Николай Александров: Читать книгу перед, после или вместо сериала "Игра престолов" не менее увлекательно

Оксана Галькевич: Давай уже успокоим наших телезрителей и наш СМС-портал, который по-прежнему обсуждает предыдущую тему нашего эфира. Друзья, все, меняем. Мы сейчас будем говорить о литературе, об архитектуре в литературе. В студии у нас литературный критик Николай Александров – Николай, здравствуйте.

Петр Кузнецов: Здравствуйте, Николай.

Николай Александров: Здравствуйте.

Оксана Галькевич: Давайте обратимся к телезрителям, как мы обычно любим это делать.

Николай Александров: Давайте. Если вы хотите успокоить, кстати говоря, вы же знаете две культурные новости, связанные с книгами непосредственно. Первая собрала уже за сутки 11 миллионов просмотров – Оксимирон и Гнойный, конечно.

Оксана Галькевич: Да.

Николай Александров: Там целый раздел, я бы так сказал, был посвящен исключительно…

Оксана Галькевич: Поэтический рэп-баттл, да?

Николай Александров: Да, совершенно верно.

Оксана Галькевич: Вы смотрели, Николай?

Николай Александров: Конечно. Более того, я достаточно подробно изучил это удивительное представление. И меня, надо сказать, этот поединок потряс культурной насыщенностью – Маяковским, Есениным, Гумилевым (целое стихотворение Гумилева было прочитано), Джозеф Кэмпбелл ("Тысячеликий герой"), Хаксли, Замятин, Оруэлл – все это существует.

Петр Кузнецов: Но все равно на стареньком выезжают, получается?

Николай Александров: Ну конечно. И кстати, культура-то проигрывает, как мы знаем по результатам этого поединка.

Петр Кузнецов: А вторая новость?

Николай Александров: Понятно почему: проиграл Оксимирон, который, собственно, и выступал таким культурным…

А второе событие вселенского масштаба…

Петр Кузнецов: Джордж Мартин в Петербурге?

Николай Александров: С 18 по 21 августа в России Джордж Мартин.

Петр Кузнецов: Угадал.

Николай Александров: Это же, можно сказать, романы из серии "Песнь льда и огня" – "Игра престолов", воплощенная "Игра престолов"…

Петр Кузнецов: Я только сегодня услышал и удивился: представляете, он начал писать это в 1991 году.

Николай Александров: Конечно, очень давно.

Петр Кузнецов: И никак не закончит.

Николай Александров: Да, вот, к сожалению… Но теперь уже понятно, что сериал перевесил книги. Хотя по своему опыту скажу, что читать книгу перед, после либо вместо сериала не менее увлекательно.

Ну а мы обратимся все-таки к архитектуре и городам.

Оксана Галькевич: Но прежде чем вы перейдете к обзору литературы и расскажете о книгах, которые перед вами, давайте телезрителей попросим, как мы это любим делать: друзья, расскажите нам, что вы сейчас читаете, что вы рекомендуете, может быть, другим телезрителям…

Николай Александров: Что вас взволновало.

Оксана Галькевич: Что вас взволновало или, как Петр говорит, что вы не смогли дочитать.

Петр Кузнецов: Принимаем и негатив.

Оксана Галькевич: Пишите нам на СМС-портал. Можно, кстати, и позвонить – в прямом, интерактивном эфире работаем.

Николай Александров: Начнем мы с абсолютной классики. Джон Рескин – знаменитый британец, специалист по искусству и живописи, архитектуре. Его книга "Семь светочей архитектуры", но на самом деле это скорее семь принципов архитектуры. Чем замечательна эта книга, которая написана в первой половине XIX века? Джон Рескин – большой поклонник готики – попытался вывести семь главных принципов общечеловеческих, на которых должна быть основана архитектура вообще. Архитектура, с его точки зрения – это, конечно же, вещь, которая потрясает своей избыточностью, потому что богатство, декор в архитектуре важны. Но помимо этого нужно следовать чистоте архитектурного замысла как высокого искусства. Поэтому один из главных принципов – это жертва (то, что касается культовых памятников), истина (недопустимость фальсификации и подделок). Джон Рескин рассматривает разного рода фальсификации, которые сегодня, может быть, нас будут несколько удивлять и даже смешить: например, у него претензия к Британскому музею, потому что там гранитные ступенечки, а дальше только облицовка гранитная, и Рескин спрашивает, почему, с какой стати. Облицовка гранитная на входе в портал Британского музея заставляет сомневаться в том, что гранитные ступени подлинные и настоящие. Это недопустимо в архитектуре. Любопытно, как бы он посмотрел на замечательные павильончики в центре Москвы с искусственными цветами. Но вот, кстати говоря, один из примеров фальсификации – сила камня…

Петр Кузнецов: Остались ли они.

