Леонид Радзиховский: В нашей стране пропаганда насилия, брутальности ничем не купируется

Гости

Петр Кузнецов: У нас "Личное мнение" – Леонид Радзиховский в студии, журналист. Леонид Александрович, добрый вечер.

Ольга Арсланова: Добрый вечер, рады вас видеть.

Леонид Радзиховский: Добрый вечер.

Ольга Арсланова: Наш формат – это обсуждение главных событий дня или, возможно, даже недели: все, что вам запомнилось, все, что вам показалось важным для страны, для нас для всех, и давайте это обсудим. С чего бы вы хотели начать?

Леонид Радзиховский: Так, подождите, что мне показалось важным или вопросы, которые мне подготовили к эфиру? Это две совершенно разные вещи.

Ольга Арсланова: Возможно, мы в чем-то совпадем сегодня.

Леонид Радзиховский: Возможно. А возможно, и нет. Короче, я думал, что разговор будет, допустим, про Серебренникова. Но мне сказали, что эта тема неактуальна: не актуальна так не актуальна. Тогда давайте о других темах. Я, пожалуйста, могу отвечать на любые вопросы.

Ольга Арсланова: А вы считаете эту тему наиболее актуальной сейчас?

Леонид Радзиховский: У нас сейчас довольно тухлый такой информационный фон, поэтому на этом фоне да, вполне актуально.

Ольга Арсланова: Давайте все-таки коротко тогда поговорим об этом. Как вам кажется, как будут события развиваться дальше?

Леонид Радзиховский: Как будут развиваться? Суд будет, как нетрудно догадаться. Я думаю, что какого-то особо жесткого приговора не будет: может быть, дадут условный срок, может быть, еще как-то. Я не думаю, что его посадят, но шум же связан не с тем, что его там закатают на 20 лет, а с самой историей. Есть две точки зрения: одна точка зрения заключается в том, что… Понятно, одни говорят, что он ни в чем не виноват, другие говорят, что он во всем виноват; и те, и другие никаких фактов, естественно, не имеют, на то и суд, он должен какие-то факты выяснить. Если бы было известно до суда, то зачем суд проводить? 

А вопрос этот обсуждают не столько "виноват или не виноват", сколько зачем его судят. Потому что у нас сейчас принято считать, что судят не потому, что, а затем, что, то есть какой за этим стоит политический смысл. Есть такая точка зрения, что политический смысл заключается в том, чтобы запугать деятелей культуры, театра и так далее. Откровенно говоря, мне это не кажется очень убедительным, потому что, по-моему, они вполне достаточно запуганы и вполне достаточно конформисты, я не вижу рационального смысла кого-то пугать. Чего их пугать? – они и так вроде против властей не бунтуют, на баррикады не лезут. 

Есть еще такая точка зрения, что это очень вредно и опасно накануне избирательной кампании по выборам президента. Мне кажется, что это неправильно: никак это ни на что не повлияет, ни на какое голосование, никому из избирателей от этого ни тепло ни холодно, тем более что результаты голосования всем, в общем, известны хоть с делом Серебренникова, хоть без дела Серебренникова, хоть с таким пиаром, хоть с сяким пиаром. Никаких сенсаций, мягко говоря, не ожидается. 

Наконец, есть точка зрения, что перед законом все равны, и если вы режиссер, то это не алиби – вы должны отвечать, как и все. А есть точка зрения, что перед законом, конечно, все равны, но наиболее крупные воры никогда не попадают – это чиновники, это высокие начальники, их никогда не судят – поэтому это избирательное правосудие. Но, с моей точки зрения, перед законом, конечно, по идее должны быть все равны. Если ты режиссер и если есть улики, что ты обналичивал деньги и воровал, то алиби звание режиссера не дает. 

А с другой стороны, то, что правосудие у нас избирательное – это совершенно очевидно. Оно во всем мире избирательное, всегда можно сказать: "А вот такого-то не посадили", "А вот такой-то, такой страшный преступник, а он на свободе". У нас, конечно, оно особенно избирательное, очень сильно избирательное, что, впрочем, не является оправданием ни для одного конкретного человека. Потому что если человек выйдет и скажет: "Да, граждане судьи, я действительно украл или избил, но посмотрите, какие страшные убийцы, воры, преступники в полном порядке и ордена получают, из телевизора не вылезают – что же меня-то судить?", тогда никого судить нельзя, тогда просто нужно всех людей оправдать и отпустить одновременно. 

