Легко ли быть НКО в России?

Во многих странах НКО занимаются поддержкой и защитой населения, экологией, местным самоуправлением, медициной, образованием, социальной реабилитацией… Методы и формы их работы часто превосходят в эффективности государственные организации. В нашей стране сектор НКО развит слабо, и судьба его не ясна.

С какими сложностями сталкиваются НКО сейчас, и что их ждет в будущем, учитывая текущие изменения в законодательстве – понятие "политической деятельности", обсуждаемый особый статус для благотворительных организаций и т.д.?

Участники дискуссии:

Александр ТАРНАВСКИЙ, депутат Госдумы, заместитель Председателя Комитета по делам общественных объединений и религиозных организаций 

Елена АЛЬШАНСКАЯ, президент благотворительного фонда "Волонтеры в помощь детям сиротам"

Сергей НИКИТИН, глава представительства правозащитной организации Amnesty International в России 

Николай МИРОНОВ, руководитель Центра экономических и политических реформ 

Александр ВЕРХОВСКИЙ, член Совета при президенте РФ по развитию гражданского общества и правам человека, руководитель Информационно-аналитического центра "СОВА"

Федор БИРЮКОВ, член бюро президиума партии "Родина"  

В Госдуме рассматривается законопроект, который наконец разъяснит понятие политической деятельности. Внести ясность в этот вопрос юристы и правозащитники призывали давно. Но, как опасаются эксперты, поправки могут серьезно повлиять отечественных НКО. В каком направлении будет развиваться третий сектор после вступления в силу новых поправок?

Варвара Макаревич: Первое чтение в Госдуме законопроект прошел еще в апреле. Ко второму чтению депутаты подготовили поправки, которые должны оградить благотворительные фонды и другие социально-ориентированные НКО от признания иностранными агентами. В то же время Министерство юстиции требует признать политической деятельностью даже критику самого закона об НКО. Александр Георгиевич, вы поддерживаете эту инициативу Минюста?

Александр Тарнавский: Для ясности: мы знаем, что в прошлом году общественные организации обращались к президенту, с тем чтобы подправили понятие политической деятельности. Не для всех было понятно, что это такое. Была неясность. Президент России, насколько я знаю, принял решение о создании рабочей группы под руководством одного из руководителей администрации президента. И там, видимо, были различные представители, в том числе и от широкой общественности. По моим данным, там была какая-то суета, связанная с тем, что шли какие-то дебаты в закрытом режиме. И эти дебаты сильно затянулись. В этой связи депутаты Госдумы разных фракции (всего их четыре парламентских фракции), наблюдая за этим, поняли, что полгода идет дискуссия, ничего не понятно, надо ее переводить в публичный режим. И, соответственно, группа депутатов внесла законопроект, по моим данным, в основе которого в какой-то мере лежал проект Минюста. И для того, чтобы перевести ее в публичную плоскость, для того, чтобы эта дискуссия шла через парламентские процедуры, через публичное внесение поправок и чтобы вся эта дискуссия велась открыто, а не кулуарно, чтобы мы от одного или другого СМИ узнавали, кто чего как говорит и не было политических обвинений. Сейчас все понятно в моем понимании. Я, например, как один из соавторов внесения законопроекта в свое время публично всем сказал: внесу любые поправки, лишь бы дайте. Не просто все плохие, все хорошие. Потому что здесь есть консервативный взгляд, есть либеральный взгляд. Официально ко мне обратились две структуры либерального толка. Они подготовили поправки. Я от своего имени их внес. И теперь более или менее картина понятна. Эти поправки уже выложены либо будут выложены в интернете. Помимо общих разговоров, связанных с политикой, есть две группы предложений и наработок по тексту, которые можно в публичной плоскости обсуждать. Вот такая канва всего того, что сейчас происходит.

В.М.: Я бы хотела услышать конкретный ответ на вопрос: можно ли считать политической деятельностью публичную критику этого закона.

Александр Тарнавский: Вот вы меня как спросили, я вам отвечаю, что нет, потому что надо, чтобы была политическая деятельность, соблюсти целый ряд условий. Вы меня спросили – я вам отвечаю "нет". Точно так же, как сразу хочу сказать: любая конкретная общественно-полезная деятельность, будь то благотворительная, социальные поддержки ветеранов, молодежи, спорта, здравоохранения вне зависимости от окраса денег не является политической деятельностью. Это надо понимать и признавать, чтобы не было каких-то политических домыслов.

В.М.: Мы чуть позже к этому еще вернемся. Сергей Анатольевич, если все-таки критика закона будет признана политической деятельностью, не идет ли это к тому, что в принципе любая публичная критика каких бы то ни было законов… Как же свобода слова? Получается, что критиковать нельзя?

Сергей Никитин: Изначально скажу, что весь закон, с нашей точки зрения, является нонсенсом и находится в полном противоречии с теми обязательствами, которые Российская Федерация брала и несет в соответствии с международным правом. Это первое.

Все нюансы смехотворны. Особенно этот момент, когда критика закона является политической деятельностью. Это абсолютно не серьезный разговор, это копание в мелочах, в то время как проблема была, она нарастает и остается.

В.М.: Елена, вы хотели прокомментировать.

Елена Альшанская: Да, я очень хотела прокомментировать. Потому что на самом деле мы с вами находимся в ситуации такого абсурдного диалога, который нас по сути погружает действительно в данное законодательство. Потому что, конечно, с точки зрения и этого законодательства… Законопроект изначально без поправок и трактовок Минюста, о чем он абсолютно четко говорит. А кто и дальше будет трактовать законодательство, как не Минюст? Понятно, что он же. Что, конечно, критика законопроекта является политической деятельностью, потому что там так это сформулировано. Там политическая деятельность является любой абсолютно. Почему только критика? Если бы я сказала, что мне очень нравится этот законопроект, это тоже была бы политическая деятельность с точки зрения этого текста, потому что в нем любое публичное высказывание о какой-либо деятельности органов власти, законодательной ли, не знаю, или как плитку плохо или хорошо кладут в Москве, все, что угодно, даже если не касается моей работы, работы моего фонда, является политической деятельностью. Там написано это четко, по-русски. Это понятно мне как человеку, который умеет читать текст документа, нашим юристам, которые точно так же это трактуют. И, как вы видите, это также понятно самому Минюсту, который абсолютно четко разъяснил, что да, конечно, в рамках этого проекта является. Помимо того, нужно понимать: абсолютно все, любое ваше высказывание, которое вы сделали в соцсетях, на этой программе, где угодно, является однозначно политической деятельностью. Но, мне кажется, это вообще странная история, потому что там происходит что? В рамках такого маленького закона об общественных организациях у нас появляется впервые такая большая и полная трактовка понятия, что вообще такое политическая деятельность, которой нет в других законодательствах. Она при этом узкая. Она только относительно НКО. То есть такая практическая трактовка, причем, такая аристотелевская, философского типа, что любая общественная активность, любое взаимодействие человека, социума с государством является в рамках этой трактовки… любая общественная деятельность является по сути политической.

