Петр Бизюков и Евгений Ицаков — о том, ожидаются ли в России массовые увольнения

Гости
Петр Бизюков
научный сотрудник Социологического института РАН
Евгений Ицаков
доцент РАНХиГС, кандидат экономических наук

Юрий Коваленко: Мы переходим к нашей главной теме сегодняшнего дня, мы ее анонсировали в самом начале выпуска. Эксперты предупреждают: в России ожидаются массовые увольнения. Сокращения коснутся прежде всего работников банковской сферы, премиального, люксового ритейла, телекома, отрасли строительства. Лишиться работы может, можно сказать, каждый десятый сотрудник, и причин несколько – это и профессиональное несоответствие, отсутствие корпоративной лояльности, да и офисные войны, я так понимаю, подливают масла в огонь.

Ольга Арсланова: Но мы понимаем, что это всего лишь мнение ряда экспертов. Давайте посмотрим на официальные данные.

Безработица в России в начале осени опустилась до годового минимума и по данным Росстата составила 5%. Однако ученые предсказывают России кадровый кризис; особенно сильно эксперты нас тут недавно напугали дефицитом творчески мыслящих сотрудников, людей, способных на аналитическую работу, и тех, кто может самостоятельно принимать на этой самой работе решения. К 2025 году нехватка таких кадров может достигнуть 10 миллионов человек, при этом столько же работников могут стать невостребованными на новом рынке труда. Это выводы исследования "Россия 2025: от кадров к талантам", которое провели The Boston Consulting Group, WorldSkills Russia и Global Education Futures.

Юрий Коваленко: Эксперты кадрового рынка утверждают, что ожидаемое сокращение уже не за горами: в конце этого и начале следующего года в России ожидаются как раз-таки эти самые массовые увольнения. Сокращения коснутся работников банковской сферы, премиального, люксового ритейла, телекома, отрасли строительства – это, в общем-то, мы уже указывали. Лишиться работы может 10% сотрудников. В конце октября министр по вопросам "Открытого правительства" Михаил Абызов предупредил о грядущем исчезновении в России около 3 миллионов рабочих мест. В это число попадут бухгалтеры, юристы, административные сотрудники, а также специалисты в системе управления и учета кадров.

Ольга Арсланова: Отставание страны в технологиях – это то, о чем также говорят очень многие эксперты. В частности, глава Центра стратегических разработок Алексей Кудрин предлагает мерить его количеством многофункциональных роботов на 10 тысяч населения, 10 тысяч человек. Собственно, если роботы нас будут заменять, то в каком количестве они нужны? В России всего два робота на каждые 10 тысяч работающих граждан, в Южной Корее – 446, в Китае 36, в США 136; больше роботизированной экономики Германии и Японии. При этом внедрение цифровых технологий в сфере госуправления поможет сократить в России число чиновников на треть за 6 лет – это также заявление господина Кудрина. Однако пока численность аппаратных сотрудников лишь растет: за последние 15 лет она увеличилась почти в 2 раза. Если прогноз эксперта сбудется, то работу должны потерять примерно 700 тысяч человек. Так что в итоге нас ждет? Будут ли в России серьезные тектонические сдвиги в сфере занятости?

Поговорим об этом с нашими гостями: у нас в студии Петр Бизюков, ведущий специалист социально-экономических программ Центра социально-трудовых прав – добрый вечер.

Петр Бизюков: Здравствуйте.

Ольга Арсланова: И Евгений Ицаков, доцент РАНХиГС, кандидат экономических наук. Здравствуйте.

Евгений Ицаков: Здравствуйте.

Юрий Коваленко: Здравствуйте.

Ольга Арсланова: Мы обратили внимание на прогноз ряда экспертов, которое приводит газета "Коммерсантъ", и эти эксперты предрекают нам очень серьезные сокращения, увольнения с начала 2018 года. Как вы, во-первых, относитесь к этим прогнозам и откуда такая точность календарная? Петр, давайте с вас начнем.

Петр Бизюков: Ну то, что в России может быть все что угодно…

Юрий Коваленко: А может и не быть.

Петр Бизюков: Скорее будет, чем не будет, потому что мы видим долгое очень такое снижение в экономике, мы видим понижение уровня жизни и, в общем, схлопывание вот этого самого внутреннего спроса, мы видим нарастание многих негативных экономических тенденций, которые когда-то неизбежно должны привести к изменениям и в занятости, потому что сейчас она пока держится. Тоже, в общем, на эту тему можно поговорить, но я не склонен делать какие-то очень панические выводы из этой информации, но, что называется, уши надо держать востро и быть готовым. Ведь, понимаете, проблема заключается в том, что у нас очень негуманизированная экономика.

Юрий Коваленко: Что это значит?

Петр Бизюков: А это значит, что человек в ней используется как материал, как ресурс, и когда этот ресурс вырабатывает или становится излишним, избыточным, от него с легкостью избавляются, не глядя на то, к каким это приведет последствиям. Поэтому все вот эти вещи, разговоры, конечно, нужно вести не только с учетом того, что произойдет, но и к чему это приведет. Потому что я вот еще одну вещь сейчас хочу сказать очень важную: за последние годы у нас создана очень такая жесткая по отношению к работникам система трудовых отношений. Человека могут уволить без особых проблем. Наверняка нам будут звонить люди, которые говорят: "Вот, мне грозит угроза увольнения". Но дело в том, что работодатели навязывали и работники вынужденно соглашались, например, с условиями неформальной занятости. И когда у вас нет трудового договора на руках, вас ничего не защитит от увольнения. Активно внедрялись всевозможные срочные и гибкие такие формы занятости, и если у вас срочный договор, то как только он заканчивается, вас ничего не защитит.

Ольга Арсланова: Людей, которых соглашались на такие условия, тоже можно понять – у них не было выбора.

Петр Бизюков: Их можно понять. Мы говорим сейчас не о том, почему они на это пошли, а мы говорим о том, что сейчас этому противопоставить практически нечего. Пожалуй, только те, кто имеет полноценные трудовые договоры, да еще и состоит, например, в профсоюзе, могут рассчитывать ну если не на 100%-ную защиту от увольнения, то хотя бы на солидную компенсацию.

