Актриса Елена Санаева: В человеке намешано все, и недаром говорят, что поле битвы – это сердце человеческое

Гости
Елена Санаева
народная артистка РФ

Сергей Николаевич: Здравствуйте. С вами Сергей Николаевич, это программа «Культурный обмен» на Общественном телевидении России. Мы продолжаем наше путешествие по главным театральным адресам столицы, и сегодня наш путь привел сюда, на Трубную площадь, где располагается знаменитый «дом на Трубе». Здесь последние 30 лет живет театр «Школа современной пьесы».

Дом на Трубной – это единственное историческое здание начала XIX века, которое сохранилось вот в этом районе до наших дней. Долгие годы здесь располагался самый знаменитый московский ресторан, ресторан-трактир «Эрмитаж». Собственно, тут-то и был придуман рецепт салата Оливье, неизбежного и обязательного блюда всех наших новогодних праздников и торжеств. При советской власти ресторан просуществовал недолго, здесь часто менялись хозяева, но вот в 1989 году, в разгар перестройки сюда въезжает театр «Школа современной пьесы» под руководством Иосифа Райхельгауза. И сразу театр заявил о себе яркими премьерами, звездными актерскими именами. К сожалению, в 2013 году случился большой пожар, повлекший за собой капитальную перестройку и ремонт, но кое-что от знаменитого ресторана «Эрмитаж» удалось сохранить, включая вот это зеркало, которое здесь висит с 1863 года: можно себе представить, сколько людей в него смотрелись. Театр вернулся в обновленный и отреставрированный дом, и мои встречи с ведущими мастерами театра «Школа современной пьесы» пройдут именно здесь.

В этот театр Елена Санаева пришла в том возрасте, когда многие актрисы уже заканчивают свою карьеру. Но для нее здесь нашлись и интересные роли, и пьесы, и сейчас здесь идет шесть-семь спектаклей в месяц с ее участием, что по театральным меркам совсем не плохо. Этот театр стал ее домом, который она и не надеялась обрести после стольких лет бездомья и безролья, а точнее служения одному человеку, выдающемуся артисту и режиссеру Ролану Быкову. Конечно, никакой театр в мире его не заменит, просто десять лет назад здесь началась какая-то совсем другая жизнь, жизнь после Ролана. Об этом мы и поговорим сегодня с заслуженной артисткой России, ведущей актрисой театра «Школа современной пьесы» Еленой Санаевой.

Здравствуйте, Елена Всеволодовна. Знаю, что вы сейчас готовитесь к премьере, грядет спектакль «Фаина» по мемуарам, я так понимаю, мамы художественного руководителя театра Иосифа Райхельгауза. Что это за книга и что это за образ?

Елена Санаева: Вы знаете, книга простая очень, она ее писала лет в 80, и мы отобрали, в общем, все то, что связано с войной и с послевоенной жизнью. Понимаете, как? Вот, что называется, простая жизнь, простая жизнь тысяч, а может быть, миллионов людей. В этом смысле героиня этой книги замечательна совершенно, потому что, потеряв, собственно, почти в ранней юности, в 15 лет, родителей, на глазах погибли родители, пережив всю войну, и потом очень тяжело работая в колхозе на тракторном прицепе и так далее, и потом живя в Одессе... В общем, трудную-трудную жизнь человек прожил, и она, и ее муж.

И вместе с тем они остались какими-то очень светлыми людьми, которые умели радоваться всему на свете. То, чего мы уже, так сказать, не можем себе представить, что такое, когда свистят пули, когда взрываются дома, когда гибнут на твоих глазах люди, и вот при этом человек сохранил юмор, сохранил доброту, сохранил такое хлебосольство в нищете, в общем, понимаете? И в этом смысле для меня это люди, на которых стояла и стоит страна.

Сергей Николаевич: Вот по поводу хлебосольства. Я просто прочитал в пресс-релизе к этому спектаклю, что по ходу действия вы будете варить борщ и угощать зрителей, – это будет?

Елена Санаева: Да. Но вы знаете, что? Да, это будет все, уже у нас было три репетиции таких более-менее серьезных уже как бы в декорациях, и три раза мы ели мой борщ, и, в общем, он хороший получался.

