Николай Александров: Крылов не теряет актуальности. "Что сходит с рук ворам, за то воришек бьют" - это тоже Иван Андреевич

Петр Кузнецов: У нас сейчас рубрика "Порядок слов". Мы встречаем, приветствуем с удовольствием литературного критика Николая Александрова. Здравствуйте, Николай.

Николай Александров: Здравствуйте.

Ольга Арсланова: Здравствуйте, Николай.

Петр Кузнецов: Мы уже знаем, что это будет рейтинг книг о классике.

Николай Александров: Да, совершенно верно. У нас же наши телезрители – они же большие любители классической литературы.

Ольга Арсланова: Все читали классику, конечно.

Николай Александров: И поэтому, конечно, я не мог остаться равнодушным к их пожеланиям.

Петр Кузнецов: Но это же ваш рейтинг, да?

Николай Александров: Это не вполне, конечно, рейтинг. Я погнался за разнообразием для того, чтобы представить самые разные эпохи русской классической литературы.

В прошлом году одна из телезрительниц говорила, что перечитывает басни Крылова – собственно поэтому сегодняшнее представление книг о русской классике XIX и начала XX века я начинаю с этой замечательной книжечки. Авторы ее – Валерий Мукиенко и Константин Сидоренко. "Крылатые выражения, литературные образы и цитаты из басен Ивана Андреевича Крылова". Совершенно замечательная книжка, которая позволяет понять, насколько глубоко и серьезно вошел Иван Андреевич Крылов в нашу жизнь, я бы сказал даже – в нашу повседневность.

Как она построена? Ну, ясно, что это справочник, словарь. И неслучайно здесь на обложке значится, что это не просто крылатые выражения. Потому что многие цитаты из басен Ивана Андреевича действительно стали уже пословицами, поговорками или крылатыми выражениями: "Ай, Моська! Знать она сильна…" – ну и так далее. Все мы знаем. Но некоторые цитаты менее известны. Ну, например: "Велико дело – миллион!" Ну, не столь распространенное вроде бы выражение, если сравнивать с другими, да? Даже начало басни "Ворона и Лисица" в меньшей степени известно, наверное. Многие путают и не помнят, с чего начинается, а все начинают цитировать…

Ольга Арсланова: "Вороне как-то бог послал…"

Николай Александров: Да вот и нет на самом деле! Нет, нет! "Уж сколько раз твердили миру".

Ольга Арсланова: Точно!

Николай Александров: С морали начинается басня Ивана Андреевича. Так вот, это крылатые выражения, которые вошли уже прочно в язык, цитаты и образы, потому что некоторая часть словарных статей здесь посвящена образам басен Ивана Андреевича Крылова: волк, ворона, лисица. Существуют отдельные словарные статьи.

Кроме того, поскольку все-таки это книга ориентирована на современность, здесь же приводятся цитаты из самых разных источников, из разных средств массовой информации, где, соответственно, цитаты из Ивана Андреевича употребляются и в каком контексте. Кстати говоря, употребление самое разнообразное. Чрезвычайно полезная книга, с моей точки зрения, и с социологической, ну, с какой угодно точки зрения, поскольку видно, что Крылов не теряет актуальности. Ну, действительно…

Ольга Арсланова: И продолжает формировать национальный характер во многом.

Николай Александров: Конечно, конечно! "Что сходит с рук ворам, за то воришек бьют", – это тоже Иван Андреевич Крылов, между прочим.

Ольга Арсланова: Интересно.

Николай Александров: Ну, хорошо, двигаемся дальше. Мы попутно можем порасспрашивать наших телезрителей, какие именно книжки о русской классике они читают.

Петр Кузнецов: Вот здесь Республика Татарстан пишет: "Много читал Достоевского. Есть о чем подумать".

Николай Александров: О Достоевском пойдет речь, да. "Читал Достоевского, много думал". Я понимаю.

Петр Кузнецов: Это тоже, кстати, Крылов написал.

