ушел. Но это незаживающая рана.

Знаете, много лет спустя у меня была премьера фильма Мельникова по Достоевскому "Чужая жена". Смоктуновский, Ефремов… А, да, в американском посольстве. И Волчек… А у меня язык уже был развязан, ла-ла-ла, ла-ла-ла, думаю: сейчас Волчек придет, ой, рот открою, мало не покажется Галине Борисовне. Приходит Галина Борисовна и говорит: "Стас, как жалко, что ты ушел из театра", и я: "Здравствуйте, Галина Борисовна".

С.Н.: Слушайте, ну вот вы говорите, что ролей не было, а я же вас помню в "Фантазиях Фарятьева", и это была главная роль.

С.С.: Это вот один раз.

С.Н.: Один раз так и удостоился.

С.С.: Да-да. Нет, это было… Лилия Толмачева, ее был дебют на сцене.

С.Н.: Режиссера.

С.С.: Режиссера, да. Лилия Толмачева…

С.Н.: И Марина играла главную роль.

С.С.: Да, у нас был такой флер с Лилией.Против меня стала Марина Неелова, стала против меня так, просто сжирать меня стала. Говорили, что я говно, я никто. Я в роли, я должен потихоньку думать, я не могу сразу роль, я все время думаю, у меня роль только в конце, я по слогам, но я все время думаю. И они меня съели. Потом мне дали играть, потом Игорь не смог, дали играть, но имя артиста делается на премьере. И кстати, вот тогда на одну из "Фарятьевых" пришел Говорухин и пригласил меня сниматься, это тоже была такая судьбоносная моя…

С.Н.: В любом случае эта роль оказалась судьбоносной, да?

С.С.: Судьбоносной, да. Но я очень любил эту роль.

С.Н.: Она была какая-то ваша.

С.С.: Но Марина меня изничтожала в театре.

С.Н.: А вообще вы как-то… Актер должен уметь защищаться?

С.С.: Обязательно.

С.Н.: А вы тогда еще не очень умели, да?

С.С.: Нет, я всегда… Мне еще не успели говорить, я все время гав-гав-гав-гав-гав-гав. Даже в Интернете мне еще ничего не успели сказать, я уже начинаю гав-гав-гав.

С.Н.: А почему?

С.С.: Я не знаю. Вот у меня все время какое-то вот мерзкое. Вот иногда говорят: "Промолчи". Я не могу, если кого-то бьют, я не могу пройти, я не могу пройти, если какая-то несправедливость. Почему вот я говорю, что я взял даже гражданство Грузии, потому что я гражданин двух стран – прежде всего, конечно, России, потом Грузии. Когда стали грузин, моих друзей, обижать, помните, было 10 лет назад, говорили, что надо их выгнать из школ, детей, я говорю: "Дайте мне грузинское гражданство". Мне дали почетного гражданина Грузии, я взял бы и Армении, и Азербайджана взял, я бы всех взял, но я, конечно, прежде всего россиянин, я об этом говорил.

С.Н.: Есть такая фраза у Альберта Эйнштейна: "Есть два способа прожить жизнь. Первый – будто чудес не существует, второй – будто кругом одни чудеса". Вот если бы я вас спросил, что было главным чудом в вашей жизни? Может быть, не одно, их несколько.

С.С.: Люди, с которыми я встречался, удивительные люди, люди. Вы знаете, даже… Пускай это вам, давайте говорить друг другу комплименты. Я помню, один раз мы с вами шли в "Метрополь", вы это не помните тогда, мне было очень интересно наблюдать интересного критика, я помню этот с вами разговор до секунды. Это было, мы метров 300 с вами прошли, мне была очень интересна ваша речь, ваши, я не знаю, ботинки у вас всегда были все какие-то старые, у вас всегда ботинки были красивые, я тогда не мог купить себе, сейчас я могу купить себе самое лучшее, самое дорогое, но сейчас уже неинтересно.

С.Н.: Но я полагаю, что все-таки в вашей жизни были и более знаменательные встречи, чем те 300 метров, которые вы прошли до "Метрополя". Все-таки кто на вас, как вам кажется, в вашей жизни повлиял больше всего?

