Американцы не умеют пить. Дипломатия тридцатых

Леонид Млечин: У третьего в истории Советской России наркома иностранных дел Максима Максимовича Литвинова до революции в годы подпольной работы было много кличек: Папаша, Граф, Феликс. Его главная миссия – покупка оружия для боевиков-подпольщиков. Может быть, поэтому Сталин его так высоко ценил? Максим Литвинов занимал пост народного комиссара иностранных дел 9 лет – с 1930 по 1939 год. В отличие от своих предшественников Чичерина и Троцкого менее эмоциональный Литвинов лучше приспособился к новой жизни. Он прекрасно понимал, что можно и чего нельзя делать. Но при этом Литвинов умел быть принципиальным, отстаивал свою точку зрения и говорил правду в глаза. Эти редкие качества предопределили и его взлёт, и его падение.

НАРКОМ ЛИТВИНОВ. АМЕРИКАНЦЫ НЕ УМЕЮТ ПИТЬ. ДИПЛОМАТИЯ ТРИДЦАТЫХ

Леонид Млечин: Будущий нарком родился в 1876 году в Белостоке, окончил Реальное училище и поступил на военную службу в царскую армию. Увлёкся социал-демократическими идеями, в 22 года вступил в партию и был арестован вместе со вместе составом Киевского комитета Российской социал-демократической рабочей партии. Его ждала ссылка, но летом 1902 года вместе с ещё 11 заключёнными он бежал из киевской тюрьмы – Лукьяновского замка. Полиция разослали его приметы по всей империи: «Рыжий шатен, роста 2 аршина 6 вершков, телосложения здорового, волосы на бороде и баках бреет, глаза голубовато-серые, близорукий, носит очки, лицо круглое, цвет кожи смуглый, лоб широкий, нос прямой, голос тенор». Литвинова не поймали, границы были тогда прозрачными. Как и многие другие социал-демократы, он перебрался в Швейцарию, где сразу сделал правильный выбор, определивший всю его дальнейшую жизнь, – примкнул к Ленину. Владимир Ильич определил его заниматься денежными делами, усадил за бухгалтерские книги. Литвинов стал кассиром партии, и очень скупым.

Он завоевал доверие Ленина и ему поручили куда более важное, но и опасное дело – транспортировку нелегальной литературы и оружия в Россию. Литвинов отличался завидным мужеством, несколько раз тайно приезжал в Россию. Причём Царская полиция знала об этом от своей агентуры, пыталась наладить наружное наблюдение, но он легко от него уходил. В 1906 году Литвинов открыл липовую контору в Париже и, выдавая себя за офицера эквадорской армии, стал заказывать оружие – патроны в Германии, винтовки в Италии, пулемёты в Дании, револьверы в Бельгии. В закупках оружия ему помогал болгарский революционер Борис Спиридонович Стомоняков, который потом будет работать у него в наркомате иностранных дел. Приобрести оружие оказалось не таким уж сложным делом. Но как его отправить на Кавказ, где томились без дела боевые группы социал-демократов? И Литвинов решил обратиться к болгарам, и говорил им: «Это оружие предназначается для армян, они готовят восстание против турок, поддержите их». Болгары турок не любили и помогли. 500 маузеров, 500 карабинов, 9 пулемётов, 3 миллиона патронов и тонну динамита доставили в Варну, где стояла зафрахтованная им яхта «Зора». В ночь на 29 ноября 1906 года оружие погрузили на борт. К экипажу присоединилась группа боевиков под руководством знаменитого Камо – Симона Аршаковича Тер-Петросяна. Утром 29 ноября яхта снялась с якоря. Но 1 декабря села на мель у берегов Румынии. Груз попал в руки румынских властей. Тер-Петросян плохо говорил по-русски, слово «кому» он произносил как «камо». Сталин, который ему покровительствовал, так его и называл: Камо. Прозвище закрепилось и стало именем. Тер-Петросяну поручили обеспечить социал-демократов деньгами. Социал-демократы не считали это грабежом, а называли «экспроприацией». Большевистским боевикам удалось провести несколько удачных «эксов».

