Проблемы лекарственного обеспечения

Гости
Юрий Крестинский
председатель экспертного Совета Института развития общественного здравоохранения
Нелли Игнатьева
доцент кафедры фармакологии Первого Московского медуниверситета им. И.М. Сеченова, член комитета по предпринимательству в здравоохранении и медицинской промышленности ТПП РФ
Любовь Храпылина
профессор кафедры труда и социальной политики Института государственной службы и управления РАНГХиГС
Игорь Цикорин
сопредседатель Совета общественных организаций по защите прав пациентов при Департаменте здравоохранения г. Москвы
Алексей Масчан
заместитель генерального директора Федерального научно-клинического центра детской гематологии, онкологии и иммунологии им. Рогачева
Александр Петров
член комитета по охране здоровья Государственной Думы РФ

«Фармацевтическая индустрия есть искусство
превращать миллиграммы в миллиарды».

Герхард Кохер

Варвара Макаревич: Здравствуйте! Вы смотрите программу «ПРАВ!ДА?». Меня зовут Варвара Макаревич. И вот наша тема на сегодня:

С 2023 года россиянам могут бесплатно выдавать необходимые лекарства. Минздрав приступил к созданию системы возмещения затрат, которые несут больные при амбулаторном лечении. В настоящее время бесплатные или льготные лекарства положены только некоторым категориям граждан. Как считают эксперты, переход на новую систему лекарственного обеспечения потребует дополнительных перечислений в страховые компании. По прогнозам, их размер не превысит 3% от заработной платы.

Варвара Макаревич: Мы постоянно слышим о нехватке лекарств в регионах: то где-то не хватило лекарств для больных диабетом, то где-то не хватило лекарств от сердечно-сосудистых заболеваний. Кроме того, перед Новым годом часто можно услышать от фармацевта в аптеке: «Если вам нужно купить лекарство для постоянного приема, то лучше это сделать сейчас – потом лекарство может просто исчезнуть». А потом оно вновь появится. И вновь исчезнет.

Сегодня льготная система покрывает 10–20% населения, но идут разговоры о том, чтобы охватить практически все население. Александр, стоит ли строить новую систему, не отремонтировав до конца уже существующую?

Александр Петров: Ну, я бы не сказал, что существует некая система. Существуют элементы системы. Мы имеем, например, самое важное – отсутствие определенных законов, которые бы говорили, что у нас есть государственная система лекарственного обеспечения населения, потому что Конституцией это гарантировано. И люди справедливо говорят: «Где лекарства?»

Поэтому, когда мы смотрели, например, в 2002 году, когда президент издал указ, а потом постановление вышло о том, что людям положены льготы на закупку лекарств, мы получили на сегодня по факту 15 миллионов 400 тысяч федеральных льготников, на которых запланировано в бюджете 140 миллиардов рублей. Много или мало? Фактически не слабая цифра. Но 80% с лишним, так как это разрешено, подписали, что они хотят эти деньги получать деньгами. И 860 рублей каждый льготник получает деньгами на самом деле от государства.

Варвара Макаревич: И вправе тратить на что угодно?

Александр Петров: И получается так, что он сегодня не всегда тратит на лекарства. И есть разные причины для этого. Люди уже привыкли с 2002 года, подчеркну. Эта цифра на самом деле огромная. А потом они по 890-му постановлению получают дополнительные льготы в регионе и эти лекарства все-таки получают.

У нас чуть-чуть я бы сказал… Население неправильно сейчас ко мне отнесется, но я хочу сказать: кто-то два раза льготу использовал, а кто-то – ни одного. Я в этом чувствую несправедливость.

Поэтому мы, в принципе хотим сохранить систему лекарственного возмещения. Первый шаг мы делаем в этом году на самом деле. Кто из вас знает, кто работает, что в 2020 году можно себе вернуть 15 600 рублей, купив лекарства – на себя, на детей, на маму, на папу.

Варвара Макаревич: Ну, вы имеете в виду налоговый вычет?

Александр Петров: Налоговый лекарственный вычет. Это то, чего не было. Мы переходим к модели лекарственного возмещения, мы приступили к ней. Может быть, к 2023-му мы перейдем к полной модели. Можно уже получать денежное возмещение, поработав полчаса на самом деле, собрав и сдав бумаги. 15 600 для работающего. Если двое работают в семье, то уже неплохо. Но мы отработаем государственную машину возмещения.

Проблем масса на самом деле! Есть плюсы и минусы в старой системе, есть плюсы и минусы в новой системе. Нам нужно, для того чтобы новая система заработала полноценно (это счетная цифра), 300 миллиардов рублей примерно.

Варвара Макаревич: Ну, мы к этому вернемся чуть позже.

Александр Петров: Это для того, чтобы она заработала.

Варвара Макаревич: Да, обязательно поговорим об этом.

Юрий, какие плюсы и минусы сегодня в той системе, которая существует? Александр говорит, что масса и того, и другого.

Юрий Крестинский: Самый главный плюс в том, что система существует. К ней можно как угодно относиться, говорить об эффективности либо недостаточной эффективности, либо неэффективности. Но система здравоохранения в целом в стране есть, она выполняет некие минимальные необходимые задачи. Есть какая-никакая система лекарственного обеспечения – безусловно, несправедливая. Безусловно, та доля населения, которая сегодня…

Варвара Макаревич: А в чем ее несправедливость?

Юрий Крестинский: Во-первых, несправедливость системы заключается в том, что лишь незначительная доля российского населения покрывается лекарственным обеспечением. Я имею в виду лекарственное обеспечение при амбулаторном лечении, то есть при лечении на дому. При стационарном лечении, когда мы ложимся в больницу, мы как бы лекарства получаем бесплатно, они являются частью лечебного процесса.

А несправедливость заключается в том, что де-юре сегодня лекарства при амбулаторном лечении не являются частью лечебного процесса. То есть сегодня, в принципе, в стране 70% расходов на лекарства несут граждане, пациенты.

Варвара Макаревич: Ну да, из собственного кармана.

Юрий Крестинский: А если ты не имеешь средств на то, чтобы оплатить дорогие лекарства, то ты покупаешь не то, что нужно для лечения твоей болезни, а то, что лучше рекламируется, и то, что более тебе доступно. Мы болеем одними болезнями, а лечимся от других – именно из-за того, что во многом система разбалансирована.

Плюс есть, конечно же, дисбаланс территориальный. У нас 85 субъектов федерации, у них абсолютно разный уровень социально-экономического развития. И сегодня, живя в одной стране, люди получают лекарств в семь раз больше либо меньше, живя в различных регионах. То есть в семь раз достигает разница в доступности лекарственной помощи в рамках одной страны – при единой Конституции вроде бы, при равных правах для всех граждан. А это социальная дезинтеграция страны. Это большая опасность. И решить эту проблему, конечно же, может только программа всеобщего лекарственного обеспечения.

