Светлана Бошно и Иван Соловьев - о коррупционных скандалах

Марина Калинина: Переходим к теме коррупции в нашей стране.

Константин Точилин: Благо, буквально на днях был арестован мэр Владивостока. Были задержания сотрудников Ростеха. В общем, то ли борьба с коррупцией у нас развернулась не на шутку, то ли наоборот наши антикоррупционные законы не работают, раз количество коррупционеров не уменьшается. Во всем этом и будем разбираться.

Марина Калинина: Будем разбираться с нашими сегодняшними гостями. Сегодня их в студии двое. Это Светлана Владимировна Бошно - Заведующая кафедрой государствоведения и права Российской академии народного хозяйства и госслужбы, доктор юридических наук. Здравствуйте.

Светлана Бошно: Здравствуйте.

Марина Калинина: И Иван Николаевич Соловьев — заслуженный юрист России, доктор юридических наук. Здравствуйте.

Иван Соловьев: Здравствуйте.

Марина Калинина: Так что же происходит? У нас не работают законы, или у нас сейчас какие-то показательные выступления силовых структур?

Константин Точилин: Вот как нам реагировать на этот поток буквально в последние недели таких коррупционных дел? Вообще с этого года, можно вспомнить и дальневосточных губернаторов, как говорил Глеб Жеглов, помните: уровень преступности определяется не наличием преступников, а способностью властей их обезвреживать. То есть у нас уровень коррупции определяется чем? Наличием коррупционеров или способностью их обезвреживать, то, что мы сейчас видим?

Марина Калинина: Что происходит вообще?

За прошлый год более 800 чиновников различного уровня было привлечено к уголовной ответственности

Иван Соловьев: Бесспорно, второе. Хотелось бы сказать, что в целом за прошлый год более 800 чиновников различного уровня было привлечено к уголовной ответственности. Огромное количество.

Марина Калинина: Они получили реальные сроки?

Иван Соловьев: Где закончились суды, то, соответственно, и реальные сроки. Но кроме того не забываем, что у нас есть до сих пор такой вид ответственности, как кратные штрафы. И во многих случаях эта система, которая показала недостаточную свою эффективность, потому что, к сожалению, только от двух до пяти процентов этих сумм взыскивается с тех людей, кому эти штрафы назначаются. Но все-таки ушли от этой порочной практики назначения штрафов, которые не исполняются к тому, чтобы наказание было действительным, реальным и общество получало более справедливый результат. Количество дел, если говорить об этом, у нас в среднем в год находится на уровне 20 — 27 тысяч уголовных дел, которые возбуждаются по 40 тысячам сообщений о коррупционных преступлениях. Цифры серьезные. Цифры большие.

Константин Точилин: Цифры серьезные. Но я правильно понимаю, что сюда входят и коробка конфет для учителя, и взятка гаишнику, и многомиллиардное хищение. И все это в одной статистике лежит.

Иван Соловьев: Вы абсолютно правы. Но в последнее время все-таки происходит некое смещение. Если смотреть по раскладке преступлений. Если раньше это было в основном присвоение, растрата, злоупотребление полномочиями, то сейчас практически половина уголовных дел, которые возбуждаются, они возбуждаются по статье "дача взятки".

Константин Точилин: То есть все-таки не со взяткобрателя, а со взяткодателя.

Иван Соловьев: Да. Здесь сам состав получения, дачи - они практически взаимозависимы, эти составы. И, конечно же, одна из самых главных задач - это не только выявлять тех, кто берет взятки, но и создать эффективный механизм для тех, кто знает о фактах коррупции и может об этом сообщить, но боится. То есть людям нужны определенные гарантии для того чтобы они спокойно, безбоязненно, смело исполняли свой гражданский долг и сообщали о фактах коррупции.

Константин Точилин: Светлана Владимировна.

Марина Калинина: Что вы по этому поводу думаете?

Светлана Бошно: Я хотела вам пояснить ситуацию с тем, то ли хорошо работает, то ли количество преступников увеличивается.

Константин Точилин: А давайте, прежде чем вы начнете пояснять, я только задам нашим зрителям вопрос. Потому что уже начали поступать сообщения на наш SMS-портал о том, что коррупция неискоренима и так далее. А вот вам лично как удобнее жить - с коррупцией или без? Когда можно взять и на своем маленьком или на большом уровне зайти и порешать вопрос? Или все-таки лучше стремиться нам от этого избавиться? Прошу Вас. Просто интересно, что скажут наши зрители.

Светлана Бошно: Это вы у меня спрашиваете?

Константин Точилин: Нет! Это я зрителям задавал.

Марина Калинина: Это мы зрителей спросили. А вас послушаем.

Светлана Бошно: Хорошо! Тогда я поясню. Конечно, с одной стороны, количество людей, которые привлекаются к этой ответственности, скорее всего, свидетельствует об эффективности работы органов, которые занимаются выявлением таких преступлений. Но, с другой стороны, конечно, показывает, что ряды тех, кто хочет совершать эти преступления, не уменьшаются. Вопрос состоит в том, что, рассматривая всю эту совокупность как неделимую, мы, конечно, попадаем впросак. Поскольку внимание общественности привлекается каким-то громким скандалом и они ждут, я бы сказала, потирают руки, ждут, что сейчас начнется жестокая расправа.

Марина Калинина: Какого-то логического конца.

Светлана Бошно: И нужно сказать, что в этом смысле воспитательный процесс, я же как профессор выступаю, немного не работает. Потому что люди испытывают разочарование, и мы потом начинаем обсуждать их разочарование теми санкциями.

Константин Точилин: Ну, вот уже дело Васильевой тут же вспомнили.

Светлана Бошно: Да. Я уже и не хотела говорить, так как это общее место.

Константин Точилин: Но это за нас вспомнили наши зрители.

