Проблема безработицы: мифы и реальность

Гости
Роман Мазур
член НП «Эксперты рынка труда»
Наталья Золотарева
проректор по дополнительному профессиональному образованию РГСУ
Ирина Соболева
руководитель Центра политики занятости и социально-трудовых отношений Института экономики РАН, доктор экономических наук
Ирина Святицкая
руководитель молодёжного направления hh.ru
Илья Семин
координатор проекта ОНФ «Профстажировки», член Общественной палаты РФ
Андрей Гудков
доктор экономических наук, независимый эксперт по социальной политике

"Вечную занятость обеспечивает
только сизифов труд".

Леонид Леонидов

Анастасия Урнова: Здравствуйте! Вы смотрите Общественное телевидение России. Это программа "ПРАВ!ДА?". Меня зовут Анастасия Урнова. И вот тема нашей сегодняшней передачи:

"Россия справилась с проблемой безработицы". Об этом в течение последних месяцев заявляется на самом высоком уровне. Действительно, по данным Росстата, начиная с 2000 года уровень безработицы сократился более чем в два раза – на сегодняшний день это порядка 5% от всего экономически активного населения страны, то есть чуть менее 4 миллионов человек. При этом в органах службы занятости зарегистрировано и того меньше – около 800 тысяч граждан. Региональные власти исправно рапортуют о своих успехах по обеспечению занятости населения. А в Министерстве экономического развития обещают не только дальнейшее сокращение числа безработных, но и рост реальных зарплат.

Но так ли все хорошо обстоит на самом деле? По данным соцопросов, именно безработица наряду с ростом цен и бедностью остается в числе самых острых проблем, волнующих россиян. Со стороны экспертного сообщества подвергается сомнению не только официальная статистика, но критикуется в целом политика государства в формировании и регулировании рынка труда. При невысоком уровне безработицы у нас низкие заработные платы, растущая теневая занятость, низкая эффективность экономики и дефицит квалифицированных кадров.

Так удалось ли справиться с безработицей? Что скрывается за формальными цифрами? Насколько эффективны государственные меры по обеспечению занятости населения? Что ждет российский рынок труда в будущем?

Анастасия Урнова: Еще в апреле этого года премьер-министр Дмитрий Медведев заявил (я процитирую): "Положение на рынке труда – оно стабильное. Мы с безработицей справились". Однако кажется, что все не так однозначно. Илья, вот справились мы с безработицей или все-таки нет?

Илья Семин: С безработицей в целом справились. Она действительно одна из самых низких среди европейских стран. Но правильно в заставке было сказано: мы не справились с уровнем производительности труда. И это является следствием низких зарплат, на мой взгляд, главной причиной низких зарплат. Поэтому действительно с занятостью мы худо-бедно справились, но с качеством рынком труда – это еще предстоит нам сделать.

Анастасия Урнова: Интересно. Андрей, если мы говорим то, что справились с безработицей, я все-таки хочу обратиться к данным социологических опросов. Сентябрь этого года… простите, август этого года – "Левада-Центр" сообщает о том, что безработица входит в тройку самых острых проблем в стране. В декабре прошлого года ФОМ тоже проводил опрос, и его респонденты сообщили о том, что… половина респондентов подтвердила, что безработица довольно сильная в регионе, в котором они проживают. Не бьются данные.

Андрей Гудков: Не бьются, и это совершенно верно. Потому что мы справились с безработицей приблизительно так же, как правительство отчитывалось об успехах в области рождаемости: как только отчиталось, так рождаемость серьезным образом упала.

Что касается безработицы. Справиться с ней можно, только лишь имея Федеральную службу занятости, а у нас она разбита на региональные фрагменты, которые практически не взаимодействуют друг с другом, и имея Федеральную систему социального страхования занятости, которая в каких-то элементарных формах существовала до 2001 года, а потом благодаря либеральным реформам (введению ЕСН и прочему-прочему) была отменена. Поэтому у меня не вызывают доверия 5% незанятых, потому что у нас приблизительно 30 миллионов человек болтается в неформальном секторе, без оформления занятости. И заняты ли они, не заняты…

Анастасия Урнова: Непонятно.

Андрей Гудков: Они уклоняются от такого рода вопросов. Что касается 58 миллионов человек, которые платят страховые взносы и налоги. Вы знаете, среди них значительная часть, которая занята достаточно формально, то есть их с работы не выгоняют, чтобы уж совсем людей не гнобить (поскольку пособие по безработице – 4900 рублей, и это максимум, "ни в чем себе не отказывай"), но на самом деле они работодателю на этой стадии экономического роста не нужны. То есть такая скрытая незанятость.

Анастасия Урнова: Мы обязательно поговорим про скрытую незанятость.

Ирина, вы работаете в компании, которая соединяет человека, который ищет работу, и работодателя. На практике как это ощущается?

Ирина Святицкая: Я как раз хотела сказать, что подобные проблемы с безработицей решают бизнесы и такие компании, и такие сайты, как наш.

Анастасия Урнова: По вашим ощущениям, есть безработица? Вот я пришла, выложила резюме – я найду работу?

Ирина Святицкая: Если вы захотите, конечно, найдете. Но на рынке труда всегда есть конкуренция среди соискателей. И в каждой профессиональной области и в каждом городе она разная. Например, в Хабаровске это 4 человека конкурируют друг с другом на одно рабочее место. А если мы будем говорить о Краснодаре, то это уже около 18–20 человек.

Анастасия Урнова: Это хуже, чем в вуз поступать.

Ирина Святицкая: Да. То есть это гораздо сложнее, чем поступать в вуз, но тем не менее это делать легко, достаточно просто: создать резюме, зарегистрироваться, откликаться и искать работу.

Андрей Гудков: И немножко вам денег заплатить.

Анастасия Урнова: Необязательно.

Ирина Святицкая: Вопрос времени и вопрос амбиций человека. Если человек хочет трудоустроиться на очень высокую заработную плату в определенную какую-то компанию…

Анастасия Урнова: А он только что закончил университет. То у него это, скорее всего, не получится.

Ирина Святицкая: …тогда будет гораздо сложнее.

Анастасия Урнова: Давайте мы пока еще с цифрами разберемся. Ирина, мы просто видим значительную разницу. Например, есть данные официальной статистики от Минтруда. Они, насколько я знаю, базируются как раз на службах занятости. И они говорят даже не о 5 миллионах безработных, не о 4 миллионах, а о 750 тысячах человек. Это примерно 1% населения страны. Насколько адекватна такая цифра?

Ирина Соболева: Чтобы было понятно: безработица измеряется не Минтрудом, безработица измеряется Росстатом. Есть общепризнанная международная методология – методология Медицинской организации труда, согласно которой безработным считается человек, который работы не имеет, вообще не имеет, то есть он ни часу на обследуемой неделе не работал. Если он работал один час, то он уже не безработный.

Анастасия Урнова: Но при этом формально работал, с договором, с трудовой книжкой?

Ирина Соболева: Необязательно. Никаких трудовых книжек. Есть обследование. К вам приходят и у вас спрашивают: "У вас на прошлой неделе была работа?" Вы говорите: "Да, была работа". Соответственно, вас записывают в занятые. И дальше уже вам задают вопросы: "Сколько часов вы работали?" – и так далее. Дальше вас спрашивают… Допустим, вы говорите: "Нет, у меня не было, на этой неделе я не работал". – "Почему?" – "Я болел". – "А вообще есть рабочее место?" – "Есть рабочее место". Значит, вы заняты.

"Почему?" – "Потому что у меня нет работы". – "А вы ее ищете?" – "Не ищу".

