Может ли Россия вернуться к смертной казни?

Гости
Юрий Костанов
адвокат
Станислав Лагойко
адвокат, бывший следователь Главного следственного управления МВД России
Роман Худяков
общественно-политический деятель
Владимир Комсолев
правозащитник, член международной организации «Красный крест»
Валерий Борщев
правозащитник, член Московской Хельсинкской группы

"Казнь есть самая отвратительная форма убийства,
потому что совершается с одобрения общества".

Джордж Бернард Шоу

Николай Матвеев: Здравствуйте! Это программа "ПРАВ!ДА?" на Общественном телевидении России. Меня зовут Николай Матвеев. И вот тема сегодня:

"Казнить нельзя, помиловать". Россия вроде бы однозначно определилась, после какого слова в этом предложении поставить запятую. С 1996 года в стране действует мораторий на смертную казнь, и суды не выносят вердиктов с таким приговором. Высшей мерой наказания считается пожизненное лишение свободы. Мораторий на смертную казнь истекал 1 января 2010 года, но в ноябре 2009-го Конституционный Суд продлил его. Однако в статье 59 Уголовного кодекса смертная казнь как высшая мера наказания за особо тяжкие преступления против жизни по-прежнему допускается.

В июне 2017 года председатель Комитета Госдумы по безопасности Василий Пискарев предложил вернуть судебное решение о смертной казни, но давать в его исполнении. А в октябре председатель Следственного комитета России Александр Бастрыкин в Московском университете имени Кутафина прочитал лекцию о зарождении и развитии российского следствия, а также задачах СКР на современном этапе. Отвечая на вопросы аудитории, господин Бастрыкин сказал о том, что мораторий на смертную казнь допустимо отменить, но лишь по итогам референдума, то есть решить должно само общество.

А вот как оно думает. По данным февральского опроса "Левада-Центра", большинство респондентов считают, что следует восстановить смертную казнь в прежних размерах, как это было в начале 90-х годов. За это высказались 32 человек из 100. 12% за расширение этого наказания. Если учитывать количество тех, кто затруднился ответить, общий итог опроса: россияне либо не против, либо и вовсе за смертную казнь.

Нужна ли такая мера в России? Какие проблемы она решит, а какие породит? В каком направлении по этому вопросу движется мир? И какое отношение к смертной казни будет уже завтра?

Николай Матвеев: Ну, я думаю, важно понять, по итогу этой программы, какое отношение, если вдруг и будет применяться такая мера, каждый из нас имеет к этой мере. Роман, вы как автор, как инициатор законопроекта о возвращении, возобновлении смертной казни скажите, почему вокруг этой темы сейчас какой-то всплеск наблюдается? Люди обсуждают как-то, им эта тема интересна. Почему? С чем это связано?

Роман Худяков: Ну, во-первых, почему я автор этого законопроекта и почему я требую вернуть смертную казнь для определённых категорий? Это как педофилы, это как серийные убийцы, это те люди, которые отнимаются жизнь у других людей. Это требование обыкновенных наших простых с вами граждан. Почему? Как можно объяснить, например, тому отцу, у которого изнасиловали ребенка и убили, что вот этот мерзавец отсидит пять, шесть, десять лет и выйдет через три-четыре года за деньги на УДО? Как ему можно объяснить, что вот общество смотрит на это через рукава и что этот мерзавец, который выйдет, он дальше будет насиловать наших с вами детей и их убивать? Ну, как для этой категории, какой срок наказания ему нужен?

Николай Матвеев: Я не думаю, что в 96-м году вдруг не оказалось таких людей в стране, но почему-то было принято решение ввести мораторий на смертную казнь.

Роман Худяков: Вы знаете, когда я выступал с трибуны Государственной Думы, я обратился к нашим коллегам уважаемым и сказал: "Я хочу посмотреть, вот кто проголосует против смертной казни для педофилов. Вот кто?" Ну, понятное дело, что большинство проголосовали "против". Я не понимаю, почему мы должны помиловать этих мерзавцев и негодяев. Я не понимаю этого! Я как отец четверых детей скажу честно: я пойду просто-напросто до последнего для того, чтобы этого негодяя убить, если он тронет моих детей. И я думаю, каждый из нас, отцов, родителей, поступит так же.

Николай Матвеев: Спасибо. Геннадий, вспоминая недавнюю историю, связанную с известным актером Кевином Спейси, которого обвинили в харассменте, в домогательстве…

Геннадий Гудков: Спустя 30 лет, да?

Николай Матвеев: Да, спустя 30 лет. Его обвинили по 20 эпизодам. Но одна из историй получилась собственно судьбоносной, после чего его отстранили от съемок в сериале "Карточный домик". Так вот, там один из актеров признался, что когда Спейси было 25 лет, он приставал к нему, а ему в тот момент было 17. Если вот эту историю уместить в логику, о которой говорит роман, получается, что Спейси педофил, и его тоже нужно будет казнить.

Геннадий Гудков: Ну нет, давайте мы здесь сейчас без эмоций просто рассмотрим вопросы. Я многие годы был членом комитета и зампредом комитета думского по безопасности. Мы раз в год примерно эту тему обсуждали профессионально. Если мы возьмем, допустим, мировую статистику, то число казней в мире постоянно сокращается. Чемпионом сейчас является Китай. По официальным данным, там совершается около 500 казней, по неофициальным – чуть больше. Но это огромный рекорд. Потому что если мы возьмем, допустим, смертные приговоры в тех же Соединённых Штатах Америки, в половине штатов, в которых существует смертная казнь, то это будут десятки случаев в год. На втором месте Иран – по-моему, 150 или 170 казней.

Николай Матвеев: Нет, там больше 500 по итогам прошлого года.

Геннадий Гудков: Ну, может быть. Может быть, у них там что-то увеличилось. Но, в принципе, это…

Роман Худяков: 582.

Геннадий Гудков: Речь вообще идет о нескольких тысячах смертных казней в мире в год. Смертная казнь, если мы берем с точки зрения… Нам ведь что нужно? Безопасность, а не жестокость, да? Если мы берем безопасность, то смертная казнь никак не влияет на статистику криминальных событий. То есть что она есть, что ее нет – уровень преступности зависит только от качества работы системы. Если мы берем конкретно нашу действительно, то никто не предлагает заменить смертную казнь на помилование. Вот здесь давайте не будем жонглировать понятиями. Речь идет о том, что смертная казнь должна быть заменена на пожизненное заключение. Другое дело, что наши суды практикуют это не так часто и не так много, как, наверное, надо было бы. Это другой вопрос.

Николай Матвеев: Вы имеете в виду – выносят пожизненные сроки?

Геннадий Гудков: Да. Немного пожизненных сроков, к сожалению, наверное. И самое главное, что я хотел бы сказать. Вот Роман, конечно, эмоционально… И каждый бы на его месте примерно рассуждал бы так же. Но давайте просто сейчас посмотрим качество работы нашей правоохранительной системы: следствие никакое, дознание никакое, суды абсолютно, так сказать, безразличны ко всему, пофигисты там сидят.

Николай Матвеев: То есть высока вероятность ошибки?

Геннадий Гудков: Да не просто вероятность ошибки. У нас нет правосудия, у нас нет состязательности, у нас нет нормального следствия.

