Монополия в России - это норма?

Гости
Леонтий Букштейн
шеф-редактор портала «Мобильные телекоммуникации»
Дмитрий Янин
председатель правления Конфедерации обществ потребителей
Владимир Осипов
профессор МГИМО МИД России, доктор экономических наук

"Вдруг подумалось: а почему у нас в стране
только одна антимонопольная служба?"

Автор неизвестен

Николай Матвеев: Здравствуйте! На ОТР проект "ПРАВ!ДА?". Меня зовут Николай Матвеев. И вот тема сегодня:

В Правительстве России считают недостаток конкуренции одной из причин медленного экономического роста. Федеральная антимонопольная служба заявляет о растущей картелизации российской экономики. Создание монополий, картелей, ценовые сговоры в самых разных отраслях – все это напрямую сказывается на кошельках потребителей. Там, где бизнес монополизирован, нет места конкуренции, а значит, снижается производительность труда, качество производимой продукции или предоставляемых услуг – при том, что цены на них все время растут.

Например, ФАС не один год требует отменить завышенные тарифы на внутрироссийский роуминг сотовых операторов. В Государственной Думе готовятся соответствующие поправки в закон "О связи". Операторы отвечают: если отменить роуминг, они вынуждены будут повысить свои тарифы, и пытаются судиться с регулятором. И это лишь один из множества примеров того, как у нас работает, а точнее, не работает антимонопольное законодательство. Почему же монополии в России сегодня – это норма?

Николай Матвеев: Что же, вот на этот главный вопрос сегодня и будем искать ответ. Я читаю прессу, и вот что пишет "Независимая газета": "В России монополии работают как денежный пылесос. Почти два десятилетия перекачиваются деньги граждан в карманы монополий через опережающий рост тарифов для всех групп потребителей". Ну, картина мрачная. Неужели все так плохо, как написано в "Независимой газете"?

Вадим Новиков: Люди компетентны в своих ощущениях. Если они ощущают, что живут не очень хорошо – значит, так оно и есть. А задача экспертов здесь только – разобраться, собственно говоря, что стоит за этим. Антимонопольная служба действительно одна, но одна в стране и экономическая политика. Нет отдельной политики Антимонопольной службы и отдельной политики других ведомств. И для того чтобы в России была конкуренция, конечно же, усилий Антимонопольной службы недостаточно, нужны усилия всех ведомств. И самое главное, что нужно от правительства – это полюбить рынок и рыночную экономику. Если нет рынка и рыночной экономики, конкуренция невозможна.

Николай Матвеев: Для удобоваримости темы давайте разберемся в терминах. Что есть монополия? И почему эта проблема сейчас актуальна для России?

Владимир Осипов: Монополия – это рыночная ситуация, при которой есть один продавец и много покупателей. И я хочу подчеркнуть, что сама монополия в себе вреда не несет. Несет вред злоупотребление монопольным положением, когда монополия злоупотребляет тем, что она является единственным продавцом товара на рынке. Проблема состоит в том, что любая компания стремится к тому, чтобы установить монополию на свой товар. Любая. И это не только проблема России, не то что проблема даже, а эта ситуация нормальная для нынешней экономики.

Вадим говорит о том, что эта ситуация может быть преодолена в результате рыночной экономики. Рыночная экономика способствует к тому, чтобы любая компания стремилась к тому, чтобы установить монопольное положение, устранить своих конкурентов и, соответственно, занять доминирующее положение на рынке. Почему? Потому что каждая компания стремится продать больше своего товара. Это нормально. Более того, этот механизм заложен в рыночную экономику, то есть по-другому компания себя просто не может вести. Она заинтересована в том, чтобы установить монопольное положение.

Другое дело – будет ли она злоупотреблять своим монопольным положением, завышать цену, ухудшать качество или создавать искусственный дефицит на свои товары и таким образом заставлять потребителей платить более высокую цену? Вот будет ли компания это делать? На сегодняшний день наши монополии как раз занимаются тем, что злоупотребляют своим монопольным положением. Соответственно…

Николай Матвеев: Мы об этом обязательно поговорим. Сейчас разберемся в дефинициях.

Дмитрий, все-таки я себе выписал себе американского экономиста Генри Ллойда, который говорит: "Монополия – это бизнес в конце своего путешествия". Получается, что как бы ситуация возможна, но это не очень хорошо.

Дмитрий Янин: Я согласен с вами, что… Пока вы задавали этот вопрос я представил, есть ли какая-то хоть одна хорошая монополия в России, которая была бы вот такая белая и пушистая, не имела конкурентов и прекрасно обслуживала потребителей.

Николай Матвеев: И все были бы довольные.

Дмитрий Янин: Я честно вам скажу, что таких примеров нет. Водоканал – нет. Электроэнергетика – нет. Сектора, которые не были дореформированы… Например, энергосбытовые компании у нас не являются рыночными. И тариф не является рыночным, к сожалению, для энергокомпаний. Там есть перекрестное субсидирование…

Николай Матвеев: А вот в этих стратегически важных отраслях важнее сохранить монополию при каких-то существующих минусах или все-таки конкуренция обязательно?

Дмитрий Янин: Нет, по возможности… Вот если есть возможность запустить конкуренцию, ее нужно запускать государству. Где-то ее невозможно запустить.

Николай Матвеев: Где?

Дмитрий Янин: Ну, например, водоснабжение. Вот я не очень понимаю, как можно запустить конкуренцию в водоснабжении. В электроэнергетике ее можно запустить. У нас есть хорошие…

Владимир Осипов: Не везде.

Дмитрий Янин: Ну, не везде, но в крупных городах можно запустить.

Владимир Осипов: Что такое естественная монополия? Дело не в городах. Дело в том, что вторые провода вы просто не протянете.

Дмитрий Янин: Но провода можно забрать. А вот сбыт, сервис, колл-центры, счетчики, тарифы…

Владимир Осипов: Совершенно верно. Это – пожалуйста.

Николай Матвеев: Инфраструктура государственная, а доступ к этой инфраструктуре…

Владимир Осипов: Она может быть и частная, но она регулируется государством. И тарифы…

Николай Матвеев: Секунду! А если она частная, какова вероятность, что эту инфраструктуру кто-то коллапсирует в своих интересах? Ну, кто-то не получил прибыль и сказал: "Все, закрываюсь!" Люди не получили воду, люди не получили энергию.

Владимир Осипов: Это будет уголовно наказуемо, скорее всего, но дело не в этом, дело не в этом. Дело в том, что надо просто понять, что вторую инфраструктуру построить нельзя. Нельзя проложить вторые рельсы параллельные. То есть в любом случае железнодорожное полотно, в любом случае это естественная монополия. Поезда, которые ездят по этим рельсам – пожалуйста, частные компании, грузовые компании, пассажирские компании. Пожалуйста, нет проблем. Провода – точно так же. По поводу трубопроводов – совершенно верно, точно такая же история. Вы второй трубопровод не проведете. Понимаете? А вот поставщики могут быть, совершенно верно, и работать на конкурентных условиях.

Дмитрий Янин: Можно покупать электричество у другого поставщика, а использовать инфраструктуру только для доставки. Если энергосбытовая компания будет конкурировать, какие вам ставить счетчики, чтобы не вы маялись со счетчиком, а вы выбирали, хочешь ли ты ставить онлайн, офлайн. Вот это очень хорошо. И в России пока этого не было.

Николай Матвеев: Леонтий, у нас конкуренция в Конституции прописана. Я так понимаю, если там это есть – значит, государство должно защищать конкуренцию. Если в естественной среде ее как-то не сложилось, то искусственными вот этими инъекциями эта конкуренция должна там появляться. Государство справляется с этой задачей?