Ирина Святицкая: Это ключевой вопрос при поиске работы: хочет человек работать или нет на самом деле?

Ирина Соболева: То есть чтобы человека записать в безработные по международной методологии, он должен сказать, что работы у него не было, что он ее искал, и объяснить, как он ее искал, то есть чтобы это был активный поиск, а не просто он хочет работу. Или он договорился и ждет, вот он знает, что его ждет рабочее место, но, скажем, со следующего месяца.

Анастасия Урнова: То есть получается, что у нас есть 5 миллионов человек, которые не работают и не хотят?

Ирина Соболева: 5 миллионов человек – это те, которые, согласно выборке, удовлетворили этим критериям. И это цифра, в которую можно совершенно спокойно и четко верить. Так считается во всем мире. Если вы хотите сопоставлять Россию с Великобританией, с Испанией, с Соединенными Штатами Америки, вот будут сопоставимые цифры. Вот это 5 миллионов.

Что касается 750 тысяч. Есть такое понятие, как зарегистрированная безработица. То есть если у вас работы нет, вы можете прийти на биржу труда, в службу занятости и заявить: "У меня нет работы, но я хочу ее найти. Помогите мне". В этом случае вам служба занятости может сразу же работу предложить.

Анастасия Урнова: Тут вас Минтруд и поймал.

Ирина Соболева: Ну, что значит "поймал"?

Анастасия Урнова: Ну, в свою статистику.

Ирина Соболева: Служба занятости предоставляет эти сведения в Минтруд. Соответственно, чтобы вас зарегистрировали, вы должны как минимум прийти на биржу труда и заявить, принести все документы. Соответственно, должна сложиться такая ситуация, что там работа, которую вам предложат тут же, она по тем или иным причинам, так сказать, не состоится, то есть работодатель, допустим, откажется. Вы сходите, а работодатель скажет: "Нет, вы мне не подходите". Вы принесли отказ от работодателя – вас поставили на учет.

А теперь – дальше. Дальше создается ситуация какая? Соответственно, во-первых, люди могут не прийти в службу занятости. С другой стороны, человек может приходить в эту службу… Ну, допустим, мама с ребенком – вот она гуляет, ей несложно. То есть такой очень небольшой контингент так называемых "профессиональных безработных". Служба занятости очень любит про это говорить. То есть это люди, которые не хотят найти работу, но хотят иметь пособие. Их очень мало в российских условиях.

Анастасия Урнова: Давайте мы разберемся с теми, кто все-таки приходят в службу занятости, потому что мне хочется понять. У нас получается, что 3 миллиона человек из тех, которые не работают, в эту службу занятости не обращаются.

Ирина Соболева: Не обращаются.

Анастасия Урнова: Роман, почему?

Роман Мазур: Ну, такой вопрос достаточно… Зачем служба занятости, если можно в принципе работу найти? Вопрос не в безработице. Вопрос, правильно, в оплате. То есть вы всегда сможете найти работу для того, чтобы прожить. Это линейные позиции, не требующие квалификации. А вот если вы хотите уже, собственно говоря, найти высокооплачиваемую работу, вы должны быть хорошим специалистом и специалистом новой формации. Либо хорошим ремесленником, то есть хорошим сварщиком, человеком, который работает хорошо руками. Либо человеком творческих профессий. Креативность – это то, что, в принципе, в новом мире позволяет выживать. Либо человеком, скажем так, глубоко понимающим связку ITи бизнеса и ориентированным на бизнес.

Анастасия Урнова: Я думаю, что это все равно довольно узкая прослойка населения. Все-таки мне хочется понять, почему у нас регистрируется в службах занятости порядка 750 тысяч человек, а безработными считаются еще 3 миллиона. То есть служба занятости работает недостаточно хорошо? Может, она вообще не нужна?

Андрей Гудков: Она просто плохо работает. Она должна быть страховой, а ее сделали государственной, разбили на региональные фрагменты.

Анастасия Урнова: Вот в этом вся проблема?

Андрей Гудков: И поэтому она свое предназначение не выполняет.

Анастасия Урнова: Хорошо. А например…

Андрей Гудков: Предназначение службы занятости в условиях рыночной экономики современной – это обеспечить перелив рабочей силы между отраслями и между территориями, потому что в рыночной экономике все развивается неравномерно. Плюс есть спады и есть подъемы в экономике, поэтому служба занятости должна дать социальную защиту безработным в моменты кризисов. Ни то, ни второе, ни третье – это не решается.

Анастасия Урнова: Хорошо. Но с другой…

Роман Мазур: А мне кажется, что стоит вообще передать функцию службы занятости частным агентствам занятости.

Анастасия Урнова: Которые будут деньги брать?

Андрей Гудков: Это сделано в Голландии. Это не очень-то помогло. Это работает только в очень мелких странах. И не надо изобретать велосипед, тем паче древний.

Роман Мазур: Почему древний?

Анастасия Урнова: Коллеги, например, в Германии уровень безработицы тоже на низком уровне – 3,7% – еще чуть меньше, чем у нас. При этом я так понимаю, что люди в службу занятости идут, и она работает. И, насколько мне по крайней мере известно, средняя выплата – до 1,5 тысячи евро составляет.

Ирина Соболева: Вы знаете, дело в том, что если мы возьмем мир так называемых развитых стран, то там тоже есть оба эти показателя – есть показатель регистрируемой безработицы, а есть показатель безработицы по методологии Международной организации труда. И в большинстве стран эти показатели примерно равны, причем это не одни и те же люди. То есть, скажем, в регистрируемой безработице, как правило, больше женщин, а в общей безработице, как правило, больше мужчин.

Анастасия Урнова: Интересная зависимость.

Ирина Соболева: Ну, там есть причины на это дело. Но по большому счету, когда мы сравниваем эти два показателя, то обстоятельство, что регистрируемая безработица в 4–5 раз ниже… А на протяжении вообще всей истории, нашей постсоветской истории, даже когда служба занятости была государственной, в России регистрируемая безработица всегда была, по крайней мере, в 3–4 раза ниже, чем общая. Что говорит ровно о том, в какой мере государство содействует гражданам. То есть государство охватывает где-то примерно одну четверть тех, кто нуждается в поддержке. Собственно, показатель регистрируемой безработицы говорит только об этом. Он не говорит о реальном уровне безработицы. И когда мы обследовали службы занятости, директор службы занятости говорит прямо: "Какое у меня финансирование, такой у меня будет и уровень безработицы".

Анастасия Урнова: То есть если денег нет на большее, то и…

Ирина Соболева: Да.

Андрей Гудков: Безработный не идет за нищенским пособием, за подачкой.

Ирина Соболева: Есть масса технологий, которые… Безработный может даже и прийти, но зарегистрироваться в службе занятости на практике – это не очень просто. Это в частном кадровом агентстве… Вот к вам приходит человек, и вы всегда его…

Ирина Святицкая: Мы не частное кадровое агентство. Мы сайт по поиску работы.

Анастасия Урнова: Они не кадровое агентство. У них можно разместить резюме, а работодатель тебя найдет.

Ирина Святицкая: Это все очень легко.

Ирина Соболева: Ну, это другое.

Анастасия Урнова: С другой стороны, мы с вами говорим о значимости уровня безработицы. Приведу другие страны, в которых ситуация, по крайней мере по уровню этого показателя, лучше, чем у нас. Это Камбоджа, Беларусь, Бенин, Гвинея, Куба, Таджикистан наконец и другие высокоразвитые страны с высоким показателем уровня жизни.

Андрей Гудков: Впечатляет Таджикистан.

Ирина Соболева: Объяснить?