Сергей Николаевич: Никто не жаловался, да?

Елена Санаева: Ну жаловаться? Он вкусный просто, вкусный.

Сергей Николаевич: То есть вы его готовите прямо от начала и до конца или как?

Елена Санаева: Ну да, почти до конца, почти до конца, потому что про конец я не буду рассказывать этого спектакля. Но это, конечно, непростое дело, потому что в жизни так вот мы можем болтать и при этом готовить что-то, что-то рассказывать, какие-то байки из своей жизни или о чем-то возвышенном, может быть, разговаривать. Но когда сидит сто человек и зрители фактически у тебя на плечах сидят, понимаете, и ты готовишь и рассказываешь, то... Потом мне надо выучить восемнадцать страниц текста.

Сергей Николаевич: А это моноспектакль?

Елена Санаева: Ну у меня есть партнерша, которая возникает очень немного. По сути дела это моноспектакль, да. Поэтому, конечно, даже когда много текста, то, как нас учили, петелька-крючочек, ты сам с партнером общаешься, и это, так сказать, нормально. И потом даже если ты что-то подзабыл, тебя может партнер выручить как-то. Тут, в общем, сложно. И вот ложусь ночью, тетрадь со мной, я повторяю текст, вроде все знаю, утром просыпаюсь и ничего не помню, так что что это будет, я не знаю.

Сергей Николаевич: Ну дай бог, чтобы все было хорошо, и я уверен, что будет все прекрасно.

Я читал в каком-то вашем интервью, что вы были совсем юным существом, когда Александр Вертинский вам подарил цветы.

Елена Санаева: Да, было такое, потому что я пошла в первый класс сначала в одной школе, потом мы переехали в комнатку побольше немножко. И я пошла в школу, которая была рядом с Домом союзов, и в этой школе, значит, в моем классе училась Марианна Вертинская, а Настя училась на класс младше.

Сергей Николаевич: Младше, да.

Елена Санаева: И папа встречал их иногда, когда он был не на гастролях. И вот это было для меня просто такое, господи, первоклашка и вот этот солидный такой человек в таком верблюжьего цвета пальто с кашне, такой лысеющий, благородный такой господин. Он, значит, девочкам подарил маленькие вот такие вот букетики и, значит, мне тоже, и это было чудо, конечно. И потом я, так сказать, приятельствовала с Марианной класса, я думаю, где-нибудь до пятого по крайней мере: она заходила за мной, мы шли гулять. А двора не было, у нас не было двора в доме, в котором я жила, и мы ходили гулять к памятнику Юрию Долгорукому.

Сергей Николаевич: Там на Тверской, да-да.

Елена Санаева: Да, и там за ним через веревку прыгали и так далее. И однажды она мне там дала какой-то браслет поносить, я пришла домой, принесла, одела на руку. Мама говорит: «Откуда у тебя?» Я говорю: «Это мне Марианна дала». Она говорит: «Ты что, с ума сошла? Это золотой браслет, не дай бог ты потеряешь! Отдай немедленно!»

Ну вот и несколько раз я была в этом доме, это тоже, конечно, было для меня такой, в общем, как бы это сказать... Ну вы представляете, да, когда, в общем, нищенская такая вполне жизнь, стоял в кабинете Вертинского рояль, автограф Маяковского, книги какие-то чудесные, мебель антикварная. Заглядываю я в спальню, тоже там что-то такое необыкновенное было, комната девочек, где были две кровати, куклы были у них, так сказать, иногда одинаковые, иногда разные, девчонки дрались ногами там интересно из-за кукол, вот.

Ну а потом как-то уже, так сказать, я переехала, когда папа в конце концов выстроил кооперативную квартиру, мы переехали к метро «Аэропорт», и уже, так сказать, повзрослели...

Сергей Николаевич: ...жизнь развела, да?

Елена Санаева: Да, Настя уже начала в кино сниматься. Потом даже иногда мы встречались, они не здоровались со мной. Потом, когда папа стал секретарем Союза, они стали со мной здороваться, и так далее. Ну смешно.