Светлана Бошно: Да. Потому что речь идет о том, что санкции, в начале казавшиеся очень большими, в итоге сходят на нет. Люди испытывают разочарование. А я могу сказать, что я испытывала чувство потрясения, когда читала приговоры, вынесенные преподавателям, поскольку занималась четыре года повышением квалификации преподавателей, реализующих антикоррупционные образовательные программы, и читала рассмотренные Верховным судом их жалобы на уже вступившие в силу приговоры. И когда ты читаешь мизерные, ну, мы сейчас не обсуждаем, плохо ли сколько-то взять, но речь идет о соотносимости наказания, его воспитательности. На этой категории людей откатывается все правосудие в полном смысле слова, как оно должно выглядеть. То есть может быть размер совершенно незначительный, несколько тысяч рублей, а сроки реальные, измеряются в годах. Поэтому мне кажется, что было бы интересно исследователям таблицу поставить: размер взятки и размер санкций.

Константин Точилин: И там, наверное, ощущение, что пропорция будет обратная.

Законодательство само, как ни странно, коррупциогенное. Здесь есть парадокс  

Светлана Бошно: Пропорция определенная просматривается. И потом, видите ли, в основании всего этого и лежит то, что законодательство, которое применяется в этой сфере, оно само, как ни странно, коррупциогенное. Здесь есть парадокс. Если мы возьмем и зададимся задачей провести коррупциогенную экспертизу текста Уголовного кодекса, который описывает составы коррупционных преступлений, они сами страдают коррупционностью.

Марина Калинина: А в чем?

Константин Точилин: Можете привести пример?

Светлана Бошно: Я вам сейчас покажу. Это совершено очевидно. Мне даже неприлично об этом говорить, но это очевидно. Есть такой дефект коррупциогенности, который называется "усмотрение правоприменителя".

То есть у правоприменителя, в данном случае - у суда, есть варианты выбора от штрафа до лишения свободы. И сама по себе альтернатива уже развязывает ему руки. И что бы он ни вынес, он наказал. А воздействие будет совершенно разным. Это называется в юриспруденции "альтернативная санкция". Они перечислены через запятую: исправительные работы или, или, или.. А потом другой дефект. Вон та санкция, которая еще в диапазоне от трех рублей до бесконечности.

И возникает у человека ощущение, что он все сделал правильно. И внешне оно выглядит, как правильно. Но на самом деле несет в себе коррупционный риск.

Константин Точилин: То есть не должно быть так, чтобы наказание от выговора до расстрела. Статья такая, от трех до пяти - понимаем. А штраф или от трех до пяти - уже странно. Так?

Светлана Бошно: И, кроме того, есть еще одно беспокойство. Конституционный суд вынес одно решение, не касающееся коррупции. Оно было связано с санкциями в административном кодексе. И он там побеспокоился о том, что, оказывается, надо правильно принимать даже наказания ниже низшего предела.

Марина Калинина: Это как?

Светлана Бошно: Речь идет о завышенных штрафах к некоммерческим организациям, которые являются иностранными агентами. Такое дело рассмотрел Конституционный суд. Ниже низшего. Предположим: будет написано пять лет, а мы заменим на один день. Это будет ниже низшего, потому что насколько ниже низшего, мы не знаем. Вот высший коррупциогенный дефект возникает, когда мы оттуда до бесконечности. И вот эта раздвигающаяся и сдвигающаяся планка называется "коррупционная емкость". Норма сама по себе является коррупционноемкой. И она, как ни странно для лица, который принимает решения по преступлениям о коррупции, сама по себе позволяет делать то же самое. То есть она как бы клонируется.

Константин Точилин: И оставаться при этом белым и пушистым.

Марина Калинина: То есть получается чисто субъективное решение.

Светлана Бошно: Есть своеобразные гарантии юридические. Но, видимо, они не очень эффективны, раз мы сами об этом говорим. Если бы все было хорошо, нам не в чем было сегодня упражняться.

Константин Точилин: Иван Николаевич, согласитесь?

Иван Соловьев: Во-первых, я хотел бы сказать по среднему размеру взятки. Наверное, за 1000 рублей, хочу сказать сразу, вряд ли кого-то осудят на длительные сроки лишения свободы. У нас по России в прошлом году средний размер взятки — 212 тысяч. С моей точки зрения, достаточно серьезная сумма. Она складывается, естественно, из тех многомиллиардных сумм, которые больше и из тех сумм, которые меньше. А теперь, что касается Уголовного кодекса и коррупциогенности, его некоторых норм. Действительно, есть такой коррупциогенный фактор, когда некоторые вещи остаются на усмотрение правоприменителя. Не знаю, насколько корректно и правильно здесь об этом говорить, поскольку у нас все-таки правоприменением и окончательным решением занимается судья. И здесь вступает в силу его собственное судейское усмотрение. И это право, делегированное ему государством и особым статусом, и его правосознанием. И, как говорится, всем его статусом ему дается такое право применять этот уголовный закон.

С моей точки зрения, здесь еще есть и другая вещь. Ведь все-таки в уголовном кодексе мы во многом в прошедшие годы, как мне кажется, перестарались с его декриминализацией. Потому что во много раз подняли пороги крупных и особо крупных размеров ущерба, убрали нижние санкции. То есть у нас нет нижнего порога привлечения к уголовной ответственности по количеству лет, назначаемых к лишению свободы. И мне кажется, здесь тоже эти факторы как раз не в меньшей степени, если не в большей, влияют на то, что Уголовный Кодекс как наиболее эффективный механизм пресечения коррупционных деяний не всегда работает столь правильно и является единственным таким механизмом, на который можно было бы надеяться.

Константин Точилин: А на что тогда можно надеяться? Возникает вопрос совершенно логично.

Светлана Бошно: На правовое сознание суда высокое. Правильно?