ПАПАША ИДЁТ В БАНК

Леонид Млечин: Самую знаменитую операцию Камо организовал в Тифлисе в июне 1907 года. Тифлисская контора государственного банка получила из Санкт-Петербург по почте 375 тысяч рублей 500-рублёвыми ассигнациями. Камо переоделся в офицера, его боевая группа человек в 50 человек рассыпалась по всей Эриванской площади. Около 11 появился фаэтон, в котором везли деньги. Камо отдал приказ. И боевики открыли огонь. В фаэтон полетели бомбы, он перевернулся. Камо вытащил оттуда деньги и исчез. В перестрелке 3 человека были убиты и около полсотни получили ранения. Боевики захватили огромную по тем временам сумму, но воспользоваться этими деньгами оказалось не так просто. Деньги перевозились в крупных купюрах, номера захваченных банкнот сразу же сообщили российским и иностранным банкам. Большевики решили, что иностранные банкиры окажутся менее бдительными, чем отечественные, предупреждённые полицией, благо в те времена рубль был свободно конвертируемой валютой. Деньги вывезли в Париж, поменять их поручили Литвинову. Обмен должен был произойти 8 января 1908 года сразу в нескольких городах. Сам Литвинов отправился в банк вместе со своей помощницей Фанни Ямпольской. Но царская полиция обратилась за помощью к европейским коллегам и Литвинова арестовали. Деньги конфисковали, но в причастности к ограблению обвинить его не смогли. За российского единомышленника вступились влиятельные французские социалисты. Его освободили. Считается, что в 30-е годы Литвинов не стал жертвой массовых репрессий, потому что вождь до конца жизни сохранял благожелательное отношение к боевому соратнику.

Литвинов устроился в Англии и до конца жизни оставался англофилом, что со временем поставят ему в вину. В 1916 году он женился на британской писательнице Айви Лоу. В Англии у Литвиновых родились дети – Михаил и Татьяна. Литвинов предупреждал жену: «Ты имей в виду, если в России начнётся революция, я сию же минуту уезжаю». Айви последует за ним в Россию, где её назовут Айви Вальтеровной. После Февральской революции Литвинов занимался тем, что переправлял эмигрантов в Россию. 3 января 1918 года вечерние лондонские газеты сообщили, что эмигрант Максим Литвинов назначен полномочным представителем Советской России в Англии. Он нанял сотрудников, снял помещение, на двери повесил табличку: «Русское народное посольство». До заключения Брестского мира к Литвинову в Англии относились довольно прилично. Его бесконечно интервьюировали, он вообще стал лондонской достопримечательностью. Когда Москва подписала Брестский мир с немцами, представителей Советской России стали воспринимать как врагов. 1 сентября 1918 года в Москве арестовали британского дипломата Брюса Локкарта. 6 сентября лондонская полиция провела обыск в квартире Литвинова, его самого арестовали и потом обменяли на Локкарта.

«СКАЖИ СВОЕЙ АНГЛИЧАНКЕ: МЫ ЕЁ НЕ ТРОНЕМ»

Леонид Млечин: Старые большевики помнили умение Литвинова вести финансы и в Москве его назначили членом коллегии Наркомата рабоче-крестьянской инспекции и одновременно заместителем председателя Главного концессионного комитета. Отношения с иностранными бизнесменами предлагалось строить на основе концессий, то есть предоставления в аренду предприятий и природных ископаемых. Но дипломатические поручения постепенно вытесняли все остальные задания. Имя Литвинова стало известным летом 1922 года, когда он возглавил советскую делегацию на Международной конференции в Гааге. Там собрались представители 27 государств, чтобы обсудить вопрос о долгах России и возможном предоставлении ей кредитов. На кредиты Советская Россия очень рассчитывала, но признавать долги, сделанные царским и Временным правительством, отказывалась наотрез. Конференция закончилась провалом, но в те времена в Москве именно такая дипломатическая работа пользовалась почётом. «Правда» опубликовала басню Демьяна Бедного «Антантовская лиса и советский журавль»: «Литвинов, честь ему и слава, смышлёный парень и не трус. Вокруг него шумит облава, А он сидит, не дует в ус».

Максим Литвинов стал одним из двух заместителей наркома иностранных дел, но энергия, организаторские способности, широкие связи в партийном руководстве быстро поставили его на первое место в дипломатическом ведомстве. Он вёл себя самостоятельно, спорил с наркомом. Замещал Чичерина, если тот покидал Москву, и фактически возглавил наркомат, когда Георгий Васильевич заболел и уехал лечиться за границу. В наркомате Литвинов стал образцом организованности и пунктуальности. Он обладал завидным трудолюбием и твёрдым характером, держался с достоинством, терпеть не мог лести и подхалимства.