Илья Семин: Коллега говорила уже. Действительно, мониторить показатели. И по данным ОЭСР, Россия входит в ТОП-6 стран по трудоспособности населения, по трудолюбию населения. Россия – одна из самых трудолюбивых стран в мире. И это признается в мире. При этом производительность труда в 2–3 раза меньше, чем в Германии, в Штатах, в Японии и в других развитых странах. Поэтому, на мой взгляд, сама по себе цифра безработицы мало о чем говорит, а важнее смотреть на структуру занятости, на качество рабочих мест. Потому что если рабочие профессии… Ну, уровень зарплат в России и в Германии разный, поэтому к ним и обращается меньшее количество людей.

Роман Мазур: Сварщики хорошо зарабатывают.

Илья Семин: И престижность этих профессий тоже везде разная.

Наталья Золотарева: Я хотела бы добавить про Германию. Ведь специфика ситуации в Германии такова, что там на уровне государственной политики серьезное внимание оказывается поддержке малого и среднего предпринимательства. Именно поэтому те, кто ищут работу, они потенциально как раз трудоустраиваются в этой сфере малого и среднего предпринимательства.

Анастасия Урнова: Чего не хватает у нас. Как раз мы начали говорить…

Наталья Золотарева: Но шаги делаются у нас на государственном уровне, но недостаточно.

Илья Семин: 5% хотят стать предпринимателями. Это данные, последние данные опроса другой международной организации.

Андрей Гудков: Это гораздо меньше, чем за рубежом.

Илья Семин: Это в России. Это самый низкий показатель среди всех стран.

Анастасия Урнова: С другой стороны, мы с вами говорим про структуру занятости. И действительно уже звучали слова, что в России совершенно нормальная ситуация, когда просто срезают зарплату, сокращают количество дней. И получается, что люди как бы заняты, но денег у них все равно как бы нет. Это же теневая безработица. Я правильно понимаю?

Андрей Гудков: Скрытая безработица.

Анастасия Урнова: Скрытая.

Ирина Соболева: Вы понимаете, безработица – как можно ее определить? Безработица – это в определенном смысле роскошь. Вот вы назвали страны – Беларусь, Таджикистан. Ничего удивительного в этом нет. Потому что, чтобы человек мог позволить себе быть безработным, он должен, по крайней мере, иметь какой-то источник дохода, что-то, на что он будет жить.

Поэтому говорить о безработице и сравнивать уровни имеет смысл для развитого мира, где есть развитая система социальной поддержки и где безработный – это действительно человек, который не просто никуда не может приткнуться, а он не может найти работу по своей специальности в том регионе, где он находится, так сказать, или в том регионе, в который он согласен переехать, и так далее.

Анастасия Урнова: То есть получается, что безработные у нас и безопасные, например, на Западе – это разные люди?

Ирина Соболева: Вы знаете – нет. Безработные у нас и безработные на Западе – это одни и те же люди. Потому что те люди, которые не могут позволить себе… Просто у нас их меньше. А куда деваться? "Я инженер. Я квалифицированный человек. Я умею. Но у меня нет такой работы. А у меня маленький ребенок, поэтому я пойду и буду работать ночью". В развитом мире это невозможная ситуация, потому что это мама-инженер, которая имеет ребенка и не может найти работу по специальности. Ей будут содействовать, ей будут выплачивать пособие на ребенка, ей будут выплачивать пособие по безработице, ей будут оказывать всяческую поддержку либо ее переквалифицируют, если инженеров слишком много, либо ей подберут хорошую работу.

Анастасия Урнова: Но у нас таких историй нет, я правильно понимаю?

Ирина Соболева: У нас таких историй мало.

Андрей Гудков: У нас система социальной защиты совершенно недостаточно развита.

Анастасия Урнова: Когда мы говорим про такую скрытую безработицу, мы можем ее как-то оценить? Вот эти все люди, у которых минимальная зарплата…

Андрей Гудков: Она зависит от фазы экономического цикла, она зависит от отрасли, она зависит от территории.

Анастасия Урнова: Ну, сегодня.

Андрей Гудков: По 90-м годам, когда я работал в Фонде социального страхования, мы получали данные, например, с уральских предприятий, когда целыми цехами отправляли рабочих на временную нетрудоспособность в связи с заболеванием, хотя все были здоровые. Просто была своя поликлиника, и на предприятии были средства социального страхования. Не хотелось платить средний заработок по простою. Для того чтобы люди были хоть как-то "упакованы", их отправляли на больничный лист. Если предприятие состоит из четырех цехов, тогда можно сказать о том, что 25%.

Анастасия Урнова: Роман, а сегодня? Мне интересно.

Ирина Святицкая: Это история про 90-е, сейчас такого не происходит.

Анастасия Урнова: Мне, честно говоря, до сих пор друзья и знакомые рассказывают истории, что теперь у них четырехдневка или им сократили зарплату. У вас какие-то оценки?

Роман Мазур: Надо вообще смотреть глубже. Мир меняется очень сильно. Все профессии, которые могут быть простыми алгоритмами заменены, они будут заменены роботами в любом случае, роботами либо специальными какими-то алгоритмами автоматизации. И мир сильно меняется с точки зрения опять же повышения производительности труда именно за счет этого.

И у нас очень большой парадокс. У нас большая страна, самая большая страна в мире. Населения у нас немного – 140 с чем-то миллионов. Соответственно, трудоспособного – 70 с чем-то. И большая диспропорция. На Дальнем Востоке у нас живет населения, как в Питере, в принципе. И получается что у нас? Не хватает прорывных проектов. У нас, в принципе, необходимо государству что сделать по-хорошему? Забирать людей, делать релокацию достаточно серьезную из этих регионов с моногородами куда-нибудь на Дальний Восток. Тогда и будет, собственно говоря…

Анастасия Урнова: Вы знаете, недавно слышала выступление…

Андрей Гудков: Это должна быть Федеральная служба занятости. И должна быть федеральная программа. А я смотрел бюджет, уж не помню, лет несколько. Сколько в бюджете государственном на переселение? 200 человек.

Роман Мазур: А вы в службу занятости пойдете, если потеряете работу?

Андрей Гудков: Что-что?

Илья Семин: Гораздо больше человек должны службы занятости переселять в рамках программ трудовой мобильности. Это действительно важнейшая задача.

Роман Мазур: Пойдете ли вы в службу занятости, если вы потеряете работу?

Андрей Гудков: Я не думаю, что служба занятости – худшее место работы, чем Федеральный фонд социальной поддержки населения, где я был исполнительным директором, не хуже, чем Фонд социального страхования Российской Федерации.

Роман Мазур: Я имею в виду – найти работу.

Анастасия Урнова: А система страхования безработицы, например, как-то сможет улучшить ситуацию?

Андрей Гудков: Конечно.

Анастасия Урнова: А ее примут?

Андрей Гудков: Вы упоминали Хабаровск и Томскую область. Сейчас в Томской области из регионального бюджета финансируют местные центры занятости. И вы поймите, при всей доброте, душевности, пушистости местных властей они не будут из своего бюджета финансировать переподготовку рабочей силы и переезд ее в Хабаровск, и там трудоустройство.

Анастасия Урнова: Но при этом к нашему налогу с зарплаты… Сейчас дам вам слово. С нашей зарплаты нужно будет взять еще 1%, правильно?

Илья Семин: А кто за это заплатит?

Андрей Гудков: Штука заключается в следующем. У нас был зародыш системы страхования. Сначала было 1,5% в 90-х годах, потом до 1%, а теперь 0%.

Анастасия Урнова: Практически процент с зарплаты мы платим, да?

