Александра Маринина: Если какая-то книга помогла человеку в тяжелой ситуации, а тысячам не понравилась, все равно это не напрасно

Гости
Александра Маринина
Российский писатель-прозаик, произведений детективного жанра

Сергей Николаевич: Здравствуйте. Это программа «Культурный обмен» на Общественном телевидении России. С вами Сергей Николаевич. Сегодня мы будем говорить о книгах, любимых и нелюбимых, ставших частью нашей жизни и тех, что промелькнули кратковременным эпизодом. Поговорим и о таком востребованном и популярном жанре, как детектив, тем более что сегодня у нас в гостях признанный мастер этого жанра, автор, которого иначе не называют, как королевой отечественного детектива. У нас в гостях Александра Маринина.

Александра Маринина – писатель-прозаик, автор большого количества произведений детективного жанра. Настоящее имя – Марина Алексеева. Родилась в городе Львове, закончила юридический факультет МГУ имени М.В. Ломоносова и получила распределение в Академию МВД СССР. Занималась анализом и прогнозированием преступности. Имеет более 30 научных трудов. Вышла в отставку в звании подполковника милиции, однако еще находясь на службе в МВД в 1991 году Марина Алексеева совместно с коллегой Александром Горкиным написала детективную повесть «Шестикрылый серафим», которая была опубликована в журнале «Милиция» осенью 1992 года под псевдонимом Александра Маринина, составленным из имен авторов. Вдохновившись успехом литературного дебюта, Марина Алексеева продолжила личное творчество под тем же псевдонимом и создала цикл детективных романов, основным персонажем которых стала оперуполномоченный московского уголовного розыска Анастасия Каменская. В 1995 году Александре Марининой была присуждена премия МВД России за лучшее произведение о работе российской милиции за книги «Смерть ради смерти» и «Игра на чужом поле». В 1998 году на Московской международной книжной ярмарке Маринина признана писателем года как автор, книги которого в 1997-м были проданы наибольшим тиражом, а также стала лауреатом премии журнала «Огонек» в номинации «Успех года». В 2006 году отмечена премией «Писатель десятилетия».

Сергей Николаевич: Здравствуйте, Марина Анатольевна.

Александра Маринина: Здравствуйте, Сергей.

Сергей Николаевич: Все-таки я позволю говорить так, наверное, это будет правильно.

Александра Маринина: Ну конечно, вы хотите подчеркнуть мой почтенный возраст, я понимаю.

Сергей Николаевич: Нет, я не хочу подчеркнуть возраст. Просто в некотором таком всегда замешательстве: есть некий бренд «Александра Маринина», но тем не менее имя Марины Анатольевны ваше собственное имя.

Александра Маринина: Да, конечно.

Сергей Николаевич: И наверное, было бы правильно обращаться так.

Александра Маринина: Конечно.

Сергей Николаевич: Но я так понимаю, что вот это имя, ваш псевдоним, ставший знаменитым брендом, – это были некие такие просто вынужденные обстоятельства, да?

Александра Маринина: Да, конечно, конечно. Во-первых, псевдоним был придуман еще до того, как я вообще начала что-то писать в привычном для меня жанре. Мы с моим коллегой писали материалы для разных изданий, в том числе для «Экспресс-газеты», для журнала «Милиция». Они были такие полуюмористические, полупублицистические, и для того чтобы не громоздить в подпись две фамилии и поскольку он носил имя Александр, то мы выбрали себе псевдоним «Александра Маринина». А вот когда я уже написала первую книгу, первую детективную повесть, в которой я выплеснула все свои негативные эмоции по поводу руководства Министерства внутренних дел и принятых там порядков, естественно, мне хотелось спрятаться за этот псевдоним.

Сергей Николаевич: А, все-таки вы продолжали работать?

Александра Маринина: Конечно, потому что у меня было очень много начальников. Книгу я написала в 1992 году, а в отставку я ушла в 1998-м. Мне хотелось еще строить свою карьеру, продвигаться. Мне было и лет-то, в общем, немного, 35, то есть мне еще служить и служить.

Сергей Николаевич: Служить и служить, да.

Александра Маринина: И конечно, подставляться перед начальниками было бы глупо.

Сергей Николаевич: Но я думаю, что в МВД быстро узнали, кто написал.

Александра Маринина: В 1995 году уже знали, во всяком случае в 1995 году меня пригласили в министерство для вручения премии за лучшее произведение о российской милиции. Это за книгу «Смерть ради смерти» и «Игра на чужом поле».

Сергей Николаевич: Вы однажды сказали, что «я в первую очередь читатель, а потом писатель».

Александра Маринина: Конечно, да.

Сергей Николаевич: На самом деле это очень интересно всегда, составить портрет человека, портрет писателя по тем книгам, которые он читал в детстве. Я прочитал, что у вас было две книги, которые как-то определили вас, вы их очень прочувствовали: это «Жан-Кристоф» Ромена Роллана и роман Горького «Мать». Довольно неожиданное сочетание, согласитесь.

