Александр Аузан: Образование – да, услуга, но только инвестиционная. Результат наступает через 10 лет вложений. Поэтому что вы меряете, какие рейтинги?!

Гости
Александр Аузан
декан Экономического факультета МГУ имени М.В. Ломоносова

Рубрика «Личное мнение». Наш гость – декан Экономического факультета МГУ Александр Аузан. Говорим о состоянии нашего образования, особенно высшего. Оно, по мнению профессора, требует смены самой экономической модели.

Тамара Шорникова: Ну а сейчас приступаем к новой теме. Примерно четверть выпускников вузов не могут найти работу после получения высшего образования. Это данные за 2018 год, полученные в процессе мониторинга трудоустройства выпускников.

Петр Кузнецов: Работодатели жалуются на качество подготовки будущих сотрудников, нужно вкладывать время и деньги в переподготовку. Что не так с высшим образованием в стране? Оно требует смены самой экономической модели, например, – так считает декан экономического факультета МГУ Александр Аузан.

Сегодня мы его пригласили в студию, чтобы узнать его личное мнение. Оно начинается прямо сейчас. Александр Александрович, здравствуйте.

Александр Аузан: Здравствуйте, добрый вечер.

Петр Кузнецов: Экономическая модель. Не все знакомы с вашими тезисами, с той самой публикацией, с публикациями, где вы излагали свою точку зрения относительно того, что…

Александр Аузан: Удивительно! Еще не все, Петр, прочли?

Петр Кузнецов: Не у всех наших зрителей не то что нет «Фейсбуков» и «Живых Журналов», а даже интернета.

Александр Аузан: Я понимаю.

Петр Кузнецов: Так что давайте еще раз поясним.

Александр Аузан: Давайте, давайте. Давайте вернемся к тому, почему я считаю, что модель работает плохо. Посмотрим на лестницу.

Начальная школа. По международным рейтингам получается, что наши с вами дети и внуки отличаются умом и сообразительностью и входят в первую пятерку стран. Средняя школа – 32-е место.

Петр Кузнецов: Сразу же?

Александр Аузан: Да.

Петр Кузнецов: Это уже не лестница. Или просто ступеньки такие высокие.

Александр Аузан: Там несколько другие критерии, если честно. Высшая школа – там колоссальный разброс. Мой родной МГУ в первой сотне мировых университетов, Санкт-Петербургский – во второй сотне. Наши замечательные молодые конкуренты находятся где-то в районе четвертой и пятой сотен. Но в целом, в среднем мы где-то на уровне Испании, Южной Кореи, не на очень хорошем.

Но дальше еще хуже, потому что работодатели, сколько бы они ни жаловались… У нас рынок труда еще менее развит, чем образование. Все-таки мы производим людей XXI века, а вот экономика у нас, безусловно, XX века, где значительная часть производителей не в состоянии выйти на мировые рынки, свои рынки удерживают административными связями. Поэтому наши условия для работы талантов в стране – это вообще от 108-го до 181-го места в мире. Вот такая лестница.

А почему происходит так? Жалко же. Я же вижу у нас в университете отборных студентов, они прекрасные, великолепные. Я оптимизм сохраняю главным образом благодаря тому, что при любых экономических кризисах я вижу этих талантливых ребят на экономическом факультете, на других факультетах и понимаю, что страну можно довольно быстро поднять.

Но что не так с образованием? Мне кажется, что в 90-е годы была сделана ошибка моими коллегами-экономистами. Они решили, что образование – это что-то вроде парикмахерской, это услуги, и что надо у учителя, у профессора каждый семестр узнать, а какие у него результаты, а скольких человек он постриг, а как у него получилось. Но дело в том, что образование – это действительно услуга, только инвестиционная, это вложение в человека, это проращивание человека. Там результат наступает, между нами, через десять лет.

Поэтому что вы меряете? Почему вы заставляете писать рейтинговые статьи? Они совершенно необязательно выражают способность человека подготовить себе подобного. Писать отчеты?

Я вам скажу, что настоящая система оценки, например, была у Фонда Сороса в 90-е годы. Знаете, как давали «соросовского учителя»? Грант давали так. Не выпускника школы спрашивали: «Какой у тебя учитель был лучший?» – а лучших выпускников вузов спрашивали: «А кто был твой школьный учитель, который тебя вывел на эту дорогу?» И когда сходились на одном и том же человеке, то ему давали грант и говорили: «Дорогой, не думай ни о чем, у тебя получается воспитывать школьников».

