Современный учитель: в поисках идеального образа

Гости
Наталья Привезенцева
учитель русского языка и литературы
Марианна Кристалинская
президент Местной общественной организации содействия повышению качества образования «Сообщество родителей Одинцовского района М.О.»
Всеволод Луховицкий
член Совета межрегионального профсоюза работников образования «Учитель»
Амет Володарский
омбудсмен в сфере образования
Александр Руденко
директор школы №1 г. Дубны, заслуженный работник образования Московской области
Александр Милкус
обозреватель Издательского дома «Комсомольская правда», заведующий лабораторией НИУ ВШЭ

«Учитель прикасается к вечности:
никто не может сказать, где кончается его влияние».

Генри Адамс

Варвара Макаревич: Здравствуйте! В эфире программа «ПРАВ!ДА?». Меня зовут Варвара Макаревич. И вот о чем мы поговорим сегодня:

Учитель – профессия востребованная во все времена. Именно от него зависит образование наших детей, а значит – и будущее страны в целом. Вместе с тем, общество предъявляет к школьным педагогам все новые и новые требования, а сами учителя зачастую становятся объектом не только обсуждения, но и осуждения со стороны родительского сообщества. Так кого мы хотим видеть в школьном учителе? И готовы ли понимать и принимать его проблемы?

Варвара Макаревич: В последнее время то тут, то там возникают конфликты с участием учителей. Один из недавних произошел в Ростове-на-Дону. Общественность требовала уволить учителя. Причиной послужил его внешний вид.

СЮЖЕТ

Учебный год не успел начаться, а в одной из школ Ростова-на-Дону случился скандал. Маме пятиклассника не понравился слишком ухоженный внешний вид учителя русского языка: длинные волосы, аккуратный маникюр, декоративная косметика. Она углядела в этом пропаганду нетрадиционных сексуальных отношений и обратилась за советом к читателям городского паблика во «ВКонтакте».

«Подскажите, куда можно обратиться, чтобы посодействовали увольнению педагога из школы? Как педагог он, может, и хороший, но внешний вид очень красноречив: накрашенные ресницы, тональник на лице, нарощенные ногти. А, на минуточку, это мужчина. На фото все видно. У каждого свой выбор личной жизни, и я все понимаю, но нести в школу такую культуру считаю недопустимым».

Судя по всему, ранее директор школы не нашел причин для увольнения сотрудника. А вот мнения читателей паблика разделились. Одни потребовали срочно удалить учителя с маникюром от детей.

«Приплыли. Я бы его поймал, ногти подстриг и заставил их в пищу употребить».

«Считаю это ужасным. Те, кто пишут: «Ну и что? Хороший педагог», – и так далее. А какой пример детям? Хотите, чтобы ваши сыновья такими стали?»

Другие комментаторы, в том числе и реальные ученики этого лицея, за педагога заступились.

«Фото маникюра – и сотни комментов с угрозой расправы. Внимание, знатоки! Кого в действительности стоит бояться детям?»

«Этот преподаватель не навязывает детям, чтобы так поступали. Пора прекращать вживать в детей расизм, гомофобию, сексизм. Этот преподаватель не вредит нашим детям ничем».

В итоге о сложившейся в школе ситуации узнало местное Министерство образования. Чиновники инициировали проверку, а учителя отстранили от работы с детьми. Ситуация привела к тому, что сейчас в школе срочно меняют расписание в связи с нехваткой преподавателей.

Варвара Макаревич: Инцидент был исчерпан, учитель все-таки остался на своем рабочем месте.

Амет, как вы оцениваете такое решение администрации школы?

Амет Володарский: Если это именно так, как было преподнесено сейчас, я считаю, что это правильно, потому что мы видим по этому репортажу, что дети были за него, что это хороший педагог.

Я хочу напомнить вам, что в 70-е годы, когда ходили студенты патлатые, битломаны и так далее – это же никак не влияло на качество преподаваемой дисциплины или на качество получения знаний студентами. Никак. Мы даже сейчас смеемся над этим – над тем, как наши отцы ходили с длинными волосами.

Варвара Макаревич: Моего дядю учителя в школе называли «бандюга Битл».

Амет Володарский: Вы знаете, я думаю, что каждый конкретный случай нужно разбирать отдельно. В данном случае я вижу, что справедливость восторжествовала. Я бы не допускал людей к преподаванию в школе – в первую очередь тех, кто пришел не по призванию. А бо́льшая часть людей, педагогов, с которыми я по своей работе сталкиваюсь, – это люди, которых просто нельзя подпускать к детям. Потому что первое, что… У них в лексиконе есть такие фразы, как «дебил», «как курица лапой написал» и так далее, и так далее. То есть это люди, которые…

Варвара Макаревич: Ну, это вообще отдельная категория. Давайте к этому перейдем чуть-чуть позже, я бы хотела затронуть эту тему.

Амет Володарский: Вот я бы в первую очередь их…

Варвара Макаревич: Наталья, пожалуйста.

Наталья Привезенцева: Я не могу не сказать о том, что… Хочу, конечно, присоединиться к мнению Амета. Я считаю, что он абсолютно прав, так высказавшись. Я, честно говоря, просто счастлива, что, слава богу, есть такая администрация, которая поддержала учителя, а не принесла его в жертву.

Варвара Макаревич: Это редкость? Это скорее исключение?

Наталья Привезенцева: На мой взгляд, это редкость, да.

Варвара Макаревич: Александр?

Александр Милкус: У меня другое мнение. Учитель, может быть, и хороший, но учитель, кроме всего прочего, он является воспитателем. Вот мы говорим, что у нас есть программа по воспитанию детей. Это на самом деле неправда. Воспитывает учитель, родитель собственным примером. Он пришел в школу. Есть определенные правила поведения в обществе – и в классе, и так далее. Ну, у тебя есть какие-то желания – накрасить глазки, наклеить ногти? После школы. После школы. Ты пришел в школу – ты должен выглядеть, как нормальный мужчина, как нормальная женщина.

Варвара Макаревич: А что такое нормальный мужчина и нормальная женщина?

Александр Милкус: Ну, нормальный мужчина не красит глаза, извините, и не накладывает тональный крем на лицо, когда идет в школу. Хочет? Потом, пожалуйста. Это его дело.

Варвара Макаревич: Всеволод еще хотел прокомментировать.