И, конечно, это интересный подход. И, может быть, он достоин какого-то обсуждения и диалога. И, конечно, его нужно выносить из этого закона об НКО. Потому что почему, скажите, пожалуйста, у нас получилось сегодня так в рамках этого законопроекта, что политической деятельностью у нас занимаются только некоммерческие организации? В этом широком понимании – а больше никто. То есть получается, что ни государственные деятели, которые здесь некоторые находятся, не занимаются политической деятельностью, потому что понятие четко раскрыто только там.

В.М.: Именно в этом законе.

Елена Альшанская: Не просто в этом законе. А именно в отношении НКО. Ни депутаты, ни министры, ни политики не занимаются политической деятельностью. Ни коммерческие компании не могут влиять в интересах иностранного государства на политику России. Только общественные организации. Прямо, конечно, чудесно. Такой единственный привилегированный класс, который занимается политикой, на что-то влияет – всякие фонды, общества защиты животных. Мы думали – парламент, мы думали – депутаты, мы думали, что олигархи, а на самом деле нет, общества защиты животных у нас делают политику российской страны, если кто был не в курсе, конечно же, еще.

И я все-таки, если можно, маленький момент закончу. Почему это еще и абсурдно? Самое главное – мы забыли цель этого законодательства абсолютно. Какая была изначально идея?

В.М.: А какая была цель?

Елена Альшанская: Насколько я могу понять, насколько я могу трактовать из того, что было сказано в СМИ, я могу каким-то образом увидеть там этот посыл, что задача была – защитить от иностранного влияния именно политику российского государства. Нормальная понятная цель, которая есть у любого государства. Оно всегда защищает свое поле от влияния и свои интересы. Как бы инструмент такой, мягко говоря, странненький. Задача, конечно, понятная. Но помимо этой истории про политическую деятельность, которой у нас только НКО занимаются, еще в такой широкой трактовке. Там же есть еще, с моей точки зрения, ключевой момент. Я хочу его сказать, потому что, по-моему, кроме него, все остальное изменить не так принципиально. Организация, которая считается у нас иностранным агентом, то есть влияющей на политику в интересах иностранных государств, совершенно понятная история – это любая организация, которая получает хоть копейку от любого иностранного источника, или иностранного гражданина, физлица, или даже российской компании, которая получает источник за рубежом.

В.М.: Давайте к финансированию вернемся позже.

Елена Альшанская: Это важно. Это ключевой момент. И там написано так, что она не действует в интересах этого государства. Это неважно. Она получает этот источник финансирования, и в том числе действует в интересах другого государства. Она может вообще этого не делать. Она может совершенно искренне работать на благо нашей страны, в интересах нашей страны. Безусловно, любая НКО участвует в том широком понимании политической деятельности, потому что она в общественном секторе. Она, конечно же, участвует в общественной деятельности, конечно же, любая НКО взаимодействует с государством. Отчеты в Минюст публичные. Уже хотя бы так. И до свидания.

В.М.: Федор, а действительно, не происходит ли подмены понятий "публичная деятельность" и "политическая деятельность"? Здесь это фактически одно становится другим.

Федор Бирюков: В данном случае – нет, потому что политическая деятельность затрагивает именно политический момент, в том числе изменение государственной политики, государственного строя, взаимоотношений с государством, а публичная деятельность – это и проведение новогодней елки (публичное мероприятие). Речь идет о том, что именно сектор НКО, так получилось, наиболее опасен с точки зрения политической сферы.

В.М.: А чем он опасен?

Федор Бирюков: Я вас слушал, вы сразу начинаете перебивать. Это, кстати, стиль НКО. Из-за этого стиля, из-за того, что сразу поднимается кипиш, из-за того, что никто не может ничего сказать, все эти законы так долго рассматриваются, и рассматриваются порой в закрытом режиме. Потому что именно среди НКО находятся те малые и большие центры западного влияния, которые в том числе выходили на Болотную, которые сегодня под видом борьбы с коррупцией занимаются подготовкой различных революционных и псевдореволюционных сценариев и так далее. В политических партиях все просто и понятно сегодня. Там есть достаточно жесткий механизм регулирования. И именно среди НКО вот эта противогосударственная сфера развивается.

В.М.: Вы можете назвать какие-то конкретные НКО. Вы сказали – ходили на Болотную, принимают какие-то противогосударственные шаги. Кто это?

Федор Бирюков: Например, Фонд борьбы с коррупцией – это конкретный пример.

В.М.: А чем плоха борьба с коррупцией? Чем это противогосударственно?

Федор Бирюков: Они занимаются не столько борьбой с коррупцией, сколько борьбой с конкретными персоналиями. Или, например, недавний скандал с панамскими офшорами, которые даже Ассанж признал, что это была частично заказуха. С российской стороны тоже участвовали какие-то определенные центры. Эта сфера нуждается в упорядочении. Другое дело, что, может быть, должна быть более открытая дискуссия. Но даже из нашего разговора сегодня понятно, что и стороны НКО, и стороны государства не совсем понимают все нюансы. Потому что сфера сложная, она только формируется. А вообще политикой занимаются и политические партии, и некоммерческие организации, и государственные структуры. Это широкая сфера, это океан.

В.М.: То, что политикой занимаются политические партии – это как раз очевидно. Они борются за власть. То, чего не делают НКО.

Федор Бирюков: НКО могут участвовать в этом посредством аффилирования с какими-то политическими партиями, что тоже происходит. Особенно на либеральном фланге.

В.М.: Александр, вы хотели прокомментировать давно.

Александр Верховский: Я хотел прокомментировать действительно. Не совсем точно, что у нас нет нигде определения политической деятельности. Оно, кстати, есть в законе о судьях. Судьям запрещается заниматься политической деятельностью. И там написано, что это такое. Это именно участвовать в борьбе за власть. Там это в одном абзаце коротко сформулировано, прекрасно умещается и всем все понятно, что это такое. Для них политическая деятельность – это одно, а для НКО – другое. На самом деле я думаю, что следом появится третий закон, четвертый, где будут еще какие-то вариации на эту тему.

То, что сделал этот законопроект, я могу сказать как член президентского совета по правам человека, я помню это обсуждение, когда Памфилова говорила, что вот безобразие, приводила примеры, президент сказал – да, и потом подписал поручение: "надо уточнить определение". Вот это определение, которое нам в расширенном виде представил Минюст и которое потом практически без изменений было внесено в качестве законопроекта, на самом деле всего лишь суммирует все те совершенно порочные деяния, которые Минюст делал до этого, внося организации в список этих самых злополучных иностранных агентов. Это не выполнение поручений президента, я могу заметить, а, как бы это помягче сказать – ну, невыполнения.

