Джаник Файзиев: Жизнь с трудоголиком ничем не отличается от жизни с алкоголиком

Гости
Джаник Файзиев
режиссер, продюсер, сценарист

Сергей Николаевич: Здравствуйте. Это программа "Культурный обмен" на Общественном телевидении России. С вами Сергей Николаевич. Сегодня мы будем говорить о зрелищном и зрительском кино, безусловным мэтром которого является наш гость. На его счету как режиссера и продюсера множество самых громких и ярких кинопроектов последнего времени, заставляющих верить, что кино для людей существует и оно по-прежнему способно потрясать, увлекать, вдохновлять. У нас в гостях режиссер, продюсер, сценарист Джаник Файзиев.

Джаник Файзиев – режиссер кино и телевидения, продюсер, сценарист. С детства снимался в кино. Позднее окончил актерский и режиссерский факультеты ВГИК. В конце 1980-х начале 1990-х гг. активно работал на телевидении в качестве режиссера таких проектов, как "Кинопанорама", "Перехват", "Намедни 1961-1991: Наша эра", "Старые песни о главном", "Десять песен о Москве". С начала 2000-х гг. занимается постановкой кинокартин и телесериалов. На его режиссерском и продюсерском счету такие заметные проекты, как "Остановка по требованию", "Турецкий гамбит", "Адмиралъ", "Август. Восьмого", "Мурка", "Легенда о Коловрате" и "Крепость Бадабер".

Сергей Николаевич: Здравствуйте, Джаник. 

Джаник Файзиев: Здравствуйте.

Сергей Николаевич: У вас такое красивое имя Джахонгир. А почему вы стали Джаником?

Джаник Файзиев: Это история из глубокого детства. Меня так назвали мои домашние, причем имя было довольно редкое на тот момент.

Сергей Николаевич: Джахонгир?

Джаник Файзиев: Нет, Джаник. Джахонгир – это имя, которому много лет, я до сих пор не могу понять, потому что один из внуков Чингисхана был Джахонгир, я не очень до сих пор понимаю, каким образом в Монгольскую империю проникло персидское имя. Но это имя довольно распространенное на Востоке, так часто называют; причем оно как многие восточные имена унисекс, что называется.

Сергей Николаевич: То есть есть и женский вариант?

Джаник Файзиев: Да, и есть женский вариант. У них там в этом смысле родов нет, поэтому оно такое. Но мы, мои домашние почему-то решили, что это как-то сложно, долго.

Сергей Николаевич: И слишком торжественно, да?

Джаник Файзиев: Да. И дома между собой говорили всегда по-русски, поэтому как-то для русского языка это довольно громоздкое такое имя, и они меня назвали Джаником, и так я Джаником всю жизнь был в школе, в институте. Я даже никогда не откликался на имя Джахонгир, это уже сейчас я стал постарше, когда многим почему-то кажется, что неудобно меня называть по имени Джаник, они меня зовут Джахонгиром еще чаще в последнее время Джахонгиром Хабибуллаевичем. Я уже как-то потихоньку понимаю, я понимаю это разумом. Когда я слышу "Джаник", я мгновенно оглядываюсь.

Сергей Николаевич: Вы принадлежите очень также династической семье, театрально-кинематографической, в любом случае все ваши родственники были так или иначе связаны с искусством. Это каким-то образом повлияло на ваш выбор?

Джаник Файзиев: Думаю, что да. Никогда никто нигде в доме не говорил мне: "Ты будешь артистом или ты не будешь артистом, ты будешь медиком или юристом", – как-то у нас это в семье никогда не было принято, к сожалению, наверное. Так сложилось, я не знаю, почему. Естественно, мне тогда казалось, что это мой личный выбор, потому что я помню, в 9 классе я хотел стать биологом, я даже начал серьезно заниматься биологией, изучать науки, думал, что поступлю на биофак; мне почему-то казалось, что биологом быть очень важно. А потом как-то, даже я не знаю, как это произошло, как-то само собой произошло, я вдруг понял, что я поступлю во ВГИК.

Сергей Николаевич: Во ВГИК.

Джаник Файзиев: Причем я сразу хотел поступить на режиссерский. Моя мама, очень строгая актриса, она очень известная, она очень строгий человек, в профессии особенно такой дотошный, сказала: "Нет, в 18 лет невозможно стать режиссером, ты должен сначала набраться жизненного опыта, сначала какую-то другую профессию изучить". Я что-то ходил-ходил, думал-думал: ну что я, куда я пойду? Что я пойду чем-то заниматься? Я лучше пойду… Я маме доверяю: если она считает, что надо сначала другую профессию получить, поучусь-ка я на артиста, заодно полезно будет, а потом перейду потихоньку в режиссеры. Я поступил во ВГИК на актерский, отучился на актерский, потом…

Сергей Николаевич: А вот эти фильмы и вот это "Человек уходит за птицами", "Юность гения", "Маленький Мук" – это все еще эпохи вашей до ВГИК.

Джаник Файзиев: Это школа. В первый раз я снялся в кино в 9 лет, и это тоже была история. Меня украла моя тетка из дома, потому что бабушка была категорически против.

Сергей Николаевич: Вот одна, да?