Всеволод Луховицкий: Я понимаю, что Александр решил все-таки сделать дискуссию…

Александр Милкус: Нет, это моя точка зрения. Я бы не хотел, чтобы в моем классе были такие учителя.

Всеволод Луховицкий: Я все-таки обращаю ваше внимание, во-первых, на то, что у директора не было никаких оснований для увольнения человека.

Амет Володарский: Формальных.

Всеволод Луховицкий: И единственное, что он мог бы сделать – приписать этому человеку так называемое увольнение за аморальный проступок.

Варвара Макаревич: То есть жалоба родителей – это недостаточное основание?

Всеволод Луховицкий: Жалобы родителей – этого, безусловно, недостаточно. Наш профсоюз сейчас как раз несколько таких дел ведет. И я думаю, что мы разберемся и отстоим учителей.

Второй момент. Я как учитель права на первом уроке в седьмом классе объясняю детям, чем отличаются правовые нормы, нравственные нормы и обычаи и традиции. И за нарушение обычаев и традиций наказывать кого бы то ни было может только общественное осуждение.

Вот если бы эта мама, которая написала и потребовала увольнения учителя, если бы она вместо этого демонстративно не здоровалась с этим учителем, если бы она даже весь класс подговорила не здороваться – вот это было бы, между прочим, нормально. Только я думаю, что она была одна.

Обратите внимание, когда раздувается очередной такой скандал по всей стране, все СМИ радостно бросаются на это, то это одна какая-нибудь мама написала, а десятки и сотни родителей совершенно спокойно к этому относятся. Не надо говорить, что у нас общество такое нетолерантное. У нас есть определенное количество особо озабоченных родителей. Ну, надо к этому тоже толерантно относиться и никак не обращать на это внимания.

Варвара Макаревич: Александр, а где собственно граница? Чем определяется внешний вид учителя? Это где-то прописано? Есть какой-то кодекс, как он может или не может выглядеть?

Александр Руденко: Я думаю, что наше общество просто выходит немножко из такой тоталитарной системы, появляются разные люди, разные виды на эстетику, этику, поведение учителя. И мы уже доросли, наше педагогическое сообщество, что мы должны регламентировать и эти вопросы. И, наверное, в какой-то школе это нормально и это принимается, потому что и родители являются полноправными членами этого образовательного пространства. А где-то это не очень актуально, но все-таки это должно быть оговорено.

Варвара Макаревич: Но вы говорите, что как раз в обществе это двигается, а школа, наоборот, пытается зарегламентировать то, что было?

Александр Руденко: Нет-нет-нет. Вы видите, что в обществе возник вопрос. Он должен иметь решение, но решение не такое стихийное, которое, в общем-то, поставило и директора в довольно сложное положение, и учителя. Значит, эти вопросы должны быть решены на пороге школы, когда приходит учитель.

Мы принимаем, коллектив наш педагогический, педагогическим советом или вместе с родителями какие-то нормы, требования и к внешнему виду учителя. Вы соглашаетесь с этими нормами – вы работаете в этой школе. Не соглашаетесь – вы идете в другую. Но ведь родители тоже хотят определенной… Они несут в себе коды, которые хотят видеть у своих детей.

Варвара Макаревич: Наталья, в случае когда учитель остается на своем рабочем месте, где гарантия, что его не будут травить?

Наталья Привезенцева: Третировать.

Варвара Макаревич: Да.

Наталья Привезенцева: Никакой гарантии. Я хочу сказать, что в моей практике был такой случай. Ко мне на урок пришли методисты городские. Самое главное замечание… В скобочках замечу, что урок не был проанализирован профессионально вообще никак. Самое главное замечание методистов: я неправильно обращалась к детям.

Варвара Макаревич: А как вы к ним обращались?

Наталья Привезенцева: Я при обращении говорила «народ». Вы понимаете, это у меня вожатское.

Варвара Макаревич: Слишком фамильярно, видимо.

Наталья Привезенцева: Ну, они так расценили. Так я получила взыскание, пока неофициальное. Ну, третировать меня начали, в общем-то. И дело докатилось до того, что меня вынудили уволиться.

Варвара Макаревич: Вау!

Амет, я слышала, что вы как-то так реагировали на высказывание Александра. Вы считаете, что все должно быть регламентировано, прописано, и если ты приходишь работать учителем, то или ты соглашаешься, или «до свидания»?

Амет Володарский: Все регламентировать невозможно, потому что если мы начнем регламентировать все… Кстати, я хочу сказать, я хочу добавить, что сегодня есть требования к педагогам. Более того, есть понятие «коллективный договор», в котором школа имеет возможность указать в том числе вопросы внешнего вида. Так вот, если мы начнем регламентировать все, то дело дойдет до того, что мужчина, которому за 60 лет (а есть такие педагоги), 50 лет, который красит волосы, какой-то маме может не понравится, в какой цвет он красит волосы. То есть можно дойти до такого абсурда.

Еще раз я говорю, что… Понятно, что в данном случае речь не идет о том, что этот педагог пришел на шпильках и так далее. Я бы тоже не хотел своих детей отпускать в школу, где отсутствуют вообще правила. Но в данном случае мы видим… Во-первых, мы не увидели его внешнего вида.

Варвара Макаревич: Ну, там была фотография крупным планом ногтей, которые и вызвали как раз негодование.

Амет Володарский: Я как юрист по первому образованию не могу подтвердить, что это были его ногти. То есть это непонятно. Поэтому я здесь ориентируюсь на мнение коллектива, который его защитил, этого педагога, и на мнения учеников, которые также встали на защиту этого педагога.

Варвара Макаревич: Ну, раз мы заговорили про регламент, как раз таки специалисты из Минпросвещения и Общероссийского профсоюза работников образования подготовили поправки в Кодекс этики учителей. Давайте послушаем выдержки из обновленного положения:

«Педагогические работники, сознавая ответственность перед государством, обществом и гражданами, призваны придерживаться внешнего вида, соответствующего задачам реализуемой образовательной программы; воздерживаться от размещения в информационно-телекоммуникационной сети «Интернет», в местах, доступных для детей, информации, причиняющей вред здоровью и развитию детей; избегать ситуаций, способных нанести вред чести, достоинству и деловой репутации педагогического работника и организации, осуществляющей образовательную деятельность».

Варвара Макаревич: К нам присоединились Марианна Кристалинская. Марианна, добро пожаловать.

Марианна Кристалинская: Здравствуйте.