И можно было бы вполне и здесь пользоваться каким-то простым определением, вот хоть взять его прямо из закона о судьях и перенести сюда. Понятно, что НКО все равно не участвуют в выборах. Потому что в выборах у нас только партии участвуют по закону. Ок. Значит, они не могут поддерживать партии. Написать вот это. Это довольно несложно. Сделать все, что относится к выборам. Невозможно назвать политической деятельностью все, что в принципе косвенно повлияет на власть. Потому что косвенно все влияет на власть: обсуждение пресловутой брусчатки тоже может повлиять на власть. Это безгранично расширяемое поле. Поэтому запрет должен быть всегда понятный и ограниченный.

Здесь речь не о запрете. Обычно говорят, что это не запрет никакой. Пожалуйста, занимайтесь политической деятельностью. Просто если вы берете иностранные деньги, то повесьте бирку, и все ок. Во-первых, не ок, как выяснилось. Для тех организаций, у которых бирка появилась, у них не все ок.

В.М.: Почему?

2: Потому что, например, выяснилось уже, что им нельзя… это уже норма… что им нельзя участвовать в наблюдении за выборами. Сейчас, похоже, их выкинут из общественных наблюдательных комиссий в местах лишения свободы. И лиха беда – начало. Еще откуда-нибудь повыкидывают. Потому что это естественно. Всем ясно, что это негативное клеймо, и оно не может просто так висеть безо всяких последствий. Это не считая репутационных моментов. И в принципе, ладно, мне тоже не нравится вся концепция закона про иностранных агентов. Но коль уж он есть – ок, пусть будет. Тогда давайте сведем его примерно хотя бы к тому политическому посылу, ради которого он принимался, потому что это просто превращение довольно хаотической практики Минюста последних 2 лет в норму закона. Значит, этой практики просто будет больше. Никакая политическая цель достигаться не будет. Просто посмотрите на список агентов, и сразу станет понятно, что эта политическая цель не достигается.

В.М.: Николай, а вам поправки, которые мы обсуждаем, вы считаете, что именно так и должна трактоваться политическая деятельность?

Николай Миронов: Нет, я так не считаю. На самом деле было правильно сказать по поводу кастрюли без дна со стороны правозащитников, когда они называли эти поправки, этот закон. Действительно возникает такая попытка объять необъятное и расписать все, как правильно сказал коллега, что как-то влияет на власть. На самом деле действительно получается огромное количество всякой деятельности, потому что любая организация (и общественная организация, и НКО) так или иначе всегда будет какой-то хотя бы небольшой, но политический посыл. Организация, конечно, совсем маленькая, которая, может быть, защищает животных в каком-то городе, ей не надо влиять на власть. И даже ей иногда местное самоуправление в части политики… Более крупные организации у нас в нашей стране, давайте будем говорить откровенно, всегда сталкиваются с массой недостатков, как организована система. Это не касается того, что плохой президент или кто-то еще. Это просто на местах масса всего: и коррупция будет здесь, и непрофессиональное управление, и какие-то налоги левые, и какие-то старые нормы, которые остались и надо их отменять. И если НКО действительно борется за общественный интерес, то она всегда будет заходить на это поле и она все равно всегда будет общаться с властью и стараться на нее повлиять, чтобы что-то изменить.

И мы тут же втискали это в понятие о политической деятельности. Конечно, если бы речь шла о ряде организаций, которые просто откровенно негативно влияют на нашу жизнь и хотят нам зла, то тут можно было бы тогда это не дискутировать и не обсуждать. Но мы знаем, что такое эксцесс исполнителей, например, хотя бы даже, мы это знаем по очень многим вопросам, касающимся, например, экстремистского законодательства, многих других вещей.

Иностранный агент, если говорить именно об агенте – это тот, кто действительно и целиком работает в интересах… У него может быть какая-то побочная деятельность…

В.М.: А как можно определить, что конкретно эта некоммерческая организация работает в интересах какого-то другого государства?

Николай Миронов: Если мы будем пытаться записать в закон или в инструкцию все, что надо делать, мы не сможем жить. Здесь вопрос правоприменительной практики. Должна быть норма, в которой понятно написано, что деятельность в интересах иностранных государств, причем именно политических структур этих иностранных государств, а не, например, структур, которые трансгранично занимаются чистотой воздуха, но при этом не преследуют интересы каких-то олигархов, транснациональных компаний. Это надо каждый конкретный случай разбирать. Именно в интересах это НКО постоянно осуществляет деятельность. И вся другая деятельность является побочной – вот тогда действительно имеет смысл как-то говорить о присвоении статуса иностранного агента. Кроме того, мы здесь попадаем очень сильно на экономику. И об этом надо говорить. Сейчас пока высказался Союз энергетиков. Но он не единственный. На самом деле Россия ведет внешнеэкономическую деятельность. И это неплохо, что она это делает. На самом деле вся российская экономическая модель построена на связях с иностранцами. Мы не автаркическая держава. У нас есть масса ассоциаций, которые взаимосвязаны с иностранцами. Вот мы стали последнее время дружить с Китаем. Может, уже перестали, но одно время точно дружили. Российско-китайские союзы плодились, как грибы. Они что, тоже все иностранные агенты? А ведь многие из них имеют статус НКО. Давайте на них повесим эту бляху, что они иностранные агенты. Они что, против России, что ли? Да нет, они укрепляют внешнеэкономические связи.

В.М.: Александр Георгиевич, хотела как раз к вам обратиться. Но одна из волн паники была посвящена тому, что теперь благотворительные фонды, здравоохранительные организации тоже подо все это подпадут. Но, как я понимаю, про них теперь есть отдельный пункт, что их это не касается.

Александр Тарнавский: Сейчас я скажу о благотворительных организациях. Просто я хотел бы вернуться к началу. Мы то, участвующие в дискуссии, в теме, а те, кто нас смотрит, может быть, не очень. Я хочу повторить начало всей этой дискуссии. Первое. В России есть политические партии разной направленности. Одни сильно любят власть, другие – не очень сильно. Есть системная оппозиция, есть несистемная оппозиция. Они занимают разные позиции и несут в общество разные взгляды. Есть партия "Яблоко", которая говорит: "Крым не наш. Это нарушение международного права. В России авторитарный режим". Вчера в "Независимой газете" об этом прочитал. Это делается. И, по-моему, власть к партии "Яблоко", как мне кажется, каких-то санкций не принимает. То есть есть сфера политики, есть деятельность некоммерческих организаций. Некоммерческие организации работают. Я когда-то тоже был директором благотворительного фонда, занимался социально направленной деятельностью. И если ты, благотворительный фонд, работаешь в разных направлениях и даже критикуешь власть вдруг параллельно и делаешь обсуждение в соцсетях, делай ради бога, и никто тебе ничего этого не запрещает.