Варвара Макаревич: Нелли, а с чем связаны вот эти перебои с поставками лекарств? Это тоже зависит от региона каким-то образом? В чем здесь проблема?

Нелли Игнатьева: Что касается перебоев, то они никак географически напрямую не связаны. Они связаны скорее… Я сегодня представляю розничный сегмент рынка – это аптеки, куда наши пациенты приходят и покупают за собственные средства лекарственные препараты. Действительно, этот год был очень богатый на перебои с лекарственными препаратами.

Перебои возникают по различным причинам. Скорее год этот прокомментировал нам, что у нас возникают проблемы с субстанциями. Это не проблема внутреннего нашего рынка, не национального уровня, а это проблема даже международного уровня. Когда один-единственный производитель субстанции (Китай) перестал производить субстанцию, то проблему почувствовали абсолютно все. Я говорю с точки зрения того, что такой вариант сценария тоже возможен, и он как раз был продемонстрирован.

Бывает и просто человеческий фактор, когда не был своевременно предоставлен пакет документов для перерегистрации лекарственного препарата. И тогда действительно ваш комментарий, когда в аптеке предупреждают, например, что лекарственного препарата может и не быть. Это как раз те случаи, когда аптека информирована со стороны производителя, что возможны некоторые перебои. Они также могут быть связаны с тем, что некоторая модернизация самих производственных площадок у производителя может происходить.

Это совокупность различных причин. Но такой ситуации, которая вызвала бы, скажем так, панику… Если пренебречь все-таки тем, как это подается в средствах массовой информации порой, то мы с такими ситуациями не сталкивались. Вот я назвала причину, когда только не стало субстанции как таковой.

Варвара Макаревич: Но тем не менее пациент (он же покупатель) может остаться без лекарства?

Нелли Игнатьева: В рамках того назначения, которое осуществляет доктор… А доктор назначает активное вещество, то есть МНН. В рамках этого МНН в обращении на рынке находится энное количество производителей, то есть энное количество торговых наименований. И говорить о том, что ситуация катастрофична для пациента… У нас был, пожалуй, единый случай, но связан он был не с регуляторикой нашего рынка, а он был связан с проблемой субстанции.

Варвара Макаревич: Александр, вы хотели прокомментировать?

Александр Петров: Да, так как я занимаюсь конкретно государственными закупками лекарственных препаратов. Ну, прежде всего мы же собираемся с профессионалами, с регионами, которые говорят причины – почему. На самом деле лекарств в России становится все больше. Это факт. Но где они находятся? Они находятся на складах производителей или дистрибьюторов или в аптеках. И за деньги лекарства, в принципе, практически во всех случаях есть.

Но мы говорим о бесплатных государственных поставках. Каждый третий конкурс по тем или иным причинам не состоялся и был отложен. У нас несовершенная система государственной логистики и поставок лекарств. Выделенные деньги есть, лекарства есть, а купить не можем.

Варвара Макаревич: То есть, может быть, сначала поменять вот этот элемент, прежде чем сейчас внедрять это для всего населения?

Александр Петров: Поэтому мы сейчас снова возвращаемся к закону о ценообразовании на лекарства и к 44-му федеральному закону «О государственных закупках». Мы снова в Думе сейчас будем эти вопросы рассматривать, потому что… Что мы видим? Ухудшается ситуация. Прежде всего, несовершенна организационная система. И ее придется менять, хотим мы или не хотим. Потому что главное – не экономия бюджета, а главное – обеспечить пациента лекарствами. В погоне за экономией мы стали срывать конкурсы. Это подтвердят все главные врачи.

А сегодня появилась вторая причина – у нас жесткая просроченная закредитованность медицинских учреждений. И эта ситуация нарастает. И те, кто должен поставлять лекарства, говорят: «А что я буду участвовать в конкурсе? Он банкрот, эта больница». Мы не должны допустить арестов счетов медицинских учреждений. У нас уже такие случаи есть в целых регионах. Поэтому нам нужно очень серьезно вернуться к этому закону и пересмотреть систему государственных закупок, иначе мы двигаемся дальше к коллапсу. Нельзя просто так на это смотреть.

Варвара Макаревич: Алексей, вы согласны, что именно организационные элементы пока хромают, и пока мы их не починим, то новая система и не заработает?

Алексей Масчан: Нет, я абсолютно с этим не согласен. То есть, вернее, я согласен, но это далеко не вся правда. Вот Нелли сказала, что лекарства, вообще-то, есть по данному международному непатентованному названию и что проблемы доступа нет. Есть проблема доступа к назначенному лекарству. Вот это неправда.

Например, я уже писал… Ну, я писал письмо министру полтора месяца назад. И это довольно широко было медиатизировано недели из моего интервью «Известиям». Например, препарат «Цитарабин» – его просто нет нигде, ни на складах, нигде, он не поставляется в страну. Почему? Потому что западные производители благодаря и 44-му закону, и закону «третий лишний», и некоторым другим подзаконным актам наш рынок покидают. Это называется «спасибо большое импортозамещению». Спасибо большое нашим патриотам, которые очень пеклись о лекарственной безопасности наших граждан.

Варвара Макаревич: А как раз таки замещения у нас, видимо, нет?

Алексей Масчан: Как раз таки замещение происходит либо препаратами не очень проверенными, либо вообще не происходит. Потому что нашим производителям, равно как и любым другим, в среднем и дорогом сегменте совершенно не интересно. Они регистрируют лекарственную форму, а потом ее не производят.

Например, сегодня пришло нам письмо от нашего отечественного производителя: нужнее лекарство для лечения лимфом (злокачественных опухолей) отсутствует, и его не будет долгое время. И это сплошь и рядом. Какой-нибудь несчастный хлорид натрия трехпроцентный, который необходим в реанимации, его нет в стране, он не производится. И так далее и тому подобное. И этот список я могу продолжать до бесконечности.

Мы обратились в Департамент лекарственного обеспечения не так давно как раз с проблемой «Цитарабина», который применяется для лечения лейкозов. И нам сказали: «Вы должны были предвидеть. Подбирайте альтернативную схему лечения». А альтернативных схем нет. Я уже приводил этот пример. Это все равно, что вы будете тонуть, а вам вместо того, чтобы кинуть спасательный круг, скажут: «Вы жабрами лучше научитесь дышать и плывите как хотите». Это то, что я хотел бы сказать и про организацию, и наличие лекарств.

