Леонид Каневский: Наше поколение прожило четыре эпохи

Гости
Леонид Каневский
заслуженный артист РСФСР

Виктор Лошак: Это «Очень личное» – программа о принципах и правилах жизни. Один из самых популярных российских актёров, Леонид Каневский – наш гость.

Леонид Семенович, я хотел начать с того, что с вами я познакомился как с актером, но не был знаком лично, а вот с вашим братом я познакомился раньше. Потому что он как писатель-сатирик приезжал часто в Одессу, где я тоже работал фельетонистом.

Леонид Каневский: Ну да.

Виктор Лошак: Как он поживает? Где он сейчас?

Леонид Каневский: Тьфу, тьфу, тьфу! Во-первых. Он в Израиле поживает. Уже давно, с 1991-го года. Пишет. Выходит книга за книгой. 29 мая мы отпраздновали ему 90 лет. Слава Богу!

Виктор Лошак: 90?

Леонид Каневский: Да. И он, конечно, молодец. Он, конечно, жалуется немножко, что ножки не те и все такое, ну как бы возраст свое берет. Но молодец. Я на него нажимаю, говорю: «Ты что? Все прекрасно! Замечательно!»

Виктор Лошак: Пиши!

Леонид Каневский: Да-да-да. И он пишет. И вот недавно даже выступал опять. Хотя он боится сейчас вылазить на сцену, потому что плохо ходит. Но в Иерусалиме выступал: был концерт, с большим успехом прошел. Он читает свои произведения. Люди ему пишут все время: «Повторите!», «Напечатайте», «Прочтите». Вот он, слава Богу!

Виктор Лошак: Он же был автором едва ли не самых популярных эстрадных актеров в СССР. По-моему, в 1960-х годах популярнее Тарапуньки и Штепселя не было никого.

Леонид Каневский: Да. Ну, они действительно замечательные были.

Виктор Лошак: Но сейчас уже их, наверное, не помнят. Не помнят, что они вдвоем работали: один говорил по-русски, другой по-украински.

Леонид Каневский: На суржике таком он говорил.

Виктор Лошак: На таком. Да-да-да. И Саша для них писал?

Леонид Каневский: Да. Он со своим соавтором Робертом Виккерсом, они вдвоем писали им.

Но он еще виноват, Шурик, в одной моей жизненной ситуации. У Ефима Березина (у Штепселя) дочка, слава Богу, жива-здорова, Анечка. Мой брат нахальный, году в 1967, в 1968 сказал: «Значит так! У Фимы потрясающая дочка. Значит, я уже женат. Но ее из семьи нельзя упускать. Ты должен на ней жениться».

Я говорю: «Хорошо. Обязательно, обязательно». Это был 1967 год. Вот. А в 1975 году мы поженились с Анечкой.

Виктор Лошак: Замечательная у вас семья! И Аня замечательная.

Леонид Каневский: Тьфу, тьфу! Да. Уже вот 48 лет вместе.

Виктор Лошак: А что такое, вот если смотреть на то, как работал Саша при советской власти, что представляла из себя советская сатира и юмор? Это уровень критики до?..

Леонид Каневский: Это уровень не просто критики, а позитивной критики: это можно исправить. Это вот сейчас так, но это можно исправить, потому что это смешно. Понимаете? Это не злобная сатира уничижительная, а это сатира добрая. Все бытовые недостатки, все жизненные ситуации, которые они со сцены не то что высмеивали, а вышучивали. Это все незлобный юмор. Не издевательства.

Виктор Лошак: Но никому сейчас даже не придет в голову, что был такой жанр, как положительный фельетон. Фельетон, но положительный.

Леонид Каневский: Да, да.

Виктор Лошак: Ну а вот то, что уровень критики был ограничен там продавцом, завскладом?

Леонид Каневский: Бытовкой.

Виктор Лошак: Бытовкой. То есть подняться выше в критике уже было невозможно.

Леонид Каневский: Ну, не вам рассказывать. Если кто-то мог подняться выше продавца или бытовки, то он оглядывался: не идут ли за ним из органов. Понимаете? Потому что критика должна была быть на уровне быта, жизненных ситуаций. И, конечно, не затрагивать государственных тем.