Леонтий Букштейн: Когда мы смотрим на дерево, надо смотреть сначала на корни. Корни в нашей приватизации. Вспомните, что это было. Я посмотрел перед передачей – в 2004 году Всемирный банк анализировал, что у нас происходит с конкуренцией и вообще экономике и нам сказал: 23 бизнес-группы, в них 17% занятых в промышленном секторе, и 57% всего промышленного производства. Это 2004-й, это спустя 15 лет после приватизации. Как она проходила, все помнят, да? И второе. В 15 из 23 этих бизнес-групп собственники стали собственниками в результате ваучерной приватизации. Вот оттуда пошло это немножко искаженное дерево, которое… Пытаются то отрезать ветки, то прививать яблоки на березе – не получается.

Николай Матвеев: Ну, смотрите, если уходить от приватизации ко дню сегодняшнему. Вы эксперт по сотовой связи, правильно я понимаю?

Леонтий Букштейн: Да.

Николай Матвеев: Ну, здесь вроде бы и конкуренты есть – четыре гиганта на всю страну, но почему-то Антимонопольная служба имеет к ним претензии.

Владимир Осипов: Потому что олигополия.

Николай Матвеев: Сейчас и выясним.

Леонтий Букштейн: Она имеет претензии, потому что вдруг встал остро… не вдруг, а он встал где-то в десятых годах еще, вопрос, что надо, чтобы роуминга не было, платы за роуминг, потому что нигде уже практически и нет сейчас. Я говорил коллегам, что в Австралии вообще нет.

Николай Матвеев: Только у нас есть роуминг?

Леонтий Букштейн: Ну, практически да. Из европейских, да, мы остались как сбоку припека. Евросоюз тужился, тужился – не один год, кстати. Многие думают, что…

Николай Матвеев: И сколько они на этом зарабатывают, на этом роуминге?

Леонтий Букштейн: Они – кто? Они зарабатывают…

Николай Матвеев: Сотовая связь, сотовые операторы.

Леонтий Букштейн: Сотовая связь? Ну, разные цифры – или 1,5% прибыли, или 5% дохода. Это цифры, которые озвучены как потери, если будет отменено.

Николай Матвеев: Ну, если это все переводить в реальные цифры, то это хорошие деньги.

Леонтий Букштейн: Если 50 миллионов абонентов, то это хорошие деньги. Я всегда говорю: 1,5% от 100 рублей – 1,50 рубля. А если 100 миллионов?

Николай Матвеев: По последним данным, средняя трата на одну симку – это где-то порядка 300 рублей.

Леонтий Букштейн: Умножайте на 50 миллионов.

Николай Матвеев: 50 миллионов…

Леонтий Букштейн: И отнимите от этого двадцатую часть. Ну, прилично, прилично. Есть за что побороться, во-первых. Во-вторых, за роуминг образовалась плата почему? В те времена, когда начиналась сотовая связь, далеко не во всех регионах были все из "большой тройки". Поэтому если я звоню из "МегаФона" в "Билайн", они должны были рассчитаться друг с другом. Используется сеть.

Николай Матвеев: Я из Оренбурга, там была компания "Оренсот", ее потом "Билайн" поглотил.

Леонтий Букштейн: Так фишка в том, что сегодня почему-то никто не вспоминает, что мы 10 лет платили за входящие при этом еще, когда говорили: "Слушай, не звони долго".

Николай Матвеев: И эсэмэски, и звонки. А еще сидели в интернете через WAP, что было вообще полным адом. Илья, вот смотрите, пример – опять же сотовые операторы. Четыре компании, их Антимонопольная служба подозревает в картельном сговоре. Вот пожалуйста – нет монополии, но все равно мы приходим как-то к этой монополии. Может быть, это ментально это в нас заложено – уходить в эту степь? И какова роль здесь государства? Правильно, что Антимонопольная служба нападает на сотовых операторов из-за того, что они не отменяют роуминг?

Илья Долматов: Ну, я начну с того, что если мы вспомним вообще 90-е годы, то у нас мобильной связи не было, ну, в начале 90-х, а была вообще стационарная связь. И это была естественная монополия, которая регулировалась. В силу как раз развития технологий мы дошли до того, что фактически связь перестала быть естественной монополией. Вот термин, о котором мы говорили: это состояние рынка, при котором удовлетворение спроса лучше в отсутствие конкуренции. Действительно технологический рывок, сколько, произошел. И уже связь перешла из состояния естественной монополии в конкурентный сектор.

То, что сейчас Антимонопольная служба разбирается с роумингом – это очередной этап развития этой конкуренции. И на мой взгляд, он действительно разумный, тем более что зарубежная практика это подтверждает. Поэтому, мне кажется, это естественный процесс. И правильно то, что такие вопросы возникают. Другой вопрос, что нужно разбираться в нюансах – действительно не приведет ли это к подорожанию общих услуг, скажется на ценах на связь. Поэтому с этим нужно разбираться, но, на мой взгляд, это разумно.

Николай Матвеев: Получается, что развитие технологий развивает конкуренцию (простите за тавтологию). А вот в других сферах, кроме как сотовой связи, это может произойти (в энергетике, в водоснабжении), что конкуренция станет логическим результатом развития технологий?

Вадим Новиков: Конкуренция постоянно развивается вследствие технологий, но далеко не только технологий. То есть, мне кажется, неправильно сосредотачиваться на поиске новых технологий. Есть другой ключевой вопрос: при данных технологиях насколько условия располагают к тому, чтобы появилась вторая, третья, четвертая компания, насколько привлекательно заниматься этим делом? То есть у вас изначально был вопрос: а может ли так быть, что на рынке есть всего лишь одна компания, но она не злоупотребляет? Сценарий, про который Владимир говорил. Да конечно же, может, если эта компания…

Николай Матвеев: Требую примера.

Вадим Новиков: …если компания догадывается, что через какое-то время, через короткое время, как только она поднимет цену, может появиться другая. Ну, любая палатка находится в этом положении. Понимаете, у вас в округе может существовать всего лишь одна палатка, но это не означает, что она является монополистом. Она знает, что барьеры для входа маленькие.

Николай Матвеев: У меня в округе все палатки снесли. Я не знаю, как в ваших округах. Ну, у кого-то остались эти палатки. Ну, это так, маленькое отступление.

Вадим Новиков: Бывают, но редко, да.

Николай Матвеев: Но все-таки, все-таки?

Вадим Новиков: Ключевая вещь – барьеры входа. Вопрос в том, насколько быстро на рынке может появиться новая компания, вне зависимости от того, какая доля ее сейчас. То есть компания, которая знает, что появление конкурентов весьма вероятно в любой момент времени, будет действовать ровно так же, как компания, у которой миллион реально существующих конкурентов.

Николай Матвеев: То есть правильно ли я понимаю, что государство при одном монополисте все равно должно создавать условия, когда он будет ощущать свою уязвимость? Главное ощущение при одном монополисте – уязвимость?

Владимир Осипов: Дело не в том, что должно государство…

Николай Матвеев: А в чем?

Владимир Осипов: А в том, что рынок побуждает…

Николай Матвеев: А кто ему создаст эти условия?

Владимир Осипов: Рынок побуждает предпринимателя входить в новый вид деятельности, создавать новые технологии и побеждать монополию. Рынок сам побуждает предпринимателя это делать. Это называется "созидательное разрушение". Это говорил Йозеф Алоиз Шумпетер. Созидательное разрушение, когда, изобретая новую технологию… Условно говоря, сейчас будет разработана новая технология, допустим, сотовой связи, но она не сотовая связь, а какая-то другая связь. Ну, назовем ее, условно говоря, "цифровая связь 2". И "большая четверка" сотовых операторов, они моментально уйдут с рынка. Почему? Потому что технология будет, допустим, дешевле, лучше, качественнее и так далее и тому подобное.

Вадим Новиков: Ну, мы знаем уже эти технологии. Это на самом деле мессенджеры.

Владимир Осипов: Совершенно верно.

Вадим Новиков: Большое количество реального общения – словесного, голосового – происходит сейчас в мессенджерах.

Владимир Осипов: Да, ушло в мессенджеры.

Вадим Новиков: То есть, по существу, мессенджер WhatsApp является косвенным конкурентом того же МТС.