Николай Александров: Нет, еще, я думаю, постоят и новые построят. Сила, красота, память. Потому что, по мнению Джона Рескина, архитектура – так оно и есть – это воплощенная память. Поэтому разрушение архитектурных памятников – это такой путь в забвение. Поэтому разрушать памятники архитектуры нехорошо, не должно, потому что это ведет к забывчивости. И надо сказать, что общечеловеческие размышления Рескина – а он действительно основывается в этих общих принципах архитектуры, опирается на какие-то важные морально-нравственные категории – не менее любопытны и не менее замечательны, нежели его собственные наблюдения над архитектурой, а примеров и разборов орнаментов строения самого разного рода сооружений у Рескина в этой книге довольно много.

Петр Кузнецов: А вот Джордж Мартин любил взрывать здания – знаменитая Септа Бейлора.

Николай Александров: Он родился в другую эпоху, кстати говоря, которая в общем… Мы же все-таки прошли этот период деконструкции даже в архитектуре, когда полуразрушенное или как будто разрушенное здание становится таким предметом эстетического содержания.

Об этом говорится в еще одной совершенно удивительной книжке. Написали ее Сергей Чобан, знаменитый петербургский архитектор (а теперь уже не только петербургский), и Владимир Седов, который возглавляет кафедру искусствознания в Московском государственном университете, специалист по древнерусской и византийской архитектуре, а кроме того археолог потомственный, сын замечательного археолога, который в первую очередь Псковом и псковской архитектурой занимался, псковскими памятниками. Так вот это книга, которая называется "30:70. Архитектура как баланс сил"…

Петр Кузнецов: Немножко нарушен баланс в соотношении 30:70.

Николай Александров: На самом деле, в общем, становится понятно, о чем идет речь. Здесь несколько принципов очень важных, которые я попытаюсь очень быстро изложить. Первое: на протяжении трех тысяч лет архитектура – и, кстати, этот тезис полностью в согласии с Джоном Рескиным излагается – развивалась как несколько избыточное искусство. Действительно, ведь можно колонны, которые у нас поддерживают карниз, не на базу ставить, а просто так; не украшать эти колонны капителями, а просто у нас будет простой обрез. Я говорю просто об античном ордере, а об этом, собственно, и идет речь в этой книжке, потому что от античности до современности укладывают этот очерк архитектуры авторы этой небольшой книги. Так вот архитектура избыточна: можно просто ставить цилиндр, а можно колонну, которая характеризуется так называемым энтазисом, то есть когда у нас диаметр колонны сужается кверху, что придает, как ни странно, в большей степени антропоморфные формы. Архитектура избыточна, и декоративный характер архитектурных сооружений существовал на протяжении трех тысяч лет, если иметь в виду европейскую архитектуру (собственно, об этом и пишут авторы) до эпохи модернизма, которая началась в начале XX столетия, и по существу 100 лет уже мы живем в этой эпохе модернизма в разных вариациях. Модернизм как раз призвал к функциональности. Зачем украшать здания, когда в первую очередь мы исходим из функций, которые это здание выполняет, и решаем какие-нибудь вполне конкретные задачи – расселить людей, например, или построить какой-нибудь замечательный завод, который бы отвечал своей функции, или даже дворец культуры или театр.

