Анатолий Кнышов: Маловероятно, что на борту Ту-154 был взрыв военного груза, так как есть строгие условия перевозки опасных грузов

Гости
Валерий Ваньшин
председатель совета Фонда «Легенды авиации», заслуженный летчик-испытатель, трехкратный рекордсмен мира
Анатолий Кнышов
Герой России, летчик-испытатель, авиаэксперт

Петр Кузнецов: А мы продолжаем с главной темой этого дня. Сегодня в России траур: разбился самолет Минобороны, на его борту находились 92 человека. Из последних сообщений, которые на ленту приходят: водолазы приступили к обследованию обломков Ту-154, уже на дне Черного моря, добрались до них. Поисковые работы будут идти всю ночь. И крушение Ту-154 – еще одна из версий – могло произойти из-за перегруза борта и отказа техники. И мы с экспертами тоже продолжаем обсуждать трагедию вчерашнюю. Анатолий Кнышов, герой России, летчик-испытатель, авиаэксперт с нами на связи. Здравствуйте.

Анатолий Кнышов: Добрый вечер.

Оксана Галькевич: Здравствуйте. Анатолий, скажите, пожалуйста. Вот вы летчик-испытатель, вы авиационный эксперт, у вас огромный опыт в этих вопросах… Наверняка вы вместе с вашими коллегами, друзьями, сослуживцами обсуждаете эти события. В каком ключе, что говорят? И ваше мнение какое?

Анатолий Кнышов: Первое, что я бы хотел… Я выразить должен соболезнования всем родственникам погибших, в первую очередь. Но авиация, к сожалению, иногда приносит вот такие трагические сюрпризы. Одной из версий, которой я придерживаюсь, все-таки это причина не техника являлась, это причина – воздействие какого-то явления или внутри самолета, или с внешней стороны. Потому что после двух минут после взлета, когда на борту было все нормально, экипаж принял решение по готовности техники, по готовности двигателя, они взлетели (на второй минуте это высота где-то в районе пусть 800-1000 метров), происходит молниеносное взрывоопасное событие. Потому что любой сигнал, который летчику поступает – он же контролирует двигатели, по приборам контролирует – существует так называемый центральный сигнальный огонь, который на приборной доске и привлекает внимание каждого пилота. Обратите внимание. В этой ситуации летчики обязательно контролируют все приборы, все системы, и в любом случае, ведя переговоры с диспетчерской службой управления, они должны были передать, что у них имеется какая-то проблема. Но в данной ситуации время дается им не более 5 секунд. Если за это время событие произошло, они обязательно должны доложить. Но они не смогли доложить, потому что явление происходило молниеносно. Вот что это было, могут только ответить те материалы записывающие, так называемые параметры черного ящика, которые будут расшифровывать Комиссия Министерства обороны и Правительственная комиссия.

Оксана Галькевич: То есть именно вот этот момент во всей истории, что связь прервалась, что летчики не сообщили, пилоты не сообщили о каких-то неисправностях или проблемах на борту, для вас является ключевым вот в этом развитии событий трагическом.

Анатолий Кнышов: Конечно. Да, это ключевая норма, потому что обязательно, когда происходит что-то на борту, экипаж в любом случае сообщает, потому что там есть первый пилот, второй пилот, бортинженер есть и штурман. Четыре члена экипажа – они обязательно выйдут на связь, или командир, или второй пилот доложит: у нас проблема, или что-то с двигателями, или с системой. Они сообщат совершенно. Но когда происходит вот это молниеносное событие, никто не может сообщить ничего, и происходит разрушение самолета, которое сейчас вот водолазы и на берегу находят обломки самолета. И по обломкам самолета, когда их разложат где-то в ангаре, по контуру самолета определят, что же явилось причиной. Расшифровка данных позволит установить более точную причину, которая действительно произошла на борту.

Петр Кузнецов: Анатолий, то есть, получается, это или террористический акт, или груз, допустим, военного назначения, который везли в Сирию, мог каким-то образом сдетонировать? Или это какое-то внешнее воздействие, потому что были версии, и мы их приводили в прямом эфире, что чуть ли не ПЗРК воздействовал.

Анатолий Кнышов: Все это возможно, только Комиссия даст ответ, но даже те грузы, который обязательно грузятся на самолет, они берут. Есть так называемая перевозка опасных грузов, даже экипаж и авиакомпания Минобороны имеет допуск для перевоза особо опасных грузов, они имеют определенную упаковку, определенную конфигурацию и определенное их размещение, поэтому говорить о том, что это груз военного назначения, произошел такой взрыв – маловероятно. Скорее всего, это все-таки какое-то событие или внешнее, или внутреннее произошло, которое привело к такому трагическому случаю.