Варвара Макаревич: Мы как раз говорим про учителей, в частности про их внешний вид. И вот буквально только что мы видели цитату, скажем так, новые поправки в Кодекс этики учителей. И тогда сразу задам вопрос вам.

Например, формулировка такая: «Необходимо придерживаться внешнего вида, соответствующего задачам реализуемой образовательной программы». Вам не кажется, что это очень широкая трактовка и, в общем, можно свалиться во вкусовщину и в очень субъективную оценку того, что соответствует программе, а что – нет?

Марианна Кристалинская: Ну, вы знаете, на мой взгляд, вообще достаточно такая субъективная может быть оценка того, что соответствует, а что – нет. То есть, скажем так, услышав это, я не очень понимаю…

Варвара Макаревич: О чем речь?

Марианна Кристалинская: Да, о чем речь. То есть, знаете, из серии «ибо – ибо – ибо». В общем, ни о чем.

Варвара Макаревич: Всеволод, вы хотели прокомментировать?

Всеволод Луховицкий: Да. Во-первых, я хотел сказать одно замечание по поводу того, что сказал Амет. В коллективном договоре не прописываются обязанности учителей. Это обязанности директора по отношению к работникам. Именно поэтому коллективный договор – главная защита работника. В нем не может быть прописан, например, внешний вид.

Амет Володарский: Нет, я имею в виду ссылку. Я имею в виду, что в коллективном договоре могут быть ссылки на приложения к коллективному договору.

Всеволод Луховицкий: Могут быть.

Амет Володарский: А в приложении уже… Это просто вопрос менеджмента.

Всеволод Луховицкий: По сути. Я читаю эту фразу (я ее уже где-то комментировал) и делаю вывод. Я изучаю с восьмиклассниками во втором полугодии уголовное право. В соответствии с образовательной программой я должен надеть на себя бронежилет или полицейскую фуражку и прийти к детям так. У нас учителя литературы уже радостно обсуждали, как они будут одевать платья а-ля Татьяна Ларина, Наташа Ростова и так далее.

Все эти поправки сделаны исключительно для того, чтобы при желании директор мог придраться и уволить. И то, что это сделано с благословления Всероссийского профсоюза работников образования – для меня это звучит… Ну, это юмор. Это даже не юмор, а сатира, саморазоблачение. Профсоюз предлагает меры, которые позволят директору уволить работника.

Варвара Макаревич: Александр, по вашему тяжелому вздоху я услышала, что вы не согласны.

Александр Милкус: Понимаете, мы можем накрутить на это все что угодно. Давайте все-таки считать, что директора, учителя, сотрудники профсоюза – люди вменяемые. Никто не просит одевать тюремную робу. Мы это утрируем сейчас, прекрасно понимая, что мы утрируем для того, чтобы посмеяться над этим текстом. Скажите, пожалуйста…

Варвара Макаревич: А что на самом деле этот текст означает? Что эта формулировка означает?

Александр Милкус: Скажите, пожалуйста… Вот не было бы этого текста. Основная масса родителей, учителей, директоров как воспринимает образ учителя, который приходит в класс? Вот это и есть описание. Что мы хотим от учителя? Извините, пожалуйста, чтобы у женщины не было большого декольте. Наверное, это нехорошо в школе. Короткая юбка – наверное, это нехорошо. Чулок с большой сеточкой, потому что это другая профессия.

Мы же этого хотим? Давайте декларировать то, что мы хотим. Мы хотим, чтобы в школе учитель выглядел прилично, достойно. Правильно?

Амет Володарский: А как – прилично? У нас разные понятия приличия.

Александр Милкус: Нет, давайте… Мы все прекрасно знаем. Мы идем по улице. Если идет женщина или мужчина, не очень хорошо, неправильно, с нашей точки зрения, одетые, мы делаем вот так – мы оглядываемся, кто это такой. Не знаю, есть московские школы, где…

Варвара Макаревич: Мне кажется, что под «неправильно» вы понимаете привлекающий внимание вид?

Марианна Кристалинская: Отвлекающий от образовательного процесса.

Александр Милкус: Слушайте, мы все… Ну давайте не будем в демагогию впадать. Мы все прекрасно знаем, какой образ должен быть, и воспринимать как предмет для подражания. А сейчас мы передергиваем.

Амет Володарский: Александр Борисович, секундочку! А Мэри Поппинс, ну классика, – она соответствует вот тем требованиям, которые были сказаны сейчас в этом кодексе?

Александр Милкус: Соответствует. И что?

Амет Володарский: А мне кажется – нет. У нее юбка выше…

Александр Милкус: Нет! У нее юбка ниже. Мы потом посмотрим…

Амет Володарский: Почитайте, почитайте. У нее юбка выше. И она еще летает…

Варвара Макаревич: Еще и танцует, и поет. Ужас!

Марианна Кристалинская: Но она была няней.

Амет Володарский: Да, и танцует, и поет, и фактически неадекватная личность. Но сегодня Мэри Поппинс – олицетворение хорошего педагога, учителя.

Поэтому мне кажется… Я понимаю, о чем говорит Александр Борисович. Но я боюсь, что этот кодекс действительно приведет к тому, что у нас неугодные учителя (а, как правило, это педагоги истории и обществознания) останутся…

Александр Милкус: А почему?

Амет Володарский: Потому что у меня есть опыт. Я вижу, кого сегодня выгоняют из школ.

Варвара Макаревич: А почему именно они?

Амет Володарский: Потому что… Ну, просто статистика такая есть. Потому что это более или менее свободолюбивые сегодня, свободомыслящие в школе лица.

Александр Милкус: Можно?

Варвара Макаревич: Сейчас, секунду.

Амет Володарский: И их можно по каким-то из этих принципов этого кодекса подвести к увольнению. На мой взгляд, это приведет, в общем-то, к деградации школы вообще.

Варвара Макаревич: Всеволод, вы хотели еще прокомментировать.

Всеволод Луховицкий: Да, я хотел по поводу образа учительницы. В 70-е годы, когда я кончал школу, у нас точно был образ типичной советской учительницы: обязательно строгий английский костюмчик и пучок вот такой. И вы думаете, что мы очень восхищались этим образом?

Амет Володарский: Надеюсь, что нет.

Всеволод Луховицкий: К нам пришла в 71-м году молодая учительница-англичанка в костюме брючном под Москвой. Это был страшный грех! Ее чуть не уволили тогда. Ее тогда на комсомольское собрание вызвали. Но все классы за ней ходили в восхищении.