Поэтому я думаю, что дело Серебренникова не имеет великого политического подтекста, это какая-то бюрократическая история, судебно-прокурорско-бюрократическая. Почему именно на него пал этот самый карающий меч, сказать трудно. Может быть, если бы он был более лизучий – уж такой прямо лизучий, что лизал бы с утра до ночи – может, его бы и не тронули; если бы он с утра до ночи орал лозунги, какие требуется, может быть, его бы не тронули; а может быть, все равно бы тронули. Тут угадать невозможно. Но то, что, естественно, правосудие избирательно у нас, никто, я думаю, из жителей нашей страны не сомневается. 

Что касается приговора, еще раз повторяю, что я думаю, что он не будет особенно жестоким. Там есть одна странность, что его вообще до суда довели: у него же паспорт отобрали. Зачем? Казалось бы, отдайте ему паспорт, пусть он уедет за границу и горя нет, проблем нет, не надо мучиться, сажать или не сажать, выступать власти в качестве гонителя, душителя. Уехал человек и все. Уехав, он признает – с точки зрения пиара – свою вину, и всем хорошо. Власть говорит: "Вот видите, он виноват". Все его бухгалтера выступают только как соучастники, а ему хорошо, он на свободе, в тюрьме не сидит, на Западе будет рассказывать, как его преследовали по политическим мотивам. Поэтому зачем у него отобрали паспорт и зачем довели дело до суда, я с точки зрения политического пиара абсолютно не понимаю. Но, по-видимому, это опять же работает бюрократическая машина юстиции. Вот такое мое мнение об этом деле.

Петр Кузнецов: Иван интересуется вашим мнением относительно пожаров на юге России – я так понимаю, речь идет о десятках сгоревших домов в Ростове-на-Дону.

Ольга Арсланова: Вы следили за этой историей?

Петр Кузнецов: Это одно из самых обсуждаемых событий этой недели.

Ольга Арсланова: Есть прямые свидетельства людей, которые утверждают, что это был поджог; они жаловались на угрозы, но никакой реакции не последовало оттуда, откуда она должна быть последовать. То есть людей не слышали. 

Леонид Радзиховский: Ну что по этому поводу я могу сказать? Если уж я в деле Серебренникова не разбираюсь, виноват он или не виноват, то что же я могу сказать про пожар в Ростовской области? Может быть, подожгли, может быть, не подожгли. Если бы у людей было доверие к следствию, то ответ простой – следствие покажет. Поскольку у людей доверия к следствию нет – и, в общем, для этого есть основания, особенно в южных регионах… Правда, это не в Ростовской области, а на Кубани – там было это известное дикое дело каких-то… совершенно отмороженных убийц, которые были, как выяснилось, связаны с местными начальниками. И часто там какие-то такие дела происходят. Я думаю, что какой бы результат ни был… Предположим, никакого поджога не было, все это народная молва, которая ни на чем не основана…

Ольга Арсланова: Кто-то во сне просто…

Леонид Радзиховский: Ну мало ли, господи. Горят же дома без всяких поджогов, правильно?

Ольга Арсланова: Даже если их сотня?

Леонид Радзиховский: Ну да… Деревянные дома вроде. Ну так вот, представим на сегодняшний день, что никакого поджога не было. Народ в это все равно не поверит, и чем больше прокуратура будет рвать на себе рубаху и кричать "Нет, не поджигали", тем больше будут говорить: "Значит, вам заплатили еще больше, чем мы думаем". Но послушайте, до сих пор прошло всего лишь 205 лет… 205 лет идут споры о том, Москву все-таки подожгли в 1812 году или не подожгли? Толстой, например, по свежим следам в "Войне и мире" говорил, что никакого поджога не было. А если подожгли, то кто же поджег? – французы, русские по приказу Александра, русские по приказу Кутузова, русские по приказу местных страховых компаний, которых тогда, правда, не было? Что это было? А это все-таки событие довольно значительное. Поэтому я думаю, что до правды здесь не докопаются в том смысле, что какой бы вердикт ни был, он никого не устроит. Даже если скажут, что поджог был, что поджег Иван Петрович Смирнов, то все равно будут говорить: "Нет, этот стрелочник, это мелочь, на самом деле за ним стоят губернатор, министр, такой-сякой, пятый-десятый, все равно посадили только стрелочников, а высшие начальники вышли сухими из воды". Поэтому дыма много, но в этом дыму огня не найдут.