Оксана Галькевич: Спасибо большое. На связи с нами был Анатолий Кнышов, герой России, летчик-испытатель и авиационный эксперт. Спасибо большое. Нам очень активно пишут телезрители, поступает очень много соболезнований со всей страны. Уважаемые друзья, нам пишут из Ханты-Мансийского автономного округа: "Соболезнуем, люди погибли на ровном месте". Из Башкирии: "Башкортостан соболезнует". Волгоградская область, Москва, Московская область, Томская область. Это вот сообщения, которые упали на наш смс-портал буквально в последние минуты. Я еще хочу показать фотографию, которая появилась в интернете: это радиолокационное изображение места крушения самолета Ту-154 25 декабря. Вот можно попросить наших режиссеров: если можно, покажите картинку с моего монитора. Пока нет возможности. Ну, мы попробуем, может быть, чуть позже. Совсем недалеко, это буквально в нескольких… буквально, я не знаю, в километре от берега, от взлетно-посадочной полосы. У нас еще один собеседник на связи.

Петр Кузнецов: Вадим Лукашевич, кандидат технических наук, независимый эксперт космического кластера фонда "Сколково". Здравствуйте.

Вадим Лукашевич: Добрый вечер.

Оксана Галькевич: Здравствуйте.

Петр Кузнецов: Перегруз борта – версия пришла на ленты информагентства. Вы бы отсекли эту версию?

Вадим Лукашевич: Ну, в принципе, нет. У нас сейчас, понимаете, версии могут быть самые различные. Более того – информация поступает все более и более отрывочная, все более противоречивая и менее надежная, поэтому я сейчас был бы еще более осторожным в версиях, чем это было вчера. Вчера информации было мало, и можно было говорить: теракт, не теракт. А сейчас очень много информации идет по неподтвержденным источникам, какие-то утечки мы уже отличить от домыслов сложно. Вот ваш предыдущий собеседник, в частности, я кусок услышал, говорит, что обломки, найдены и на морском дне, и на побережье. А сегодня была информация о том, что уже был локализован этот регион морского дна, район, где они лежат, - это порядка 500 метров всего на удалении 6 км от берега. А зависимость – как лежат обломки, как они расположены – это вся картина происшедшего. То есть ударился самолет об воду или разваливался в воздухе, и так далее. А есть информация о том, что… Опять же, вроде бы, неофициальная, что первый контакт самолета с водой произошел в хвостовой части. Тогда получается, что самолет плавно снижался и, может быть, даже летчики пытались в последний момент посадить его на воду. Значит, тогда отпадает версия, что он запустил в воду сначала каким-то одним из крыльев. Медленно – это значит, что не было ни синхронного убора механизации и так далее. То есть сейчас такая очень незначительная информация она очень сильно меняет возможные версии, и предвосхищать, о чем-то говорить, конечно, сложно.

Оксана Галькевич: Скажите, вот эта вот разрозненная информационная картина – она у вас в какую-то приоритетную версию все-таки складывается или пока не складывается? Вот именно у вас как технологического эксперта.

Вадим Лукашевич: Сейчас надо понимать, что я не участвую в расследовании, поэтому я имею только информацию, которую имею из общих источников. С утра, например, в первой половине дня "РИА-новости" говорили, что на людях были спасательные жилеты на телах, а потом Министерство через два часа это опровергает. И так сейчас происходит со всей информацией, поэтому сейчас достаточно сложно, но по совокупности, если, допустим, вчера я склонялся все-таки к версии теракта… По двум причинам: во-первых, отсутствие связи, то есть летчики ничего не успели передать, а во-вторых, назывался очень большой район разлета обломков – сначала 1,5 км, к обеду – 6, к вечеру – чуть ли не 8. То сейчас, в общем-то, судя по тому, что они, на самом деле, лежат на дне достаточно кучно и уже найден фюзеляж, скорее всего, это был не теракт, это была, в самом деле, какая-то серьезная техническая проблема на борту. При этом есть информация (опять же, неподтвержденная), что самолет не мог набрать нужную высоту вот теми темпами, каким обычно должно было быть. То есть, если у него по заданию должен быть первый разворот правый в районе 10-12 км от береговой полосы, а сейчас, вроде, как бы понятно, что он упал в 6 км, уже развернувшись в сторону береговой полосы, то есть как бы пилоты поняли, что у них на борту что-то не так и уже развернулись. Но тогда непонятно, почему они фактически выполняя экстренную посадку назад в аэропорт Адлера, ничего не сказали земле. А, может быть, они и говорили, но не было связи. То есть уже какие-то технические неполадки, очень серьезные, которые вызывают перебои с электропитанием на борту и так далее, и так далее.

