Николай Александров: "Curiositas" Альберто Мангеля – это совершенно удивительное чтение! Но медленное, требующее внимания

Марина Калинина: К нам пришел Николай Александров. Здравствуйте, Николай. С книгами разных размеров.

Юрий Коваленко: Это интрига, что сегодня за жанр у нас будет.

Николай Александров: Да. Вы знаете, обычно все-таки делаю какую-то тематическую подборку – по жанрам, по…

Марина Калинина: Сегодня импровизация?

Николай Александров: И остается множество разных книжек, которые я, честно говоря, затрудняюсь, каким образом их объединить или, по крайней мере, подобрать подобные.

Марина Калинина: Но их объединяете вы в любом случае.

Николай Александров: Да. Вне всяких сомнений. И поэтому это разные книги разных авторов. И рассказывают они о разном. И после несерьезных новостей, в общем, в основном это книжки серьезные. Я попробую чуть менее серьезно о них говорить. Хотя, наверное, не о каждой получится.

Ну вот одна из книжек, с моей точки зрения, совершенно удивительная. Называется она "Curiositas", что можно перевести как любопытство или любознательность. Альберто Мангель написал эту книгу. Несколько слов об этом авторе. Он совершенно удивительный. Сын дипломатов, он довольно много путешествовал по миру. Но родился он в Тель-Авиве, долгое время жил в Буэнос-Айресе. И, помимо всего прочего, был чтецом у Борхеса. Читал ему книги. И сам стал книжником. Затем он жил в Канаде, во Франции, собрал огромную библиотеку – 30 000 томов, которые сейчас передал французам. И, конечно же, это книга о книгах в первую очередь. Но это не просто книга о книгах. Она читается, конечно, медленно. Поэтому я немного задержался с ее презентацией, потому что никак не мог от нее оторваться. Вот это та книга, которую нельзя прочесть быстро. Как же она устроена? Она устроена довольно хитро.

Во-первых, главная тема – любопытство и любознательность. Здесь тоже довольно много любопытных вещей открывается. Потому что, с одной стороны, любопытство или любознательность, как мы знаем – это двигатель прогресса. Человек, который задает постоянные "почему?", "зачем?", "как?", он тем самым разгадывает те природные тайны, которые его окружает и таким образом двигается вперед.

Юрий Коваленко: Книга с таким названием должна читаться очень быстро и легко.

Николай Александров: Сейчас вы узнаете, почему это нелегко и небыстро.  Это с одной стороны. Но, с другой стороны, мы же знаем, что любопытство даже в русском языке имеет несколько другой оттенок, да? Даже исходя из пословиц. "Любопытной Варваре на базаре нос оторвали". "Много будешь знать – скоро состаришься". И так далее.

Марина Калинина: Меньше знаешь – лучше спишь.

Николай Александров: Совершенно верно. То есть, иными словами, не всякое любопытство поощряется даже самой природой. Более того, даже мифы существуют о покрывале Изиды. То есть покров, который покрывает природу, и попытка этот покров приподнять иногда приводит к самым разным последствиям.

Юрий Коваленко: Как ящик Пандоры.

Николай Александров: Совершенно верно. Об этом, кстати, в этой книжке тоже идет речь. Но, тем не менее, это вопросы, которые постоянно человек задает - "как?", "что?", "зачем?", "почему?". Это детские вопросы, которые не преследуют нас всю жизнь, потому что мы благополучно об этом забываем, как раз руководствуясь принципом "меньше знаешь – лучше спишь". Но тем не менее.

И, в общем, эта книга посвящена как раз таким вопросам. Но Альберт Мангель как книжник за ответами на эти вопросы обращается, конечно же, к книгам. А в качестве путеводителя по этому морю на самом деле или по этой области вопросов неразрешимых выступает не кто-нибудь, а Данте Алигьери и его поэма "Божественная комедия". И в каждой главе так или иначе существует эпизод из "Божественной комедии" Данте, очень внимательно разобранный. Но дело в том, что каждый рассказ, каждое обращение к "Божественной комедии" связано со множеством всяких других сюжетов, будь то ящик Пандоры или диалоги Платона с Сократом, его спор с софистами, и размышление о том, что такое знание. Или размышление о том, что такое письмо. И как читать? Или что значит бумажная книга, а что значит книга на компьютере? И вот такое прихотливое строение постепенно читателя ведет с одной стороны по "Божественной комедии", открывая ему совершенно невероятные вещи некоторые, о которых, может быть, он даже не знал.