Александра Маринина: Да-да. Правда, это было в разных обстоятельствах.

Сергей Николаевич: В разных?

Александра Маринина: Да. Все-таки «Жан-Кристоф» я прочитала лет, наверное, в 8 или 9 первый раз…

Сергей Николаевич: А вы рано начали читать, да?

Александра Маринина: С 3 лет. Поэтому всякие Элли, Тотошки, Незнайки и прочее, Вити Малеевы закончились в первом же классе школы, пока я была в детском саду, я все это, естественно, читала, потом дома огромная библиотека. Мои родители совершили стратегическую ошибку… Они в общем-то, поступили правильно: они книги, которые детям совсем-совсем нельзя, поставили на самые верхние полки стеллажа, а эта квартира коммуналка в центре Ленинграда, можете представить, какой высоты были потолки, конечно, мне туда было не достать. А то, что ребенку…

Сергей Николаевич: …полагалось?

Александра Маринина: Не то что полагалось, но можно, так уж и быть, тем более русскую классику, конечно, они оставили на полках пониже. Но, во-первых, существуют стулья, на которые можно очень хорошо забраться, во-вторых, я была очень высокой и длиннорукой, меня все время уговаривали идти в волейбол и баскетбол играть.

Сергей Николаевич: То есть вас остановить было нельзя…

Александра Маринина: Абсолютно.

Сергей Николаевич: …и вот эти манящие корешки Мопассана и Золя…

Александра Маринина: Да-да, конечно.

Сергей Николаевич: …стояли на самом верху.

Александра Маринина: Вы знаете, Мопассана они не догадались убрать очень высоко, почему-то, видимо, решив, что я не заинтересуюсь. Они Куприна ставили внизу. Я как девушка была, в общем-то, послушная; мне объяснили, что вот у Куприна есть «Лолли», «Олеся», «Слон», я это все читала. И однажды к моей бабушке пришли гости, одна из них увидела у меня рядом с кроватью торшер со столиком, на столике лежит Куприн. Она говорит: «Что у тебя, Машенька Куприна читает?» Я была в третьем, что ли, классе. И моя бабушка, человек абсолютно трезвомыслящий, говорит: «Ну а что такого? Не «Яму» же она читает». Я услышала слово «Яма».

Сергей Николаевич: Название.

Александра Маринина: На следующий же день, как только все ушли на работу – бабушка у меня тоже работала, так что улучить время, когда я в комнате одна, ничего не стоило, – тут же была найдена и прочитана «Яма». Поэтому «Жан-Кристоф» я читала, особенно первый том я зачитала просто вусмерть, он уже разлетался на части. Все-таки речь шла о мальчике-музыканте, о мальчике будущем композиторе, именно мальчике. Второй и третий том этого романа – уже молодость и зрелость, и мне, конечно, в раннем детстве это было не так интересно. А вот первый том, где Жан-Кристоф чуть ли не с 5-летнего возраста… Я его обожала, я его перечитывала и перечитывала.

Сергей Николаевич: То есть такая книга жизни оказалась, да?

Александра Маринина: Ну нет, книга скорее чувств.

Сергей Николаевич: Такое воспитание чувств.

Александра Маринина: Что касается «Мать», то тут была другая история.

Сергей Николаевич: Это была уже школа вовсю.

Александра Маринина: Это уже 9 класс.

Сергей Николаевич: Это уже по программе, как полагается.

Александра Маринина: Нет, даже 10-й, начало 10 класса. К тому времени у меня уже хватало ума понимать, что учебник – это отдельная статья, не имеющая ничего общего с действительностью, но его надо выучить, если я хочу жить по правилам. А я как любой нормальный, хорошо адаптированный ребенок-комсомолец, конечно, хотела жить по правилам: я хотела получить образование, я хотела заниматься работой, которая мне будет нравиться, для этого нужно было соблюдать правила. Поэтому я понимала, что учебник выучить надо. Я, конечно, прочитала роман Горького неправильно в том смысле, что я как дура сначала прочитала учебник. Тому, что этого делать не нужно, посвящены все три тома романа «Горький квест»: ни в коем случае нельзя читать учебник до того, как ты прочитал своими глазами первоисточник. Но в наших советских школах учили именно так. Но слава богу у меня хватило какого-то внутреннего, не знаю, ума, взрослости, самостоятельности увидеть, насколько глупо, лживо и лицемерно написан учебник, роман вообще ни одной минуточки не про то, про что нас пытаются заставить поверить, что роман про это. Не про это, роман именно про мать.

Сергей Николаевич: Скажите, сейчас просто это очень такая болезненная, я знаю, для многих родителей тема: дети перестали читать. Что бы вы здесь посоветовали?

Александра Маринина: Кому?

Сергей Николаевич: Родителям. Я думаю, дети, может быть, не будут смотреть нашу программу, но родители смотрят, я знаю.