Есть одна проблема, которая заключается в том, что мы говорим о некоторых некоммерческих организациях, которые получают деньги и живут за счет денег из-за рубежа. Раньше это были миллиарды долларов. По последним данным, это сотни миллионов рублей.

В.М.: Какие НКО? Каких НКО стоит опасаться? Кто иностранные агенты?

Александр Тарнавский: Никого не стоит опасаться. Когда мы смотрим те фонды, которые дают деньги, там почему-то в значительной мере присутствуют бывшие работники ЦРУ, МI6. Это американская, английская, другая разведка. Наверняка они хотят России помочь. Хотя я понимаю, что, наверное, есть какой-то филантроп американский, который говорит: вот вам деньги, сделайте полезное дело. Отвечая на ваш вопрос, что касается благотворительных организаций, там вообще все критерии сняты. Только давайте вспомним закон о благотворительной деятельности и благотворительных организациях середины 1990-х годов, если не ошибаюсь – 1995 или 1996 года, где черным по белому в двух местах записано, что если ты благотворительная организация, то тебе запрещено заниматься поддержкой политических партий, политических компаний, политических групп. И по определению благотворительная организация не может заниматься политикой. Другие НКО, насколько я знаю, вроде как могут. И, повторюсь, мы говорим лишь о тех российских НКО, которые получают деньги из-за рубежа.

В.М.: Я хочу коротко привести вам примеры, и хотелось бы получить краткий ответ. В 2016 году в реестр иностранных агентов был внесен комитет по предотвращению пыток. Это было связано с тем, что российские граждане, которые перечисляли туда средства…

Александр Тарнавский: Куда туда?

В.М.: В комитет. Они как раз работали в организации, которая получала средства из-за рубежа. Вот такая сложная схема…

Александр Тарнавский: Такая же схема, как был очень известный фонд Зимина, который говорил: это мои деньги, и я не должен быть инагентом. Здесь есть две позиции. Если вы хотите закон в хорошем смысле обойти, обратитесь к студенту III курса финансового университета, и он вам поможет построить такую финансовую схему планирования, которая вам очистит эти деньги. Только надо хотеть это сделать. Я, как раньше говорил, готов от своего имени вносить любые поправки, как сейчас внес. От вас жду поправок. Давайте официально пишите поправки. Я все поправки буду…

В.М.: Елена, у вас же наверняка есть поправки. Вот к Александру Георгиевичу можно.

Елена Альшанская: Более того, именно я и передала поправки благотворительных фондов. Но я сейчас вас послушала, поняла, что мы не доделали, нужно еще внести вот этот момент тоже, потому что действительно в этом законе, когда вы сказали, что плохой закон нужно исполнять, он еще не принят. Плохой закон, который еще не принят, не надо исполнять, его нужно не принимать или все-таки изменять. Плохое законодательство нужно изменять. Вот так должна все-таки звучать правильная формулировка. Мы в этих поправках какие-то моменты учли, какие-то, сейчас я слышу, не учли. Потому что, конечно, то, что вы сказали – во-первых, человек даже свои деньги из зарубежного банка на поддержку своего же фонда перевел, он за свой счет осуществлял эту благотворительную деятельность и оказался иностранным агентом. Все понимаем, что это абсурд, что таким образом сказать, что действительно… какая задача? Задача – не исполнять плохое законодательство, а задача – у государства какая-то цель была, да? Определить, кто является иностранным агентом. Можем ли мы сказать, что человек, который на свои деньги поддерживал развитие науки в России из-за того, что он положил их в иностранный банк и профинансировал оттуда свой фонд, таким образом становится иностранным агентом, мне кажется, все понимают, что это не так.

Поэтому если мы понимаем, что наш закон работает не как решето, а как силок, который ловит всех, кто рядом оказался. А задача у него была – найти эту букашечку. Но мы понимаем, что эту букашечку так ловить не надо, потому что это просто ерунда. У нас задачи не выполняются. Мы написали плохое законодательство и радуемся, и говорим: все исполняйте. Если стояла задача выяснить, кто действительно иностранный агент… И при этом шла же речь о том, что ориентировались на закон Фара. Когда вообще только возникла эта тема, я пошла, прочитала этот закон, и внимательно прочитала несколько лет отчетов. Потому что они пишут каждый год отчеты, кого они признают иностранными агентами.

Во-первых, этот закон, конечно же, не про НКО. НКО там за запятой в "и другие". Это закон про иностранных граждан, иностранные компании, иностранные государственные представительства, про тех, кто реально может быть агентом, очевидно может быть агентом. Когда у вас представительство какой-нибудь российской компании в Америке начинает что-то продвигать, вы можете заподозрить.

В.М.: Но не проамериканские организации?

Елена Альшанская: Они могут быть в числе прочих. То есть в том числе он может касаться американских граждан и американских НКО. Только в том числе. То есть они на последних рядах за запятой. Что они тоже могут оказаться представителями…

Николай Миронов: Там как-то конкретизировано, когда они оказываются? Они должны что-то делать для этого?

Елена Альшанская: Я читала это очень давно. Посмотрите. На сайте висит, все открыто. И что дальше там нужно? Они именно в интересах иностранных государств. То есть там не про финансы. Там неважно, есть у тебя хоть одна копейка или у тебя может ее не быть. Потому что это странный показатель, всех обобщающий, действительно под одну гребенку запихивающий всех, но совершенно не обязательно, что он есть на самом деле. У умного иностранного агента никаких зарубежных денег нет. Он не идиот. И ни в какой… не будет никаких иностранных денег.

Николай Миронов: Как раз агент, который хочет нанести вред, естественно, будет прятаться, потому что он уже злоумышленник.

Елена Альшанская: Мы с момента денег перескакиваем. А он здесь ключевой. Во-первых, вы привели пример этого миллионера. Хотя Зимин – наш российский, никакой не американский миллионер. Радоваться надо, что он в Россию, а не в Америку, как многие наши олигархи, к сожалению, вкладывал деньги. Теперь, извините, многие эти проекты заморожены. Более того, там же не сказано, какая сумма в эти НКО, живущие на иностранный капитал. Допустим, была у предыдущего созыва, кто это принимал, задача сделать так, чтобы организации, которые живут только на иностранные деньги, что, опять же, не делает их иностранными агентами. Николай совершенно правильно сказал, что это могут быть какие-то организации, я не знаю, международный союз наблюдателей птиц. В России никто на это не жертвует, потому что птичек никому не жалко. А их же партнеры американские дают им деньги, чтобы они съездили по этим болотам, составили уникальные справочники этих погибающих птиц, которые здесь никому не нужны.