Джаник Файзиев: Моя бабушка была единственным человеком, который был категорически против. Она всегда говорила: "Не ходи туда, там одни сумасшедшие". Я прямо помню эту фразу: "Не ходи ни в кино, ни в театр, там дни сумасшедшие, сынок, тебе будет там тяжело, ты у меня умненький". И она была категорически против. Моя тетя услышала, что где-то проходят кинопробы на какой-то фильм, тихонечко меня, значит, типа она пойдет со мной погулять, вытащила меня из дома. Я даже не понял, куда меня привели: меня завели в какую-то комнату, там мне стали давать всякие задания на какие-то этюды, я делал какие-то этюды, а потом дома стоял несколько дней дикий ор, потому что бабка, видимо, когда пришло приглашение сниматься…

Сергей Николаевич: …поняла.

Джаник Файзиев: Да, уже когда меня утвердили, что называется, пришли и сказали: "Мы вашего внука и сына утвердили", – дома скандал. Я не знаю, никогда не расспрашивал, кстати, это хорошая мысль, надо порасспросить, что они там обсуждали, решали судьбу.

Сергей Николаевич: Да. Но в любом случае все-таки ваш такой кинодебют рано достаточно состоялся, и вы, в общем, были отравлены этим воздухом кино.

Джаник Файзиев: Да.

Сергей Николаевич: Или это слишком такой поэтический образ, если вы все-таки думали о биологии и каких-то других вариантах судьбы?

Джаник Файзиев: Вы знаете, не знаю. Не буду врать, я не понимаю. Мне ужасно понравились съемки: во-первых, в школу ходить не надо, во-вторых, вроде что-то делаешь, что тебе нравится, там лошади, коньки, машины, взрослая жизнь, никто не проверяет у тебя уроков. Мне ужасно все понравилось, конечно, снимался я довольно регулярно, начиная с 9 лет и вплоть до 17 лет я снимался, не помню точно, в 15-18 каких-то картинах, то есть по нынешним временам это большие, немаленькие довольно цифры, по тамошним это огромные цифры. Не могу сказать, что я прямо бредил, сходил с ума.

Сергей Николаевич: Нет, да?

Джаник Файзиев: Мне казалось, что я как-то спокойно к этому относился.

Сергей Николаевич: Я еще хотел спросить. Ваш дедушка был создателем мюзик-холла в Узбекистане. Что это был за мюзик-холл? 

Джаник Файзиев: Я не застал.

Сергей Николаевич: Не застали?

Джаник Файзиев: Дедушка умер до моего рождения, за несколько лет, я с ним, к сожалению, не был знаком, хотя многие говорят, что я на него похож очень. Уже последние годы он работал в театре просто актером. Он был такой… Знаете, были времена революции, после революции, все такое было…

Сергей Николаевич: А вообще жизнь в Ташкенте в 1980-е гг.? Я знал, был хорошо знаком с Марком Вайлем, с театром "Ильхом". Я знаю, что вы там что-то ставили.

Джаник Файзиев: Марк был ближайшим моим, можно сказать, наставником.

Сергей Николаевич: Наставником, да?

Джаник Файзиев: Я работал в театре много лет…

Сергей Николаевич: Я знаю, что это был такой энергетический центр, такой культурный центр интеллигентской такой жизни Ташкента, потому что в любом случае она была окрашена большим влиянием русской культуры. Известно, что во время войны большое количество людей было эвакуировано туда и поэтов, и писателей…

Джаник Файзиев: …и многие остались.

Сергей Николаевич: И многие остались. И вот эта среда такая русскоязычная была достаточно, я так понимаю, влиятельна для культурной жизни.

Джаник Файзиев: Вообще Ташкент был таким оазисом культуры. Это, к сожалению, стало понятно уже после того, как я оттуда уехал, потому что пока я там жил, мне казалось это естественным.

Сергей Николаевич: Вы приезжаете в Москву – как вас встретила Москва?

Джаник Файзиев: Ужасно. 

Сергей Николаевич: Ужасное?

Джаник Файзиев: Москва – суровый, холодный, неприветливый город. Люди всегда стараются как-то нахамить, старались нахамить. Я ужасно себя чувствовал, я тосковал по солнцу, отдушина у меня была в институте, слава богу учеба была такая, что мы там практически жили. Но каждый раз любое столкновение, начиная от дворника и заканчивая вахтером, заканчивалось скандалом, руганью, выяснениями, почему вы так со мной разговариваете, чего такого я вам сделал, а где презумпция невиновности и так далее. И в какой-то момент я поделился своими соображениями с Борисом Петровичем Чирковым, который мне тогда сказал…

Сергей Николаевич: Он был руководителем курса у вас?

Джаник Файзиев: Когда я первый раз учился на актерском, он был великий, великий, великий человек.

Сергей Николаевич: Великий актер, личность?

Джаник Файзиев: Великий актер, великая личность. Это был ренессанский абсолютно такой столп по отношению к жизни, к миру, по уровню образования и по жизнелюбию. Мы познакомились с ним, когда ему было под 89 лет буквально, то есть это был такой уже пожилой человек, он был бодр, шустр и энергичен, заводил нас у себя. Но при этом как такой внутренний масштаб личности был совершенно фантастический.

Сергей Николаевич: То есть некий уровень был вам задан, какие личности должны быть в кино?

Джаник Файзиев: Хороший вопрос вы задаете. Вы знаете, я сейчас понимаю, что да, наверное, был задан. Но я все-таки считаю, что главный эффект в воспитании и образовании – это то, что называется эффектом присутствия. Это же невозможно, не существует реестра масштаба или реестра...