Вот таким же образом систему нужно делать долгоиграющей, инвестиционной. Нужно снимать вот эти ограничения, иначе мы проиграем и мировую гонку, и очередные поколения, и шансы, связанные с цифровой экономикой. Потому что сейчас у страны появился шанс, но это не первый шанс, который мы можем упустить

Тамара Шорникова: Давайте наших телезрителей призовем тоже к разговору. Расскажите, что вас устраивает или не устраивает в нашем современном высшем образовании? Мы сейчас о нем говорим. Может, ваши дети учатся или вы сами студент – позвоните и расскажите, что, по-вашему, можно было бы изменить.

И вот сразу SMS из Омской области: «При нашей сырьевой экономике не нужно столько человек с высшим образованием».

Александр Аузан: Абсолютно верно, это верно, потому что… И не просто не нужно столько людей с высшим образованием. У нас экономика гораздо примитивнее, чем наша система образования. Наша система образования (при всех ее недостатках) унаследовала задачи от великих империй – от Российской империи, от Советского Союза, когда индивидуальный потенциал, как в 60-е годы, был просто лучший в мир. В итоге мы выпускаем людей, которым применения в стране часто не находится.

Для меня вот это драма, когда выпускники экономического факультета… и драма, и радость, когда их разбирают с радостью Принстон, Стэнфорд и так далее, и так далее. Вот сразу с бакалаврской скамьи они идут в мировую науку. Но почему там, а не здесь? Потому что здесь им не всегда находится место. Здесь им место в таких сильных, глобальных проектах, как у Касперского, в Росатоме, в Роскосмосе. Есть, конечно, такие российские компании, которые не про сырьевую экономику, а которые про будущее. Вот они создают определенные притяжения для выпускников.

Петр Кузнецов: То, что отсутствует образование… Вы, наверное, слышали и видели, что теперь уже диплом не требуют. Отсутствие образования – больше не препятствие, получается, для поиска работы. Хорошо ли это?

Александр Аузан: Если 88% школьников поступают в вузы, то, в общем, можно уже принять такую предпосылку, что человек, которого ты встретил, скорее всего, с вероятностью почти 90% имеет высшее образование.

Ведь смотрите, что произошло за XX век. В начале XX века, думаю, что процента два людей поступали в университеты. Когда я учился, процентов десять поступали. А сейчас – почти девяносто. Честно говоря, падает конкурентоспособность людей в этих условиях. Чем спасаются, скажем, страны, где тоже много поступающих? Они спасаются конкуренцией и тем, что они набирают студентов из стран, таких как Китай, Индия, где по-прежнему очень небольшой процент людей поступает в университеты.

Кстати, хочу сказать, что по этому признаку мы конкурентоспособные, потому что у нас за последние несколько лет в раз пять выросло количество китайских студентов. Вот сейчас 165 китайских студентов на нашем факультете, где 2,5 тысячи человек учится. И это количество прибывает. Это показывает, что мы конкурентоспособные, что мы можем плавать в мировом океане.

А в принципе, конечно, значительная часть образования становится таким просвещением. То есть не профессионала делают, а такого… Нельзя сказать, что это бесполезно. Просвещение – полезная штука, потому что научить человека, что, скажем, денатурат пить вредно, фитнес находится за углом, а средний класс – это хорошо, то это влияет на его поведение, положительно влияет на экономику, не делая из него высокого профессионала.

А за профессионализм отвечают, конечно, реально, я думаю, десятка три-четыре вузов в стране. Вот они обеспечивают уровень, который конкурентоспособен в мировом отношении.

Петр Кузнецов: Конечно, много вопросов про ЕГЭ. И многие… По-моему, вчера, ну, на этой неделе обсуждали единый госэкзамен, тем более сейчас период такой. Очень многие видят зло именно в ЕГЭ. Вот вы сравнили образование, которое превратилось в 90-е в услугу. Не усовершенствовал ли эту услугу (в плохом смысле) единый госэкзамен?

Александр Аузан: Давайте я попробую быть объективным. ЕГЭ – во-первых, не наше изобретение. В подавляющем большинстве стран существует национальный тестовый экзамен, по которому…

Петр Кузнецов: Примерно в такой же форме, да?