И получается, что они иностранные агенты, не потому что они нам вредят, не потому что они действуют в интересах другого государства, а потому что у них источник финансирования… Все это какое-то полное безумие. Но главное, что там даже не сказано, сколько, что они не должны существовать обязательно на деньги этого американского орнитологического союза. У нее может быть один рубль от какого-нибудь гражданина Белоруссии или Китая, с которым мы вообще партнеры.

В.М.: Но этого уже достаточно, чтобы стать иностранным агентом.

Елена Альшанская: А деятельность, как мы только что говорили, вот эта кастрюля без дна, где любая публичная активность, в том числе интернет, любое ваше высказывание, включая в вашем личном блоге, просто о власти, не сказано, оно критическое, некритическое, про политику, про плитку. Это не прост широкое понятие. Это понятие любой активности. Просто любой публичной активности, любой коммуникации с органами власти. Например, здесь вы пишите официальное письмо. Вы написали письмо в госорган, повесили у себя на сайте – все, это политическая деятельность. То есть это абсурд с точки зрения денег. Потому что не может быть так, что любой ваш рубль, включая страны, которые нам дружественны, с которыми мы находимся в хороших отношениях, или от наших компаний, которые получают источник за рубежом – откуда я знаю, откуда деньги получает компания? Как я могу знать, откуда они…

В.М.: Получается, что НКО должны сами отслеживать эту схему, чтобы быть уверенными.

Елена Альшанская: Ко мне приходит человек из российской компании и говорит: я вам дам денег на помощь детям. Я говорю: супер. А теперь покажите-ка мне ваши…

В.М.: Откуда у вас деньги. Федор, а какие есть варианты для НКО финансирования, если получение денег из зарубежных фондов влечет за собой осложнение работы для НКО, что делает в свою очередь российское государство, какие есть способы получения средств от российского государства?

Федор Бирюков: Российское государство выделяет гранты.

В.М.: Их достаточно для того количества НКО, которое существует в России, и для объема их работ?

Федор Бирюков: Я слышал только жалобы от патриотических НКО, что гранты тяжело получить. Парадоксально, что именно либеральный сектор с легкостью получает эти гранты. В прошлом году несколько моих знакомых не получили, которые занимаются в том числе патриотической политической деятельностью, им по техническим причинам было отказано. То есть в принципе, конечно, грантовая система худо-бедно, но позволяет.

В.М.: А бизнес у нас заинтересован поддерживать НКО? Секунду. Я бы хотела…

Федор Бирюков: Бизнес вообще заинтересован в том, что приносит прибыль. Это и российский бизнес, и зарубежный. Когда мы говорим о финансировании организаций из-за рубежа, мы должны понимать, что там тоже деньги не просто так даются, даже на изучение птиц. Вы понимаете, что отчетность и конечная цель, которая может быть даже неизвестна исполнителем, она все равно требует достижений.

В.М.: Но у нас есть система, которая позволяет сегодня бизнесу быть заинтересованным в финансировании НКО?

Федор Бирюков: Государство выделяет деньги, гранты, даже выделяет… Партия "Яблоко" была упомянута – она ведь получает государственное финансирование, как получившее 3% на выборах. То есть государство…

В.М.: Но они политическая партия все-таки. Они не НКО.

Федор Бирюков: НКО большие суммы получают. В зависимости от размаха деятельности, целеполагания и так далее. Другое дело, что… В нашем диалоге словосочетание "иностранный агент" носит абсолютно негативный характер.

В.М.: Это в сознании многих людей, мне кажется.

Федор Бирюков: Я бы с этим поработал. Это не стоит обязательно обозначать негативным маркером. Иностранный агент – это может быть действительно НКО, которая действует в интересах и в сотрудничестве с третьей стороной, но не обязательно во вред России. И тогда она действительно не имеет права заниматься политической деятельностью. Все остальное – пожалуйста. Речь идет действительно о тех организациях, которым необходимо поставить некий фильтр на пути в политическую реальность, если они выполняют задание зарубежных центров. А это так. Если из-за рубежа поступают деньги, это есть задание, которое должно быть выполнено. Иначе денег не будет. Это ведь та же самая американская практика. И если наша коллега сегодня говорила, что закон не такой жесткий, все через запятую. Но, опять-таки, у меня есть примеры, когда американским профессорам, которых приглашали в Россию почитать здесь лекции просто о многополярном мире, очень жестко не рекомендовали у себя в институтах, иначе им грозилось лишение грантов, заработной платы и так далее. Это то же самое. Мы живем в таком мире, где приходится ставить порой эти достаточно жесткие рамки. Это такова реальность.

В.М.: Александр, то есть на самом деле с финансированием НКО в России все в порядке, и не нужны совершенно эти зарубежные деньги?

Александр Верховский: Нет, у нас не все в порядке с финансированием. Никогда не бывает все в порядке с финансированием. Это понятно. И, кстати, эти какие-то миллиарды, которые президент называл – это некоторая игра все время. Что такое НКО? Это огромная совокупность организаций очень разного толка. Например, организации, которые у нас занимаются распиливанием и утилизацией устаревших ракет или утилизацией химического оружия, они тоже некоммерческие организации. Я вас уверяю, у них иностранное финансирование. Вот, где миллиарды.

В.М.: Они чье задание выполняют?

Александр Верховский: Они выполняют договор между Россией и Соединенными Штатами, насколько я понимаю. И вот это все там истребляется, слава Богу, в том числе на американские деньги. Я полагаю, что это гораздо большая доля вот этих миллиардов, чем приходится на собачек или на права человека. Поэтому да, конечно, собачкам и правам человека вечно не хватает. И, наверное, это не решаемая проблема. Но да, государство выделяет президентские гранты, но лучше бы оно выделяло налоговые льготы для бизнеса, для выделения благотворительной помощи. Потому что, конечно, государство всех кормить не обязано. И это вообще не очень хорошая система, когда всех государство кормит. Но главное – мы же говорим все-таки не о том, как НКО выжить. В идеале бы НКО выжили, если бы государство просто о них подзабыло. Как-то оставило их в покое, и было бы отлично.

Александр Тарнавский: Мне кажется, все-таки нужны льготы. Это краеугольный камень, с тем чтобы все проблемы…

Александр Верховский: Льготы – да, конечно. Это как везде. Понятно, почему у нас нет. Потому что все боятся, что тут же махинации начнутся. Шувалов всегда отвечает одно и то же.

В.М.: Я хочу предложить сейчас посмотреть сюжет об одной из некоммерческих организаций, которая уже признана иностранным агентом и о том, как они живут сегодня.