Сергей Николаевич: Ну как бы все-таки мы для себя всегда его в эстраде так или иначе исходя из своего опыта, исходя из значимости…

Джаник Файзиев: Ну мне кажется, что он скорее чаще передается в результате совместного проведения времени. Вы проводите вместе… Вот смотрите, мой один из самых ярких эпизодов. Первый курс, первые полгода, первый экзамен. Мне вообще все ништяк, мне море по колено, что-то мы там какие-то этюды будем показывать, мы ходим-хохочем за кулисами. И вдруг заходит Чирков, справиться, как мы себя чувствуем. Я смотрю ему в глаза, улыбаюсь, потом опускаю глаза и вижу, что у него руки в карманах пиджака трясутся от волнения. Я говорю: "Борис Петрович, а вы что, волнуетесь?" Он говорит: "Ужасно, ужасно!" Вот это же нельзя сыграть, это нельзя сформулировать, это нельзя описать. Я почему говорю, что невозможно этот масштаб передать. Я вдруг понимаю, что он чего только в жизни не видел, чего только в жизни не делал, я, для которого это первый экзамен, значит, про себя понимаю, что я к этому отношусь гораздо более легкомысленно, чем к этому относится он, к тому, что мы сейчас будем делать. И мне в эту секунду становится понятно, что значит то, что мы делаем, так важно, если он за это волнуется. Ну как вот, в какой книжке это можно написать, чтобы это можно было понять? Этому научить нельзя, можно только увидеть, задуматься, осмыслить и потом в какой-то момент времени…

Сергей Николаевич: …это реализовать или по крайней мере…

Джаник Файзиев: …как-то воспринять, абсорбировать.

Сергей Николаевич: Есть артхаус, есть кино больших мастеров, гениев и так далее. Есть то, что называется мейнстримом. Есть кино для людей и есть кино для как бы избранных. Для себя вы в какой-то момент решили, для кого вы будете снимать свое кино?

Джаник Файзиев: Для меня эта разница между артхаусом и зрительским кино лежит в области философии, в области отношения к миру. Прежде всего надо как бы договориться об этом…

Сергей Николаевич: …на берегу.

Джаник Файзиев: В терминологии, скажем так. Значит, если вы любуетесь несовершенством мира, считаете, что жизнь дерьмо и все люди негодяи, мы все умрем и будем при этом сильно страдать, нам ничего добиться невозможно, то вы, скорее всего, будете снимать кино, которое нынче называют артхаусом. Это будет медленное, безнадежное, депрессивное, грустное и так далее. Если же вы считаете, что вы хотите хорошо жить, быть знаменитым, богатым, иметь красивых женщин, красивую семью, хороших детей, умных, воспитанных, которые тоже в свою очередь будут что-то делать для людей и считаете, что мир как бы принадлежит вам и вы готовы его двигать вперед и совершенствовать, вы невольно будете снимать кино об этом, как и все, что вы не будете делать, если вы хотите заработать много денег, если вы хотите, чтобы вас любили достойные женщины, если вы хотите быть уважаемым человеком в обществе, вы обязаны делать что-то для общества такое, что ему будет приятно. Вот это базовая философия и базовое различие. 

А поскольку кино есть очень дорогая форма человеческой деятельности, очень дорогая, поэтому мне кажется, что – это уже следующий этап – вот эти вот попытки рассказывать о грустном, трудностях и так далее за большие деньги не самый эффективный способ изложения. В этом смысле есть другие, более дешевые, менее наглядные… Потому что, например, в театре реализовать вот такой умняк про грустное и несчастное будет и дешевле стоить, и ты ближе к аудитории, вам легче как бы найти такое созвучие друг с другом, легче войти в резонанс, поговорить на эту тему и прочее. Еще проще это сделать на бумаге, в литературе и так далее. Я понимаю людей, которые за свой счет снимают вот это кино, которое никому не понятно. 

Тоже очень важный постулат, что в самом словосочетании "артхаус" ничего плохого нет: артхаус, как мы все понимаем, дом искусства, что-то такое очень хорошее. И дальше у меня всегда возникает вопрос, когда ко мне начинают приставать с этой дефиницией, я всем говорю: ну слушайте, я очень люблю фильм "Гладиатор", он имел гигантский успех в мировом прокате, гигантский. Что он, на искусство не тянет, что ли? Покажите мне, в какой части этого произведения это не предмет искусства. Объясните мне, почему это плохо? Там куча новаторских приемов, там потрясающие и драматургические, и кинематографические… Или "Аватар" тот же самый – что плохого? Или в этом самом, почему придуманный вот этот мейнстрим, поп-искусство и так далее, слова эти становятся обидными, многих людей ранят. Я не понимаю, почему, совсем не понимаю, почему. Потому что, еще раз повторю, философия, отношение к жизни. Если мы договариваемся, что мы с вами хотим одного, то мы понимаем друг друга; если мы не понимаем, то нам, конечно, легче сесть рядышком, разлить поллитровочку и друг другу под звон стаканчика рассказывать грустные истории о том, как…

Сергей Николаевич: Но не всегда это бывают грустные истории. Я подумал о том, что и Феллини, и Антониони и в любом случае были все-таки из ареала, с территории арт-кино, артхауса. Мы можем вспомнить там, скажем, Лукино Висконти, который был такой большой и великий режиссер, который снимал, наверное, грустные истории, если поглядеть на них, но все-таки это тоже было большое кино, то, что называется кино большого стиля.