А то, что надо менять, вернее, ломать эту всю систему, которая была возведена за последние 5–6 лет, по госзакупкам, по регулированию лекарственного рынка… Вот вы говорите, что лекарства на перерегистрации. Западные и отечественные производители производят эти лекарства 50 лет. Почему оно в России должно быть перерегистрировано? Ну почему? Чтобы кого-то кормить. Это абсолютно очевидно. Чтобы чиновники ездили и инспектировали производства в западные страны, чтобы им жилось очень хорошо. Никакой цели безопасности наших людей эта система перерегистрации не преследует. Это абсолютно кормление бюрократического аппарата.

Варвара Макаревич: Буквально недавно президент России высказал предложение о создании госкорпорации в сфере здравоохранения. Любовь, можно ли сказать, что это фактически признание того, что: а) Минздрав неэффективно занимается тем, чем он занимается; и б) что тогда будет делать Минздрав, если такая госкорпорация будет создана?

Любовь Храпылина: У Минздрава весьма неуютное положение, потому что, с одной стороны, стремление перейти на какие-то новые технологии работы. А при том, что все остальное остается старым… Я очень согласна с тем, что уничтожение собственного стула, на котором сидели хорошо, в том числе на импортных препаратах, в раз так, быстренько. И мечтать, что импортозамещение совершится, при том, что собственная школа фармацевтическая очень пострадала в 90-е годы… Потому что тогда напрямую было высказано: «Зачем? Мы так отстали сильно. Ну к чему? Будем покупать». И вот эта игла, на которую мы сели, на покупки, с ней уважительно надо было обращаться, а не в раз разрушить эти закупки.

Поэтому мечты нашего Минздрава с руководителями вместе – это мечты их. А наши «хотелки» как потребителей – совершенно другие. Мы хотим качественной, эффективной… И специалисты, кстати говоря, уходят, которые по заявлению массово вдруг, не только потому, что зарплата не та, а именно потому, что у них нет условий для того, чтобы эффективно лечить больных. И это тоже…

Варвара Макаревич: Минздрав вообще их массовый уход называет грубым нарушением врачебной этики.

Любовь Храпылина: Ну, это их проблема, знаете, словопрения. А у людей другие мнения. Так вот, проблема все-таки… Госкорпорация, не госкорпорация, еще что-то будет. Знаете, это как в знаменитой нашей басне: «Как вы тут ни садитесь, все одно и то же будет».

Варвара Макаревич: То есть это никак не может?

Любовь Храпылина: Конечно нет. Вот вы очень хорошую тему затронули – по поводу финансовой несостоятельности. Технология организационно-управленческая есть. Вводите финансовое управление. Совершенно нормально. А что так перепугались? Чем же отличается как хозяйствующий субъект тот субъект, который занимается рыночными и финансовыми отношениями? Он такой же субъект, как и другой. Я имею в виду больницы. Что же делать? Надо не останавливать работу, не прекращать лекарственное обеспечение больниц и больных.

Знаете, есть такая хорошая пословица у нас про рыбу, которая где-то гниет. Надо, в конце концов, руководителей, вообще-то, готовить, а не клеить им очень неприятные судебные дела. Потому что, когда врач подписывает какой-то документ финансового характера, вообще-то, он ориентируется отнюдь не на то, что он знает, что он подписывает. И конечно же, надо изменить сам подход. Например, я считаю, что должно быть дуальное образование у руководителей медицинских организаций, когда он подготовлен. Не дай бог, чтобы медицинские организации, вообще-то, возглавляли юристы, финансисты или кто-то. Не дай бог! Потому что они тут же начинают уметь лечить лучше всех, диагнозы лучше всех, все лучше всех делать. Конечно, это должно быть медицинское образование.

И второе – что, в общем-то, общепринято, то есть по государственному и муниципальному управлению, не по какому-то другому, потому что очень много технологий таких. Это очень сложный вопрос. Поэтому с корпорациями…

Варвара Макаревич: Это дело десятое уже, пока разобраться бы с основными принципами.

Юрий, в общем-то, идея и предложение о том, чтобы льготными лекарствами обеспечивалось все население, она не нова, о ней говорят с 2008 года примерно. У нас скоро 2020-й наступает. Что пошло не так? Почему столько говорят, но никак не поменяются все те элементы, которые не работают? Что мешает?

Юрий Крестинский: Я отвечу на этот вопрос, но я хотел бы вернуться все-таки к госкорпорации. На мой взгляд, это достаточно важная идея, высказанная устами президента. И она на самом деле способна решить некую фундаментальную проблему.

Проблема заключается в том, что мы – федеративное государство. Ответственность за охрану здоровья населения разделена между федеральным центром и субъектами. Федеральный центр может издавать федеральные нормативные правовые акты, может иметь в своем подчинении федеральные медицинские учреждения. Но на те медицинские учреждения, которые находятся в ведении субъектов, в территориях, его власть не распространяется, кроме как нормативная правовая деятельность.

Проблема заключается в том, что Россия в своем составе имеет очень разные компетенции, в зависимости от разных территорий. Пара-тройка десятков субъектов страны обладают должными управленческими компетенциями, чтобы развивать здравоохранение на должном уровне. Но, к сожалению, половина, а то и больше, не обладают должными компетенциями.

И задача корпорации, если ей все-таки суждено появиться, как раз заключается в том, что она может быть прямым исполнителем этой федеральной воли, инструментом реализации федеральной политики в области здравоохранения на местах, по сути, минуя органы исполнительной власти субъектового подчинения. И это способно определенным образом решить ситуацию.

Ну давайте посмотрим, как будет эта ситуация развиваться. Возвращаюсь к лекарственному обеспечению. Да, мы говорим об этом даже не с 2008 года, а мы говорим об этом с середины 90-х годов. Понятно, что лекарственное обеспечение при амбулаторном лечении является точно такой же частью лечебного процесса, как и лекарственное обеспечение при стационарном лечении. Понятно, что если лекарства вырваны из лечебного процесса, то ни о какой эффективности этого процесса не может идти и речи. И чтобы добиться этого, конечно же, нужно простроить единую схему, чтобы лекарства при амбулаторном лечении точно так же входили в покрытие при обязательном медицинском страховании либо при любой другой системе, которая может быть вместо этого введена.

Смотрите – цена вопроса. Вот вы в начале программы озвучили – 3% от заработной платы.

Варвара Макаревич: Да, 2–3%.