Андрей Гудков: Здесь можно по-разному сделать. Может платить работодатель. У нас в 2000 году, когда Владимир Владимирович Путин первый раз избрался, процент страховых взносов был 41,5%. Сейчас у нас 30%. На 11,5% – практически на четверть – снизили страховые взносы. И на соответствующий объем упала степень социальной защиты. Что недопустимо. В 2009 году Путин был премьером и принял решение – поднять страховые взносы до 34%, чтобы решить пенсионные проблемы. Стал президентом, премьером стал Дмитрий Анатольевич…

Анастасия Урнова: Помним.

Андрей Гудков: И взносы опущены до 30%. И каждый год принимается решение о том, чтобы оставить их на этом уровне. Это делает Россию на последнем месте в Европе по степени социальной защиты.

Илья Семин: Это неправда.

Андрей Гудков: У меня вопрос. Есть Конституция, где Россия – социальное государство. Почему конституционное положение России как социального государства на деле не выполняется? И ни одна ни политическая партия, ни общественное движение, ни профсоюзы, ни церковь, ни просто граждане по этому поводу…

Анастасия Урнова: У меня такое ощущение, что у коллег есть мнение, как выжить в ситуации такой.

Ирина Святицкая: Что делать?

Анастасия Урнова: Да, что делать?

Илья Семин: Снижение страховых взносов с 34 до 30% как раз было сделано в интересах граждан, потому что когда подняли до 34%, увидели, что большую часть зарплат стали выводить в "серую". Страдают люди. Не работодатели, а люди стали страдать.

Анастасия Урнова: Я правильно понимаю, что…

Андрей Гудков: Илья, мы можем даже назвать эти 100 фамилий, которые являются теми гражданами, которые выиграли от этого снижения страховых взносов.

Анастасия Урнова: Я думаю, что там не только 100 фамилий.

Андрей Гудков: Это Вексельберг, Абрамович, Мордашов…

Анастасия Урнова: Давайте мы не будем уходить в снижение социальных взносов, потому что хочется поговорить про то, что все-таки делать. Что меня очень волнует?..

Ирина Соболева: Понимаете, тут не может быть простых решений. Во-первых, страхование… Вот видите, как сцепились сразу? Потому что на самом деле оба правы. Это с одной стороны.

Илья Семин: Это сложный вопрос.

Ирина Соболева: С другой стороны, понимаете как, что такое различие микро- и макроподхода? Когда я со студентами разговариваю, я всегда им объясняю так. Вот есть игра, как мы здесь стоим, шесть этих самых… И представьте себе – ходят по кругу, стоят стульчики. Хлопнули – и шесть человек должны найти стулья и сесть. А их всего семь. Седьмой, который остался без стула, – тот безработный.

Если мы с микропозиции рассматриваем этот вопрос, мы будем объяснять: "Ребята, вам надо учиться ловкости, вам надо учиться внимательности. Ну и конечно, кое-что зависит от удачи, где вы будете в том месте, когда кто-то хлопнул". Если мы смотрим на этот вопрос с макропозиции, то мы должны признать, что какие бы все ни были ловкими, внимательными, чуткими и так далее, до тех пор пока людей семь, а стульев шесть, один на стул не сядет. Вот вам вся проблема.

Илья Семин: Может, создать восемь рабочих мест?

Ирина Соболева: В этом вся проблема, потому что…

Андрей Гудков: Так поступали при социализме.

Илья Семин: Это не социализм. Программа создания рабочих мест как важнейший, может быть, даже главный приоритет экономической политики. Это программа, в общем, и Путина, и Трамп следом за ним ровно этими словами же говорит, и Макрон…

Анастасия Урнова: В продолжение того, что вы говорите. Буквально недавно выступал Дмитрий Песков, руководитель одного из направлений АСИ, и сказал, с моей точки зрения, гениальную фразу. Он говорит: "У нас уже 40 лет осознанной политики государства по созданию неэффективных рабочих мест. В общем-то, производительность труда нас мало волнует".

Илья Семин: Это важный вопрос. Но также важный вопрос коллега поднял.

Анастасия Урнова: Вот то, о чем мы говорим. Это в продолжение этого?

Илья Семин: Вопрос занятости и сохранения человеческого капитала, на мой взгляд, сегодня номер один вопрос в мировой повестке. На Давосском форуме, на всех мировых форумах про это говорят. Некоторые страны уже начинают думать: а что же будет, когда у нас будет всеобщая цифровизация и роботизация, где работать этим людям? Финляндия ведет разговоры о введении безусловного базового дохода, вплоть до такого, чтобы у всех людей, чтобы сберечь народонаселение…

Ирина Соболева: Это не только Финляндия, это во всем мире разговоры.

Илья Семин: И это не рассказы Кампанеллы. Это реальные рассуждения, и не только в Финляндии.

Ирина Соболева: А вы не думали, что эта роботизация – это все достаточно далеко?

Анастасия Урнова: Ну, тут спорно.

Илья Семин: Поэтому это главный сегодня вопрос социально-экономической повестки – занятость.

Анастасия Урнова: Наталья, тут хочется сразу вспомнить… Ирина, например, говорит, что в одном регионе конкуренция – 2 человека на рабочее место, а в другом регионе – 18. Так почему бы человеку, который живет в регионе с повышенной конкурентностью, не переехать в другой регион? В конце концов, в других странах трудовая мобильность очень развита. У нас с этим проблемы какие-то, видимо?

Наталья Золотарева: Да, это специфика нашего менталитета. Мы живем корнями, и поэтому… Несмотря на то, что Министерство труда несколько лет назад запустило в том числе поддержку переселения работников, не такая высокая степень перемещения между…

Анастасия Урнова: Вы тоже не замечаете, да?

Ирина Святицкая: Пока люди сами не захотят, они никогда не поймут, что в другом регионе (может быть, даже соседнем, не надо обязательно ехать через всю страну) есть работа. Это абсолютно нормально – переехать и поработать какое-то время (два-три-четыре года) там. Ничего не изменится. Я вообще не очень понимаю, что должны куда-то переселять. Люди сами должны решать и сами строить свою карьеру, где они хотят работать, чем они хотят заниматься, в каком регионе. Сейчас есть все возможности для построения карьеры. Это очень открытая структура. Просто сделать правильное резюме…

Андрей Гудков: Мы с вами, видимо, в двух разных Россиях живем.

Илья Семин: Экономические стимулы.

Ирина Святицкая: Так они сейчас есть.

Андрей Гудков: На самом деле очень сильный вопрос с жильем. Очень дорого стоит переезд. И самое главное – на кого можно положиться? "Я поехал в Хабаровск трудоустраиваться, а меня кинули. А я здесь уже все продал. А там меня бандиты меня "облегчили" на ту сумму, которую я с собой привез".

Ирина Святицкая: А почему вас должны кинуть?

Анастасия Урнова: С другой стороны, коллеги…

Андрей Гудков: "А на предприятии говорят: "Что? Вас послала Ирочка? Возвращайтесь в Москву к Ирочке с ее сайтом и предъявляйте претензии".

Ирина Святицкая: Почему должны сразу кинуть?

Анастасия Урнова: С другой стороны, коллеги, послушайте, мы говорим о создании дополнительных рабочих мест. Тут я сразу вспоминаю Ольгу Голодец, которая говорит нам про порядка 20 миллионов "работающих бедных". И простите меня, если мы получаем…

Андрей Гудков: Это не она говорила, это президент говорил.

Анастасия Урнова: В общем, она запустила эту формулировку. Непринципиально.

Илья Семин: Вы сказали – 30 миллионов.