Джаник Файзиев: Да, безусловно.

Сергей Николаевич: И довольно сложно его подогнать под ту или иную…

Джаник Файзиев: Я поэтому и сказал, что это вопрос философии. Если мы принимаем это как философию… Феллини и Антониони я не знаю, кто больше в деньгах из них собрал в прокате. У Феллини есть замечательный рассказ про то, как он пришел в какой-то бар, ему нужно было позвонить, он был молодой. И вдруг по телевизору кто-то листал каналы и попал на его фильм, не помню какой фильм был, не буду врать. И он говорит: "Я с трубкой в руках замер, и как всякий человек, честолюбивый художник, я все думал, что сейчас вот все замрут и будут смотреть мое кино". И ровно через полторы секунды: "Давай, переключай, что ты там включил". Да, он точно отдавал себе отчет в том, что он делает, но вопрос опять в философии. Если то, что вы делаете, жизнеутверждающе, то как бы нам легче и быстрее договориться. Нюансов миллиард.

Сергей Николаевич: А вы для себя, когда вы определили, что вы хотите делать, счастливое кино для счастливых людей…

Джаник Файзиев: Я определился довольно поздно.

Сергей Николаевич: Поздно? А вот эти вот первые ваши фильмы, я, к сожалению, их не видел, то, что как бы станет таким фестивальным кино, мы получали призы, насколько я понимаю, – это как бы были такие фильмы ожидания, фильмы поиска себя, или вы тогда уже определили свое творческое кредо?

Джаник Файзиев: Нет, вы знаете… В общем, я как истинное дитя своего времени, естественно, тоже начал с артхауса. И тут, наверное, правильнее говорить, если кто-то там всерьез захочет промотать мои первые фильмы, они, в общем, хорошие, мне не стыдно за них ни разу… Когда-то Эфрос в своей книжке написал, что молодой человек первую свою работу должен сделать страшную с десятью буквами "р", потому что это как бы такой своего рода входной билет в мир творчества, потому что эти зоны… Почему дети любят страшные истории рассказывать, почему детям на молодой гормональной вот этой вот буре нужны очень острые эмоции. Поэтому первые свои фильмы я снимал, как мне казалось, про несовершенство мира. И уж если серьезно заниматься структурализмом, то, наверное, положительный герой в этих фильмах был автор, который за счет своей энергии пытался показать все несовершенство мира. Конечно, такие фильмы востребованы европейскими фестивалями, конечно, это welcome, что называется. Однако свой первый полнометражный фильм был такой… Это тоже, можно сказать, скорее всего по моей нынешней дефиниции уже было, наверное, ближе к зрительскому кино, потому что фильм был очень смешной: была история про молодых людей, которые попросили день хлопковых полей, потерялись и не знали, куда попасть. Формально это была история про произвол милиции…

Сергей Николаевич: Это в Узбекистане вы снимали?

Джаник Файзиев: В Узбекистане я снимал фильм, да. Но он был, вернее, я помню, что я приехал на Московский фестиваль и решил показать какому-то большому иностранному журналисту кино и кинокритику. Она опаздывала, опаздывала, опаздывала, а я все сижу, жду, ее все нет и нет, а перед нами должны были какой-то фильм показывать. Я сижу и слышу, в зале ржут просто 30 или 40 минут, ржет зал просто, я прямо слышу, трясется зал – это был первый просмотр моего фильма. Я сижу и думаю: "Везет же кому-то, блин, снимает кино, народ вообще писается кипятком просто от удовольствия". Я тихонечко так открываю дверь, заглядываю, смотрю – мое кино показывают.

Сергей Николаевич: Это было ваше кино.

Джаник Файзиев: Да. И мне вдруг в эту секунду… Вместо того чтобы обрадоваться, у меня чувствительно паники началось: сейчас приедет эта француженка, известная женщина, а у меня фильм, как же я ей покажу, когда я в другой раз это покажу? Я в ужасе останавливаю просмотр, забегаю: "Простите, пожалуйста…" Мне говорят: "Вы что? Что случилось?" Я говорю: "Понимаете, сейчас должна прийти журналистка…" – "Кто вы такой?" – "Я режиссер этого фильма". Кричат, свистят: "Поздравляем!"

Сергей Николаевич: Супер.

Джаник Файзиев: И в эту секунду я понял, что бесполезно что-то говорить… Вот я таким образом на поклон напросился.

Сергей Николаевич: 1990-е гг. прошли без, фактически… С одной стороны, было корпоративное кино, все-таки оно еще в какой-то момент существовало в больших количествах, но вы делали карьеру, имя на телевидении, и вот эти "Старые песни о главном", в общем, какая-то большая такая телевизионная история. Это был вынужденный шаг, то есть просто у вас не было возможности снимать кино, или это был какой-то сознательный выбор?