Сергей Николаевич: И вы принадлежите к такой актерской семье, все-таки Всеволод Васильевич Санаев замечательный актер, долгое время был во МХАТе, был артистом Московского художественного театра.

Елена Санаева: Да.

Сергей Николаевич: Вот это ощущение первого театра страны, этих выдающихся, орденоносных артистов рядом у вас осталось в памяти?

Елена Санаева: Нет, вы знаете, потому что я тогда все-таки была слишком мала. Я запомнила, конечно, «Синюю птицу», это было необыкновенное впечатление: папа, молодой актер тогда, выходил в массовке в «черных людях», это когда они такие держали палки в руках и эти палки были покрыты вместе с телом актера черным бархатом, вот эти черные люди. Я читала там интервью какое-то с Ирой Мирошниченко, она молодая актриса тоже ходила в «черных людях».

Сергей Николаевич: Тоже была в «черных людях».

Елена Санаева: Да, вот. Потом папа рассказывал, что... Он такой шкодный был, в общем, смолоду, и там так актер был по фамилии Чебан, он играл собаку. И, значит, там втихаря его этой палкой по спине ударяли, и он, значит, лаял как бы.

Сергей Николаевич: Но вообще по своей воле я знаю, что из МХАТа никто не уходил, а Всеволод Васильевич ушел.

Елена Санаева: Папа уходил дважды.

Сергей Николаевич: А он уходил дважды, да.

Елена Санаева: Он дважды уходил, да. И последний раз он ушел, второй раз вернее он ушел, когда директором театра была Алла Константиновна Тарасова. Сниматься во МХАТе не отпускали, это можно было сделать только в отпуск, значит. И в конце концов папа понял просто, что больше уже невозможно так жить, и была возможность вступить в кооператив, и папа, идя вместе с Аллой Константиновной со спектакля, сказал: «Алла Константиновна, я решил уйти из театра». Она говорит: «Севочка, а почему? К вам все так хорошо относятся». Он говорит: «Я понимаю, Алла Константиновна, но ролей, ради которых я мог бы жертвовать интересами своей семьи, у меня нет, – хотя у него были хорошие роли во МХАТе. – А сниматься не отпускают, поэтому я должен, в общем, подумать...»

Сергей Николаевич: Он никогда не жалел о том, что ушел из МХАТа?

Елена Санаева: Нет, никогда.

Сергей Николаевич: Никогда.

Елена Санаева: Это самый страшный сон был для него, что он возвращается во МХАТ.

Сергей Николаевич: Я так понимаю, что ваш выбор профессии был некоторой неожиданностью для родителей, по крайней мере они ничего не делали, для того чтобы вас как бы на эту стезю подвигнуть.

Елена Санаева: Да нет, вы знаете, я думаю, что очень немного родителей, которые хотели бы...

Сергей Николаевич: ...чтобы их дети были актерами.

Елена Санаева: …чтобы дети повторили их как-то биографию. Потому что, понимаете, попасть, допустим, в театральный по блату можно, но дальше уже как бы ты сам за себя. И мы знаем случаи довольно горестные, когда дети, в общем... Ну они актеры по профессии, но они довольно бледные фигуры, так бы я сказала, поэтому это ничего не значит, если твои родители актеры.

Сергей Николаевич: А Всеволод Васильевич как-то вас учил, направлял?

Елена Санаева: Да нет, нет.

Сергей Николаевич: Был ли какой-то совет, который он вам дал?

Елена Санаева: Нет-нет-нет.

Сергей Николаевич: Нет, ничего не было?

Елена Санаева: Нет, ничего этого не было. Вообще даже когда я сказала, что меня на второй тур допустили, среди зимы был добор в Щепкинском училище, и я папа сказала, мне сказали, чтобы я поменяла репертуар, то есть прозу можно оставить ту же, а басню и стихи поменять. Но басни я вообще не умела читать, кто знал, что потом я лису сыграю, да, озвучивала корову, ворону, пингвиниху и так далее. Но басни я не любила, читать мне казалось каким-то кривлянием таким. И в нашем доме жил такой профессор Раевский...

Сергей Николаевич: А, знаменитый, да-да.