С.С.: Мои учителя, с которыми я работал. Конечно, Конский, если он не взял… У меня была плохая характеристика, я работал рабочим на заводе, меня не приняли в театральное училище в Ярославле, у меня была плохая характеристика. И ректор института Горбунов сказал: "Я не беру человека с такой характеристикой", там было написано, что я опаздываю на работу. Я никогда не опаздываю в свой жизни, это для меня урок. Для меня если кто-то опаздывает, это самое большое, меня просто трясет, я не могу с этим человеком. И пьянство. Извините, вот когда человек, партнер выходит пьяный на сцену со мной… Я эти вещи не приемлю: я не люблю опозданий и если человек выпивший на сцене, для меня это оскорбление сцены.

С.Н.: В общем, на вас написали напраслину, я так понимаю.

С.С.: Нет, я опаздывал, так что нет, не напраслину, я опаздывал, я все время… На работе ведь когда опоздаешь одну-две минуты, это тоже большой был… Я не мог. Раньше, когда играл гимн Советского Союза, я дома плакал, думал: скорее бы умереть, вот тогда я в гробу выспался бы, для меня это было ужасно. Я ложился поздно, 3-4 часа спал.

С.Н.: Этого было мало.

С.С.: Да.

С.Н.: Нет, и все-таки о людях. Я понял, что ваши педагоги как-то остались для вас какими-то очень важными людьми. А вот что касается вот этих встреч? Вот судя по вашим выступлениям уже в прессе, скажем так, по вашим публикациям и так далее вы имеете круг людей просто необъятный вокруг вас – звезды, какие-то знаменитые женщины, которые все время дарят вам свою дружбу и так далее. У вас к ним какой интерес? – такой профессиональный, вы…

С.С.: У меня ко всем профессиональный. Вы знаете, когда общаешься с талантом, ты сам талант; когда общаешься с говном, ты говно абсолютно, поэтому надо же что-то…

С.Н.: Чтобы была высокая планка.

С.С.: Высокая планка, да.

С.Н.: Ну хорошо, до этого таланта еще надо как бы добраться, эти люди бывает закрытые, эти люди держат дистанцию.

С.С.: Хитростью.

С.Н.: Расскажите.

С.С.: У меня лицо глупое, а так я очень умный. Хитростью, комплиментами любой женщиной можно овладеть, но только надо находиться в нужный момент с нею, с людьми. Как я попал, предположим, к Мотылю? Я тоже через женщину попал.

С.Н.: Кстати, у Мотыля в "Лесе" – это была ее последняя большая роль – сыграла Людмила Васильевна Целиковская, легенда абсолютно нашего кино.

С.С.: Да.

С.Н.: Какие у вас с ней были отношения?

С.С.: Хорошие.

С.Н.: Я знаю, что она вас даже спасла, это что-то большее, чем просто хорошее в какой-то момент.

С.С.: Да-да. Я разбился на съемках, у меня рука немецким знаком, изо рта кровь льется…

С.Н.: Подождите, вы упали?

С.С.: Я упал со второго этажа, я лез к Ксюше, к Ксении Даниловне лез на второй этаж, просто надо было маленький проход снять, и сорвался с балкона. Изо рта кровь льется, все говорят: "Он умрет, он долго не проживет", я говорю: "Зовите Люсю". Позвали Люсю, "скорая помощь" говорит: "Мы увезем его в Суханово". Она говорит "нет", она так матом ругалась, я первый раз слышал, чтобы она матом ругалась. Она говорила: "Я вас расстреляю…", почему расстреляю, я не знаю, в Склифосовского меня везли, я мочился кровью. И вот самые лучшие врачи меня подняли, сделали это.

С.Н.: То есть это Людмила Васильевна Целиковская?

С.С.: Целиковская, да.

С.Н.: Вообще с ней связан такой эпизод, я просто слышал ваше интервью и оно меня совершенно поразило. Вот это называется народным признанием. Она же абсолютная была такая богиня кинематографа 1940-х гг., она фактически сменила Орлову и стала новой такой небожительницей.

С.С.: Это правда.