Виктор Лошак: Главным режиссером в вашей жизни был, безусловно, Анатолий Эфрос. И его книга «Репетиция – любовь моя».

Леонид Каневский: Да.

Виктор Лошак: Я когда ее прочел, я что-то понял и про журналистику тоже, кстати сказать. Расскажите, как складывались ваши отношения с Эфросом. Каким он был? Как с ним работалось?

Леонид Каневский: Можно я чуть выше начну? Раньше?

Виктор Лошак: Да.

Леонид Каневский: Как возник Анатолий Васильевич. Дядя Толя, как мы называли его в моей жизни. Я закончил училище Щукинское, и меня приглашали в театр Маяковского и в театр «Ленинского комсомола».

В театре «Ленинского комсомола» был директор Анатолий Андреевич Колеватов, потрясающий дядька. Он потом был директором «Союзгоцирка». В 1960-х по конец 1970-х он был директором «Ленкома».

Виктор Лошак: И он как-то «погорел», по-моему, как-то.

Леонид Каневский: Когда в «Союзгосцирке». Ну, его подставили. Впрочем, это совсем другая история.

Виктор Лошак: Другая история.

Леонид Каневский: Да. И Анатолий Андреевич, значит, после показа в ... получил приглашение. Он узнал о том, что меня приглашают в «Маяковку» тоже. Нашел меня и сказал: «Ты что, сумасшедший? Какая Маяковского? Какой театр? К нам! У нас все щукинцы. У нас вообще основное – это Вахтанговская школа, это наш «Ленинский комсомол». Ты идешь к нам! О чем ты говоришь? Никаких проблем».

И я пошел в «Ленком» в 1960-м году. А в 1963-м туда пришел Анатолий Васильевич Эфрос. Вот это было счастье, которое благодаря Колеватову я получил в своей жизни: работу с Анатолием Васильевичем.

Это был уникальный совершенно режиссер, гениальный. Не просто режиссер-постановщик. Это был учитель! На нашей репетиции сидело пол-Москвы: журналистской, режиссерской. В зале сидели и смотрели.

Мне вообще повезло с учителями. Первые учителя были в Щукинском училище, и так получилось, что я где-то со второго курса даже подружился с ними. Это Владимир Георгиевич Шлезингер, Яков Михайлович Смоленский.

Смоленский художественное слово преподавал, а Владимир Георгиевич – мастерство актера. Во-первых, главное, что мы видели всех наших педагогов на сцене театра, в работе. И понимали...

Виктор Лошак: Они работали в «Вахтангова»?

Леонид Каневский: В Вахтанговском театре, да. А Яков Михайлович был в филармонии, но у него концертов было полно по Москве.

Отношение к профессии, к работе, конечно же... Маленький пример расскажу. Где-то на втором курсе мы с Лешей Генесиным, моим сокурсником, пригласил нас Яков Михайлович к себе в мастерскую. И мы вечером собрались там: Владимир Георгиевич Шлезингер, Владимир Абрамович Этуш, они дружили, Яков Михайлович Смоленский и мы с Лешкой – два нахальных пацана 18-летних. И выпивали.

А наутро следующего дня у меня репетиция в 9-10 утра с Владимиром Георгиевичем Шлезингером в Щукинском училище. Я прихожу и говорю: «Владимир Георгиевич, вы знаете, ну мы же вчера разошлись где-то в третьем часу. Можно я посижу сегодня? Не буду...»

Он говорит: «Леня, пойдемте». «Ребята, извините. Мы сейчас выйдем с Каневским ненадолго». Мы выходим. Он идет. «Загляните в 21-ю аудиторию».

Я заглядываю. Там сидит Яков Михайлович Смоленский: в крахмале, галстук, благоухает парфюм. И что-то энергично рассказывает, что-то показывает. Говорит: «Закройте. Пойдемте». «Загляните в 19-ю аудиторию». Там сидит Этуш: крахмал, галстук, тоже парфюм и тоже что-то общается, рассказывает.

Виктор Лошак: И тоже разошлись в три часа?

Леонид Каневский: Конечно! Ну вот, участников вчерашних посиделок.