Елена Санаева: Да-да, который преподавал в ГИТИСе, он во МХАТе работал. И папа ему позвонил, и я слышала этот разговор, это было потрясающе, конечно. Он сказал: «Слушай, ты понимаешь, моя «лопата» поступает в театральный институт». Почему «лопата»? Я вообще симпатичная девица была. И когда я пришла к Раевскому с папой, я зажалась до такой степени, что я ничего прочитать не могла ему, вы понимаете? Ну что это такое, артистка? Ужас. И он так говорит: «Ну ладно, ты почитай, вот, может быть, Твардовского «Переплясы» из «Страны Муравии». А басню... Читай вот эту вот, знаешь, «Слона-то я и не приметил». Ну вот.

Когда меня попросили спеть русскую песню, у меня все русские песни из головы вылетели, и я грянула «Я на горку шла, тяжело несла, Уморилась, уморилась, уморилася». Все ужасно хохотали, когда я поступала, потому что там старшекурсники сидели сзади. И потом, когда я вышла, говорят: «А что ты читала? Чего ты читала?» Они думали, что я что-то такое смешное читала, что там старшекурсники смеялись. Но зато потом меня опять когда попросили спеть что-то русское, я, значит, грянула «Из-за острова на стрежень».

Сергей Николаевич: Я знаю, что Ролан Быков как-то вам сказал: «Санаева, ты настоящая русская актриса. Правда, русские актрисы советскому кино не нужны. Но я все равно для тебя придумаю роль, и ты взорвешься успехом. Но тогда тебя у меня уведут». Он боялся, что успех вас может разлучить, может вас развести?

Елена Санаева: Да вы понимаете, в чем дело? Он вообще недоверчивый человек довольно был. При всей своей какой-то открытости такой, общительности он был достаточно недоверчивый человек. Я ему как-то сказала: «Ты, наверное, сам обманывал многих и поэтому ждешь подвоха какого-то». Он все время мне говорил: «Нет, такая красавица не могла меня полюбить». Какая я красавица? Я никогда в жизни не считала себя красавицей, так сказать, не было повода так думать, но он считал, что я красавица, он считал, что нет, это невозможно, «все равно она уйдет от меня, все равно ее уведут у меня» и так далее, и так далее: вот когда они увидят, какая я замечательная актриса, то тогда все, тогда посыпятся предложения, и тогда, значит, мой выбор падет на какого-то другого человека.

Сергей Николаевич: То есть логика была такая, да?

Елена Санаева: А?

Сергей Николаевич: Логика его такая мужская была именно такая, да, что вас могут увести и поэтому... ?

Елена Санаева: У него было несколько ролей мужских в отношении меня, но... Я как-то ему сказала, когда он наконец созрел и начать писать сценарий «Грозы», мечтал поставить эту картину...

Сергей Николаевич: Ага, по Островскому, да?

Елена Санаева: Я говорю: «Рол, ты будешь так долго писать, что я уже смогу играть только Феклушу, которая там говорила про людей с песьими головами».

Сергей Николаевич: Да-да-да. Сценарий состоялся «Грозы»?

Елена Санаева: Вы знаете, он написал, да. Сначала написала сценарий Инна Веткина такая, которая написала «Буратино», сценарий к «Буратино». И, значит, она дала почитать, и Ролан подумал, что, в общем, неплохо бы это сделать, наверное, и очень интересно придумал эту историю, потому что, представляете, была жива, в прекрасной форме Нонна Мордюкова, она бы Кабаниху сыграла, там было кому поиграть.

И я выглядела очень молодо, и он считал, что это должна быть героиня такая, понимаете, вот она пришла: «Здравствуйте!» – слишком громко сказала, понимаете? И это раздражает, что она такая смелая, понимаете? Нас же учили, что это темное царство, а темное царство такое, что можно подворовывать там, дочка может, что-то, так сказать, бегать там налево, но чтобы все было шито-крыто. А это вот такая вот, понимаете, вот полюбила, Тиша хороший, но вот Борис – это что-то необыкновенное, это такой человек, это... И все, она уже ничего с собой сделать не могла, а вот такая жизнь фальшивая... А тогда и не надо вашей жизни, если по-другому жить нельзя, понимаете? Поэтому это был интересный довольно такой взгляд на «Грозу». Но когда...