Например, кто помнит, что первая работа Галилея была связана с "Божественной комедией" Данте? Делал научный доклад и выяснял не что-нибудь, а площадь ада. Поскольку у Данте существуют вполне конкретные цифры, исходя из размеров Люцифера Галилей аргументировал это конусообразное строение ада.

Юрий Коваленко: Сейчас до сих пор существуют теоретические изыскания. Я не знаю, как назвать эту науку, которая даже вычислила температуру ада.

Николай Александров: Это просто отдельная область, я бы так сказал. Чтение "Божественной комедии" – это давным-давно уже совершенно отдельная автономная область, которая, разумеется, соприкасается с другими.

Помимо этого, здесь речь идет о самых разных людях. И самые разные имена от античности до современности. Вдруг неожиданно Мангель обращается к творчеству Иосифа Бродского и цитирует его стихотворения. И это тоже связано с "Божественной комедией", как ни странно. Цитирует в связи с этим Ольгу Седакову. То есть эта книжка – вот такое совершенно феерическое удивительное путешествие по сюжетам и книгам от древних и современных, и затрагивает самые разные общие вопросы, и довольно остроумно на них отвечает.

Повторяю, с моей точки зрения, это совершенно удивительное чтение, но чтение медленное. Я не скажу, что сложное, но медленное, которое требует внимание. Собственно говоря, книга сегодня, наверное, и предназначена в первую очередь для чтения медленного.

Как еще одна книжка, тоже вышедшая в издательстве Ивана Лимбаха. Это один из моих любимых французских авторов – Жорж Перек. Один из самых значительных писателей второй половины XX столетия. "W или воспоминание детства" – так называется этот том. Сюда вошла автобиографическая проза Жоржа Перека в переводе Валерия Кислова. Он же написал послесловие этой книжки. Валерий Кислов – один из самых замечательных переводчиков сложной французской литературы. Петербургский переводчик. И он, собственно, перевел Перека и не только эту книгу, но и другие замечательные вещи Перека, как, например, "Исчезание" – один из экспериментальных романов, который Жорж Перек написал без одной из самых распространенных букв французского алфавита – буквы "e", что само по себе довольно сложная вещь. А Валерий Кислов обошелся без буквы "о" в переводе этого романа Жоржа Перека. Или, например, "Жизнь, способ употребления".

Перек действительно был таким большим выдумщиком и фантазером с одной стороны. А, с другой стороны, как пишет Валерий Кислов, с моей точки зрения, совершенно справедливо, все творчество Жоржа Перека носит автобиографический характер. И понятно, почему. Потому что сам творческий импульс или сама биография писателя заставляла его все время возвращаться к трагическим событиям XX века, и в первую очередь – в трагедию Холокоста.

Родители Жоржа Перека родились в Польше. Незадолго до войны они переехали во Францию. Отец его погиб на фронте, мать погибла в концлагере. Он почти ничего не помнит о родителях. Родственники, оставшиеся в Польше, погибли во время войны в концлагере. И поэтому возвращение и судьба, во-первых, его близких и его собственная судьба на фоне этой трагедии постоянно его волновала. И поскольку он не просто пытался что-то вспомнить, но скорее даже реконструировать и воплотить в своей прозе фантазии по поводу своего детства. И вот "W или воспоминание детства" – это и есть такая очень сложно устроенная попытка реконструкции детства. С одной стороны, смутные его собственные воспоминания, а с другой стороны – история мальчика, который дал главному герою этого повествования свое имя, свою фамилию. А плюс к тому еще антиутопия, потому что "W" – это еще и такое антиутопическое место.

Кроме этого совершенно удивительного романа, который тоже, конечно, быстро читать невозможно, здесь есть эссе Жоржа Перека и его интервью, которое он дал, где он просто говорит об особенностях и своего письма, и своей памяти.

И для любителей французской прозы мы, конечно, этого удивительного автора, члена такого совершенно особенного французского сообщества, которое называлось "УЛИПО", где вместе объединялись математики, литераторы, потому что они решали такие иногда очень непростые формальные задачи, что видно и в творчестве Перека. Так вот, я думаю, для многих это будет настоящим открытием.