Александр Аузан: Похожий.

Петр Кузнецов: То есть вот эта стандартизация?

Александр Аузан: Вот могу сказать, что мы сейчас опять-таки в Китае открыли уже филиал МГУ, совместный университет, и там тоже у нас есть экономический факультет. И там они поступают по данным национального экзамена.

Петр Кузнецов: Ну, там, наверное, не считается, что они выпускают роботов…

Александр Аузан: Подождите секунду, подождите. Ведь что хорошего в ЕГЭ? В ЕГЭ хорошо то, что он должен был снять расстояния. Человек из глубинки может поступить в лучший университет, сдавая экзамены у себя. И неважно, есть ли у родителей деньги на поезд, нет. И это правда, демократизация идет.

Но идет еще и другое. Для того чтобы ЕГЭ был такой простой и верифицируемый, фактически делается кроссворд. А поскольку… Смотрите, что получается. Школа в основном людей готовит не к жизни, а к вузам. Ну как? Если девять из десяти будут поступать в вузы, то начинают натаскивать на ЕГЭ. А что значит подготовка к вузу? Научить кроссворды решать.

В итоге к нам в университет приходят люди, которые, во-первых, недоучены в школьном смысле, то есть плохо понимают, как устроен этот мир, но очень хорошо решают кроссворды. При этом они знают, какой правильный ответ, но не знают, откуда этот ответ берется, не знают, как его выводить. Поэтому ЕГЭ, конечно, имеет как положительные, так и отрицательны последствия.

Я бы рассуждал по-другому. В принципе, как в лекарствах не существует панацеи, так и не существует методов и институтов, которые решили бы все проблемы в одночасье. Давайте поймем, что нам делать для того, чтобы уравновесить вот эти недостатки.

Скажем, да, мы в бакалавриате запрещаем людям разбегаться по каким-то специализациям. Мы говорим: «Поймите сначала, как в целом мир устроен. Вот вам базовая математика». Кстати, в МГУ легче – мы же единственный университет страны, который сохранил вступительный экзамен. Вот чтобы к нам поступить, нужно сдать математику на уровне, близком к мехмату или к вычислительной математике и кибернетике. И это очень хороший способ отбора, потому что у ребят хорошо устроены мозги. Но потом их приходится учить другому.

Вот я вчера был на зачете на третьем курсе, где знаете что происходило с самыми лучшими нашими эконом-математиками? Они читали сонеты Шекспира. Они играли сцену из «Ревизора». Хлестаков был потрясающий! Они читали кусок из Маяковского, из «Облака в штанах». Вот это все зачем? Это отдельный предмет, который мы ведем на факультете, для того чтобы, как мы говорим, «отремонтировать гуманитарный провал». «Вот с математикой у вас хорошо, вы доказали. А теперь двумя глазами посмотрите на мир».

И я вам скажу, что это не просто исправление проблем нашего образования. У нас впереди очень необычный вызов – опять-таки цифровизация, диджитализация, гаджеты. Гаджет же приводит понимаете к чему? У людей память скукоживается.

Вот как 200 лет назад, когда промышленная революция в Англии произошла, была проблема, чтобы люди физически не захирели, помните, какой ответ дала на это Англия, да? Бокс и футбол. Вот мы сейчас нуждаемся в том, чтобы у людей не исчезла, не схлопнулась память, потому что человек же не вспоминает, он тут же лезет за гаджетом и говорит: «Ну, мы сейчас погуглим, нам сейчас «Яндекс» скажет. Siri, это что такое?»

Так вот, впереди у нас проблема. И это будет кризис, очередной кризис образования, потому что придут люди, поколение Z с другой психологией – люди, которые раньше научились двигать, раздвигать на экране информацию, чем говорить. Знаменитый анекдот про девочку, которая, увидев муху на окне, попыталась расширить изображение. Вот это идет поколение Z. У них особые свойства, между прочим, у этого поколения. Это мы сейчас внимательно изучаем, поскольку это наши будущие студенты.

Вы знаете, какое свойство? Вот Юлий Цезарь долго считался гением не потому, что великий полководец, таких много, а потому, что мог делать три дела сразу. Вот Дмитрий Львович Быков умеет делать несколько дел сразу. А в нынешних, в новых поколениях миллениалов, в поколениях Z, которые после 2000-го родились, например, там каждый второй умеет делать три дела сразу.