Александра Маринина: Нужно пережить поколение и просто смириться с тем, что нынешние дети – это то поколение, которое вырастет, не понимая, чего оно лишается. Следующее или следующее за ним поколение, вполне возможно, поймет, что без источника этого знания все в жизни получается намного хуже. Ведь ребенок 5-7 лет не видит в книге духовную составляющую, которую ищем мы, взрослые, мы ищем идею; они воспринимают любую книгу как историю. Ребенок именно так читает сказки, читает детские книги, там есть история. Он представляет себя всегда в роли героя. И вполне возможно, что даже в этом совсем юном возрасте он что-то осмысливает, ставя себя в ту же ситуацию: «А как бы поступил я? Ой, какой он глупый, зачем же он сделал так? Я бы на его месте…» Идет мыслительный процесс, идет осмысление этого опыта, наработка какого-то собственного умственного и духовного багажа, что позволяет ему уже в подростковом, юном и далее везде возрасте выстраивать отношения с людьми, выстраивать общение с людьми, выстраивать свое место в иерархии, в коллективе, в какой-то среде, даже в паре. Без этого опыта все получается намного хуже.

Обратите внимание, молодые люди нынешние, до 30 лет, мужчины не умеют знакомиться с девчонками просто так: в транспорте, на улице, в кинотеатре. Они слов не знают, потому что все эти слова мы в свое время выучили из книжек, когда нам было 7 лет, мы читали первые взрослые книжки про любовь, там все эти слова есть – как подойти, как познакомиться, все это накапливается, накапливается, и в нужный момент оно на языке. А у них этого нет, они в Tinder сидят, они на сайтах знакомятся.

Сергей Николаевич: Тоже неплохо.

Александра Маринина: Это другое дело, это очень хорошо, прекрасно, что есть такой способ найти себе собеседника или партнера романтического, иногда даже супруга, друга. Это прекрасно, что есть такие возможности, раньше их не было, спасибо большое, Интернету низкий поклон за это. Но пока ты переписываешься и знакомишься, у тебя есть набор шаблонов и правил, ты им следуешь: этот смайлик означает это, этот смайлик означает это, можно написать одно слово, потом три разных смайлика, еще какие-то знаки препинания, и целая эмоция твоя выражена. Пора уже переходить в реал. Вот встретились, он лыка не вяжет, он говорить не умеет, он выразить вот эту эмоцию, которая в смайлике есть, во всяких скобочках с двоеточиями, а на язык не ложится, – он не знает, он не умеет пользоваться словами.

Сергей Николаевич: А она?

Александра Маринина: И она не умеет, в этом же вся и беда. И за это уже не низкий поклон, а плетки и розга Интернету со всеми сайтами. Человек, с одной стороны (и это слава богу) перестал чувствовать себя одиноким, даже если у него нет физического такого круга общения, все равно он не одинок, ему есть с кем пообщаться в Интернете. Но это ложное чувство «я не одинок» приводит к тому, что он прекращает общаться. А вот почему прекращает, сейчас расскажу, это тоже очень интересный феномен. Он общается только в Интернете, как только он сталкивается с живыми людьми, у него вообще нет навыка, он не умеет, он не понимает, он неадекватен.

Сергей Николаевич: Вот скажите, вы такой заядлый, страстный читатель. Когда у вас есть эта книга, есть ожидание этой книги, вечером вы откроете ее, – разве она не дает ощущения, что с ней вы прощаетесь с одиночеством, одиночество отступает, когда вы вдвоем с книгой?

Александра Маринина: Мне трудно сказать, потому что чувство одиночества мне неведомо. Мне всегда было хорошо одной, я никогда не страдала, будучи одна. Поскольку я росла при советской власти, когда все были работающие, в том числе и бабушка, ребенок я была болезненный, болела часто, и меня отлично оставляли одну дома на целый день…

Сергей Николаевич: …и вы прекрасно управлялись сами.

Александра Маринина: Мне совершенно никто не нужен, я прекрасно со всем справлялась… Есть книги, есть пианино, есть пластинки, которые можно слушать, вообще есть чем заняться. Поэтому мне трудно сказать.

Сергей Николаевич: Не было этого. А вот еще один вопрос, чтобы про книги. Сейчас такая, знаете, мука и боль, когда ты видишь все эти собрания сочинений, на которые там папа подписывался, мама отмечалась, они стоят на этих полках, они, естественно, занимают много места, никто не знает, что с ними делать. Ну потому что переезды, какие-то новые книги, какие-то вещи и так далее. Вот эту родительскую библиотеку – что вы с ней сделали?

Александра Маринина: У меня сохранилась.

Сергей Николаевич: Все сохранились?

Александра Маринина: У меня сохранилось все за исключением… Единственное, когда в конце 1980-х гг. стало уже очень туго с нас с мамой с деньгами…

Сергей Николаевич: А папа уже ушел?