Иван Соловьев: На правовое сознание суда в том числе, но когда у нас в прошлом году зашел разговор о том, что не примет ли наша борьба с коррупцией в некоторых случаях характер кампанейщины, что давайте всех... Потому что для любого человека обвинение в коррупции очень серьезное, как в плане репутации, так в плане и дальнейшей карьеры, и, честно говоря, здоровья, потому что если человек действительно что-то совершил, то, конечно же, нужно его преследовать, нужно добиваться справедливого приговора, возмещения ущерба и так далее. Но если человек попал, есть сомнения или еще что-то, надо четко соблюдать и оберегать репутационные риски человека. И в этом отношении президент наш сказал о том, что у нас судебная система, ее зрелость такова, что она обеспечит все-таки права, законные интересы гражданина и что на стадии судебного разбирательства, если человек не виноват, то он не будет привлечен к уголовной ответственности.

Марина Калинина: Я чисто теоретически спрашиваю. Я понимаю, что этим они не занимаются. А если привлекать для решения таких вопросов суды присяжных? Это каким-то образом могло бы помочь? Обычные люди, которые смотрят, как дело велось, что происходит.

Иван Соловьев: На самом деле никто не запрещает суды присяжных, если человек будет обращаться.

Константин Точилин: По определенному составу можно, по определенному – нет.

Иван Соловьев: По определенному составу, чтобы его дело рассматривалось судом присяжных.

Марина Калинина: То есть это можно делать?

Иван Соловьев: Ну почему же нельзя то?

Константин Точилин: Я думаю, что тут как раз наоборот, человеку не выгоден суд присяжных, коррупционеру. Потому что присяжные его закатают по полной, а с судьей адвокат может договориться.

Марина Калинина: Ну, не знаю. Если это какая-нибудь учительница, которой подарили бутылку коньяка ценой в пять тысяч рублей.

Зрелую судебную систему мы можем посмотреть на делах, которые выносятся уже в отношении самих судей тоже. А то у нас получается, что все происходит на каком-то божественном облаке 

Светлана Бошно: Зрелую судебную систему мы с вами можем посмотреть на делах, которые выносятся уже в отношении самих судей тоже. А то у нас получается, что все на каком-то божественном облаке это происходит.

Константин Точилин: А сколько у нас дел?

Светлана Бошно: Я статистики привести не могу. Но могу привести один пример, который попался мне при обзоре судебной практики относительно одной судьи, которую лишали полномочий за несоблюдение конфликта интересов. Это мы близко подходим к нашей теме. Конфликт ее состоял в том, что она рассмотрела дело в отношении своего родственника. И стали мы исследовать, что за родственники. Все это оказалось очевидным. Она рассмотрела дело в отношении своего свекра, то есть отца своего мужа. Он состоял в какой-то профсоюзной организации того юридического лица и был его учредителем, в отношении которого она вынесла решение. Ну, казалось бы, на поверхности лежит, что тут конфликт интересов имеет место и в данном случае преступление уже попадает в ту категорию, о которой мы говорим. И квалификационная коллегия субъекта Федерации лишило ее полномочий. И трудно поверить, но Верховный суд восстановил ее. Он восстановил, потому что учел, что она могла не знать о том, что он ее свекор, поскольку они не проживают в одной квартире, она могла об этом не знать. А вот знал человек или не знал - это настолько глубокая философия - а слышал ли он, а видел ли он.

Константин Точилин: Ну, это удивительные вещи, конечно, вы рассказываете.

Светлана Бошно: Это другой коррупциогенный риск. Он не такой очевидный, не такой привлекательный. Он называется по-другому. Он называется "оценочные понятия". Добрый человек, хорошая репутация, как можно станет возможным. Вот в такие вот поведенческие нормы зашиваются нормы с коррупциогенным дефектом. Они позволяют процессом управлять. Про одно и то же поведение можно говорить: "Оно как бы коррупционное". А другое: "Оно неприличное, но в рамках конфликта интересов не произошло". Хотя очевидно, что входит в круг родственников, и не отрицает сам того факта. А потом еще при проверке выяснилось, что у нее брат имеет судимость, но это тоже она доказала тем, что она с ним не общается.

Константин Точилин: Вообще тут странным мне кажется немножко другое. Что местная коллегия дисквалифицировала, а Верховный суд восстановил.

Светлана Бошно: Такие случаи бывают редко.

Константин Точилин: Вообще удивительная какая-то…

Светлана Бошно: Это так выглядит, понимаете, усмотрение. Вот это в чистом виде усмотрение, причем, усмотрение высшего уровня. Усмотрение Верховного суда в отношении своих собственных судей.

Марина Калинина: Скажите, пожалуйста, вы говорили, что несколько лет назад была произведена декриминализация Уголовного кодекса. В связи с чем она была сделана и до сих пор делается? Какова цель?

Иван Соловьев: Цель – создание благоприятного инвестиционного климата, благоприятной обстановки для предпринимательского сообщества. Декриминализировались в основном составы, связанные с экономическими преступлениями. Некоторые были вообще выведены из уголовного кодекса. По некоторым были существенно сокращены сроки лишения свободы, подняты особо крупные размеры нанесенного ущерба. Кроме того, декриминализация может быть как нормой материального права, так и процессуального. Все мы прекрасно знаем, что у нас предпринимателя, оказывается, нельзя брать до суда под стражу, если он является предпринимателем, что тоже, в общем-то, правоохранители говорят о том, что это существенно затрудняет документирование следов преступления и сбор доказательственной базы, потому что человек, который остается на свободе, имеет возможность, для того чтобы предпринять все усилия и необходимым образом поработать и со свидетелями, и со следами преступления, для того чтобы в итоге у него оказался оправдательный приговор.

Марина Калинина: Тут пишут наши зрители.

Константин Точилин: Очень много пишут, да. Давай почитаем как раз до новостей.

Марина Калинина: "Что толку простому человеку заявлять о коррупции? Кто будет реагировать, если все органы взаимосвязаны друг с другом". Суть в том, что кому заявлять, если кругом круговая порука. Такое мнение складывается у людей.

Иван Соловьев: С моей точки зрения, мнение складывается не совсем правильное. Раньше действительно такая ситуация имела место быть и многие люди думали о том, что, наверное, не стоит плевать против ветра. Знаете, есть такая поговорка. Потому что если плюнешь – все равно в тебя прилетит.