Ольга Арсланова: О правосудии еще одна новость: сегодня Хабаровский суд вынес приговор известным живодерам – девушкам и молодому человеку – по делу о жестоких убийствах животных. Максимальное наказание – 4 года плюс обязательные работы. Но вот что любопытно в этом деле: зоозащитники, несмотря на вот эти 4 года реального срока, очень недовольны, потому что непосредственно по статье "Жестокое обращение с животными" обвиняемые получили обязательные работы и все. Но там очень интересные другие статьи, сейчас подробнее: там есть и то самое оскорбление чувств верующих, и разжигание розни и так далее.

Леонид Радзиховский: Верующие-то тут при чем?

Ольга Арсланова: Оказывается, конкретно эти фигуранты дела в том числе были замечены еще и за этим. По сути получается…

Петр Кузнецов: То есть их суммарно, что ли?

Леонид Радзиховский: А чем они чувства-то оскорбили?

Ольга Арсланова: Они писали в своих социальных сетях некие призывы, тексты, которые оскорбляли чувства верующих и так далее. То есть получается, что здесь только благодаря вот этим статьям удалось добиться реального срока.

Леонид Радзиховский: То есть они за чувства сидят все-таки, не за собак?

Ольга Арсланова: По совокупности.

Петр Кузнецов: Отягчающее.

Леонид Радзиховский: Так что отягчающее – собаки или чувства?

Петр Кузнецов: Непонятно.

Ольга Арсланова: Смотрите: их признали виновными в жестком обращении с животными, разбое, оскорблении чувств верующих и возбуждении ненависти и вражды. В итоге максимум 4 года и 3 месяца лишения свободы. 

Леонид Радзиховский: Минуточку, разбои? Какие разбои?

Ольга Арсланова: Оказалось, что еще недавно – в июле – девушки совершили разбойное нападение на местного жителя. Получается, что если бы не вот это, за убийство животных, возможно, они бы этот срок и не получили, представляете?

Леонид Радзиховский: Минуточку, я ничего не понял. За разбой дали 2 года?

Ольга Арсланова: 4 года одной, 3 другой и 3 еще их сообщнику.

Леонид Радзиховский: Я могу только лишний раз подивиться российской юстиции. За разбой, то есть за вооруженное нападение, связанное с нанесением либо тяжких телесных, либо угрозы для жизни, дали одной 4, другой 2, а вот оскорбление чувств верующих является чуть ли не центральной фишкой в этом букете? Оскорблю я чувства верующих или не оскорблю, но что можно сказать? Ну помогай им бог, прокурорам и судьям. Я так понимаю, что… Я не знаю, кто чьи чувства оскорбляет, но вот разбой – это вещь мне понятная. Я человек неверующий, поэтому я не понимаю, что такое оскорбление чьих-то чувств. А вот что такое разбой, я понимаю. Если был разбой, то это был разбой. Убийство животных – это тоже статья. Опять же, есть фанатики, которые считают, что если кто-то собаку обидел, его надо разорвать на куски, которые думают, что убийство собаки страшнее убийства человека – есть такая точка зрения.

Петр Кузнецов: Насильники начинают с животных еще.

Леонид Радзиховский: Это неправда, но не важно. Есть догхантеры, которые говорят, что мало их истребляют, надо истреблять и собак, и их защитников – такая точка зрения тоже существует. Но по крайней мере убийство собаки – это вещь, мне понятная. А вот какого бога, убив собаку, оскорбили эти люди? Может быть, это какие-то идолопоклонники?

Ольга Арсланова: Что-то в этом роде.

Леонид Радзиховский: Или члены… Понимаете, в чем дело? Если у нас теперь оскорбление чувств идолопоклонников является уголовным преступлением, то это, с одной стороны, хорошо. Я, например, объявлю себя поклоняющимся чему бы то ни было, и если кто-то меня оскорбит, я скажу, что оскорбили не меня, а оскорбили мои чувства как верующего и пусть сидят. Кто-нибудь подойдет, плюнет мне в лицо – ну подумаешь, плюнул и плюнул, делов-то. Но я скажу: "Вы оскорбили не меня, вы оскорбили ту веру, которой я поклоняюсь, вы оскорбили то божество, которому я поклоняюсь". Если у нас убийство животных проходит как оскорбление чувств верующих, если это не убийство животных, а оскорбление чувств верующих, то что тут можно сказать?