Юрий Крестинский: К слову, 3% от заработной платы – это 1 триллион 300 миллиардов рублей. Это больше, чем фармрынок сейчас. На самом деле разными специалистами подсчитано, что нужно около 400–500 миллиардов рублей в год на то самое льготное лекарственное обеспечение, а это чуть более 1% от фонда оплаты труда в Российской Федерации. То есть это означает либо повышение подоходного налога с 13 до 14%, если это будет сделано целевым образом, либо соответствующее повышение налогов для работодателя с 5,1 до 6,1%.

Варвара Макаревич: Ну да, кто-то за все это должен платить.

Юрий Крестинский: Но это коренным образом способно поменять ситуацию. Это способно снять нагрузку со стационарного звена, потому что если мы не лечим лекарства сегодня амбулаторно, то завтра мы тратим в три раза больше, когда пациент госпитализируется.

Варвара Макаревич: Ну да, на то, чтобы лечить в стационаре.

Юрий Крестинский: И конечно же, это очевидное решение, непростое, но очевидное, которое должно быть принято, и, видимо, принято на политическом уровне, на высшем политическом уровне.

Варвара Макаревич: Игорь, а с точки зрения пациентов, ради кого все это делается…

Игорь Цикорин: Я вот жду момента, когда мы немножко уйдем от экономики и таких профессиональных взглядов на деньги…

Варвара Макаревич: Да, давайте к людям ближе

Игорь Цикорин: Да, перейдем к людям, которые, в общем-то, и являются в данном случае потребителями. Это то, о чем мы говорим, да?

С точки зрения пациента… Ну, во-первых, немножко напомним всем нам о том, что у нас есть несколько программ. Первая одна из программ – федерального уровня, гарантии. Это бывшая программа «7 нозологий», на сегодняшний день «12 нозологий». Высокозатратные нозологии, для ряда заболеваний (12 заболеваний), пациента снабжают на федеральном уровне препаратами, пациент получает бесплатно в рамках этой программы, причем именно по диагностике, по нозологии. И неважно – имеет статус инвалида или не имеет.

Далее. Есть список жизненно необходимых и важных препаратов (ЖНВЛП), которыми обеспечивают пациентов нуждающихся уже в регионах. Это региональные программы. Это то, о чем вы говорили, когда, к сожалению, пациентам не достаются препараты в связи с тем, что не вовремя были проведены торги, не закуплены препарат. Соответственно, пациент остается без препарата.

Юрий Крестинский: Я прошу прощения. ЖНВЛП чуть-чуть сбоку стоит.

Игорь Цикорин: Сбоку.

Юрий Крестинский: Есть федеральные льготники – 15 миллионов. И есть региональные льготники. И есть список ЖНВЛП, который покрывает все.

Игорь Цикорин: Я к тому, что есть следующий уровень, региональный, где пациентам так же закупаются. И вот уже наблюдается… То есть если «7 нозологий» и «12 нозологий» у нас достаточно хорошо обеспечены, регистр пациентов достаточно хорошо ведется, то вот дальше, ниже опускаясь в регионы, начинаются уже проблемы.

Вот вы как раз упоминали о вещах… Я представляю Всероссийскую организацию инвалидов – больных рассеянным склерозом. У нас была проблема с препаратом, который также не был обеспечен. То есть врачом был назначен препарат, была врачебная комиссия, которая подтвердила, а регион не закупает. Санкт-Петербург – 120 человек остаются без препаратов. Добились несколько человек выписки рецепта. На руках рецепт, отсроченный рецепт. Закупки нет. Пошли в суд, выиграли суд. Препарата все равно до сих пор нет.

Варвара Макаревич: То есть единственный способ – это идти в суд? И то не факт, что в итоге получишь лекарство, естественно.

Игорь Цикорин: И еще не каждый инвалид сможет дойти туда, до суда, к сожалению, и провести программу. То есть здесь как раз ест моменты уже потери.

И поэтому если мы говорим о разрушении некой системы, пусть и хромой, но системы, и о новой системе, то не потеряем ли мы, допустим, те же «12 нозологий», если мы разрушим и начнем строить что-то заново?

Варвара Макаревич: Хотя бы что-то, что работает стабильно.

Игорь Цикорин: Да, да.

Варвара Макаревич: Александр.

Александр Петров: Мы, наоборот, говорили о том, что к 12 нозологиям мы в этом году будем добавлять еще три.

Игорь Цикорин: 24.

Александр Петров: А всего их 24, по орфанным. Поэтому сейчас еще будут добавлены. Кроме того, мы проводили рабочую группу, был Ян Власов, он делал доклад от имени пациентского сообщества. Примерно 94 тысячи пациентов с рассеянным склерозом. Он сказал, что нигде нет нормальной системы, кроме Москвы.

Игорь Цикорин: Да.

Александр Петров: И частично система в Новосибирске выстроена. Мы сегодня взяли на контроль специально эту тему с этими лекарственными препаратами. 7 ноября заседание комиссии по списку жизненно важных. И мы будет конкретно разбираться с рассеянным склерозом.

Но я хочу сказать про другое: у нас нет системы, потому что мы разбираемся все время в ручном режиме.

Варвара Макаревич: Тут что-то случилось – и срочно заплатки ставим.

Александр Петров: У нас не хватает законодательства. Мы сейчас только рассматриваем. У нас нет понимания, взаимозаменяемые лекарства или нет. Каждый врач решает, что можно поменять, а что – нельзя. Потому что нет закона. У нас нет сегодня массы вопросов, которые помогали бы говорить о системе. Поэтому каждый раз с каждой категорией пациентов приходится работать в ручном режиме.

Только что работали с пациентами, 510 деток больных, для которых нужны противосудорожные препараты, не зарегистрированные в Российской Федерации. Система еще хуже, потому что это группа наркотическая, нужно согласие специального международного бюро по борьбе с наркотиками. Но мы договорились, решили, нашли систему и лекарства ввозим, даже наркотики незарегистрированные привозим.

Но еще раз хочу сказать: нет системы, а есть ручной режим управления. Мы все время, как огнетушители, каждый день работам, я не знаю сколько. Но это не подход. Нам нужно собраться, прежде всего опираясь на мнение пациентов. Потому что докладывают федеральные органы власти – один доклад. Докладывают пациенты – совсем другая картина.

Я сижу и думаю: где справедливость? Я же должен все равно прийти в свой регион и сказать им честно: «Ребята, вам лекарств нет». Но это неправильно. Я им должен сказать: «Я вам найду лекарства». А я этого сделать не могу, потому что больные с рассеянным склерозом в Свердловской области точно так же страдают.