Николай Матвеев: И еще этим судам сейчас смертные казни выносить…

Геннадий Гудков: И если мы сейчас в этой России, в коррумпированной России, когда там взятки на каждом шагу, когда откупаются не только, так сказать, преступники от каких-то страшных преступлений, и мы сейчас дадим…

Роман Худяков: Введите пять лет. В чем проблема? Введите пять лет на ошибку.

Геннадий Гудков: И мы сейчас дадим вот этой системе…

Николай Матвеев: Сейчас, секундочку!

Геннадий Гудков: …вот мы сейчас восстановим смертную казнь в условиях отсутствия следствия, дознания и правосудия в России – да это вообще чудовищно! Вот давайте теперь просто возьмем.

Николай Матвеев: Коротко, пожалуйста.

Геннадий Гудков: Смотрите. Европа – нет смертной казни. Низкий, по сравнению с Россией вообще никакой уровень преступности.

Роман Худяков: Вот поэтому в Европе процветает и педофилизм, и все остальное!

Геннадий Гудков: Секундочку. Количество преступлений…

Роман Худяков: Поэтому там насилуют детей свободно, в рамках закона!

Геннадий Гудков: Количество преступлений в Европе в несколько раз ниже, чем в Соединённых Штатах Америки, где есть смертная казнь. Это факт.

Николай Матвеев: Все, понятно. Давайте вернемся к первой мысли программы. Валерий, помогите мне понять, почему от власть имущих все чаще звучат не то чтобы призывы, а, наверное, упоминания о смертной казни и не исключение ее как формы наказания преступников? Вот уже упоминался в тизере Пискарев, председатель Комитета Госдумы по безопасности, глава СКР Бастрыкин. Недавно по этому поводу высказался даже глава Чечни Кадыров, он сказал, что в отношении вербовщиков уже можно такую меру вводить. Почему? В чем причина этих информационных посылов? Нас к чему-то готовят? Или это просто частное мнение отдельных людей?

Валерий Борщев: Ну, надо сказать, что общественное мнение всегда на стороне смертной казни в любой стране. И даже…

Николай Матвеев: Простите, а в тех европейских странах, о которых…

Валерий Борщев: Нет, перед тем как отменяли, опрашивали. А потом, когда было доказано, как правильно сказал Геннадий, что это никак не влияет на уровень преступности (например, в Англии был такой референдум), тогда общественное мнение изменилось. А вначале оно было, да. Но я хочу…

Николай Матвеев: Простите, возвращаясь к формулировке Романа. Хорошо, это не влияет на уровень преступности, но это влияет на конкретную семью пострадавшую. Вот отец узнает о том, что человек, изнасиловавший его ребенка, умер, государство его убило. Вот его внутренние…

Геннадий Гудков: Ребенка не вернешь.

Валерий Борщев: Дорогие друзья…

Роман Худяков: Не вернешь, но прекратишь то, что этот преступник дальше будет насиловать и убивать.

Николай Матвеев: Секундочку, секундочку, Роман.

Геннадий Гудков: А если пожизненное? Какая разница между пожизненным и смертной казнью?

Николай Матвеев: Это мы позже обсудим.

Валерий Борщев: Роман, наверное, не бывал в зонах пожизненного заключения, а я бывал там часто.

Николай Матвеев: "Черный дельфин"?

Валерий Борщев: Нет, я был в Мордовии и был на "Пятаке". Условия там таковы, что через определённое время человек, который там находится, поворачивается к стене, как говорится, и "уходит в гон", то есть умирает. То есть ему ничего… Там по два человека содержатся в камере, ничего особенного, но сама по себе…

Николай Матвеев: То есть гуманнее казнить, как это ни парадоксально?

Валерий Борщев: Это уж сами решайте. Но пожизненное заключение, реальное пожизненное (а у нас еще никто не помилован, никто освобожден из осужденных на пожизненное заключение) – это, в общем-то, аналогия смертной казни. Но я хочу сказать о другом. Вот упоминали ошибки. Я не знаю, изучал ли Роман юриспруденцию. Был такой академик Кудрявцев, известный юрист. Так вот, академик Кудрявцев говорил: "Минимум, минимальный уровень ошибок по смертной казни в любой стране – это 5%". Это минимальный уровень. В нашей…

Николай Матвеев: То есть пятеро из сотни всё равно будут казнены ни за что?

Валерий Борщев: Да-да-да, это всегда. Это доказано статистикой.

Геннадий Гудков: По Чикатило сколько?

Валерий Борщев: Да, там двоих убили. Официально двоих, а на самом деле… Это известный уровень.

Николай Матвеев: Понятно.

Валерий Борщев: В Советском Союзе было 15%. Я хочу сказать о собственном опыте. Когда я был депутатом Госдумы, мне удалось доказать невиновность двух человек, обвиненных, как говорит Роман, в педофилии, приговоренных к смертной казни, причём…

Николай Матвеев: А какие годы?

Валерий Борщев: Это были 90-е годы. Причём в защиту их пришла мать убитых девочек и говорила: "Это не они".

Роман Худяков: Уважаемые коллеги, тогда вопрос на засыпочку…

Валерий Борщев: Дайте досказать. Пришла мать вот этих самых девочек и стала доказывать, что следствие пошло по ложному пути, по удобному пути и приговорило их к смертной казни. Я тогда пошел к зам. генерального прокурора Катышеву Михаилу Борисовичу, был такой, он этим делом занялся. Была проведена проверка. И было доказано, что они не виновны.

Роман Худяков: Назовите… Пожалуйста, одну минутку. Назовите хоть один пример, чтобы насильник, убийца наших детей, хоть один пример, который получил пожизненное заключение в нашем государстве.

Геннадий Гудков: Да нет, много достаточно.

Роман Худяков: Что "много"?

Геннадий Гудков: Ну, я сейчас могу…

Роман Худяков: Что "много"?! Что вы мне рассказываете?

Николай Матвеев: Сейчас, друзья, друзья, друзья…

Роман Худяков: Я лично изучал эту историю, поэтому и предложил данный законопроект.

Николай Матвеев: По вашему мнению, нет?

Валерий Борщев: Я вам могу назвать. Я видел этих насильников в "Пятаке".

Роман Худяков: Где это?

Валерий Борщев: Это остров Огненный в Вологодской области.

Роман Худяков: В каком году?

Валерий Борщев: Это было…

Роман Худяков: Лет двадцать тому назад, пятнадцать тому назад?

Николай Матвеев: Сейчас, секундочку…

Валерий Борщев: Вы задали вопрос, так дайте ответить, в конце концов!

Николай Матвеев: Друзья, друзья! Давайте, друзья…

Роман Худяков: Я смотрю, что вы у нас чересчур наших педофилов защищаете!

Николай Матвеев: Роман, Роман, Роман!

Роман Худяков: Особенно когда касается наших детей.

Юрий Костанов: Помолчите, в конце концов!

Николай Матвеев: Юрий Артемьевич, Юрий Артемьевич…

Геннадий Гудков: Я просто хотел бы сказать…

Николай Матвеев: Секундочку, секундочку! Геннадий, я верну вам слово. Скажите, пожалуйста, а вот по вашим делам, когда вы были в органах, по вашим делам, тем, которые вы вели, итогом было смертная казнь?