Александра Маринина: Папа ушел, когда мне было 15 лет. Как-то совсем нам с мамой не впротык было, я в букинистический магазин отнесла собрание Ключевского, получила за него, как сейчас помню, 60 рублей. Все остальное из родительской библиотеки у меня сохранено. Книги я покупаю постоянно, но огромное спасение – это находящаяся рядом библиотека. То есть периодически, раз в год-два я пробегаю глазами по всему, что я накупила и прочитала: «Так, вот это я еще с удовольствием, когда забуду, автор очень хороший…» Читаю я много, в голове каша, я очень быстро забываю то, что я читала, и я понимаю, что через год-два я прочту эту книгу как в первый раз. А поскольку я понимаю, что это автор, которого я люблю, я помню, что я получила огромное удовольствие, пока читала, я его еще с удовольствием получу через несколько лет. Значит, эту книгу я оставлю, а вот эту книгу я помню, что прочла и мне было скучно, я даже не дочитала, – в отдельную стопочку. Собирается стопочка, я иду в библиотеку…

Сергей Николаевич: …а библиотека забирает.

Александра Маринина: С удовольствием.

Сергей Николаевич: Прекрасный выход на самом деле из этих ситуаций, потому что когда спускаешься в парадном по лестнице и видишь на подоконниках эти лежащие книги, чувствуешь как брошенных друзей, знаете.

Александра Маринина: Да.

Сергей Николаевич: Уж не говоря о какой-нибудь помойке, где стоит стопочка этих книг. Поэтому… Вообще как вам кажется, будущее книг – именно книжной, бумажной продукции – какое вам представляется? Вы, в общем, автор многомиллионных тиражей, вы, в общем, так или иначе в этой индустрии и знаете, как она устроена, наверняка бывали на складах, где стоят эти все книги длинными-длинными штабелями. Что будет с бумажной книгой, какое у вас чувство?

Александра Маринина: У меня чувствительно, что ее поле сильно сократится, но никогда не умрет окончательно. Два обстоятельства есть. Все-таки бумажную книгу давайте делить на художественную, то есть приносящую то или иное удовольствие, и научно-специальную, справочную.

Сергей Николаевич: Практическую.

Александра Маринина: Если художественные произведения можно прочитать прекрасно в электронном виде – другое дело, что это будет плохое качество восприятия, но прочитать можно; прочел, после этого подумал, как хорошо бы мне иметь эту книгу, я буду ее еще перечитывать. После этого пошел в магазин, купил бумажный вариант, поставил на полку. Или прочел: «Нет, пожалуй, я к этому больше не вернусь, мне это было скучно, мне это не понравилось», – все, стер или отправил в архив и все. Это и дешевле, и практичнее.

Сергей Николаевич: Практичнее, да.

Александра Маринина: А вот справочная, научная, учебная литература – это тот вид литературы, который, конечно, надо иметь в бумаге.

Сергей Николаевич: Да?

Александра Маринина: Да. С электронным текстом очень неудобно работать. Ах, жалко, не догадалась, принесла бы вам те три тома «Горького», с которыми я работала, когда писала вот эту книгу, в каком жутком виде вообще они находятся! Во-первых, они как ежи вот такие, они все в заклейках.

Сергей Николаевич: В заклейках.

Александра Маринина: Заклейки с этой стороны, заклейки с этой стороны, заклейки с этой стороны, разного цвета. Поля все исписаны, строчки все исчерканы. То есть это рабочий материал, на который я опираюсь. И я точно знаю, что, допустим, то, что имеет отношение к персонажу книги по имени условно Сергей (у меня такой есть), у меня выделено розовым маркером. Когда мне нужно собрать все, что касается Сергея, я листаю том, я вижу розовые строчки: здесь у нас Сергей, здесь у нас Сергей, здесь у нас Сергей.

Сергей Николаевич: Вам в вашей мастерской так удобнее.

Александра Маринина: Это для работы, да. И я вас уверяю, что огромное количество научных работников, которые не покупают диссертации, а пишут их сами, не переписывают из Интернета, а действительно проводят какую-то свою научную работу, обязательно пользуются именно бумажным источником, потому что в нем можно сделать закладки, сделать надписи, что-то подчеркнуть, что-то пометить.

Сергей Николаевич: То есть у вас ощущение все-таки достаточно оптимистичное относительно бумажной книги.

Александра Маринина: Думаю, да. Но кроме того, никогда не выведутся окончательно такие сумасшедшие, как я, которые просто не любят читать электронные книги. Они любят бумагу, они любят вот это ощущение, сохранившееся с детства: диван, плед, чашка кофе, бумажная книга, страница. Дело в том, что наш мозг – он же поганец такой: он копирует абсолютно все, что происходит вокруг. Если поставить перед ним экран с электронным текстом, он начнет работать с быстротой, которая не позволяет вникнуть в суть. Глаза начинают бегать очень быстро, потому что все-таки мерцание есть, эти частоты высокие…

Сергей Николаевич: Они все равно есть.