Леонтий Букштейн: Это плач, который поднялся у операторов при появлении WhatsApp.

Николай Матвеев: Плач Ярославны.

Дмитрий Янин: Но рынок проиграли они – люди ушли в мессенджеры. И я могу сказать, что сотовая связь – вообще плохой кейс для обсуждения проблем конкуренции, потому что в целом…

Леонтий Букштейн: Она своеобразная.

Николай Матвеев: Один из самых актуальных кейсов.

Дмитрий Янин: Да. Ну, они бьются, они бьются, они конкурируют. Мы отменили "мобильное рабство". Теперь, если тебе надоел твой оператор, ты даже не теряешь номер.

Леонтий Букштейн: Переход, да.

Дмитрий Янин: Все это сделано было. То есть роуминг – это последний элемент, чтобы…

Николай Матвеев: Все ясно. Давайте от одного к другому. Вот новость последнего времени – объединение Uber и "Яндекса". Я пользовался услугами одной компании, мои друзья пользовались услугами другой компании. Мы прекрасно понимали, что они между собой конкурируют, цены демпингуют. Сейчас они объединяются. Что будет? Вот этот пример – не монополия ли?

Дмитрий Янин: Нет, нет. Там все-таки есть и другой участник.

Владимир Осипов: Не монополия, а монополизация.

Николай Матвеев: Монополизация, да, прошу прощения. Процесс.

Дмитрий Янин: Объединяются крупнейшие участники, да. Если они будут злоупотреблять, конечно, это будет неприятно для потребителей. Но в целом я могу сказать так: все эти новые технологичные компании – это не самый страшный монополист. У нас самый страшный монополист – это государство. Как государство исковеркало, например, рынок вакцин? Под "соусом" импортозамещения, национальной безопасности одна компания…

Николай Матвеев: То есть то, что говорилось? Государство – это защита конкуренции.

Дмитрий Янин: Да ничего подобного! Нет, они сказали: "Дайте нам вот это население, мы будем его снабжать. И гепатит, все, вакцины. На 10 лет. Для национальной безопасности". И убили рынок просто. Авиаперевозки. Государственная компания захватила все маршруты крупнейших частных компаний. После смерти "Трансаэро" "Аэрофлот" забрал все маршруты…

Владимир Осипов: И как поднял цены после этого.

Дмитрий Янин: И поднял цены. И убил "Шереметьево", который превратился сейчас просто, наверное, в самый худший аэропорт. В Европе сложно найти место, где так бы он был перегружен. В целом государство… Вот Вадим правильно сказал, что должны быть условия, чтобы компании чувствовали угрозу. А у нас наоборот – у нас государство…

Владимир Осипов: Защищает.

Дмитрий Янин: Да, входит в сектор и говорит: "Так, ладно, вот этому товарищу дать. Вот этой компании государственной отдать".

Николай Матвеев: Почему?

Владимир Осипов: Коррупция.

Дмитрий Янин: Коррупция и желание потребителя…

Николай Матвеев: Есть некое монополистское лобби, да?

Дмитрий Янин: Да, конечно.

Владимир Осипов: "Я тебе создам условия, а ты мне…"

Вадим Новиков: Ну, это далеко не только коррупция. С моей точки зрения, это еще и идеология. Вы правильно сказали слово "уязвимость". Но "уязвимость" политически звучит непривлекательно, неприятно. Это не то, что хочется поощрять в стране. И поэтому если крупный банк тонет, то "давайте дадим ему денег". Если, наоборот, малый бизнес разоряется – тоже "дадим денег". Получается на самом деле – не важно, крупный ты или малый, ты знаешь, что ты защищен. Или многие, по крайней мере, защищены от разорения и, следовательно, вообще говоря, от конкуренции.

Владимир Осипов: С малым бизнесом я не соглашусь, простите.

Вадим Новиков: Государство декларирует стремление к конкуренции, но по сути его политика – и политически, и идеологически, и экономически – сводится к тому, что конкуренцию нужно ограничивать. Ну, например, главный лозунг последних лет – импортозамещение. А это что? Это означает – уберем иностранных конкурентов с полок.

Дмитрий Янин: Антисанкции.

Владимир Осипов: И создадим тепличные условия для наших производителей. Но в принципе это неплохо. Почему? Потому что импортозамещение – это только первая ступенька в выстраивании национальной экономической модели.

Вадим Новиков: Но это еще не конкуренция.

Владимир Осипов: На первом этапе – да.

Николай Матвеев: Вы сказали об этом приеме, когда наши остаются…

Вадим Новиков: Ну и на втором этапе все равно иностранцев нет на полке.

Владимир Осипов: Дело в том, что мы выращиваем "национальных чемпионов" и дальше выпускаем на рынок.

Николай Матвеев: Подождите. Давайте вспомним послевоенную Японию. Как они поднимали экономику? Они просто закрылись.

Владимир Осипов: Совершенно верно.

Николай Матвеев: Политика протекционизма. И поэтому встали на ноги.

Владимир Осипов: И американские инвестиции не забывайте.

Леонтий Букштейн: Там еще одно – был запрет на оборонное производство.

Николай Матвеев: Был запрет на оборонное производство, да.

Дмитрий Янин: Это колоссальное было дело. Их ресурсы были направлены на то, что мы сейчас потребляем и радуемся.

Николай Матвеев: То есть у них реально началась (понятно, что в жестких условиях) экономика знаний, они начали работать головой. Ну, значит, какой-то инструмент, который используется в монополизации, может быть эффективным в экономике?

Вадим Новиков: Нет, никто из экономистов так экономический успех Японии не объясняет. Если, вообще говоря, брать что-то, в чем экономисты уверены, так это то, что тарифы – зло. Импортный тариф будет вредить экономике абсолютно любой. Для того чтобы представить этот сценарий экономики знаний, давайте просто представим, перейдем на самообеспечение в масштабах своей квартиры. Если я запрусь в своей квартире, попробую сделать все своими руками – нет, это будет не экономика знаний, это будет нищета и убожество. Собственно говоря, это то, к чему ведет нынешняя политика антисанкций. Они стоят среднему россиянину довольно много, намного больше, чем средний россиянин платит за мобильную связь.

Владимир Осипов: Ну, возможности у вас внутри квартиры и возможности всей страны – это разные возможности. Если взять сельское хозяйство, простите, в Европе…

Дмитрий Янин: Нет, мы жили со своим телевизором, со своей колбасой, со своей автомашиной, которая стоила…

Владимир Осипов: В Европе дотируется сельское хозяйство до 40%.

Николай Матвеев: И стирали руками, пока уже…

Дмитрий Янин: Да, со своей стиральной машиной, которая взлетала в момент стирки вместе с домом.

Вадим Новиков: Оборонного назначения.

Дмитрий Янин: То есть убожество. Потребительский рынок советский был убогим.

Николай Матвеев: Но он был.

Дмитрий Янин: Потому что он был закрытый. И цены дикие были. И мы переплачивали в сотни раз за какие-то сапоги, которые стоили…

Николай Матвеев: Сколько тысяч рублей "Волга" стоила?

Дмитрий Янин: "Жигули" стоили порядка 7 тысяч, а "Волга" стоила под 10 тысяч.

Николай Матвеев: У меня бабушка 200 рублей, будучи учителем первой категории, получала.

Дмитрий Янин: Именно.

Николай Матвеев: Давайте все-таки вернемся к тому, о чем говорили вы: "Если вы готовы предложить конкурентоспособный продукт, переходите на рынок – там можно как-то прижиться". Конкретный пример – "РЖД". Монополист? Монополист. Вот я готов предоставить услуги… Я недавно проследовал опять на поезде домой, это был обычный плацкарт. Это стоило неимоверных денег, в два раза дороже "Победы". Просто "Победа" в этот регион не летает. Жуткие впечатления! Вот у меня есть технология, которая готова конкурировать с этим монополистом. Как мне это сделать, скажите мне?