Петр Кузнецов: Вадим, вот вы как раз об отсутствии связи говорили и сказали, что это один из ключевых моментов, который вас насторожил. Эксперт в самом начале нашей программы уверял, что не выйти на связь пилот мог даже в случае технической какой-то неисправности. Он сказал, что не до этого. Может ли это такое быть?

Вадим Лукашевич: Ну, вообще тут два возможных объяснения. Первое: летчик не мог выйти на связь, то есть, что называется, он был не в состоянии, либо просто связи не было.

Петр Кузнецов: Выйти из строя система связи могла?

Вадим Лукашевич: Второй вариант: настолько была скоротечная ситуация, что там буквально 5, 10, 15 секунд, и летчики делали все, для того чтобы просто спасти самолет. И, по большому счету, им просто было не до этого, хотя нажать тревожную кнопку – это секунда. Все равно даже какая-то быстротечная ситуация она все равно должна, по крайней мере, дать летчикам передать сигнал бедствия. И если опять же правда то, что самолет не набирал высоты, то тут опять же два варианта, почему летчики не могли набрать высоту, допустим. Ну, конечно, машина была перегружена… В любом случае, это была тяжелая работа, только заправлена, но почему самолет после взлета не набирает высоту, даже если он тяжелый: это либо проблемы системы управления – ну, перегруз, само собой… Но я не думаю, что это был перегруз, потому что все люди грамотные, и потом, извините, его же не догружали до той степени перегруза в Сочи. Насколько мы знаем, в Сочи была только дозаправка и, соответственно, если был перегруз, он был бы уже из Чкаловского, поэтому тут тоже… там-то он взлетел нормально. Но, в любом случае, если у них не хватало набора высоты, это либо система управления… Ну, допустим, стабилизатор не вышел во взлетное положение, стабилизатор под углом атаки изначально, или, допустим, проблема с двигателем – он не набирает нужную тягу. Здесь, кстати, возможно и некачественное топливо, здесь возможно и внешнее попадание, допустим, птицы в один или два двигателя. Но в любом случае экипаж должен был как-то прореагировать. Вот почему экипаж ничего не сказал, это загадка, потому что… Вот мой предыдущий собеседник говорил о том, что если там не работает – 3-5 секунд, он может быть, но сложно себе представить такую аварийную ситуацию, которая за 3-5 секунд приводит самолет из нормального набора высоты к катастрофе и падению. Поэтому… Даже если, вы опять же упоминали, пуск ракеты – ну, ракета, если это противозенитный ракетный комплекс, запускается и идет ракета по инфракрасному следу, она попадает в один двигатель. Там их три. То есть, в любом случае, у экипажа остается какое-то время – 10, 15, 20 секунд – на попытки понять, что происходит, на сообщение с землей, и не пропадает связь, потому что, собственно, ракета попадает в хвост самолета и так далее. То есть здесь очень много сейчас непонятного, очень много противоречивого, но что можно сказать: если в самом деле фюзеляж найден, пусть он даже расколося на несколько фрагментов, он лежит на небольшой глубине, он будет поднят. "Черные ящики" наверняка в хорошем состоянии, потому что на момент падения самолет не имел какой-то большой скорости, он падал не с большой высоты, то есть там не было ни динамического воздействия, ни температурного, вода вообще тут ни при чем. Поэтому я думаю, что даже если не было связи между экипажем и диспетчером, были переговоры между экипажем внутри кабины, то есть это будет понять, это покажет голосовой самописец, речевой. А если расшифровать параметрический самописец, то будет понятно, что происходит с двигателями, с системами. Если была потеря, допустим, плохое топливо двигателя, это будет понятно. Опять же, по дыму двигателя: если есть повреждения двигателя, то на самом деле возможно попадание птицы, ну, и так далее. Сейчас надо просто подождать, потому что все версии, которые можно было вывалить, они уже вывалены вчера, и сегодня…

Оксана Галькевич: Понятно. Спасибо.

Петр Кузнецов: Спасибо.

Оксана Галькевич: У нас на связи был Вадим Лукашевич, кандидат технических наук, независимый эксперт космического кластера фонда "Сколково". Мы продолжим буквально через секунду собирать экспертные мнения. Вот пока покажем все-таки фотографию. Петь, покажи с твоего компьютера, это могут сделать наши режиссеры. Вот в красном круге место крушения, радиолокационное изображение места крушения Ту-154 25 декабря 2016 года. Вот вы видите, что справа вот эти черные полосы на суше – это и есть та самая взлетно-посадочная полоса. И место крушения вот буквально у самого берега.