Юрий Коваленко: А вот указаны были конкретные профессии: это люди юридического, менеджмент, бухгалтеры, кадры и прочее. Их вообще возможно при наличии у нашего государства такого небольшого количества роботов заменить этими самыми роботами, или это прогнозы несбыточные, пока роботов не наделают?

Ольга Арсланова: Насколько я понимаю, речь-то даже не столько о роботах, сколько о разных факторах, и роботы, наверное, пока что в самом конце списавшись.

Юрий Коваленко: Ну хотя бы да.

Ольга Арсланова: Есть более актуальные проблемы сейчас.

Евгений Ицаков: Да, если этот вопрос ко мне, то я, наверное, попытаюсь на него ответить. В данном случае роботы, наверное, меня пугают в меньшей степени. Людям, наверное, надо бояться с точки зрения своей занятости не столько роботов, сколько алгоритмы. Как раз алгоритмы, которые позволяют написать скрипт, который бы описывал всю рутинную работу человека, уже сейчас имеются, они уже сейчас создаются. Я сам помимо того, что преподаю, задействован в компании, которая разрабатывает программный продукт, позволяющий заменить бухгалтеров, заменить HR-ресурсы и заменить юристов. То есть в принципе компания А хочет купить у компании Б 10 килограммов помидоров, эти помидоры можно легко купить, а вся закрывающая документация, вся документация по поводу этой сделки будет сформирована автоматически в соответствии с текущим законодательством и отправлена в какой-то регулирующий орган (допустим, в Налоговую инспекцию). Человек здесь не нужен – не нужен менеджер по продажам, не нужен менеджер по закупкам, не нужен бухгалтер, не нужен юрист, и сотрудник HR, соответственно, тоже, получается, не очень нужен.

Юрий Коваленко: Все эти 6 человек куда потом пойдут после увольнения?

Евгений Ицаков: Вот это другой вопрос, куда они пойдут. С одной стороны, это уже данность, и уже есть программные продукты необязательно на российском рынке, но на российском рынке тоже. Есть программные продукты, которые заменяют эти работы, в которых на самом деле много рутины. Куда пойдут эти люди? – это большой вопрос и большой на самом деле вызов для нашего сообщества. И есть определенного рода исследования… Исследования, проводимые, предположим, компанией "Accenture". Эта крупная британо-американская компания, которая занимается как раз консалтингом в сфере цифровой трансформации, говорит, что да, будут уничтожены следующие виды профессий, но появятся другие профессии. То есть кто-то должен создавать эти алгоритмы, кто-то должен, может быть, включаться в работу этого алгоритма, если он вдруг что-то делает совершенно не то, или где человеческая судьба зависит от этого алгоритма. То есть тут обязательно должен какой-то другой человек участвовать в человеческой судьбе, потому что не может приниматься решение по поводу человеческой судьбы, совсем исключая…

Юрий Коваленко: Но бухгалтер-то не сможет в программисты переродиться.

Евгений Ицаков: В программисты нет, но есть целый ряд профессий, особенно если мы посмотрим на самообучающиеся алгоритмы (так называемое машинное обучение, про которое сейчас говорят на каждом углу, кричат), то на самом деле бухгалтер мог бы переучиться в человека, который будет обучать алгоритм. То есть хороший бухгалтер может заниматься тем, что он будет учить систему быть хорошим бухгалтером. Штука в том, что в этом случае нужен один хороший бухгалтер, а он заменяет тысячу других, возможно, даже неплохих бухгалтеров.

Ольга Арсланова: Раз мы заговорили о роботах, хотя, мне кажется, это не самая для нас сейчас большая опасность, но тем не менее. Есть ли вообще для России сейчас эта сфера и эта проблема, учитывая, что у нас несколько архаичный склад экономики?

Петр Бизюков: Вот совершенно правильно сказали.

Ольга Арсланова: Робот наверняка будет дороже не очень производительных, но довольно дешевых рабочих рук.

Петр Бизюков: Проблема даже не столько в том, что он дороже, а проблема в том, что роботизация, любая автоматизация требует, предъявляет высокие требования к организации, к технологии, к тому, как все сделано. Потому что робот – это все равно алгоритм. И нужно будет закладывать огромное количество внешних факторов. Неплатежи клиента – у робота это будет? Он будет это учитывать? Несвоевременная поставка, поставка не того качества – как это все решать, как это все урегулировать? Эти алгоритмы, если они будут учитывать вот это все, должны быть очень сложными, очень разветвленными и, соответственно, очень дорогими. Представить, что сейчас наладят, отладят наши управленцы вот эти все процессы до миллиметра, я не могу, потому что, вы знаете, у меня довольно такой скептический взгляд на качество наших управленцев. Они порой плохо понимают, как вообще компьютер работает, и мне доводится даже сейчас встречать руководителей, которые, в общем, и по Skype связаться не могут, не говоря о том, что тут нужно не просто знание, а тут нужно стратегическое понимание, что это за технологии, какие у нее могут быть результаты. И здесь такому вот не очень грамотному руководителю предстоит, перед ним непростая задача – либо отказаться от всего этого, либо согласиться, что при тебе будет умный молодой человек, который будет все это понимать, а ты будешь, в общем, таким свадебным генералам.

Ольга Арсланова: Постепенно сходить со сцены?

Петр Бизюков: Нет, я думаю, что они скорее молодого человека вытолкают и заставят все работать по-старому, скажут: "В наших морозах это не работает".

Ольга Арсланова: Послушаем Сергея из Вологодской области – здравствуйте.

Зритель: Город Череповец. Добрый вечер.

Ольга Арсланова: Вы в эфире, Сергей.