Мы должны найти организационное решение. И я вижу его в новой системе лекарственного страхования. Если врач принял, выписал рецепт, то неважно, кто ты. Ты – гражданин Российской Федерации, имеешь полис. Ты идешь в аптеку и покупаешь лекарственный препарат. Может быть у государства такая фишка. Условно говоря, «Дротаверин». Вот есть у нас фармацевт, она скажет. Есть и «Но-шпа», но это тоже «Дротаверин». Наверное, государство должно говорить: «Мы тебе компенсируем цену российского «Дротаверина», но не «Но-шпы». Хочешь купить «Но-шпу»? Заплати свои денежки».

Варвара Макаревич: За свои деньги.

Александр Петров: Мы должны обеспечить принцип справедливости лекарственного возмещения, но у нас масса элементов к этому не готова.

Поэтому, прежде всего, я еще раз хочу сказать, пациент должен стоять во главе этой системы, потому что они лучше всего знают, как система должна работать, чтобы им было комфортно. Мы тоже пациенты, кстати.

Варвара Макаревич: Нелли, вопрос…

Игорь Цикорин: Вы имеете в виду, что пациент должен стоять там, где есть нарушение законодательства, где неполучение, а не назначение препарата.

Александр Петров: Конечно, конечно.

Игорь Цикорин: Выбор препарата – это прерогатива врача.

Александр Петров: Безусловно, врач. У нас еще одна система. Если судья принял судебное решение, оно вступает в законную силу дальше? Вступает. Кто еще ему нужен? У него специальный диплом…

Варвара Макаревич: Но не факт, что его исполняют. В силу-то оно вступило.

Александр Петров: Нет, ну садят в тюрьму. Если врач выписал рецепт, то не факт, что по этому рецепту что-то сделают.

Варвара Макаревич: Нелли, у меня вопрос. Не секрет, есть какие-то альтернативные лекарства. И ты, как правило, можешь выбрать из двух-трех наименований, которые примерно лечат одно и то же, скажем так. Но ведь может быть и побочка, и какие-то другие нежелательные эффекты. Какое-то лекарство эффективнее. И где гарантия, что государство не будет, например, возмещать средства именно за то лекарство, которое будет самым эффективным, а не за самое дешевое?

Нелли Игнатьева: Лекарственный препарат имеет такую особенность, что даже то, что специалисты… А к специалистам в первую очередь отношу своих коллег. И Его величество Врач здесь на первом месте у меня стоит. Он, именно он знает, как работает лекарственный препарат на каждом пациенте. Даже если статистика будет демонстрировать эффективность, терапевтическую эффективность препарата, то мы найдем человека, которому он не продемонстрирует эту эффективность. Увы, это правда. Это лекарственный препарат, он так работает.

С точки зрения всех комментариев, все-таки я не могу здесь не прокомментировать. Пока Его величество Пациент не будет стоять во главе нашей системы, мы всегда о системе будем говорить что-то то, что с ней сработало. Но я со своей стороны, я сама являюсь провизором и преподаю фармакологию, я со своей стороны желала бы видеть, чтобы в этой системе появилось больше участия уважаемого доктора. Почему? Потому что ведь не сама система, то, как мы будем управлять финансовыми потоками…

Какое количество, даже если мы определим потребность? У нас сегодня есть великая проблема, что мы не знаем, сколько должно быть того или иного лекарственного препарата, даже в рамках того, что мы сегодня называем «взаимозаменяемые», то есть в рамках одной активной молекулы этого активного МНН. Есть врачи, которые видят, что препарат не работает на его пациенте.

Вы знаете, в ручном режиме мы закупали препарат, о котором сегодня уже напоминали, для больных эпилепсией. У нас зарегистрировано 23 препарата, но ни один препарат, видимо, этим пациентам не подходит. Это говорит о чем? Для меня это ответ на то, что у нас зарегистрированы не совсем те препараты, в которых мы нуждаемся.

И сегодня мы слышали из уст коллег, обсуждающих проблемы, что есть препараты, даже российские… Это ведь проблема не импортозамещения. Есть российский препарат, которого просто нет. И врачу просто нечем его заменить. Вот тут сигналы должны быть, оперативное реагирование на то, чтобы препарат просто был физически в наличии, прежде чем мы говорили бы о какой-то эффективности системы лекарственного обеспечения. Для меня эффективность лекарственного обеспечения говорит не о том, что препарат есть, и есть дешевый и есть замена в рамках МНН.

И вообще я никогда не смогу понять те комментарии, которые даются у нас чиновниками: «Да, ампул у нас нет, но есть у нас мазь». Это, видимо, у нас останется анекдотом. Я оцениваю это как сигнал к тому, что все-таки нам нужно пересмотреть те лекарственные препараты, которые зарегистрированы в Российской Федерации, для того чтобы была эффективность лекарственного обеспечения и лечения как такового. Не то что выпавшие лекарства из системы лекарственного обеспечения, а главное, чтобы там были эти лекарства, которые нужны в арсенале уважаемых врачей для того, чтобы лечить пациентов.

С точки зрения как раз заменителей лекарственных препаратов – это может решить только врач, только врач, всегда врач. Говоря о каких-то побочных эффектах (возвращаюсь все-таки к вашему вопросу), особенность лекарственного препарата в том, что этот побочный эффект может возникнуть у любого лекарственного препарата, для любого, пусть одного-двух пациентов. Но это не значит, что он должен оставаться без лекарства, у которого нет побочных эффектов именно для него.

В сегодняшней системе есть возможность закупки, несмотря на то, что даже выписки лекарственных препаратов, несмотря на то, что доктор обязан выписать лекарственный препарат в рамках активной молекулы, то есть МНН, но есть механизм, который позволяет персонально для пациента выписать по торговому наименованию. Я считаю, что в нашей новой системе, которую мы выстраиваем, должны быть и такие возможности – персональный подход к нашим уважаемым пациентам.

Варвара Макаревич: Любовь, у меня вопрос как раз про новую систему. То есть в идеале я пришла к врачу, он выписал мне рецепт, я пришла в аптеку, мне государство возместило расходы на это лекарство. Все прекрасно! Что делать: а) если, например, это не рецептурное лекарство; и б) если я пошла в частную клинику, и мне там выписали этот рецепт?

Любовь Храпылина: Вообще-то, если мы посмотрим Конституцию Российской Федерации, то там совершенно замечательные есть слова о том, что и государственные, и муниципальные, и частные элементы нашей системы здравоохранения равнозначны, независимо от формы собственности.

Варвара Макаревич: То есть, пойдя в платную клинику, я имею право на все то же самое?