Амет Володарский: Это еще хорошо, что вы английский учили. А если бы вы учили французский, то…

Варвара Макаревич: Ну хорошо, мы поговорили про образ на уроке. Александр, но у учителей есть личная жизнь, у них есть социальные сети. И за то, что они выкладывают там, их тоже порицают. В таком платье фотографироваться нельзя, в спортивном купальнике – нельзя. Это тоже нужно и можно ли это ограничивать?

Александр Руденко: Наверное, знаете, нельзя ограничить, какой-то такой хитрый и умный закон придумать, чтобы все регламентировать. Я согласен с коллегами. Но учительница – это всегда немножко английская королева, она немножко всегда на пьедестале.

Мы ведь даем образцы. Мы читаем классическую литературу. Мы прививаем вкус. И поэтому, да, я думаю, что ограничения, конечно, не как требования, а как заявления педагогического сообщества. Мы говорим, что наш идеал, может быть, недоступный, но он есть…

Варвара Макаревич: Вы наверняка слышали про историю с учительницей русского языка и литературы, по-моему, из Барнаула, которую как раз за фотографию в спортивном купальнике порицали. Как любовь к спорту и желание выложить такую фотографию противоречат привитию вкуса ученикам?

Александр Руденко: Вы знаете, я думаю, что здесь немножко на местах перегибы. Так мы раньше это говорили, да?

Варвара Макаревич: До сих пор так говорят.

Александр Руденко: Наверное, да. Я думаю, что педагог – это всегда самоограничение. И вообще культурный человек – чем больше ограничений он себе ставит, тем более высокая его планка.

Амет Володарский: Ну, мы возвращаемся…

Варвара Макаревич: Наталья, вы готовы себя так ограничивать? И хотите ли?

Наталья Привезенцева: «Отчего люди не летают? Я говорю: отчего люди не летают так, как птицы? Знаешь, мне иногда кажется, что я птица. Когда стоишь на горе, так и тянет тебя лететь! Поднялась бы, руки подняла – и полетела!» И в этот момент я вскакиваю на парту на уроке литературы в десятом классе!

Александр Руденко: Прекрасно! Пригласите меня на урок, я хочу тоже посмотреть!

Наталья Привезенцева: Мои дети обожают «Грозу»! Но если бы это когда-нибудь увидел мой директор, мне бы уволили гораздо раньше.

Александр Руденко: Где вы таких директоров нашли? Приходите ко мне работать.

Амет Володарский: Слушайте, я хочу подтвердить. У нас тоже был преподаватель истории, и в одиннадцатом классе он рассказывал про Айседору Дункан. Он сел на парту, вот так вот… Ну, это был конец 80-х – начало 90-х. Сел на парту, несколько минут молчал, вздохнул: «Какая это была женщина!» И нам всем захотелось после… А он такой в джинсах, такой современный. И нам всем захотелось! Поверьте, мы все прочли – и что это была за женщина, и, к сожалению, как она погибла, и так далее.

Вот если сегодня руководствоваться этим неким кодексом, то, конечно, его нужно было привлечь и к тому, что он сел на парту, и что он был в джинсах, и что у него борода была вот такая длинная, с которой еще боролся Петр I. Поэтому, да, наверное, вот эти перегибы неправильные.

Варвара Макаревич: Наталья.

Наталья Привезенцева: С другой стороны, у меня все равно внутри живет вот этот самый внутренний ограничитель. Да, я никогда себе не позволю прийти с глубоким декольте и, соответственно, в чулках в сеточку. Конечно, учитель должен быть учителем, однозначно. Хотя дети прежде всего, конечно, на уроке реагируют на яркость и внешность учителя, однозначно.

Амет Володарский: Вопрос, к которому мы возвращаемся, – это вопрос призвания. Опять-таки я бы все-таки вернулся к нему. У нас нет популяризации, она отстает сегодня. Я бы лучше вместо других тем пропаганды все-таки вернулся к популяризации…

Варвара Макаревич: Профессии учителя?

Амет Володарский: …профессии учителя. Я бы сделал серьезные профессиональные тесты для людей, поступающих в педагогический институт. Я бы в разы увеличил стипендии ребятам, которые учатся в педагогических колледжах и в педагогических вузах. Таким образом, мы с вами решили бы вопрос, который решен, я хочу вам сказать, на ментальном уровне на Востоке. Сэнсэй, да? В Средней Азии. Для них учитель – это учитель, это больше, чем просто человек, который рассказывает учебник.

Варвара Макаревич: Это еще и наставник.

Амет Володарский: В Крыму у крымских татар есть такое великолепное слово «оджа». Это значит… К оджа обращаются всю жизнь. Соответственно, вот эта ментальность не позволяет, как вы правильно сказали, выйти в декольте, мужчине накрасить ногти.

Варвара Макаревич: Всеволод, раз уж мы заговорили про педвузы, про вообще профессию учителя, то кто сегодня идет работать учителем? Кто эти люди?

Всеволод Луховицкий: Если вы имеете в виду, кто идет вот только сейчас…

Варвара Макаревич: Кто идет только сейчас работать учителем?

Всеволод Луховицкий: Во-первых, это очень незначительное количество, на мой взгляд, сумасшедших, потому что нормальный современный молодой человек не пойдет в нашу профессию. Это унизительно, это ничтожно по деньгам, это постоянный контроль и никакого уважения.

Очень хорошее слово «сэнсэй». Но к сэнсэю не придут неожиданно на урок любые проверяющие. Сэнсэю, увидев его издали, будут останавливаться и кланяться.

А у нас очень красивая позиция. Мы все время кричим: «Мы поднимем учителя на недосягаемую высоту!» – и при этом каждым последующим действием мы учителя опускаем все ниже. Я помню, что 2010 год, объявленный Год учителя, всероссийский, начался именно с фильма «Школа», показанному по Первому каналу. И нам говорили: «Как мы высоко ставим учителя, как мы ценим учителя!»

Учитель в школе, кто остается, – это энтузиаст, который сейчас, например в Москве, просит только об одном: «Ребята, не заставляйте меня брать много часов для вашего среднего отчета по региону. Дайте мне возможность работать на десять часов». А ему директор не дает и говорит: «Меньше тридцати ты не будешь работать, потому что иначе меня снимет господин Калина».

Варвара Макаревич: Показатели не сойдутся.

Всеволод Луховицкий: И вот уже это говорит о том, что ни о какой высоте для учителя речи не идет.