Николай Александров: Да. Это просто, так скажем, не вошедший в окончательную редакцию вариант.

"Летопись жизни и творчества Михаила Юрьевича Лермонтова", Владимир Захаров. Недавно вышедшая книга, такой фундаментальный и очень подробный труд. Надо сказать, что Лермонтову, как это ни странно, во многом повезло с исследованиями, и с филологическими исследованиями. В свое время был задуман такой огромный проект, который назывался "Пушкинская энциклопедия". У нас, напомню, до сих пор еще не существует полного академического комментированного собрания сочинений Александра Сергеевича Пушкина, оно только-только сейчас выпускается. И когда решили делать "Пушкинскую энциклопедию", потряслись необъятностью этой работы. И тогда решили потренироваться на Лермонтове. И вышла в свое время "Лермонтовская энциклопедия"…

Ольга Арсланова: Опять второй. Да что ж такое!

Николай Александров: "Лермонтовская энциклопедия" – удивительное издание. И конечно, с вот такого рода источниками и справочниками уже легче работать дальше. Но это никоим образом не умаляет достоинств этого труда, потому что это действительно подробная летопись жизни и творчества Михаила Юрьевича Лермонтова с обширными цитатами из разных документов. Здесь воспоминания и, разумеется, художественные произведения, и многие просто документы, взятые Владимиром Захаровым из архивов, также публикуются. То есть на сегодняшний день, в общем, это одна из подробнейших книг, посвященных просто хронологии, фактографии лермонтовской жизни и лермонтовского творчества.

Ольга Арсланова: Можно вопрос от наших зрителей? Известно, что люди делятся на любителей кофе и чая, собачников и кошатников…

Николай Александров: Пушкин или Лермонтов, да?

Ольга Арсланова: И на тех, кто выбирает Пушкина или Лермонтова. Вы кто?

Николай Александров: Кошатник я или собачник?

Ольга Арсланова: Нет-нет. Вы лермонтовец или пушкинофил?

Николай Александров: Наверное, все-таки пушкинофил. Дело все в том, что, понимаете, мне трудно здесь говорить объективно – я все-таки довольно долгое время проработал в Государственном музее Александра Сергеевича Пушкина.

Ольга Арсланова: Вас заразили.

Николай Александров: В общем, будет, наверное, несколько неискренне говорить, что Лермонтов ближе мне. Нет конечно же. Несмотря на то, что я люблю Михаила Юрьевича и считаю, что некоторые вещи Михаила Юрьевича по-настоящему еще даже не прочитаны, и есть загадочные, вроде, например, удивительной повести недописанной "Штосс"… Совершенно фантастическая вещь! Мало кто обращает внимание на такие тексты. И судьба, конечно, невероятная.

Но когда в свое время Виктор Ерофеев брал интервью у Алексея Федоровича Лосева, он знаменитому философу и специалисту по античной литературе задал вопрос: "А что вы думаете о Пушкине?" На что Алексей Федорович ответил: "Ну, что Пушкин? Пушкин – классик". Я бы сказал: не просто классик. Пушкин – это уже не поэт и не писатель, а это как бы некая такая духовная субстанция, которая входит в повседневность и жизнь каждого человека.

И поэтому говорить, как относиться к этой стихии пушкинского творчества, довольно странно, потому что он всегда присутствует в нас так или иначе. Он всегда оказывается тем автором, к которому постоянно возвращаешься. Вот перечитать Федоровича Михайловича Достоевского или Льва Николаевича Толстого – в общем, в разные периоды приходит в голову такая мысль. А с Пушкиным человек обычно просто живет. Одно время у меня не было собрания сочинений и писем пушкинских, и я ужасно скучал. Правда, все это теперь существует в Интернете.

Петр Кузнецов: Несколько вариантов от наших начитанных телезрителей. "Мартин Нексе, "В чужих людях. Конец пути". Тяжело люди жили. Автобиографические повести", – Оренбургская область. Костромская: "С интересом читаю Даниила Мордовцева, "Великий раскол", и параллельно "Накануне смуты" другого автора". Не запомнил, видимо.