Джаник Файзиев: Да, возможности снимать кино не было. Но опять, знаете, я и не… Может быть, как-то я слишком адекватный, что ли, не знаю, но я просто понимал, что наступила перестройка… Я вообще в Москву не собирался переезжать, я приехал в Москву, потому что меня мои знакомые попросили помочь им смонтировать кино. Я сидел в Ташкенте без работы, без денег практически. Я сел в поезд, потому что у них там какое-то кино было корпоративное, какие-то были копейки, они мне даже не могли заплатить за билет. Я, значит, сел в поезд, пока я ехал в поезде 3 дня из Ташкента в Москву, я вышел на перроне и нам на перроне объявили, что отменили деньги, которые были до 1992 года, а теперь в России принимают только деньги, которые выпущены после 1992 года. Я открыл свои деньги, которые у меня были небольшие, и обнаружил, что денег у меня нет. Я говорю: "Подожди, а вот с этим что?" Мне говорят: "Нет, все, это не принимают нигде теперь, ты нигде эти деньги реализовать не сможешь". Я остался без денег, кино, естественно, закрыли, мне просто надо было тупо заработать на обратный билет. К счастью, у меня были какие-то знакомые, которые меня приютили, я несколько дней поболтался у них, потом мне мои друзья помогли, я снял какую-то рекламу. И вот ровно я снял одну рекламу, я еще не закончил ее снимать, мне предложили вторую рекламу, третью, пятую, пятнадцатую. И мне было это такое интересно! Простой пример: я к тому времени снял три больших фильма с фестивальной жизнью…

Сергей Николаевич: …с призами.

Джаник Файзиев: …со статьями, с мордобоями, то есть все было: драки в ЦК ЛКСМ Узбекистана, запреты фильмов, интриги Госкино, все было. И я составляю, значит, план съемок и говорю: "Мы вот эту сцену на кране снимем, а потом мы, значит, пойдем вот туда снимем, здесь вот там вот эти перебежки, а кран переставим сюда. Они говорят: "А зачем это?" Я говорю: "Кран разобрать, опыт производственника, вы кому рассказываете? Разобрать кран полтора часа, а то и два с половиной, перевезти его и поставить на место еще 2 часа – значит, 4.5 часа закладываем на это". Они говорят: "А два крана заказать?" И в эту секунду у меня выпала ручка.

Сергей Николаевич: Это возможно.

Джаник Файзиев: Я вообще так не умел думать. Так для меня это была грандиозная школа, была школа и техническая, и производственная, и одна простая вещь с великим оператором Георгием Ивановичем Рербергом.

Сергей Николаевич: А вы с Рербергом снимали?

Джаник Файзиев: Первые свои рекламы я снимал с Рербергом, страшно его полюбил, мы очень подружились. Я прямо ужасно горжусь тем, что…

Сергей Николаевич: Фактически его последние работы были с вами.

Джаник Файзиев: Да, в рекламе практически все последние работы мы снимали вместе. Это была реклама, которая строилась на сочетании белого и черного цветов, и ключевым, переломным моментом в этой рекламе должна была быть белая ручка, которую главный герой положит на стол. Вот мы, значит, все выиграли, шли, выбираем ручку, кладем на стол, снимаем оба, я начинаю монтировать и вижу: мы снимали-то в павильоне, а мы выбрали ручку хромированную, она отражает потолок. И в эту секунду я понимаю, что моего образования не хватает, нас никто этому никогда не учил. А я про себя думаю: "Хорошо, а представь себе, что ты бы снимал сейчас кино, где главной уликой является белая ручка. Значит, ты бы неправильно как бы снял ее, ты идиот, даже не подумал о том, что ты должен был придумать так, чтобы эта ручка на экране была белая". Такие простые технические вещи, без которых невозможен внятный рассказ в драматургии и зрительском жанре, вообще в любом, неважно. Если вы хотите выразить свою мысль, какая разница, какую мысль, что мир кошмар и мы завтра все погибнем, но и ключевым почему-то моментом будет белая ручка, вы все равно не сможете рассказать эту мысль.

Сергей Николаевич: И как вы вышли из этой ситуации?

Джаник Файзиев: Как-то не очень удачно.

Сергей Николаевич: Но вышли.

Джаник Файзиев: Ну как-то все закончилось.

Сергей Николаевич: И вообще из этой ситуации 1990-х гг. вы как-то вышли с блеском на самом деле, став успешным и продюсером, и режиссером этих, в общем, таких культовых, как теперь говорят, проектов – я имею в виду и песни, и клипы, и так далее. Вот сейчас вы с каким ощущением вспоминаете эти годы?

Джаник Файзиев: Вы знаете, я про себя давно знаю, что я не их тех счастливчиков и везунчиков, которые спотыкаются о ларец, полный золотых монет, да еще при этом волшебных. Я знаю про себя точно, что я должен рыть землю, и я ее рою, рою, рою, и иногда, видимо, глядя одним глазом на меня, кто-то сверху говорит: "Ну ничего, нормально роешь, хорошо, на тебе монетку", – и подкидывает, и эта монетка не всегда там, где я рою, она может оказаться в другом месте. Как только я не рою – а я же лентяй, мы все, наверное, лентяи, мне приятно ни фига не делать, ковыряться в носу и смотреть кино; как только вдруг меня какие-то сибаритские настроения начинают одолевать, у меня тут же все разваливается. А тут… Даже не знаю, мне просто… Я был очень жадный, я до сих пор жадный до нового, до работы, до всего, чего я не делал раньше. По юности меня часто коллеги упрекали, говорили: "Вот, ты не цельный, цельный человек взял одну мысль и жмет ее, жмет, пока не отожмет". А мне было интересно…

Сергей Николаевич: Самые разные.