Зритель: Вы знаете, в Череповце есть мэрия, и в мэрии есть Комитет по имуществу. Хотелось бы поинтересоваться, в связи с чем господин Исмагилов, председатель, руководитель Комитета по имуществу сейчас увольняет женщин, которые находятся в декрете? Его принуждают их не пускать на руководителей, перевестись на нижеоплачиваемую работу. Вот как администрация Череповца на это все смотрит и как администрация города Вологды, господин Кувшинников на это все смотрит, когда женщины по уходу за ребенком месяц, год увольняются в принудительном порядке?

Ольга Арсланова: Спасибо, Сергей.

А что далеко ходить: знаю крупное одно предприятие в Москве, где женщин в декрете просто объединяли в особое подразделение, которое сокращалось, и по закону не придраться. При этом министр Абызов как раз упомянул наиболее уязвимые группы, которые могут сейчас пострадать от увольнений и как раз сказал о том, что это женщины и люди от 40 до 55. По сути, я не знаю, это звучит как отмашка: я вас предупреждаю, самые уязвимые группы – это женщины и люди этого возраста, а что делать с этим, я не знаю.

Петр Бизюков: Ну это опять привычное перекладывание возникающих проблем на плечи работников, на плечи населения. И, кстати, вот здесь еще одна тема затронута. То есть вот это нарушение закона, прямое или скрытое, как вы говорите, что их объединяют. И здесь вот еще один есть аргумент, связанный с той же роботизацией. Ведь когда действует алгоритм, он рассчитан на очень такой конкретный круг задач и целей. И, скажем, работника можно заставить работать сверхурочно, работнику вы можете расширить зону его функционала, то есть дополнительные обязанности ему вменить. Но на робота же вы это не возложите.

Юрий Коваленко: Но подождите, робот может работать без обеда круглые сутки.

Петр Бизюков: У него все равно… Хорошо, мы получили, сняли те пенки, которые мы получаем при замене живых людей на роботов. Это сделали все наши соседи. Теперь нужно как-то получать дополнительное преимущество. Когда у нас есть люди, мы можем, например, сказать: "Хорошо, ребята, вы выполняете теперь не 2 функции, а 3 за ту же зарплату". Надавили, придавили, кого-то уговорили, кого-то запугали. "Хорошо, ребята, теперь вы работаете еще на час дольше" (то есть мы повышаем). С роботом-то такие вещи не пройдут. Поэтому рабочая сила гибче, она дает современным руководителям, которые заточены на такое получение прибыли любой ценой, возможность манипулировать, она дает им возможность маневра, а алгоритмы жесткие.

Юрий Коваленко: То есть алгоритм только одной задаче может быть обучен, а человека можно заставить три разных работы делать?

Евгений Ицаков: Если позволите, я буду адвокатом дьявола сегодня.

Петр Бизюков: Да, давайте.

Евгений Ицаков: Скажу несколько слов в защиту алгоритмов. Автоматизация происходит не потому, что она происходит, мы делаем это не потому, что мы можем, а компании этим занимаются в рыночной экономике, где высокая конкуренция и так далее, потому что это дешевле. И на многих рынках мы увидели, что производительность труда растет кратно. Если мы сравним, допустим, производительность труда в самой крупной офлайн туристической компании и в самой крупной онлайн туристической компании, мы увидим 200-кратную разницу в производительности труда. То есть каждый человек в этой онлайн-компании создает в 200 раз больше ценности, чем в компании, которая преимущественно работает вне Интернета. Я без названий, потому что это, наверное, не очень положено, но разница достигается 200-кратная, 300-кратная. Даже 30-кратная разница дает колоссальное преимущество в конкурентной борьбе.

Насколько функциональны алгоритмы сейчас? Современный алгоритм может писать музыку, может писать стихи в стиле Маяковского, а алгоритм, который назначает собеседование сотрудникам, сейчас может просмотреть тысячи анкет буквально в течение считанных минут, одновременно совершить звонки десяткам тысяч кандидатов, провести телефонное интервью, собрать результаты телефонного интервью, обработать на уровне, схожим с тем, как это мог бы обработать искусственный интеллект, и выдать рекомендации, что из тех 10 тысяч человек, с которыми я поговорил в течение последних 15 минут, я рекомендую вот этих трех сотрудников. Я не представляю, какой штат персонала мог бы с этим справиться. И поскольку действительно достигается такой колоссальный рост производительности труда, просто так получается, это данность, что человек как сущность в экономике устаревает, его роль в традиционном смысле устаревает. И нужно думать о том, как человеку найти новую роль в этой новой экономике, чтобы человек не остался без средств к существованию.

Ольга Арсланова: Евгений, но даже если мы решим этот вопрос с выгодой и роботы действительно станут доступными, выгодными и повсеместно будут использоваться, с этической точки зрения мы должны это как-то искусственно ограничивать, для того чтобы не дискриминировать "устаревших" по вашим словам людей?

Евгений Ицаков: Да. Это решение во многом, в большей степени политическое. Но, вы понимаете, это решение в том числе достаточно опасное. Если мы скажем, что будем ограничивать распространение роботов, для того чтобы сохранить занятость, ведь если мы сохраняем занятость, мы в том числе сохраняем рынок, сохраняем спрос, то есть это поддерживает нашу экономику, с одной стороны.

С другой стороны, мы можем распространить свое право только в рамках нашей страны. И если другие страны, с которыми конкурируют наши предприятия, будут это делать, а наши предприятия не будут это делать, потому что они в рамках нашего закона, наши предприятия будут разоряться. А учитывая эту колоссальную глобализацию и учитывая то, что капитал спокойно перетекает через границу, информация спокойно перетекает через границу, и софт может быть разработан в Германии, а употребляться по всей планете, мы просто придем к ситуации, когда все или большое количество российских производителей станут неконкурентоспособными и закроются, мы будем потреблять продукцию зарубежных компаний и все, станет обычной банановой республикой, которая непонятно что делает, торгует, перепродает и потребляет.

Ольга Арсланова: При этом мы можем встать на путь, если я не ошибаюсь, Японии, где роботы заменили людей на предприятиях, но при этом люди продолжают делать в том числе и низкоквалифицированную работу, потому что где-то они же должны работать (я не знаю, сфера услуг, дворниками и так далее).