Ольга Арсланова: А вот еще совет прочитать "Усвятские шлемоносцы" Евгения Носова.

Петр Кузнецов: "Усвятские шлемоносцы"?

Николай Александров: Да-да-да. Знаменитая вещь

Петр Кузнецов: Очень похоже на название команды КВН.

Николай Александров: Один из писателей-деревенщиков, ныне несколько забытый. Вот видите – он возвращается к нам опять.

Ольга Арсланова: А знаете – почему? По мнению нашей зрительницы, это "терапевтическое средство лечения эгоцентризма, потребительства и душевной нищеты". Звучит как отличная реклама классического произведения, по-моему.

Николай Александров: Согласен, да. Но это все-таки, повторяю, XX век, советская эпоха. Рассказ о деревне, которая на самом деле сегодня практически не существует.

Ольга Арсланова: "Не проходит восторг от прочтения сказок Салтыкова-Щедрина. Особенно тронула сказка "Коняга", – пишет зритель из Москвы.

Николай Александров: Замечательно! Видите, школьная программа по-прежнему актуальна. И "Премудрый пискарик", и "Карась-идеалист" – это тоже сказки Салтыкова-Щедрина, которые изучают в школе. И во взрослом возрасте становится понятно, что Салтыков-Щедрин – великий писатель.

Петр Кузнецов: Ну и "Атлант расправил плечи".

Николай Александров: Ну, это вне всяких сомнений. Конечно, конечно же! Вот это психоделическое произведение. Это удивительно, каким образом женщина – коммунистка по своему мировоззрению – оказала такое влияние на американский феминизм и вообще на американскую мысль и захватила довольно большую аудиторию у нас в России.

Давайте несколько слов скажу о книге, которая, в общем, тоже достаточно хорошо известна, почти так же, и творчество…

Петр Кузнецов: Вот как раз Достоевский.

Николай Александров: Да-да-да, Федор Михайлович Достоевский. Это книга Игоря Волгин "Последний год Достоевского". Понятно, что это не первое издание. Я взял эту книгу просто потому, что она вышла очередным переизданием, потому как впервые книга Игоря Волгина сначала появлялась в журналах, а затем вышла в 1986 году отдельным изданием. Предисловие написал Дмитрий Сергеевич Лихачев. И с тех пор эта книга неоднократно переиздавалась.

Петр Кузнецов: То есть Игорь Волгин: "Последний год Достоевского". Потом переиздает: "Нет, вот сейчас последний!" Потом: "Нет, вот это точно последний!

Николай Александров: Да нет, просто не все рассказал, оказывается.

Ольга Арсланова: А потом – сиквел и приквел.

Николай Александров: Оказывается, что не все про последний год. Тем более большая все-таки дистанция между 1986 годом и 2017-м, да? Представьте – 31 год. Все-таки это довольно большой срок. И конечно, о многих проблемах, о которых еще стеснялись говорить в 1986 году – допустим, Достоевский и религия, Достоевский и терроризм, – сегодня говорить не только можно, но даже и нужно.

А последний год, напомню: "Дневник писателя", "Братья Карамазовы". Достоевский находится практически на взлете своего творчества. Контекст исторический – "Народная воля", террористические акты. Сотрудничество Достоевского с самыми разными изданиями, его переписка с Победоносцевым и так далее. То есть это богатейший просто по событиям год – 1880–1881-й. "Пушкинская речь" Достоевского, если уж о Пушкине зашла речь, кстати говоря.

И конечно же, это такое масштабное произведение, которое дает возможность увидеть еще и контекст, в котором Федор Михайлович творил, не просто факты из его жизни, но и собственно Россию 1880–1881 года, сразу после войны с Турцией. В общем, один из таких ключевых эпизодов после Александровских реформ. Все это, конечно, чрезвычайно любопытно само по себе.