И вот что получилось в результате? Эти новые, иногда замечательные сооружения модернизма, постмодернизма, последней эпохи, которые как будто отказываются от той традиции, которая существовала, могут существовать только в историческом окружении – в контрасте с той средой, в которую они погружены. Отсюда, кстати, эта пропорция 30:70. То есть существуют так называемые иконические здания – допустим, ратуша, церковь или здание театра – и с другой стороны фоновая застройка. И вот если раньше эта фоновая застройка как будто постепенно подводила к этим иконическим зданиям, и эти элементы, которые мы находим в строительстве ратуши, церкви или театра, повторялись на фасадах здания, то теперь наоборот, у нас существуют безликие модернистские дома. Поэтому сооружение тоже модернистское с искажением форм никоим образом не противоречит и не воспринимается по контрасту на фоне той безликой абсолютно среды, которая ее окружает, этой фоновой застройки, а должна в принципе она отличаться. И самое главное, что элементы этих новых сооружений – модернистских и постмодернистских – настолько прихотливы и настолько причудливы, что довольно трудно их повторить в зданиях такой типовой застройки, как мы, собственно, и говорим.

И для того чтобы эту собственно архитектурную часть завершить, еще одна замечательная книга Питера Айзенмана – она вышла в издательстве "StrelkaPress". Вы знаете, что "StrelkaPress" вообще организует семинары, которые связаны с урбанистикой и современной архитектурой…

Петр Кузнецов: Это про небоскребы?

Николай Александров: Это "Десять канонических зданий, 1950-2000", то есть хорошо эту книгу читать вместе с книжкой Чобана и Седова, потому что здесь речь идет о шедеврах современной архитектуры. Здесь действительно удивительные… На сегодняшний день, конечно, это уже архитекторы с мировыми именами и собственной историей, как, например, Мис ван дер Роэ, или Ле Корбюзье, или Колхас. Как видите, в этой книге есть довольно подробные чертежи – можно не только увидеть, но и представить, как тот или иной памятник был сделан, будь то, допустим, Дворец конгрессовв Страсбурге Ле Корбюзье или какой-нибудь дом-подсолнечник Моретти. И вот эти десять зданий, которые определяют доминанту архитектурного развития последних 50 лет, здесь представлены. Собственно, это разные типы зданий. И довольно любопытно, повторюсь, сравнить эту книжку с рассуждениями и размышлениями Чобана и Седова, потому как видно, что вот эта архитектура, которая тяготеет к такой исключительной скульптурности, как будто загнала себя в тупик. И один из выходов, который предлагают Чобан и Седов – это возвратиться к декоративности, вспомнить, в частности, античный ордер, который нам известен из учебников по истории (дорический, ионический, коринфский); вспомнить, что не безликий фасад, а фасад декорированный не только услаждает взгляд, но и создает особый комфорт существования, в частности, в городской среде.

Ну а что нам пишут наши телезрители?

Петр Кузнецов: Ой, вы знаете, много…

Оксана Галькевич: Очень активны, да.

Петр Кузнецов: А вот профильное сообщение, как я понимаю, из Красноярского края – Орхан Памук "Стамбул. Город воспоминаний".

Николай Александров: Да, это одна из совершенно чудесных книг Орхана Памука, нобелевского лауреата, который, кстати говоря, стал еще и лауреатом премии "Ясная поляна" в прошлом году, а книга "Стамбул. Город воспоминаний" – одна из совершенно удивительных книг о Стамбуле, потому что это такая ностальгическая книжка, связанная еще с воспоминаниями о первой половине XX столетия. Это изображение, можно сказать, турецкой интеллигенции поколения после Ататюрка, такого вхождения Турции и Стамбула в европейский контекст, что не исключает, конечно, особенной совершенно специфики стамбульской жизни. И нужно вспомнить, что Орхан Памук – это писатель в не меньшей степени немецкий, нежели турецкий, и на сегодняшний день он действительно один из классиков, вне всякого сомнения.

Петр Кузнецов: Татьяна из Кемерово читает "Строгий, стройный вид" (архитектура Санкт-Петербурга XVIII-XIX вв.), автор Н. Глинка.

Николай Александров: Да, замечательная книжка, вне всякого сомнения, и о Петербурге, и, кстати говоря, о периоде классицизма: каким образом классицизм (или у Седова и Чобана это неоклассицизм), эта архитектура входила в русскую культура и формировала, в частности, облик Петербурга, совершенно удивительный и уникальный, также идет речь в этой книжке.

Оксана Галькевич: Здесь, конечно, больше гораздо других каких-то произведений. Вот просто очень быстро: с подачи, видимо, вашей читают Горенштейна, перечитывают Стругацких; "Зулейха открывает глаза"; "Дети Медеи" Улицкой; Анри Шарьер "Папийон"…

Петр Кузнецов: Улицкой еще "Искренне ваш Шурик".