И еще одно. Учителей в России – 1 миллион 200 тысяч, если я не ошибаюсь. И говорить о том, что все они должны быть гениями, горящими людьми и так далее, нельзя. Учитель – это такая же рабочая профессия, как и все остальные. И к учителю надо относиться с таким же уважением, как относятся к любой другой профессии. «Я отработал свое время. Я не сачкую, не делаю что-то плохо. Я должен иметь свою зарплату, свой отдых, между прочим».

Вчера или позавчера у меня дети писали тесты по праву. Я им задал вопрос: «Справедливо или нет, что учителя имеют отпуск больший, чем другие профессии, учителя и врачи?»

Амет Володарский: Провокационный вопрос!

Всеволод Луховицкий: Ну, среди прочих других вопросов. Они все мне написали, большинство, что несправедливо. «А что делает учитель? Он пришел, с нами поиграл и ушел домой». Никакого представления реального о профессии учителя сейчас нет в обществе, тем более оно разрушается действиями нашей власти, тем более оно разрушается действиями многих…

Варвара Макаревич: Александр, вы согласны с такой оценкой?

Александр Милкус: Слушайте, вы знаете, мне кажется, что в данном случае идет уже такое активное передергивание, я бы сказал даже – демагогия. Извините, пожалуйста.

Всеволод Луховицкий: Пожалуйста.

Александр Милкус: Я как культурный человек старался не перебивать, вы предупредили.

Во-первых, существует достаточно много программ по поддержке молодых учителей. Я только что вернулся из Владивостока, где решением губернатора всем молодым учителям на три года компенсируют траты на жилье. Они получают среднюю зарплату – столько же, сколько получает учитель высшей категории. Если за три года он сможет подать на категорию, то у него остается эта сумма. Поэтому вот эти деньги…

Варвара Макаревич: А о какой зарплате идет речь? Что это за суммы?

Александр Милкус: Зарплата получается около 30 тысяч. Для Владивостока это нормальная сумма.

Варвара Макаревич: Но это средняя?

Александр Милкус: Это обычная средняя зарплата для учителей Владивостока и средняя зарплата в экономике. Может быть, сейчас побольше во Владивостоке. Это первое.

Кроме того, эти программы поддержки молодых учителей существуют во многих регионах, где, в общем, прекрасно понимают, что нужно менять…

Варвара Макаревич: Они существуют или работают?

Александр Милкус: И существуют, и работают. Вплоть до того, что в селе молодым учителям дают жилье. И эти программы есть. Я вот не знаю…

Варвара Макаревич: А насколько активно в них участвуют молодые учителя?

Александр Милкус: Молодые учителя достаточно много участвуют. Я в школах Владивостока своими глазами (я вернулся неделю назад) видел достаточное количество молодых симпатичных учительниц. В основном они идут, кстати, в младшие классы. Да, есть проблема, есть проблема очень большого разрыва. Сейчас в школу пошли молодые ребята, пошли. Немного, но пошли. Но средний возраст учителя у нас сейчас – 47+. Это первое.

Второе. Я хотел бы прокомментировать по поводу Москвы. Это неправда, что учитель должен отработать 30 часов, и тогда он получает… Минимальная зарплата, которую должен получать учитель в Москве, – это, по-моему, 80 или 83 тысячи.

Всеволод Луховицкий: 75.

Александр Милкус: Ну, 75. На нормальную среднюю ставку. Никто учителя за глотку не берет, чтобы он работал по 30 часов.

Всеволод Луховицкий: Извините…

Александр Милкус: Если вы сейчас утверждаете, пожалуйста, назовите номер школы.

Всеволод Луховицкий: Пожалуйста. Будем играть в открытую.

Александр Милкус: Давайте.

Всеволод Луховицкий: Во-первых, по поводу Владивостока. Вы знаете ставку во Владивостоке? Тамошний губернатор, придя к власти как раз, пообещал, что будет ставка (18 часов) равна МРОТ. Вот 12 тысяч получает учитель минимально…

Александр Милкус: Нет, подождите. 12 800 получает учитель – это базовая ставка, базовая.

Всеволод Луховицкий: Правильно.

Александр Милкус: Плюс он получает за дополнительные часы.

Всеволод Луховицкий: У меня в небольшом городке под Владивостоком есть первичная организация, которая уже год воюет с региональной и районной администрацией. У них в результате этого введения 12 800 уменьшили…

Александр Милкус: Так было шесть!

Всеволод Луховицкий: Секунду! У них уменьшили за это стимулирующие и компенсационные – и люди стали получать в среднем на тысячу меньше. Они уже год воюют. Вот сейчас прокуратура им наконец-то сказала: «Вы правы».

По поводу Москвы – пожалуйста. Школа № 545, в которой только вчера-позавчера закончились переговоры с директором. Директор заставлял учителей брать свыше 30 часов. Только после того, как я написал письмо от руководства профсоюза, в котором есть наша первичка, только после этого директор вроде бы отстал.

Точно так же я знаю еще десятки школ в Москве. В моей собственной школе сейчас директор умоляет брать людей: «Возьмите хотя бы 18 часов, 20 часов». У нас странная школа «Интеллектуал», в которой люди хотят работать, и поэтому берут в основном по 12–15 часов. Именно поэтому мы упали во всех рейтингах.

Варвара Макаревич: Я хочу задать вопрос директору школы: Александр, как у вас с зарплатами?

Александр Руденко: Вы знаете, давайте так: хорошие программы в Московской области есть, и в Москве, и по всем регионам, но рынок труда все равно никак не складывается в нашей профессии. У нас огромный дефицит, почему-то люди не идут. Они понимают, какие это огромные затраты, какие это требования – от внешнего вида до твоей фотографии в социальной сети.

Варвара Макаревич: И какая за это зарплата.

Александр Руденко: Да, и какая за это зарплата. Поэтому, ну давайте честно, живя в капиталистическом обществе, социальная значимость профессии определяется деньгами. И пока мы не поднимем и не сделаем эту среду конкурентной… Сейчас мы готовы брать любого, и с ногтями, и без ногтей – лишь бы он был. Потому что мы приходим к тому, что сейчас происходит в медицине – к дефициту кадров.

Варвара Макаревич: Марианна, вы согласны, что нет должного уважения к учителям, и нет, в частности, из-за низких зарплат?

Марианна Кристалинская: Вы знаете, здесь на самом деле два момента я хочу прокомментировать.