Я одному студенту сказал: «Вот смотрите, вы же – как Цезарь. Вы одновременно гуглите что-то, общаетесь в сетях и делаете вид, что слушаете мою лекцию». Но он очень умно ответил, он сказал: «Мы – как утка». Я говорю: «В каком смысле?» – «Утка и плавает, и ходит, и летает, но все три дела делает плохо». Мы совершенно новое поколение получаем.

И еще получаем конкуренцию искусственного интеллекта. Искусственный интеллект – он где-то друг и брат, а где-то опасный соперник, который может захватить вашу работу. Нам, по существу, учить людей придется совершенно по-другому, учить интуиции.

Петр Кузнецов: А демографическая яма грядущая – это тоже проблема?

Александр Аузан: Во-первых, демографическая яма уже прошла, Петр, я хочу вас успокоить. Мы ее переживали в последние десять лет, но для вузов она уже прошла, у нас с этого года начинается выпрямление. Есть и хорошие новости.

Тамара Шорникова: Давайте узнаем, есть ли новости у Алексея из Владимирской области. Алексей, здравствуйте, слушаем вас.

Петр Кузнецов: Алексей, здравствуйте.

Зритель: Мне хотелось бы задать вопрос уважаемому декану следующего плана. Я работаю в трижды орденоносном Бауманском университете. Ну, меня и моих коллег интересует в первую очередь низкое качество подготовки учителей в наших педагогических вузах. Ну и как результат – мы имеем слабых абитуриентов. Я могу судить о качестве подготовки учителей по трем подмосковным вузам, но не буду их называть. Если в одном из них физматом руководит кандидат психологических наук, а кафедру истории возглавляет доктор филологии – ну, результат известен. Поэтому, мне кажется, это самая серьезная проблема сейчас – усиление наших школ высококачественными учителями. В этом основа довузовской подготовки.

Тамара Шорникова: Да, понятно, Алексей, спасибо. Такое же мнение приходит и в эсэмэсках из разных регионов. Ленинградская область: «Дочь училась в медицинском вузе. Сразу заметила разницу между старыми и молодыми педагогами. Старые учат». Москва: «Сын получил два высших образования. Когда мы с мужем учились, его бы выгнали с первого курса за такие знания».

«Такие знания дают такие педагоги», – многие говорят. Это правда? Есть проблема с кадрами?

Александр Аузан: Давайте так. Проще всего, уважаемый коллега, конечно, сказать, что это, как в экономике говорят, «смежники виноваты». «У нас более или менее в порядке, а вот учителя подкачали». Но я-то предлагаю все-таки вспомнить всю лестницу и копнуть еще глубже. Где у нас хороший и конкурентоспособный уровень? В начальной школе.

Петр Кузнецов: В начальной школе. С этого мы и начали.

Александр Аузан: А вот давайте поймем, почему там. Я могу высказать свое предположение.

Дело в том, что начальная школа еще продолжает семейное воспитание, а семейное воспитание в русской культуре (я имею в виду не в этническом смысле культуру, а в таком широком смысле) отличается тем, что оно универсальное. Здесь никто не говорит: «Этот вопрос ты задай психоаналитику, а этот задай пастырю». Наши родители, если вообще в состоянии говорить, говорят с детьми обо всем: о мире, о войне, о космосе, о любви, об астрономии. Так вот, в начальной школе то же самое – мир единый. А потом он распадается на предметы. На мой взгляд, креативность падает, как только мир распадается на предметы.

Знаете, в Финляндии очень интересный эксперимент. И финская школа – одна из самых успешных. Они исходили из того, что поскольку каждый взрослый человек освоил все предметы школы, то теоретически нетрудно найти людей, которые могут преподавать все предметы школьные. И тогда такой человек не может отказаться отвечать на вопросы, он разговаривает про все.

Но я в данном случае не про то, что нужно среднюю школу реформировать, а про то, что задача не такая простая. Я знаю блистательных учителей, с которыми мы общаемся, потому что, да, мы ведь тоже озабочены (экономический факультет) тем, кто к нам приходит. И когда можем, мы работаем с этими школами.