Прежде чем мы двинемся дальше, может быть, нам что-то написали, какие разные книжки…

Марина Калинина: Нам много пишут. Я просто думала, может быть, мы это в конце сделаем.

Николай Александров: Давайте сделаем в конце.

Марина Калинина: Дадим зрителям возможность еще написать. Потому что тут есть и вопросы, и сообщения о книглюблю.

Николай Александров: Замечательно. Давайте двинемся дальше, потому что еще по крайней мере две книги совершенно удивительные. А последняя на десерт. Она же разная. Она совершенно другая. Джонатан Коу – автор, о котором я довольно много говорил. Джонатан Коу, который приезжал в Россию и книги которого довольно хорошо известны, начиная с "Клуба ракалий", который обращается к британской жизни 1970-1980-х годов. И музыка – одна из главных тем вообще в творчестве Джонатана Коу, и размышления об этом времени, об этой переходной для жизни Великобритании эпохи, 1970-1980-е – и в культурном плане, и в социальном.

И вот очередной роман Джонатан Коу - "Карлики смерти", который совершенно по-другому или достаточно неожиданно написан. Потому здесь объединились несколько жанров. Первоначально кажется, что это детектив. Он так и начинается. С такой абсолютно детективной завязки. Потому что главный герой оказывается свидетелем убийства. И понятно, что читатель сразу заинтригован, что будет происходить.

Но постепенно оказывается, что на самом деле не столько детективная интрига важна, а сколько сам герой, который занимается музыкой, играет в разных группах. И вот эта панк-культура, конец 1970-х – начало 1980-х годов, новые музыкальные идеи, многочисленное цитирование самых разных музыкальных композиций. Иногда даже, поскольку главный герой – композитор… Кстати говоря, сам Джонатан Коу занимался фортепиано, брал уроки. Поэтому здесь появляются такие фрагменты на нотном стане, некоторые отрывки мелодий, которые включает сюда Джонатан Коу. Это еще один пласт. И, конечно же, для тех, кто вот так увлечен этим временем в английской культуре, я думаю, это будет чрезвычайно любопытное путешествие по эпохе панк-культуры, которая, в общем, видоизменяет и само сознание, и мировоззрение.

А еще один пласт… Разумеется, поскольку это все-таки воспоминания Джонатана Коу о собственном детстве, это тоже своего рода реконструкция юности. И, конечно же, она строится на любовных взаимоотношениях. И вот сложные романтические отношения главного героя с разными персонажами, которые появляются, его попытка понять и себя, и что такое то чувство, которое он испытывает, пройти через встречи, расставания – это еще один пласт романа и еще одна очень важная эмоциональная нота, которая по существу создает такой странный жанр между музыкальным романом, любовным романом и детективным, разумеется. И как детектив, конечно же, роман и завершается.

Еще об одной книжке, о которой я думал даже в самом начале поговорить, потому что она совершенно удивительная. Это книга о Науме Коржавине, который стал лауреатом премии "Поэт", как вы знаете, и вообще был и остается одной из значительных фигур в истории литературы, в истории поэзии российского XX века.

Леша Перский собрал истории про Эмку Манделя. Наум Моисеевич Мандель взял псевдоним себе – Коржавин. Кстати, история этого псевдонима здесь рассказывается. "Все мы несчастные сукины дети" – так называется этот дом. Это не просто рассказ о Науме Коржавине, а это фотоальбом. Я бы сказал, что это портрет на фоне эпохи. Здесь есть совершенно удивительные фотографии как документальные… Помимо документов, которые…

Юрий Коваленко: Книга, написанная отпечатками истории.

Николай Александров: Да. И понятно, что это не просто истории о Науме Коржавине, а вспоминают о нем очень многие, и поскольку он был знаком и с семьей Чухраев и долго у них был. Здесь совершенно замечательные эссе Тендрякова о Коржавине в эпохе Литературного института. Самые разные люди вспоминают Эмку Манделя, который, конечно же, был совершенно удивительной фигурой в 1940-х, 1950-х, 1960-х годах. Я напомню, что родился он под Киевом. Начинается, открывается книга словами самого Коржавина о том, что он хорошо помнит голодомор. 1937 год, репрессии, затем война. Родственники Коржавина погибают в Бабьем Яру. Сам он оказывается в эвакуации. Затем учеба в Литературном институте, арест в 1948 году, карагандинская ссылка, возвращение. Начало уже такой настоящей популярности, настоящего творчества.