С.Н.: И вот те пожилые женщины, которые ждали ее приезда на съемку "Леса", они просто узнали, что приезжает Целиковская, и вы рассказывали о том, как вот эти, надев все ордена, они ждали свою спасительницу. Вы думали о том, что вы хотели бы, чтобы вот тоже так спустя годы кто-то стоял у дверей и целовал вам руки? Вы думали об этом?

С.С.: Нет, целовать… Я характерный артист, у меня отношение к дуракам... Другое дело, что я могу любую подпись сделать, я могу других… У меня другое амплуа. Каждый понимает, что он дурак, видит глупее себя, то есть меня, радуется, он дурак-дурак-дурак. У меня другое амплуа, я к себе… Когда был съезд Союза кинематографистов первый во Дворце съездов, меня пропускали без этих самых, а у Абдулова и Янковского спрашивали сзади. Все говорят: "А почему у него не спрашиваете?" И там эти солдаты говорят: "Он артист".

С.Н.: Но это признание народное на самом деле.

С.С.: Да-да.

С.Н.: То есть вы как бы стали таким кумиром с целованием…

С.С.: С целованием – нет, кумиром – нет.

С.Н.: С целованием необязательно.

С.С.: Актеры комедийные кумирами никогда не становятся.

С.Н.: Почему? Никулин, Чаплин.

С.С.: Нет, они не кумиры, они народные герои, они не кумиры.

С.Н.: Ваши фильмы, фильмы были серьезные: и "Торпедоносцы", и "Небеса обетованные", прекрасных режиссеров. Они как-то, как вам кажется, использовали ваше амплуа, вот этот именно образ такого дурашливого человека, или все-таки они пытались вас как-то раскрыть?

С.С.: Аранович пытался раскрыть меня совсем по-другому. Другое дело, что есть партнеры, которые не хотели. Аранович следующую картину хотел делать, против меня была Чурикова, Игоря Скляра взяли. Хотел после "О бедном гусаре…" меня Рязанов взять на "Проводника", уже все сказали, Гурченко сказала, что это будет совращение малолетних, взяли Никиту Михалкова, хотя Михалков шикарно сыграл, может быть, лучшую роль сыграл в своей жизни, но я бы тоже не хуже сыграл. Есть… С Рязановым у нас тоже в одно время прекратились отношения из-за Нины Руслановой. Я за нее… Нина – великая актриса, равных ей нет. Я сказал: "Снимите Русланову", и они там подрались на съемке с Лией Ахеджаковой, об этом никто никогда не пишет.

С.Н.: А вы были рекомендателем?

С.С.: Я был рекомендателем, да.

С.Н.: Тень пала на вас.

С.С.: Тень пала на меня, что паршивая овца Садальский все испортил.

С.Н.: Я знаю, что вы еще снялись в 9 сюжетах "Ералаша".

С.С.: "Ералаш", да.

С.Н.: А почему вас туда все время зазывали, скажите?

С.С.: А никто. Я потому что никогда не отказываю, я счастлив всегда.

С.Н.: Да?

С.С.: Это маленькая история, понимаете. Те истории, которые… Вот там запах вкуса, или мяса, хлеба помните, был? – это забудут. А "Ералаш" – это как сказка, это такое маленькое произведение, они все время остаются, я очень рад.

С.Н.: Ну вот то, что наверняка осталось и то, что все знают – это, естественно, "Место встречи изменить нельзя", этот ваш фильм и ваша роль, от которой вы уже бегаете и не любите, когда даже о ней вспоминают. Но это было какое-то такое признание абсолютное, потому что это фильм, в который мечтали попасть все и в котором снимался Высоцкий. Про этот фильм, "Место встречи изменить нельзя", который, в общем, поменял и вашу судьбу, я так понимаю, или нет?

С.С.: Вы знаете… Вот вы говорите, что каждый… Нет. Вот Галина Борисовна Волчок, например, отказалась сниматься, потом Заклунную взяли. Очень много артистов отказались тогда сниматься, Боря Брондуков отказался, на мою роль Борю Брондукова тоже. Я бы тоже отказался сниматься, если бы… Я сказал: "Я этого придурка не хочу играть, я хочу играть Шарапова". Если бы Говорухин мне сказал: "Хорошо, будешь играть, но тебя не утвердят", если бы он на это не пошел, я тоже бы отказался играть, там были бы другие актеры.