Он говорит: «Вы понимает, Леня, никого не касается, что вы делали вечером или ночью. У вас утром репетиция, вы должны быть в полной форме, готовы к работе. И никогда в жизни этим не пользуйтесь: знакомством или чем-то, что вам можно сделать какую-то поблажку и уступить».

Как программу вложил. Я никогда об этом не думал. Но в жизни своей я никогда не выпил перед или во время...

Виктор Лошак: Это личная проблема.

Леонид Каневский: Личная. Понимаете, вот это я считаю, одной из важных жизненных позиций – отношение к профессии, отношение к партнерам: не ставить никого в неловкое положение.

Виктор Лошак: Вот если вернуться к Эфросу. Когда Эфрос уходил из театра Ленком, вы ушли за ним?

Леонид Каневский: Я не ушел. Он, слава Богу, взял с собой 10 человек, и я попал в это число.

Виктор Лошак: Я хотел просто спросить: насколько режиссер может быть хозяином жизни актера? Уйти за ним.

Леонид Каневский: Это хороший вопрос. Ну, это, во-первых, абсолютное доверие, человеческое и творческое, проверенное уже опытом.

Во-первых, мы же видели все его работы в Центральном детском театре. И когда он пришел к нам, мы начали репетировать «104 страницы про любовь», «В день свадьбы». Это было, уходить из театра не хотелось. Мы не уходили из театра. Шурик Ширвиндт, Миша Державин – мы там жили, в этом театре. Понимаете?

Мы не снимались. Мы отказывались от съемок. Потом все равно начали сниматься, и все. Но вот в первые годы просто мы жили в театре благодаря Анатолию Васильевичу.

Виктор Лошак: Просто было интересно?

Леонид Каневский: Просто было интересно. Эти репетиции. Потом что-то такое: заканчивает репетицию и говорит: «Зайдите потом в кабинет». И в кабинете что-то еще дочитывали, доигрывали. Договаривались. Ну, это было счастье!

Он обожал импровизацию, Анатолий Васильевич. И у него на репетициях это было в рисунке, в его предложенном рисунке возникала ситуация... Ну вот, допустим, мы репетировали «104 страницы про любовь». Я играл там такого физика. У меня был эпизод, ну, минут там на 15.

И значит, репетиция: Анатолий Васильевич сидит в зале, мы на сцене. Я сижу вот так вот в кресле. Сзади стоит Шурик. Корецкий Володя стоит. Кто-то еще, не помню. А кресла с такими вот, знаешь, подлокотниками плоскими. И что-то идет диалог. Я говорю это и делаю так рукой, резко за ручку, и отрывается эта самая плоская штучка.

Репетиция идет, все. Я беру эту штучку и говорю: «Тара-дата-ти-да-пата! Дари-датам!» И гитару. Шурик говорит: «О! Как интересно!» И главное, что мы слышим в зале: «Хо-хо-хо-хо!», хохот Анатолия Васильевича. И это остается. Фиксируется эта история, понимаешь?

И потом я каждый раз приходил перед спектаклем на сцену, проверял, как на пластилине закреплялась эта ручка, и это все потом игралось. И потом все это, эпизод превратился в получасовую сцену.

Виктор Лошак: Очень интересно!

Леонид Каневский: И еще: в «Отелло» я Брабанцио, отца Дездемоны. И там была сцена, когда Отелло говорит: «Ты дочку, украл мою дочку, вор!» И в какой-то момент какой-то одной из репетиций, шла репетиция потрясающе. Коля Волков играл замечательно, мы репетировали. И в какой-то момент я его схватил за грудки и: «Вор! Вор! Ворюга! Ворюга!!!» Российское такое слово.

Виктор Лошак: Да. Понятное людям.

Леонид Каневский: Да, такое. И после репетиции он говорит: «Леня, это фиксируешь. Вот так и будешь играть. Это потрясающе!»

Мы про театр заговорили. Но мне бы хотелось сказать по поводу театра еще важнейшую вещь.

Виктор Лошак: Да.

Леонид Каневский: Какое счастье в моей жизни – это количество партнеров, с которыми я встречался. Понимаете, сыграть с Валей Гафтом «Обольститель Колобашкин» и с Мишей Казаковым «Дон Жуана». А с Левой Дуровым играть вместе...