Неделю назад, в это воскресенье, мы награждали победителей открытого чемпионата школ. Между прочим, победила не Москва, а победил Воронеж. На втором месте был Ижевск, а уже на третьем была Москва. Школы. Из Элисты прекрасная школа, есть в Элисте прекрасная школа.

Поэтому я бы все-таки поставил вопрос шире. Если у нас сильная начальная школа, есть три десятка глобальных конкурентоспособных университетов и есть несколько десятков глобальных конкурентоспособных компаний, типа Росатома, Kaspersky, Mail.Ru и так далее, нельзя ли сделать треугольник, замкнуть на начальную школу и реорганизовать все образование, для того чтобы на него смотреть с точки зрения результата? Вот я думаю, мы сейчас…

Я совершенно не ожидал, что я, университетский профессор, буду приглядываться к все более и более младшим школьникам. Но мы уже это делаем. Мы работаем с проектом Kinder MBA, где из четвертого класса ребята пытаются делать экономические проекты, из третьего класса. Я смотрю на них внимательно, потому что, может быть, это точка роста, которой можно помочь, чтобы не произошло искривление, чтобы не ушли неверной дорогой.

Причем я хочу успокоить все-таки, чтобы паники не было: у нас есть и чем гордиться, потому что… Вы знаете, если брать только апрель, то у нас наши студенты выиграли первенство Евразии по финансовому моделированию, первенство Европы по эконометрическому анализу и так далее, и так далее. То есть нельзя сказать, что мы конченые.

Петр Кузнецов: Да, ну понятно. Но все равно при всем то, что мы здесь выиграли, там выиграли, все равно это единицы в масштабах такой страны.

Александр Аузан: Правильно. Но у меня-то предложение, Петр, какое? Давайте посмотрим, где у нас сильные точки, попробуем их соединить, понимая, что образование – чрезвычайно длинный и сложный процесс. Это как выращивание, не знаю, вишни, яблони. Хотите иметь хороший результат? Тогда университеты должны работать со школами, и более того – с начальными школами. А глобальные компании должны работать не только с университетами, но вместе с ними идти в школу.

Вот я в данном случае полагаю, что нужно выстраивать такой довольно большой и длинный проект, потому что сам процесс очень длинный и очень сложный.

Петр Кузнецов: Костромская область пишет, кстати, о потере уже конкурентоспособности начальной школы, потому что, как пишет наш телезритель или телезрительница, «дети стали даже читать, писать и пересказывать плохо». Уже там, вот на этой начальной стадии…

Александр Аузан: Безусловно, безусловно. И я вам скажу, что это будет прогрессировать даже не из-за плохой начальной школы, а потому что гаджеты. Гаджет, который несет большие возможности, он…

Ведь заметьте, как они общаются между собой, новое поколение? Они пишут короткими кусочками, фразами. А особенно тут, конечно, хорош Instagram, потому что там просто ограничение по знакам. И таким образом у них формируется совершенно другой язык, состоящий из коротких мемов, из обрывков. Поэтому нельзя сказать, что их учителя неправильно учат.

Знаете, я-то думаю, что бы я делал с этим. Давайте мы подумаем, как наших детей обучить тому, что им придется конкурировать с искусственным интеллектом. Мы ведь всех учим алгоритмам. Вот мы до сих пор учим: «Выучи – один, два, три, четыре. И запомни, в жизни всегда будешь делать – один, два, три, четыре. И у тебя будет получаться».

Но искусственный интеллект это умеет делать не хуже нас, а лучше нас. Искусственный интеллект вот сейчас серьезно пришел в жизнь. Потому что в 1996-м это были шутки, когда шахматная программа «Каисса» обыграла Гарри Кимовича Каспарова – в блиц, заметим. А шутки кончились в 2016 году, когда чемпиона мира в го обыграла программа. И совсем кончились в прошлом, 2017-м, году, когда новая программа обыграла предыдущую, не анализируя 2 миллиона партий, а просто поиграв сама с собой. Это саморазвивающееся явление.

Что от детей-то наших, от нового поколения потребуется, от всех нас в этих условиях?

Петр Кузнецов: Извините, не только от наших. Все дети сейчас в равных условиях. Не только нашим раздали гаджеты, и из-за этого они деградируют.

Александр Аузан: Весь мир, я согласен. Когда я говорю «от наших детей», между прочим, я не имею в виду, что они внутри государственной границы.