Джаник Файзиев: Да, мне вдруг позвонили, я снимаю рекламу, у меня все хорошо, я был одним из самых востребованных рекламных режиссеров. Была когорта, несколько человек, я входил в эту когорту, много довольно рекламы снимал. Потом вдруг меня зовут и говорят: "А вот мы "Кинопанораму" хотим делать, хотите сделать с нами?" Я никогда не делал "Кинопанораму" – давайте, интересно же. Как можно отказаться, это же "Кинопанорама". Я сделал несколько выпусков "Кинопанорамы", это было страшно круто.

Сергей Николаевич: Но телевидение, в общем, как-то засасывает, на самом деле, ты становишься как-то заложником этих проектов, и вырваться на пространство вот этого большого кино, которому вы учились и которым вы хотели заниматься, становилось с каждым годом, наверное, все труднее. Или такой задачи не было?

Джаник Файзиев: Не было никогда. Вы знаете как? Его и не было, поэтому рваться особо было некуда, хотя, конечно, я внутренне мечтал, мне хотелось, мне было любопытно. Но как-то мне все время кажется, вот сейчас вы мне задаете много вопросов, которые мне никогда никто не задавал, и я благодаря вам пытаюсь это анализировать сейчас, прямо, что называется, на ваших глазах.

Сергей Николаевич: В кадре.

Джаник Файзиев: Да. Я вот сейчас понимаю, что я всегда занимался одним и тем же: я занимался интересом или укреплением своих способностей и возможностей, понимание того, что я умею и что я не умею.

Сергей Николаевич: Что бы я хотел освоить.

Джаник Файзиев: Да. Потому что все равно я снимаю "Кинопанораму", а она строится по тем же драматургическим законам: должно быть зрителю нескучно. Иногда вам приходится перетасовывать сюжеты, потому что вы понимаете, что здесь лучше ускориться, здесь замедлиться, все равно то же самое вы делаете в кино. Вы придумываете, как разговаривать собеседника, потому что вам надо взять интервью, вам надо подготовиться, что вы блестяще сделали, спасибо вам огромное.

Сергей Николаевич: Спасибо вам.

Джаник Файзиев: Вам надо понять его психологически, настроить его и так далее, и вы то же самое делаете с актерами. Я уж не говорю про продюсеров или про инвесторов.

Сергей Николаевич: А как вы усвоили вот эту профессию, продюсерство? Все-таки это другая профессия, это не…

Джаник Файзиев: Нет, это одно и то же.

Сергей Николаевич: Одно и то же? Близко, да?

Джаник Файзиев: Не то что близко, просто разница между продюсером, актером и режиссером в способности держать одновременно определенное количество задач, и это не зависит от того, хороший ты человек или плохой, это как цвет волос или цвет глаз. Есть люди, способные держать 10-15 позиций в голове, есть люди, не способные держать больше 2, но при этом они и 2 держат прекрасно. Хороший актер – это человек, который думает и является продюсером, менеджером, я не знаю, творцом вот этой своей линии, и она очень важная, не надо, чтобы он о чем-то другом думал, мы наоборот, лишаем его волнений, даем ему вагончики и так далее. Режиссер – это человек, который думает о всех ролях.

Сергей Николаевич: О съемочном процессе.

Джаник Файзиев: И еще о решениях, стилистике и так далее. Продюсер – это человек, который думает об этом, об этом и об этом, а еще и об окружении, пиаре, промоушене и так далее.

Сергей Николаевич: Джаник, хотел спросить. И все-таки именно продюсер принимает решение, что снимать, выбирает сценарий, выбирает сюжет, выбирает историю. Вот как это у вас происходило? Это заказ, я не знаю, канала? Это собственный ваш выбор? Вы берете "Мурку", например, или "Легенду о Коловрате" – это как происходит?

Джаник Файзиев: По-разному каждый раз. Я поэтому, для того чтобы сильно обобщить, скажу так. Проекты – они как дети, их не выбирают, они как-то приходят к тебе сами.

Сергей Николаевич: Да?

Джаник Файзиев: Да. Бывает, безусловно, по-разному. Бывает, что… Как это было, например, с "Крепостью Бадабер". У нас была встреча с Эрнстом, мы говорили о текущих делах, и в какой-то момент Константин Львович спрашивает меня: "Слышал ли ты про крепость Бадабер?" Я говорю: "Что-то там на краю, на периферии какого-то своего сознания что-то такое помню еще в юности". – "Да ты что, это такая история…" И он меня увлек этой историей, мы стали изучать, какие были материалы на эту тему. Так появилось кино, мы принесли, с Костей начали этот проект развивать и делать. 

А бывает так, что… "Мурка", например. Ко мне тоже пришел молодой человек по имени Андрей Калитин, который на телевидении когда-то работал, и сказал: "Вот у нас есть такая идея, мы…"

Сергей Николаевич: То есть сценария еще не было, была просто идея?

Джаник Файзиев: Это была даже не идея, он пришел ко мне с документом о том, что Мария Климова умерла в 1972 году, а в 1920-е гг. она была…

Сергей Николаевич:та самая знаменитая…

Джаник Файзиев: Она в числе работников ГПУ была Дзержинским отправлена в Одессу для восстановления. "Представляешь?"

Сергей Николаевич: А вот вам чтобы увлечься этим проектом, что нужно? Какое-то совпадение, я не знаю?

Джаник Файзиев: Я же говорю, это какая-то…

Сергей Николаевич: …сложная химия.

Джаник Файзиев: Независимо от тебя ты вдруг понимаешь, что ты беременна и что уже никуда от этого не деться.

Сергей Николаевич: И уже надо разрешиться этим бременем наконец-то.