Юрий Коваленко: Все будем гастарбайтерами.

Ольга Арсланова: Да. А что делать?

Евгений Ицаков: Мне кажется – это мое субъективное представление – у нас сейчас немножко… Мы сейчас действительно находимся перед очень болезненным этапом. Наша экономика, наше мировоззрение сложилось, в общем-то, на том, что большая занятость, большое количество людей работает, много людей выполняет рутинную работу. Кто-то скажет из, допустим, даже нынешних моих студентов, что я хочу работать, сидеть в офисе перед компьютером и чтобы меня никто не трогал, а я там буду переносить из клеточки в клеточку что-то. Но это не работа для мыслящего существа. То есть нам нужно каким-то образом переделать сознание людей, что работа для человека – это работа для мыслящего существа.

Ольга Арсланова: Если для мыслящего существа уже ничего не останется?

Евгений Ицаков: Останется мало, да, но вот такая данность, такая данность. То есть будут создаваться какие-то новые профессии. Мы не в состоянии заглянуть на 10-15 лет вперед, на самом деле не в состоянии. Все те, кто говорят, что они в состоянии, скорее всего, нас обманывают. Но если мы посмотрим на эту экономику, если бы могли, на 10-15 лет вперед, наверняка там будут появляться новые профессии, потому что всегда изменение структуры будет создавать какие-то периферийные профессии, периферийные отрасли, периферийные компании будут появляться, которые обслуживают этот основной, новый тренд экономики. И вот в этих периферийных компаниях, я думаю, будет появляться возможность реализовать себя.

Но да, действительно нам придется пройти через ситуацию глобального переучивания. Если мы хотим сохранить некий уровень потребления, некий уровень жизни в нашей стране достойный, то нам нужно каким-то образом заняться, озаботиться действительно масштабной программой переучивания. То есть кто на что способен в рамках экономики будущего. То есть кто-то должен создать видение этой экономики, сказать, что, наверное, вот эти вот квалификации будут востребованы и в чем я как человек сегодняшнего дня в компетенциях отстаю от себя через 10 лет, где мне нужно эти компетенции поднять и как бы, допустим, наше государство могло бы взять частично расходы на мое переобучение на себя, если оно хочет иметь меня в качестве сотрудника, который платит налоги и нормально существует и потребляет, а не в качестве безработного, бандита или мигранта, который уехал в другую страну искать себя там.

Ольга Арсланова: Послушаем наших зрителей – Михаил, Московская область. Добрый вечер.

Зритель: Добрый вечер. Я работал в организации… в Павловском Посаде, есть такой филиал. Строили мы подстанцию Ногинскую, реконструкцию вели (старая подстанция) и ремонтировали, делали новую подстанцию. До сих пор кто давал нам работу, нам пообещал: "Вы работаете январь-февраль месяц". 3 марта наступает такое: "Вы подписывайте по трудовой, что вы согласны с увольнением, и мы вам потом начислим увольнительные и все". Проходит потом месяц, полтора, никаких ни увольнительных, ничего. Узнаем у работодателя, что да как. Сказали: "Мы организация-банкрот, денег у нас нет". Это не только я один человек, у нас коллектив был, где электрики (я работал электриком) и водители. Короче, всех обманули, и до сих пор никто из людей, работающих на этой подстанции, не может получить деньги. Вот объясните этот вопрос, как может быть, что работодатель захотел уволить, уволил и все, до свидания, без выплаты как еще заработанных денег.

Юрий Коваленко: Спасибо.

Ольга Арсланова: Спасибо. Здесь, понятно, есть нарушения прав, но сами сотрудники отстаивали свои права?

Петр Бизюков: Я уже начинал это говорить. Понимаете, сегодняшний работник – это не только тот, кто работает, а это тот, кто умеет защитить свои гражданские и трудовые права. Это неизбежно придется делать. Вот люди пренебрегли этой функцией, они, я не знаю, оформили свои договоры или нет. Раз он не один, они вполне могли организовать свой профсоюз или вступить еще в какой-то. Потому что с неорганизованными очень легко вот так поступать. И делать это нужно не тогда, когда вот уже пришли увольнения, а тогда, когда вы только начинаете. Об этом нужно думать наперед, что может быть нарушение прав, о том, что нужно к этому подготовиться, нужно защититься.

Я еще хотел сказать несколько слов по поводу вот этих общефилософских вопросов. Да, мы можем увеличить производительность в разы, но ради чего? Ради того, чтобы богатые богатели, а бедные беднели, а это сейчас идет общий тренд мировой, об этом пишут многие авторы прежде всего за рубежом – о том, что продолжается вот это вот расслоение. Нам нужно понять и переосмыслить не только то, куда девать выкинутых с производства людей, а нам нужно понять, а ради чего нам это нужно. Ради того, чтобы изымать вот эту вот прибыль в интересах каких-то очень небольших, узких групп, или все-таки это должно создавать какой-то общий результат. Как там у Дэн Сяопина было? – "прилив поднимает все лодки, и большие, и маленькие". Но вот у нас сейчас наблюдается ситуация, когда большие лодки поднимаются, а маленькие остаются на дне. Поэтому даже программисты сегодня, которые работают над этими системами, говорят, что прежде всего нам нужно ответить на вопрос, для чего мы это делаем, что будет бенефициаром этих систем.

Если мы оставим все как есть, мы видим, даже без роботов людей просто выкидывают, людей оставляют без заработка. Роботизированные системы, автоматизированные системы – это инструмент, а инструментом, как элементарным топором, можно головы рубить и можно избы рубить. Значит, во что мы превратим эти суперэффективные, в 200 раз более эффективные системы? На что мы их направим? – на то, чтобы избавиться от лишних людей, вообще включить человеческий фактор из этого? А дальше уже встанет другой вопрос. Ну да, у нас будет в 200 раз производительнее деятельность, в 200 раз эффективнее. Но сколько из этих вновь полученных средств мы потратим на безопасность вот от этих самых выкинутых людей, потому что с ними никто не знает, что делать, а пока никто не знает, что делать…

Ольга Арсланова: Куда они пойдут, тоже непонятно.