Значит, первое – что касается должного отношения. Ну, наверное, я сейчас скажу крамольную вещь, потому что я представляю родителей, но тем не менее я должна признать, к своему большому разочарованию, что сейчас отношение родителей становится очень потребительским. Действительно, скажем, те люди, которые приходят и приводят своих детей в школу, они требуют. То есть школа должна, школа обязана. «Вот вам ребенок. Через одиннадцать лет, будь любезен, мне тут или Ломоносова, или Софью Ковалевскую…»

Варвара Макаревич: Как минимум.

Марианна Кристалинская: При том, что даже по закону «Об образовании» мы знаем, что три составляющих: родители, школа и дети. Но зачастую родители самоустраняются – или при отсутствии времени, или при отсутствии желания, или еще чего-либо. К сожалению, да, при выпадении одного из звеньев из этого процесса…

Варвара Макаревич: …система не работает.

Марианна Кристалинская: …да, система не работает и процесс нарушается. Есть замечательные родители, которые готовы помогать, действительно. И зачастую есть очень много разных ситуаций с детьми, когда школа не в состоянии, не может и не должна самостоятельно вытягивать эту ситуацию, а должны и родители подключаться. Но, к сожалению, наверное, такое время, такое общество. Даже не знаю, как прокомментировать. Но я вижу динамику не очень хорошую. Это одна составляющая.

Другая составляющая. На мой взгляд, сейчас учителя тоже в очень странной ситуации, знаете, немножко загнаны в угол, потому что они, грубо говоря, боятся что-либо сказать, потому что особенно старшие дети сразу говорят: «Так, вы нарушаете устав, вы нарушаете закон. А это вообще по кодексу чуть ли не…»

Варвара Макаревич: А еще старшие дети могут это выложить в интернет быстренько.

Марианна Кристалинская: Да. То есть здесь тоже, так скажем, учителя не очень защищены, может быть.

И если мы, грубо говоря, даже делаем… Ну, может быть, если будет какое-то желание школы вообще делать открытые уроки. Есть камеры, все могут при желании посмотреть. Может быть, тем самым и учителям будет легче. Они будут понимать, что их не кто-то снимает из-под полы, еще и провоцирует специально (бывают, к сожалению, такие ситуации), а потом это все как-то выкладывается. Это другой момент.

Что касается оплаты. Вы знаете, я считаю, что учитель – это одна из наиболее важных социальных профессий, которая вообще дает задел ребенку на всю жизнь. Вот то, что он получит в школе, отношение людей… Я не говорю даже про знания. Я имею в виду даже тот же психологический портрет, какую-то основу. Это очень важно.

К сожалению, представляя родительскую общественность Подмосковья в данной студии, я могу сказать, что мне жалко, что учителя Подмосковья, скажем так, имеют большую разницу в зарплате с Москвой. И так как…

Варвара Макаревич: А о какой разнице примерно идет речь?

Марианна Кристалинская: Очень большая.

Наталья Привезенцева: Значительная.

Марианна Кристалинская: Если я не ошибаюсь (может быть, вы меня, конечно, поправите), если мы за классное руководство в Москве платим учителю, по-моему, 30 тысяч рублей, то…

Всеволод Луховицкий: Нет, нет.

Амет Володарский: Это большая сумма.

Варвара Макаревич: А сколько на самом деле?

Всеволод Луховицкий: Доплачивает департамент сейчас по 8 тысяч. Плюс сколько-то платит каждая школа уже из своих денег.

Марианна Кристалинская: Ну да.

Варвара Макаревич: То есть минимум – 8 тысяч.

Марианна Кристалинская: В Подмосковье, спасибо Андрею Юрьевичу, в прошлом году была поднята эта сумма (я имею в виду губернатора), сейчас это 5 тысяч. Ну, как бы все равно мы понимаем…

Варвара Макаревич: Разница есть.

Марианна Кристалинская: Да. И, естественно, в оплате труда. То есть, скажем, те районы, которые находятся в непосредственной близости к Москве, они, в общем-то, испытывают дефицит кадров не только потому, что их действительно мало, а еще и потому, что у людей есть возможность перейти в Москву и иметь там бо́льшую зарплату и, может быть, не такую нагрузку. Потому что опять-таки в подмосковных районах, конечно, большая переполненность школ, зачастую действительно и часов много, и нагрузки, и всего.

Поэтому очень бы хотелось, чтобы эта оплата была на уровне, может быть, действительно, на какой-то одной границе, плюс-минус, но не сильно варьировалась. Потому что нагрузка у всех большая, действительно. И я понимаю, что эта профессия… ну, я считаю, что она жизненно важная.

Амет Володарский: Вы знаете, в рамках тех поручений президента Российской Федерации, которые сегодня есть, по системным проблемам, в том числе в российском бизнесе, мы сейчас готовим… Там есть раздел «Образование», и мы говорим, что нет некоторого общефедерального контроля за регионами, в том числе по этим выплатам. И мы предлагаем Правительству сейчас решить эту проблему, то есть именно кардинально решить, потому что должен быть хотя бы как минимум мониторинг.

И вторая вещь. Я хочу вас поддержать по поводу личности учителя. Мне 45 лет. И я хочу сказать «спасибо» сейчас своей первой учительнице Татьяне Михайловна Языниной. Этот человек – просто от Бога педагог. Просто низкий поклон вам, Татьяна Михайловна! Она учительница до сих пор в средней общеобразовательной школе в Ташкенте. Я приехал и ее увидел в 2007 году, мы пообщались. И я вспомнил, как она общается с детьми. Татьяна Михайловна каждое утро заходит в класс и говорит (а нас было тогда 35 человек): «Здравствуйте, мои любимые!»

Варвара Макаревич: Это сразу другое отношение, другое настроение на весь день.

Амет Володарский: «Здравствуйте, мои любимые!» А эти «мои любимые», только ей на пять минут уйти куда-то к директору и так далее, устраивали шум, гам и так далее. Она возвращается обратно и вместо того, чтобы нас пожурить, говорит: «Так, мои любимые, давайте приберемся в классе и пойдем изучать тему дальше». Никакого тебе…

Варвара Макаревич: «Встать в угол», замечания.