Сергей Николаевич: А почему не состоялось?

Елена Санаева: Ну он пришел к Ермашу, тот спросил, кто будет играть Катерину. Ролан сказал: «Ну я буду пробовать». Ну и потом он сказал: «Знаешь, Лен, они не дадут мне это сделать», – и оставил этот замысел.

А потом понимаете, в чем дело? Он же притом, что он был замечательный режиссер, он был громадный лицедей, конечно, и всегда сыграть не просто новую роль, а новый тип человеческий какой-то, новый характер ему было очень любопытно всегда, он был очень жаден в этом смысле. И поэтому это все так отодвигалось-отодвигалось... Замечательный сценарий был... Вернее не сценарий, он был недописан, этот сценарий, но Володин написал сценарий «Блондинка». Блондинки, шатенки, брюнетки – это те костыли в жизни многих талантливых мужчин, которые как бы по своему высшему счету какому-то состоявшиеся, но по иерархии в социуме нет, понимаете?

Сергей Николаевич: Ага.

Елена Санаева: И как говорил Ларошфуко, женщина дает мужчине цену по сегодняшнему дню, то вот эта женщина, которая любила героя этого сценария, – это вот та опора в жизни мужчине, которая не дает ему сломаться, не дает ему потерять веру в себя и так далее, и так далее, дает ему истинную цену как мастеру, понимаете, по-булгаковски, так скажем, вот. И это такой характер был, и это очень ложилось, в общем, на меня...

Сергей Николаевич: ...на ваши отношения с Роланом, да?

Елена Санаева: Да. Но начались тоже, значит... Во-первых, понимаете, в чем дело? Сценарий был не прописан Володиным, и Ролан немножко подключился, так сказать, и увидел, как насторожился Володин, понимаете? Он очень ревностно относился, хотя, в общем, принимал какие-то вещи, которые Ролан предлагал, углубляя эту историю. Еще раз говорю, непрописанный сценарий был. И когда Ролан вышел на Павленка, это зампредседателя Госкино, и он сказал: «Ну что это за герой у вас, какой-то диссидент? Живет почему-то в каком-то вагончике у кого-то на даче. Кто он вообще?» А Ролан, которого много лет, в общем, в Госкино поддавливали, он сказал: «Ну хотите, я сделаю его лауреатом Государственной премии?» – «Не надо ерничать», – ему сказал председатель Госкино. И Ролан понял, что они не дадут ему сделать этот сценарий, не дадут. И, так сказать, Володин как-то чего-то заерзал...

И потом вдруг он был по каким-то своим делам в Госкино, он встретил Любшина, который, значит, шел туда со сценарием «Блондинки». То есть Володин прелестный такой, весь из себя, так сказать, непосредственный… Ну я не знаю, чем он руководствовался, но Любшин сделал хорошую дебютную картину, и он, не сказав ничего Ролану, предложил сценарий Любшину, и тот пришел в Госкино. И Любшин благородный человек, он сказал Ролану славно: «Ты же не будешь штрейкбрехером?» И… отступил, понимаете?

Сергей Николаевич: То есть такие битвы шли за сценарий? Понятно, да.

Елена Санаева: Но надо сказать, что когда в Доме кино отмечали юбилей Володина, то к Ролану подходили люди из органов и говорили: «Ролан Антонович, вам не надо вести этот вечер, вам не надо». Он говорит: «Почему?» – «Ну вы понимаете, у него сын в Америке, и Володин связан с валютой и так далее». И Ролан сказал: «Как я могу Володина предать? Я, конечно, буду вести этот вечер», – и он его провел. Ну это уже подробности лишние, но во всяком случае, понимаете, у каждого талантливого человека свои какие-то бесы есть, с которыми иногда он не справляется. Сценарий – это одно, а какие-то личностные вещи – это другое. Но и «Блондинка» тоже не состоялась. А потом это уже было не важно.

Сергей Николаевич: Ну вот в народном сознании вы, конечно, лиса Алиса, конечно, это «Буратино».

Елена Санаева: Да еще десять ролей сыграй, и все равно умрешь лисой Алисой, поэтому...