Константин Точилин: Есть такое мнение, да.

Иван Соловьев: Но все-таки…

Константин Точилин: "Коррупцию не искоренить, пустой разговор".

Иван Соловьев: То, что происходит в последнее время, дает нам надежду на то, что из программных громких заявлений все-таки дело перешло в практическую плоскость у нас.

Константин Точилин: Меня знаете, что смущает? Что у нас сейчас предвыборный год. И очень оно как-то…

Светлана Бошно: Есть устоявшийся пример, всегда повторяющийся. У нас в парламентской деятельности, а я специализируюсь на этой сфере, есть повторяющиеся предвыборные темы. И они из области…

Константин Точилин: Слава богу, что нет маленькой победоносной войны. Борьба с коррупцией – вполне себе.

Неприкосновенность – это тот вопрос, который у нас, как флаг, выбрасывается перед каждыми выборами 

Светлана Бошно: Она касается неприкосновенности. Неприкосновенность – это как раз тот вопрос, который у нас, как флаг, выбрасывается перед каждыми выборами. Перед каждыми выборами мы обсуждаем, что неприкосновенность нужно убрать, потому что, как написал Солженицын в своем произведении, "неприкосновенность – это приманка для уголовников". Он это давно написал. Это известная его цитата. И мы начинаем обсуждать. И сейчас мы включились в эту дискуссию. Я думаю, как обычно все происходит. И сейчас и Совет Федерации провел уже несколько круглых столов, парламентские слушания депутатской неприкосновенности, о неприкосновенности членов Совета Федерации. У нас же есть еще круг неприкасаемых, условно говоря, людей, в отношении которых нельзя возбудить уголовное дело простым способом. Сначала надо лишить их неприкосновенности. Так вот, хочу сказать, что здесь вообще есть очень интересная тема. Решение о неприкосновенности принимает палата. Но она при этом не должна подменять следственный орган. Генеральный прокурор обращается в соответствующую палату, в Совет Федерации или в Государственную Думу с вопросом о лишении неприкосновенности. И могу сказать, что если провести наблюдения, то у нас есть те, кому отказывают лишить неприкосновенности, и те, кому соглашаются лишить.

Константин Точилин: Но, Светлана Владимировна, согласитесь, что…

Светлана Бошно: А это тоже оценочное, потому что у них нет шкалы четкой, что мы по таким основаниям должны точно лишать…

Марина Калинина: Тут, наверное, дело не совсем в неприкосновенности.

Константин Точилин: Светлана Владимировна, смотрите, неприкосновенность и неприкосновенность, но мы сейчас говорим о депутатах Госдумы и Совета Федерации. Но не они распределяют бюджет, не они распределяют госзаказы.

Светлана Бошно: Что касается бюджета…

Константин Точилин: То есть то, что там рыло в пуху может быть – я нисколько не сомневаюсь.

Светлана Бошно: Большие суммы.

Константин Точилин: Но мне кажется, что как раз большие деньги собственно у тех, у кого по закону никакой неприкосновенности нет.

Светлана Бошно: Исполнительная власть, да, я согласна. В действительности, если мы посмотрим на уголовные дела в отношении депутатов и членов Совета Федерации, то они не касаются их парламентской деятельности, а они касаются тех правонарушений, которые были совершены в то время, когда они были главами муниципальных образований, занимались коммерческой деятельностью.

Константин Точилин: Главами преступных группировок, да.

Марина Калинина: Давайте прервемся, потому что сейчас время новостей, а потом продолжим.

Константин Точилин: Мы с вами начали считать чужие деньги, в общем-то, перед выпуском новостей. Собственно, давайте посмотрим, какие области человеческой жизнедеятельности, скажем так, чиновнической жизнедеятельности наиболее коррупционные, с вашей точки зрения.

Светлана Бошно: Они и без нас выявят.

Константин Точилин: Где основные эти "черные" и "серые" финансовые потоки?

Светлана Бошно: Вы знаете, я боюсь, что зрителям моя точка зрения не очень занимательна. А вот есть записка Всемирного банка о состоянии коррупции в России и странах СНГ, и там еще в 2006 году были выявлены наиболее коррупциогенные сферы. Они во всем мире везде одинаковые. На первом месте будет стоять размещение государственного заказа. Дальше у нас будут по мере убывания находиться обязательная сертификация, лицензирование – можно назвать как угодно, но все то, что связано с допусками к занятию какой-то деятельностью. И после этого будут идти контрольно-надзорные органы, которые осуществляют в первую очередь строительную историю. Очень коррупциогенными дефектами обладает пожарная безопасность и любой контроль и надзор, собственно говоря. А дальше – по убывающей. Я хочу сказать, что в этой записке Всемирного банка даже не нашлось места бедным учителям и бедным врачам, потому что в эту глобальную статистку…

Константин Точилин: А гаишникам нашлось?

Светлана Бошно: Нет, это не имеет значения, потому что о больших суммах речь идет в той сфере, о которой мы говорим.

Константин Точилин: Ну, курочка по зернышку клюет, с другой стороны.

Светлана Бошно: И даже наши вчерашние примеры, которые, к сожалению, произошли, они касаются сферы гособоронзаказа, потому что он обладает немыслимым бюджетом. Где есть средства – там и возникают, естественно, какие-то реальные, очень крупные преступления.

Константин Точилин: И есть "закон больших чисел": сложно, не будучи специалистом, понять, сколько реально стоит. Когда мы говорим о том, сколько стоит космический корабль, то там понятно, что плюс-минус миллиард.

Можно победить коррупцию высокой заработной платой? - Она настолько высокой быть все равно не может 

Светлана Бошно: Дезавуирую немного дискуссию о том, что можно победить коррупцию высокой заработной платой, потому что она настолько высокой быть все равно не может. У нас есть члены Совета Федерации, которые декларируют 1,5 миллиарда в год. А как же можно добиться такой заработной платы, чтобы искушение как мы минимизировать?