Петр Бизюков: Они потребуют свое. Если это будет массовым явлением, то эти люди потребуют.

Ольга Арсланова: Социальная напряженность.

Петр Бизюков: Мы видели арабскую весну – это были люди, которые не могли встроиться в ту систему государства, которая была. В Тунисе нашли вариант более-менее, как эту проблему решить, в других арабских странах не нашли, и там сейчас царит полный хаос. Поэтому для чего эта эффективность, кто от нее получит выгоду, что она даст всем нам? – эти вопросы нужно было обсуждать даже не сегодня, а еще вчера.

Ольга Арсланова: Петр, а дешевая рабочая сила может нас спасти от роботизации? Потому что чем выше МРОТ, чем больше людям надо платить, тем менее выгодно их использовать?

Петр Бизюков: Дешевая рабочая сила – это простой труд. Самолет, компьютерную систему, современную систему здравоохранения и обучения вы на дешевой рабочей силе не построите. Это копать, это подметать, это переносить тяжести, это выполнять элементарные виды работы.

Ольга Арсланова: То есть получается опять же, что самые бедные, скорее всего, и будут уволены – это то, о чем вы говорили. Разрыв увеличится еще больше.

Петр Бизюков: Да.

Ольга Арсланова: Что-то с этим можно сделать?

Петр Бизюков: С этим можно сделать много чего. Есть целый ряд направлений, которые сегодня пытаются каким-то образом сделать. Самый, пожалуй, известный – это попытки некоторых стран, которые сейчас тестируют вот этот режим безусловного дохода (это в Финляндии, Германии, еще в нескольких странах). То есть люди получают деньги за то, что они люди.

Юрий Коваленко: Я слышал про эту историю: там, где люди занимаются творчеством, пишут стихи и прочее дополнительно к…

Петр Бизюков: Нет-нет, в Финляндии случайным образом отобрали несколько тысяч человек, и им сейчас государство платить небольшую сумму, не очень большую даже по финским меркам, но это безусловный доход, они его просто получают.

Юрий Коваленко: Но в нашей стране это невозможно.

Петр Бизюков: Нет, подождите, почему невозможно? Это везде возможно. И что это дает? Это, кстати, не замена… Я спрашивал у людей, которые были причастны к разработке, потому что некоторые говорят: "Ну хорошо, да, мы будем платить безусловный доход, но это избавит государство от социальных расходов". Ничего подобного, это плюс к социальным расходам государства оно еще несет вот эту вот функцию. Что это дает? Это дает человеку возможность не зависеть от зарплаты, чтобы человек знал, что у него всегда есть деньги на то, чтобы была крыша над головой, что у него будет кусок хлеба. То есть это, понимаете, новый этап такого отношения государства к человеку.

Ольга Арсланова: Но при этом…

Петр Бизюков: Я сейчас закончу.

Ольга Арсланова: …человек может и не работать, он освобожден от этой обязанности.

Петр Бизюков: Но… Нет, эта сумма не настолько велика, чтобы она его избавила… Она дает минимум, но она его защищает. Он не останется без копейки денег, он не останется, даже не имея работы, голодным и без крыши над головой. И это создает новую ситуацию: человек становится более требовательным к работе, человек становится более защищенным, и это меняет тип отношений его, например, с работодателями, с коллегами, с государством. Это одно направление, есть еще.

Ольга Арсланова: Евгений, для России этот путь возможен?

Евгений Ицаков: Вы знаете, конечно, любой путь возможен, но есть еще кроме опыта Финляндии, допустим, опыт Швейцарии, где вопрос безусловного дохода рассматривался, в результате он был вынесен на референдум, и швейцарцы проголосовали против безусловного дохода в 1 тысячу швейцарских франков на душу населения.

Петр Бизюков: Извините, я как раз разговаривал с авторами этого. Там была вынесена сумма в 2.5 тысячи.

Евгений Ицаков: А, 2.5 тысячи.

Петр Бизюков: Разработчики этого проекта были возмущены, они сказали: "Речь не шла о такой безумной сумме". Потому что швейцарцы, конечно, очень разумные и прагматичные люди, от этой гигантской суммы они отказались.

Евгений Ицаков: Я думаю, что если бы человеку предложили 2.5 тысячи или 1 тысячу, он, конечно, с удовольствием взял бы 2.5, вряд ли бы от этого отказался, тем более если он прагматичный.

Петр Бизюков: Но швейцарцы отказались.

Евгений Ицаков: Да, швейцарцы отказались, потому что они выросли в капиталистической парадигме и считают, что неправильно, что люди, которые работают, платят за людей, которые не работают. И сколь долго мы решили, что социалистическая система нам не подходит, и мы совершенно даже… Социалистическая система, понимаете, даже не лежит в рамках дискуссии в экономическом секторе. Вот я как экономист можно сказать, что мы даже не обсуждаем положительные аспекты, допустим, социалистической системы. У нас принята генеральная линия партии, что капитализм – это хорошо. Более того, даже кейнсианство, приверженцев кейнсианства, то есть вмешательства государства в экономику, подозревают в латентном социализме, а потому ультракапитализм. И вот в этом ультракапитализме мы не можем говорить, что, допустим, надо поддержать тех работников, которые лишились работы, или нет, что автоматизации мы должны что-то противопоставить или нет – это данность. Допустим, я не люблю дождь, но он идет, и так же рынок работает: я не хочу автоматизации, но она происходит, я не хочу терять работу, но я ее потеряю.

Ольга Арсланова: Вот почему левые идеи так популярны в Европе: капитализма хватит.