Ольга Арсланова: Мы тут будем точнее – я еще раз процитирую то, что написано в деле. Выяснилось, что конкретно эти люди неоднократно размещали в социальных сетях изображения и тексты, оскорбляющие религиозные чувства, а такие видеозаписи, содержащие сцены унижения человеческого достоинства по признаку принадлежности к социальной группе. То есть получается, что просто за убийство животных не получалось их, видимо, посадить.

Леонид Радзиховский: Нет, извините, получается, просто за разбой посадить не получается, так по-вашему?

Ольга Арсланова: Может быть. То есть по сути странно, но по факту вроде бы справедливо, согласитесь, что за многократное убийство животных люди получили реальные сроки.

Леонид Радзиховский: Справедливо одно: чтобы люди получали сроки в соответствии с Уголовным кодексом Российской Федерации совершенно безотносительно к тому, кто любит животных и кто животных ненавидит, кто у нас догхантер, а кто у нас член общества покровительства животных. Это как в случае с Серебренниковым: есть поклонники Серебренникова, есть ненавистники Серебренникова; есть те, кто кричат, что ему за его спектакли голову оторвать надо, а есть те, которые говорят, что трогать его нельзя, это наше все, вроде Пушкина. Это все очень мило, но к суду это отношения в нормальной стране иметь не может. Если есть статья, что за убийство животных полагается срок, значит, дайте этот срок; если такой статьи нет, то не давайте этого срока.

Что касается статьи об оскорблении чувств верующих, такая статья, насколько я понимаю, есть и о ней очень много говорят. Но поскольку предмет здесь, в отличие от разбоя, хищения собственности, убийства животных абсолютно неуловимый… Чувства верующих – материя тонкая. Вот кого-то оскорбляет демонстрация челюсти Матильды Кшесинской – это оскорбляет их веру в Николая II. А кого-то, чьи-то чувства оскорбляют выступления Натальи Поклонской. Это чувства, понимаете? Поэтому оскорбление чувств верующих – да, это статья, но эта статья сформулирована так, что я ее понять не в состоянии (возможно, юристы в состоянии). С моей точки зрения – а я человек простой – я понимаю дело так: людей должны судить в соответствии ни с чьими-то чувствами, а только, единственно, исключительно законом. Справедливый это закон, несправедливый этот закон – это совершенно другой вопрос. Если будут говорить, что закон несправедливый, тогда у нас государства нет, а есть чувства. По чувствам тоже можно жить. Например, я вам не нравлюсь, вы возьмете и после эфира мне стакан в голову запустите – скажите, что я ваши чувства оскорбил.

Петр Кузнецов: Кто-то делает это прямо в эфире.

Леонид Радзиховский: И за это получает от людей, чьи чувства он таким образом задел…

Петр Кузнецов: …бан, скажем так.

Леонид Радзиховский: Да, получает высокие рейтинги и так далее. Поэтому я сторонник того, чтобы чувства были в семье, с друзьями и так далее, а государство должно испытывать одно чувство – нарушили или не нарушили, все.

Петр Кузнецов: Здесь еще хочется вспомнить, раз мы говорим об этой неделе, что в Казахстане как раз собираются принимать закон, защищающий чувства атеистов, то есть закон об оскорблении чувств атеистов.

Леонид Радзиховский: Тоже хорошо.

Петр Кузнецов: То есть Казахстан уже живет где-то в 2035 году.

Леонид Радзиховский: А вы знаете, мне кажется, что у нас был такой закон, если я не ошибаюсь, об отделении церкви от государства. Может, его уже отменили? Тогда вопроса нет. Если его не отменили и церковь у нас по-прежнему отделена от государства, то в таком случае, мне кажется, непонятно, о чем идет речь. Человек нарушил какие-то православные, такие-сякие – ну отлучите его от церкви, не пускайте его церковь, наложите на него вечное проклятие, епитимью. Вот Лев Толстой оскорблял чувства верующих, но его же в тюрьму не посадили, правильно? А надо было бы по нынешним законам. Тогда побоялись, не посадили, отлучили от церкви и мучился старик. Это было понятно: он оскорбил чувства, его отлучили. Кстати, тогда церковь от государства отнюдь не была отделена, а была формально институтом государства. Сейчас она у нас почему-то формально отделена. Объявите ее государственным институтом, будет разговор. А что же вы так, церковь от государства отделили, а чувства верующих от государства не отделили. Чепуха какая-то получается. Тем более у атеистов тоже свои чувства, и у разных конфессий свои чувства. Допустим, есть шииты и сунниты. И те, и другие люди верующие, верующие мусульмане. Но вот шииты оскорбляют чувства верующих суннитов. 