Константин Точилин: Денег много не бывает, как известно.

Светлана Бошно: Да, не бывает.

Марина Калинина: Иван Николаевич, что вы скажете по уровню коррупционности всяких отраслей нашей жизни?

Константин Точилин: В вашем "хит-параде" кто на первом месте?

Иван Соловьев: Бесспорно – сфера госзакупок. Я с коллегой согласен. Здесь у нас в прошлом году 130 тысяч нарушений выявлено. Прокуратура более 2 тысяч исков подала, там огромные суммы – больше 100 миллионов рублей. И, конечно же, сама сфера государственных закупок такова, что одним законом, который ее регулирует, навести порядок там абсолютно невозможно. И учесть все лазейки, которые используют у нас те люди, которые ответственны за госзаказ, тоже невозможно. Здесь, конечно, вопрос в эффективной профилактике – в создании таких условий, когда коррупционное поведение будет невыгодно, когда возможные потери от того, что человек хочет что-то "отщипнуть" от государственного заказа, будут выше, чем та выгода, которую он может получить.

Константин Точилин: Но как это сделать?

Иван Соловьев: Через механизм привлечения к ответственности, через механизм создания невыгодности коррупционного поведения и тех последствий, которые у нас сегодня…

Константин Точилин: Очень много рецептов на наш SMS-портал приходит – как бороться с коррупцией. Давайте об этом поговорим. Предлагают сажать на 25 лет, предлагают расстреливать, предлагают конфисковать имущество. В каком направлении следует двигаться?

Иван Соловьев: Вы знаете, я в этом отношении тут же вспоминаю такой очень красивый исторический пример. В Сенате часто Петр I заседал, участвовал. И там был назначенный им генерал-прокурор Павел Ягужинский. Там очень часто рассматривались вопросы о казнокрадстве (тогда это просто "воровством" называлось). И Петр, в очередной раз не выдержав какого-то примера, сказал: "Если кто-то украдет на стоимость больше, чем пеньковая веревка, то на ней и вешать". На что прокурор ему ответил: "А с кем ты останешься тогда, Государь? Не будет у тебя больше подданных, потому что придется всех повесить".

Поэтому, конечно же, если говорить о способах борьбы, то основной способ, как это ни банально звучит, но об этом многие говорят, – это неотвратимость ответственности. Это то, что должно быть основным принципом.

Константин Точилин: Смотрите, в случае с пресловутой Васильевой неотвратимость состоялась, а наказание не состоялось.

Иван Соловьев: Вы знаете, с Васильевой, мне кажется, там большая проблема – как засчитывался домашний арест в срок наказания. 1 к 1 – то есть получается, что она фактически большую часть…

Светлана Бошно: При этом она писала стихи, снимала клипы и прекрасно себя чувствовала.

Иван Соловьев: И писала еще картины. Здесь все-таки, наверное, конечно же, это дело показало то, что еще есть необозримые горизонты в том, как совершенствовать и улучшать саму практику применения законодательства по борьбе с коррупцией.

Константин Точилин: Скажите, а конфискация вообще имеет какое-то значение? Станет ли легче?

Светлана Бошно: Когда про конфискацию начинают говорить, обычно вспоминают несчастных родственников, которые должны будут как-то потом кормиться, питаться. Я считаю, что это неэффективно. Но есть же и конфискация предметов, добытых преступным путем.

Что касается методов, то у меня есть одно предложение (не то чтобы оно мне принадлежит, новизна не моя). Если у людей такие высокие потребности, которые они хотят удовлетворить, то единственный вид деятельности, который позволяет их удовлетворять легально, называется "предпринимательство". У нас есть такая известная игра, которая в разных государствах по-разному решается. Она состоит в том, что мы будем до последнего запрещать заниматься предпринимательской деятельностью, а другая сторона будет до последнего пытаться записать весь свой бизнес на родственников.

Марина Калинина: Причем родственники будут все более дальние и дальние.

Светлана Бошно: Да. Ну, мне даже неудобно об этом говорить. Будем считать, сравнивать декларации жен, родственников, детей и так далее? Это же все на самом деле очевидно. И в мировом опыте, в парламентаризме в том числе (как в более близкой мне сфере отношений), есть способ снятия этой проблемы, который называется "легализация лоббизма". Мы культурно отделяем подкуп от агитации – и тогда эта проблема частично минимизируется.

Константин Точилин: А минимизируется ли?

Светлана Бошно: Если человек участвует в решении вопросов, которые есть в его бизнесе, он не должен принимать участия в голосовании. Это одна часть этого механизма. То есть в этой части он никогда не может принимать решения. Но его доходы от других видов деятельности он не должен прятать, поскольку они являются легальными. Это своеобразный способ.

Марина Калинина: Вы знаете, я сейчас подумала о том, что мы очень часто в нашей программе говорим о задолженностях по ЖКХ, по алиментам и так далее.

Константин Точилин: По зарплатам.

Марина Калинина: И судебные приставы придумывают разные способы привести к ответственности и к ответу этих должников несчастных, у которых, может быть, просто нет денег реально заплатить за эти услуги. Они вывешивают их баннеры на улицах…

Константин Точилин: Затыкают канализацию.

Марина Калинина: В лифтах фотографии, в каких-то барах… Я не знаю, где еще. С адресами, с именами, с адресами электронной почты. А почему вы не вывесите эти баннеры коррупционеров, в каждом городе своих "героев" – "Он украл у вас миллиард", например, – с его адресом и с его электронной почтой? Как в этом случае быть?

Константин Точилин: В рамках пропаганды, ты имеешь в виду?

Марина Калинина: А почему нет?

Иван Соловьев: Нет, идея прекрасная, но если мы говорим о том, что человек украл миллиард, то это должно быть доказано каким-то образом – в судебном порядке.

Марина Калинина: Ну да. Почему нет?

Иван Соловьев: Человек не виновен до тех пор, пока не установит суд.