Юрий Костанов: Была. И не один раз.

Николай Матвеев: Скажите, а вот внутренние ваши ощущения какие? Вы расцениваете это как личный успех, что вы вывели на чистую воду этих преступников? Или всё-таки…

Юрий Костанов: Я не думаю, что это мой личный успех. Это был успех, во-первых, следователей. Эти дела были прекрасно расследованы, по самым высоким стандартам – честно говоря сегодня у нас нет. И если некоторые депутаты вместо того, чтобы заняться улучшением уголовно-процессуального законодательства, чтобы исключить осуждение невиновных, вместо этого они занимаются тем, что чисто популистски требуют каждый раз все ужесточить… Вы посмотрите, Уголовный кодекс сколько раз изменен с тех пор, как был принят, и сколько – 90, по-моему, с чем-то процентов – ужесточение наказания идет. Кто вам сказал, что суровость наказания – самое главное средство борьбы с преступлениями? Кто вам сказал?

Роман Худяков: И преступники в первую очередь хотят жить.

Юрий Костанов: Где преступники? Вы не различаете. Вы совершенно безграмотны в этом отношении, вся Дума. У вас там самые главные…

Роман Худяков: Я вижу, что вы у нас чересчур грамотные, а все депутаты безграмотные.

Николай Матвеев: Друзья, давайте на личности не переходить, я вас очень прошу.

Роман Худяков: Вы у нас самые грамотные!

Юрий Костанов: Мне не нужно всех, я вас вижу.

Валерий Борщев: Юрий Артемьевич действительно очень грамотный юрист, самый грамотный.

Николай Матвеев: Друзья, друзья, друзья, друзья, друзья! Юрий Артемьевич, скажите, пожалуйста, ваше личное отношение? Вы как лично относитесь?

Юрий Костанов: Мое личное отношение сегодня – категорически против.

Николай Матвеев: Почему? Вероятность ошибки?

Юрий Костанов: Я считаю, что смертная казнь как вид наказания, в принципе, должна применяться в тех случаях, когда по уровню развития государства и общества нет гарантий, что осужденный при других наказаниях прекратит совершать преступления. Я считаю, что это нужно. Но я сейчас категорически против, потому что при нынешнем качестве следствия, при нынешнем качестве судебного разбирательства мы никогда не можем быть уверены в том, что тот, кто сидит на скамье подсудимых, действительно виноват. И практика наша подтверждает это. Даже в наших условиях, российских, бывают случаи, когда вдруг выясняется, что осужденный оказался невиновен. Я могу привести пример…

Николай Матвеев: Нет, давайте примеры попозже. Сейчас можно я подключу остальных?

Юрий Костанов: Это интересно и важно, по-моему.

Николай Матвеев: Коротко, пожалуйста.

Юрий Костанов: Я всё-таки скажу. В те еще советские времена, где качество следствия было на порядке выше, чем сегодня…

Николай Матвеев: Но тем не менее из-за Чикатило казнили двоих как минимум.

Юрий Костанов: …по каждому случаю, по каждому делу о серийных убийцах – это Чикатило, это дело Михасевича в Белоруссии, это еще было одно дело в Латвии, еще было в Иркутской области, в Смоленской области и так далее, – так вот, по каждому делу сперва осуждались невиновные люди. Причём в Ростове расстреляли Кравченко вместо Чикатило. И они думают, что вот расстреляли – и все в порядке. Так дело в том, что если наказали не того, кто виноват, безнаказанность поощряется. И Чикатило… Первый эпизод был, по которому Кравченко расстреляли. А Чикатило после этого, будучи безнаказанным…

Николай Матвеев: Еще больше начал убивать?

Юрий Костанов: Почти 50 эпизодов было.

Николай Матвеев: Кошмар, кошмар, кошмар!

Юрий Костанов: Михасевич в Белоруссии, там двух человек расстреляли.

Николай Матвеев: Понятно, понятно. Давайте закроем тему об ошибках. Есть замечательный фильм "Жизнь Дэвида Гейла", где в главной роли Кевин Спейси, которого мы сегодня вспоминали. Я коротко расскажу, в чем смысл. В общем, они с подружкой решили провернуть историю. Ценой собственной жизни они решили доказать, что американская система, выносящая смертные приговоры, может совершить ошибку. Якобы он убил свою подружку. Его осудили, приговорили к смертной казни, казнили. А позже выяснилось, и видеодокументы были, подтверждающие, что это она сама устроила казнь над собой, это было самоубийство. То есть американские художники, сценаристы голливудские задумываются о том, что даже такая якобы, как казалось бы, совершенная система дает сбой. Вот в случае с российскими реалиями какова вероятность ошибки?

Станислав Лагойко: Вероятность ошибки, безусловно очень велика, потому что работают прежде всего люди, и при этом еще работают, я бы сказал, не очень хорошие профессиональны часто у нас на нынешнем этапе в следствии, в судебной системе. Действительно, критерии справедливости, критерии оценки доказательств, сбора доказательств очень серьёзно пострадали за счет реформирования органов правоохранительных. Я полностью согласен. Да, действительно, по каждому из громких дел, где применялась смертная казнь, изначально были казнены невинные люди. Но сделано это было совсем не из-за того, что кто-то допустил судебную ошибку. Сделано это было только по одной причине: потому что все эти преступления были очень серьёзными и резонансными. И поэтому по тем временам, если вы помните нашу систему…

Николай Матвеев: То есть надо было наказать, чтобы успокоить общество?

Станислав Лагойко: Надо было обязательно кого-то наказать для того, чтобы успокоить общественность. Потому что поступали команды…

Николай Матвеев: Чтобы погоны не полетели.

Станислав Лагойко: Если человек хотел сохранить свое место, безусловно, от него требовали скорейшего раскрытия. Тогда брались любые люди, которые подходили по каким-то параметрам под данного злодея, из них выбивались, если вы помните, любыми методами – и физическими, и психологическими – выбивались признательные показания. И по тем временам явка с повинной и признательное показание считалось… И поэтому считалось преступление доказанным. То есть к судам здесь мало вопросов возникает, почему вдруг они допустили судебную ошибку. Да потому, что доказательства все были предъявлены. А оценку им дали совершенно неправильную.

Николай Матвеев: Вот было сказано, Геннадий сказал: "А какая разница – пожизненно он заключен или приговорили его к казни?" Простите мне прагматичность мышления, я как налогоплательщик хочу оценить эту ситуацию. Сколько мы тратим на содержание одного заключенного на пожизненный срок в год?

Владимир Комсолев: Цифры разнятся, в зависимости от периода и степени преступления. Приведу пример на сегодняшний день. Для того чтобы преступник оценил и почувствовал на себе ответственность, необходимо прежде всего изменить исполнительный орган, исполнительное наказание для преступников, которые на сегодняшний день содержатся в тюрьмах. Есть два момента, чтобы преступник понял, оценил и как минимум почувствовал всю степень ответственности. Первое. Суд, вынося приговор, безусловно… Даже Юрий Чайка отмечает, что 30% на сегодняшний день лиц, которые находятся в местах лишения свободы, находятся незаконно, необоснованно, то есть заранее, заведомо ошибка, которая судебным органом…

Николай Матвеев: Главный прокурор страны признает?