Анастасия Урнова: У нас есть 20 миллионов человек, которые получают практически меньше МРОТ. Вот эти люди разве имеют работу? Они не считаются безработными, но проблема-то налицо. Если мы создадим еще рабочие места, не увеличится ли просто армия этих "работающих бедных"?

Андрей Гудков: Этих 4,9 миллиона. Во-вторых, это полная иллюзия, что они получают МРОТ. Эти большей частью муниципальные бюджетники. Они работают на двух-трех работах. Хороший есть анекдот еще советский: "Почему так?" – "Потому что, работая на двух работах, есть некогда, а на одну работу есть не на что".

Анастасия Урнова: Но не от хорошей же жизни люди работают на трех работах.

Андрей Гудков: Поэтому на полторы ставки, а то и на две сидят. А то, что МРОТ держат ниже прожиточного минимума – это все из той же оперы. Плевать хотели на социальную политику. Плевать хотели на Конституцию и тезис о социальном государстве. Прожиточный минимум и МРОТ должны соотноситься следующим образом: прожиточный минимум – 10 тысяч, а МРОТ – 16 тысяч.

Анастасия Урнова: Смотрите, сейчас…

Андрей Гудков: Потому что тот, кто получает минимальную зарплату, должен иметь деньги на то, чтобы у него была жена и он мог хоть плохо, но как-то кормить своего ребенка.

Анастасия Урнова: Вот как раз эта жена и не занимает стул, получается, на который не хватает рабочих мест.

Илья Семин: Интересная цифра. 15 тысяч рублей – доход на одного человека – это точка бедности (это опрос ВЦИОМ), ниже которой люди себя считают бедными. 15 тысяч рублей. Поэтому МРОТ действительно низкий. У нас 20 миллионов человек…

Анастасия Урнова: Хорошо, смотрите, сейчас МРОТ до прожиточного минимума дотянут, например. Ну, как бы обещают нам. Это изменит как-то ситуацию?

Илья Семин: Очень важно, что президент объявил о том, что МРОТ теперь не очень увязан с налогообложением малых предпринимателей, например, потому что эти показатели друг друга блокировали, на мой взгляд.

Андрей Гудков: Да.

Илья Семин: И то, что начинают – это очень правильно. А 20 миллионов человек, по статистике, Голодец объявляла, – это люди, которые не работают предпринимателями и не работают наемными работниками.

Анастасия Урнова: Просто имеют такой доход.

Илья Семин: Они в "серой" зоне. Как раз для них государство пытается сделать реформу по "обелению" самозанятых. Ничего не получается пока.

Андрей Гудков: Хотят немножко грабануть, а они никак…

Ирина Соболева: Это вы путаете два разных высказывания Голодец.

Илья Семин: Поэтому, чтобы люди поверили, конечно, должна быть очень легкая, удобная и незатратная реформа. И только в этом случае люди, возможно, долгосрочно поверят. Те механизмы, которые сегодня предлагаются, вряд ли помогут.

Анастасия Урнова: Вы не согласны?

Ирина Соболева: Вы знаете, что касается МРОТ. Конечно, его надо поднимать до прожиточного минимума, это понятно. Но это опять же первая проблема, которая…

Анастасия Урнова: То, что вы говорите – это понятно. Многие с этим спорят и говорят, что это мало как изменит всю эту ситуацию, а нагрузку на бизнес поднимет.

Андрей Гудков: Не поднимет никоим образом.

Ирина Соболева: Сейчас общий тренд идет к тому, что МРОТ постепенно поднимается до прожиточного минимума. Это тренд. Я готова спорить с кем угодно, что на протяжении, я не знаю, достаточно короткого периода времени – может, пять лет, а может, и меньше. Потому что во многих регионах это уже уравнялось, уже сейчас.

Андрей Гудков: В Москве, да?

Ирина Соболева: И к этому идет. Сейчас это и общественное мнение. В общем, тренд такой, что уравняется. Что в этом хорошего? Первое, что в этом хорошего, состоит в том, что масса народа, которая работает по найму, прежде всего в малом бизнесе, получает официальную заработную плату на уровне МРОТ, а все остальное они получают…

Андрей Гудков: А реальная – больше.

Ирина Соболева: Все остальное они получают в конверте. Значит, отсюда следует что? Что чем выше будет МРОТ, тем ниже будет доля "серой" заработной платы. Складывать и вычитать вы умеете. Вот человеку положено 30 тысяч. Если МРОТ у нас 17 – значит, соответственно, сколько будет? 13 "серых". Если МРОТ у нас 12 – значит, сколько будет "серых"?

Анастасия Урнова: 18.

Ирина Соболева: Правильно! Считать умеете.

Анастасия Урнова: Не зря высшее образование получала.

Ирина Соболева: Это как бы чем хорош МРОТ. А чем плох… Не чем плох, а в чем существует опасность? В благословенные советские времена и после этого еще энное количество времени существовала так называемая тарифная сетка. То есть вырос МРОТ – выросло, соответственно, все дальше.

Андрей Гудков: Все зарплаты по разрядам тарифной сетки.

Ирина Соболева: Все зарплаты по разрядам. Сохраняется дифференциация, да? Что происходит сейчас? МРОТ вырос, а все остальное… А откуда оно будет расти, простите, пожалуйста? Вот есть законодательство, и не может работодатель меньше МРОТ платить. Но его же никто не может заставить…

Анастасия Урнова: Платить больше?

Андрей Гудков: Платить больше?

Ирина Соболева: Платить больше остальным. Поэтому получается, что имеешь ты человеческий капитал, квалификацию и так далее, или ты, так сказать, ничего не имеешь…

Анастасия Урнова: В конечном счете мало что меняется.

Ирина Соболева: …вы все будете получать одинаково, на уровне чуть выше чем МРОТ. Соответственно, стимула для того, чтобы эту самую квалификацию свою повышать и надеяться, что тебе в свой черед за то, что ты лучше работаешь, будут больше платить, уже становится не всегда и не везде возможно. Я так аккуратно скажу.

Анастасия Урнова: Вы знаете, с точки зрения просто зарплатополучателя, получить больше – это всегда хорошо. И не важно, сколько стоит твой конечный труд, например. У Центробанка тоже есть позиция по этому поводу. Давайте мы ее послушаем и обязательно обсудим с вами.

"В части внутренних экономических условий возможно возникновение рисков со стороны рынка труда, что связано с усилением структурного дефицита трудовых ресурсов. Это может спровоцировать чрезмерный рост заработных плат, опережающий увеличение производительности труда, что создаст дополнительное проинфляционное давление", – из доклада Банки России, июнь 2017 года.

Анастасия Урнова: Эта цитата просто, мне кажется, обращает внимание наше сразу на три большие проблемы. Здесь и дефицит на рынке труда, до которого, я надеюсь, мы успеем обязательно дойти. Здесь и работа, которая стоит дороже, чем конечный продукт. И наконец – инфляция. Давайте, может быть, мы с конца и пойдем – в плане инфляции. Вот то, о чем мы сейчас говорим – это влияет?

Андрей Гудков: Вы знаете, это не очень бесспорное рассуждение, я бы с ним поспорил. Имеет место простейшая закономерность, которую все, получившие высшее образование, знают: внедрение машин, роботов, компьютеров и любой другой передовой техники зависит от того, какая стоимость той рабочей силы, которую они заменяют. Если стоимость рабочей силы очень маленькая, нет стимулов к техническому прогрессу, нет стимулов к инвестиционным проектам, нет стимулов к развитию науки. Именно в этой точке и находится Российская Федерация, погружаясь в эту точку все глубже, глубже и глубже.