Леонтий Букштейн: Ну, "РЖД" владеет сетью рельсовой. И есть у них перевозчик "РЖД", который так и называется. Вопрос…

Владимир Осипов: Есть масса и других перевозчиков.

Леонтий Букштейн: Можно пустить других. Особенно грузовые перевозчики…

Николай Матвеев: А те, кто отвечают за сервис – это не дочерние компании?

Дмитрий Янин: Федеральная пассажирская компания.

Леонтий Букштейн: Там генеральная дирекция…

Николай Матвеев: Да вы распределите юрфирму хоть на десять пластов! Если наверху сидит один человек, принимающий решения, – это не монополия?

Леонтий Букштейн: Николай, мне кажется, что государство в принципе поступает правильно, когда осторожно относится к таким вещам, которые работают, как говорится, и кушать не просят. Вот начнется сейчас передел рынка пассажирских перевозок. Кто знает, чем это вообще закончится? Государство хочет сохранить тот уровень снабжения и услуг, который есть, чтобы он не упал. Страх того, что сегодняшнее положение ухудшится, ведет к тому, что государство так стоит и не пускает никого туда, потому что это жизненно важно. Как набор лекарств жизненно важных, есть аббревиатура. Вот туда нельзя лезть. Там надо регулировать цены. Надо, чтобы они были в аптеках. И туда частные фирмы особо-то не пускают.

Владимир Осипов: Это "эффект колеи".

Николай Матвеев: Вы согласны?

Илья Долматов: Николай, я бы хотел привести пример, раз затронули "РЖД", как раз естественную монополию, скажем так. Как раз сектор действительной инфраструктуры, железнодорожное полотно – это естественная монополия. А все-таки перевозчики – ФПК либо другие компании, например, – это уже сектор конкурентный. Во-первых, железная дорога действительно конкурирует с авиаперевозками. Но если вы говорите, что туда не летают, допустим, то это могут быть те же автомобильные перевозки, автобусы.

Николай Матвеев: BlaBlaCar появился.

Илья Долматов: Не знаю, про какое место вы говорите, но в принципе автомобильные перевозки вполне конкуренты. Второй вопрос, который у меня возникает. Вы взяли плацкарт. В принципе, почему вы не взяли купе либо не взяли СВ? Наверное, качество было бы другое, но это было бы дороже. И это тоже признак конкуренции.

Николай Матвеев: Бизнес-классом проще улететь, простите.

Илья Долматов: Вот! Смотрите, если бизнес-классом проще улететь, то это и есть конкуренция. То есть вы тогда уже для себя соотношение цены и качества…

Николай Матвеев: Нет, это не конкуренция, потому что я еду от областного центра, куда приземляется самолет, еще 300 километров. И только поезд пересекает мое жилище.

Илья Долматов: Ну, я точно уверен, что автомобильные перевозки там существуют, вот абсолютно.

Николай Матвеев: Существуют. Но это ад – ехать по этим дорогам.

Илья Долматов: Еще раз, возвращаясь к вопросу. Плацкарт или купе? Купе же есть возможность купить?

Николай Матвеев: Дороже.

Илья Долматов: Дороже. Дальше вы выбираете. У нас плацкарт – это фактически такая социальная услуга. Она, с точки зрения экономики для "РЖД", ну, не буду говорить, что сильно убыточна, но компания "РЖД" говорит, что убыточна.

Николай Матвеев: То есть с такими ценами это еще и убыточно?

Илья Долматов: Ну, там надо разбираться. Я сейчас не буду говорить за "РЖД". Это лучше они за себя скажут. Но то, что это дешевле и им выгоднее… Условно говоря, если бы их государство не обязывало сохранить плацкартные вагоны, они бы точно перешли уже на купе и СВ. И они готовы это сделать, но это будет дороже. И чтобы социального взрыва не было, чтобы люди с малыми доходами могли пользоваться услугами "РЖД", собственно плацкарт и держат.

Леонтий Букштейн: Но все-таки "РЖД" – это естественная монополия, я считаю. Потому что создать что-то другое…

Дмитрий Янин: Рельсы, рельсы, рельсы. А вагоны…

Леонтий Букштейн: Нет-нет, минуточку. А депо? А матчасть? А техническое обслуживание? А ремонт?

Дмитрий Янин: Депо, вокзалы, да.

Илья Долматов: И это развивается. Вот смотрите – у нас прошла структурная реформа, которая, к сожалению, еще не до конца завершилась. К этому тоже есть много вопросов, много проблем и так далее. Но тем не менее все-таки выделили из "РЖД", условно говоря, потенциально конкурентные сектора – именно перевозки. Возьмем грузоперевозки: есть "Первая грузовая компания", "Федеральная грузовая компания", соответственно, независимые операторы и так далее. Там есть проблемы, но это эволюция именно в развитии конкуренции, которая есть.

Еще раз говорю. Никто из вас, я думаю, не скажет, что мы все довольны тем, как прошла реформа. Но она еще реально не завершилась. И это следующий шаг. То же самое, что мы говорили про связь – она также развивалась и также эволюционировала. Поэтому к "РЖД" есть вопросы, но есть и хорошие примеры. Например, взять "Сапсан", сообщение "Москва – Питер". Это и комфортно, и быстро с учетом пробок.

Николай Матвеев: И дорого.

Илья Долматов: Ну, опять – дорого в сравнении с чем?

Николай Матвеев: В сравнении с пенсией, в сравнении со средней зарплатой по регионам.

Илья Долматов: Смотрите, опять нужно понимать, с чем и как вы сравниваете. Если вы хотите каждый день ездить из Москвы в Питер, то вопрос – для чего вы это делаете? Если вы раз в год туда ездите, например, на экскурсии, я думаю, что вы себе это сможете позволить. А если вы в качестве работы это используете, то это тоже своего рода барьер для того, чтобы… смотря зачем вы туда ездите. Если у вас хорошая там заработная плата, соответственно, вы как трудовая миграция будете использовать эту перевозку.

Вадим Новиков: В сравнении с пенсией даже штатное такси дешево. Пенсионеры такси по городу пользуются. Что уж говорить про поездки…

Николай Матвеев: Подождите. 90 рублей. Пенсионер за 90 рублей себе такси не может позволить? Может.

Илья Долматов: Но нужно понимать…

Николай Матвеев: Даже при 7 тысячах рублей можно за 90 рублей проехать.

Илья Долматов: Но при этом если вы посмотрите на тарифы, то тарифное меню у "РЖД" гибкое сейчас. И если, условно говоря, в какие-то часы пик стоимость билетов максимальная, то, например, когда, условно, не пиковое время, сезон года, дни определенные, вы поедете там с 50-процентной скидкой. И это тоже возможность для малообеспеченных групп потребителей, использовать этот вид транспорта. Опять, есть альтернатива – авиасообщение, автомобильное сообщение. То есть конкуренция в этом как раз.

Николай Матвеев: А как быть с праздниками, когда ты пытаешься ближе к праздникам купить билеты, а цены уже в два раза выросли.

Владимир Осипов: Покупайте раньше.

Николай Матвеев: Покупать раньше?

Илья Долматов: Ну, это рынок, соотношение спроса и предложения. К сожалению так.

Николай Матвеев: Хорошо. Давайте перейдем к тарифам ЖКХ. Казалось, планово каждый раз они увеличиваются, а инфляция, судя по цифрам, падает. Как эти вещи поженить?

Илья Долматов: Ну, давайте, может быть, я тогда начну с этого?

Николай Матвеев: Давайте.

Владимир Осипов: Давайте начните, а я продолжу.

Илья Долматов: Смотрите. Во-первых, в последнее время, если взять горизонт 2014–2017 год, тарифы растут ниже инфляции. То есть, образно говоря, реальные тарифы снижаются. В номинальном выражении они не растут, но инфляция их опережает. При этом они довольно сильно росли на протяжении… ну, условно с 2000-х годов по 2012 год, но в последнее время их рост сильно замедлился. Поэтому вот сегодня картинка такова. И политика той же Антимонопольной службы, которая звучит, связана с ориентацией на инфляцию, даже "инфляцию минус". И то, что сейчас прописано в прогнозе Минэкономразвития – это темп роста тарифов в пределах 4%.