Евгений Ицаков: Да. И вот что интересно: к столетию Революции в Соединенных Штатах проводился опрос их отношения к капитализму и социализму, и самое удивительное, что среди поколения до 35 лет социалистические идеи популярнее капиталистических. И самая нагремевшая, прогремевшая книга, труд исследовательский Тома Пикетти "Капитал в XXI веке" показывает действительно расслоение катастрофическое, расслоение увеличивается, расслоение хуже, чем к моменту, когда вся Европа полыхнула революциями в XIX веке. Он нас предупреждает: "Внимание, друзья! Расслоение катастрофическое". Но в рамках парадигмы, где государство устраняется из экономики и экономика регулирует сама себя, мы по сути ничего с этим сделать не можем, и мы воспринимаем ситуацию вокруг нас как то, что эта ситуация такая, и мы можем либо умереть, либо к ней готовиться, к ней адаптироваться – вот и весь…

Юрий Коваленко: Вы так безлико сказали о том, что государство отстраняется от экономики. А давайте представим себе средний класс русский. Средний класс, те люди, которые находятся за чертой бедности, прекрасно понимают…

Евгений Ицаков: Средний класс не находится за чертой бедности.

Юрий Коваленко: И те люди, которые находятся за чертой бедности – они прекрасно понимают, что в данный момент…

Ольга Арсланова: Очень маленький такой средний класс и 22 миллиона очень бедных людей.

Юрий Коваленко: Да. Это те люди, которые не то что не мечтают о безусловном доходе, они бы готовы работать, но просто даже при учете автоматизации им негде работать. Даже если будет какая-то автоматизация, куда они пойдут переучиваться, если это предпенсионный возраст либо это люди с детьми, которых надо каким-то образом тоже учить, и тут уже проблема большего масштаба.

Евгений Ицаков: Да. Но история такая, что в отсутствие госплана решить такого рода проблему мы, наверное, не сможем. То есть рынок сложится каким-то образом, каким он сложится, и часть людей должны будут покинуть, наверное, экономическую систему, может быть, даже ногами вперед в рамках этой истории. Действительно, есть определенная категория людей, которые не успеют переучиться, у них нет возможности переучиться, у них нет средств переучиться. Они бы рады работать, но мы не готовы им что-то предложить как сообщество, потому что мы существуем в рамках такой вот парадигмы.

А вот, если позволите, маленький вопрос. Нам звонил просто человек и спросил, куда ему идти, если его уволили. Я вот, если возможно, куда идти – наверное, в Комиссию по труду идти, а если там не помогут, наверное, в прокуратуру идти и пытаться каким-то образом восстановить себя в правах или хотя бы получить компенсацию за увольнение. Потому что такая ситуация – это очевидное нарушение закона. Господин Бизюков, наверное, со мной согласится, это прямое нарушение закона.

Петр Бизюков: Нет, я, конечно, с этим соглашусь, но вы вот тут предлагали кое-кого ногами вперед вынести…

Евгений Ицаков: Нет, я не предлагал, я констатирую реальность.

Петр Бизюков: Вы просто представьте, что человек поставлен перед такой альтернативой (собственно, у него нет альтернативы, ему только предлагается). Мне кажется, что он примет решение вынести ногами вперед кого-то другого, того, кто его поставил в это положение.

Ольга Арсланова: Наталья из Краснодарского края – давайте послушаем. Добрый вечер.

Зритель: Здравствуйте. Краснодарский край, город Славянск-на-Кубани. Центральная районная больница – у нас уже идут увольнения, уже многих людей предупредили, что с 1 января 2018 года люди не выходят на работу. Уже в бюджетной сфере и не только у нас, во многих районах Краснодарского края именно в бюджетных организациях с 1 января будут идти увольнения.

Юрий Коваленко: А вам как-то мотивируют это?

Зритель: Вот у вас сидит…

Юрий Коваленко: Вам мотивируют как-то это увольнение чем-нибудь, либо просто 1 января и все?

Зритель: Реорганизация предприятия, все. Но в бумагах у них все четко, не придерешься – и двухмесячное пособие, и все. Но понятно, получим мы двухмесячное пособие, а через 2 месяца мы не хотим ни кушать, ничего? Работы нет, устроиться негде. Люди выброшены на улицу. Вот у вас в студии сидит Петр, он со своей стороны может как-то повлиять, чтобы этих увольнений массовых не было по всей стране? Это не только мы, не только Славянск-на-Кубани, это и Кореновск, и Ейск, я просто говорю за Краснодарский край, не беру я там…

Петр Бизюков: Вопрос: вы в профсоюз обращались свой?

Зритель: Вы о чем говорите?

Петр Бизюков: О чем я говорю? Я говорю о том, что существует профсоюз работников здравоохранения, который избираете в том числе вы. Почему вы туда не обращаетесь за помощью? Если они дают вам формальные ответы, почему вы их не переизберете на тех людей, которые могут вам помочь?

Понимаете, я этих увольнений не отменю, у меня нет таких возможностей. Это должны делать те люди, которых увольняют – защищаться нужно самим каким-то образом. Ваши коллеги выходят на митинги протеста…

Зритель: Делает все район, местные органы власти…

Петр Бизюков: Ну и что? Сельские медики в разных областях выходят с протестами, выходят с пикетами; с ними вступают в переговоры, они каким-то образом решают этот вопрос. Понимаете, добрый дядя ни с телевидения, ни с Москвы, ни с области вашу проблему не решит. Я еще раз повторю, что защищать свои права – это необходимость, это обязанность каждого человека, и об этом нужно думать заранее.

Ольга Арсланова: Петр, но если есть вот эта реорганизация, оптимизация, которые были объявлены на высшем уровне, когда государство сначала нанимает людей, бюджетников, а потом по сути само же говорит, что они не нужны. Что люди могут доказать?

Петр Бизюков: Как что? Во-первых, существует… Это не может приниматься без согласования. У нас существует законодательство о том, что подобные решения должны проходить через трехсторонние комиссии, в которых участвует государство, работодатели и профсоюзы. Обсуждались эти меры? Если они обсуждались, то почему профсоюзы работников дали на них согласие в такой форме? Почему не предусмотрели усиленные пакеты тем, кто увольняет? Это вопросы, которые нужно задавать. И есть примеры… Я веду мониторинг трудовых протестов вот уже десятый год, и есть примеры, когда из глухих сел медики добиваются тем не менее результатов.