Так вот, когда мы обсуждали вопрос про искусственный интеллект… А чем прекрасен МГУ? Там всегда рядом крупные ученые из соседней области. Вячеслав Альбертович Дубынин, эволюционный биолог, он сказал: «Вы знаете, лисы намного умнее зайцев, но лисы за миллионы лет не смогли истребить всех зайцев. А знаете – почему? Лиса не может посчитать траекторию, как побежит заяц. А знаете, почему не может? Потому что заяц сам не знает, как он побежит».

У нас есть способность к интуитивному решению, который нет у искусственного интеллекта, по крайней мере пока нет квантового компьютера. У нас есть способность к правополушарному мышлению, мы не только считаем.

Я хочу в данном случае сказать о позитивном и странном китайском опыте. Обратите внимание, что Конфуций ввел экзамен для чиновников в Китае, который, между прочим, 1 300 лет был обязательным, где они должны были сдавать основы стихосложения, каллиграфию, изобразительное искусство. Вот зачем? На мой взгляд, это инструменты развития правополушарного мышления.

Потому что мы должны научить людей в новом мире, где конкуренция с искусственным интеллектом. Вы либо делаете алгоритмы для того, чтобы искусственный интеллект шел по этим ступенечкам… Вот математика производит алгоритмы. Вот математики будут на коне, поэтому математике надо учить. Либо вы научитесь действовать не по алгоритмам, а по интуиции, по другому пониманию…

Петр Кузнецов: Шекспир.

Александр Аузан: Верно, да. Поэтому совершенно неслучайно мы такие, может быть, странные предметы даем нашим продвинутым и блестящим в экономике и математике студентам, потому что нужно попробовать правополушарное мышление развивать.

То есть я бы сказал, что какие-то идеи спорные, может быть, и есть, что надо делать. Я все время настаиваю на том, что мы должны осознать масштаб того кризиса и вызовов, которые существуют для системы образования.

Петр Кузнецов: У нас Александр на связи из Москвы. Здравствуйте, Александр, вы в прямом эфире. Ваш вопрос, ваше замечание, реплика? Здравствуйте.

Зритель: Добрый вечер. Александр Носов, Финансовый университет, Москва. Господину Аузану огромное спасибо за три вещи.

Первое – он сказал о том, что является важнейшим двигателем развития прогресса, о конкуренции. К сожалению, конкуренция в вузе сейчас сводится на нет в силу так называемого подушевого или поголовного финансирования, как я его называю. То есть платят за количество студентов, которые обучаются. Соответственно, пропадает стимул у преподавателя для того, чтобы отчислять бездельников. Ну а у тех, кто попадает в двоечники, естественно, у них нет стимула для того, чтобы конкурировать, нет боязни того, что они просто будут отчислены. Соответственно, та вещь, о которой он говорит, что экономическая модель несовершенна, она здесь очевидна.

И вот третье «спасибо», которое хотелось бы сказать – за различение между искусством и интеллектом, интеллектом человеческим. У многих сейчас есть впечатление, что человека может вытеснить машина. На самом деле это не так. И еще раз большое спасибо.

Александр Аузан: Спасибо и вам.

Тамара Шорникова: Спасибо вам за ваш звонок. Мы говорим о том, что нужно действительно университетам общаться со школами, работодателям – с университетами. А многие ли компании сейчас готовы? Ну, кроме действительно тех, которые думают о конкуренции, которые выходят на международный рынок – тот же «Яндекс» и так далее, и так далее.

Александр Аузан: Я бы сказал, что Московский университет тут, конечно, такой нетипичный пример, потому что у нас очень много компаний, которые с нами плотно работают. Мы, думаю, первыми – и не только в стране, но и в Евразии – приняли новую программу подготовки менеджеров для цифровой экономики. У нас сидят и Mail.Ru, и другие айтишные компании, и «Ланит». Они сидят в экспертном совете и вместе с нами отлаживают вот эти самые программы.

Потому что для цифровой экономики понадобятся совершенно другие мозги и привычки в управлении, например, потому что там много будет горизонтальных связей. Управление не в виде пирамиды, когда сверху пошел сигнал, а в виде сложных взаимодействий, чатов, способности по-английски поговорить с человеком из Бразилии, определенное понимание языков программирования, потому что это коды, которые важны для новых языков. Анализ данных – как новая латынь, который надо учить.