Николай Матвеев: Что значит "инфляция минус"? Поясните, пожалуйста.

Илья Долматов: Это значит, что темп роста тарифов меньше инфляции.

Дмитрий Янин: Вы знаете, с тарифами в ЖКХ, на мой взгляд, ключевая проблема. Она абсолютно в другой плоскости. Она в том, что люди не верят государству. И когда государство говорит: "Я должно увеличить тариф на электроэнергию на 10%" или "Я закладываю капитальный ремонт вот в таком-то объеме", – люди, видя это все безобразие с повальной заменой какого-то полотна ежегодного в своем дворе…

Владимир Осипов: В подъездах.

Дмитрий Янин: В подъездах, да, когда перекрашивают, нерационально тратят деньги. Люди думают: "Опять решили разворовать". И выхода, доступного другим гражданам других стран, демократического, что люди в какой-то момент голосуют за другую власть, в России нет. И вот это чувство: "Ах, опять поднялись платежки!" Может быть, они и правильно увеличились, эти тарифы, но из-за того, что у людей нет доверия к властям, они думают, что…

Николай Матвеев: То есть ответ на этот вопрос лежит в совсем другой плоскости, не экономической?

Дмитрий Янин: Я уверяю, что…

Владимир Осипов: Ну, насчет инфляции…

Николай Матвеев: А помогите мне понять, насколько монополизирован рынок услуг ЖКХ вообще в России? Или он не монополизирован?

Владимир Осипов: Вы знаете, скорее всего, это такие районные монополии. Почему? Потому что в каждом районе фактически сформирована своя управляющая компания района такого-то. По большому счету, это монополия, которая осуществляет свою деятельность внутри какого-то определенного района. Дело в том, что… Я просто хочу вернуться к вопросу об инфляции. Кто скажет, какая сейчас инфляция? То есть те официальные данные, которые мы видим, и то, что

Николай Матвеев: 4,2%.

Владимир Осипов: Да, замечательно! Можно сказать и 2%, и дефляция минус 10%. Пожалуйста, нет проблем. Проблема состоит в другом. Проблема состоит в том, что мы видим с вами в реальности в ценах, то есть как растут платежки, как растут цены на продукты питания, как растут цены на одежду. То есть, условно говоря, если на яхты цены снизились на 10%, а на колбасу поднялись цены на 30%, то инфляция будет 2%. Проблема состоит в том, что кто-то потребляет колбасу, а кому-то нужна яхта.

Николай Матвеев: Ну, колбаса, конечно, нам ближе.

Владимир Осипов: Ну, видимо, да.

Дмитрий Янин: Для разных групп по-разному.

Владимир Осипов: Совершенно верно. Так проблема состоит в том, что если мы с вами будем подтягивать тарифы к инфляции, то ничего хорошего не получим. Здесь надо обратиться к высказыванию… в 2016 году это высказал Артемьев, глава ФАС, он сказал: "Мы теперь будем тарифы рассматривать исключительно в привязке к эффективности. То есть вы нам эффективность, а мы вам тогда тарифы".

Дмитрий Янин: А судьи кто? Понимаете, какой-то чиновник говорит: "Я буду разбираться и повышать, исходя из эффективности". А доверия у людей нет к ним. Понимаете?

Владимир Осипов: Доверия нет, согласен.

Дмитрий Янин: И все будут говорить: "Ну, опять вы проложите какой-то кабель непонятно куда. Мост вы строите, не строите, а потребители всей России это оплачивают". Поэтому мне кажется…

Владимир Осипов: Вы совершенно правы. Доверия к тем действиям, которые осуществляет правительство, на самом деле нет.

Николай Матвеев: А может быть, нужен закон, который привяжет…

Вадим Новиков: Тут вопрос не просто доверия. Это техническая вещь.

Владимир Осипов: Не только. Почему? Это и техническая вещь. Замена кабеля, может быть, была необходима.

Николай Матвеев: Сейчас, секундочку, я прошу прощения. Может быть, нужен закон, который привяжет тарифы к росту цен… к инфляции?

Леонтий Букштейн: Коллега правильно говорит. Кто это высчитает? Кто узнает достоверность?

Владимир Осипов: Росстат подчиняется Минэкономразвития. "Что хочу, то и нарисую". Понимаете?

Леонтий Букштейн: Там нарисуют – и мы будем платить. Я думаю вот еще о чем. У нас наследие СССР – это гигантизм во всем. В частности, вот мы говорили о ЖКХ, о монополизации. Ну, в Москве, например, и в больших городах один поставщик тепла, воды холодной, горячей, канализация. Один. Почему я говорю так уверенно, что это не лучше? Потому что я был по Франкфурте-на-Майне…

Николай Матвеев: Вам только же сказали, что это естественная монополия. Просто к этому пришли.

Леонтий Букштейн: Естественная монополия. Франкфурт-на-Майне – большой город? Сравнительно немаленький. Там нет централизованного снабжения, например, горячей водой и теплом.

Николай Матвеев: У каждого свой бойлер.

Леонтий Букштейн: В каждом доме стоит бойлер. Вот и все.

Николай Матвеев: Это эффективнее?

Владимир Осипов: Конечно. Намного.

Николай Матвеев: Если у кого-то что-то полетело, он единственный лишился воды.

Леонтий Букштейн: Смотрите. Заходишь в подъезд, номер на втором этаже – включается свет. Ты поднялся на второй этаж и вставил ключ – свет выключился.

Владимир Осипов: Свет погас.

Леонтий Букштейн: Колоссальная экономия, колоссальная эффективность!

Николай Матвеев: А тогда вопрос применительно к нашей широте. Разве центральное отопление – это не достижение цивилизации?

Леонтий Букштейн: В больших городах достижение, но в малых это страшная нагрузка на население. Почему они получают такие платежки огромные?

Владимир Осипов: Эффект масштаба. Работает эффект масштаба.

Дмитрий Янин: Нет, здесь очень просто. Вы гоните тепло за 10 километров при минус 40. Вот попробуйте донести чашку чая при минус 40 из офиса до машины – она замерзнет. Вот чтобы это не замерзло, это все зарывается в землю, утепляется. И это все стоит колоссальных денег. Поэтому проще делать локальные центры нагрева. Лучше на многоэтажный дом, это дешевле. И ровно так устроено в других странах. В СССР, когда это было все недорого, не считалось…

Леонтий Букштейн: Казалось, что недорого, но платили мы все.

Дмитрий Янин: Да. Города строились по другому принципу.

Николай Матвеев: Вопрос к вам. В России проще конкурировать или договариваться, если ты бизнесмен?

Вадим Новиков: В России проще договариваться, и в первую очередь договариваться, конечно же, с чиновником. Вне зависимости от того, в государственном секторе ты работаешь или в частном, только чиновник может тебя защитить от твоих конкурентов. Это самое хорошее…

Николай Матвеев: То есть, по сути, мне не нужны никакие идеи, я не должен придумывать продукты лучше, чем у человека, с которым я собрался конкурировать. Мне нужен просто кейс с деньгами. Я беру этот кейс, заношу. И в лучшем случае для него его технологию передадут мне – и я займу это место как монополист. В худшем – там еще дело уголовное заведут. Да?

Владимир Осипов: Поэтому инновационная экономика у нас и не получается. В этом проблема.

Вадим Новиков: Ну, здесь, как в "Мертвых душах", вам бизнес в принципе необходим, но бизнес необходим как предлог договариваться и что-то просить. Понятно, что если у вас есть только вы и ваш пиджак, нет предлога вас субсидировать, спасать, выдавать вам деньги. Но если вы говорите, не знаю: "У меня крупное предприятие, много людей работает", – или много вкладчиков, или много чего-нибудь еще – вы становитесь интересным субъектом для разговора.