И разумеется, сам Федор Михайлович, поскольку и его "Дневник писателя", и его публицистические выступления, я уж не говорю о его произведениях, о "Братьях Карамазовых" в первую очередь, все-таки главная книга. Он думает о продолжении, о "Житии Великого грешника", который воплощается в разных романах Достоевского – и "Бесы", и "Братья Карамазовы". Все это, конечно, такой эпицентр творческой мысли Достоевского. Об этом довольно подробно пишет Игорь Волгин.

Ольга Арсланова: Очень интересно. Это мой любимый русский писатель.

Николай Александров: Кстати говоря, взаимоотношения…

Ольга Арсланова: Не Волгин, а Достоевский.

Николай Александров: Федор Михайлович Достоевский, да. Взаимоотношения Толстого и Достоевского, роль Страхова в несостоявшихся отношениях между Толстым и Достоевским, интерес Льва Николаевича к Достоевскому – все в этой книге тоже существует, поскольку это одна из главных историй в истории русской литературы вообще, один из таких, ну, если не драматичных, то важных эпизодов. Потому что всегда возникает вопрос: почему Достоевский и Толстой не познакомились? Почему? Считается, что из-за Страхова этого знакомства не произошло. Была возможность у Страхова представить Достоевского Толстому, но тем не менее.

Мы переходим – Дарья Еремеева, "Граф Лев Толстой. Как шутил, кого любил, чем восхищался и что осуждал яснополянский гений". Вот такая книга. По материалу она замечательная. Просто существует Толстой в жизни. Многие вещи, которые забываются, когда мы говорим о Льве Николаевиче Толстом. Он своими произведениями как бы факты своей биографии вытеснил, да? Забывают, что он был военным, что он был заядлым охотником и умелым достаточно охотником, и птицу бил, и на зайчиков охотился, что он был просто хозяином, поскольку расширял свои владения до определенного времени, а потом просто отказался от авторских прав, а до этого был таким рачительным хозяином и хорошим помещиком. Ну, я уж не говорю о его всем известных запретах на мясоедение и так далее, и так далее. Все это существует.

Так вот, это, я бы сказал, Толстой в жизни. Лев Николаевич, который, как мы помним, в последних своих произведениях (в "Крейцеровой сонате", в "Воскресении") так странно смотрел на взаимоотношения между мужчиной и женщиной, в 60 лет, между прочим, Лев Николаевич родил своего последнего сына. Иными словами – он был достаточно эмоциональным, страстным человеком. Эмоции и страсть Льва Николаевича в этой книге как раз и отражены.

Единственное, конечно, о чем хочется сказать. Повторю – сведения, использование разных материалов. Это и воспоминания, и дневники, и просто отдельные какие-то заметки тех людей, которые с Толстым встречались. Все это очень хорошо. Но книга смакетирована настолько чудовищно, что вообще, в принципе, непонятно, каким образом ее можно читать. Я уж не говорю о мелком шрифте, но здесь даже полей, как видите, нет. Это под обрез. Я не знаю, что сказал бы Лев Николаевич Толстой, который издавал книги (издательство "Посредник" и прочее). Я думаю, что, конечно, вне всяких сомнений, скорее бы возмутился.

Ольга Арсланова: Несколько сообщений. Давайте…

Петр Кузнецов: А есть смешная шутка какая-нибудь там? Что из смешного попадается?

Ольга Арсланова: Просто мне кажется, что Лев Николаевич Толстой…

Николай Александров: Из не Толстого. Первым почему-то мне приходит в голову Иван Сергеевич Тургенев. Он сказал Толстому, что в первом рождении он, вероятно, был лошадью. Ну, потому что действительно любовь к лошадям.

Ольга Арсланова: Но это же не Толстой.

Николай Александров: Да, это не Толстой.

Ольга Арсланова: Просто как шутил Лев Николаевич Толстой? Мне кажется, это уже шутка.