Виктор Лошак: Я видел «Дон Жуана», где вы играете Сганареля. Это потрясающий спектакль!

Леонид Каневский: Вот, понимаешь? И мы с Левой играли Сганареля в паре по очереди. Никогда в жизни мы по этому поводу не ссорились. Наоборот, мы подхватывали мизансцены друг друга.

Левка там в одной сцене вскакивал на стенку. А я в зале смотрел эту репетицию. Он взлетал на стенку, цеплялся за верх и что-то оттуда говорил. Я говорю: «Опа!» Я думаю про себя: «Да! Это надо зафиксировать». И на следующей репетиции я тоже самое: взлетаю туда, все. Анатолий Васильевич: «Все! Фиксируем».

Партнерство – вот это то, чему еще научили тот же Эфрос и вахтанговские учителя. Понимаете? Партнеры – это счастье! Не знаю, как им повезло ли с партнером, вот моим партнером, но мне повезло.

Виктор Лошак: Повезло, повезло!

Леонид Каневский: Это просто!.. Я не говорю про кино: Никулин, Евстигнеев, Шпигель Гриша. Это все потрясающе просто!

Виктор Лошак: Да. А вот кто-нибудь из кинорежиссеров произвел на вас такое впечатление по жизни?

Леонид Каневский: Из кинорежиссеров кто?

Виктор Лошак: Да. С теми, с кем пришлось работать.

Леонид Каневский: Гайдай был замечательный, совершенно тоже. Что такое режиссер: дает рисунок и дает возможность в нем существовать свободно. Вот так, как это было у Анатолия Васильевича. И вот так же Гайдая. Я вот этот эпизод... Ну, получается, что я хвастаюсь. Нет. Просто это тоже уже, наверное, люди знают про это, потому что много раз выступал и говорил про это: вот сцена была в аптеке этой самой...

Виктор Лошак: В «Бриллиантовой руке»?

Леонид Каневский: Да. В «Бриллиантовой руке». Мне сшили костюм на «Мосфильме». Я прилетел с гастролей на съемках в Баку. И меряют костюм – катастрофа, ну просто мешок. Я выхожу, говорю: «Леонид Георгиевич, в нем невозможно играть ничего совершенно». Он говорит: «Ну придумай что-нибудь там, пока там готовится съемка».

Мы что-то искали, искали – ничего. И я в одних брюках, значит, до половины обнаженный, выхожу и говорю: «Леонид Георгиевич! Все. Невозможно ничего найти. Я не знаю, что делать мне». Он говорит: «Стоп, стоп, стоп! А вот этот костюм тебе кто справил?» Я говорю: «Вот этот? Это я сам». «Вот в нем и будешь сниматься!» Вот такой был тип.

А монолог это самый, который я себе придумал? Он его утвердил. А Яша Костюковский потом сказал: «Все, я тебя признаю своим соавтором».

Виктор Лошак: А вот работа с Юнгвальд-Хилькевичем? Почему-то к нему относились так классики, как к человеку чуть-чуть менее профессиональному. Мне кажется, что он был очень профессиональный режиссер.

Леонид Каневский: Во-первых, профессиональный. Во-вторых, смелый. Потому что я снимался в этом... майором Томиным был много лет. Я попал в список «не рекомендованных на отрицательную роль». Потому что были «запрещенные», типа там Лановой, Михаил Александрович Ульянов – они всюду играли вождей и генералов. Вот и все.

А вот я был «не рекомендованным». И действительно, на «Ленфильм» меня утвердили и все такое. И потом я получаю письмо от режиссера с извинением, с объяснениями, что вот это, потому что не рекомендовали.

И Арменчик Джигарханян сыграл вместо меня в «Собака на сене». Он говорит: «Я не знал! Я бы, я их послал бы! Ты что?! Я не знал, что тебя утвердили. Он меня обманом, мне ничего не сказал». Была такая история.