Александра Маринина: Они есть, и мозг на них реагирует, и он начинает быстрее, быстрее, быстрее. В результате из всего прочитанного усвоено хорошо если 10%. Когда читаешь бумагу, усваивается все намного лучше.

Сергей Николаевич: Вы вспомнили конец 1980-х гг., когда вам пришлось расстаться с собранием сочинений Ключевского. Естественно, это было связано с материальными обстоятельствами. А вот ваши первые писания, вообще ваши первые книги тоже были связаны с желанием как-то все-таки улучшить ситуацию свою финансовую?

Александра Маринина: Нет. Первые мои «писания», как вы выразились, во-первых, оплачивались чрезвычайно скудно.

Сергей Николаевич: Скудно, да?

Александра Маринина: Да, потому что я их относила в журнал «Милиция», а журнал «Милиция» – это не издательство «Эксмо», «АСТ», отнюдь не они, это бюджетная организация, в которой денег было мало. И кроме того, тогда еще был четкий совершенно бюджет, сколько платить авторам. Это сейчас издатель сам решает, сколько заплатить, а тогда…

Сергей Николаевич: Ну и автор может поставить условия.

Александра Маринина: Да, а тогда это было невозможно, потому что журнал «Милиция» принадлежал МВД, там были четкие расценки, ни копейки больше, ни копейки меньше.

Сергей Николаевич: И это было скромно.

Александра Маринина: Это было скромно, это было, кстати, те же 60 рублей, но только в конце 1980-х гг. 60 рублей была одна песня, а в 1993 году это была уже совершенно другая песня, но тем не менее это было 60 рублей.

Сергей Николаевич: То есть так просто найти нельзя.

Александра Маринина: Писала я это, конечно, не для денег, потому что у меня не было даже уверенности, что это на что-то годится, что это вообще кто-нибудь когда-нибудь опубликует. Это было что-то типа психотерапии, когда меня уже совершенно достала наглость некоторых наших министерских чиновников, мне захотелось куда-то это все выплеснуть, но так чтобы не испортить отношения со своим начальством, себя не подставить и не повредить собственной карьере. Я выбрала вот такой вариант.

Сергей Николаевич: А вообще это классный на самом деле способ, когда объясниться, объяснить себе ситуацию, продолжить этот диалог, который, может быть, в какой-то момент оборвался, именно наедине с бумагой, наедине с…

Александра Маринина: Да, это прекрасная психотерапия. Во-первых, выплескиваешь, и это безопасно, особенно если спрятаться за псевдонимом, как я сделала. Во-вторых, пока пишешь (компьютера у меня тогда еще не было) от руки, потом печатаешь на машинке или сразу на машинке, но медленно, потому что думаешь еще при этом; пока пишешь, формулируешь, пока формулируешь, приходят в голову какие-то аргументы «за» и «против», и в голове наступает порядок. То есть это как психотерапия прекрасный способ.

Сергей Николаевич: Но в какой момент вы почувствовали, что эта психотерапия имеет читателя, что это может быть востребовано и вообще что это может стать вашей судьбой?

Александра Маринина: Я это не почувствовала, мне это сказали. Поскольку «чувствитель» я плохой так же, как и советчик, в 1995 году или уже в 1996-м… То есть в 1995-м меня начали издавать в издательстве «Эксмо», и то ли в конце 1995-го, то ли в начале 1996-го мне там сказали: «Вы не думаете о том, чтобы сменить псевдоним на мужской? Понимаете, вы очень хорошо пишете, а все-таки детективы в основном покупают мужчины, а мужчины никогда не купят книгу, на обложке которой стоит имя женщины-автора, они шовинисты. И просто вот жалко, что мужчины не узнают, как хорошо вы пишите». Я решила, что это просто комплимент такой дежурный, не поверила, естественно, ни одной секунды.

Но думаю: раз издатель просит мужской псевдоним, значит, надо к этому прислушаться, они лучше знают. И я стала писать книгу «Черный список», при этом я понимала, что если менять псевдоним, то я же не могу оставить прежнюю стилистику, прежних героев, надо все придумывать другое, других персонажей, всех других. Вот я стала придумывать этих, этих, этих, в общем, чтобы все было совсем другое, под мужской псевдоним. Написала, принесла, и вот там мне сказали: «Вы знаете, вас читатель раскусил, вас читатель полюбил. Ваши книги стали продаваться очень хорошо, так что ничего менять не надо, оставайтесь Мариной». Я не почувствовала, откуда я могла почувствовать? Я могла только это узнать от кого-то. Вот я узнала это от издателя.

Сергей Николаевич: А были моменты, когда, ну не знаю, может быть, уже в это время вы не ездили в метро или в электричке, вы видите людей с книжками, которые…

Александра Маринина: Почему? Ездила и видела, да.