С.Н.: То есть интуиция не сработала в этой ситуации.

С.С.: Нет, я просто хотел все время играть главную роль, мне все время хотелось играть. Высоцкий мне предложил даже сниматься в "Зеленом фургоне".

С.Н.: Тот фильм, который он хотел снимать как режиссер?

С.С.: Да-да, Игорь Шевцов. И вот на роль Красавчика он хотел, чтобы я был. Но ему не дали делать, вы знаете, а сердце от неприятностей, как говорят, дают трещину, потом фрустрируется, разламывается, как чашка, и вот у него сердце разломилось. Все было вот, знаете, очень много таких случайностей в жизни. Я, может быть… Удовиченко говорит, мы с ней тоже…

С.Н.: Она тоже снималась в этом фильме, да?

С.С.: Да-да-да. Она говорит: "Может быть, мы с тобой ничего не сыграли, может быть…" Я говорю: "Ты за себя отвечай". Я поэтому не люблю, когда, вы знаете, все время… У меня не было дня в моей жизни, чтобы про эту роль не говорили, вот и сегодня.

С.Н.: Это уже некая неизбежность, мне кажется.

С.С.: Да-да.

С.Н.: Но я вот тогда хотел спросить в связи с этой ролью и вообще с Владимиром Семеновичем. Поскольку жизнь как-то так вас сводила с персонажами, с героями, которые становились легендами, абсолютно такие легендарные личности, Высоцкий – один из них. И дальше начинаются воспоминания, а дальше снимаются фильмы, дальше был вот этот фильм-байопик, который…

С.С.: Я никогда не хожу ни на один день рождения Высоцкого. Приходят те люди, которые никакого отношения к нему не имели. Я никогда не хожу на эти.

С.Н.: Вообще вот эта жизнь как бы после смерти, жизнь после вот этой легенды – это же, наверное, хорошо, когда о человеке помнят, когда он не помер где-то и только узкий круг каких-то близких вспоминает, а он становится частью твоей жизни, частью…

С.С.: Обычно говорят "я и покойник", все время рассказывают "я и покойник", вот о нем, конечно, вот я и покойник.

С.Н.: Ну а вы фильм, например, "Спасибо, что живой" видели?

С.С.: Не хочу смотреть.

С.Н.: Не хотите, да?

С.С.: Это необязательно знать, какие мы были, понимаете, всю эту гадость. Это отвратительные его дети, отвратительные. При жизни детей не было, они появились после смерти, понимаете. И говорить об отце, за водку получать – это все… У меня кроме отвращения эти дети ничего не вызывают. Хотя другой, который не светится, я его больше уважаю.

С.Н.: Аркадий, кажется.

С.С.: Да, я его больше уважаю, а тот абсолютное зеро, получает деньги за водку "Высоцкий", понимаете, рассказывает, какой он был… Необязательно знать. Потому что при таком, как они его описывают, человек не мог бы писать, не мог бы столько концертировать, столько делать.

С.Н.: Выступать, сочинять, играть.

С.С.: Да.

С.Н.: Нот вот что интересно, есть какое-то противоречие в том, что вы говорите. С одной стороны, да, не хочется этого грязного белья, этих подробностей, этой частной жизни обычного человека. С другой стороны, есть великое имя, которое всегда будет собирать толпы и все время будет вызывать интерес. Более того, на этом интересе ваша, скажем, блогерская деятельность, ваша журналистская деятельность тоже к этому имеет самое непосредственное отношение. Как это совместить?

С.С.: Я понимаю. Есть законы жанра журналистики, есть три вещи, которые безумно интересны: чужая смерть, чужая постель, чужие деньги. Но я про драматических артистов никогда не пишу. Вот про драную попсу бла-бла-бла – пожалуйста, про актеров нет, для меня это хрустальная ваза, актеры.

С.Н.: То есть для вас эта тема закрыта?

С.С.: Тема закрыта для актеров.