Владимир Комсолев: Признает. И эта статистика распространена на сегодняшний день в виде комментариев в Интернете, то есть это абсолютно открытая информация. То есть 30% возможных допущенных со стороны судебных органов ошибок, это существует. Но я бы не стал, во-первых, возлагать всю ответственность на судебную систему, потому что для этого есть как раз органы следствия, которые предоставляют в суд те или иные доказательства, на основании которых судья обязан, он вынужден принимать те или иные решения, которые за собой влекут привлечение к уголовной ответственности либо освобождение. Это первое.

На сегодняшний день мне поступает невероятное количество обращений, где люди признают и говорят, что суды вынесли необъективно. Доказательств, которые повлияли на вынесенный приговор, недостаточно даже с точки зрения просто закона. То есть отсутствие трупов, либо просто суд выносит решение на основании свидетельских показаний…

Николай Матвеев: Ну подождите. Тогда, исходя из этого, смотрите, резонный вопрос. Если у нас такой непорядок в системе, которая может осудить невиновного, и его жалко казнить, то что – его не жалко отправлять на пожизненный срок? Если мы выяснили, что это, пожалуй, иногда и хуже, чем сама казнь.

Владимир Комсолев: Я хочу лишь отметить. Есть исполнительное наказание, целый институт, который на сегодняшний день не реформирован. Есть моменты, которые требуют обращения внимания. Первое – человек, который находится пожизненно, он должен работать на общество. Он не должен жить за счет государства…

Николай Матвеев: А это возможно, чтобы человек самоокупался хотя бы?

Владимир Комсолев: Вот именно об этом я неоднократно повторяю и предлагаю со своей стороны.

Роман Худяков: Пусть они работают.

Владимир Комсолев: Нет, работают…

Роман Худяков: За копейки?

Владимир Комсолев: Нет, подождите…

Роман Худяков: А чего мы должны его за счет свой содержать? За счет налогоплательщиков содержится.

Владимир Комсолев: Послушайте. Он должен как минимум работать.

Роман Худяков: Пенсионеры оплачивают ему.

Владимир Комсолев: Естественно. Я поэтому и говорю, что те преступники, которые находятся в местах лишения свободы, они должны, первое, обеспечивать свое нахождение. На сегодняшний день институт исполнения исполнительного наказания должен быть…

Николай Матвеев: Работать так, чтобы не содержали мы.

Владимир Комсолев: Он сам себя должен обеспечивать. Мало того…

Николай Матвеев: Ясна мысль. Геннадий, помогите понять порядок цифр. Вот пенсионеры нас смотрят. Вот сколько государству выходит в год обслуживание, содержание этого человека за решеткой?

Геннадий Гудков: Какого "этого человека"? У нас за решеткой находится порядка… ну, грубо говоря, 800 тысяч человек.

Валерий Борщев: 700 сейчас.

Геннадий Гудков: Ну, меняется цифра.

Николай Матвеев: И сколько из них пожизненно?

Владимир Комсолев: Пожизненно – около 10 тысяч.

Геннадий Гудков: Следственные изоляторы. Примерно 800 тысяч, грубо берем. Для того чтобы их содержать, примерно 360 тысяч, по-моему, у нас в системе ФСИН.

Николай Матвеев: Хорошо, давайте я так поставлю вопрос. Один заключенный в год стоит дороже, чем пенсионер?

Геннадий Гудков: Нет, подождите, вы сейчас не про пенсионеров. Это неизбежно, и это государство будет содержать, потому что другого варианта нет – считайте, не считайте. Вопрос не в этом. Вопрос в том, сколько у нас осужденных пожизненно. Вот это ключевой вопрос. И если бы мы эту тему обсудили, мы бы сейчас не ругались с Романом.

Владимир Комсолев: Но есть цифры.

Николай Матвеев: Порядка 10 тысяч, как здесь прозвучало.

Владимир Комсолев: Порядка 10 тысяч.

Геннадий Гудков: Порядка 10 тысяч. Вот 10 тысяч обходятся по сравнению с 800 тысячами заключенных – это копейки. Это сумма, которая составляет меньше в разы, а может, и в десятки раз, чем откат от строительства какого-нибудь моста или какой-нибудь очередной Олимпиады. Поэтому здесь вообще это погрешность. Вот содержание 10 тысяч человек – это погрешность в экономике страны.

Вопрос не в этом. Вопрос – почему сейчас поднимают такие высокие начальники вопросы о смертной казни? А они поднимают их, потому что надо отвлечь общественное внимание от безобразно работающей правоохранительной системы (вот здесь ни один не сказал, что она у нас работает хорошо), от абсолютно деградировавшего суда, от абсолютно непрофессионального следствия, занимающегося фальсификацией доказательств, политизированного, выбивающего показания под пытками и так далее и тому подобное.

Николай Матвеев: То есть смертная казнь не самоцель?

Геннадий Гудков: Конечно нет. Это отвлечение общественного внимания. Вот мы сейчас с вами стоим и обсуждаем законопроект Романа, который как отец, безусловно, наверное, эмоционально прав. И я в этом смысле…

Николай Матвеев: Вы отец, Роман.

Геннадий Гудков: И я, может, как отец точно так же, не дай бог чего, рассуждал бы и действовал так же. Но я прекрасно понимаю, что это не решает проблему в целом для государства. Введем мы смертную казнь, не введем – мы не исправим ни безобразно работающих полицейских, ни коррумпированное следствие, ни безобразный…

Владимир Комсолев: Да количество даже преступлений, которые совершаются.

Геннадий Гудков: …отвратительный, лицемерный надзор за законом.

Роман Худяков: Геннадий ушел от вашего ответа.

Николай Матвеев: А у вас есть цифры?

Роман Худяков: Геннадий, вы скажите, сколько на одного заключенного в месяц тратится наших бюджетных средств?

Владимир Комсолев: У вас есть цифры? Скажите, озвучьте.

Геннадий Гудков: Если мы берем содержание, без труда этих фсиновцев, без системы охраны…

Роман Худяков: Из бюджета нашего государства сколько в месяц?

Геннадий Гудков: Ну, посчитайте. Разделите на 800 тысяч, разделите те же 500 миллиардов – и получите цену в год на одного заключенного.

Николай Матвеев: Смотрите, давайте я назову.

Роман Худяков: Пять, шесть тысяч? Десять?

Николай Матвеев: Когда я готовился к программе…

Геннадий Гудков: Ежедневный рацион заключенного составляет 150 рублей.

Николай Матвеев: Друзья, друзья, друзья! Я готовился к программе. Разные издания называют разные цифры, но чаще всего встречается цифра 40 тысяч рублей в месяц на одного заключенного с учетом всего и вся.

Роман Худяков: Нет, 40–50 тысяч на одного заключенного.

Николай Матвеев: В месяц.

Роман Худяков: Это расскажите нашим пенсионерам, которые получают в месяц 6, 8, 10 тысяч рублей.

Николай Матвеев: Роман, ясно.

Валерий Борщев: И вы что предлагаете, расстрелять заключенных?

Николай Матвеев: Нет-нет-нет, не предлагаем. Мы хотим понять, мы имеем право знать.

Роман Худяков: Должна работать система, заставляющая каждого заключенного работать на самого себя.