Амет Володарский: «Встать в угол» и так далее, и так далее. Я вам хочу сказать, что сегодня я очень благодарен Татьяне Михайловне, потому что она определила и мое профессиональное кредо. Я сегодня тем школам, с которыми я работаю так или иначе, рекомендую даже в классах сделать большой стенд с фотографиями детей и родителей. Посередине должна быть фотография учителя, а вокруг этого стенда должно быть написано: «Мои любимые». Мне кажется, пускай это и лирическая нотка, но она очень важная, потому что педагог – это в первую очередь воспитатель, это в первую очередь взаимоотношения такие душевные, понимаете, потому что…

Варвара Макаревич: Наталья, как раз у вас хочу спросить. Обсуждается и высказывается тезис, что учитель – это не просто учитель, а он дает такой задел на всю жизнь. Должен ли и может ли он как-то помогать формировать какую-то гражданскую позицию ученику?

Наталья Привезенцева: Однозначно, однозначно, конечно. Вы знаете, я всю жизнь живу и работаю, наверное, под девизом: «Если не я, то кто?» Безусловно.

Варвара Макаревич: Но нет ли в этом какой-то опять же субъективности?

Наталья Привезенцева: Все мы живые люди, все возможно. Тем не менее, тем не менее… Вы знаете, я часто сталкиваюсь с тем, что у меня родители звонят и говорят: «Наталья Евгеньевна он/она послушает только вас». А это, извините, дети, которым 17 лет и даже 18. Так что учитель, конечно, имеет огромное влияние на формирование личности ребенка, безусловно.

Марианна Кристалинская: Это дорогого стоит, когда так говорят.

Варвара Макаревич: Это приятно.

Амет Володарский: Поверьте, вас будут и в 45, и 50, и в 70 вспоминать. Это правильно.

Всеволод Луховицкий: Да, конечно, все так, только не надо переоценивать это влияние. И надо всегда помнить, что, помимо нас, учителей, есть еще тысячи разных других влияний. И не надо огорчаться, если вдруг человек что-нибудь делает не так. У нас очень любят говорить, когда человек сделал что-то не то в жизни: «Это виновата школа». С какой стати? Точно так же, если человек сделал что-то хорошее. Победитель всероссийской олимпиады – это обязательно ты его подготовил. Да ничего подобного! Учитель дает не так уж много.

И я все-таки не могу не сказать по поводу слов Амета. Конечно, надо. И вы правильно подаете в Правительство предложение. Но вот недавно Госдума на очередном заседании как раз отклонила законопроекты, в которых предлагалось по всей стране ввести минимальную оплату труда, равную двум МРОТ. Это было одновременно подано двумя регионами – Адыгеей и Ульяновской областью. Это было одновременно подано Олегом Шеиным и Олегом Смолиным. Совершенно разные законопроекты, а суть была одна.

Как раз буквально неделю назад эти законопроекты были отвергнуты, потому что Правительство сказало: «Во-первых, нет денег. А во-вторых, этого не надо». Ну, будем дальше пытаться что-то делать.

Варвара Макаревич: Всеволод, я неслучайно спросила про гражданскую позицию. Вот о чем я хотела поговорить. Недавно учителя российских школ опубликовали в интернете открытое письмо в защиту заключенных по «московскому делу», арестованных во время протестных акций в Москве. Вот что говорят авторы письма: «Большинство из задержанных – молодые люди, по возрасту – наши вчерашние ученики. Мы нередко узнаем об участии в общественно-политических акциях наших нынешних учеников и не можем не тревожиться об их судьбе».

И вот еще хотела показать аргументацию авторов письма. Давайте послушаем:

«Невозможно одновременно разговаривать со школьниками честно и откровенно о декабристах, о каторге, о ГУЛАГе, о «Двенадцати» Блока, «Реквиеме» Ахматовой, «Одном дне Ивана Денисовича» Солженицына и множестве других классических произведений русской литературы, учить их рассуждать о свободе выбора, морали, ответственности человека за общество, в котором он живет, и при этом делать вид, что ничего не происходит вне классной комнаты, что в стране, где мы все живем, не творится на наших глазах вопиющее беззаконие. Это лицемерие, а мы не хотим учить детей лицемерию».

Варвара Макаревич: Александр, по вашему мнению, «учителя должны выглядеть нормально». Это ваша цитата.

Александр Милкус: Ну, «прилично» я сказал.

Варвара Макаревич: Хорошо, прилично. Извините. А о чем они могут рассуждать? И могут ли они рассуждать о чем-то, кроме тематики своего предмета, – например, о чем-то, что происходит вне стен школы?

Александр Милкус: Смотрите. Мне литератор не даст соврать, что любое обсуждение урока литературы – это есть разговор, выходящий гораздо больше за рамки этой программы, любой. Я считаю, что и биология, и математика – то же самое.

Я вообще хотел сказать… Может быть, мы чуть-чуть вернемся назад. Мы смешиваем две вещи. Мы считаем, что если учителю платить больше, то он будет вести себя более достойно.

Варвара Макаревич: Или, может быть, его будут больше уважать те же родители и ученики.

Александр Милкус: Я хочу сказать: давайте мы разведем вещи. Если человек входит в класс, и входит он по призванию, то не важно, сколько он получает, он будет вести себя достойно. Это настоящий учитель.

Варвара Макаревич: Но ему-то, наверное, важно, сколько ему платят.

Александр Милкус: Подождите. Я говорю еще раз: давайте мы разведем две эти вещи. Важно платить учителю много и хорошо. Я считаю, это так.

Амет Володарский: Достойно.

Александр Милкус: И я тоже выступал и много раз писал в «Комсомольской правде» об этом – о том, что если у учителя одинаковая нагрузка, он выполняет одну и ту же государственную функцию в любом городе и поселке нашей страны, он должен получать… Ну почему у нас лейтенант служит в разных местах – и он получает одну и ту же зарплату? Потому что он государственный служащий. Учитель несет не менее важную функцию. И я об этом много раз говорил. Я считаю, что это неправильно. Вот в Москве…

Варвара Макаревич: То есть вы за то, чтобы приравнять госслужащих и учителей?

Александр Милкус: Нет, я за то, чтобы зарплата за одну и ту же нагрузку у учителя, который выполняет одну и ту же работу, во всей стране была одинаковая. Ну, действительно… Вот почему, если мы переходим через МКАД, учитель читает тот же самый предмет, но получает в три раза меньше? Это неправильно. Ну это нечестно!

Варвара Макаревич: Марианна, я все-таки хочу вернуться еще к вопросу гражданской позиции. Я понимаю, что вопрос денег всех волнует в не меньше степени, а даже в большей, наверное.