Мы сами не могли этого сделать. Университетская профессура многое умеет, но без лидеров из глобальных компаний это сделать нельзя. А им это нужно, потому что фактически, если сама образовательная система не может им выдать то, что им было бы важно… А, кстати, им важно совершенно не только, скажем, владение техническими навыками, но и так называемые soft skills.

Один из ведущих работодателей в опросе сказал: «Я на последней фазе интервью молодому человеку задаю вопрос: «Скажите, а в каком веке жил Иван Грозный?» И говорит: «Если я не получаю ответа, я не беру его на работу, потому что я не хочу работать рядом с человеком, вот лично, – сказал крупный программист, – который не знает, в каком веке, а не то что годах, жил Иван Грозный».

Так вот, сейчас решение состоит в том, что раз система образования не настроена – значит, нужно работать вручную. Они приходят, и мы вместе пытаемся сформировать такие треки и такие направления, где будут люди, подходящие для современной работы. И, видимо, получается, потому что, скажем, в этом году именно наши студенты стали чемпионами МГУ по шахматам – что всегда было важным признаком. Я сегодня видел Аркадия Владимировича Дворковича, нашего выпускника, и попросил президента ФИДЕ поздравить наших студентов.

Петр Кузнецов: Так что еще поборемся с машинами-то в шахматах, да?

Александр Аузан: Поборемся, поборемся.

Петр Кузнецов: Последнее сообщение с SMS-портала. Есть мнение, что нас спасет исключительно индивидуальный подход к ребенку, именно поэтому сейчас так процветает успешно репетиторство.

Александр Аузан: Ну а почему нет? Вопрос только…

Петр Кузнецов: …в том, что не каждый может себе позволить этот индивидуальный подход.

Александр Аузан: Нет, дело не только в этом. При индивидуальном подходе как вы научите людей командному взаимодействию? Вот вопрос. Этот мир…

Петр Кузнецов: А командное взаимодействие понадобится нам уже после вуза, да?

Александр Аузан: Не-не-не.

Петр Кузнецов: Нет? Раньше?

Александр Аузан: Ему надо научить в вузе. Вы знаете, есть балльно-рейтинговая система, из которой мы в МГУ, в отличие от наших собратьев в других вузах, не применяем рейтинговую часть. Я вам скажу – почему. Не надо учить людей конкуренции всех против всех. Не надо учить человека, если он на седьмой позиции в рейтинге, пытаться по плечам и головам перебраться на четвертую позицию, чтобы получить большую стипендию.

Это неправильная установка, потому что война всех против всех – это так называемая «гоббсова проблема». Томас Гоббс так описал страшное состояние мира. В этом мире, конечно, есть конкуренция, но конкурируют команды. Поэтому мы очень много внимания уделяем командным играм, командным соревнованиям и так далее. И индивидуальное репетиторство – вы не научите человека социальным коммуникациям. Для этого они должны двигаться вместе.

Петр Кузнецов: А это важнее. В таком случае и оценки в школе не нужны?

Александр Аузан: Видите ли, не нужны оценки, которые связаны с благами. Человек должен понимать, конечно, что у него получается. Но, поймите, ведь чем рейтинг студенческий в этом смысле отличается от школьного? Потому что при низких показателях ему приходится платить за свое образование. А чем выше показатели, тем меньше за него платят, или наоборот – он начинает получать больше и больше денег.

Поэтому нужны ли оценки для того, чтобы понимать, где ты находишься? Да не только им, но и мне нужна такая оценка. Поэтому номинировать полезно. Надо смотреть, где ты находишься, в какой точке траектории. Но не надо из этого делать яблоко раздора, которое учит людей обходу интересов другого человека, а научиться взаимодействовать. Это довольно ценные навыки, особенно, между прочим, для глобальных компаний.

Тамара Шорникова: Спасибо.

Петр Кузнецов: Вас благодарят многие наши телезрители, просят почаще вас приглашать.

Александр Аузан: Спасибо большое.

Петр Кузнецов: Поэтому приходите, всегда рады.

Александр Аузан: Спасибо, спасибо.

Петр Кузнецов: Это «Личное мнение» Александра Аузана, декана экономического факультета МГУ.