Петр Кузнецов: Буквально, да, у самого берега. Есть сейчас, кстати, мнение очевидцев. Вот на ленты пришло: охранник санатория рассказывает, что слышал звук падения. "Я был дома, в пять часов просыпаюсь, слышу, что что-то такое – гроза, не гроза. Вышел – звезды, а дождя нет. Грохот услышал и все. Около половины шестого это было".

Оксана Галькевич: Ну, вот приходят разные сообщения, в том числе от наших телезрителей с соболезнованиями. Спасибо, друзья, что пишете нам об этом. Мы продолжаем собирать и слушать экспертные мнения. У нас на связи еще один собеседник – Валерий Ваньшин, фонд "Легенды авиации", председатель совета, заслуженный летчик-испытатель, трехкратный рекордсмен мира. Здравствуйте, Валерий Федорович.

Валерий Ваньшин: Добрый вечер.

Оксана Галькевич: Ну, вот вы из того потока, весьма разрозненного, иногда противоречивого информационного, который вот в эти двое суток всех нас преследуют, на что прежде всего обращаете внимание и какие выводы для себя делаете как специалист?

Валерий Ваньшин: Ну, вы сказали, как специалист, глубокий специалист в авиационной области, я бы действительно отметил, что поток информации абсолютно разноречивый и очень трудно сложить мнение так, чтобы оно было понятно всем, потому что, может быть, наверное, можно высказать и неправильную картину. Например, я не могу еще точно, не знаю точно, какова была сама динамика полета после взлета: то ли был разворот, то ли был этот чисто прямой набор высоты, и поэтому представить мне очень сложно этот вариант, что произошло. Но, понимая, что это была вторая минута после взлета, я могу продумать тот вариант, что первое произошло при уборке механизации. При уборке механизации на Ту-154 могла быть несинхронная уборка механизации, что, будем так говорить, резко критично. Хотя, на самом деле, она так не происходит: бывает, были случаи, я знаю, при несинхронной уборке у опытного летчика, а командир являлся опытным летчиком, я понимаю, он обязательно должен был заметить и остановить расхождения в показаниях приборов. Второе: единственное могу предположить, что был критичный… критичная ситуация, это нарушение конструкции самолета, отрыв, ну, будем так говорить, закрылков. Крайняя… не хочется об этом думать, но вполне возможно. Тогда ситуация была бы совсем фатальной, неизбежной, потому что такое явление дает резкий крен самолета, и он может лишить полностью управления самолета, и очень трудно его будет вывести из этого положения. Когда создается крен, нос опускается, высота предельно малая, и летчики тоже люди – и в первые 2-3 секунды происходит нечто такое, летчик пугается, не может мгновенно оценить ситуацию, и только после 2 секунды он начинает где-то реально работать. Но высота слишком маленькая, он начинает выводить самолет – попытка – опустивший нос и вошедшего в крен самолет, ему не до доклада.

Оксана Галькевич: Валерий Федорович, вы знаете, мы получаем также очень много сообщений от наших телезрителей, которые так или иначе тоже комментируют эту ситуацию. Вот некоторые пишут, что в критической ситуации пилот обязательно должен перейти на внешние каналы связи. Это так? Вот все комментируют вот эту внезапно исчезнувшую связь с землей.

Валерий Ваньшин: Ну, будем говорить так: по логике вещей, конечно, должен, но я опять-таки пытаюсь обратить внимание – если очень критичная ситуацию, плюс малая высота, у человека не хватает времени даже продумать радиообмен – он пытается спасти самолет, пытается спасти жизни. Это естественная реакция, ему в первые 3-5 секунд не до сообщения. Я бывал в критичных ситуациях, когда первые 2-3 секунды выбивают из общей картины управления, и только через 2-3 секунды человек начинает, как летчик-испытатель, я начинаю активно действовать. И только потом уже приходит понимание, что нужно сделать то-то, то-то. Если хватает высоты.

Оксана Галькевич: Понятно.

Петр Кузнецов: Спасибо, Валерий Федорович. Валерий Ваньшин, фонд "Легенды авиации", председатель совета, заслуженный летчик-испытатель, трехкратный рекордсмен мира.

Оксана Галькевич: Я зачитаю еще несколько сообщений буквально в финале нашей программы. "Скорбим со всеми, Калмыкия". Пишут нам из Свердловской области слова соболезнования, опять же, Москва и Московская область, Кабардино-Балкария, Нижегородская область, Кемеровская область. Спасибо всем, друзья, кто принимал сегодня участие в обсуждении этой непростой темы. Завтра мы вернемся к этой трагедии. Это была программа "ОТРажение", с вами сегодня четыре часа в этой студии был мой коллега Петр Кузнецов.

Петр Кузнецов: И Оксана Галькевич.