Москва, Олимпийский проспект. Цокольный этаж высотного панельного дома. В маленьком офисе комитета "Гражданское содействие" как всегда многолюдно. Посетители – мигранты и беженцы. Кто-то из них ищет в России временное убежище или хочет остаться здесь навсегда. У кого-то проблемы с полицией, а кому-то, как сенегальцу Даниэлю, просто нужна медицинская помощь. Врач здесь принимает без полиса и без записи. Комитет занимается помощью вынужденным переселенцам с 1990 года. Сначала это были беженцы из горячих точек СССР, позже к ним добавились мигранты из дальнего зарубежья. Юристы комитета помогают посетителям правильно составить документы для ФМС, волонтеры выдают одежду и предметы первой необходимости. Этот молодой египтянин считает, что ему грозит опасность, просит не называть его имени и не показывать лицо. Рассказывает, что недавно перешел из ислама в православие и поведал об этом всему миру через Фейсбук. Теперь говорит, что боится за свою жизнь, хочет остаться в Москве. На собеседовании в комитете его проблеме выслушают, все запишут, и, если не смогут помочь, то хотя бы расскажут, как поступить. По-хорошему решать такие вопросы должны государственные органы. Однако это у них получается не всегда.

С начала 1990-х отношение к проблемам вынужденных переселенцев со стороны властей постоянно менялось, - рассказывает Светлана Ганнушкина, известный правозащитник и руководитель "Гражданского содействия". По ее словам, власти то признавали необходимость помощи мигрантам, то забывали о своих намерениях.

Светлана Ганнушкина: С Федеральной миграционной службой у нас были очень активные взаимоотношения. И я бы их все-таки назвала позитивными, несмотря на то, что они однообразно менялись. И, конечно, мы какое-то раздражение вызываем. Но надо сказать, что не должны вызывать раздражение.

Правозащитники утверждают, что привыкли к переменчивому отношению государства. От сотрудничества не отказывались, действовали в рамках закона. До тех пор, пока государство законы не изменило. Сначала поправки в закон об НКО, а затем утвержденный Минюстом список нежелательных организаций привели к тому, что комитет "Гражданское содействие" лишился помощи крупных зарубежных фондов. Еще более неприятным оказалось внесение в список иностранных агентов.

Светлана Ганнушкина: Первой ласточкой было то, что нам не продлили бессрочную аренду как раз для этого самого детского центра. Детей оттуда выставили.

Поток пожертвований, который составлял от 30 до 40 млн рублей в год, сократился. И комитету пришлось свернуть работу нескольких важных секций. Иностранным агентом "Гражданское содействие" стало из-за этих книг и брошюр, которые издает комитет. Прокуратура посчитала изучение судебной практики и мониторинг действующего законодательства политической деятельностью.

Светлана Ганнушкина: Что же нам инкриминировано как попытку изменить политику государства? Антикоррупционная экспертиза.

Кроме прочего, статус иностранного агента заставил комитет потратить дополнительные 300 000 рублей и десятки рабочих часов на подготовку финансовых отчетов, необходимых по закону. Но это как раз не самое страшное, - считает Светлана Ганнушкина.

Светлана Ганнушкина: Я вообще считаю, что проверки – это совсем не плохо. И надо сказать, что без годового аудита, например, Европейская комиссия у вас просто не примет заявку.

В общем, год в ранге иностранного агента получился для "Гражданского содействия" тяжелым, но не роковым. Однако здесь считают, что дальше все может быть только хуже. По закону, если не заниматься экспертизой, не писать аналитические доклады, а сосредоточиться на чистой благотворительности или помощи мигрантам, от наименования иностранного агента можно избавиться, и некоторые организации так и делают: работают и не пытаются изменить правила игры. Но действующие законы несовершенны, их можно и нужно менять, - считает актриса и член попечительского совета благотворительного фонда "Созидание" Татьяна Лазарева. Другое дело, если тебя за то, что ты хочешь сделать лучше, записывают в иностранные агенты.

Татьяна Лазарева: Никакого отношения к политической деятельности не имеет. Это просто деятельность нормальных активных граждан, которые хотят понимать, как работают процессы в обществе и как их улучшить.

Благотворительные организации вообще необходимо защитить от внесения в какие-либо списки, - считает Татьяна. Иначе благотворительность в России не то чтобы совсем закончится, но станет намного меньше. А этого допустить нельзя.

Татьяна Лазарева: Работа, конечно, будет продолжаться, но она застопорится и приостановится настолько, что это будет действительно отбрасывание работы, достижений благотворительных фондов на годы назад.

В.М.: С благотворительными фондами вроде все-таки более-менее как-то мы сегодня разобрались. Николай, а чье задание выполняют, например, НКО, которые помогают мигрантам.

Николай Миронов: Вообще вопрос с заданиями… Я просто хотел привести конкретный пример. Он из 2010 года, поэтому под закон не попадает. Тут нужно не бояться. Я сам работал в организации, которая занималась развитием местного самоуправления в России… Принимали немецкую делегацию. Приехали мэры немецких городов и уехали мэры немецких городов. Никто не уговаривал никого ничего не разрушать. Естественно, это не делалось. Наоборот, речь шла о каких-то побратимских отношениях, экономических связях. Синхронный перевод был оплачен немецкой ассоциацией на сумму 2000 евро. Было ли в этом элементе какое-то задание? В этой оплате.

В.М.: Иностранное финансирование точно было.

Николай Миронов: Иностранное финансирование было, а задания не было. Потому что никакие цели при этом не ставились. Просто они могли таким образом, потому что нужно было найти хорошего специалиста. Организация общественная. Денег не так много. При этом иностранная ассоциация не говорила "а теперь вы должны взять и разрушить, идите, подорвите мост где-нибудь". То есть этого в принципе не было. Поэтому не обязательно присутствовать заданию. Вот, о чем я. Именно это является вопросом каждый раз. То есть если организация занимается продвижением каких-то социально значимых интересов, то надо посмотреть, в чьих интересах это делается. Если это делается в интересах какой-то социальной группы, обиженных людей или еще что-то, то заданием здесь являются интересы этих людей. А если у организации есть задание от какой-то спецслужбы иностранного государства сделать здесь что-то плохое, то действительно тогда это задание, это агент. Но это другое законодательство, опять же, повторяюсь. Оно есть. Оно есть в уголовном кодексе.

В.М.: Я хотела про благотворительные фонды. Сергей Анатольевич, почему с ними неясно? Ведь вроде новые поправки вообще исключают благотворительные фонды из этого ряда.