А в «Три мушкетера» я попробовался, и Юра меня утвердил. И я узнаю, что на худсовете ему сказали: «Вы знаете, мы не рекомендуем. Ну что это: трактирщик майор Томин? Как-то это все...» Он говорит: «Но он мне нужен. Он мне подходит». «Ну, на ваше усмотрение». И вот на его усмотрение я снимался в «Трех мушкетерах».

Фильм был замечательный. Фильм был замечательный! Его и сейчас смотришь с удовольствием.

Виктор Лошак: Все смотрят, да.

Я хотел спросить в связи со «Следствие вели...», не поменялась ли ваша жизненная оптика из-за того, что ты все время имеешь дело с темной стороной жизни?

Леонид Каневский: Дело в том, что для меня эта программа – не криминал, который на каждом канале...

Виктор Лошак: Да.

Леонид Каневский: И еще что важно мне по поводу этой программы, о которой мы говорим: мой главный зритель сейчас – это молодые люди 15-19. Главный зритель мой. Ты не представляешь, как они встречают меня. Как они относятся. Как пишут мне какие письма. На спектакле, когда я играю, прибегают за кулисы и несут цветы и записки благодарственные.

Потому что им интересен не криминал, не эта темная сторона жизни, которая на каждом канале, а мой рассказ про время, в которое мы жили и которое (они понимают) я хорошо знаю. Я его прожил. Как жили. Как шутили. Как общались. Как питались. Как друг друга принимали в гости. И вот это они видят, слышат. И благодаря этому...

Виктор Лошак: То есть ты и сам концентрируешься на времени, а не на криминальных подробностях?

Леонид Каневский: Только на этом. Да, вот это. И для меня главное... Я, когда получаю сценарий, вот это то, что я... Как моя внучка однажды сказала кому-то из Аниных подруг: «Вот интересно. Я вчера выхожу из комнаты (она у нас ночевала) и смотрю: сидит Леня и смотрит по телевизору Леню. Но там не один Леня, а три!»

В телевизоре. Я же там в нескольких всяких ролях, понимаешь. И вот это мы придумали. И я за это держусь. И, во-первых, это актерская опять...

Виктор Лошак: Интересней. Актерский.

Леонид Каневский: А во-вторых, это входит в эту вот историю жизни до 1990-го года.

Виктор Лошак: Вы, когда при советской власти еще снимали этот сериал, я прочел в интервью...

Леонид Каневский: Вы имеете в виду «Следствие ведут знатоки»?

Виктор Лошак: Да-да-да. Я просто прочел, что вы сначала знакомились с тем, как вообще в принципе милиция работает: на Петровке и так далее, и так далее.

Леонид Каневский: Да. Да-да.

Виктор Лошак: Что вы поняли для себя?

Леонид Каневский: Ну, опять, наверное, нам с Герой Мартынюком повезло. Мы познакомились там с несколькими ребятами, с сыщиком одним замечательным – Мишей Дейнеко. Несколько следователей, это как бы Геркиных прототипов, мощных людей, умных, толковых. И сейчас, анализируя это: они работали за мизерную зарплату, но укладывали жизнь туда.

Как-то я с ними ездил даже на несколько обысков. Ну, как-то вникали в профессию. Не было же компьютеров, не было никаких мобильников. Ничего не было. И они находили возможность связываться: мчались, мотались, летали, приезжали, созванивались. Междугородняя и это все. Не было технологий, а была работа профессионалов.

Виктор Лошак: Как отбираются истории для вашей передачи?

Леонид Каневский: Оу! Это я не знаю. Это не ко мне. Работает целая команда журналистов. Ездят по бывшему Советскому Союзу. Находят архивы. Из архива... Это все документальные истории.

Виктор Лошак: Находят людей, которые в то время работали?

Леонид Каневский: Находят. Именно! «Следствие вели»: немножко рассказать вот о тех людях, которые были в «Следствие ведут знатоки». Которые вот без компьютеров и без мобильников работали и находили, и предотвращали...

Виктор Лошак: Рисковали.

Леонид Каневский: Вот это вот потрясающе!

Виктор Лошак: Какая может быть одна история или там, не знаю, две произвели самое сильное впечатление?

Леонид Каневский: Я могу сказать. Одна из историй была о директоре «Елисеевского» магазина, Соколове.