С.Н.: Ага. То есть вы касаемо обстоятельств жизни…

С.С.: Актеров никогда не трогаю ни одного, актеры – это для меня священно.

С.Н.: Почему вообще решили заняться этой профессией?

С.С.: Работы нет, работы не было. Потом, вы знаете, чтобы считались со мной, считались.

С.Н.: Чтобы боялись.

С.С.: Да и хорошо, пускай, можете говорить, чтобы и боялись. Когда, предположим… Я не люблю, когда художник… Вот интеллигенция – это такое, знаете, понятие, которое во мне пропало. Вот что такое интеллигентный человек, скажите, вот ваше определение?

С.Н.: В этой студии вообще задаю вопросы я…

С.С.: А вот интересно, всегда интересно. Вот давайте, скажите.

С.Н.: Ну мне, безусловно, кажется, что это человек, который… Это не только человек, обладающий некоей суммой знаний, некоей образованностью, но и деликатный… Невозможность сделать, мне кажется, подлость, невозможность пойти на откровенное хамство. Я простые какие-то формулы говорю. Какая-то внутренняя система координат, которая тебе не позволяет что-то сделать.

С.С.: Вот абсолютно вы близко-близко к тому, что это приоритет совести над разумом. Понимаете, мой разум подсказывает: если я сейчас скажу, я получу это. Но совесть мне не позволяет этого делать. И это вот такая вещь… Вот, например, интеллигент не может хвалить власть. Если тебе нравится власть, ты можешь помолчать, но говорить о ней…

С.Н.: Хорошо. А что еще должен, не что не должен интеллигент, а что должен интеллигент с вашей точки зрения?

С.С.: Должен говорить "что вижу, то пою", вот это не должен, а вот это быть…

С.Н.: А вам приходилось в своей жизни сталкиваться с таким воплощением интеллигентности? Могли бы кого-то назвать?

С.С.: Собчак, наверное.

С.Н.: Папа?

С.С.: Папу, да, папу Собчак. Вот Ксения ведет себя, но мне очень не нравится ее окружение, Виторганов не люблю, вот это ее окружение мне абсолютно не нравится. Я очень люблю Люсю, другая Людмила, я дружу, но она себя ведет, как учительница в Кремле. Люда просто не умеет подать разговор, но Люда умнейшая и достойная. Я все время говорю, что она очень благодарная, благородная Людмила. Но вот степени, как она разговаривает, подача материала, она не очень хорошо, но она очень достойная.

С.Н.: И все-таки вы сказали о том, что не было работы и надо было осваивать другую профессию, профессию журналистскую, тем более что ваша контактактность, ваши связи есть, они всегда давали вам возможность реализоваться и в этой сфере тоже. Как вам кажется, каким главным талантом должен обладать журналист, чтобы состояться?

С.С.: Быть искренним, абсолютно искренним. И три вещи, о которых я уже говорил, темы, три темы, которые…

С.Н.: …всегда работают.

С.С.: Если они все вместе, и не расписывать… Вот чем, например, мне больше всего нравится Бунин? Потому что Бунин, другие пишут: "Лазурное море…", а Бунин говорит: "Море большое", и мне это сразу… Когда все сконцентрировано, это мне безумно все нравится. И вот обязательно журналист должен как можно меньше писать.

С.Н.: Описывать.

С.С.: Описывать, да, свое.

С.Н.: Ну вот то, что касается все-таки историй смертей, любви и денег. Бывали случаи в вашей журналистской практике, когда написав какую-то статью, вы заведомо сделали человеку больно или когда человек был серьезно на вас обижен, вы с этим сталкивались и вы как-то тяжело это переживали, или вам это было более-менее все равно?

С.С.: Да-да. Я тогда только начинал, она до сих пор со мной не разговаривает как актриса, я не имел права этого делать, мы просто рассказывали, как мы в студенческие годы воровали продукты. У нее был такой карман нашитый, и я это написал. Она до сих пор со мной не разговаривает, она очень обиделась.