Константин Точилин: Пока не доказано обратное.

Марина Калинина: Нет, если он приговорен выплатить компенсацию, например.

Константин Точилин: Если он украл миллиард, то он должен сесть в тюрьму. Если, соответственно, он осужден, то…

Марина Калинина: "Он осужден. Кто следующий?.." И пусть думают.

Светлана Бошно: На самом деле таких агитационных материалов у нас достаточно. Другое дело, что в любом деле тоже нужен, наверное, какой-то логический барьер, чтобы это не превращалось в бесконечную статистику о том, сколько еще преступлений раскрыто. Потому что под раздачу попадают как раз таки мелкие – как мы их называем, "коррупционеры бытового уровня". Они дают высокую статистику – количество преступлений, которые были выявлены и наказаны. Я думаю, что такой количественный показатель эффективности органов, наверное, не совсем правильный.

Марина Калинина: Нет, я-то имею в виду, что должник, который задолжал 5 тысяч рублей, грубо говоря, за горячую воду, позорится на весь город. А человек, который украл огромное количество денег…

Светлана Бошно: Вы имеете в виду надписи, которые развешиваются в подъездах?

Марина Калинина: Да.

Иван Соловьев: Есть диспропорция, конечно.

Константин Точилин: Смотрите, какое забавное сообщение: "Коррупция" – в переводе с латыни это "порча", – совершенно верно. – Для русского уха – ни о чем. "Коррупционер" – едва ли не комплимент. Казалось бы, хоть "горшком" назови. Но, может быть, прав капитан Врунгель: "Как вы яхту назовете…"? Короче говоря, называть не "коррупционером", непонятным словом, а – "казнокрад", "вор", "взяточник", "мздоимец". Слово – великая сила. Пора называть вещи своими именами". Может быть, тоже как-то это использовать?

Светлана Бошно: Я не думаю. Если мы будем искать в словах какую-то степень оскорбительности, едва ли она будет эффективной.

Константин Точилин: "Вначале было Слово".

Люди имеют доступ к информации о судебной системе через ГАС "Правосудие". Любой человек про любого человека может узнать, какие к нему предъявляются претензии

Светлана Бошно: Потому что речь идет об очень больших суммах, о больших интересах и о том, что механизмы, которые существуют, не работают. А ославить человека – это не есть правильный способ деятельности.

Кроме того, люди и так имеют доступ к информации о судебной системе через ГАС "Правосудие". Любой человек про любого человека может узнать, какие к нему предъявляются претензии. И даже это немного нарушает, потому что в последующем это решение суда может быть отменено в следующей инстанции, приговор суда, а место уже ушло, репутация уже утрачена. И едва ли кто-нибудь потом с таким же интересом будет читать те последующие решения. Мы берем первую инстанцию, она потом отменяется, а дело уже как бы сделано, и обратно репутационные издержки очень трудно вернуть.

Кроме того, в этом всем еще какой-то своеобразный, знаете, такой немного рейдерский механизм заложен. Об этом мало говорят, а он в реальности-то существует. То есть, пока в отношении человека идет разбирательство, которое неизвестно чем закончится… Вот у нас есть депутат Бессонов, в отношении которого решение о лишении его депутатской неприкосновенности было принято еще 4 года назад, и он все это время работал депутатом. Но это же мешает занятию профессиональной деятельностью? В отношении него приговор еще не вынесен. Прошли уже годы. Уже и полномочия депутата заканчиваются, а неопределенность существует. Конечно, все эти годы в отношении него (в отношении и других людей, я могу их десятки назвать) складывается какой-то негативный опыт.

Поэтому, наверное, не только надо радоваться тому, что кого-то уличили, но еще и бережно относиться к репутации любого другого человека. Даже если это произошло, то это не означает, что надо его за это оскорблять. Для этого и существует та система, которая его накажет законными способами, а не тем, что его будут каким-то образом порочить.

Марина Калинина: Иван Николаевич, у меня вопрос такой. Может быть, я что-то не понимаю? Почему мэра Владивостока, который живет во Владивостоке и наверняка имеет владивостокскую прописку, везут в Москву для того, чтобы заседание суда провести?

Иван Соловьев: Я думаю, здесь есть два признака, по которым избирается мера пресечения или происходит судебное заседание: либо по месту жительства совершившего лица, либо по месту совершения преступления. Но в данном случае я могу только догадываться, что, может быть, этот преступный сговор, который произошел, произошел на территории Москвы. Переговоры, может быть, были здесь.

Константин Точилин: А потом, может быть, судить будут там, с другой стороны?

Иван Соловьев: А потом судить могут там.

Константин Точилин: А с третьей стороны, логика ведь в том, что…

Иван Соловьев: А потом, определенные следственные действия могут проводиться, в принципе, в любом месте, где посчитает следствие необходимым.

Константин Точилин: Ну, не исключено, что он со всем судебным начальством вместе водку пил и в бане парился. И, естественно, это будет… Как не порадеть родному человечку, что называется.

Марина Калинина: Я про это и спрашивала, собственно говоря.

Светлана Бошно: Так бы и спросила.

Константин Точилин: Еще одна мера, о которой часто говорят и жалеют, что у нас ее нет, насколько она, с вашей точки зрения, действенна? У нас есть декларация о доходах чиновников, которая – как бы история ни о чем. И некоторые считают, что если ввести контроль над расходами, то тогда заработает.

Иван Соловьев: А он и есть.

Светлана Бошно: Он существует.

Константин Точилин: А он как существует?

Светлана Бошно: Даже закон есть о контроле за расходами.

Иван Соловьев: Сейчас круг замкнут – декларируются и доходы, и расходы за предыдущие 3 года самого чиновника, его жены и несовершеннолетних детей.