Ольга Арсланова: Регулярно причем.

Леонид Радзиховский: А сунниты оскорбляют чувства верующих шиитов. И как быть, кого сажать? Или, допустим, есть адвентисты 7-го дня, всякие еще есть… Я не знаток христианских конфессий, но я слышал, что они разные есть. Одни, допустим, признают то-то и то-то, а другие не признают. Ну и кто чьи чувства тут оскорбил? В общем, тогда надо к судам священников прикомандировать на постоянной основе, чтобы они хотя бы толковали, какие там чувства оскорблены, а то ведь дело темное, понимаете.

Петр Кузнецов: Если мы берем, закрываем эту тему именно живодерства – как вам кажется, это какая-то системная проблема воспитания? Есть ли ответственность государства в этой истории?

Ольга Арсланова: Или это больные люди и не стоит о них больше говорить?

Леонид Радзиховский: Видите ли, садисты были, есть и будут всегда. Есть садисты, которые издеваются над людьми (наиболее частая категория). Кстати, могут на них собак натравить, между прочим: тоже такое развлечение. Есть садисты, которые издеваются над животными. Садизм – это общечеловеческая черта, ни от какого государства, ни от чего абсолютно не зависящая. Другое дело, что, конечно, пропаганда – естественно, люди видят, слышат – влияет, влияет очень сильно. Кстати, самая неожиданная вещь. У нас сейчас, например, жесткая пропаганда и действия даже против курения. Когда это началось, многие мне говорили: "Да бросьте вы эту чепуху, мы в России живем, это не какая-нибудь поганая Германия. Русский человек плевал на болтологию, законы и правила".

Ольга Арсланова: Будет продолжать курить.

Леонид Радзиховский: Будут вдвое больше, назло, из чувства протеста курить. Ни фига, курить стали на порядок меньше. Более того, даже в тех местах, где разрешено, и то воздерживаются. В машине – сколько я ездил с таксистами – всегда курили. Сейчас как отрезало. Значит, на людей очень сильно влияют. Причем потребность в курении – это вам не какие-нибудь чувства, это физиологическая потребность. Курильщик-то уже наркоман в легкой форме. Так вот пропаганда сказала, государство пристукнуло кулаком и обрушилось. Насколько пить стали меньше? Чтобы русский человек не пил, но пьют-то гораздо меньше, сравнить нельзя с тем, сколько пили при совке. Почему? Потому что пропаганда, потому что теперь известно, что будешь пить и с работы вылетишь. Когда-то при советской власти напился пьяный, пришел на работу, только симпатию вызываешь – ну? "Пропесочат" тебя на партсобрании, одно удовольствие, общее развлечение.

Ольга Арсланова: В целом все понятно.

Леонид Радзиховский: А сейчас "песочить" не будут – просто выгонят в одну секунду и все. Значит, влиять на людей даже в таких прямых вещах, как физиология (курение, питье) очень даже можно. Соответственно пропаганда насилия, пропаганда жестокости, несомненно, даже на людей в принципе к этому склонных… Ну если это не маньяки, понимаете: на Чикатило пропаганда не влияет, ему хоть пропагандируй, хоть не пропагандируй, тем более по телевизору все-таки не пропагандировали серийные убийства, а у него душа поет, чувства у него такие, что наличие живых бомжей его чувства оскорбляет, он их режет – такой человек. Но это исключение. Конечно, что является социальной нормой, что в данный момент поощряется, а что не поощряется, очень влияет на людей. Я не думаю, что государство поощряет жесткость именно в отношении животных. Я так не думаю. Но то, что, конечно, у нас в стране жесткость вообще поощряется… Смотрите. Брутальные герои всегда, везде, милитаристская пропаганда, пропаганда насилия, пропаганда войны и так далее – это что, проходит бесследно? Нет, это не проходит бесследно. 