Сергей Николаевич: Вы говорите об этом с горечью и сожалением, а между тем увидели актрису бурлеско, актрису, прекрасно умеющую владеть вот этим жанром.

Елена Санаева: Вот и Ролан мне говорил: «Санаевское отродье. Ты чисто играешь, без швов!» Да, вот это есть у меня такая особенность, я так легко перехожу из жанра в жанр.

Сергей Николаевич: Ага.

Елена Санаева: Была такая сказка, которая, в общем, прошла тоже так незаметно, «Честное волшебное», где я сыграла злую волшебницу Сойдет-и-так, как Ролан помог мне одной фразой: «Это женский вариант Бармалея».

Сергей Николаевич: Ага.

Елена Санаева: И это была моя, так сказать, путеводная нить, понимаете? Потом картина, которую тоже не увидел свет, она была, наверное, в каком там, уж лет десять, наверное, – я сыграла Бабу-ягу.

Сергей Николаевич: Тоже было, да?

Елена Санаева: Бабу-ягу, ой, я счастлива была так! Я преображалась в разных молодок, с косами вообще, и с вот такими ресницами, и потом со страшными космами седыми, с черными зубами, так сказать, с костяной ногой и так далее, это было ликование просто.

Сергей Николаевич: Хочу на другую немножко тему. После выхода повести вашего сына «Похороните меня за плинтусом» жизнь вашей семьи оказалась как бы под двойным прицелом и читателей, и кинематографистов, притом что все понимали, что это самостоятельное художественное произведение, все-таки там было много...

Елена Санаева: Нет, очень многие считали...

Сергей Николаевич: ...автобиографического.

Елена Санаева: Да, особенно, так сказать, наш киношный ряд, актерский.

Сергей Николаевич: А вы помните свое первое ощущение от прочтения этой повести?

Елена Санаева: Помню, да, я смеялась и плакала.

Сергей Николаевич: И вас не испугало то, что это будет опубликовано?

Елена Санаева: Вы знаете, что? Мы при жизни, ну мама тогда уже нездорова была очень, при жизни папы мы не давали читать эту книжку, потому что для него это был бы удар в сердце, потому что жизнь была отдана Паше, и так они любили, не так они любили, но Паша был в их жизни №1. Если Паша заболевал, а он болел часто, то папа ехал на другой конец города за какими-то лекарствами гомеопатическими, вызывали каких-то врачей и так далее, какие-то диеты. В общем, мама-то его залечивала, конечно, понимаете, потому что, когда он стал жить с нами, первое, что мы сделали, – мы отдали его в дзюдо, вот. Но это было бы для них...

Сергей Николаевич: ...ударом, да?

Елена Санаева: Для папы это было бы страшным ударом. Но Ролан... Писать, собственно говоря, Паша начал во многом благодаря Ролану, и он считал, что искусство – это мера откровенности и в актерском деле, потому что ты из себя все равно все вынимаешь. А в человеке намешано все, и не зря же говорят, что поле битвы есть сердце человеческое, потому что...

Замечательную историю я слышала, прекрасный сценарист Арабов, он ехал когда во ВГИК, он ехал с пересадками. И когда он садился на троллейбус, он проходил мимо пустыря, где он видел каких-то старушек, которые стояли на коленях и молились. Он был верующий человек, и он как-то спросил: «А чего вы молитесь-то?» Они говорят: «Милок, здесь храм был, понимаешь? Вот мы молимся, чтобы его восстановили», – это когда начали восстанавливать храмы. Ну и он тоже, значит, к ним прилаживался и тоже, значит, молился, чтобы храм восстановили. И бабуля одна сказала: «Ты вот когда крестишься, ты по этому-то плечу бей, вот он тут-то и сидит, бес», – понимаете? Если тут ангел, то бес тут, и это все в человеке есть, понимаете? Только многие умеют это прятать, кто-то меньше прячет, потому что, как говорится, если бога нет, то все дозволено. И...

Сергей Николаевич: Но вот я знаю, что когда...