Сергей Николаевич: Да, видели? Что вы чувствовали?

Александра Маринина: Ой, это не передать словами. Во-первых, я начинаю страшно нервничать, у меня начинает колотиться сердце. Ужас!

Сергей Николаевич: А не хочется подойти и сказать: «Это я, это я!»

Александра Маринина: Нет, мне страшно подойти и сказать, что это я, потому что а вдруг ему не нравится? Я сейчас подойду и скажу, что это я, а он скажет: «Ну и чушь вы написали!»

Сергей Николаевич: Но сидит же читает.

Александра Маринина: «Ну вот читаю и удивляюсь, как можно такую чушь написать». Я всегда очень боюсь на это нарваться, поэтому я никогда… Но если есть возможность, я стараюсь заглянуть через плечо, чтобы понять, какое место человек читает, представить себе, весело ему тут или грустно, как-то так.

Сергей Николаевич: Вот этот читательский отклик, я полагаю, что все-таки все шло не только через издателей, вы получали наверняка мешки писем.

Александра Маринина: Письма получала, да.

Сергей Николаевич: Письма и получали, и все продолжаете получать.

Александра Маринина: Когда их еще писали.

Сергей Николаевич: Да, кстати, но это вот еще 1990-е гг., еще писали.

Александра Маринина: Ну да.

Сергей Николаевич: А сейчас наверняка электронные идут какие-то вам послания.

Александра Маринина: Идут, но с электронными посланиями… Есть, конечно, люди, которые прорываются, они, допустим, находят меня в Facebook и пишут мне в мессенджер. Очень многие писали, у меня есть страница «ВКонтакте» и страница в «Одноклассниках», но их пришлось закрыть. Ну то есть они существуют, просто они существуют только для друзей, написать мне там посторонние не могут, потому что после книги «Обратная сила»… Началось все, естественно, после «Оборванных нитей», про патологоанатома никто читать не захотел, все захотели зато предать меня…

Сергей Николаевич: …анафеме.

Александра Маринина: …всяческой анафеме, да. Но это я как-то перетерпела. После «Обратной силы» я получила столько помоев на свою голову от совершенно незнакомых людей… Думаю: а почему я должна от незнакомых людей… Тратить свое время, свои нервы на то, чтобы читать, какая я плохая, как я оболгала прекрасную Украину. Ничего я не оболгала, я написала все как было, вся эта история с гетто построена на рассказе моей мамы, это ее личная история, это все было с ней. Я попросила ее записать все свои воспоминания, все, что она помнит, все, что она чувствовала, все, что она думала, все как было, и вот с точностью по ее рукописи я это написала. Так нет ни слова неправды. Ну и зачем мне эта головная боль с негативом? Не понравилась людям моя правда – ну не понравилась, все. Поэтому…

Сергей Николаевич: …«контакт» закрыт.

Александра Маринина: «Контакт» закрыт, да.

Сергей Николаевич: Не знаю, было ли это в известной доле такое женское кокетство или это правда, могу себе это предположить, что вы считаете себя человеком ленивым.

Александра Маринина: Да.

Сергей Николаевич: Но когда я вижу список книг, знаете, как-то таких мыслей даже не может возникнуть на самом деле. Но тем не менее я знаю, что у вас есть свой офис, куда вы ходите…

Александра Маринина: Уже не хожу.

Сергей Николаевич: Уже не ходите.

Александра Маринина: Нет сил.

Сергей Николаевич: Да? То есть все-таки дома все делаете?

Александра Маринина: Уже все делаю теперь дома, последние по крайней мере 2-3 года.

Сергей Николаевич: То есть это не стало такой прямо работой-работой, да?

Александра Маринина: Нет-нет. Дело в том, что под словом «ленивый»… Мне с детства всегда говорили, что я ленивая, и только, наверное, год назад врач, который меня лечил, мне сказал: «Слушайте, как вы живете? У вас же нет энергии вообще, вы живете только на морально-волевом». И вот только тут до меня дошло, что на самом деле у меня действительно очень низкий энергетический статус чисто физически, от рождения он такой. Мне не лень думать, мне не лень воспринимать, мне не лень придумывать, мне не лень анализировать. То есть любая работа, которую можно выполнить сидя, любую я выполню с удовольствием, без сна и отдыха, сколько нужно, столько буду делать, еще и удовольствие получать. Но при этом встать и дойти до холодильника, чтобы отрезать себе кусок сыра, я буду собираться два часа, у меня действительно нет сил. Ну вот такая я от природы чудная.

Сергей Николаевич: А вот скажите, этот низкий такой энергетический порог, как еще говорят, связан с тем, что вам приходилось очень затрачиваться, сочиняя эти истории, проживая…

Александра Маринина: Нет, это с детства, это от природы. Почему меня с детства всегда особенно мама часто: «Лентяйка, лентяйка, лентяйка, не сделала то, не сделала то, не пошла, не купила, не убралась, не помыла», – но уроки-то я сделала. То есть то, что можно было выполнить сидя, сделано быстро, и хорошо, и вовремя.