Николай Матвеев: Я вот что хочу понять? Монополизация – это сбой системы? Например, коррупция. Понятно, что она была всегда, но все равно это гниль в механизме работы системы. Или естественно, так получилось у нас, мы по-другому не можем?

Владимир Осипов: Еще раз повторю, что рынок способствует тому, чтобы каждый предприниматель стремился стать монополистом. Это еще было написано у Адама Смита в 1776 году: "Если предприниматели собрались…"

Николай Матвеев: Хорошо. А роль государства?

Владимир Осипов: Роль государства состоит в том, чтобы не допустить злоупотреблений монополизмом.

Николай Матвеев: Но допустить саму монополию государство может?

Дмитрий Янин: Умное государство не должно допускать.

Владимир Осипов: В самой монополии ничего страшного нет. Страшно злоупотребление монопольным положением. В самой монополии ничего страшного нет. Если есть монополия, которая качественно выполняет какую-то услугу или производит какой-то товар, доставляет его потребителям, не злоупотребляет ценой на этот товар, не уменьшает искусственно объемы поставок на рынок и, соответственно, не зажимает потребителя своего товара. Что здесь страшное? Ничего страшного нет.

Николай Матвеев: Но всегда будут находиться недовольные.

Владимир Осипов: Всегда будут находиться недовольные.

Николай Матвеев: И они будут обвинять монополию.

Владимир Осипов: А это результат демократии – всегда кто-то чем-то недоволен.

Николай Матвеев: Подождите. А разве здесь экономика в данном случае не зеркалит политику? Вот смотрите, как цивилизация развивается – от монополии в политике мы переходим к демократии, к формам ограничения монопольной власти, к ограничению монархии. Мы как-то расширяем круг людей, принимающих решения. В экономике разве не то же самое? Вот если брать конкретно. Хорошо, я качественно предоставляю вам услугу тепла. Но находится 10% людей, которые недовольны. Почему им бы не предоставить другого производителя этого самого тепла?

Владимир Осипов: Пожалуйста, ставьте котельную. Эти 10% сбрасывайтесь, ставьте котельную, устанавливайте и пользуйтесь. Нет проблем. Вам же никто не запрещает это делать. Пожалуйста. Проблема состоит в другом. Проблема состоит в том, что разрешительную документацию получить надо, а это чиновник.

Николай Матвеев: Так…

Владимир Осипов: И дальше пошел процесс.

Николай Матвеев: Бюрократия.

Владимир Осипов: Мы выходим в эффективность государственного управления – притча во языцех. Эффективность государственного управления настолько низкая, что у нас невозможно делать ничего того, что было бы выгодно или, допустим, интересно делать. Почему уезжают наши ученые? Почему уезжают наши изобретатели? Они уезжают за рубеж, там формируют свои компании и, собственно говоря, работают. Почему они это делают? Ну, потому что на самом деле эффективность государственного управления в нашей стране очень низкая. То есть государство не способствует тому, чтобы наши предприниматели выдвигали на рынок новый товар. Не способствует. Более того, государство защищает того, кто производит старый товар. Дмитрий Янин: "ВАЗ", например, технологически отсталая компания.

Владимир Осипов: Оно защищает технологически старую компанию.

Николай Матвеев: "ВАЗ", "Почта России". Кто, кстати, последний раз был на "Почте России"?

Владимир Осипов: Я был на "Почте России".

Вадим Новиков: Все были.

Николай Матвеев: Расскажите.

Владимир Осипов: Вы знаете, я вам хочу сказать, что улучшения есть. Во-первых, появился Q-Matic, то есть наконец теперь не надо искать, кто последний, а надо взять талончик и ожидать, когда на экране вас пригласят к услуге. Это первое. Второе – повысились тарифы, и тарифы повысились существенно, то есть, по моим оценкам, где-то раза в полтора-два они повысились за последние где-то полгода, наверное.

Николай Матвеев: Я думал, когда вы сказали, что есть изменения, вы будете в лучшую сторону…

Владимир Осипов: В лучшую сторону…

Дмитрий Янин: Посылки доходят. Вот в 2013 году был коллапс.

Владимир Осипов: Улучшение качества обслуживания

Николай Матвеев: Недавняя история… Где? В Ростове-на-Дону или в Краснодаре человек в камышах… В Ростове-на-Дону человек в камышах обнаружил сотни или десятки…

Владимир Осипов: Когда их выбросили? Ну, когда выбросили?

Николай Матвеев: Август месяц, по-моему.

Леонтий Букштейн: Ну, это злоумышленник, преступник. Это не характеризует…

Владимир Осипов: Это не характеризует систему.

Николай Матвеев: Подождите, это же…

Владимир Осипов: Утери есть, утери есть, но их стало меньше. Более того, "Почта России" сейчас осуществляет очень серьезную борьбу к так называемой "серой почтой", когда фактически подделываются документы, марки и отправляются грузы. То есть фактически они снижают таким образом свои затраты и борются с "серой почтой". Эффект есть, однозначно есть. Ну, сходите на почту и посмотрите.

Леонтий Букштейн: Николай, есть альтернативы "Почте России", и вы знаете их все – "Деловые линии" и прочее. И они прекрасно работают, кстати, за меньшие деньги с большей скоростью.

Владимир Осипов: Ну, насчет денег я не согласен.

Леонтий Букштейн: Я отправлял не раз.

Вадим Новиков: Есть на самом деле еще одна очевидная альтернатива, которую почему-то не произнесли. Мы говорим про технологии. Когда мы говорим "Пришли мне что-то по почте", то сейчас это означает "Пришли мне по электронной почте". Мы даже не говорим слово "электронная", потому что это очевидно.

Николай Матвеев: Нет, хорошо, письма отметаем. Давайте о материальном чем-то говорить.

Владимир Осипов: Книгу отправьте.

Николай Матвеев: Посылки, продукты, я не знаю, одежда.

Владимир Осипов: Конкуренция здесь возрастает.

Вадим Новиков: Продукты? Курьерские услуги – UberEATS и подобного рода сервисы.

Николай Матвеев: Вы говорите о городах, но не забывайте, что у нас еще, если я не ошибаюсь, порядка 35% населения живут в селах и в деревнях, где вообще, кроме "Почты России", ничего нет.

Владимир Осипов: Где единственная связь с миром – это "Почта России", да.

Николай Матвеев: "Почта России" – единственная связь с миром.

Дмитрий Янин: Первая проблема "Почты" – "Почте" не дают сокращать людей. "Почта" – один из крупнейших работодателей.

Владимир Осипов: И закрывать отделения.

Дмитрий Янин: И закрывать отделения.

Николай Матвеев: И из-за этого низкая производительность труда, неэффективность?

Дмитрий Янин: Производительность труда. Выручка на одного сотрудника "Почты" – менее 50 тысяч рублей в месяц. Вы должны понимать, какая зарплата будет при такой производительности.

Николай Матвеев: Процентов 5–10, наверное.

Дмитрий Янин: Нет. Ну, если у него выручка 50, то ему нельзя заплатить зарплату 60 тысяч рублей, этому человеку. Не может быть средняя зарплата в "Почте" 60 тысяч рублей при выручке 50.

Владимир Осипов: При том, что это тяжелый труд. То, что они делают – это тяжелый труд.

Дмитрий Янин: Да. Значит, отделения им не дают сокращать, и людей не дают сокращать. Хотя Великобритания сокращала и отделения, и людей, и шли они на эти реформы. Сейчас 80% посылок зарубежных идут через "Почту". Весь Китай идет через "Почту России". Посылки доходят.

Леонтий Букштейн: Причем очень быстро, что интересно.

Дмитрий Янин: Я вам говорю, что "Почта России" и китайцы обеспечили российским потребителям уникальный выбор доступных товаров. И мы можем заказать спокойно или с Запада, или с Востока, купить, не переплачивая российским торговым сетям. Поэтому я оцениваю этот сектор как достаточно, ну, в условиях, когда не дают проводить реформы, неплохо. Есть примеры, о чем говорили коллеги, когда государство просто не справилось со своей задачей, когда "Аэрофлот" получил все направления. Почему за три месяца, когда было понятно, что авиакомпании не будет, не появилась новая авиакомпания, не нашелся инвестор, который бы сказал: "Я заберу эти все маршруты. Я готов вложить свои деньги и открыть новую авиакомпанию под маршруты "Трансаэро"? Технологически, бюрократически создать в России авиакомпанию – это нужно пять лет. И это отставание, которое оплачивают российские потребители.