Анастасия Урнова: То есть зачем заменять дешевого человека с лопатой на дорогой экскаватор?

Ирина Соболева: А почему тогда кассиров сейчас заменяют специальными автоматами, когда ты сам расплачиваешься?

Илья Семин: Юристов 3 тысячи в "Сбербанке" увольняют, потому что машины за них все решают.

Анастасия Урнова: То есть это все-таки происходит?

Илья Семин: Это происходит.

Анастасия Урнова: Но почему мы тогда начинаем говорить о дефиците рабочей силы? Получается, что ее-то как раз таки профицит.

Андрей Гудков: А чтобы поднять пенсионный возраст.

Анастасия Урнова: Почему мы говорим, Наталья, о дефиците рабочей силы? По крайней мере, коллеги говорят из Центробанка.

Наталья Золотарева: Мы говорим о дефиците… Ну, прежде всего идет дефицит высококвалифицированной рабочей силы, потому что в связи с перевооружением производства требуются и рабочие нового поколения, которые порой требуют квалификации на уровне инженера. И здесь требуются прорывы. Это одна из причин, потому что государством был запущен проект, движение "Молодые профессионалы", конкурс профессионального мастерства по высокотехнологичным профессиям. Одна из линеек – это Hi-Tech WorldSkills для молодых рабочих, для того, чтобы действительно поднять квалификацию как работников, так и выпускников.

Анастасия Урнова: Я так понимаю, что когда мы говорим о необходимости создавать дополнительные рабочие места, то это не хайтек. Правильно я понимаю?

Илья Семин: Мы говорим о необходимости создавать как раз высокопроизводительные рабочие места. Не квалифицированный труд с низкой зарплатой, а высокопроизводительный как раз, чтобы…

Андрей Гудков: Но чтобы стать высокопроизводительным работником, надо получить очень дорогое образование, которое очень сложно получить. Семьи не имеют на эти денег.

Роман Мазур: А зачем получать длинное и большое образование? Сейчас все сводится к квантовому обучению. То есть вопрос в чем? Зачем тебе, скажем так, фундаментальное образование для того, чтобы быть оператором робота KUKA? Для этого необходимо наращивать…

Анастасия Урнова: Робот KUKA – это кто?

Роман Мазур: Это как раз Наталья, я думаю, в курсе.

Анастасия Урнова: Коротко для наших зрителей.

Роман Мазур: Fanuc и KUKA – это две крупнейшие роботехничные компании, которые ставят роботов на производство, как раз заменяя часть конвейера, по сути. И как раз там требуются операторы. WorldSkills Hi-Tech, в Екатеринбурге конкурс проходит.

Наталья Золотарева: Я хотела бы отнестись все-таки… А что значит "дорогое образование"? У нас государство предоставляет возможности обучаться на бюджетном обучении. Ты умеешь право получить среднее профессиональное образование.

Анастасия Урнова: Есть возможность получить необходимые знания?

Андрей Гудков: Менее 50% мест в вузах являются бюджетными. Более 50% являются платными.

Роман Мазур: А зачем столько…

Андрей Гудков: Ну, дорогой мой, а давай вообще вернемся в пещеру – и будет совсем хорошо.

Анастасия Урнова: Я думаю, что здесь речь идет о том, что часто говорят, что техникумы, а не вузы. Правильно?

Ирина Святицкая: Образование сейчас правда обесценивается. Слишком много вузов, огромное количество.

Наталья Золотарева: Ну, не слишком много, их уже планомерно уменьшили.

Илья Семин: Я бы сказал…

Анастасия Урнова: Сейчас, коллеги, дайте сказать.

Наталья Золотарева: Я все-таки отвечу на реплику, что половина бюджетных мест, а половина платных мест. Дело в том, что когда выдается государственное задание Министерством образования, всегда учитывается структура труда, структура рынка.

Андрей Гудков: Но вы же уже не работаете в Министерстве образования. Зачем вам отстаивать их интересы?

Наталья Золотарева: Потому что я знаю изнутри и по сути это говорю.

Андрей Гудков: Есть статистика, она объективная: более 50% мест в системе высшей школы платные.

Илья Семин: Это очень важная проблема.

Роман Мазур: Текущее образование не отвечает бизнесу. О чем мы говорим вообще в принципе? Сейчас есть хорошие инициативы, которые, кстати говоря, делались в Минобре, с точки зрения… "Молодые профессионалы" и так далее. Но вопрос же в другом. Вопрос в том, что не хватает настоящего образования, которое будет ориентировано на потребности этой экономики, на потребности современных производств на Урале, на потребности агросектора где-нибудь на юге, на потребности ритейла современного.

Наталья Золотарева: Совершенно верно.

Андрей Гудков: Эти проблемы…

Анастасия Урнова: Коллеги, давайте по очереди! Андрей, извините, давайте по очереди.

Ирина Соболева: Вы знаете, мы начали с того, что дефицит трудовых ресурсов. Откуда он берется? Во-первых, этот дефицит берется из демографии. Правильно? Есть демографическая волна, и рабочей силы выливается меньше. Но значительно более сложная вещь – это структурный дефицит. Откуда берется структурный дефицит? Половина, так сказать, ну, чуть больше половины… Ну, не будем мелочиться. Половина идет, так сказать, по госзаказу. Вторая половина идет на платные места. Эта вторая половина идет на какие места? Не туда, куда нужно экономике, не то, что требуется работодателю. То есть половина рабочей силы идет учиться вне всякой связи с рынком труда. Вопрос о качестве этого образования…

Анастасия Урнова: Я прошу прощения. Это те, кто идут на платное или бесплатное?

Андрей Гудков: Они идут на юристов, экономистов.

Ирина Соболева: Те, кто идут на бесплатное, идут по госзаказу. Там может быть ошибка. Но в любом случае за этим стоит какой-то прогноз, сколько и кого требуется, как справедливо тут было сказано. Но вторая половина идет, так сказать, на те места, которые расширяются вслед за спросом со стороны этих людей. То есть он хочет юристом. И если он согласен платить, для него найдутся, так сказать… Я молчу о качестве этих педагогов и так далее.

Илья Семин: Вузы, которые его научат.

Ирина Соболева: Но найдется вуз, где он сможет получить это…

Анастасия Урнова: Но, с другой стороны, человек должен потом просто переучиться. Разве нет?

Ирина Соболева: И что здесь важно? Что эти люди, которые пошли на платное отделение, – их уже не досчиталась экономика, их уже не досчиталась экономика, потому что они пошли не туда, где требуются, так сказать, с этими самыми роботами, в эту программу. А кто пойдет?

Роман Мазур: Образовательные услуги нужны.

Ирина Соболева: А кто пойдет в эту программу, если есть другая возможность? Есть возможность заплатить, купить…

Анастасия Урнова: Я прошу прощения. Вот вы заплатили, вы попали в университет, вы закончили. А дальше вам надо найти работу.

Роман Мазур: У меня два высших образования…

Анастасия Урнова: И получается, что работу по профессии вы не найдете.

Андрей Гудков: И вы очень об этом жалеете.

Роман Мазур: Я не жалею. Я просто другое хочу сказать…

Ирина Соболева: Вы посмотрите не с точки зрения отдельного человека, а посмотрите с точки зрения макропропорций.

Анастасия Урнова: Я здесь вижу возможность создавать дополнительные учебные учреждения и зарабатывать на этом. И людей, которые потом смогут пойти работать на какие-то другие…

Илья Семин: Существуют профессии, которые модные, на которые есть спрос на рынке. Понимаете?