Сергей Николаевич: Но я знаю, что с этим сидя связаны тоже большие проблемы, потому что все профессиональные писатели – это обязательно сколиозы, это обязательно болезни позвоночника.

Александра Маринина: Да.

Сергей Николаевич: Сейчас даже специальную вводят такую методу писать стоя на самом деле.

Александра Маринина: Вся беда в том, что я уже и стоять не могу, то есть у меня проблемы со спиной такие, что стоять я не могу вообще, я могу только или ходить, или вот в определенной позе на диване с вытянутыми ногами.

Сергей Николаевич: Но я знаю, что у вас есть такой любимый маршрут – это знаменитая Lichtentaler Allee в Баден-Бадене…

Александра Маринина: Это да.

Сергей Николаевич: …которая действительно тебя возрождает каждый раз, когда ты видишь эти потрясающие липы, эти деревья и думаешь о том, что тут гулял Тургенев, тут гулял Достоевский…

Александра Маринина: Между прочим, да.

Сергей Николаевич: …ну а теперь здесь гуляете вы.

Александра Маринина: Ой, я вас умоляю.

Сергей Николаевич: Я так понимаю, что литературноцентричность этого места тоже на вас как-то влияет? Вообще что влияет на то, чтобы книжка получилась?

Александра Маринина: Не знаю, правда не знаю. Если бы я знала, что должно случиться, чтобы книжка получилась, то я бы к началу каждой новой книги это бы как-то старалась организовать, притянуть к себе, призвать, сделать, чтобы она уж точно получилась. Но я правда не знаю.

Сергей Николаевич: Вот мы специально положили, это последнее из того, что вышло.

Александра Маринина: Да.

Сергей Николаевич: «Горький квест», том I и том II…

Александра Маринина: И еще будет III том.

Сергей Николаевич: Мы вспоминали сегодня Алексея Максимовича…

Александра Маринина: Святой человек.

Сергей Николаевич: Святой человек и ваши, в общем, университеты в каком-то смысле тоже. Вот это обращение к нашему прошлому, потому что все-таки история людей, которые хотят или им предлагаются ситуации вернуться в 1970-е гг. и снова их прожить, какими они были. Для вас это какой-то ностальгический такой вояж или потребность все-таки понять, кто мы, что мы и что нас ждет?

Александра Маринина: Ностальгия – это вообще не про меня, так же как и одиночество, в моем лексиконе этого слова нет.

Сергей Николаевич: Этих слов нет.

Александра Маринина: То есть я знаю, что они существуют, но к своей жизни я их не применяю. У меня нет тоски ни по 1970-м, ни по 1960-м гг., которые я тоже очень хорошо помню, ни по 1980-м гг. не потому, что они были плохие, а потому что я так устроена. Я вообще не ностальгирую по прошлому. Каждый день утром я просыпаюсь с ощущением, что сегодняшний день будет самым прекрасным в моей жизни и ничего лучше раньше в моей жизни не было. Я не люблю свою молодость, потому что сейчас, когда мне уже за 60, я прекрасно понимаю, какая я была глупая, как много ошибок я сделала, как много дурацких поступков я совершила, как много незаслуженно обидных слов я сказала. Совершенно я не ностальгирую по этому периоду.

Но я понимаю, что мое поколение, то есть родившееся в 1950-е гг., следующее за мной, родившееся в начале 1970-х гг., сталкиваются с полным непониманием тех, кого принято называть поколением Z, то есть тех, кто родился в 1990-е гг., те, кому сейчас от 20 до 30. Мы их не понимаем, они не понимают нас; мы не хотим их понять, потому что они нас раздражают, они не хотят нас понять, потому что мы им кажемся старыми, отжившими…

Сергей Николаевич: …ненужными.

Александра Маринина: Ну это понятно, что ненужными. Но мы их не раздражаем, мы просто им мешаем, мы занимаем место какими-то своими требованиями, правилами. В общем… А они нас раздражают тем, что они не такие, как мы. Мы-то в их возрасте… Мы же помним, какие мы были. А они почему не такие? И вот эта вот проблема отцов и детей, мы к Тургеневу возвращаться не будем, она у Горького бесконечно, в каждом произведении, по-моему, это самое главное, что вообще его интересовало, отцы и дети.

Сергей Николаевич: Тема его: «У нас, папаша, две правды».