Юрий Коваленко: Вот SMS нашего зрителя – похожая ситуация на ситуацию медиков Краснодарского края: "Я работаю в МЧС города Уфы (Башкортостан), работаю водителем. Нас оповестили о том, что в организации будут проходить увольнения в связи с реорганизацией. Мне 58 лет". Имеют ли право уволить даже с выходным пособием двойным или тройным? Человек в возрасте 58 лет, который 15 лет проработал в МЧС. Тут про переучивание даже речи не идет, и до пенсии он не досидел.

Петр Бизюков: Ну почему не идет…

Ольга Арсланова: Его отправят на биржу, где он будет 500 рублей получать.

Юрий Коваленко: Да, безусловный доход.

Петр Бизюков: Я вот с этого начал. Если вы не продумали вот эту ситуацию… Ведь, смотрите, мы когда покупаем, например, машину, мы же идем и страхуем ее, получаем ОСАГО, что-то думаем, каким-то образом мы стараемся себя защитить от неблагоприятных ситуаций. Почему мы этого не делаем на работе? Почему нужно объяснять людям, что профсоюз да, может быть формальным, но вы как работники имеете возможность сделать его нормальным. Есть масса профсоюзов. В том же здравоохранении сейчас действует профсоюз "Действие", который проводит громкие акции, который восстанавливает уволенных, который выступает против вот такого произвола в отношении рядовых работников. То есть кто-то может, почему другие этого не могут сделать?

Евгений Ицаков: Я думаю, тут есть слон определенный в комнате, которого нужно заметить – это отношение работодателя к членам профсоюза. Мы должны об этом сказать, наверное, что если я сейчас пойду и скажу, что я хочу у нас в Академии создать профсоюз работников, допустим, интеллектуального труда и мы будем бороться против деканатов и ректората для получения лучших условий…

Ольга Арсланова: …вам намекнут вежливо.

Евгений Ицаков: Да, я думаю, что вдруг выяснится…

Юрий Коваленко: Вам покажут бумагу – реструктуризация.

Евгений Ицаков: Да, что я как структурная единица не настолько компетентен и не совсем подхожу по качественным характеристикам.

Петр Бизюков: А я вам скажу так. Мне коллеги… Я сейчас не работаю в системе высшего образования, но мне коллеги часто жалуются на произвол начальства. А я им задаю вопрос: "Слушайте, вы политологи, социологи, экономисты, управленцы. Вы учите людей, как должно функционировать общество, при этом вы не в состоянии себя защитить от произвола вузовских бюрократов". Вот это как?

Юрий Коваленко: Чему они учат людей тогда?

Петр Бизюков: Чему они учат людей?

Юрий Коваленко: Если вы себя не можете…

Ольга Арсланова: Потому что был бы человек, а статья найдется. За что уволить, всегда можно найти.

Петр Бизюков: Можно. Можно заступиться за коллег, если увольняют коллегу – кто-нибудь подает голос в его защиту?

Ольга Арсланова: Очень редко, потому что боятся сами потерять место.

Петр Бизюков: Потому что боятся сами потерять. Но ведь это уважаемые люди, это профессура, это те, кого так просто… Ну ладно, молодого преподавателя можно заменить, но почему молчат академики, почему молчат профессора? Ведь мы помним, скажем, дореволюционные традиции, когда из-за ареста студентов, участвующих в политических акциях, все профессора прекращали работать в университете.

Ольга Арсланова: Петр, мы можем призывать людей к коллегиальной солидарности, но это подгонять ответ под решение, точнее наоборот. Наверное, есть какие-то системные проблемы, которые намного важнее.

Петр Бизюков: Есть, и это системная проблема, я начинал с этого. Вы не оформляете договора, вы оформляете срочные договора, вы отдаете свои права. У нас прав сейчас больше, чем мы их используем. Трудовое законодательство при всей его критике, в общем, дает немало возможностей людям. И те из них, кто этими правами пользуется, достигают. Но, к большому сожалению, люди редко к этому прибегают, они действительно боятся. Они действительно боятся…

Ольга Арсланова: Евгений, почему вы профсоюз действительно не создадите? Вы боитесь?

Евгений Ицаков: Да.

Петр Бизюков: Я приведу один такой факт. Мы ведем свой мониторинг трудовых протестов 10 лет, и первый всплеск, который был в 2009 году, выявил такую интересную закономерность: вот когда подскочила безработица в тот кризис, помните, через 2-3 месяца у нас пошел всплеск трудовых протестов. То есть когда люди увидели, что безработица уже в пределах их зрения, то есть это касается каких-то знакомых, членов семьи, соседей, они вдруг резко мобилизовались и начали это. И, в общем-то, эта волна со временем сошла. Я думаю, что сейчас, если вот эти прогнозы по поводу сокращения сбудутся, произойдет нечто подобное. Но для чего мы накапливаем эту информацию, для чего мы ее публикуем? Это значит, что нужно готовиться к этому, людям нужно заранее знать, что им предстоит и как это делать. Кстати, это нужно знать и работодателям, что после того как они поднимут волну безработицы, надо будет готовиться к волне протестов.

Юрий Коваленко: Полтора месяца осталось, надо готовиться.

Евгений Ицаков: Вот был вопрос ко мне, почему мы не организуем профсоюзы. Это требует определенных сил и времени. Для меня, поскольку я продукт, наверное, не коллективистского, а индивидуалистского сознания, я считаю, что то время, которое у меня есть, я лучше потрачу на увеличение своих компетенций и повышение своей, скажем так, стоимости на рынке труда. И тогда, если меня уволят, я быстро найду работу там, где я хочу, это раз.

