Музей истории ГУЛАГА: история и боль страны, которые нельзя забыть

Варвара Макаревич: В мае 2019 года в 1-м Самотечном переулке открылся арт-объект «Дожди истории». Вот на этой бетонной стене при взаимодействии с водой проявляются портреты репрессированных деятелей культуры. Эта стена – часть экспозиции Музея истории ГУЛАГа, в который мы сейчас отправимся.

Ходить по музею я сегодня буду не одна, для меня персональную экскурсию проведет руководитель экскурсионного отдела Музея истории ГУЛАГа Алексей Трубин. Алексей, здравствуйте.

Алексей Трубин: Здравствуйте. Я предлагаю начать.

Варвара Макаревич: Да, пойдемте.

Алексей, я знаю, что раньше музей был в другом здании. Как давно вы здесь?

Алексей Трубин: С 2015 года наш музей переехал в это здание на 1-м Самотечном переулке. Маленький музейчик на Петровке превратился в такой большой современный музей.

Варвара Макаревич: Вы заметили, что как-то растет интерес у публики к истории ГУЛАГа? Много ли проходит экскурсий сегодня?

Алексей Трубин: Экскурсий действительно много. У нас приходят и школьники, и студенты. Мы очень популярны среди иностранных гостей Москвы, включены в огромное количество их туристических маршрутов. Поэтому сегодня действительно растет посещаемость нашего музея. И открытие новой экспозиции этому только способствует.

Варвара Макаревич: Ну давайте тогда, наверное, начнем как раз таки осмотр.

Алексей Трубин: Конечно.

Варвара Макаревич: Я так понимаю, что это самый первый зал, в который мы попадаем. И здесь какое-то невообразимое количество разных дверей. Что они символизируют?

Алексей Трубин: Первым залом мы даем вступление к теме. Мы даем возможность каждому, кто сюда приходит, даже не зная о том, чему посвящен музей, с чем придется соприкоснуться (школьники часто, например, об этом до конца не имеют представления), с помощью этих дверей создать такой паззл, потому что каждая из 16 дверей – это отдельная история.

Около этой двери начинаются школьные экскурсии обычно в этом зале, потому что нам важно ребятам показать, что репрессии – они скорее массовые, чем политические, они могли коснуться каждого человека в стране. Мы предлагаем ребятам пофантазировать, что в 30-е годы они могли бы в Москве делать, если были бы взрослыми людьми. Ну, кто-то отвечает: инженерами были бы, врачами и так далее.

А дальше мы говорим: «Представьте, что после обычного рабочего дня вы возвращаетесь к себе домой. Вот дверь вашей квартиры, ну, скорее всего, коммунальной квартиры – значит, там есть комната, которая вам принадлежит». И дальше реконструируем вечер ареста, когда в дверь стучат. Думая, что какое-то будничное событие происходит, люди дверь открывают. Дальше начинается обыск без объяснения каких-либо причин или оснований. А после этого кому-то из членов семьи объявляют, что нужно проехать на пару часов и дать некие объяснения. Человек же еще не знает, что он из этой двери выходит не на пару часов, а иногда на много-много лет, а иногда и навсегда.

Варвара Макаревич: Алексей, вы справедливо сказали, что постучать могли в абсолютно любую дверь. И были тысячи историй. Но у них же есть какая-то отправная точка. С чего начались репрессии?

Алексей Трубин: Нам важно зафиксировать отправную точку всей этой истории – это 1918 год, когда в нашей стране объявлен Красный террор. Это событие, которое сопутствовало Гражданской войне. И именно с этого события начинается наша экспозиция.

Варвара Макаревич: Давайте посмотрим.

Алексей Трубин: Конечно.

Варвара Макаревич: Алексей, что это за нити? Что они символизируют? Такая сеть целая.

Алексей Трубин: Ну, это стена следователя. Знаете, как следователь протягивает между разными фактами логические цепочки? Мы таким образом хотели показать, что каждый может провести свое собственное историческое расследование у этого стенда. Здесь мы показываем, как идеология постепенно в Советском Союзе становилась нормами права, то есть трансформировалась. Именно это произошло после Гражданской войны, когда на смену лагерям для классовых врагов приходят лагеря нового типа. И люди, которые туда отправляются, отправляются уже по совершенно другим обвинениям – это обвинения уголовные.

Варвара Макаревич: Я так понимаю, что репрессии начались и до Сталина, хотя обычно их связывают именно с ним.

Алексей Трубин: Да. Вот мы как раз и хотим показать, что репрессии начались с 1918 года, то есть с самых первых лет советской власти, со времен Гражданской войны. А Сталин сделал важное и самое главное для репрессивного механизма – он поставил его на правовой конвейер и постепенно-постепенно выводил из традиционного правового поля. То есть начинался юридический произвол, который мы тоже здесь показываем.

Варвара Макаревич: И как раз за моей спиной собственно профиль Сталина. Все нити, все пути приводят к нему.

Алексей Трубин: Да, это такой метафорический Сталин. Здесь нити приводят к профилю, который не сразу читается. В этом тоже заложена определенная идея, идея наших сценаристов и экспозиционщиков, которые хотели показать, что, приближаясь к этим событиям, становясь их участником, мы теряем понимание, что Сталин является лично причастным к нашей собственной истории. Нам кажется, что это произвол, что это ошибка, как часто и было. Люди писали письма Сталину с просьбой пересмотреть их дело, жалуясь на какой-то произвол. Но если мы отходим от этих событий на дистанцию (а здесь мы можем физически отойти от этой стены), то мы начинаем видеть, конечно, за этими деталями одного человека, который фактически аккумулировал огромную власть.