Узаконенная ненависть к определенным категориям людей – например, ненависть к пидерастам, фактически разрешенная государственная гомофобия. Это что, только на них выливается? Нет, это вообще увеличивает градус нетерпимости. Есть категории людей – чего уж говорить о животных – которые второго сорта. Пидоры – что с них взять? С ними и разговор короткий. Это все так или иначе на людей влияет. Необязательно, что под влиянием гомофобской пропаганды он пойдет и убьет гомосексуалиста, нет. Но это повышает общий градус ожесточения и понижает порог насилия. Конечно, во всем мире люди любят брутальные фильмы, во всем мире люди любят стрельбу, убийства, детективы и так далее. Это очень плохо, когда у нас говорят, что и в Америке так. Да, в Америке тоже так, и плохо, чего же хорошего в этом? Но мы вечно стараемся подражать или оправдывать себя, подражая худшему, что есть в любой Америке, а когда там идет систематическая пропаганда терпимости, сочувствия, необходимости помогать инвалидам, необходимости помогать больных, необходимости помогать неприятным людям. Ну вот что приятного в инвалиде? У человека изо рта слюна с двух сторон течет – что в нем приятного? Нет, надо помогать, надо переводить, надо то, надо се. Такая пропаганда имеет место, и это отчасти купирует пропаганду насилия. У нас пропаганда насилия, пропаганда брутальности ничем не купируется. В какой-то мере – не скажу, что в решающей – это, конечно, на людей влияет. 

Ольга Арсланова: Вы поговорили о брутальных образах, о том, что силу уважают и ожидают в некоторой степени. Вот еще одна новость, на которую мы обратили внимание: в российском МИДе отреагировали на ограничения Соединенных Штатов Америки по выдаче виз россиянам – сказали, что мы не будем так поступать. 

Леонид Радзиховский: То есть мы не будем ограничивать американцев?

Ольга Арсланова: То есть мы не будем ограничивать выдачу виз и въезд, в целом мы настроены на сотрудничество. То есть никакого ни симметричного, ни асимметричного ответа не последует. Как вы вообще относитесь к тому, что произошло? Этот шаг, который американцы сейчас сделали, как можно расценить? И наш ответ – вернее, его отсутствие – тоже.

Леонид Радзиховский: Дело в том, что шаг американцев по крайней мере они сами объясняют тем, что Россия срезала им половину чиновников. Слушайте, визы выдают чиновники; если сидело 800 чиновников, а теперь сидит 400, как они могут выдавать с той же скоростью такое же количество виз? Естественно, не могут. Поэтому мне кажется, что здесь наш МИД просто валит с больной головы на здоровую. 

Что касается того, что в ответ не будут сокращать визы американцам – по-моему, это нормальный ответ. Так же бесконечно эскалацию можно вести. Но в принципе визы нашим, которые едут в Америку, и визы американцам, которые едут в Россию – это визы разного веса. Американцы сюда ездят в основном развлекаться, туризм; наши едут учиться, лечиться, по имущественным делам, к родственникам. Завязки наших людей – правда, довольно узкого круга богатых людей, довольно узкого круга людей, которых терпеть не могут в нашем обществе (простой человек не поедет в Америку ни учиться, ни лечиться, родственников у него там нет, тем более нет имущества). Но богатые тоже плачут, богатые тоже люди. Так вот наши люди, которые едут в Америку, едут в основном не смотреть Голливуд и не в Лас-Вегас, они едут по жизненно важным делам – в основном, хотя есть и туризм. Американцы сюда в основном едут просто развлекаться: у них тоже есть важные дела, но в основном. Соответственно, это визы разного веса. И то, что, конечно, некоторая узкая категория попала под пресс – это, конечно, плохо для них. 

Ну а что касается в целом наших отношений с Америкой, то, как говорится, надо бы хуже, но некуда, они стоят на довольно низкой точке. Я не верю в эту пустейшую болтовню о каких-то там войнах, о каких-то военных угрозах. Мы не представляем никакой военной угрозы для Соединенных Штатов, и Соединенные Штаты не представляют никакой военной угрозы для нас по простой причине: война или угроза войны между Россией и Америкой – это война или угроза термоядерной войны, то есть взаимно гарантированного самоубийства. Ни руководители России, ни руководители Америки, как ни странно, с собой кончать не хотят. Поэтому весь этот глупый пропагандистский треп про военные угрозы – это чепуха. Но отношения у нас паршивые, это точно. Отношения эти паршивые по многим причинам, о которых не вполне удобно рассказывать по телевидению даже на вашем демократичном канале. Но тем не менее отношения эти паршивые, просвета не будет, шампанское в Думе Жириновский и компания пили зря по случаю избрания Трампа; впрочем, наверное, они вообще любят пить шампанское, был бы повод.