Джаник Файзиев: Да-да, роды срочно принимать.

Сергей Николаевич: Что там будет, не очень даже и важно в этой ситуации.

Хорошо. Ну вот все-таки в какой-то момент ваша деятельность очень четко поделилась на ваши продюсерские проекты и на ваши собственно режиссерские.

Джаник Файзиев: Мы начали эту тему с вами, и я должен вам сказать, что снимая свои первые фильмы, свой первый короткометражный фильм, я его снимал за какие-то вгиковские 500 рублей. Я договаривался, ходил, доставал бензин (были времена, еще не было бензина), для того чтобы получить бензин, я узнал, что директор нефтяной базы страшный охотник, потому что нигде по-другому нельзя было достать бензин, чтобы куда-то выехать, а вдруг я узнал. У меня тогда была охотничья собака, я узнал у всех, что он продает ружье. Я договаривался, цена всех устроила, я устроил эту сделку, за что нам выдали…

Сергей Николаевич: …бензин.

Джаник Файзиев: …несколько бочек бензина, на которых мы месяц могли ездить, мы просто купили бензин, потому что купить его было нельзя. То есть я хочу сказать, что не бывает в режиссерской профессии, если ты вот так всерьез делаешь проекты, которыми ты увлечен, ты занимаешься их производством.

Сергей Николаевич: То есть вы должны их придумать, да?

Джаник Файзиев: Ты придумываешь проект не только с точки зрения того, что артисту сказать и куда пойти, а где достать одежду, как накормить людей, куда их привезти, где достать деньги, как пленку проявить, что надо, чтобы появился бензин, и так далее, ты выполняешь как бы многофункциональную работу.

Сергей Николаевич: Может быть, это от нашей бедности какой-то?

Джаник Файзиев: Да, безусловно, это было от нашей бедности. И продюсером в советское время было государство, как мы все знаем, а дальше исполнительный продюсером уже становился режиссер. Сегодня государство как продюсер исчезло, а функция осталась. И из-за того, что появилось большое количество необходимости производить продукт, эту функцию пришлось разделить. Опять же повторяю, есть про люди, которые не могут… Вот есть режиссер, который может, как правило, эти люди потом в результате становятся продюсерами, а есть люди, которые не в состоянии удерживать, и не нужно ни в коем случае, это никого не унижает, ну просто богом, это же не от меня зависит, это же не потому, что я такой хороший или такой стар, просто так мама с папой постарались, господь бог по головке погладил, я могу. Причем я, кстати, иногда думаю: "Нафиг мне это надо, мне спокойнее было бы сказать, что я небожитель, дайте мне артистов, я не могу работать в такой обстановке!" Иногда хочется закричать, а не можешь даже на своих собственных проектах.

Сергей Николаевич: Не можешь и некому на самом деле.

Джаник Файзиев: Да. Но при этом как продюсер… Продюсеры тоже бывают разные. Есть продюсеры, которые всех вместе соберут и говорят: "Ребят, вот туда идем и вот такое кино делаем, вот делайте", – закрывает дверь и уходит, дальше там что-то само варится, потом смотрит и говорит: "Ну я чуть по-другому себе представлял, но ладно, сойдет и так, давайте, берем". А я продюсер, который с первой до последней минуты на каждом этапе всегда присутствую…

Сергей Николаевич: …дышите в затылок режиссеру. 

Джаник Файзиев: Не потому, что я вредный, хотя наверняка многие со мной не согласятся, а просто потому, что я считаю, что в нашей профессии очень важно сказать, что мы выехали из пункта А и должны приехать в пункт Б. Я только тогда могу контролировать, какой продукт мы создаем, потому что я уверен, что вот эта чашка должна сегодня находиться в этом кадре и на этом столе. И тогда мы идем, встречаем кучу сложностей, препятствий на пути, и я вот ровно как только чувствую, что корабль сбился с курса, я его должен…

Сергей Николаевич: …немножко скорректировать.

Джаник Файзиев: Потому что большинство коллег, к сожалению, работают по принципу "куда приплыли, туда и хотели".

Сергей Николаевич: То, что касается зрителей, если мы говорим о зрительском, о зрелищном кино. Конечно, вы рассчитываете на зрительский успех. Вот что для вас является успехом? Это некие цифры, или все-таки ваша собственная какая-то оценка того, что получилось?

Джаник Файзиев: Я всегда декларирую, что, к сожалению, на сегодняшний день только цифры, если мы говорим про кино и про телек. То есть цифры – это рейтинг, для кино это бокс-офис, к сожалению. Потому что очень часто бывает, когда очень хорошее кино собрало мало денег. Этому много есть объяснений, почему, предположений и так далее. Но я так сознательно обостряю, потому что я тоже снял несколько картин, у которых не было гигантского бокс-офиса, а они мне очень нравятся, картины должны были собрать много денег. Но, к сожалению, мы сейчас в той фазе, когда нам нужно научиться индустрии, научиться возвращать деньги из кинотеатра и научиться делать это хорошо.

Сергей Николаевич: И я так понимаю, именно с этим обстоятельством связано приглашение западных профессионалов, они очень часто принимают участие на разных этапах в подготовке ваших фильмов – вы учитесь у них, они приносят свою профессию, они приносят свой класс-фильм, и это сразу придает ему какой-то другой масштаб, да?