Оксана Галькевич: "Несвятые святые", Ремарка перечитывают, Аксенова "Новый сладостный стиль". Очень много читают.

Николай Александров: Да, довольно большой разброс. Я просто напомню, что собрание произведений Фридриха Горенштейна буквально только что вышло в издательстве "АСТ" с предисловием Дмитрия Быкова, поэтому интерес к этому автору, который может считаться уже если не классиком литературы последнего времени (последних по крайней мере трех-четырех десятилетий), то одним из самых авторитетных. Поэтому это такое как бы возобновление, возвращение к прозе Фридриха Горенштейна довольно серьезной. И, кстати говоря, это такое нелегкое, болезненное чтение. Тем более любопытно и примечательно, что это не отпугивает читателей и они говорят о том, что читают эту книжку.

Продолжим тему урбанизма немножко в другом аспекте, уже не просто чисто архитектурном, а в связи с тем, что такое город. Понятно, что город – это еще и люди, и впечатления. И вот в издательстве "Текст" вышли "Московские дневники" Кристы Вольф. Ее впечатления от поездок в Москву 1957-1989 гг. Помимо записок здесь множество разных свидетельств, встречи с самыми разными людьми. Таким образом, атмосфера этой я бы сказал послесталинской, послехрущевской и далее Москвы здесь передается. И это живые дневниковые впечатления, которые дают почувствовать город, как он жил и как менялся, что, собственно говоря, изменялось в Москве. Разумеется, что у Кристы Вольф не только московские впечатления: я напомню, что Криста Вольф – одна из самых известных немецких писательниц второй половины XX столетия, и эти дневники, которые не публиковались до этого, были обнаружены в ее архиве. Помимо собственных дневниковых записей здесь еще существует разного рода свидетельства современников, которые встречались с Кристой Вульф, а также заметки ее мужа, который пишет некоторые сопроводительные эссе, небольшие очерки, которые предваряют или обрамляют собственно впечатления Кристы Вульф.

И еще об одной книге. Она уводит нас из города вообще, хотя непосредственно с городом связана. Те, кто прожил в Москве в это лето какое-то количество времени, я думаю, оценят хотя бы название этой книги: Эрлинг Кагге "Тишина в эпоху шума".

Оксана Галькевич: О да.

Николай Александров: О чем, собственно говоря, здесь говорится? Эрлинг Кагге – совершенно удивительный норвежский исследователь, который покорил Северный полюс, Южный полюс, взбирался на Эверест. Поэтому что такое белое безмолвие, что такое тишина он знает достаточно хорошо. Но эта книга рассказывает не только о той шумовой среде, которая нас окружает. Когда, знаете, как раньше говорили, только один комар способен нарушить или испортить московскую ночь (что, в общем, действительно справедливо), но на самом деле, конечно же, если даже комар, то что можно говорить о звуке циркулярной пилы, которая будит человека в 7 часов утра и сопровождает его на протяжении всего дня вплоть до 21 часа… Так вот речь идет не только об этих внешних шумах, но и о шуме информационном, о тишине как особой сосредоточенности, когда человек остается один на один с собственным "я", когда он освобождается или отстраняется от информационного потока, когда он отвечает на некоторые важные вопросы, на которые, может быть, в течение дня, когда его окружает шум как внешний, так и внутренний и информационный, ему ответить не удается или у него нет времени. Удивительно лирическая книга, которая заставляет читателя ценить тишину – тишину в себе, тишину вовне – и несколько иначе смотреть на мир, во всяком случае выделять этот ненужный шум (во всех смыслах этого слова) от вещей по-настоящему значительных и значимых.

Оксана Галькевич: Скандинавы, знаете, напоминают мне в этом отношении к миру, к природе, к звукам и каким-то другим проявлениям японцев чем-то иногда, что-то такое.

Николай Александров: Ну да.

Петр Кузнецов: Обложка соответствующая, кстати.

Николай Александров: Конечно, такая абсолютная медитативность. В медитации не хватает… Медитация – не расслабленность, а сосредоточенность. Об этом Эрлинг Кагге тоже пишет.

Оксана Галькевич: Спасибо. Это был литературный критик Николай Александров – как всегда интересно об интересных книгах. А мы прервемся на большой выпуск новостей и вернемся к вам в 19:30.