И сами стихи, которые здесь также существуют, производят в контексте этой эпохи совершенно иное впечатление. Ну и фотография. Вот так вот выглядел Наум Коржавин в 1940-х годах до своего ареста, когда он ходил в Литинститут. Ходил он в шинели без хлястика, в буденновке и в стоптанных валенках. У Тендрякова есть совершенно замечательный рассказ по этому поводу. Потому что валенки постепенно приходили в негодность. И поэтому, как только стаптывалась подошва, он просто загибал. И получались они такие загнутые. Это даже видно на этом рисуночке. И, конечно, совершенно фантастические есть здесь портреты – и с Булатом Окуджавой, и с Аскольдовым, и с Чухраем. И портреты самого Наума Моисеевича есть совершенно фантастические, помимо, конечно же, документов эпохи, которые просто заставляют совершенно по-другому читать эти истории.

Конечно, есть и знаменитые всем известные довлатовские истории. Этот известный рассказ… - "Пожалуйста, не обижайте Коржавина". - "Почему я должен его обидеть?", - спрашивает Довлатов. - "Потому что Коржавин всегда обижается". Но потом выясняется, что еще невольно обижает других.

И вся эта книга – это не просто чтение. Есть, конечно, эпизод. Здесь Наум Коржавин на лошади. Он был близким другом Кайсына Кулиева, который его обожал как переводчика стихотворений. И один из переводов представлен в этой книге. Оно, конечно, не просто занимательная, трогательная, а иногда и веселое чтение о Науме Коржавине, но это еще и своего рода образ этого удивительного человека – с совершенно невероятной прямотой, искренностью, и, несмотря на внешнюю вроде бы такую мягкость, которая вызывает улыбку, несмотря на юродивость, несмотря на то, что он как будто всегда выглядел, как бомж, за этим необыкновенная честность и необыкновенная сила, которая, конечно же, видна и в его стихах.

Ну, и о последней книжке я скажу. Это уже наша эпоха. Совсем новое время и совсем новое письмо, я бы сказал так. Анвар Халилулаев "Разбитый термос и задыхающийся вопль". Автор молодой, во-первых. Во-вторых, необыкновенно популярный в интернете. Анвар собрал какое-то безумное количество читателей. Это небольшие рассказы. Совершенно другое письмо. Я даже думал процитировать, но я все-таки, наверное, удержусь от цитат. Письмо не то чтобы мне не всегда понятное, а я бы сказал, что это письмо, которое если придумать какой-нибудь термин, например, "письмо Фейсбука". Оно, с одной стороны, замечательное, легкое, а, с другой стороны, эта легкость, как ни странно, немножко отторгает. А вся эта книга – это любовная история. Это жизнь молодого поколения, попытка разобраться в себе, в том, что такое любовь. И большинство историй, кстати говоря, о расставании, о разлуке. Ничего не получается в совместной жизни.

Юрий Коваленко: "Одиночество в сети".

Николай Александров: Да нет. Одиночества нет. Но единственного человека герой никак не может найти. Но, с моей точки зрения, крайне показательная вещь – каким образом все-таки меняется эта реальность и что нового появляется и в психологии, и в психологии взаимоотношений.

Марина Калинина: Давайте пару СМС хотя бы зачитаем. "Николай, подскажите, что из произведений Сергея Сартакова почитать. Как его найти?".

Николай Александров: Ой. Я, наверное, не подскажу. В следующий раз я отвечу на этот вопрос.

Марина Калинина: Хорошо. Читают повести и рассказы Юрия Вяземского, Айтматова читают, "Шагреневую кожу" Оноре де Бальзака.

Юрий Коваленко: Очень много людей интересуется "Тысячеликим героем".

Николай Александров: Это понятно почему. Потому что только что у нас состоялась, можно сказать, битва века. И благодаря Оксимирону мы, видимо, все просветились и увидели… И Джозефа Кэмпбелла все стали читать.

Марина Калинина: Все сообщения сохраним и перейдем к следующей программе, все подготовим. Спасибо большое. Николай Александров был с нами.

Николай Александров: Спасибо.