22 июля 1930 года в газетах появилось постановление президиума Центрального исполнительного комитета СССР об утверждении Литвинова наркомом. Но в партаппарате многие относились к нему с недоверием. Он был женат на англичанке, на буржуйке, которая н стеснялась в выражениях, говорила, что думала. В 1927 году Айви Литвинова написала письмо, в котором указала, что она ничего не имеет против советской власти и просит не верить нелепым слухам. Письмо попало Сталину. Он прочитал и вызвал Максима Максимовича: «Скажи своей англичанке, что мы её не тронем». И действительно – не тронули. Накануне назначения на пост наркома у Литвинова начались большие неприятности из-за его брата Савелия Литвинова. История была в ту пору громкая, переросшая в международный скандал. «Своего брата Савелия Максимовича Литвинова могу без малейшего колебания рекомендовать на ответственную должность как честного и преданного интересам советской власти работника, – писал Максим Литвинов в феврале 1924 года. Савелий Литвинов работал в советском торгпредстве в Берлине. Летом 26-го года его командировали в Италию, он уже через 2 месяца он вернулся, а место его уже было занято, и влиятельный брат ничем не мог помочь, потому что торгпредства подчинялись другому наркомату – внешней торговли.

Савелий пытался заняться бизнесом, но неудачно. Осенью 1928 года он приехал в Париж. И тут от него потребовали расплатиться по сомнительным векселям, выданным берлинским торгпредством. Советское торгпредство назвало векселя «грубой подделкой». Дело рассматривал французский суд, присяжные должны были решить вопрос: Савелий Литвинов – жертва интриги или же преступник. На суде Савелий рассказал немало любопытного о финансовых операциях советских учреждений за границей. Адвокат советского торгпредства пытался укорять Савелия. Говорил ему: «У вас такой знаменитый брат, он – министр иностранных дел республики, которая занимает шестую часть суши, и он-то ведь любит вас, он вам пытается помочь. Зачем же вы всю эту грязь выворачиваете здесь, на судебном процессе?». Присяжные признали Савелия невиновным.

Скандальная история не повредила Максиму Максимовичу, Сталин доверял Литвинову. Немного в истории советской дипломатии найдётся такого рода телеграмм, как та, которая была утверждена на заседании политбюро в мае 1931 года. Она адресована Литвинову, участвовавшему в заседании подготовительной комиссии по разоружению в Женеве: «Ваши выступления в Женеве политбюро считает правильными по существу и безупречными по форме и тону. Не возражаем против участия во всех названных вами Женевских комиссиях и подкомиссиях в форме, в которой вы найдёте целесообразным». Максим Максимович чувствовал себя уверенно, он вообще был человеком смелым, заинтересовался авиацией в те года, когда на самолёт посматривали ещё с опаской и высшим руководителям запрещали летать.

НЕ СПЕШИТЕ ВОЗВРАЩАТЬСЯ!

Леонид Млечин: Жена Фёдора Фёдоровича Раскольникова, который был полпредов в Афганистане, Эстонии, Дании, Болгарии, оставила воспоминания о посольской жизни тех лет Когда они с мужем приезжали в Москву в отпуск и искренне говорили, что им надоело жить вдали от Родины, один из коллег шёпотом отвечал: «Не спешите возвращаться». Сотрудники полпредств старались на людях хаять страну пребывания и вообще заграничную жизнь. Если советскому дипломату нравилась буржуазная действительность, и он не умел это скрыть, его быстренько возвращали на Родину. А уже очень многим хотелось поработать зубрежом, жизнь была скудной. Некоторые загранработники решили не возвращаться. Только за 1 год, с осени 1928 по осень 1929 года, 72 загранработника отказались возвращаться в Советский Союз. Отбор на дипломатическую работу стал более жёстким: не допускали тех, у кого были родственники за границей, «неправильное» происхождение или отклонение от партийной линии.