С.Н.: А вы вообще тяжело переживаете чужие…

С.С.: Я переживаю. Но, вы знаете, еще сказать "прости", это большая штука… Прости меня. Я всегда прошу прощения, я сейчас гораздо стал сентиментальнее. Я уважаю чужое самолюбие и как-то…

С.Н.: Вообще актеры ведь уязвимы во всем?

С.С.: Во всем, да.

С.Н.: Конечно же. Они выходят нагие фактически на сцену, и все эти взгляды, все эти энергии, тебе надо защищаться, а ты еще должен что-то сыграть.

С.С.: Только работой. Мне вот печально, например, что у меня нет приглашений на съемки, меня боятся, хотя я очень поддаюсь, я пластилин, я могу все делать, но меня боятся, берут непрофессиональных актеров. Хотя пускай, я согласен на пробы, нет проблем, я могу абсолютно, я не боюсь, у меня нет такого, что подумают, что скажут, мне абсолютно. Это, наверное, со временем приходит ко мне. Но я очень хочу работать, и я вспоминаю своих учителей, у которых были силы, были энергии, а работы не было.

С.Н.: Но все-таки у вас же есть вот эти антрепризные спектакли, в которых вы играете.

С.С.: Есть, есть.

С.Н.: И этот дует, который сложился у вас с Татьяной Васильевой – это какой-то очень важный для вас союз?

С.С.: Да, сладкий. Вы знаете, потому что мы несовместимы с ней вообще по жизни.

С.Н.: Почему?

С.С.: Я не знаю. Потому что… И это дало какую-то такую искру…

С.Н.: Химию какую-то, да?

С.С.: Да-да.

С.Н.: Причем она же ведь тоже ушла из такого большого театра, из Театра Сатиры, где она долго проработала, потом был Театр Маяковского.

С.С.: Ее выгнали тоже оттуда, и она была, конечно, первой актрисой, равных ей не было. Очень много интересного можно рассказать, но она бесплатно так не любит ходить. Богданова говорит: "Ты что, не понимаешь? Это Николаевич!"

С.Н.: Скажите, но все-таки то, что касается ваших совместных спектаклей, это же некое такое продолжение такого театрального романа, продолжение вашего театрального сюжета. Они дают вам ощущение какой-то радости, счастья? Я понимаю, не без этого тоже.

С.С.: Я вообще не думаю, что такое деньги. Я перестал думать, что такое деньги, потому что это работа. Я понимаю, что без зрителей я ничто, я зеро, я ноль без зрителей, если бы зрители не ходили. Но я работаю тоже как последний раз, я работаю каждый спектакль, неважно сколько будет народу, хоть 3 человека, но я работаю просто на разрыв аорты, мы все работаем. Вот я, Оля Богданова, у нас есть спектакль, в котором мы работаем…

С.Н.: "Неисправимый лгун".

С.С.: Да. Оля тоже ученица Тарасовой и Массальского, мы работаем так, как…

С.Н.: Вы по театрам ходите?

С.С.: Нет, уже нет.

С.Н.: Уже нет? Неинтересно?

С.С.: Мне скучно, скучно. Я уже знаю, как это делается, мне это просто все время… У меня обязательно дырка, гвоздь вот здесь, я сажусь, и у меня в стуле гвоздь, я сяду и так, и так, я страдаю.

С.Н.: То есть ничего не порадовало, ничего не восхитило в последнее время?

С.С.: Меня порадовал спектакль, Женя Миронов меня порадовал, порадовал спектаклем. Это интересно.

С.Н.: Вы имеете в виду какой?

С.С.: Это интересно. Меня позвали на спектакль, где играла Чурикова, но Чурикова больше была английской королевой, нежели английская королева.

С.Н.: "Аудиенция".

С.С.: Я был просто поражен красивой декорацией, это было так красиво, было интересно, но было мне скучно, было скучно. Я понимаю, Теннесси Уильямс сказал: "Буржуа любят скучное", а мы-то понимаем высокое искусство, быдло не понимает. Но я скучал, было красиво, я полюбовался этой красивой декорацией, полюбовался английской королевой. И все время, конечно, "ухо", было видно, что актеры работают "с ухом", никто не говорит текст от себя. Я очень люблю, когда обязательно импровизация, а они говорят слово в слово, это всегда видно, чуть-чуть с маленьким запозданием, ухо это очень портит.