Любовь Храпылина: Искусственных барьеров не надо делать. Вот если не будет этих искусственных барьеров, что частное это не может, а государственное может, а все-таки мы будем уважать конституционные нормы, переводить их, соответственно, в законы федеральные и разные акты, то все будет в порядке. А если мы заведомо запретительные ограничения вводим, что, допустим, условно говоря, только государственного статуса, только при конкретной поликлинике № 1, например, в кабинете кардиолога и ревматолога – это мы вспоминаем предыдущий период. Мы такой период амбулаторной раздачи лекарств имели. Конечно, при чем тут частное будет? У пациента есть свобода выбора. Значит, свобода выбора должна быть по поиску того места, где есть этот препарат.

И я согласна абсолютно по поводу этого качественного состояния лекарств и индивидуальной специфики. «Вот мне это подходит, а вот это, вы уверяете, что это один в один, да никак на меня не действует!» Наши пациенты… У нас учится в академии президентской председатель фонда «Дети-Бабочки». Проводили они такой поголовный, что называется, опрос – как раз по поводу новых наших препаратов, по действию. И оказалось, что подавляющее большинство, даже если это психологическая реакция, а не объективная, но она есть – ему это не помогает. И что же, легче пациенту от этого, и так страдающему? Конечно, должно быть право выбора. Там, где качественно. Там, где лучше…

Варвара Макаревич: Там, где комфортно.

Любовь Храпылина: Там, где есть ассортимент достаточный. «И вообще это рядом с моим домом. А тут я поеду неизвестно куда».

Варвара Макаревич: Алексей, получается, что пока мы с моим врачом перепробуем все лекарства, которые мне подходят, государство будет тратить на меня средства. Ведь так?

Алексей Масчан: Слушайте, государство вообще для чего нужно? Объясните мне.

Варвара Макаревич: Ну, вообще-то, именно для того, чтобы обеспечить…

Алексей Масчан: Оно для того, чтобы войска содержать, бомбить кого-то? В основном оно должно заниматься здоровьем и благополучием здесь своих людей.

Варвара Макаревич: Хотелось бы.

Алексей Масчан: И если понять вот это, то тогда не будет возникать вопроса, что мы должны экономить бюджет какой-то. Ну сравните бюджет здравоохранения и некоторых других государственных проектов. Ну с какой радости?

Варвара Макаревич: Я так понимаю, что эта программа как раз таки может опять-таки позволить немножечко сэкономить, потому что если мы лечимся амбулаторно и получаем эти лекарства, то мы потом экономим на том, что мы не отправляем людей в стационар.

Алексей Масчан: Это абсолютно другая история. Конечно, амбулаторное эффективное лечение, допустим, артериальной гипертензии, естественно, снизит количество инсультов, дорогущего стационарного лечения, а потом еще содержания 15 лет инвалида. Потому что даже современное лечение инсульта не дает стопроцентного, увы, даже пятидесятипроцентного возвращения к доинсультному функциональному состоянию. Естественно, амбулаторное лечение распространенных заболеваний, «медленных убийц» – это вообще принципиально важно и для госбюджета, и вообще для обеспечения долголетия и счастливой жизни.

Но опять же есть заболевания, которые лечатся только в стационаре. Ну, в частности, это та область, которой я занимаюсь, – детская онкология. Ну не лечатся они амбулаторно. То есть амбулаторные этапы есть, но основной удар терапевтический…

Варвара Макаревич: …приходится на стационар.

Алексей Масчан: …приходится именно на стационары.

Юрий Крестинский: И при амбулаторном тоже есть проблема как раз с лекарственным обеспечением, потому что амбулаторное лечение не покрывается. То есть пациент попадает в онкологический стационар, получает там лечение. Наступает амбулаторный этап, и ему говорят: «Извините, а это за свой счет».

Алексей Масчан: Да, а) это за свой счет; и б) это лекарство есть только в Белоруссии. И надо ехать, вообще-то, туда. А в России оно уже давным-давно не производится. Это кому нужен, допустим, «Меркаптопурин». Стоит он 15 копеек, и производить его совершенно невыгодно, и даже невыгодно ввозить. В этом же еще проблема. Это как раз то, о чем я говорил вначале. Вот та химиотерапия, которой мы пользуемся, она пока еще та химиотерапия, которую изобрели 50–70 лет назад. Стоит она в производстве копейки, в ритейле тоже копейки. И совершенно никому не выгодно ее делать.

Варвара Макаревич: Игорь, я смотрю на цифры. Был проведен опрос фондом «Общественное мнение» о том, сколько люди тратят на лекарства. Так вот, 28% жителей России в месяц тратят на лекарства 1–3 тысячи рублей. 14% граждан тратят от 500 до 1 000 рублей. В общем, примерно такие показатели.

Люди достаточно неохотно покупают лекарства, потому что лекарства дорогие, потому что они им не доверяют, потому что занимаются самолечением? Что происходит?

Игорь Цикорин: Смотрите. Наша сегодняшняя беседа мне, клиницисту, дает такой взгляд. Вообще любой лекарственный препарат, любое лекарство, которое пациент будет принимать, рассчитывает принимать для улучшения своего состояния, оно складывается… то есть его эффективность складывается из нескольких таких нормативных моментов… не нормативных, а именно образующих моментов.

Прежде всего, это правильный выбор врача пациентом, когда по диагностике назначается препарат, подбирается доза, причем оговаривается, то есть выясняется, каким-то опытным приходят, в какой момент пить препарат, когда лучше. Назначаются какие-то препараты совместные для купирования для различных эффектов от этого препарата. То есть это процесс первый, такой глобальный. Врач и пациент: назначение конкретного препарата, выбор препарата, подбор.

Второй момент – это аптечные сети. Часто пациент, приходя в аптеку, опасается чего? Того, что он купит вместо оригинала подделку. Мы помним, как 12 лет назад было заявлено о том, что 70% подделок у нас в аптеках. Я надеюсь, что на сегодня очень серьезно исправилась ситуация в этом плане.

Александр Петров: Очень серьезно исправилась.

Игорь Цикорин: Очень, да.

Нелли Игнатьева: Ну, такой ситуации не было никогда. Если есть какая-то информация в средствах массовой информации…

Варвара Макаревич: Не надо так смотреть в мою сторону! Я ни при чем!

Игорь Цикорин: Ее надо перепроверять.

Юрий Крестинский: Вброс, информационный вброс.

Игорь Цикорин: Вполне, вполне.

Юрий Крестинский: За все годы существования фармацевтического рынка России…

Нелли Игнатьева: Это абсолютный фейк, и больше ничего.

Юрий Крестинский: За все годы существования фармрынка России Россия была в гораздо более выгодной позиции по наличию фальсификата, чем многие западноевропейские страны.