В 1930 году политбюро постановило: «Временно, впредь до особого постановления ЦК: запретить командировки за границу театров, спортивных команд, делегатов на выставки, литераторов, музыкантов и т. д., а также, как правило, делегатов на научные съезды. Исключения допускать лишь в каждом отдельном случае по особому постановлению ЦК». В 20-х годах дипломатический корпус состоял из старых большевиков – людей образованных, бывавших за границей, знавших языки. В 30-х за рубеж стали посылать «выдвиженцев», как тогда говорили, то есть мобилизованных на дипломатическую работу партийцев, неподготовленных и не «испорченных» знаниями иностранных языков. Советские руководители в ту пору отказывались встречаться с иностранными государственными деятелями и дипломатами. Только в 1933 году в Кремле стали принимать некоторых иностранных послов. А первым европейскими министром которого приняли в Москве на высшем уровне, был англичанин Энтони Иден, тогда лорд – хранитель печати. Со временем он станет министром иностранных дел и главой правительства. Ездить за границу Сталин категорически отказывался, но именно он решал все внешнеполитические вопросы. Причём генеральный секретарь старался вникать во все серьёзные проблемы и часто не соглашался с мнением наркомата. В конце 20-х установилась практика, когда любые ключевые заявления дипломатов, текст документов, переписка с другими странами, директивы советским делегациям на международных переговорах должны были получить предварительное одобрение политбюро как высшего органа власти в стране.

В конце 20-х-начале 30-х годов политбюро заседало 4 или 3 раза в месяц. Начинали в 11 утра, заканчивали иногда в 7 вечера, но делали перерыв на обед. Все приглашённые толпились в секретариате – небольшой соседней комнате, их вызывали по очереди. До осени 1929 года заседания политбюро вёл глава правительства Алексе Иванович Рыков. Потом – сменивший его Вячеслав Михайлович Молотов. Сталин сидел на противоположном от председательствующего в конце стола, внимательно слушал выступавших. Иногда вставал и ходил по комнате, потом высказывал своё мнение. Если выступали споры между членами политбюро, вопрос снимался с обсуждения и отправлялся на дополнительную доработку, неподготовленные вопросы не рассматривались. Менее важные решения оформляясь опросом членов политбюро. Им либо рассылали опросные листы, на которых они писали «за» или «против» или просто выясняли их мнение по телефону.

КАК ПРОТИВОСТОЯТЬ ГИТЛЕРУ?

Леонид Млечин: Весна 1933 года стала временем переоценки и пересмотра внешнеполитических ориентиров. Ещё недавно Литвинов на политбюро доказывал, что во внешней политике надо ориентироваться на Берлин. Но приход нацистов к власти в Германии изменил геополитическую карту Европы. Литвинов предлагал поладить с Англией, пойдя на какие-то уступки, например признать долги царской России. Но Сталин план не любил делать уступки. Кроме того, он считал Англию главным врагом страны. В декабре 1933 года ЦК принял план Литвинова – вступить в Лигу Наций, которая была предшественницей ООН, продолжить установление дипломатических отношений со странами-членами Лиги Наций, создать региональный пакт о взаимной помощи от агрессии Германии. С 1934 года Москва ищет военно-политического союза с соседями. Идея «санитарного кордона» приобретает иной смысл. В 20-х годах Запад пытался отгородиться от Советской России. Теперь Советский Союз хотел использовать те же восточноевропейские страны, чтобы отгородиться от опасности, исходящей от нацистской Германии. Стало ясно, что особую ценность приобретают хорошие отношения с Прибалтикой, где нельзя было допустить укрепления сил, дружественных Гитлеру. Решили продлить с этими странами пакты о ненападении еще на 10 лет, установить отношения с балтийскими военными, пригласить их в Москву.

В середине 30-х Сталин задумался об истерических связях славянских народов. О том, что давние симпатии можно использовать в текущей политике. Один чехословацкий дипломат весной 1934 года передал советскому полпреду в Праге слова президента страны Томаша Масарика: «Русские не понимают, каких псов они могли бы иметь против Европы в лице среднеевропейских малых государств». Но это было время, когда в Восточной и Центральной Европе все друг друга ненавидели и боялись, и предъявляли соседям претензии, часто территориальные. Границы были установлены странами-победительницами в Первой мировой войне. Они хотели, чтобы народы, прежде входившие в состав Австро-Венгерской, Оттоманской и Российской империй, обрели самостоятельность. Но провести идеальные пограничные линии не удалось. Поэтому появление множества новых государств в Восточной Европе породило огромное количество проблем. К тому же во многих этих государствах формировались авторитарные, националистические режимы, иногда фашистского толка.