Николай Матвеев: Друзья, потише, пожалуйста! Давайте конкретные предложения выслушаем.

Геннадий Гудков: 50 тысяч умножьте на 10 тысяч – это получается всего 50 миллионов в месяц. Умножьте на 12 – это получается 6 миллиардов по году. И у нас 6 миллиардов полковник Захарченко хранит в левом кармане брюк.

Николай Матвеев: Это здорово, но бюджет Оренбургской области, по-моему 19 миллиардов рублей, а там живет 2 миллиона человек. Роман, конкретные предложения. Как этот заключенный может начать зарабатывать, чтобы хотя бы выйти на самоокупаемость?

Роман Худяков: А как раньше было, в советское время?

Николай Матвеев: Что?

Роман Худяков: В советское время при каждой тюрьме были минизаводы. На этих минизаводах, на предприятиях, прямо находящихся в зоне, работали заключенные, делали хорошие запчасти, их там обучали, они делали хорошую мебель и так далее, перчатки, робу. Слушайте, если бы было желание, то каждый заключенный в тюрьме получал бы и образование, и специальность.

Николай Матвеев: Так, может быть, в этом направлении двигаться – как-то реформировать систему?

Роман Худяков: Вы знаете, когда я вносил свой законопроект именно по категориям смертной казни даже для тех же самых педофилов, я же предлагал. Ладно, не хотите смертную казнь? Давайте введем пожизненное заключение для наших педофилов, для тех же самых смертников, для тех же самых террористов. Но у нас же Госдума не хочет этого. А вдруг какой-то сыночек попадет в эту касту и попадет под потом смертную казнь либо под пожизненное заключение?

Владимир Комсолев: А можно вопрос? Можно к вам конкретный вопрос? Скажите, пожалуйста, как вы собираетесь исполнять приговор о смертной казни? Каким образом?

Роман Худяков: Пять лет, я в своем законопроекте писал, на ошибку.

Владимир Комсолев: Нет, я не говорю срок. Как именно?

Роман Худяков: Пять лет на ошибку.

Владимир Комсолев: Как именно вы собираетесь исполнить?

Николай Матвеев: Каким образом вы собираетесь отнимать жизнь?

Роман Худяков: А это я уже предлагал…

Владимир Комсолев: Как?

Роман Худяков: Провести референдум, и чтобы народ сам предложил непосредственно казнь.

Владимир Комсолев: А почему вы ссылаетесь на народ? Каким образом вы собираетесь казнить?

Николай Матвеев: Смотрите, смотрите… Роман, Роман, Роман…

Роман Худяков: Слушайте, есть очень много…

Николай Матвеев: А давайте я перечислю. Смотрите, среди способов смертной казни встречаются как современные, как мне кажется, так и средневековые, можно их назвать. В Саудовской Аравии до сих пор применяется обезглавливание. В Иране, Японии, Афганистане и Сингапуре – повешение. В США и Китае – смертельная инъекция. А в Белоруссии, КНДР и Тайване – расстрел. Публичные казни проводятся также в Иране и Северной Корее, но, по-моему, там нет информации, какой формат они имеют. Так вот, если уж говорить о том, о чем повествует Роман, давайте представим будущее, где смертная казнь в России существует. Какой формат нам выбирать? Пожалуйста.

Станислав Лагойко: Еще есть уколы и электрический ток.

Николай Матвеев: Инъекция, я перечислил, в США.

Станислав Лагойко: Но если мы уж ссылаемся на общественный выбор данного вида смертной казни, как она должна приводиться в исполнение, то давайте обратимся к общественности в принципе. Я не знаю, почему вдруг…

Николай Матвеев: А как вопрос поставить? "Люди, каким образом вы хотите убивать?"

Станислав Лагойко: Да. И кто хочет убивать? Вот смотрите, я сейчас объясню. Не знаю, почему наша программа началась именно с категории педофилов, хотя именно педофилы как раз под смертную казнь никоим образом не попадают. У нас смертная казнь применяется исключительно по категориям особо опасных преступлений против жизни. Если педофилия связана со смертью, то это понятно. Но мы почему-то заострили внимание именно на педофилах, без уточнения последствий.

Николай Матвеев: Ну, как пример.

Станислав Лагойко: Общественность, как нам объяснили опять же, требует введения смертной казни. В соответствии с законодательством, то есть в соответствии с Основным законом, с Конституцией, у нас смертная казнь при наличии санкции в виде смертной заключенный… ой, прошу прощения, обвиняемый имеет право на рассмотрении дела судом присяжных. Не та ли самая общественность? Суд присяжных – вот, пожалуйста. Вы пришли. Много ли народу согласится выступить судьей в этой сфере и присудить обвиняемому смертную казнь? Конечно, они могут вынести вердикт, что человек виновен, но приговор-то будет постановлять все равно судья.

Присяжным не доверят постановление приговора. Если бы доверили, поверьте мне, ни одного бы смертного приговора не было бы. А еще лучше – при проведении этих всех референдумов, когда вы говорите, что народ за смертную казнь, сказать: "Хорошо, народ за смертную казнь? Как выбираем присяжных, так выбираем и палачей. На этой неделе вы сегодня дежурный палач по городу Москве".

Николай Матвеев: "На этой неделе вы сегодня дежурный палач". Замечательное выражение! Юрий Артемьевич, скажите… Ну, представим – утрясли мы все проблемы с судебной властью, с исполнительной властью. Все, вроде бы готовы по европейским нормам… по нормам, например, присущим Соединённым Штатам, готовы, например, ввести смертную казнь. Кого? Какие категории преступников могли бы попасть под это наказание? Вот кого? От кого общество должно избавляться?

Юрий Костанов: В нашей стране… Вы слышали законодателя. Вот кто будет закон править и кто будет эту категорию определять в законе.

Николай Матвеев: Но вы бы кого туда вписали?

Юрий Костанов: Думцы будут определять. Они начали с педофилов. Кто там еще?

Николай Матвеев: Давайте. Террористы?

Юрий Костанов: Террористы? Я не убежден.

Николай Матвеев: Не убеждены. Вербовщики террористов?

Юрий Костанов: Нет, я думаю, что реально разумно это могло бы быть только в отношении убийц, то есть человек, который сам убивает. Если мы в результате тщательно проведенного расследования и судебного разбирательства… И не надо судей освобождать от ответственности. Судьи очень виноваты.

Николай Матвеев: А разве террорист не убийца? Террористы – люди, которые убивают наших граждан.

Геннадий Гудков: Там разные роли.

Юрий Костанов: С террористами совсем не так просто. Ведь никто не задумывается, что существует такая вещь, как теория наказания – пенология. Наша Дума вообще не знает, что существует теория в уголовном праве, вообще не понимает. Они, вот чуть что: "Давайте ужесточим это!" Другое что-нибудь можете?

Николай Матвеев: А поясните, в чем смысл? Думе досталось уже.

Юрий Костанов: Я что еще хочу сказать? Смертная казнь… любое наказание и смертная казнь, во-первых, должны быть целесообразны, то есть должны соответствовать целям. Какие цели вы ставите перед наказанием? Чтобы человек не совершал больше преступлений. Нам говорят: "Ой, никогда не предупреждает преступность". Предупреждает. Нет общего предупреждения. Запугивание окружающих – это не работает, на самом деле не работает. Вот то, что сам осужденный больше не будет совершать преступления – это точно. Но тогда осудите его настолько сурово, без лишения жизни. Ведь смертная казнь – необратимое наказание. Пожизненное лишение, даже пожизненное лишение свободы – оно обратимо.