Светлана Бошно: Но там есть нюансы. Нюансы состоят в том, что если мы с вами возьмем счетную машинку и начнем считать, сколько надо денег, чтобы попасть под эту норму, то будет сложно. Дело в том, что в этой норме предусмотрено, что карательный механизм включается в том случае, когда человек при своих расходах превысил свои доходы за прошедшие 3 года (причем его и членов его семьи). И если мы получаем человека, который задекларировал в прошлом году 1,5 миллиарда, а 3 миллиарда задекларировала его жена, и потом мы это умножим на 3 года, то у нас получится сумма… Надо обладать крепкой фантазией, чтобы специально, намеренно…

Константин Точилин: Чтобы ее задекларировать.

Светлана Бошно: Конечно. Если мы возьмем свои 20 тысяч и умножим их на что-то, то, конечно, окажется, что если мы купим норковую шубу, то уже это можно рассматривать чуть ли не как какую-то государственную измену.

Константин Точилин: То есть и это тоже не работает?

Светлана Бошно: Понимаете, большой механизм внутри. На виду оно существует.

Константин Точилин: Или мы так умеем все нормы, которые работают в других странах, извратить таким образом, чтобы они превратились в неработающие?

Светлана Бошно: На самом деле этот закон-то не первый, а уже второй подход к этой теме. Наверное, лет 15 назад принимался закон о контроле за сверхкрупными расходами граждан – вообще всех, не только чиновников. И любой должен был показать расходы, доходы, если он собирался потратить больше 50 тысяч рублей либо приобретал недвижимость и еще какие-то предметы роскоши (ну, в советской терминологии "предметы роскоши", был такой рудимент). И этот закон не вступил в силу. Он был принят накануне выборов, как обычно это бывает. Он никогда не вступил в силу, а откладывали его вступление в силу больше 3 лет. И в силу свою он никогда не вступил.

Новый закон отличается тем, что он связывает с доходами в предшествующем периоде. С одной стороны, это логично, но с другой – тех людей, о которых мы говорим, выводит из-под действия этой нормы.

Константин Точилин: Ответ на твой вопрос, почему мэра везут из Владивостока в Москву: "Мэра Владивостока везут в Москву, чтобы поделился". Чувство юмора, конечно, есть у наших зрителей. А может быть, это осведомленность, а не чувство юмора, не знаю.

Иван Соловьев: Вы знаете, я бы хотел сказать насчет нормы по декларированию доходов и расходов. Что это породило? Породило это большое количество разводов. Мы знаем, что если в предшествующие годы, когда эта норма еще не совсем работала, было 10, 15, 20 разводов, то сейчас у нас более 100 разведенных депутатов, семьи которых распались.

Светлана Бошно: Надо посочувствовать.

Иван Соловьев: Да, можно действительно посочувствовать, но я думаю, причины именно и в том, как написан закон. Не почувствовали ли, что есть некий механизм, некий фиктивный механизм этого контроля? И давайте не забывать, что у нас этим законом, который обязывает декларировать и доходы, и расходы, дело не ограничивается. У нас же еще действует закон о запрете определенным категориям граждан иметь счета за рубежом и пользоваться иностранными денежными инструментами. Это тоже очень серьезный антикоррупционный фактор для чиновников. То есть, если раньше чиновник мог…

Константин Точилин: Счета за рубежом совершенно спокойно открываются, офшоры-то регистрируют.

Иван Соловьев: Нет, сейчас это запрещено.

Светлана Бошно: Здесь есть абстрактное выражение – "финансовые инструменты". Оно вынудило нескольких членов Совета Федерации покинуть свою должность.

Константин Точилин: Ну, я думаю, что и это обойти при желании можно.

Светлана Бошно: Наверное.

Константин Точилин: Еще один вопрос. Наверное, это уже философия какая-то пошла. Ведь наличие коррупции или отсутствие коррупции – это некая форма какого-то общественного договора. Может быть, если не давать, то тогда она иссякнет? Хорошо, мы не верим чиновникам. Ладно, они берут. Но давайте мы не будем им давать, вот мы как общество договоримся. Или слабо нам как обществу это сделать? Потому что в какой-то конкретной ситуации нам проще сунуть эти деньги – и тем самым эту коррупцию поддержать.

Светлана Бошно: В каких-то видах деятельности – в тех же конкурсах – внутри делаются такие "либеральные закладки", что ты их даже и не найдешь. Вот она как бы там есть, а при рассмотрении каком-то она совершенно неочевидна.

Я приведу пример какого-нибудь трудновыполнимого условия. Оно закладывается туда, и человек, который взялся участвовать в выполнении конкурса, не знал о том, что в этот договор заложено два обстоятельства. Первое – что он отдаст часть своего гонорара, который он должен был бы получить при положительном исходе. Либо его внесут (я сегодня участвовала в процессе) в Реестр недобросовестных поставщиков. Есть такая санкция, она административная, и она прекращает бизнес человека навсегда. Ну, не навсегда, а на 2 года, но, в принципе, вернутся немногие, поэтому она – фактически приговор в этом деле. И получается, что сама по себе норма конструируется таким образом, что она клонирует это поведение и закладывается внутри. Трудновыполнимое условие, например, может быть направлено на то, чтобы в конкурс пришел участвовать только определенный человек. И мы его "определенность" начинаем зауживать тем, что мы находим такое эксклюзивное обстоятельство, которое есть только у него.

Мы еще не говорим о том, что есть такие законодательные механизмы, которые диверсифицируют. Мы об этом не говорим. Это когда государство делегирует свои полномочия негосударственным органам. Это вообще отдельная тема. Ведь у нас такая коррупциогенная сфера, которая называется "лицензирование", и похожие виды деятельности – она ушла в сферу саморегулируемых организаций. Вообще никто не знает, что там происходит. По сущности своей это тот же самый допуск к профессии. И если мы рассмотрим такую форму коррупционного поведения, которая называется "парашютирование", и мы посмотрим, куда деваются люди с хороших должностей, то они в том числе деваются в эти органы, которые заранее были созданы, чтобы им делегировать правоприменительную функцию. Например, мы лицензирование убираем в каком-то виде деятельности, в этом виде деятельности мы вносим поправки в закон "О саморегулируемых организациях" и говорим, что здесь без саморегулируемой организации нельзя. И пока вы не будете платить миллион в месяц (средняя цена), то ничего в этой сфере вы делать не можете.