С.Н.: А есть роли, на которые вы бы бросили свои силы, время, найти режиссера, придумать какой-то проект и так далее? С вашим именем, с вашей узнаваемостью, я думаю, это было бы не так сложно.

С.С.: Не хочу.

С.Н.: Почему?

С.С.: Лень, лень. Так спокойно. Все, что хотел… И в принципе если бы я хотел сегодня сниматься, пошел бы к чиновнику, я знаю, там есть, пошел бы к этому… Мне здесь Людмила Максакова позвонила и говорит: "Ты очень похож на Ростроповича, давай сделаем с тобой Ростроповича".

С.Н.: В смысле она Галину Павловну, а вы Мстислава Ростроповича?

С.С.: Да-да. Она говорит: "Я очень хорошо знаю эту семью, давай сделаем, будет шикарный фильм". Я смотрю, Людмила все-таки совсем другая, чем Галина Павловна, я не имел счастья общаться, Люся с ними на короткой ноге была. И я…

С.Н.: А что бы, какой бы проект мог бы вас сейчас так увлечь, скажем так?

С.С.: Не знаю, никакой.

С.Н.: Никакой?

С.С.: Никакой.

С.Н.: Такая вот какая-то усталость накопилась?

С.С.: Не усталость, вы знаете, лень пробивать, ходить, просить. Вы знаете, классик сказал: "Никогда ничего не проси…"

С.Н.: Сами придут, сами…

С.С.: Не забывайте, что это дьявол сказал, это дьявол. Мне больше нравится: "Просите, и обрящете".

С.Н.: "Ищите, и вы обрящете".

С.С.: Да, но я переделал, простите.

С.Н.: И все-таки что сейчас составляет вашу жизнь?

С.С.: Спектакли эти, и я так люблю… Вы знаете, в принципе все говорят, что одиночество. Одиночества нет, одиночества нет, это придумали люди одиночество, вот вы одиноки. Это ерунда. Одиночества нет, это для тупых людей, которые не могут заполнить свою жизнь, для них одиночество есть.

С.Н.: Чем можно заполнить жизнь прирожденного артиста, у которого сейчас нет больших проектов?

С.С.: Интернет. Вот Интернет заменяет все. Это вот некоторые, знаете, сидят на стакане, а некоторые сидят на сигаретах, некоторые сидят на уколах, а я на Интернете. Это ужасно, 9-10 часов, только начнешь что-то смотреть, потом дальше это, это, это, это так увлекает, это так интересно, это так погружает.

С.Н.: Но это такая, мне кажется, мнимая жизнь, нет?

С.С.: Мнимая жизнь, я теряю зрение, это мнимое.

С.Н.: Вступаешь в какие-то контакты непонятно с кем…

С.С.: Да, это заполняет все.

С.Н.: И это вам сейчас интересно? Главное, что это есть в этой жизни.

С.С.: Это болезнь, это очень плохо. Я очень сильно зрение стал терять.

С.Н.: А исключить это из своей жизни вы уже не можете?

С.С.: Невозможно. Первое, что просыпаешься… У меня телефон на кровати спит все время.

С.Н.: И вы открываете и смотрите, что про вас написали?

С.С.: Смотрю, да. Это уже мне абсолютно не интересно, уже не интересно. Потому что, вы знаете, в туалете очень много всяких надписей пишут. У нас, помню, в ГИТИСе было написано в туалете: "Актеры драмы и кино – сплошные хамы и говно", вот так.

С.Н.: Возвращаемся к теме, которую я заявил в начале. Вот это чеховское выражение, которое потом, кстати, и гуляло, и многие режиссеры брали его на вооружение (и Андрей Тарковский, и Анатолий Эфрос): "Актеры – не люди". А все-таки актеры – кто?