Роман Худяков: А что сделать с серийными убийцами у нас? Вот он убил 30, 40 человек. Объясните родным и близким…

Владимир Комсолев: Посадить пожизненно, чтобы он предоставил компенсацию семье погибших.

Роман Худяков: И через 20 лет у него такая появится возможность…

Владимир Комсолев: Без возможности, без возможности!

Николай Матвеев: Друзья, по одному!

Валерий Борщев: Вы с серийным убийцей разговаривали? Я разговаривал.

Юрий Костанов: В Советском Союзе, в советской России максимум наказания перед смертной казнью было 15 лет лишения свободы. Нам сейчас подарили 20 лет. Вот кто, где и когда доказал, что это работает лучше?

Николай Матвеев: Валерий, ответьте, пожалуйста.

Валерий Борщев: Вы говорите…

Роман Худяков: И преступность была ниже.

Валерий Борщев: Вот еще был убийца Ряховский. Когда я был депутатом, пришел к нему в Бутырку. Он просил, чтобы ему ускорили применение смертной казни. Он знал, что готовится закон о пожизненном, и просил… Я говорю: "Нет, я этого не буду делать". А потом я поехал в Мордовию и увидел его. Он содержится один. Мечется, как затравленный волк. То есть наступает деградация личности. То есть он просил смертной казни. Поэтому я еще раз повторяю: не думайте, что смертная казнь…

Роман Худяков: Но не за наш счет! Друзья, не за наш счет!

Валерий Борщев: А за наш счет живут все заключенные.

Роман Худяков: Тогда давайте лучше, слушайте, вот этих смертников, не чтобы они по камере туда-сюда ходили, а опускать в шахты, загнать их в шахты!

Николай Матвеев: Все, все, все! Роман, Роман, Роман…

Владимир Комсолев: Послушайте…

Николай Матвеев: Сейчас, подождите секундочку! Подождите секундочку. А поспорьте или, может быть, согласитесь с генеральным секретарем ООН Антониу Гутерришем, который сказал: "Смертные приговоры не предотвращают преступлений". Понятно, личная обида родственников. Понятно. Но если мыслить категорией всего общества, то мы же не решим этим проблему.

Роман Худяков: Вот те люди, которые говорят, что если ты убиваешь, и это не является ярким показанием другим преступникам, что, совершив убийство, тебе так же государство покарает и отнимет у тебя жизнь – да это все вранье! Вы поверьте, это такие же самые люди, они также хотят жить, они также хотят тратить деньги. Те же самые террористы, которые получают деньги за свое кровавое преступление, они хотят после террора эти деньги потратить. И вот если мы применим к этим всем видам и к этим убийцам смертную казнь, естественно, количество преступлений будет намного меньше.

Николай Матвеев: Мысль понятна.

Роман Худяков: Почему? Они бояться будут.

Николай Матвеев: Роман, мысль понятна.

Станислав Лагойко: По поводу террористов можно? Одна реплика по поводу террористов.

Николай Матвеев: Одна реплика, пожалуйста. По одному! Друзья, по одному! Когда вы говорите в унисон, вас не слышно.

Станислав Лагойко: Террористы-шахиды, которые считают за геройство погибнуть во имя чего-то. И если мы их будем при этом еще расстреливать, они спасибо скажут.

Роман Худяков: А вы знаете, что для них самое страшное – как погибнуть. Вы знаете?

Николай Матвеев: Сейчас, секундочку!

Роман Худяков: Я скажу. Вот если вы их будете вешать, то их душа не уйдет на небо. Для них это самое…

Николай Матвеев: Все, мысль понятна, мысль понятна, мысль понятна. Пожалуйста, Геннадий.

Геннадий Гудков: Я хотел бы заземлить дискуссию на очень простой тезис, вернее, альтернатива двух тезисов. На самом деле пожизненное заключение или смертная казнь – это исключает рецидив преступлений. И вопрос стоит очень простым образом. Мы – государство или общество – будем применять более гуманные меры или менее гуманные? Вот и все. Потому что если человек получил пожизненное заключение, он уже ничего не совершит. Да, государство, в этот момент будет более гуманным, но берет на себя обязательства его содержать.

И еще я хочу Роману сказать. Я автор другого закона, мы работали вместе со ФСИН. Когда-то наши заключенные действительно работали и производили всякие робы, перчатки и так далее. Ходорковский шил варежки. Смешно, но не очень. Мы со ФСИН тогда анализировали ситуацию. Невозможно сейчас, в современных условиях, при современных технологиях… Мы освобождали предприятия ФСИН от налогов. А тогда еще налогом сдуру обложили. Мы их освободили тогда от налогов, потому что и так они не могут выпускать какую-то конкурентоспособную продукцию. Раньше, когда ничего не было, дефицит, можно было шить рукавицы – отлично, шли влет. Сейчас, когда эти рукавицы завозят из Китая или откуда-то еще, то произвести продукцию адекватную, конкурентоспособную и качественную, к сожалению, в силу и низкой квалификации невозможно.

Николай Матвеев: И чем может быть замотивирован человек, которого приговорили к смертной казни… ой, к пожизненному заключению?

Геннадий Гудков: Наверное, можно сделать какую-то социальную нагрузку, какую-то адаптационную нагрузку. Но говорить о том, что они могут создать какие-то производства, невозможно.

Роман Худяков: Слушайте, 10 тысяч человек сидят пожизненно. Да его за пять лет можно, извините меня, обучить всему.

Николай Матвеев: А он захочет?

Роман Худяков: А нет такого "захочет".

Владимир Комсолев: Вопрос не в том, что захочет. Что значит – захочет или нет? Есть изначально наказание за конкретное преступление.

Геннадий Гудков: Роман, только крутить ручку динамо-машины и вырабатывать ток.

Владимир Комсолев: Я прошу прощения, перебью. Лицо, которое будет пожизненно отбывать, должно нести ответственность в виде работ. Исправительные работы надо вводить, обязательные работы надо вводить.

Николай Матвеев: По одному, пожалуйста. Друзья, по одному, пожалуйста! Когда вы говорите…

Юрий Костанов: Дайте человеку в руки железо, напильник – он ножик сделает и начнет…

Николай Матвеев: Послушайте меня, пожалуйста, когда вы говорите в унисон, никого не слышно. Вы понимаете, что все эти мысли улетают в трубу? Давайте, пожалуйста, по одному. Обратите внимание. Валерий, хочу спросить вас. Давайте перейдем к следующему. У нас уже время близится к финалу программы. Вопрос мой следующий. Сегодня, в XXI веке, наличие смертной казни в стране – это слабость государства или его сила? Что такое вообще смертная казнь – это пережиток прошлого или необходимость будущего?

Валерий Борщев: Конечно, пережиток прошлого, потому что коль скоро это никак не влияет на преступность… Хотя, на мой взгляд, влияет.

Роман Худяков: То влияет, то не влияет.