И таких секторов… В ЖКХ, где вход стоит три года, а выход может стоить десять лет заключения. И такие примеры тоже были в энергетике, когда компании просто отбирались, а менеджмент сажался. Поэтому инвесторы очень болезненно идут в те сферы, где есть сильный государственный монополист, потому что в какой-то момент этот монополист может включить правоохранительный ресурс – и твою частную компанию задавят, против тебя возбудят уголовное дело и твой бизнес закончится. А в госкомпаниях та же психология частника – получить побольше клиентов, как можно больше заработать и не заплатить дивиденды государству.

Николай Матвеев: Леонтий, он монополизации, как мы выяснили, есть еще какие-то плюсы, есть минусы. Вот конкретно я как гражданин России, как налогоплательщик в случае монополизации рынка что приобретаю, а что теряю однозначно? Вот прозвучала фраза: "Инновационную экономику в таких условиях мы развивать не можем".

Леонтий Букштейн: Вы теряете главное в этом деле – выбор. У вас не будет выбора – раз. И не вопрос, что вы получите хорошую цену – два. Про качество я молчу. Если рядом не работают…

Николай Матвеев: То есть я ничего не приобретаю?

Леонтий Букштейн: Абсолютно.

Владимир Осипов: Вы приобретаете гарантированную поставку этой вашей услуги.

Леонтий Букштейн: Ну, гарантированное получение чего-то, да.

Владимир Осипов: Другое дело – по какой цене и какого качества. Но вы гарантированно ее получите. Почему "Почта России" не закрывает свои отделения? Именно в связи с этим. Вот это как раз пример положительного влияния монопольного положения "Почты России", когда у нас действительно в малых селах и городах единственная связь с внешним миром – это "Почта России", другой просто нет.

Вадим Новиков: В данном случае мы имеем дело не с эффектом монополии. То есть точно так же гарантировать поставку можно было бы и без монополии, а просто дать деньги Васе и сказать: "Держи почтовый пункт". Никак со статусом "Почты России" этот вопрос не связан.

Николай Матвеев: А в какую логистику врезаться этому почтовому пункту?

Дмитрий Янин: Например, сельпо. Так во многих странах…

Владимир Осипов: Нет-нет. Ту логистику, которую обеспечивает "Почта России", никто не сможет обеспечить.

Николай Матвеев: Ну вот.

Вадим Новиков: Только "Почта России" может создать помещение для почты. Ну, это очевидно.

Николай Матвеев: Нет, подождите, я про логистику. Доехать же туда надо, обеспечить сохранность.

Леонтий Букштейн: Это же то же самое, что и "Сбербанк". Кто полезет куда-то в глубинку? "Сбербанк" уже там.

Владимир Осипов: "Сбербанк" не везде есть. Кстати, "Сбербанк" совершенно спокойно закрывает свои отделения, совершенно спокойно, без всяких проблем закрывает, где небольшие города и села. Да даже, господи, по Москве посмотрите. Есть улицы, допустим, малопроходные – и они закрывают отделения, "помещение продается". Все, нет проблем. "Почта России" этого не делает.

Илья Долматов: Ну, это фактически социальная функция государства, когда оно поддерживает.

Владимир Осипов: Социальная функция, которую навязывает государство.

Леонтий Букштейн: Мы почему-то не говорим о примере не монополизации…

Николай Матвеев: Давайте, давайте

Леонтий Букштейн: Это розничная продуктовая торговля. Это очень интересно.

Николай Матвеев: Давайте, давайте.

Леонтий Букштейн: Государство туда не полезло с самого начала приватизации. И оно не хотело…

Николай Матвеев: И то, что там происходит…

Леонтий Букштейн: И то, что там происходит – это, я считаю, хороший пример немонопольного подхода. Потому что я сужу по себе. Вот я здесь живу. Возьмем круг 600 метров. Считайте – раз, два, три, четыре, пять. И в доме – шесть. И они все имеют, видимо, какую-то прибыль

Владимир Осипов: Это сетевые магазины?

Леонтий Букштейн: Ну, сетевые – "Магнит" и "Перекресток".

Владимир Осипов: Вот и все.

Леонтий Букштейн: А кроме них? Нет, там есть не сетевые совершенно, то есть у них нет сети по России.

Владимир Осипов: Ну, это вам повезло.

Леонтий Букштейн: И они уживаются, что интересно, сетевые с обычными отдельными точками.

Владимир Осипов: У меня только "Перекресток" и "Магнит".

Николай Матвеев: Вы очень живую проблему задели. О себе расскажу. Я живу в районе, в доме, возле которого есть один продуктовый магазин. Это сеть. Не будем называть имени. Постоянно прокисшее молоко.

Владимир Осипов: Конечно.

Николай Матвеев: Постоянно протухшее мясо. Он еще заявляет себя как дисконт-продуктовый. Постоянно несъедобные овощи. И я вижу… Ладно я – я могу сесть в машину и доехать до другого магазина. Я вижу просто десятки, сотни пенсионеров, у которых нет выбора – и они вынуждены брать эту тухлую курицу, а дома только узнавать, что она тухлая.

Владимир Осипов: Вот оно – злоупотребление.

Николай Матвеев: Брать это кислое молоко. Я даже подхожу один раз… Бабушка с дедушкой идут, катят тележку. Я говорю: "Вы уберите, она уже зеленая". – "Внучок, спасибо", – положила обратно.

Леонтий Букштейн: А вы поняли причину, да? Нет шаговой доступности ни одного конкурирующего магазина.

Николай Матвеев: Причина, что магазина нет? Или причина, что эта сеть живет, несмотря на то что она некачественная?

Леонтий Букштейн: Магазина нет. Сеть живет где-то в другом месте, получает лучше, больше и реализует хорошо. У них нет никого перед глазами.

Владимир Осипов: Нет, это тот самый случай… Я говорю, это Адам Смит, 1776 год.

Николай Матвеев: Картельный сговор – три человека договорились.

Владимир Осипов: Он написал в "Исследовании о природе и причинах богатства", он написал: "Если несколько производителей собрались за одним столом в харчевне, то их разговор закончится сговором". 1776 год!

Вадим Новиков: Сговором о плохой курице? Здесь о чем говорить?

Владимир Осипов: Нет, я говорю сейчас о том, что они договариваются. Допустим, по сетям…

Николай Матвеев: О ценах, о качестве, о присутствии в Москве, в разных районах.

Владимир Осипов: О присутствии в Москве.

Леонтий Букштейн: Сто процентов это монополия в масштабе вашего жилого округа.

Николай Матвеев: То есть мой округ каким-то образом заинтересован в том, чтобы меня окружала именно эта сеть?

Леонтий Букштейн: Нет, он не заинтересован. Просто не дали никому открыться. В этих магазинах, что я вам рассказываю… Я смотрю передачу "Контрольная закупка" – и я с ужасом смотрю! У нас этого нигде нет, ни в одной из этих шести-семи точек, потому что они конкуренты. Если в одной будет плохо, то туда больше не пойдут, рядом есть.

Николай Матвеев: Я переезжаю в ваш район.

Владимир Осипов: Да-да, я тоже.

Леонтий Букштейн: И кстати, в нашем маленьком магазинчике, что интересно, хозяин на огромной дорогой машине. И каждый раз я иду, а он в 8 утра там. Иду днем – машина стоит. Иду вечером… Человек занимается своим бизнесом. Он понимает, что если он завтра продаст плохую курицу, то машину он поменяет.