Джаник Файзиев: Да, но еще это очень тренирует индустрию, это еще и тренирует людей вокруг, это тренирует команду, люди заражаются. Потому что одно дело я трендю, бла-бла-бла, давайте. Вот у нас был, например, звукорежиссер, замечательный парень, мы с ним вместе делали много проектов. Я ему говорю: "Послушай, мне надо, чтобы вот эта машина очень доброжелательно урчала". У нас очень трогательная сцена в машине. И что обычно делает звукорежиссер? Он открывает библиотеку, записывает какой-то звук, ставит его, работает машина. А мне надо, чтобы она тепло звучала. Он говорит: "Ты больной? Ну что ты ерунду говоришь? Ну как я могу тебе тепло?" Приезжает американский звукорежиссер, у которого 4 "Оскара" за звук. Он садится, делаем сцену, он мне говорит: "Нет-нет, танк должен ворчать". Звукорежиссер так на меня смотрит, поворачивается: "Вы из одного института". Я говорю: спасибо тебе, дорогой. Да, мы из одного института, мне приятно это, значит, я не один такой сумасшедший. И все, теперь…

Сергей Николаевич: Он вас услышал.

Джаник Файзиев: Да, и теперь уже, работая с этим звукорежиссером, он поменял отношение к профессии, притом что он был прекрасный звукорежиссер. 

Сергей Николаевич: Те новые технологии, которые… Кстати сказать, я смотрел, что тех, кого вы приглашали, все были такие, как теперь говорят, взрослые люди, то есть за ними был большой опыт, они были серьезных лет, скажем так. Вот эти новые технологии, о которых все говорят, более того, ваш последний фильм "Легенда о Коловрате", в общем, такой компьютерный фильм, видно, что он сделан, нарисован во многом. Это как-то влияет на современный кинематограф? Будет ли наш кинематограф меняться? Все-таки вы прошли большой путь от тех вот этих фильмов за 500 рублей, для которых надо было доставать бензин, до новейших каких-то технологических вот этих эффектов. На суть кинематографа это должно повлиять?

Джаник Файзиев: Ну смотря что вы называете сутью. Потому что сегодня…

Сергей Николаевич: Эмоции, которые должен все-таки фильм вызывать. Чувства. В конце концов, ради этого живет… 

Джаник Файзиев: Да, люди приходят в кино за эмоции.

Сергей Николаевич: Пережить то, что они не могут пережить в реальной жизни.

Джаник Файзиев: Люди приходят в кино за эмоциями. Я думаю, что составляющая эмоциональная останется прежней, то есть ты пришел и заплакал, или пришел и ушел просветленный, испытал катарсис. Какими средствами это сделано, зрителю по большому счету все равно. К сожалению или к счастью, эта гонка экипировки, вот этот вот технический прогресс и "насмотренность" аудитории уже не позволяют вам оставаться… И потом плюс еще телевидение сейчас полностью отъело эту нишу у кинотеатров, уже телек снимает все, что было, помните, что мы любили в наши золотые годы – "Крамер против Крамера", "Полуночный ковбой" – это все сегодня в кинотеатрах не будет работать.

Сергей Николаевич: Не будет?

Джаник Файзиев: Не будет. Это не принесет денег. Например, блестящий фильм я посмотрел недавно, "Тоня против всех", в русском прокате он так называется, – потрясающий фильм.

Сергей Николаевич: О фигуристке.

Джаник Файзиев: Да. В нем столько силы, человек такое пережил… Потрясающе сделано, блестяще сыграно. Вы не увидите там компьютерную графику, а ее там столько, что даже страшно себе представить. Я в ужасе думал, пока смотрел кино, какой же у них был бюджет. Для того чтобы заставить нас поверить, что эта девочка и есть фигуристка, чтобы мы искренне понимали, что это она сама крутится и делает все эти потрясающие... Притом что она научилась кататься и прекрасно катала. Компьютер – это не всегда волшебство, компьютер – это карандаш, делайте с ним что хотите, любой рисунок рисует. Универсальная кисточка, рисуйте ею все, что можете нарисовать. Поэтому без компьютера современное кино невозможно.

Сергей Николаевич: Ну и последний вопрос. Ваш первый фильм назывался "Сиз ким сиз".

Джаник Файзиев: Первый полнометражный.

Сергей Николаевич: Полнометражный фильм, да. В переводе это означает "Кто ты такой?" Кто вы такой?

Джаник Файзиев: Я… Трудоголик, шизофреник. Человек, который не умеет отдыхать, к сожалению, и человек, который каждую секунду думает о том, что он будет делать завтра. У меня было чудовищное разочарование, когда однажды ночью в магазине я покупал продукты, девушка задела стойку с дисками, я поднял диск, это оказался "Дневник Бриджит Джонс", я не видел этот фильм (это было давно). Я повернул диск обратной стороной и прочитал аннотацию: "Жизнь с трудоголиком ничем не отличается от жизни с алкоголиком, это такое же точно несчастье". Я отпустил диск… Я помню, я стоял несколько секунд совершенно ошарашенный оттого, что, значит, я не такой хороший, как я думал про себя. Но я с собой борюсь, я стараюсь работать поменьше, больше уделять внимания друзья, семье и так далее, не всегда это удается. Но вот, наверное, это мои базовые качества.

Сергей Николаевич: Это был Джаник Фазиев в программе "Культурный обмен" на Общественном телевидении России. А я, Сергей Николаевич, прощаюсь с вами. Всего доброго, до свидания.