Фридрих Согоян: Если ты трудолюбив, любишь свое дело и не ленишься, - твой талант не пропадет

Фридрих Согоян. Имя этого скульптора, автора сотен монументальных и станковых работ, известно не только в родной Армении, но и далеко за ее пределами. Согоян – это выдающиеся произведения, получившие признание во всем мире. Это настоящая музыка, великая красота, застывшая в камне. Почерк Фридриха Согояна – это необычайная одухотворенность каждого его творения, лирика и нежность, сочетающаяся с волевым характером и, несомненно, твердой гражданской позицией. Все, о чем болит сердце, о ком радуется душа, о чем переживает и кем восхищается художник, передается камню, бронзе, гипсу. И через теплоту рук он открывает свой мир каждому из нас, наполняя его великим ощущением смысла жизни.

Фридрих Согоян: Лучше быть живописцем, графиком, певцом и так далее, актером. А скульптура – это тяжелая профессия. Надо не только трудолюбие, надо иметь терпение, большое терпение. А если еще сверху дарит Бог, то это уже значит этому парню, этому человеку повезло на всю жизнь. Но если ты трудолюбив, любишь и не ленишься, то тогда получается: твой талант не пропадает.

Фридрих Согоян, народный художник России, народный художник Украины, заслуженный деятель искусств Украины и заслуженный деятель искусств Армении. Автор сотен монументальных произведений, среди которых одна из самых грандиозных работ советской скульптуры – многофигурная композиция "Герои форсирования Днепра", получившая всенародное признание, а сам художник – Ленинскую премию. Работы Согояна обогатили искусство множеством первоклассных произведений, установленных в городах бывшего Советского Союза, Соединенных Штатах Америки, в России и  Украине, Армении и Узбекистане. Его произведения хранятся в музеях и галереях Германии и Швейцарии, Великобритании и многих других стран. Некоторые памятники, такие как "Единый крест", символизирующий вековую дружбу армянского и русского народов, а также мемориал невинным жертвам землетрясения в Армении, открытый в 2007 году к двадцатилетию трагедии в Гюмри, получили всенародное признание от президентов и высших духовных лиц России и Армении до простых рабочих, жителей возрожденного города.

Фридрих Согоян: Если мы говорим об армянских скульптурах, то сама природа подсказывает. Когда едете по Армении, смотрите, кругом эти горы, возвышенности. Если внимательно смотреть, пофантазировать, то можно там увидеть все: и людей, и животных, и все-все-все. Если ребенок, он начинает расти и постепенно все это замечает. У него уже рождается как бы желание что-то делать похожее на это. И для этого созданы очень большие условия. Во-первых, камни там. Знаете, кусок камня – он взял с этого что-то, перерубил что-то. Но если взять мою историю, то же самое. Я еще школьником ходил, с уроков удирал и смотрел, как мастера рубят камни. И мне повезло, что они дали мне кусок камня, я начал работать. Это туф. Туф – мягкий материал. И, знаете, тогда уже я стал скульптором. Наравне с моими педагогами я могу поставить и тех каменщиков-мастеров, которых я встретил еще в детстве. Я никак не могу их оставить в стороне. Это невозможно. Понимаете? Они вошли в твою душу, они принимают этих молодых детей, которые хотят научиться их профессии, они их принимают как своих детей, понимаете? Эта теплота, и плюс к этому, что дают они возможность заниматься, уже начинаешь заниматься этой профессией, работой – это остается на всю жизнь.