Сергей Никитин: Смотрите, говорить о поправках. Мы немножечко отмотаем колесо истории и вернемся в 2006 год, когда прилетела первая ласточка – власти озаботились общественными организациями. Тогда были изменены правила регистрации. Мы как представительство иностранной организации перерегистрировались. Были поставлены условия ежеквартальной, ежегодной отчетности, аудит и все так далее. Все это под знаменем, естественно, прозрачности. Мы двумя руками за прозрачность, клички "агент" тогда не придумали. Все эти годы и мы, и многие другие НКО эту отчетность исполняли. К 2012 году что-то укусило, видимо, кого-то, и решили, что надо еще придумать. То есть аргументы все те же, которые забыли с 2006 года: мы требуем прозрачности, элемент паранойи, какие-то секретные задания выдаются, мифические цифры, миллиарды. Кстати, поступал вопрос от общественности, в том числе и в адрес администрации президента Российской Федерации: "Пожалуйста, назовите конкретно вот эти страшные миллиарды. Кому?". Ответа не было. Так же как я интересуюсь: а кто эти американцы, которых ЦРУ или ФБР устрашало в поездке?

То есть это все фантасмагория. И еще один очень важный момент. Мы сейчас смотрим на то, что происходит в Российской Федерации. А давайте окинем взором весь мир и посмотрим, а что Российская Федерация делает на всей территории земного шара. Так вот, не секрет, что в 80 странах существует такая штука, которая называется "Россотрудничество". В этих 80 странах у нее 93 представительства. Эта организация действует под прикрытием Министерства иностранных дел, используя язык наших оппонентов. Таким образом, если поискать аналог в США, то это типичный USAID под прикрытием Госдепартамента. Ужас. Когда мы говорим "Госдепартамент", "USAID", который выгнали, это ужас ужасный. Вместе с тем я очень даже приветствую работу "Россотрудничества" в 80 странах, в 93 ее представительствах. Там идет масса программ. Мне скажут: это же гуманитарные вопросы. Но, пардом, USAID тоже заговорил, что они занимаются гуманитарными вопросами. Ни в одной стране, пускай меня поправит "Россотрудничество" или кто-то другой, ни в одной стране никто не назван иностранным агентом из этих 93 представительств.

Более того, такое законодательство об иностранных агентах идет в каких странах? Индия, если я не ошибаюсь, приняла похожее законодательство, в Кыргызстане сейчас так вопрос стоит, Соединенные Штаты – я абсолютно согласен, это совершенно другая история. Оттуда только название взяли. Вопрос: почему наша великая страна, я не иронизирую, 140 млн населения, имеется уголовный кодекс, имеется масса правоохранительных органов – ФСБ, МВД. Почему вдруг испугались общественных организаций? Почему именно здесь увидели злодеев и агентов? Мы все граждане России. Я патриот. Мы не будем измерять на весах, кто здесь более патриотичный. И все эти организации, на которых навешали клеймо, а их больше сотни, все они занимались работой в защиту наших граждан. Упомянутый вами комитет против пыток – это искоренение пыток, это помощь российским властям, борьба с нерадивыми сотрудниками правоохранительных органов. Прикрыли. Они прекратили работу. Они должны тратить время на защиту самих себя. Это кому надо? Это гражданам не надо.

В.М.: Сергей Анатольевич, у меня есть еще одно: почему именно сейчас? Почему именно в 2016 году вдруг так активизировалась деятельность вокруг этого закона и вокруг этих поправок?

Сергей Никитин: Не знаю. Гадание – не моя профессия. Но это не сейчас началось. Закон об иностранных агентах в 2012 году…

В.М.: Да. И вот прошло 4 года. И, в общем, была какая-то тишина по этому поводу.

Сергей Никитин: Особой тишины не было. Я как по долгу службы занимавшийся этим… Был, кстати говоря, элемент некоего большего шума, потому что мы еще имеем закон о нежелательных организациях. Депутат Тарнавский подтвердит. У меня с ним была встреча в прямом эфире на радио.

Что касается этого, очень интересно: автор товарищ Сидякин, который написал закон об иностранных агентах, у меня был с ним прямой эфир на одной из радиостанций, где я его спрашивал как раз: "Слушайте, у вас там политическая деятельность засвечена. А где дефиниции?". Он даже закона о судьях не знал.

Более того, в течение передачи выяснилось, что он, автор, и текста своего закона не очень хорошо знал. Так что это типичная такая, понимаете, трагикомедия, которая, к сожалению, действительно трагическая. Потому что все это на наших согражданах отразится.

В.М.: Николай, то есть никаким образом сейчас деятельность вокруг закона об НКО не связана с предстоящими выборами?

Николай Миронов: Почему? Я думаю, что есть какая-то взаимосвязь, наверное, и с выборами. Хотя действительно избирательное законодательство отделено от иностранного финансирования. То есть партии, которые участвуют в выборах. И есть разница. Хотя, например, если копать глубже, то здесь мы начинаем опять попадать куда-то в тему агентов, причем, это уже становится связано с политическими партиями. Мы даже сами смотрели. У нас получилось, если анализировать весь перечень спонсоров партии "Единая Россия", то у нас получилось несколько организаций, которые через контролирующих полностью структур уходят в офшоры. Тогда получается, что у нас "Единая Россия" тоже является иностранным агентом, если формально следовать.

У других партий тоже есть спонсоры. Такие истории реже, но тоже они находятся. У "Единой России" просто больше спонсоров, поэтому у них и статистика больше. Это связано в том числе с тем, что у нас экономика вообще является офшорной. Поэтому в политическую деятельность офшорные деньги приходят постоянно. Вообще, честно говоря, я бы, наверное, даже предложил дополнить закон об иностранных агентах и иностранными агентами признать наших политиков и чиновников, которые деньги уводят в офшоры. Вот уж действительно, кто является иностранным агентом, кто действует в интересах других государств напрямую.

Елена Альшанская: Я всячески поддерживаю эту идею. Потому что, опять же, к сожалению, этот закон называет иностранными агентами только НКО, и по совершенно таким признакам, не имеющих отношения реально к интересам их деятельности.

Николай Миронов: Тогда должны и некоммерческие структуры сюда попадать. Потому что они действительно заинтересованы в интересах, причем конкретно других государств и других экономик. Это безусловно должно быть.

Елена Альшанская: Знаете, когда я услышала здесь, Федор сказал, что нужно менять отношение к названию "иностранный агент", к словосочетанию "иностранный агент", у меня возникли нехорошие подозрения. У меня они с самого начала принятия этого закона, потому что понятно, что закон абсурден. То есть просто вчитаться в него… Вы говорили, что нужно разъяснить телезрителям. Еще тоже хочу разъяснить телезрителям. Еще раз. Любая копейка, у вас есть один рубль от гражданина Белоруссии, и вы написали официальное письмо в защиту, например… Китами занимаетесь.

В.М.: Вы как представитель НКО.