В Москве всерьёз опасались нападения на Советский Союз с территории Польши и Румынии, поэтому были выделены дополнительные деньги заместителю председателя ОГПУ Генриху Григорьевичу Ягоде и наркому обороны Клименту Ефремовичу Ворошилову для укрепления пограничных войск и военных округов. Усиление нацисткой Германии – аргумент в пользу налаживания контактов с Соединёнными Штатами, которые не желали признавать советскую власть. Отношение Соединённых Штатов к Советской России было сформулировано Вашингтоном сразу после Гражданской войны американское правительство не намерено признавать советское правительство, которое не представляет в полной мере волю народов России. Об этом свидетельствует роспуск Учредительного собрания и тот факт, что большевики не допустили всенародных выборов.

Но в 1933 году американским президентом стал Франклин Делано Рузвельт. Уже из его предвыборных речей следовало, что он намерен признать Советский Союз. Но Государственный департамент не спешил вступать в переговоры с Москвой. Американцы боялись японцев, которые пытались захватить Китай и намеревались ещё больше расширить свою империю. Американские дипломаты опасались, что сближении с Советской Россией «еще больше разозлит бешеную собаку, сорвавшуюся с цепи на Дальнем Востоке». Так говорили тогда о Японии. Правда в Вашингтоне нашлось и немалое число сторонников признания среди тех, кто рассчитывал на развитие торговли, полагая, что Советский Союз будет покупать американские товары на десятки миллионов долларов. Некоторым американским деловым людям понравилась идея планового хозяйства. За океаном тогда слабо представляли себе советский экономический механизм. Видный деятель исполкома Коминтерна Карл Радек язвительно сравнивал популярность советской экономической системы с популярностью русских блюд которые подавались в западных ресторанах.

В октябре 1933 года президент Рузвельт подписал послание к председателю ЦИК Михаилу Ивановичу Калинину с предложением направить в Вашингтон советского представителя для переговоров о нормализации отношений между двумя странами. Имелось в виду, что переговоры будет вести сам Рузвельт, а не Государственный департамент. Для американский дипломатов президентская инициатива оказалась сюрпризом. 7 ноября 1933 года Литвинов сошёл в Нью-Йорке с борта океанского лайнера «Беренгария». Наркома принял Рузвельт. Президента предупредили, что в лице Литвинова он столкнётся с человеком очень умным и весьма прямолинейным в манерах и высказываниях. Литвинов прекрасно говорил по-английски и был отличным переговорщиком. Рузвельта такой собеседник устраивал.

Американцы хотели получить от советского правительства гарантии, что оно не станет с помощью Коммунистического интернационала поддерживать организации, которые ставят своей целью насильственное свержение американского правительства. Американцы надеялись вынудить советское правительство согласиться со свободой вероисповедания, в частности, позаботиться о том, чтобы персоналу американского посольства в Москве была обеспечена возможность религиозного обучения своих детей. Третьей крупной проблемой был вопрос о долгах и будущих кредитах. Поскольку Советский Союз принципиально отказывался выплачивать долги прежних правительств и компенсацию американцам за национализированную собственность, кредитов Москва не получила. Президент Рузвельт сказал жене Элеонор, что «каждый раунд переговоров с советским наркомом так же мучителен, как рвать зубы без наркоза». 16 ноября 1933 года дипломатические отношения с Соединенными Штатами все-таки были установлены. Последняя крупная страна признала Советскую Россию. Это был звёздный час наркома. Отношения с Соединёнными Штатами сразу приобрели большое значение. Первым полпредом в Вашингтоне назначили Александра Трояновского. Его трижды до отъезда принимал Сталин – такого внимания не удостаивался ни один дипломат.

Открытие советского посольства в 1934 году происходило с большой помпой. Приём был организован великолепно, знатные вашингтонцы валом валили в посольство, поскольку все это было любопытно, а также потому, что ожидалось шампанское. Шампанское действительно подавали, а также и водку. Сухой закон, действовавший с 1917 года только что был отменён, и настрадавшиеся американцы никак не могли утолить свою жажду. После приёма полпред Трояновский пришёл к неутешительному для американцев выводу: «Они не умеют пить».