У человека, который занимается искусством, у него должен быть момент "повезло". Мне повезло, когда я встретился с Вучетичем. Это была выставка в Ереване очень давно. Приехала московская комиссия, а там Вучетич. И он выбрал три работы со второго этажа картинной галереи у нас в Ереване. И все три оказались мои. А он не знал, что автор один. Потом, когда ему сказали, он даже не поверил, пошел, еще раз посмотрел. И ему захотелось обязательно со мной встретиться. Вот видите. Никто не был причиной, чтобы состоялась наша встреча. Никто. То есть твоя работа. Вот, что значит искусство. Значит, ты работаешь, себе творишь наивно, никогда не думаешь: "вот Вучетич приедет - выберет". Потом уже, когда узнал, что так, на следующий день, они должны пару дней еще оставаться в Ереване, естественно, их угощали. Вы знаете, как у нас. Никак не оторвешься от хорошего коньяка. И он мне говорит: я хочу посетить, побыть в твоей мастерской в Ереване. А мастерская у меня была в подвальном этаже. Я сразу с удовольствием, с таким, знаете, вдохновением: вот, Вучетич придет в мастерскую, потом все будут потом ко мне приходить, ЖЭК будет помогать, ремонт, всякие дела, стекла поставят. Отопление не работало в подвале. Пошел в мастерскую, привел, идеальный порядок. Потом сел и думаю: слушай, это же Вучетич. У него, наверное, какие мастерские там. Такой человек знаменитый и делает такие большие монументальные работы. Я отказался от этой идеи. Не пригласил к себе. Все крутил, крутил. Даже не попрощался с ним. Он уехал и написал письмо, что хотел бы, чтобы обязательно опять встречаться. Уже начал приглашать. Я не мог оторваться. Почему? Потому что, во-первых, знаете, у тебя уже дом, все, и родина, и как-то привыкло все кругом. Все это бросить, уехать. Потом уже свои серьезные работы я делал – устанавливал, не монументы, я все-таки были хорошие работы, и оторваться невозможно было. Через несколько лет мы поехали в творческую поездку по Европе, естественно, через Москву. И по дороге я решил зайти в мастерскую. И здесь я увидел, на что он меня приглашает – на киевский мемориал.

Он писал. Писать – одно. А когда самому увидеть это, он уже там делал какие-то эскизы, форэскизы. Я согласился. Поехал, собрался, приехал и остался в Москве. Когда я работал уже вместе с ним, это речь идет в его мастерской, где он и жил, приходили к нему почти все маршалы. Я несколько раз видел Жукова. Еременко, Рокоссовский – вот такие люди приходили, представляете? Для меня, человека, который больше генерала какого-нибудь, и то редкость в Армении, и вдруг здесь маршалы. Я начал их любить. Евгений уже болел. Вот, пожалуйста – общение. Он дал мне возможность, чтобы я как скульптор начал использовать свою профессию уже на каком-то другом уровне. Вместе мы работали в его мастерской несколько лет. Он скончался. Поехали в Киев, все это утвердили. Надо было все продолжить. Это был очень серьезный проект, мемориал. И я не мог оставить. Потом, знаете, у меня жена. Она все время настаивала на том, чтобы мы поехали, и не бросил я работу. Там и начали с 1975 года работать до конца 10 лет. Закончили мемориал. Это уже другая тема.

Профессия очень сильно оставляет след на образе человека. Врачи абсолютно другие. Певцы, композиторы другие. Художники – они такие спокойные. Они… от плохой жизни. Возьмете, скажем, рабочего. Сколько я рабочих лепил. Это абсолютно другие люди. Каменные, бронзовые лица у них. Здесь добавляешь еще руки к этим портретам. Каждая рука – как один портрет. Поэтому интересно. Скажем, портретный жанр – это очень интересно. Я готовлюсь к своей персональной выставке.

Я хочу делать портреты людей моего поколения. Люди, которые жили в то самое трудное время и строили страну. Сейчас другое время. Сейчас, смотрите, делают выставки ребята… Дать деньги за помещение, чтоб выставляться, сейчас абсолютно… Поэтому и искусство теряет свою ценность. Потому что тот, кто взял помещение, выставил свои работы с целью, чтобы продаваться. А кто будет покупать? В основном те, которые имеют средства. А средства начали богатые люди у нас… Продавая нефть, газ, торгуя, они стали богаты, а вкуса нет. Островский говорил: без искусства нет государства. Действительно. Если художник чувствует, что государство, правительство, меры и так далее думают о тебе, думают о всех таких, как ты, то здесь пойдет уже настоящее, чистое, крепкое искусство.