Елена Альшанская: Вы как представитель НКО… Вы написали любое публичное письмо на тему того, что плитка в Москве вам не нравится, например. Неправильно кладут. Вы знаете, как правильно класть. Все, с этого момента вы должны быть сами. То есть это даже не то, что вас кто-то назначает иностранным агентом. По закону звучит так, что вы сами себя определяете как иностранного агента при совпадении этих факторов. Дальше должны… Там очень много дополнительной отчетности. Для нас, например, как для организации, имеющей очень мало источников финансирования, это будет просто неподъемно физически, по финансам. Мы просто не можем столько потратить на эту отчетность. Вы должны на каждой бумажке… вот вы пишите письмо… пишите, что иностранный агент. И там еще какие-то вещи подобавлялись, не только это. Вы не можете участвовать в каких-то общественных советах. В общем, в итоге понятно, что это не про иностранных агентов. Потому что таким образом от этого рубля гражданина Белоруссии он на самом деле вас иностранным агентом не делает. И поэтому, конечно, мы не решаем здесь никакой задачи в реальности борьбы с иностранными агентами. Какую же задачу мы решаем? И когда вы говорите о том, что давайте сделаем так, чтобы этот термин принимался как нормальный, у меня возникает шизофрения немножко и паранойя. Потому что я думаю: а, может быть, на самом деле это законодательство на самом деле придумано иностранными агентами, задача которых…

В.М.: К сожалению, время подходит к концу. Я бы хотела перейти к финальному блицу. Александр Георгиевич, давайте начнем с вас. Я сейчас каждому задам один и тот же вопрос и попрошу на него кратко, но по существу ответить. Какие все-таки при существующем законодательстве перспективы у НКО в России?

Александр Тарнавский: Самое главное – надо решить проблему, связанную с тем, чтобы российские НКО были, но жили за российские деньги. Надо пробить наконец в Минфине, чтобы коммерческие компании, прежде всего частные, имели право жертвовать под налоговые льготы.

В.М.: Чтобы они были заинтересованы.

Александр Тарнавский: Чтобы они были заинтересованы, как это сделано во многих странах. Тогда будет российский источник финансирования, и вопросов возникать не будет. Есть проблема, которая была до недавнего времени. Сотни миллионов долларов последние годы проходили через НКО.

В.М.: Александр Георгиевич, все-таки это блиц. Вы будете работать в этом направлении, чтобы сделать так, чтоб бизнес был заинтересован?

Александр Тарнавский: Я буду работать. Пусть Совет по развитию гражданского общества занимается тем, чем он сейчас занимается, потому что это они проявили инициативу и работали с администрацией президента, чтобы был некий компромисс по иностранным агентам. А я, например, больше бы сосредоточился на то, чтобы были налоговые инициативы и мотивации для российского бизнеса жертвовать деньги для НКО. Повторюсь, это есть в подавляющем большинстве развитых стран мира. И это будет нормально.

В.М.: Спасибо. Николай, как вы оцените перспективы НКО?

Николай Миронов: Нельзя не согласиться с тем, что действительно законодательство должно идти в направлении развития российских источников финансирования, причем негосударственных. Я здесь готов подписаться полностью. При этом, конечно, нельзя обобщать всех под одну гребенку, когда речь идет об иностранном финансировании. То есть мы должны здесь разделить. Действительно, политическая деятельность в чьих-то интересах, или любая деятельность, направленная на… Но, учитывая, что исторический процесс идет в сторону ужесточения этого понятия и в сторону обобщения всех НКО и в сторону неприятия критики с их сторон в адрес власти. Поэтому пока при нынешней системе, я думаю, перспективы все-таки не такие радужные.

В.М.: Спасибо. Федор.

Федор Бирюков: Я надеюсь, что представители НКО все-таки перестанут испытывать так часто чувство шизофрении, паранойи и ужаса, займутся своей деятельностью, и бизнес будет вкладывать в них деньги, если деятельность будет действительно эффективна и приносить и общественную пользу, и пользу бизнесу, в том числе в плане рекламности.

В.М.: Спасибо. Александр.

Александр Верховский: Насчет льгот для бизнеса – это понятно. И понятно, что, к сожалению, действительно при таком подходе, если "Единая Россия" у нас доминирующе будет разделять вашу, господин Бирюков, позицию, то, к сожалению, перспективы у нас не очень радужные. Потому что… Мы вообще действительно много с чем справимся. Вот с советской властью справились. Ничего, как-то и дальше проживем. Но действительно то, что делает Светлана Ганнушкина и комитет против пыток – это чисто гуманитарная деятельность. Если в ней участвуют люди с разными политическими взглядами, это ок. И государство наше просто настроено несколько паранойяльно, ищет врагов везде. Кроме того, что это вообще плохо, это в конце концов совершенно бессмысленно. Потому что в результате как раз те группы, которые внушают государству и вам, допустим, наибольшее беспокойство, никак этим законом не охвачены. А попал комитет против пыток, который занимается пытками, и попробуйте кто-нибудь скажите, что это в пользу ЦРУ делается.

В.М.: Спасибо. Сергей Анатольевич.

Сергей Никитин: Перспективы мрачные, на мой взгляд. И здесь еще такой аспект. Я очень рад, что сегодняшняя передача, может быть, каким-то образом будет способствовать изменению взглядов обычных граждан. Потому что в конечном итоге власть исходит от народа. И если граждане осознают то, чем им помогают общественные организации, то весь этот бред с иностранными агентами и прочим усложнением законодательства будет сметен посредством выборов, посредством волеизъявления народа.

В.М.: Спасибо. Елена.

Елена Альшанская: Тоже непонятно, насколько мы можем вообще прогнозировать какие-либо перспективы. Но если говорить не о том, что будет, а о том, что хотелось бы, это, конечно, чтобы действительно те инструменты, которые принимаются государством, работали на цели, ради которых они принимаются. Данный законопроект – это попытка ловить белку в лесу путем атомного взрыва в этом лесу. Да, может быть, и белке тоже попадет. Но не факт. Она, скорее всего, заранее убежала. То есть это, конечно, безумие, это бессмысленность абсолютнейшая. Если есть люди, которые этого не видят, потому что они не очень умеют читать законодательные тексты, наши юристы им могут помочь прочитать и посмотреть, что на самом деле, конечно, это не про агентов, это про то, чтобы усложнить жизнь любым некоммерческим организациям. И там никаким образом не изъято в этой версии, которая сегодня есть, из этой благотворительной организации. В тексте этого нет. Может, в фантазиях есть, но в тексте нет.

В.М.: Елена, зазвучала музыка. Это значит, что, к сожалению, уже время нашей программы подошло к концу. Тема, безусловно, интересная, и обсуждать ее можно не одну программу. Я уверена, что именно поэтому мы еще вернемся к обсуждению НКО. С вами была Варвара Макаревич. И мы встретимся совсем скоро на Общественном телевидении России. 

Фото: Карпов Сергей / ИТАР-ТАСС
В Госдуме рассматриваются законопроекты, которые могут серьезно повлиять на работу российских НКО и благотворительных фондов. Многие из них могут быть признаны иностранными агентами. С какими сложностями сталкиваются НКО сейчас и что их ждет в будущем?