Виктор Лошак: Да, естественно, Соколов.

Леонид Каневский: Я его тоже знал лично. Совершенно замечательный дядька, прошедший войну. И вот история его: заводится на него уголовное дело. За взятки, за это, за все, за все. Короче, его приговаривают. И все сотрудники магазина... И зная еще ситуацию по стране: у него питались секретари райкомов, профкомов, профсоюзов. Это все, понимаете? А потом его подставили и...

И вот я по возможности в силу своего...

Виктор Лошак: Простите. Ну, надо сказать, что подставили и его расстреляли.

Леонид Каневский: Да. Его приговорили к высшей мере. Хотя это несправедливо! И я со всей своей активной энергетикой внутренней в своей этой программе пытался его оправдать, обелить и объяснить людям, что он не виноват. Время! Время его перекрутило и подставило.

А какой был магазин! Это же музей! Он же его сделал музеем. Начиная от продуктов, которые доставлялись. Это откуда он находил связи, он находил концы. Я просто это знаю даже от сотрудниц, от продавцов. Мы же там скупались, как говорится. Понимаешь?

Виктор Лошак: Ну да.

Леонид Каневский: В центре. Все же рядом. Я жил на Чехова.

Виктор Лошак: Ну все-таки в силу этой передачи, ты не думаешь о людях хуже? Что люди хуже, чем они есть на самом деле?

Леонид Каневский: Нет.

Виктор Лошак: Нет?

Леонид Каневский: Я не думаю так. Так получилось, что у меня замечательные друзья, проверенные годами... В молодые годы у меня были друзья старше меня на 10-15 лет. Причем из других профессий. Было несколько человек таких.

Виктор Лошак: Может быть, еще в силу того, что брат старший? Наверное, да?

Леонид Каневский: Ну, во-первых, старший брат, он на шесть лет всего старше меня. А тут у меня были друзья мои, действительно, с которыми я проводил время, с которыми мы ездили куда-то, все. В Москве. Москвичи, московские ребята на 15-20 лет старше меня. Это было до лет 50-ти. Кто-то ушел, к сожалению. Все.

И потом, значит, я поехал работать в Израиль, в театр «Гешер». И вдруг обратил внимание (мне был уже 51 год), что мой самый близкий круг: один в Питере живет мой друг, он младше меня на 28 лет, в Израиле мой друг, он младше меня на 20 лет. Еще один, вот москвич, он сейчас в Праге находится – тоже младше меня на 20 лет. Это мои ближайшие, самые ближайшие. И я их самый близкий друг.

Не проходит дня, чтобы не перезвонились, не созвонились, съездились все... Понимаешь?.. Вот что это такое? Вот это потрясающе! Поэтому, что значит люди хуже, чем... Да, есть мерзавцы. Есть потрясающие. Есть добряки. Есть наивные. Но когда ты совпадаешь по духу с человеком, вот это счастье!

Виктор Лошак: Ну, значит, в тебе есть большая сила сопротивления тому материалу, с которым ты работаешь профессионально.

Леонид Каневский: Да. Я стараюсь его не приближать к себе.

Виктор Лошак: Дистанцироваться. Я цитату из тебя прочту тебе.

Леонид Каневский: Да.

Виктор Лошак: Ты сказал, что «остался прежним, потому что знаю цену популярности». А какова цена популярности?

Леонид Каневский: Сейчас вообще это слово превратилось в такое – «звезда»! Что звезда? Откуда звезда? Ты сыграл одну роль, ты уже звезда, понимаешь. Так не бывает. Не потому что я такой нудник, нет. Я просто... Лет 15-20 назад слово «звезда» вообще не знали, что это такое – «звезда». Звезда – это на Кремлевских башнях.

Популярным можно стать очень легко. А вот продержаться дальше лет 20-30, 40-50 в том же качестве, с тем же авторитетом, творческим и человеческим – вот это главное. И вот если это удается, тогда ты популярный. А если этого нет, то ты не популярный. Ты просто проскочил, как эта самая, и исчез.

Виктор Лошак: Мелькнул.

Леонид Каневский: И вообще, понимаешь, что такое наша профессия? Очень зависимая актерская профессия: от материала, от режиссера, от драматурга.