А второе – меня, наверное, сейчас возненавидят просто все зрители вашего канала – мы говорим, что у нас низкий подушевой доход в стране, нам наше руководство страны рекомендует: "Идите в бизнес, нам надо поддерживать бизнес, нам надо поддерживать малый и средний бизнес", а профсоюзы сдерживают и малый, и средний бизнес. Они делают более мягкими отношения для работников. Работники думают, что да, если вдруг меня захотят уволить, хоть бы я ничего не делал, как во Франции где-нибудь, например, где очень сильные профсоюзы, мен практически не могут уволить. В Голландии меня могут уволить, по-моему, после 15 последовательных прогулов на работе. Я могу, значит, прогуливать работу 13 раз, на 14-й день приходить, потом еще 13 дней отдыхать. И вот эти вот жесткие профсоюзы накладывают дополнительные рамки на функционирование бизнеса, они ограничивают нашу экономику. И, возможно, те, кто могли бы создавать собственный бизнес, сейчас сидят на низкооплачиваемой работе и думают, как бы им не потерять эту работу. Может быть, нам нужно меньше профсоюзов, а не больше?

Ольга Арсланова: А у нас хватит на всех малого и среднего бизнеса, если у нас бюджетников, вот эта сфера наиболее…

Петр Бизюков: А самое главное, посмотрите, какая ужасная экономическая ситуация что во Франции, что в Голландии.

Евгений Ицаков: Ну как сказать? Можно посмотреть, когда эти страны росли быстро, и они росли, когда профсоюзы были слабые, и когда эти страны стали показывать отрицательный рост, и это тогда, когда профсоюзы стали сильными. Поэтому с точки зрения того, если мы хотим развивать свою экономику, развивать ее быстро, нам нужны волчьи отношения, похожие на капитализм в Соединенных Штатах в XIX веке.

Ольга Арсланова: То есть увольняют неэффективных и малопроизводительных – это нормально, это законы рынка, я вас правильно понимаю?

Евгений Ицаков: Ну если мы принимаем рыночную парадигму как основную парадигму, то да, это законы рынка: непроизводительная единица должна быть сокращена, и тогда, возможно, человек, который оказался в такой ситуации, получит толчок для какой-то другой деятельности. То есть я, допустим, и преподаю, и работаю где-то еще, потому что я вижу это для себя приемлемым форматом существования. Я не создаю профсоюзы, я не страдаю по поводу того, что меня уволят и куда я тогда пойду. Если что, я сфокусируюсь больше на втором месте.

Юрий Коваленко: А если бы у вас была возможность, вы бы сейчас занимались бизнесом?

Евгений Ицаков: Скажем так, я занимался бизнесом. И в некоторой степени сейчас я участвую в разного рода проектах, которые можно назвать бизнесом.

Юрий Коваленко: То есть всем говорят: "Занимайтесь бизнесом", а вот кто-нибудь вообще может этим бизнесом заниматься? Начать заниматься может, а продолжить успешно?

Евгений Ицаков: Я приведу пример. Допустим, чтобы не было рекламы, я так скажу: просто на нашем факультете среди даже начиная с 3 курса достаточно много ребят, кто создал предприятие, которое прожило больше 1 года. Если человек 18-20 лет без особой поддержки даже со стороны родителей, а просто потому, что он просто ходит на каждый первый семинар, где собираются какие-то инвесторы, где можно показать свою идею – он просто ходит на каждый первый семинар и пытается свои идеи куда-то протолкнуть. По теории больших чисел, у него рано или поздно это получится. Но если мы создаем для человека на самом деле комфортное существование, хотя бы какие-то околокомфортные условия существования в рамках парадигмы "я сижу на пятой точке и ничего не делаю", то экономика не запустится таким образом. Я сейчас понимаю, что высказываю какую-то, наверное, не очень популярную точку зрения, но мне кажется, что она должна присутствовать в дискуссии, иначе дискуссии не получится.

Петр Бизюков: Вы знаете, эта точка зрения, конечно, не популярная, но она еще и, в общем, такая морально уязвимая.

Ольга Арсланова: Такой социальный дарвинизм в чистом виде.

Петр Бизюков: Ведь, понимаете, люди не живут ради работы. Вот та парадигма, которую вы предлагаете, подразумевает, что человек рожден, человек должен жить только ради того, чтобы работать, ради того, чтобы зарабатывать. А большинство женщин имеют другую мотивацию: для них работа – это всего-навсего лишь источник средств существования, а главная цель у них в семье, детях, и это абсолютно нормальная позиция. Далеко не все… Кстати, доля людей, которые занимаются бизнесом, везде очень невелика, успешным бизнесом. Не может быть в обществе 25% занятых в бизнесе, чтобы они были бизнесменами – нет, этого никогда не будет. Это будет ну не больше 10%, а по нормам, по-моему, это 3-5% от занятых. И все туда ринуться не могут. Это могут быть самозанятые, но тогда должна быть очень комфортная среда, для того чтобы эти люди существовали. И потом я еще раз говорю, что главный недостаток вот этой неолиберальной модели, о которой вы говорили, или, как вы говорите, суперкапитализм – это то, что, собственно говоря, судьба человека перестает интересовать, когда он выводится из этой… Ну очень пойдет куда-то.

Юрий Коваленко: Куда он пойдет, он решит сам.

Петр Бизюков: Я социолог, я знаю, что куда-то он не пойдет – он пойдет в какие-то очень определенные места. Чем он займется там? Будет он нищенствовать, будет он хвататься за какие-то случайные подработки, пойдет ли он на большую дорогу, во что он включится, потому что здесь мы еще затрагиваем такую тему, как…

Ольга Арсланова: У нас время заканчивается, Петр, вынуждена вас потихоньку…

Петр Бизюков: …неформальная занятость и прекариальная занятость…

Ольга Арсланова: …которой у нас очень много и так. Я думаю, что это как раз тема другой беседы.

Спасибо большое. Наше время, к сожалению, закончилось. У нас в гостях были Петр Бизюков, ведущий специалист социально-экономических программ Центра социально-трудовых прав, и Евгений Ицаков, доцент РАНХиГС, кандидат экономических наук, вызвавший бурю негодования от наших зрителей на SMS-портале. Спасибо.

Юрий Коваленко: Спасибо большое.

Тема часа