Ирина Соболева: Учебные заведения, которые непонятно как учат тому, что экономике не нужно. В макромасштабе это означает, что вы тратите ресурсы преподавательского состава, который учит не тех и не тому, вы тратите ресурсы людей, которые могли бы пойти и обучиться рабочим профессиям, потому как у них, может, руки-то хорошие, а просто с головой плохо, и они поэтому на бесплатное не поступили. А были бы прекрасные токари, фрезеровщики, я не знаю, кто еще. Но у них есть возможность заплатить и получить некую "корочку", а потом пойти менеджером по продажам куда-нибудь.

Илья Семин: Кстати, современный токарь – это не тот токарь из Советского Союза.

Анастасия Урнова: Это уже кто-то высококомпетентный.

Илья Семин: Это человек, который в белом халате у станка ЧПУ руководит этой машиной.

Ирина Соболева: То есть платное образование означает колоссальную растрату ресурсов в макромасштабе.

Илья Семин: И зарплата токаря выше, чем зарплата юриста. И это действительно важная проблема.

Ирина Соболева: Да.

Илья Семин: Потому что юрист и бухгалтер… Почему много специальностей учат? Ну, это просто востребованно. Людям кажется, что модная профессия пока почему-то еще – и учатся. Но они все меньше и меньше нужны рынку. Работодатели говорят, что дефицит высококвалифицированных кадров. ОНФ ежегодно проводит мониторинг. Больше всех специалистов именно квалифицированных, которые могут работать с техникой…

Ирина Соболева: В смысле – дефицит?

Илья Семин: Не хватает таких людей. Система образования не дает им готовых специалистов.

Андрей Гудков: Илья, а низкоквалифицированные – просто все заполнили мигранты, которых сидит 15 миллионов.

Илья Семин: Это другая проблема – проблема мигрантов.

Андрей Гудков: И именно поэтому этот дефицит не виден.

Илья Семин: Действительно меньше.

Роман Мазур: Вопрос о рынке образовательных услуг будет расти, потому что образованию необходимо как раз… Я не говорю, что… Фундаментальное образование должно быть, но просто вопрос в другом. Я занимаюсь поиском топ-менеджеров. Что это означает? У меня есть два высших образования. Первое – математика. Второе – менеджмент. Плюс MBA. С точки зрения собеседования, ну, кроме математики, может быть, не нужен ни мой менеджмент, ни мой MBA.

Анастасия Урнова: И даже за MBA вам не доплатят.

Роман Мазур: Не доплатят за MBA. Доплатят за другое – решал ли я эти практические задачи и теоретические кейсы на предыдущем месте работы, есть ли у меня успех в этом деле. Вот заплатят за это.

Ирина Святицкая: Какие были достижения на предыдущем месте работы.

Анастасия Урнова: То есть речь идет о том, что вообще не надо особенно инвестировать в образование?

Ирина Святицкая: Надо инвестировать точечно.

Илья Семин: Нет, технологии меняются настолько быстро…

Роман Мазур: Базовое образование. И потом инвестировать в дополнительные услуги, необходимые под ту работу и специализацию, которую ты выбрал.

Илья Семин: Вы знаете, если раньше мы учились один раз, то сегодня…

Андрей Гудков: Вот когда закрывали систему страхования…

Илья Семин: …то сегодня многие говорят, что каждый человек в жизни должен учиться пять-семь раз, потому что настолько меняются технологии.

Анастасия Урнова: Или вообще учиться каждый день, не переставая.

Илья Семин: Ну, не каждый день, но менять профессию приходится, настолько сильно будет меняться рынок труда. Это объективно. Мы это видим.

Андрей Гудков: Так вот, когда закрывали систему социального страхования занятости в 2001 году, обвинения, которые звучали по всем каналам, заключались в том, что более 50% расходов Фонда занятости приходилось не на выплату компенсаций, а на затраты по профилактике безработицы, в частности обучение.

Вот Роман очень хорошо нам объяснил о том, что нужно краткосрочное конкретное профессиональное образование. Но где взять деньги на это, если человек не может из своих инвестировать, а работодатель еще не может? Так вот, именно такие вещи оплачиваются либо через государственное обязательное социальное страхование, либо через Государственную службу занятости национального масштаба, либо через профсоюзную службу социального страхования занятости.

Анастасия Урнова: То есть это опять решение проблемы?

Андрей Гудков: Это решение проблемы. Но эти механизмы не используются. Я еще раз повторю: фрагментарные службы занятости, которые заточены под выплату крохотных компенсаций.

Илья Семин: Они в основном только этим и занимаются.

Андрей Гудков: Но совершенно не заточены ни на подготовку кадров, ни на перелив кадров между отраслями, ни на перелив кадров между регионами. А регионы очень по-разному развиваются.

Анастасия Урнова: А почему этого не происходит?

Андрей Гудков: Что?

Анастасия Урнова: Почему не происходит инвестиций в образование, в перелив кадров?

Андрей Гудков: Под это же должен быть институт, то есть какая-то организационная структура, которая этим будет заниматься, которая будет за это ответственная. А ее уничтожили под тихим милым соусом о том, что это избыточное количество взносом для работодателя.

Роман Мазур: Многие компании понимают, что у них дефицит кадров квалифицированных, и они создают корпоративные университеты – корпоративный университет "Сбербанка", "КамАЗа" и так далее.

Анастасия Урнова: Вообще у меня создается впечатление тогда, что когда мы начинаем говорить об уровне безработицы…

Андрей Гудков: "Все свою ношу с собой". Но это не современный подход.

Роман Мазур: Как есть, как есть.

Анастасия Урнова: …мы вообще говорим не о том, потому что важен не уровень безработицы, а то, насколько население готово замещать рабочие места, которые появляются в будущем. Или я неправильные выводы делаю?

Андрей Гудков: И насколько созданы условия для того, чтобы оно смогло замещать эти рабочие места.

Роман Мазур: Это будущее, это не прошлое.

Анастасия Урнова: А вообще тогда какую-то информационную нагрузку показатель уровня безработицы сегодня нам несет?

Илья Семин: Важнее показатель качества современных рабочих мест. Пример был – Германия. Сварщик в России и сварщик в Германии. Там пока еще это в два-три раза эффективнее, производительнее, а значит в два-три раза выше зарплата, ну, просто автоматически. Вот о чем нужно говорить.

Анастасия Урнова: И эта зарплата не переоцененная? Это то, что человек реально вложил в стоимость продукта?

Илья Семин: Это реальная зарплата, которую работодатели могут платить, да.

Ирина Соболева: Вообще, вы знаете, Германия в этом смысле уникальная страна.

Андрей Гудков: И не показатель.

Роман Мазур: Мы не в Германии живем, мы живем в России.

Ирина Соболева: Она торчит особняком. Я хочу сказать, что это как бы не везде. То есть в Германии очень низкий уровень молодежной безработицы в том числе. В Германии очень высокий…

Ирина Святицкая: А у нас высокий, кстати.

Ирина Соболева: У нас? Не высокий у нас, у нас средний. Но в Германии реально очень низкий. Там очень высокий уровень реального сектора. То есть в то время, когда везде прожужжали уши, что мы переходим к услугам, что в России и так далее и мы достигли американских этих 60% с лишним в сфере услуг…

Илья Семин: Они сохранили производства, да.

Ирина Соболева: А немцев всегда критиковали: " У вас слишком много народу занято в реальном секторе". В результате в этой стране создана система образования, в которой обучение рабочей профессии очень ценится и престижно. И там есть смычка. И учатся долго. И молодежь идет туда. В общем, я говорю, это уникальная страна.

Анастасия Урнова: То есть и нам нужно делать на это акцент?