С.С.: Я люблю. Не знаю, не знаю. У меня актеров нет друзей. Чем дальше от актеров… В принципе актеры все равно все хорошие люди. Они зависимые. Это профессия не мужская, это тоже меня очень оскорбляет, потому что женские нервы, женское самолюбие, без этого не может быть артиста. Потому что я вот… Быть артистом очень тяжело, сохраняться, быть мужчиной, быть достойным того, что это артист, когда вот тоже… Вот я, например, не могу, чтобы за меня кто-то платил, я всегда иду когда в компании, когда приносят счет, знаете, что-то такое, я всегда… Нет проблем, я могу зарабатывать, я трачу, я не могу, чтобы за меня платили. Если там женщина, чтобы женщина за меня платила – никогда этого не позволю.

А актеры – это все равно, знаете… Их нельзя осуждать. Просто это такое отношение к ним государства. Слава богу, что опять сейчас… Собянин сейчас сделал артистам со званиями, они 30 тысяч получат какие-то. Поверьте, в Америке, например, мне Сава Крамаров рассказывал: если человек снялся в кино, за большую роль, как все время по телевидению показывают, ему большой чек присылают, за маленькие все время получает. У меня много накачано денег, валюты, мне никто ни копейки не присылает, все… Есть, должно быть, есть мировая практика принятая, и у нас нет человека, который отвечал бы так в Союзе кинематографистов или театральном…

С.Н.: …за эти отчисления за все те роли.

С.С.: Отчисления за роли, которые… Никто и никогда, судьба актера, все в нищете умирают, никто… Дина Дурбин сыграла в своей жизни две детские роли, на эти две детские роли она безбедно прожила всю свою жизнь. Ну вот здесь ничего не надо… Актер может работать только у себя на родине, я не могу работать нигде, актер никто. Михаил Чехов, не мне чета, его жизнь вы знаете, Мэрилин Монро, Грегори Пэк, Энтони Куинн.

С.Н.: Да, все учились в школе Страсберга, а Страсберг учился у Чехова.

С.С.: Да-да.

С.Н.: То есть вы считаете, что вот этот материальный фактор как бы очень влияет на психику?

С.С.: И материальный, и моральный.

С.Н.: Моральный – вот этой зависимости?

С.С.: Зависимый. У нас профессия зависимая.

С.Н.: Но сейчас же актеры, которые добились известных степеней и снимаются в сериалах…

С.С.: Ну я знаю…

С.Н.: И этот человек говорит, что он никогда не говорит плохо об актерах.

С.С.: А я не называю фамилии, я же не называю фамилии.

С.Н.: И все-таки назовите фамилию актера, актрисы, которая для вас является воплощением этой профессии.

С.С.: Васильева, Татьяна Васильева. Но она раба своих детей, она раба детей, потому что она все делает во вред себе. Но по своей профессии она предана безгранично.

С.Н.: А есть еще?

С.С.: Есть имена, но… Была, она неизвестная… Вот Лилия Толмачева, но она неизвестная.

С.Н.: Ну почему же, она известная актриса.

С.С.: Да нет.

С.Н.: Она основательница "Современника".

С.С.: Основательница, но она всегда была в стороне, никогда не… Из-за нее "Современник" Ефремов создал, она была женой Ефремова, Ефремов создал из-за нее, она играла и с Мордвиновым в "Моссовете", но об этом никто не знает, как будто группа людей соединилась, а все ведь благодаря Лилии случилось. Это никогда не говорится, это не вспоминается. Нина Дорошина – великая, просто гениальная актриса. Тоже как-то о ней…

Меня очень много ведь зовут, обо мне передач, и "Первый канал", и "Россия". Мне неловко идти, чтобы обо мне была передача, мне неловко. Есть та же Наташа Феникова, актрисы, которые просто грандиозные, почему… Я говорю про Зину Шарко и так далее, когда я говорю, почему вы не снимите, есть Зина Шарко, есть актрисы, актеры, а их не снимают, и говорить обо мне, показывать… Когда там снимают драную попсу, делают имя – кому это нужно? Мне даже неловко, чтобы обо мне делали какую-то передачу.

С.Н.: Тем не менее эту передачу мы о вас сделали.

Это был Станислав Садальский в программе "Культурный обмен" на Общественном телевидении России. А я, Сергей Николаевич, прощаюсь с вами. Всего доброго, до свидания.

Известный актер и популярный блогер - о коллегах, зрителях и журналистике