Игорь Цикорин: Да, это действительно можно подтвердить.

Юрий Крестинский: Сейчас доля так называемых поддельных препаратов измеряется тысячными долями процента от общего числа обращающихся в России.

Александр Петров: Две тысячных.

Юрий Крестинский: А?

Александр Петров: Две тысячных процента.

Варвара Макаревич: То есть можно не бояться, что мне в аптеке подсунут что не то?

Александр Петров: Я имею в виду фальсификат чистый – например, мел.

Юрий Крестинский: Можно опасаться, что это будет контрабанда, которая прошла мимо границы, с нее не оплачены налоги. Или это будет лекарство, которое ну не очень эффективное само по себе, но при этом не поддельное. Просто зарегистрировали такое лекарство, которое с сомнительными качествами, но не подделка. Поэтому здесь нужно сказать: будьте, пожалуйста, спокойными.

Нелли Игнатьева: С сомнительной, со стороны коллег-специалистов, эффективностью. Есть гораздо эффективнее препараты, скажем, но тем не менее контроль они тоже проходят.

Игорь Цикорин: Замечательно! То есть в этом плане мы пациентов успокоили.

Варвара Макаревич: Разобрались.

Игорь Цикорин: Да, убрали опасения именно в фальсификатах, в просроченных препаратах.

Александр Петров: Нет, просроченные бывают.

Игорь Цикорин: Бывают.

Александр Петров: Этого больше.

Игорь Цикорин: Да. И это намного опаснее, нежели мел, который никак не влияет.

Нелли Игнатьева: Это прямое нарушение законодательства. Если вы встречаетесь, уважаемые телезрители, с такими случаями, пожалуйста, доводите до сведения. Мы с такими…

Варвара Макаревич: До чьего сведения доводить нужно?

Нелли Игнатьева: Пожалуйста, до нашего сведения.

Игорь Цикорин: Росздравнадзор.

Нелли Игнатьева: Абсолютно. Росздравнадзор – это в первую очередь. И от имени себя я несу за это тоже ответственность. Мне стыдно за таких псевдоколлег, скажем так.

Игорь Цикорин: Замечательно! То есть мы немножко тут нивелировали ситуацию.

И конечно, третий момент в реакции на препарат – это самое отношение пациента. Ну, прежде всего принцип плацебо, его не отменял никто. То есть препарат может никак не действовать, а пациент уверен в нем.

Варвара Макаревич: И если мы в это верим…

Игорь Цикорин: Но если препарат действует, то это еще выше поднимает планку эффективности этого препарата. И такая же обратная ситуация. Пациент открыл и прочитал инструкцию, которая в препарат вкладывается на сегодняшний день, очень подробная. И он, не понимая часто, делает вывод о том, что препарат обязательно вызовет некие побочные эффекты, реакции. И обнаружит их через какой-то период у себя. Вот этот момент. И это все влияет именно на качество.

Варвара Макаревич: Чтобы не находить, я даже не читаю этот список побочных действий, чтобы и не было.

Игорь Цикорин: Отлично.

Юрий Крестинский: А надо читать.

Игорь Цикорин: Инструкция только для врача. Ну, на самом деле всегда так существовало.

Варвара Макаревич: Александр, при обсуждении и при планировании введения этой новой системы лекарственного обеспечения наверняка же мы смотрим, что происходит в других странах. Ведь до нас уже, в общем, все придумали.

Александр Петров: Безусловно. У нас есть референтные страны, с которыми мы работаем. И тоже мы видим, что у них есть тоже проблемы.

Варвара Макаревич: А на кого мы смотрим в первую очередь?

Юрий Крестинский: А зрители понимают, что такое референтные страны?

Варвара Макаревич: Вот на кого мы смотрим?

Александр Петров: Извините, пожалуйста.

Юрий Крестинский: Есть профессионалы, которые не понимают, что такое референтные страны.

Александр Петров: Подождите. Я уже на сленге.

Варвара Макаревич: Расшифруйте.

Александр Петров: Это страны, десять стран мы выбрали, которые находятся в примерно одинаковой экономической ситуации по уровню развития, по уровню жизни людей. Мы сопоставляем цены с этими странами.

Варвара Макаревич: А что это за страны? Вы сказали, что десять стран.

Александр Петров: Ну, например, Турция. Я сейчас все не буду перечислять. Дальше. Эти страны могут меняться, потому что мы их референтно отсматриваем. Ой, еще раз извините! Мы их сравниваем. Дальше. Смотрим системы лекарственного обеспечения.

Например, Франция сделала упор на дженерики. У нас сейчас идет массивная атака в средствах массовой информации, что все дженерики не работают. Я хочу добиться системы и понять. Если лекарственный препарат прошел все фазы до клиники, клинические исследования и доказана его клиническая эффективность – это означает, что он допущен в рынок. У нас нет препаратов, которые не прошли все эти исследования. Это тысячи добровольцев, которые на себе испытывают препараты.

Другое дело, что врач смотрит и говорит: «Этому пациенту этот препарат не помогает». Но другому-то помогает. Поэтому врач должен что сделать? Врачебная комиссия, и назначить препарат уже не по международному названию, а по торговому, и сказать: «Этому пациенту – этот препарат». Наши врачебные комиссии должны работать активнее, в том числе частные.

Мы сегодня не делим клиники на частные или государственные. Мы их делим – кто в системе обязательного медицинского страхования или нет. Если частная клиника имеет разрешение на работу в системе обязательного медицинского страхования, то эта клиника выписывает все рецепты к обязательному исполнению. И такие же врачебные комиссии.

Варвара Макаревич: То есть там работают все те же правила.

Александр Петров: Многие мамочки, я знаю… Детские поликлиники в Санкт-Петербурге – мамочки даже не подозревают, что они платные, потому что детки туда ходят, с их точки зрения, бесплатно.

Варвара Макаревич: Александр, я неслучайно спросила про другие страны. Мы подготовили сюжет о том, как это происходит на Западе. Давайте посмотрим.

Александр Петров: По-разному. Нет ни у кого универсального пути.

СЮЖЕТ

Александр Петров: Юрий, вы с чем-то были не согласны, по-моему, пока смотрели сюжет.

Юрий Крестинский: Ну, скажем так, не совсем точно давались параметры по работе страховок, в частности в США. Сказано, что нужно вначале самому заплатить. Это не всегда так.

Варвара Макаревич: Это зависит от страховки, это действительно так, да.

Юрий Крестинский: Страховки бывают разные, поэтому были некоторые неточности.

Варвара Макаревич: Но в целом?

Юрий Крестинский: В целом все более или менее.