Ирина Святицкая: У нас непрестижно, и все родители хотят, чтобы ребенок закончил именно высшее учебное заведение.

Илья Семин: Это постепенно начинает меняться.

Ирина Святицкая: Постепенно, но все равно.

Анастасия Урнова: А вакансий много в этом секторе?

Илья Семин: Очень много.

Ирина Святицкая: Да, много.

Роман Мазур: Бегают, за молодежью бегают. Вопрос в чем? Если человек хорошо работает руками, то это, скорее всего, WorldSkills, кейс-чемпионаты какие-то. Если мы говорим, например… Вообще есть сейчас индустрия кейс-чемпионатов для студентов. То есть все ведущие работодатели охотятся за студентами с высоким потенциалом на третьих-четвертых курсах. У меня есть знакомые, мы с ними делаем кейс-чемпионат Modern Trade Code для розницы. То есть несколько крупнейших ритейлеров сбросились деньгами для того, чтобы сделать именно кейс-чемпионат для привлечения студентов в эту индустрию, с точки зрения… с высоким потенциалом. Например, в розницу не хотят идти, а хотят идти в консалтинг…

Ирина Святицкая: Притом со всех вузов, со всех факультетов. Просто нужны талантливые ребята.

Роман Мазур: Да, талантливые ребята.

Анастасия Урнова: Возможности есть.

Роман Мазур: Вопрос – что делать неталантливым ребятам? Интересный вопрос. Надо смотреть в будущее.

Ирина Соболева: Это интересный вопрос, да. Потому что действительно ситуация развивается так в России… Что касается талантливой молодежи. Ну, я специально этим не занималась, но по прикидкам, потому что я вижу, что возможностей стало больше, чем было, скажем, 20 лет назад.

Роман Мазур: Больше, больше. Сейчас вообще можно…

Анастасия Урнова: Вы знаете, мне тогда интересно, что делать не только неталантливой молодежи, а что делать талантливым немолодым людям?

Ирина Соболева: А вот что делать немолодым людям – с этим в России очень плачевная ситуация. Потому что если посмотреть по цифрам, сколько народа переобучается, дополнительное образование, то это один из тех показателей, где Россия в самом хвосте находится. То есть у нас сколько? 5–6%, да? Это те, которые…

Роман Мазур: Очень большая проблема. Старше 50 лет – сложно устроиться вообще на работу.

Андрей Гудков: И работодатели за это не платят, государство тоже не хочет давать деньги. Мог бы выручать Фонд занятости, его средства, но он в 2001 отменен.

Анастасия Урнова: К сожалению, время уже подходит к концу, поэтому давайте подведем некоторые итоги программы. Такой блиц-опрос у меня будет. Буквально коротко сформулируйте вашу точку зрения. Насколько качественно сейчас проходит государственная политика в сфере регулирования рынка труда? Надо ли продолжать в том же духе? Или, если надо менять, то что надо менять? Буквально коротко, тезисно.

Ирина Соболева: Государственная политика здесь крайне неэффективная, она тормозит везде. Что надо менять? Во-первых, сектор неформальной занятости, то есть что касается страховки. Надо обязательно, чтобы страховые взносы платил работник. Если он будет платить хотя бы часть, он, по крайней мере, будет знать, так сказать, как он – легально или нелегально. Потому что многие люди даже не подозревают об этом. Страховка, которая идет не от работодателя. "Она должна идти конкретно из моей зарплаты. Я должен знать, что я заплатил, это пошло в мой страховой фонд. И в случае чего…"

Анастасия Урнова: То есть создание страхового фонда и страховка из зарплаты – самое главное?

Ирина Соболева: Да, из зарплаты.

Анастасия Урнова: Андрей

Андрей Гудков: Я считаю, что нарушаются даже конституционные положения в сфере политики занятости. Необходимо ратифицировать Российской Федерацией 102-ю конвенцию Международной организации труда "О минимальных стандартах социального обеспечения" и замещать утраченный заработок не на 10–15%, как это делается сейчас, пособиями, которые платят службы занятости, а на 40% минимально, как это написано в 102-й конвенции.

Я поддерживаю Ирину Викторовну. Я считаю, что действительно должна быть система страхования занятости. Она должна быть федеральная. Она должна решать проблему неравномерного развития, перераспределяя человеческий капитал между отраслями, между территориями и защищая его в особые тяжелы и напряженные моменты экономического спада. И я считаю, что по системе страхования более 50% должно уходить на превентивные мероприятия, которые позволяют людям не терять работу либо быстро находить новую, либо находить новую работу в новом регионе и так далее и тому подобное.

Анастасия Урнова: Понятно, спасибо. Да, Ирина.

Ирина Святицкая: Я считаю, что не стоит ждать сейчас, на данный момент от кого-то каких-то действий сверху, от государства. Надо действовать самому. Пока мы дождемся всех этих мер различных, пока все договорятся, жизнь проходит. И можно не найти работы, как раз остаться безработным.

Анастасия Урнова: Здесь и сейчас сам.

Ирина Святицкая: Да, здесь и сейчас сам. Займись своей карьерой, ищи работу здесь и сейчас. Это самый проактивный и самый эффективный на данный момент способ – просто активно работу, находить ее, ту, которую ты хочешь.

Анастасия Урнова: Доля оптимизма у нас сегодня.

Наталья Золотарева: Наверное, женщины будут оптимистами на этой программе. В меня вселяют надежду те действия, которые начало предпринимать наше государство в части создания комфортной среды для развития малого и среднего предпринимательства. Я считаю, что в этом направлении нужно двигаться со стороны создания условий – экономических, налоговых льгот и так далее.

И второе – это создание тех компетенций у студентов, техникумов, вузов, которые позволят им более эффективно работать в сфере малого и среднего предпринимательства.

Анастасия Урнова: Понятно, спасибо большое.

Илья Семин: Я остаюсь тоже оптимистом в этом вопросе.

Анастасия Урнова: Ну слава богу.

Илья Семин: Первое. Работа в России, конечно, есть. Вопрос качества этой работы. Поэтому повышение производительности труда и создание новых рабочих мест, которое будет приводить автоматически к росту зарплата – раз.

Два – поддержка, трудоустройство молодежи как одно из важнейших социальных направлений, в том числе возрождение практик, стажировок.

Третье – это приведение в соответствие системы образования и нужд реальной экономики, чтобы учили тем специальностям, которым есть где потом работать, а не переучиваться. Вот такие, пожалуй, три вещи, которые позволят решить эту проблему.

А, и четвертое – конечно, вопросы самозанятости. Все-таки позволить людям спокойно работать как самозанятым, не переплачивать, доверяя государству.

Анастасия Урнова: Очень важно. Спасибо.

Роман Мазур: Для соискателей, мне кажется, не стоит действительно никого ждать. Необходимо учиться, учиться и еще раз учиться. Второе – искать в себе талант и, соответственно, этот талант развивать до отличных навыков. Что касается государства. Мне кажется, необходимо менять саму структуру, скажем так, под потребности будущего, включая перестройку кардинальную образования и служб занятости. Но сотрудникам необходимо учиться и учиться.

Анастасия Урнова: Хорошо, спасибо большое.

Что же, сегодня обсуждали проблему безработицы. И по всей видимости, на цифрах ее нет и работа действительно есть. Но вот вопрос в том, насколько существующая работа позволит вам обеспечить себе достойное качество жизни – это действительно вопрос отдельный. И ясно одно – нам всем надо готовиться учиться, учиться и еще раз учиться практически каждый день и, возможно, не один раз за свою жизнь поменять профессию.

Правду вместе с вами искала Анастасия Урнова. Увидимся на Общественном телевидении России.