Ольга Арсланова: Они ничего не потеряли.

Леонид Радзиховский: Они ничего не потеряли, шампанское выпито; Трамп вообще ничего не сделал за эти 7 месяцев, он даже свою администрацию собрать не в состоянии – в основном занимается тем, что в Twitter переругивается со Шварценеггером и Мэрил Стрип. 

Петр Кузнецов: По Сирии ударил.

Леонид Радзиховский: По Сирии этот удар гроша ломаного не стоил, это был чисто психологический и чисто пиаровский ход. Вообще Трамп к своей работе относится как к продолжению своей прежней деятельности – реалити-шоу. Вот и ведет реалити-шоу. Удар по Сирии вообще был очаровательной историей, как писали в СМИ – к нему в слезах вбежала его очаровательная дочь Иванка и закричала: "Дадди, дадди, какой ужас, какой ужас". Он погладил ее по голове и сказал: "Не плачь, детка, я им отомщу". Если в Америке так принимаются решения военно-политические, то я поздравляю Соединенные Штаты. Я думаю, что все-таки это было не совсем так. 

Но дело не в этом. Трамп ничего не сделал, все свои обещания внутри Америки, а уж тем более вне Америки, он ни в малейшей степени не выполнил за 7 месяцев, разве что вышел из соглашения по климату. Все остальное… Его обещания начать экономическую войну с Китаем – этой войны нет, один треп; его весьма смутные обещания о какой-то сделке с Россией – никакой сделки нет и не будут; его обещания круто помочь Израилю – ничем он им не помог; его обещания разобраться с Кореей – абсолютно он не разобрался. Так что Трамп ведет реалити-шоу доступными ему средствами. Но поскольку Трамп – это такое недоразумение на посту президента – вызывает дикую аллергию у всего американского правящего класса, в том числе у его родной республиканской партии, то они, как известно, ограничили его вообще в действиях, фактически объявили его полудееспособным, в частности, конкретнее всего в отношениях с Россией. 

Поэтому никакого улучшения отношений, даже если бы Трамп об этом мечтал – а, по некоторым сведениям, он действительно этого хочет отнюдь не потому, что он платный агент ФСБ, а просто потому, что ему симпатичен Путин, ему симпатичен русский стиль управления (он бы сам, наверное, так хотел)… Короче говоря, съесть он съесть, но никто ему не дасть. Отношения наши с Америкой на очень низкой точке, лучше они не станут. Кстати, одна из причин этого – официальная американская – заключается в том, что Россия слишком яростно помогала Трампу. Если она ему действительно яростно помогала, это была большая глупость; если она ему не помогала, значит, попали зря.

Ольга Арсланова: Но есть мнение, что ограничение в выдаче виз невыгодно как раз Америке (для россиян я имею в виду), потому что эти россияне могли бы приехать, увидеть прекрасные американские ценности, стать их проводником в России. Они бы помогли как раз этому взаимодействию. А теперь все, не приедут. 

Леонид Радзиховский: Ничего, Америка переживет. Эти россияне туда ездят годами, у них там дома, друзья, родственники, у них там много чего. Поэтому про американские ценности они более чем хорошо информированы. И от того, что они лишний раз туда поедут или не поедут, Пугачева с Галкиным лишний раз свой замок во Флориде не посетят, их отношения к американским ценностям не станут ни лучше, ли хуже, это во-первых. Во-вторых, российскому обществу и российскому государству на мнение этих россиян глубочайшим образом на-пле-вать, нравятся им американские ценности, не нравятся им американские ценности… Российскому государству сами эти люди не нравятся, а 150 миллионам российского общества эти люди, которые имеют денег достаточно, чтобы дома в Америке покупать, лечиться, учиться в Америке – российскому обществу эти люди тем более не нравятся. Поэтому их мнение об Америке, которое они, кстати, обычно благоразумно держат при себе, в России никого не интересует: ни народ, ни правительство. Так что Америка в этом смысле ничего не потеряла. 

Ольга Арсланова: Спасибо. Это было личное мнение Леонида Радзиховского, журналиста. Спасибо, что пришли к нам.

Петр Кузнецов: И некоторые итоги недели. Спасибо.

Леонид Радзиховский: Пожалуйста.