Вы представляете родителей. Вам как родителю хочется, чтобы учитель обсуждал не только формулы, теоремы и что хотел сказать автор, но и обсуждал еще что-то, что происходит за пределами школы? Она не в сферическом вакууме все-таки стоит где-то там.

Марианна Кристалинская: Вы знаете, я считаю, что каждый человек, каждый гражданин имеет право на свою позицию гражданскую.

Варвара Макаревич: Учитель тоже имеет на нее право на уроке?

Марианна Кристалинская: Сложный вопрос. Объясню – почему. Опять-таки, может быть, я сейчас немножко все смешаю. Ну, грубо говоря, если мы не свертываем урок… У каждого урока есть своя программа. И чем старше дети становятся, тем эта программа жестче, рамки жестче. То есть если мы…

Варвара Макаревич: И насыщеннее. Я помню.

Марианна Кристалинская: Да, и насыщеннее. Так как у меня дочка в десятом классе, я знаю, о чем я говорю. То есть если это не происходит так: «Все, сегодня мы не обсуждаем физику, а давайте поговорим о том, что у нас происходит в обществе», – ну, тут как бы…

Опять-таки есть классные часы. Вот если есть классный час, я считаю, что это нормально, это нужно – разговаривать с детьми. Они все равно будут искать эту информацию где угодно, они будут ее обсуждать. Наши дети другие, они уже абсолютно другие. Они не такие, как были мы. И чем больше ты будешь открытым, чем больше ты будешь разговаривать, вовлекать их в дискуссию нормальную, тем больше они будут воспринимать правильно происходящее.

Да, может быть, скажем, их мнения будут разными. Да, может быть, кто-то будет кого-то критиковать. Но это будет нормальная дискуссия. И если учитель, грубо говоря, как человек, который несет прогресс и какой-то позитив, будет это с ними обсуждать – я считаю, что я буду только «за».

Варвара Макаревич: Амет, просто Всеволод первый тянул руку, я видела. Позиция учителя – сколько места на уроке она может занимать?

Всеволод Луховицкий: На уроке она не может занимать никакого места. Исключение – это учитель истории и обществознания. И то в том случае, если учитель этот, во-первых, четко артикулирует детям, например: «Я излагаю историю, условно говоря, с миросистемных позиций. Я излагаю вам историю с точки зрения материализма». Или наоборот…

Варвара Макаревич: То есть такой дисклеймер должен быть.

Всеволод Луховицкий: И при этом этот учитель ни в коем случае не может снижать оценки, скажем, за иную позицию. Но при этом он рискует тем, что к нему придут и скажут: «Вы занимаетесь пропагандой в школе». Такие случаи были.

А другое дело – учитель имеет полное право, независимо ни от чего, вне уроков и даже вне классных часов, когда он сидит после уроков, проверяет тетрадки бесконечные, и к нему пришел ученик… Вот тогда они уже не находятся в отношениях на уроке. И тогда учитель может говорить то, о чем он считает нужным, опять же помня о том, что может найтись ребенок, который это запишет и выложит потом в Сеть.

Варвара Макаревич: Куда надо. И расскажет. Амет.

Амет Володарский: Я думаю, что мы затерли основную мысль, которая была в тексте этих великих педагогов, учителей, которые набрались смелости и вышли с письмом в защиту своих учеников. Смысл же был в том… Вспомните поэму «Двенадцать», например: «В белом венчике из роз – впереди – Исус Христос».

Я помню, в конце 80-х, в 90-м году моя преподаватель по литературе сказала: «Володарский, что имел в виду Блок?» А я, будучи человеком, имеющим политическую национальность (я крымский татарин), естественно, я сказал правду-матку, я сказал: «Блок имел в виду, что Россия выйдет из кризиса, что перед ней великое будущее и так далее». Она меня выгнала из класса. Она сказала до того: «Нет, Блок имел в виду, что Россию ждет светлое коммунистическое будущее».

Через год она подошла ко мне… Да, я ее, к сожалению, назвал (я сейчас понимаю, что я это сделал к сожалению), я ее назвал агрессором. Меня выгнали из класса. Ну поймите, мне 16 лет, молодой парень. Сейчас я бы не назвал. Все-таки это женщина, плюс учитель.

И я действительно ее уважаю, потому что она подошла на выпускном, подсела ко мне и говорит: «Амет, а ты действительно меня считаешь агрессором? Ты действительно считаешь, что я давила на тебя?» И вы знаете, да, тогда мне пришлось как-то нивелировать эту проблему. Понимаете, это учительница, которая поработала над собой, подошла ко мне и дала мне до сегодняшнего момента пищу для размышлений.

Возвращаюсь к этому вопросу: нужно ли учителю показывать свою гражданскую позицию? Здесь нужно быть очень аккуратным. Сегодня есть такое понятие, такая дисциплина, как thinking skills, критическое мышление. Надо педагогу, учителю давать основы логического мышления, сбора информации, чтобы ребенок смог эту информацию правильно анализировать. Поэтому важно сегодня педагогу дать разные точки зрения и подвести ребенка к тому, чтобы он сделал некий свой вывод.

Также, кстати, в начальных классах есть такое понятие (мы сегодня с Александром Борисовичем об этом говорили), как функциональное чтение. Необязательно, то есть речь не идет о том, как ты прочел, а речь идет о том, как ты понял этот текст. Мне кажется, это все – звенья одной цепочки.

Варвара Макаревич: Наталья, а как выстраивать доверительные отношения с учениками таким образом, чтобы они вас прислушивались (вам даже родители звонят и говорят: «Ребенок послушает только вас»), и так, чтобы вы могли им изложить эти разные какие-то позиции, точки зрения, чтобы они вас послушали, а не махнули на это рукой на заднем ряду?

Наталья Привезенцева: Ну, я считаю, что прежде всего – не врать. Не врать себе. Не врать детям. Не врать их родителям. То есть – быть максимально искренним. Ну, это я из личного опыта вам говорю.

Варвара Макаревич: Давайте подытожим так. Хороший учитель – это какой учитель? Это кто?

Наталья Привезенцева: Тот, который искренен, открыт и, по возможности, порядочный максимально.

Варвара Макаревич: Наталья, будем надеяться, что все учителя будут именно такими – порядочными, искренними. И надеемся, что у них у всех в скором времени все-таки вырастет зарплата.

Вы смотрели программу «ПРАВ!ДА?» на Общественном телевидении России.

Кого мы сегодня хотим видеть наставником своих детей?