Виктор Лошак: От выбора.

Леонид Каневский: От выбора. Я такой лозунг – не лозунг, как бы постулат такой себе придумал: быть готовым к случаю. Это очень важно.

Виктор Лошак: Очень важно.

Леонид Каневский: Очень важно. Потому что может не быть несколько лет – у меня так было в моей жизни, когда в театре года три не было ролей, ничего нового не было. А потом Левка Дуров предложил мне сыграть «Весельчаков», двух друзей, бывших звезд варьете. Пьеса Саймана «Весельчаки». И вот это был наш еще один успех, общий наш, двойной с Левкой. Замечательный спектакль был. Обожали мы его!

Так что вот этот постулат очень важен. В слове «популярность» это главное – быть готовым к случаю. Некоторые говорят: «А что это – быть готовым к случаю?» Ну, как вы думаете? Когда ты выходишь куда-то там в фойе после спектакля, или на съемках ходишь по студии, проходят мимо очаровательные женщины, красивые, и все. А ты развалиной будешь ходить, такой вот какой-то. Что это такое? Во-первых.

Во-вторых, выйти на сцену. Если надо, раздеться. Это же надо раздеться, чтоб это выглядеть. Вот я в «Дон Жуане» раздевался, было не стыдно. Потому что я понимал, что надо соответствовать. Нет. Ну, короче, быть готовым к случаю – это быть в форме. Вить, что я говорю?

Виктор Лошак: Да.

Леонид Каневский: Это быть в форме. Быть готовым, чтобы не... Потому что, к сожалению, многие мои коллеги, некоторые, скажем так, не многие, когда идет большая пауза, начинается ... вот это дело и «это все» – жалобы эти... И когда возникает предложение, а он развалюха. Понимаешь?

Виктор Лошак: Я еще одну, если можно, твою фразу: «Я певец времени, которое было прекрасным и сложным». Ты частично уже сказал об этом. Но ты и сейчас уверен, что это время было прекрасным?

Леонид Каневский: А я так говорил: я певец времени?

Виктор Лошак: Да. «Я певец времени, которое было прекрасным и сложным». В одном из интервью.

Леонид Каневский: И драматичным. И веселым. И трагическим. Но при этом человеческие отношения были, позволь так сказать, чище и человечнее. Скажем так. Если можно такую тавтологию сделать.

Вот время, я имею в виду даже с точки зрения дружбы, вот этих застолий, которые сейчас очень редки: собраться, без звонка прийти в гости, потому что телефонов не было у многих. И обрадоваться этому. И быстро что-то сервировать. Что это такое?

Разве это не прекрасное время? Превратить встречу в праздники. Кроме 7 ноября и 1 Мая, Нового года и Пасхи. А вот именно встречи, это праздники – вот это тогда время, время компаний, время дружбы. То есть вот то время, как ты сказал, певец которого я, оказывается, сказал это. Смешно сказал. В экстазе, наверное, был тогда.

Виктор Лошак: Может быть, это был контекст еще следом.

Леонид Каневский: Наверное, да. Ну, во всяком случае, я знаю, о чем я говорю. Потому что я это время прожил. И вообще, наше поколение прожило четыре эпохи. Не будем перечислять.

Виктор Лошак: Да. Досталось нам время, конечно, сложное.

Леонид Каневский: Сохраниться и не превратиться в ворчуна и озлобленного человека, вот это очень важно. Понимаешь?

Виктор Лошак: Согласен.

Расскажи о том, как появился театр «Гешер»? Он гастролировал в Москве. Замечательный театр.

Леонид Каневский: Да.

Виктор Лошак: И я одной вещи не пойму. Объясни. Одной из заслуг труппы – это в том, что она быстро овладела ивритом и стали играть на иврите. А зачем играть на иврите? Так много людей, которые говорят по-русски. Неужели этой аудитории было недостаточно?

Леонид Каневский: Значит, во-первых, откуда возник этот театр. Это в 1990-м году Женя Арье, который замечательный режиссер, он работает в театре Маяковского, исповедовал Эфроса тоже, и он сказал: «Вот собираюсь в Израиле открыть русскоязычный театр. Как ты смотришь на это?»