Валерий Борщев: Вы историю России изучите. Когда Елизавета Петровна отменила смертную казнь…

Николай Матвеев: Да, с 1741-го по 1761-й не было ни одной казни.

Валерий Борщев: Да. И посмотрите на динамику преступлений. Да, посмотрите. Ладно. Ну, договоримся, что не влияет. Я не буду спорить. И действительно, невозможность повторения преступления. То задача выполнена – он изолирован.

Геннадий Гудков: И навсегда исключен из общества.

Валерий Борщев: Да, он исключен из общества. Поэтому никакой смертной казни. Но смертная казнь развращает общество. Когда от твоего имени… А смертная казнь от имени Российской Федерации будет применяться. Когда ты участвуешь в убийстве невиновных людей… А это, повторяю, 15%.

Геннадий Гудков: Да даже повинных.

Валерий Борщев: Ну, даже повинных. Но я подчеркиваю: 15% невиновных. Это развращает общество. Человек к этому причастен, и он несет за это ответственность.

Николай Матвеев: Юрий Артемьевич, а кто…

Геннадий Гудков: Можно я дополню одну фразу?

Николай Матвеев: Сейчас, секундочку.

Геннадий Гудков: Просто еще раз, чтобы все знали. У нас в судах 99% с лишним приговоров обвинительных. То есть человек попал в суд – все, считай, что…

Николай Матвеев: Все, будет приговор. Юрий Артемьевич, а кто в итоге выносит… вернее, кто в итоге казнит в случае смертной казни, существования такой меры – палач или само общество, кровь на всех?

Юрий Костанов: Кровь на всех. Хотя исполнитель, конечно, один. Там несколько человек, несколько авторов… даже публикации были, как это производится

Николай Матвеев: А почему кровь на всех?

Юрий Костанов: Потому что общество позволяет это наказание применять. Потому что общество в целом не понимает, что из этого получится и как это всё происходит. Ведь понимаете, исследования показывают, что при самых суровых наказаниях в обществе самые тяжкие преступления, они идут вровень. Уровень одного снижается – снижается и уровень другого. Причем ведущим в этом тандеме является государство. От того, как государство относится к своим гражданам, к своим людям – от этого зависит, как они будут относиться к другим людям к государству. Вот это надо понимать. Вот прав был Борщев, сейчас говоря об этом. И если у нас будут теперь расстреливать, я не знаю, можно даже тех, которые экстремистски выходят… Ну, Манежной площади больше нет у нас. Ну, в те края будут выходить.

Геннадий Гудков: Есть Болотная.

Юрий Костанов: Вот это пятно. Вот этот самый парень выходил. "Давайте всех! Давайте всех построже!" Каждый день… Сегодня в Думу внесли проект об ужесточении за это, завтра – за то, послезавтра – за то. Кодекс, в принципе, должен быть стройной пропорциональной системой. Это система, система наказаний. Изначально он таким и был. Хотя более жестокий, в принципе, чем раньше, но был систематичный. Теперь система разрушилась, потому что то это усилил, то тут усилили, то здесь. И кто в лес, кто по дрова. Это не кодекс Уголовный, а неизвестно что вообще.

Николай Матвеев: Мы сегодня вспомнили историю Елизаветы Петровны. Давайте немножко попозже… Когда я готовился, встретил любопытные цифры. За XIX век в стране было казнено 300 человек. В самые вегетарианские годы Советского Союза – 1960-е – в год казнили, по разным данным, от 1 до 2 тысяч человек. Скажем так, с точки зрения практической, не гуманной (к ней мы вернемся), с практической – падают цифры по преступлениям, меньше преступников вообще среди нас становится – какой из методов более эффективный, вы как считаете: процветавший в XIX веке или все-таки в советский период, в XX?

Станислав Лагойко: Нет, ну действительно, у нас меняются и цивилизационные какие-то качества развития общества, и само общество меняется, и законодательство меняется. Поэтому мы не можем никоим образом делать никакие ссылки на статистику XIX века. Это понятно, там было другое население, другие правила, это другая ментальность абсолютно. Поэтому как можно сравнивать?

Николай Матвеев: Нет, подождите, что, в XX веке русский человек настолько озверел, что его приняли решение казнить тысячами в год? А в XIX веке он был…

Станислав Лагойко: В XX веке русский человек, допустим, если брать российское законодательство, начал перемещаться активно в города, начал вести уже индустриальное производство к этому моменту. То есть начал консолидироваться в какое-то общество, достаточно тесное, в результате чего, естественно, оно достаточно быстро делилось на обеспеченное и очень нищее. И естественно, нищее приходило…

Николай Матвеев: И этот контраст чувствовался за счет тесного проживания, да? Бок о бок.

Станислав Лагойко: Конечно, конечно. Да, безусловно.

Геннадий Гудков: Я думаю, что это официальная статистика. Потому что если мы берем XX век, это самый кровавый век нашей истории, когда миллионами на плаху отправляли. И очень много было казней без суда и следствия. Я думаю, что и в XIX веке было очень много процессов, которые никуда не попадали. Я имею в виду тех же крестьян, которых там пороли, тот же "После бала" Толстого, помните, когда там пропускали сквозь строй смерти, это, по-моему, вообще не считалось никаким уголовным наказанием, в статистику не попадало. Еще раз говорю, что ключевой вопрос, смертная казнь или пожизненное заключение, заключается в том, готово государство терпеть некоторые неудобства в виде содержания этого аппарата, чтобы навсегда изолировать людей от общества, совершивших тяжкие преступления, несовместимые с проживанием в обществе, либо оно, государство, использует радикальный метод – смертную казнь. Вот это ключевой вопрос. Все остальное – это…

Николай Матвеев: А смысл менять, когда слово "государство" заменяешь "обществом"? Понимаете, когда вы говорите "государство", мне душу не трогает. К обществу я себя причисляю.

Геннадий Гудков: Государство – это инструмент регулирования и насилия. Мы с вами знаем из теории. И общество доверяет государству осуществлять эти функции.

Валерий Борщев: Да, оно дает ему.

Николай Матвеев: А вот те люди, которые 32 из 100 за смертную казнь, они понимают, что они, если эту смертную казнь введут, будут частью этого?

Геннадий Гудков: Они думают, что смертная казнь, как говорят, "верните Сталина", они еще не понимают, что Сталин самый серьезный палач всей истории российской. Но они не думаю, что с возвратом Сталина или с применением смертной казни улучшится ситуация в России и будет больше порядка. Не будет. Никогда не будет.

Станислав Лагойко: Можно прямо в двух словах?

Николай Матвеев: Да.

Станислав Лагойко: О чем мы говорили, в принципе, с точки зрения законодательства? Если народу, обществу так называемому хочется поиграться в смертную казнь, хочется проверить себя на эмоции яркие – ради бога, у нас сейчас законодательство не запрещает наказание в виде вынесения смертной казни. Законодательство есть, оно осталось, пожалуйста, вы можете приговаривать к смертной казни на основании нашего закона. Другое дело, что есть мораторий на ее применение. Так что мешает тогда? Давайте проведем, если уместно это сказать, мониторинг, конечно, в кавычках, давайте выносить приговоры о смертной казни. А пусть человек потом сидит там, в камере смертников, и думает – завтра отменят мораторий или не отменят. Может, у него будет время подумать.