Николай Александров: Ну, неожиданно. Например, когда ему одна из родственниц приехала… Вот шутка, розыгрыш, акция даже Льва Николаевича Толстого, когда она приехала в семью ко Льву Николаевичу. Мяса не едят в Ясной Поляне, а тетушка начала требовать, соответственно, и дичь, и мясо. И в очередной раз когда она пришла за обеденный стол в комнату, она увидела, что к ножке ее стула привязана курица. Она, разумеется, удивилась: зачем курица-то привязана? И Лев Николаевич сказал…

Ольга Арсланова: Живая?

Николай Александров: Ну да, разумеется, живая. Лев Николаевич сказал: "Вы знаете, мы никак курицу не можем убить. Если вам так хочется мяса – пожалуйста, самостоятельно".

Ольга Арсланова: Смешная шутка.

Николай Александров: Смешно, правда?

Ольга Арсланова: Да.

Петр Кузнецов: Кстати, о мясе. Республика Коми: "Читаю Федора Раззакова. Константин Бесков, "КГБ играет в футбол". Житель Крайнего Севера".

Николай Александров: Не надо оскорблять команду "Спартак"! Ну, зачем?

Петр Кузнецов: Константин Бесков вечен, как Салтыков-Щедрин. И мы знаем, что вчера именно на его конспектах "Спартак" сыграл с "Ливерпулем" 1:1.

Николай Александров: Да. Между прочим, это выдающийся результат.

Ольга Арсланова: Несколько сообщений еще. Пожалуйста, можно? Я тему как-то сменю. "Часто перечитываю Чехова, Шукшина, Астафьева".

Николай Александров: Вот давайте за Чехова. У нас две минутки остается. О Чехове такая замечательная книжка! Татьяна Бронзова, "Две Ольги Чехова. Две судьбы". Вот эта книга, в отличие от предыдущей (кстати говоря, того же издательства), видите, как фантастически издана?

Петр Кузнецов: Упаковка.

Николай Александров: Да. Прямо две книги – вот одна и вторая. Видите? Несколько слов я скажу.

"Две Ольги Чехова". Не у всех сразу же рожаются какие-то ассоциации, ну, потому что все знают Ольгу Леонардовну Книппер-Чехову – жену Антона Павловича Чехова, связанную со Станиславским, с Московским художественным театром и так далее. И ее жизнь и повседневность, в общем, тем людям, которые интересуются чеховской биографией, достаточно хорошо известны.

А вот вторая Ольга Чехова – Ольга Константиновна Чехова – известна гораздо менее, а ее судьба совершенно невероятная и совершенно удивительная. Во-первых, она племянница Ольги Леонардовны, которая ее и привезла, кстати говоря, в Москву, она к ней приехала. Она тоже была во МХАТе Станиславского. Во-вторых, она жена племянника Чехова, Михаила Чехова – знаменитого актера и режиссера, основателя голливудской школы. В-третьих, она знаменитая актриса, которая, кстати, прославилась в первую очередь в Германии. Она играла в немецких фильмах вплоть до конца войны. Ее арестовали в 45-м году, привезли в Москву, а через месяц она вернулась обратно в Берлин. И еще много загадок существует в судьбе Ольги Константиновны. Помимо того, что она выдающаяся актриса, судя по всему, конечно же, она была и советской разведчицей. И существует целый ряд свидетельств на эту тему.

Что касается книги Татьяны Бронзовой, то и та, и другая книга – это, в отличие от тех изданий, о которых я говорил до этого, в большей степени беллетристические рассказы. Здесь нет ссылок на документы, источники, а это такой свободный роман, свободное повествование о двух Ольгах – Ольге Леонардовне и Ольге Константиновне.

Петр Кузнецов: Спасибо.

Ольга Арсланова: Спасибо.

Петр Кузнецов: Николай Александров, литературный критик, и рубрика "Порядок слов".

Рубрика "Порядок слов"