Александра Маринина: Да-да, совершенно верно. Это немножко другая, это проблема технологически разных поколений, причем вот этот технологический разрыв пришелся еще и на разрыв социально-политический. То есть разрыв такой, что мы просто на них смотрим как на людей с другой планеты, они на нас смотрят как на людей с другой планеты, чего никогда не было в предыдущих вот этих вот поколениях отцов и детей, даже дедов и внуков. И мне показалось, что важно и наше поколение повернуть лицом к поколению Z, то есть увидеть их, не раздражаться, не злиться, не считать их потерянным поколением, «ах, они не читают – все, они ничтожество». Неправда, они прекрасные. Да, они не читают, но они не такие, как мы, – они свободные. Мы-то все рабы, рабами выросли, рабами и остались. Мы рабы правил, рабы традиций, рабы страха, мы слабые в этом своем рабстве. Они сильные в этой своей свободе.

Но обратная сторона: их нужно повернуть лицом к нам, потому что у нас именно из-за того, что мы выросли в рабстве, очень высокая адаптивная способность. Мы умеем адаптироваться к чему угодно, не сломав себя. Некоторым не удается, но в принципе мы умеем сохранить себя, не сломаться, но прекрасно адаптироваться и вписаться, терпеть. Главный глагол нашей биографии – это глагол «терпеть», это наше главное умение. Они этого не умеют, потому что им это не нужно. Свобода – это прекрасно, но вот эта свобода лишила их абсолютно, напрочь адаптивного навыка. Вот нам не нравится жить так, как мы живем: папа давит, мама пьет, или наоборот, мама давит, папа пьет, бабушка с дедушкой старенькие ходят нудят, плохо слышат, у соседки ребенок кричит, но у нас нет выхода, это наше жилье, другого у нас нет и не будет, все. Мы должны адаптироваться и терпеть. Нынешний ничего не должен: ему не нравится – он развернулся, пошел, снял себе квартиру или купил даже, если деньги есть, вообще уехал в другой город, уехал в другую сторону, все. Они не умеют терпеть, эта свобода лишила их навыка адаптации.

Сергей Николаевич: Но, может быть, и не нужно им учиться терпеть?

Александра Маринина: Может быть, может быть. Я не говорю, что нужно уметь терпеть, я говорю о том, что они не умеют адаптироваться, они все проблемы решают отрезанием. Вот почему им легче общаться в Интернете? Потому что с живым человеком отношения нужно выстроить, нужно уметь сказать ему в глаза что-то такое… Причем видишь, что ему неприятно, ему тяжело, ему больно, начинаешь решать для себя вопрос: «Может быть, тогда не говорить? Ему так больно, смотреть невозможно на это. Может быть, я лучше промолчу?» Он решает этическую задачу. В Интернете он их не решает, то есть они не тренированные на решение этических задач самых бытовых, самых простых. Если мы-то выросли в убеждении, что людей обижать нельзя, то они обижают направо и налево: «А, не нравится? Я тебя забаню и все, тебя нет в моей жизни».

Сергей Николаевич: Тебя нет.

Александра Маринина: Понимаете?

Сергей Николаевич: Вот про это.

Александра Маринина: В частности, и про это.

Сергей Николаевич: Но скажите мне, все-таки формат, жанр – детектив?

Александра Маринина: Нет.

Сергей Николаевич: Нет?

Александра Маринина: Нет-нет, ни одной минуточки. В принципе в издательстве его в шутку один из редакторов назвал «литературно-аналитический детектив». Суть в том, что есть некая рукопись; это эссе молодого человека, которому было чуть за 20, вторая половина 1970-х гг., эссе по поводу отдельных произведений Горького. Молодой человек умер в 1981 году, и вот сейчас, в 2017 году происходят основные события книги: нужно постараться по этим эссе, по тому, как он воспринимал конкретные тексты Горького, конкретные сюжеты, конкретных персонажей, восстановить его характер, его личность, его ментальность, что это был за человек. Вот такая стоит задача.

Сергей Николаевич: В каком-то смысле это детектив.

Александра Маринина: В этом смысле да, то есть постепенно, по крупицам из того, что говорят и делают участники квеста, выстраивается более-менее личность вот этого умершего молодого человека.

Сергей Николаевич: Я знаю, что есть писатели, которые говорят: «Я критику на себя не читаю». Вот вы рассказали, как вы закрыли все эти социальные сети, чтобы, соответственно, вас несильно терзали ваши читатели и поклонники, как угодно. И все-таки скажите, какому отзыву вы обрадовались в свое время? Был какой-то момент, когда вы подумали: «Все не напрасно»?

Александра Маринина: Честно говоря, «все не напрасно» я думаю только в тех случаях, когда мне пишут или говорят, что какая-то из моих книг помогла человеку в тяжелой жизненной ситуации, помогла решить какой-то вопрос или прийти к какому-то убеждению, понять какую-то мысль. Вот тогда я думаю: «Боже мой, если моя книга хотя бы одному человеку помогла, то даже если остальным десяткам тысяч, сотням тысяч людей это не понравилось, все равно это не напрасно».

Сергей Николаевич: Это была Александра Маринина в программе «Культурный обмен» на Общественном телевидении России. А я, Сергей Николаевич, прощаюсь с вами. Всего доброго, до свидания.