Николай Матвеев: У нас, к сожалению, не так много времени. Вот какой момент очень быстро хочу с вами обсудить. Может быть, результат… Вот это мое стремление, условно меня возьмем, мое стремление монополизировать рынок, кому-то там занести – это не просто желание отдохнуть и ни с кем не конкурировать, а, может быть, это наши ментальные российские особенности, где человек никогда не мог быть уверен в том, что его крупный бизнес завтра будет принадлежать ему?

Леонтий Букштейн: У нас какой строй, Николай? Можете его назвать? Что это? Капитализм?

Николай Матвеев: Наверное, наверное.

Леонтий Букштейн: Социализм? Капосоциализм? Социокап? Что у нас? А у нас еще ничто.

Николай Матвеев: Ничто.

Леонтий Букштейн: 20 лет – это не срок для создания какой-то формации экономической.

Николай Матвеев: Слушайте, давайте Францию возьмем – там одна булочная 300 лет может существовать. Там тоже все меняется, но булочная существует и одной семье принадлежит.

Леонтий Букштейн: Правильно, правильно. У них 300 лет. А у нас выскочила часть людей… Все говорят: "Что за богачи, миллиардеры? Несколько семей держат Россию". А остальные бьются со всеми несуразностями, что мы здесь описываем. И не все могут выжить.

Дмитрий Янин: Я бы отмотал пораньше. У нас сначала часть людей перебили, забрали, потому что у нас 300 лет ничего…

Николай Матвеев: На пароходах отправили.

Дмитрий Янин: Да, кого-то отправили на пароходах, кого-то похоронили. И конечно, такой удар, который был нанесен в XX веке по нашей стране самими же нашими правителями, он уникален. Что касается того, уникальная ли наша проблема с конкуренцией? Нет, не уникальная. Скандалы в Корее, когда там засудили сына основателя самой крупной компании корейской (не буду ее называть) из-за монополизации, из-за каких-то преференций, которые они получали от государства. Это повсеместно.

Вопрос только состоит в том, что умное государство понимает, что его задача – создать условия, при которых вход на рынок не занимает долго, когда есть институты судебные, защищающие права собственности, когда есть гарантии, что через какой-то момент тебя не повесят и не посадят, не сошлют твою семью. Вот этот базис в России отсутствует. И в этой ситуации будут люди, которые будут вкладывать из расчета: получил авторизацию у местного начальника, вот тебе пять лет. Он за пять лет будет молиться часто. Вот пять лет прошло, он отбил свои инвестиции, вывез семью и закрыл свою булочную, заработав на одно поколение денег. А надолго вкладывать и рассчитывать на долгий возврат инвестиций – ну, я не знаю, кто может.

Николай Матвеев: Друзья, у нас блиц, всем вопрос одинаковый, просьба отвечать коротко, потому что времени совсем не осталось. В ближайшей перспективе (давайте советскими мерками, пятилетками будем мыслить) какие нам нужны меры в нашей экономике предпринять, как должно вести себя государство, как должен себя вести бизнес, чтобы ситуацию с монополизацией рынка в различных сферах исправить?

Вадим Новиков: Для начала открыть внешние рынки. Самое простое и самое быстрое решение – пустить сюда иностранных конкурентов, и чем больше, тем лучше. Банки, страхование, продукты – что угодно. Вся остальная конкуренция выращивается достаточно долго. Вторая идея – не помогайте тонущим бизнесам.

Николай Матвеев: То есть если он тонет, то пусть тонет?

Вадим Новиков: Если вы хотите, чтобы в стране была конкуренция, то это означает, что в стране должны быть и банкротства.

Николай Матвеев: Спасибо.

Владимир Осипов: Я, к сожалению, категорически не согласен с Вадимом. Ни в коем случае не открывать рынки. Почему? Потому что политика импортозамещения не завершена. Давайте, в конце концов, завершим хоть что-то. Мы не завершили либерализацию, перешли к импортозамещению. И, не завершая импортозамещение, переходим дальше опять к чему-то? Не надо.

Николай Матвеев: Чтобы этот сыр, который только что начал плесневеть, доплесневел и был конкурентоспособным.

Владимир Осипов: В конце концов, давайте уже наконец доведем хоть что-то до конца. У нас страна, когда мы не доводим до конца ни одну реформу, поэтому у нас ничего и не получается. Это первая позиция.

И вторая позиция. Дело в том, что действительно у нас очень молодая рыночная экономика, у нас все-таки капитализм. А молодая рыночная экономика – это болезни роста. Все страны проходили болезни развития, если хотите, детские болезни развития рыночной экономики.

Николай Матвеев: Сингапур?

Владимир Осипов: Все страны проходили эти этапы.

Николай Матвеев: Китаю сколько надо было времени?

Владимир Осипов: Много. Дело не в этом.

Николай Матвеев: Ну, сколько "много"? Ну, за 90-е же они сделали Китай, который мы сейчас знаем.

Владимир Осипов: Нет, минуточку! Дэн Сяопин, начало реформ.

Николай Матвеев: Начало, я понял, заложено.

Владимир Осипов: Это 80-е годы.

Николай Матвеев: Я вас понимаю.

Владимир Осипов: Дело в том, что самая важная позиция заключается в том, что это нормально – то, что мы сейчас проходим. Со временем это будет потихонечку меняться, но со временем.

Николай Матвеев: Спасибо. Ваше мнение.

Илья Долматов: Мое мнение, что, во-первых, нужно продолжить приватизацию, то есть передачу именно в частные руки той государственной собственности, которая сейчас находится. Это как раз приведет к тому, что и рынки будут развиваться, и правила будут устанавливаться. Что первичнее? Опять-таки мы много говорили о повышении эффективности государственного управления. Чтобы те правила игры, которые устанавливает государство, чтобы они не менялись. То есть мы часто видим, что это происходит, и, к сожалению, происходит…

Николай Матвеев: Договорились на берегу и плывем…

Владимир Осипов: Государство должно быть ответственным.

Николай Матвеев: Спасибо. Ваше мнение.

Дмитрий Янин: Я поддерживаю Вадима, конечно. Вот эксперимент – у нас 20 лет страхование было закрыто, у нас нельзя было страховать иностранцам. Банковский сектор. И вы посмотрите на эти банки, на эти страховые компании – большинство из них убогие. И либерализацию, допуск иностранцев в эти сектора нужно делать изначально.

Владимир Осипов: Вы их убьете?

Дмитрий Янин: Кого? Иностранца?

Владимир Осипов: Нет.

Дмитрий Янин: "Сбербанк"?

Владимир Осипов: Да.

Дмитрий Янин: Ну, посмотрите на "Росгосстрах", который…

Николай Матвеев: Друзья, это блиц, это не дискуссия. Дальше мы можем еще один час посвятить.

Дмитрий Янин: Поэтому я бы не стал бояться допуска иностранцев. И это действительно быстро. И что-то нужно делать с судами, потому что гарантии собственности – это первостепенно.

Николай Матвеев: Спасибо. Коротко, пожалуйста.

Леонтий Букштейн: Мы ни слова не сказали, что единственный борец с монополизацией и монополизмом – средний и малый бизнес. Мы говорили о больших. А их-то, маленьких, должно быть намного больше – и по объему, и по количеству, и по эффективности. Тогда вопрос, как говорится, отпадет сам собой, без государственных больших инвестиций.

Николай Матвеев: Мне довелось недавно поговорить со спортсменом, который был вынужден принимать в международных соревнованиях участие под флагом международной спортивной организации, под российским флагом ему выступать запретили. Я говорю: "Почему ты не встал в позу? Все-таки твоя страна, тебя выращивали на бюджетные деньги". Он говорит: "Понимаешь, в чем дело? Даже не за гонорар там выступал. Дело в том, что я бью по груше десять лет. И единственный шанс проверить, насколько я хорош – ударить на этом ринге в другого человека, в своего соперника". Ну, если это спортивное качество транспортировать в бизнес, то, мне кажется, вполне себе там тоже будет работать.

Будьте с нами на ОТР. Всего доброго!

Почему не работает антимонопольное законодательство?