И если речь идет о том, что государственная комиссия, которая на конкурсе заседает, и заседает под камерами, и есть хотя бы какие-то иллюзии (и то они не дают особого результата), то что делается в саморегулируемых организациях – это предмет вообще не изученный. Но, в общем-то, он находится в совершенно этой же сфере.

Марина Калинина: Наверное, такая система присутствует вообще во всей нашей жизни. Мы настолько закоррумпированные, что нужно пройти несколько кругов ада, чтобы получить какую-то бумажку. И человек рано или поздно просто говорит: "Кому мне денег дать?"

Светлана Бошно: Это называется "трудновыполнимые условия". Они делаются специально. Мы делаем список из 15 документов, которые устаревают по мере нашего движения от первого к пятнадцатому. И рядом становится организация, которая обладает теми данными, которые нужны. Они вам эту справку выдадут за две минуты. Это тоже способ коррупционного поведения.

Иван Соловьев: Я бы хотел все-таки, Марина, сказать вам, что есть же у нас и хорошие моменты.

Марина Калинина: Конечно, есть.

Константин Точилин: У нас природа прекрасная.

Иван Соловьев: Вы посмотрите – сделали Портал единых государственных услуг. Вспомните, что раньше в ГАИ творилось. Чтобы поменять права, чтобы получить номера, люди сутками стояли, занимали. Соответственно, терлись вокруг дельцы, которые брали деньги, делились с сотрудниками. И все это был такой большой коррупционный узел.

Марина Калинина: Безусловно, конечно.

Иван Соловьев: Сейчас сделали Портал государственных услуг. Человек обращается на этот портал, электронная запись. Он приходит туда в назначенное время. И, поверьте мне, за 5–10 минут его вопрос решается. И нет вокруг… Опустели ГАИ, там никто не трется, никто больше не бегает. То же самое в ФМС.

Константин Точилин: Я загранпаспорт менял несколько лет назад. Раньше нужно было действительно сунуть деньги, чтобы это все было в человеческие сроки. А сейчас – элементарно. В Москве, во всяком случае.

Иван Соловьев: И развитие этих электронных сервисов, вкладывание денег в усовершенствование этих информационных возможностей, которые предоставляются населению, в разы снижает опасность появления коррупционных примеров.

Константин Точилин: Кстати, вариант, да.

Марина Калинина: И хотелось бы, чтобы это было не только в Москве, в центральных городах, но и чтобы где-то в отдаленных местах нашей страны тоже это работало как-то. Может быть, хотя бы на этом уровне.

Константин Точилин: Светлана Владимировна, у вас 2 минуты остается буквально для какого-то завершающего слова. Рецепт какой? Развитие электронных систем – да, работает. Еще что?

Светлана Бошно: Да, бесспорно, оно работает, оно привлекательно. Хотя электронные системы дают нам то, что мы в них закладываем. Они – тоже результат нашей деятельности. В них тоже есть свои бесспорные дефекты и перекосы.

Марина Калинина: Но это, безусловно, плюс.

Светлана Бошно: Что касается того, что же с этим делать. Наверное, надо где-то вырастить нового человека, который будет с чистыми руками. Потому что у нас нормы-то хорошие, но их осуществляют живые, нормальные, обычные люди, которые ходят и испытывают на себе… натиск.

Константин Точилин: Искушение.

Как бы качественно ты ни делал то, что ты делаешь, ты все равно к такому благополучию, которое сам себе определил, не придешь

Светлана Бошно: Да. И я бы хотела обратить внимание на минимальный размер оплаты труда и на загруженность людей, которые действительно иногда (не оправдываю их) дают какую-то взятку, чтобы выкупить свое время, потому что они перегружены делами. Кто-то и берет, потому что не имеет достаточных средств к существованию. Ну, мы не будем рассматривать верхний ярус.

Наверное, это какое-то состояние общественных отношений. Может быть, если мы все будем двигаться к какому-то благополучию моральному и материальному, то, наверное, будет иначе. В основании еще лежит иногда и незнание. Но корысть человеческую, я думаю, нам победить все равно не удастся. Потому что преступления, о которых мы говорим, – они корыстные. И пока есть вещи обладания… Наверное, тогда надо вести пропаганду, что не надо стремиться иметь какие-то вещи. Вот на днях дали взятку – дали Porsche Cayenne, а не Lada Kalina. То есть у человека есть желание обладать какими-то предметами. Оно-то само по себе хорошее, но куда-то вместо этого девается трудолюбие, желание делать.

И еще, знаете, возникает очень интересное, мне кажется, такое социальное настроение – что бы ты ни делал, как бы ты качественно ни делал то, что ты делаешь, ты все равно к такому благополучию, которое ты сам себе определил, не придешь. Может быть, оно избыточное. И не надо тебе фабрику, завод, пароход и Cayenne, а можно вполне гораздо скромнее себя чувствовать. Но человек задал себе планку, он разделил количество лет, которые отделяют его от цели (которую, может быть, он ошибочно поставил). И он же видит, что он не может к ним дойти никаким способом. Он написал себе "однокомнатная квартира в Бирюлёво и Lada Kalina" – и понял, что цель недостижима.

Константин Точилин: Что жизнь прошла зря. Эта тема неисчерпаемая. И я думаю, что мы в этой студии еще не раз будем говорить. Вопрос – доживем ли до каких-то очень ощутимых сдвигов? Хотя кое-что все-таки…

Иван Соловьев: Доживем.

Марина Калинина: Спасибо. Светлана Бошно была у нас в гостях, заведующая кафедрой государствоведения и права Российской академии народного хозяйства, доктор юридических наук; и Иван Николаевич Соловьев, заслуженный юрист России, доктор юридических наук. Спасибо вам большое.

Константин Точилин: Спасибо. Приходите к нам еще.