Николай Матвеев: Подождите, давайте по поводу этого моратория разберемся. Если все-таки по итогу этого часа, проведенного в дискуссии, мы приходим к выводу о том, что все-таки смертная казнь – это не то, что нужно России, почему бы тогда мораторий этот не отменить? Почему вообще точку в этом вопросе не поставить?

Владимир Комсолев: Смертная казнь – в принципе это признание со стороны государства о том, что оно неспособно исправительной системой направить этого преступника, исправить его и сделать условия, в которых этот преступник осознает…

Николай Матвеев: Подождите. Давайте так, вот смотрите, человек 60 человек убил, осознал, исправился. Добрый вечер, я часть общества.

Владимир Комсолев: Секунду, почему данное лицо пошло на данное преступление? Давайте в корень посмотрим.

Николай Матвеев: Да мне без разницы, 60 человек он убил.

Владимир Комсолев: Социальная сфера, которая привела…

Роман Худяков: Слушайте, вы слышите, что вы говорите?

Владимир Комсолев: Я слышу, что я говорю. Я знаю, что я говорю.

Николай Матвеев: Это мнение, подождите, это мнение.

Владимир Комсолев: Есть институт исполнения наказания, который на сегодняшний день у нас просто требует реформ.

Николай Матвеев: Задача – наказывать или исправлять?

Владимир Комсолев: Прежде всего наказание как раз преступления – это наказание, при котором преступник должен понять, и даже институт должен на исправление идти.

Николай Матвеев: Понятно.

Владимир Комсолев: Но смертная казнь…

Николай Матвеев: Друзья, очень мало времени. Коротко, да, и на блиц.

Роман Худяков: По словам нашего эксперта, вот там, где террористы взорвали, и погибло 40–50–100 человек, вот мы родным и близким должны объяснить, что "уважаемые, сейчас он теперь будет со спицами вязать носки, и он исправится и будет в нашем обществе". Представляете?

Владимир Комсолев: Да, я вам скажу, тот террорист должен обеспечить семью, у кого было вот это лицо, которое обеспечивало, кормильца. И всю жизнь обеспечивать, ежемесячно делать взносы.

Роман Худяков: Я думаю, вас эти люди не поймут.

Владимир Комсолев: Какие люди?

Роман Худяков: Родные и близкие. Тех, кто погибли.

Владимир Комсолев: Секунду, вы со стороны государства даете компенсации семьям потерпевших?

Роман Худяков: Вы ко мне обращаетесь?

Владимир Комсолев: Да, вы со стороны Госдумы же здесь?

Роман Худяков: Причем здесь Госдума, я вообще общественно-политический деятель.

Владимир Комсолев: А кто?

Николай Матвеев: Госдума в прошлом осталась.

Роман Худяков: Общественно-политический деятель, который отражает интересы наших людей, в первую очередь!

Владимир Комсолев: Я бы ввел со стороны государства нагрузку, чтобы было обеспечено…

Роман Худяков: А вы предлагаете носки преступникам вязать, тем, кто забрали жизнь людей!

Николай Матвеев: Все, друзья, ваши позиции услышаны. У нас очень мало времени, точечно пару вопросов я еще задам. Скажите, каким будет отношение к смертной казни в мире в будущем, в частности в России?

Валерий Борщев: Я думаю, что Россия будет двигаться так же, как например, та же Англия, которая вначале высказалась против отмены смертной казни, потом, когда увидела результаты, она поддержала отмену смертной казни. И сегодня она стоит на позиции, что смертная казнь… Думаю, что то же самое будет в России, Россия такая же европейская страна.

Николай Матвеев: Американцы тоже англосаксы, почему они по-другому…

Валерий Борщев: Американцы – это особый менталитет.

Владимир Комсолев: Но у них уже отменено в половине штатов.

Валерий Борщев: Да, у них в большинстве штатов отменено, там идут бурные дискуссии, там подсчитывают, это целая литература на эту тему написана. Бог с ними, с американцами, это особый менталитет. А что касается Европы, я думаю, что Россия пойдет по европейскому пути.

Геннадий Гудков: Не только Европа, ведь многие страны и на других континентах отменили смертную казнь.

Николай Матвеев: Да все придерживаются.

Геннадий Гудков: Нет, однозначно, что Россия не будет отменять мораторий, он будет сохраняться.

Николай Матвеев: Знаете, какой вопрос я вам хотел – нужно ли на международной площадке менять отношение к стране, которая лояльно относится к смертной казни и даже скрывает цифры об убитых, например как Китай?

Геннадий Гудков: Вы знаете, проблема России вовсе не в смертной казни, а в узурпации власти и отсутствии демократических институтов, которые делают страну прогнозируемой и понятной на международной арене. И врем мы очень много. Вот если нам эти проблемы решить, чтобы у нас была нормальная, подконтрольная власть, сменяемая регулярно, чтобы у нас были институты, которые гарантируют прогнозируемость страны, что мы делаем не Министерство пропаганды и вранья, а нормальные средства массовой информации – я вас уверяю, отношение к стране поменяется моментально, в течение месяца. К нам будут относиться как к нормальным людям, полноправным участникам сообщества, и все санкции отменят, и все ограничения. И нормально мы вольемся в европейскую семью народов, совершенно точно, они об этом мечтают в общем-то, по большому счету. Поэтому не в смертной казни проблема.

Николай Матвеев: Юрий Артемьевич, подведите итог коротко. Уже у нас финал программы.

Юрий Костанов: Вы знаете, я скажу вот что. Я ведь не только требовал расстрела для убийц, там не по одному потерпевшему было, а по несколько. Я неоднократно отказывался от обвинения по ряду дел или просил вернуть дело на доследование, тогда еще можно было на доследование. Так вот, внутренне я получал удовлетворение в тех случаях, когда люди приезжали в суд в наручниках, а уходили пешком к себе домой. Когда суд оправдывал людей, понимаете?

Геннадий Гудков: Заслуженно.

Юрий Костанов: И это очень важно. Потому что действительно, смертная казнь – это в общем-то действительно варварство, действительно мы уходим далеко туда, в средние века. И действительно если мы нормальное государство не построим в конце концов, если государство повернется лицом к человеку и будет думать о живых людях, а не о цифрах статистики, если мы перестанем мстить, если наше наказание будет, во-первых, не карой, возмездием, а действительно средством для исправления ситуации…

Николай Матвеев: То что будет?

Юрий Костанов: …Для предупреждения преступления, новых преступлений самим осужденным и окружающими, вот тогда все станет на свои места.

Николай Матвеев: Ваша позиция понятна, спасибо большое.

Я хочу закончить словами пресс-секретаря Московского отделения организации "Amnesty International" Александра Артемьева: "Смертная казнь – это высочайшее проявление отказа человеку в его достоинстве и праве на жизнь. Нет такого преступления, которое бы оправдывало отказ от принципов гуманности в пользу принципов правосудия". Но если вы хотите сами ощутить то, что ощущает человек, идущий на смертную казнь, то обратитесь к роману "Идиот". Там князь Мышкин в первой главе очень детально, подробно об этом рассказывает.

Это была "ПРАВ!ДА?" и мнения экспертов, ни одно из них программа вам не навязывает, в итоге решайте сами. Будьте с нами. Всего доброго!