А время было жесткое, полупустые залы. Люди боялись ходить в театры. Я за ребенком, за Наташкой, ездил на машине – встречал ее из драмкружка какого-то там. Неважно. И я подумал: «А что? В 50 лет сделать такой кульбит и участвовать в создании театра, это как вернуться в 1963-й год. Как с Анатолием Васильевичем переделывали «Ленинский комсомол»: из среднего театра сделали лучший театр в Москве. Скажем так, один из лучших.

Вот вернуться в то время. И я подписался на это. И в 1991-м году мы поехали туда. И стали играть на русском первые полгода. И поняли, что в стране, в которой родной язык – иврит, то есть другой язык, нельзя быть таким гетто. И мы нырнули в иврит. Поначалу это было, конечно, выучивание...

Виктор Лошак: Но это было коммерческое решение?

Леонид Каневский: Нет, не коммерческое. Это было творческое, художественное. Чтобы у нас были зрители, чтобы народ понимал, что он идет... У нас были титры, когда играли на иврите, были титры на русском языке. У нас залы всегда были ивритские, русские, все. У нас были все национальности, скажем так. То есть национальность одна была, но языки были разные.

Виктор Лошак: Разные, да.

Леонид Каневский: Вот. У нас получилась труппа из москвичей, ленинградцев. Такая русскоязычная труппа. Потом постепенно еще начали приглашать израильских актеров замечательных: там Эффи Бен-Цур, Марик Иванир был, но он тоже русский. И мы играли иногда вечер по-русски, вечер на иврите, тот же самый спектакль.

Театр был потрясающим. Мы объехали самые престижные фестивали мира с театром «Гешер».

Виктор Лошак: Здесь он тоже был на Чеховском фестивале.

Леонид Каневский: Да, мы были два раза вообще в Москве на гастролях. И играли у Олег Палыча во МХАТе, играли в «Современнике».

Говорят, что положительная рецензия в «The New York Times» дает право на все фестивали мира. Так вот, нашу рецензию читать было неловко. Потому что те эпитеты, которые получил Женя Арье и наша труппа – это был просто высший класс.

Виктор Лошак: Хочу задать тебе вопрос, может быть... Ну, если он неправильный, отторгни его. Вот работа в «Знатоках», это не есть реализация мечты о главной роли? Вот ты всегда играл или чаще играл не главную роль.

Леонид Каневский: Да. Смешной вопрос. Ты знаешь, я никогда не задавался целью получить главную роль, потому что иногда эпизод важнее главной роли.

Начнем с «Бриллиантовой руки»: я наутро после всесоюзной премьеры «Бриллиантовой руки» вышел знаменитым. Я вышел на улицу и стал популярным. Ты говоришь вот этим, популярным. Так что все зависит не от величины роли, а от качества сыгранного персонажа.

А со «Знатоками» никто не предполагал, что это будет такая длительная история. И это не была цель, главная роль. Нет. Нет. Я даже растерялся. Я даже не знаю. Нет, никогда у меня не было такого: «Ах! Хочу главную роль!»

Во-первых, я играл главные роли. Не надо меня вот это вот, понимаешь. Сганарель, «Весельчаки», «Обольститель Колобашкин» – это все. В «Три Сестры» я играл Кулыгина. Это в «Гешере» уже. Так что я играл главные роли, большие роли.

Виктор Лошак: Я всегда заканчиваю наше интервью вопросом о правилах жизни. Какие у тебя правила жизни? Правило одно?

Леонид Каневский: Ненавижу хамство. Ненавижу жадность. Ненавижу беспардонность. Человек должен быть ироничным, самоироничным. И уметь смотреть на себя со стороны. И быть готовым к случаю.

Виктор Лошак: Да. Это прекрасное правило! Оно касается, кстати, не только актеров.

Леонид Каневский: Конечно! Конечно. Главное – здоровье. Первый мой тост всегда в застолье – это «За здоровье!»

Виктор Лошак: Леонид Семенович, будьте здоровы!

Леонид Каневский: Спасибо! Взаимно. Взаимно, Виктор!

Виктор Лошак: Спасибо большое!