Елена Санаева: Вот эта мера откровенности... Ведь, понимаете, это все равно написано с любовью, с любовью и прощением, потому что, в общем-то, если бы мы еще на год опоздали, мы бы парня поломали. А то, что мы его забрали и потом через какое-то время он снимался в «Чучеле», он жил в этом коллективе и он увидел Ролана в работе, и его видение, невозможно было его не полюбить, понимаете? И по отношению его к людям, к актерам и по отношению группы к нему и так далее он очень повзрослел, понимаете? И вот когда Паша... Понимаете, в реанимацию четвертого управления никого не пускали, конечно...

Сергей Николаевич: Это к Ролану Антоновичу, да?

Елена Санаева: Но вообще никого не пускали, но я там была все дни, пока он уходил, две недели где-то. И Пашу впустили. И когда он меня вез обратно, уже, в общем, было понятно, что это последние часы жизни, Паша меня вез, у него на глазах появление слезы, он сказал: «Знаешь, мама, я очень тебя люблю, но так, как меня понимал Ролан, наверное, меня ни один человек на свете понимать не будет». Вот это заслуга Ролана, понимаете?

Сергей Николаевич: Ролана Антоновича, да.

Елена Санаева: И повесть вышла во многом, так сказать, благодаря ему, потому что Ролан всячески его поддерживал, и вторую бы книгу он написал, так сказать... Вот сейчас он пишет третью книгу, сказал: «Все, мама, вот третью книгу я напишу и все, больше я писать не буду», – потому что он пишет мучительно. Есть счастливые люди, которые пишут легко, понимаете? Он пишет мучительно, просто мучительно. Я говорю: «Сынок, зачем ты стал писать третью книгу?» – «Я должен, мама, это для меня как бы трилогия, я должен это написать».

Сергей Николаевич: Я хотел вас вот еще о чем спросить. Когда встал вопрос об экранизации «Похороните меня за плинтусом», я знаю, что режиссер предложил вам сыграть роль вашей мамы и вы отказались. Это так?

Елена Санаева: Нет-нет-нет, не так.

Сергей Николаевич: Нет?

Елена Санаева: Нет, все не так было. Дело все в том, что была студия «Глобус» в Фонде кино и телевидения для детей и юношества, который возглавлял Ролан, этой студией руководил писатель замечательный детско-юношеский Владимир Железников. И он предложил... Во-первых, сначала был конкурс на лучший сценарий, который проводило Госкино, и Паша написал по своей повести сценарий, и он выиграл, значит, первое место занял. И тогда, значит, Железников предложил ему постановку. А Паша заканчивал свою дебютную картину, и он что-то затянул, понимаете, а они уже получили под картину...

Сергей Николаевич: ...нужный грант, да?

Елена Санаева: ...какие-то деньги, понимаете? И они перенесли на год. А он, значит, стал в это время вторую картину снимать. И они говорят: «Паша, ну мы деньги получили, мы не можем больше ждать». Звонил Панфилов, хотел это делать, и, конечно, Панфилов в тандеме с Инной Чуриковой это была бы, наверное, великая картина, понимаете, потому что Инна грандиозная актриса, в ней и трагизм есть, и юмор... Эта вещь без юмора невозможна, понимаете?

Мне играть маму... Мне играть не надо, она во мне, в порах, понимаете? «Леля, что у тебя на голове?» – «Мама, это шапка». – «Леля, это кастрюля, а не шапка!» – понимаете, что тут играть? И я пробовалась на эту роль, когда... Звонил Учитель, тоже хотел делать эту картину, Паша, так сказать, сказал, что нет-нет-нет, а потом они сказали: «Все, Паша, мы не можем больше ждать, – а он еще не разделался с предыдущей картиной, со второй. – У нас просто заберут деньги», – а это тоже их жизнь, студии, понимаете?

Сергей Николаевич: Ну понятно, да.

Елена Санаева: И они тогда на фестивале в Выборге выловили Снежкина, он был свободен, он взялся это делать, он вызвал меня, Паша сказал, что, в общем, это роль для мамы. Он вызвал меня попробоваться и сказал, что нет, в ней нет злости, она слишком молода. Мне было 65 лет, что значит «молода», понимаете? И злость... А что злость играть? – вытаращил глаза, жилы надул, вот тебе злость, чего тут?