Варвара Макаревич: Все верно. По-моему, не было этого сказано в сюжете, но в Японии размер выплаты пациенту за лекарства зависит еще от его социального статуса, от размера его заработной платы. Это справедливая история? И могла бы она сработать у нас, например?

Юрий Крестинский: Ну смотрите. В принципе, она является, конечно, справедливой. Но даже в Японии ты можешь купить дополнительную страховку и покрывать полную стоимость лекарств. Ничто не мешает тебе это сделать.

Варвара Макаревич: Ну, за ваши деньги любой каприз.

Юрий Крестинский: Да, за ваши деньги любой каприз. Если мы говорим о социальной общественной страховке, то она в том числе градирует людей по уровню дохода. Условно говоря, если у тебя доход небольшой, то ты доплачиваешь 5%. Если у тебя доход средний, то ты доплачиваешь 25%. Если у тебя доход большой, то ты доплачиваешь 50%. Но тем не менее это тоже страховка, которая снижает бремя твоих именно социальных расходов, связанных с поддержанием здоровья самого себя и твоих близких.

Варвара Макаревич: Игорь, с точки зрения пациентов, вот такая прогрессивная шкала, назовем ее так…

Игорь Цикорин: Ну смотрите. Я бы здесь ключевой момент отметил: пациент не выбирает болезнь. Вот какая болезнь ему досталась… Это может быть редкая болезнь, и стоимость препарата – 1,2 миллиона, 6 миллионов, 27 миллионов на год. И даже здесь…

Юрий Крестинский: Это, как правило, отдельные программы.

Игорь Цикорин: Это отдельные.

Юрий Крестинский: Мы говорим отдельно о базовом страховании. Мы говорим о дорогостоящих в лечении заболеваниях.

Варвара Макаревич: И это совершенно другая история.

Игорь Цикорин: Абсолютно верно. Об этом не было сказано в сюжете. Действительно, и Соединенные Штаты, и Европа имеют серьезное отдельное страхование и широкое фондовое представительство, которые могут покрыть. Поэтому касаемо дорогостоя – да, это так. Здесь государство должно все-таки на себе нести это бремя ответственности полностью.

Там, где социально незащищенные, то есть с низкими зарплатами или находящиеся в каких-то сложных обстоятельствах, действительно, государство должно нести ответственность. Там, где есть заработок, там, где есть какие-то доходы – я думаю, что эти люди действительно заботу проявляют заранее. И даже в нашей стране дополнительные страховки, то есть ДМС тоже работает.

Варвара Макаревич: Любовь, чей пример, пример какой страны, какой системы здравоохранения вам кажется наиболее удачным для применения в России?

Любовь Храпылина: Я думаю, для России надо рождать свою систему, вообще-то. Мы уже столько калек напридумывали и пытались их сюда перевести! Может, конечно, мы плохие ученики. Но я не думаю, что это так. Просто у нас есть и свое законодательство, и своя специфика, и своя культура потребления, и своя культура предоставления. И взять, например, Англию и сюда перенести? Ну, мы не англичане.

Юрий Крестинский: Слушайте, но мы же взяли в свое время, во времена Екатерины, немецкую систему здравоохранения и полностью адаптировали ее в Российской империи. И до сих пор, в общем-то, живем по наследию кайзеровской модели, чуть-чуть скорректированной на сеченовскую, но тем не менее немецкая модель…

Любовь Храпылина: Ну, сеченовская – это все-таки сеченовская. И она все-таки очень существенно отличается от всех других моделей Германии.

Юрий Крестинский: Конечно, конечно.

Любовь Храпылина: Поэтому это не так.

Юрий Крестинский: Вы знаете, все-таки изобретать велосипед там, где есть очевидные решения, наверное, тоже не стоит, потому что так недалеко дойти до того, что: «А давайте для нашего населения отдельные лекарства придумывать, потому что у нас будет особый путь со своими лекарствами».

Любовь Храпылина: А президент нас призывает амбициозно отнестись к фармации. Это одно из больших направлений. И мы все поддерживаем.

Юрий Крестинский: Нет, то, что нужно поддерживать собственную фармацевтическую науку и изобретать, в том числе выводит на рынок новые лекарства – конечно, надо это поддержать.

Варвара Макаревич: Но пока не изобретаются, я так понимаю, некоторые пациенты лишены вообще каких бы то ни было лекарств?

Юрий Крестинский: Да. Именно об этом давайте все-таки говорить.

Варвара Макаревич: Нелли, а аптекам новая система будет выгодна и приятна, как-то подстегнет фармрынок? Что будет происходить, если ее действительно введут? А судя по всему – введут.

Нелли Игнатьева: Под словом «новая» совершенно непонятно, что ждет аптеки. Пока что мы вилами по воде некие штрихи рисуем предположительно. Это неблагодарное сейчас. Единственное, что я хотела бы отметить. В сегодняшней системе есть тоже моменты, положительные моменты, которые нам не стоит забывать. И здесь я поддержу коллегу на предмет того, что у нас она будет своя, собранная из всего лучшего, как бы хотелось ее видеть.

Допустим, даже то, что сегодня работает… Не все сограждане вообще даже не в курсе того, что есть. Вот мы сегодня про налоговый вычет говорили. Это, вообще-то, новелла этого года. Но у нас уже есть многолетние возможности для наших сограждан. Дети до трехлетнего возраста у нас обеспечены, абсолютно все обеспечиваются бесплатными лекарственными препаратами. Все ли знают? Вот я на примере своего окружения…

Варвара Макаревич: Я уверена, что нет.

Нелли Игнатьева: …абсолютно всегда встречаю, что никто не знает об этом. Многодетные…

Юрий Крестинский: Де-юре это так, но де-факто…

Нелли Игнатьева: Понимаете, я с вами и соглашусь, и в то же время не соглашусь. Де-юре это так, но де-факто, пока люди не знают, у нас и не будет никакой практики. А когда у нас люди знают, что делать и как добиваться… Мне стыдно, я вынуждена привести сейчас пример уже названного…

Варвара Макаревич: Нелли, у нас, к сожалению, время подходит к концу.

Нелли Игнатьева: В суде отстаивают свои интересы. У нас есть эти механизмы. Главное, чтобы мы добивались своего. Но, уважаемые пациенты, подсказывайте нам, что нужно делать в пользу вас.

Варвара Макаревич: А от себя хочу добавить: не болейте!

Вы смотрели программу «ПРАВ!ДА?». И мы встретимся совсем скоро на Общественном телевидении России.

С 2023 года необходимые лекарства россиянам будут выдавать бесплатно. Каких дополнительных взносов это от нас потребует?