Но в том-то и дело, что в ней столько сочеталось всего, понимаете? И проклятье, и потом слезы о своей, в общем, загубленной жизни несостоявшейся, чего в ней только ни было, и юмора бездна, понимаете, которую Паша, так сказать, улавливал и чувствовал. Я не видела эту картину, я видела только кинопробы, и я поняла, куда, так сказать, он ведет эту картину. И потом Сергей говорил, он хороший режиссер, но не на все, как говорится, не на все жанры, вот. И он говорил, что для него это счеты с Софьей Власьевной, так он называл советскую власть.

Сергей Николаевич: Ага, советская власть.

Елена Санаева: Ну, у нас многие могли бы сводить счеты с советской властью, многим она жизнь попортила, но многих она вывела в люди, эта жизнь, потому что страна была крестьянская, не будем забывать, и люди, если даже взять того же папу моего, у которого было четыре класса образования, который приехал в Москву, будучи уже чуть ли не мастером на гармонной фабрике, он закончил сначала рабфак, потом театральный техникум у Плотникова, изумительного актера вахтанговского, потом закончил ГИТИС и потом уже стал актером МХАТа, понимаете? У него было стремление, и можно было не купить это, а добиться этого, понимаете? И было бесплатное образование. Да, был блат, конечно, но ты мог трижды поступать в мединститут, но ты хочешь быть врачом и ты в конце концов стал им, понимаете? И расслоения такого безумного не было, которое сейчас.

Сергей Николаевич: В общем, вы фильм не приняли, я так понимаю?

Елена Санаева: Что? Я?

Сергей Николаевич: Фильм этот не приняли? Вы не стали его смотреть?

Елена Санаева: Я не стала. А что мне его смотреть? Я по пробам поняла, куда он ведет, поэтому...

Сергей Николаевич: Что это не туда, ага.

Скажите, вот все-таки мы здесь, в этом театре, мне хотелось бы услышать от вас, что для вас значит этот театр «Школа современной пьесы».

Елена Санаева: Ну, вы знаете, во-первых, я очень благодарна Иосифу, это для меня был очень счастливый такой звонок. Он предложил мне ввестись в спектакль, заболела Шацкая Нина, которая играла роль в спектакле по пьесе Улицкой.

Сергей Николаевич: Улицкой, ага.

Елена Санаева: Да, пьеса Улицкой.

Сергей Николаевич: «Русское варенье», да?

Елена Санаева: Это такой парафраз «Трех сестер» чеховских, в общем, с такой издевкой немножко написана пьеса о том, как одна сестра работает в сексе по телефону, вторая, так сказать, пытается бизнесом каким-то заниматься и так далее, а я играю тетку, на которой держится этот дом. Мать работает день и ночь... В общем, семья разлагается, распадается, так скажем. Значит, Нина заболела, у нее там несмыкание связок было, она долго болела бронхитом, и мне он предложил ввестись, и мы в очередь играли этот спектакль. А потом пришли какие-то другие роли, и так как-то я вписалась. И, в общем, это оказался моим домом таким, где ко мне хорошо относятся и я ко всем хорошо очень отношусь.

И десять лет я уже служу в этом театре, и, в общем, наверное, это мое спасение какое-то, потому что, сами понимаете, в возрасте актрисы почти не снимаются, вот. А то, что продлевается какая-то творческая жизнь, ты, в общем, находишься все равно в каком-то преодолении себя, своей лени, может быть, своей апатии, своих огорчений каких-то, ты, в общем... Да даже если плохо себя чувствуешь, пришли люди, купили билеты, они ни в чем не виноваты – давай, выходи, делай свое дело честно, вот и все. Так что это счастливые мои десять лет.

Сергей Николаевич: Прекрасно. Спасибо большое, Елена Всеволодовна, спасибо.

Елена Санаева: Не за что.

Сергей Николаевич: Это была прекрасная Елена Санаева, ведущая актриса «Школы современной пьесы». Но на этом наше знакомство с театром не заканчивается. В следующем выпуске программы «Культурный обмен» героем станет актер и режиссер Александр Галибин. А я, Сергей Николаевич, прощаюсь с вами. Всего доброго, до свидания.