Елена Коренева: Во всём, что касается профессии, мне абсолютно никогда не было страшно

Гости
Елена Коренева
актриса театра и кино, литератор, режиссёр, сценарист

Сергей Николаевич: Здравствуйте! Это программа «Культурный обмен» на Общественном телевидении России. С вами Сергей Николаевич.

Актерские судьбы уже тем интересны и прекрасны, что именно в них, как в зеркале, отражается время. И лишь избранным дано стать тем, что называется «лицом поколения». Как это происходит? От чего зависит? Почему время выбирает одних и не спешит заметить других, может быть, не менее ярких или талантливых? И вообще что такое время в жизни актера?

Об этом и о многом другом мы поговорим с замечательной актрисой театра и кино Еленой Кореневой.

Голос за кадром: Елена Коренева – актриса театра и кино, литератор, режиссер, сценарист. Родилась в Москве. Окончила Высшее театральное училище имени Бориса Щукина. Еще будучи студенткой, сыграла в фильме Андрея Кончаловского «Романс о влюбленных» главную роль, которая принесла ей всесоюзную и даже международную популярность; на кинофестивале в Карловых Варах в 1974 году картина была удостоена «Хрустального глобуса». В 1975–1977 годах Елена Коренева работала в московском театре «Современник» у Галины Волчек; в 1977–1979-м – в Московском драматическом театре на Малой Бронной у Анатолия Эфроса. В июне 1982 года эмигрировала в США. В 1993 году вернулась в Россию. Живет в Москве, играет в спектаклях, снимается в кино и телесериалах.

Сергей Николаевич: Лена, здравствуйте.

Елена Коренева: Здравствуйте.

Сергей Николаевич: Вы знаете, так бывает (наверное, это судьба, а может быть, и не судьба – вы мне сейчас объясните), что есть роли, которые как-то… вот они входят в твою жизнь, а потом очень часто начинают твою жизнь моделировать. Я имею в виду в вашем случае не «Романс о влюбленных», ваш знаменитый фильм, а, как ни странно, Элизу Дулитл, с которой началась ваша, можно сказать, актерская жизнь. И вот в вашей книге вы часто даже вспоминаете ее, что вы часто попадали в ситуации Элизы Дулитл, вообще как-то по жизни себя иногда чувствуете этой Элизой Дулитл, этой прекрасной цветочницей из Ковент-Гардена с этими фиалками. А сейчас я подумал… Идел спектакль ваш «Спасти орхидею». И вот этот цветок, вообще образ цветка – это в каком-то смысле вы на самом деле.

Елена Коренева: Да. Мне этим и нравится тема нашего спектакля в постановке Влада Наставшева.

Сергей Николаевич: В «Гоголь-центре».

Елена Коренева: В «Гоголь-центре». И это правда, что Элиза Дулитл, с нее я начала себя ощущать…

Сергей Николаевич: Актрисой?

Елена Коренева: …немножко на сцене. Это был школьный… даже не полноценный спектакль, а это был просто вечер с отрывками драматическими, которые мы исполняли на английском языке, потому что я училась…

Сергей Николаевич: В спецшколе, да?

Елена Коренева: …в 40-й английской спецшколе. И я заменила девочку, которая заболела и должна была играть Элизу, Элайзу. И на наш вечер пришел Андрей Васильевич Мягков, который дружил с моими родителями. Он и его жена Анастасия Вознесенская – актеры театра «Современник» тогда. Он купил огромный букет роз и потом весь его мне подарил, когда мы шли. Он провожал домой меня, возвращаясь с этого представления, и он сказал: «Я купил букет роз в расчете на то, что, если все будут хорошо играть, я каждому исполнителю подарю по розочке. Но так как ты играла лучше всех, то…»

Ну и он родителям сказал, что у меня есть данные. Хотя мои родители сами кинематографисты: папа режиссер, Алексей Коренев, а мама долгое время работала на «Мосфильме» ассистентом по актерам. Собственно, она с Андреем Мягковым познакомилась на фильме «Братья Карамазовы» у Ивана Александровича Пырьева. Она начала свою работу на «Мосфильме»…

Сергей Николаевич: С такой картины, да?

Елена Коренева: …с такой картины, потом продолжила с Рязановым.

Сергей Николаевич: Я знаю, что она легендарная личность на «Мосфильме», все профессионалы ее хорошо знают и ее выбору всегда доверяют.

А что касается вас, то я так понимаю, что вы не с самого начала думали об актерстве, несмотря на то, что как бы круг ваш был такой актерско-режиссерско-кинематографический, скажем, не театральный, а кинематографический. И даже слово «философия» возникало в ваших каких-то и воспоминаниях, и интервью. Вам хотелось быть философом? Почему?

Елена Коренева: Красивое слово «философ», умное. Я действительно не загадывала и не мечтала, не болела профессией актрисы, о чем мечтают многие…

Сергей Николаевич: …девочки.

Елена Коренева: …девочки, по той или иной причине. Я училась в спецшколе, и мой папа даже хотел, чтобы я была переводчицей. А я начала в восьмом классе писать стихи. Меня притягивала литература. Меня еще притягивало ораторское искусство. Я не знала, как его применить. Но свой гражданский темперамент (и, может быть, актерский отчасти) в какой-то момент, где-то в старших классах, сидя дома в своей комнате, я внутренне даже туда направляла: говорить, убеждать, полемизировать. Но чтобы быть актрисой, появляться на сцене, играть какие-то роли, перевоплощаться – с этой точки зрения профессию не знала, и она меня не привлекала.

Сергей Николаевич: Даже так, да?

Елена Коренева: Но у меня интерес, забавно, он был такой… Почему я все-таки решила пойти поступать? Хотя многие поступают, потому что не знают, кем быть еще в принципе, не знают, кем быть. Но мне показалось, глядя на друзей моих родителей, а это были актеры, по большей части как раз театра «Современник»…

Сергей Николаевич: «Современника»?

Елена Коренева: Да. И, глядя, как они поют, разговаривают, спорят… Это такое облако эмоций было, такое яркое существование! Что бы ни говорили, какую бы реплику ни бросили – это было больше, чем обычные люди. Женщины были ярче, речи были зажигательнее…

Сергей Николаевич: Возвышеннее, чем обычно, да?

Елена Коренева: Ну, необязательно возвышенные, но темперамент был настолько впечатляющим, что они, казалось мне, намного ярче, выразительнее и интереснее.

Сергей Николаевич: И вам хотелось быть среди них?

Елена Коренева: Мне не среди них хотелось быть, вот опять скажу. Я просто решила, что эта школа актерская позволяет (что правда, кстати говоря) раскрепоститься и проявиться, как пленка. Фотопленка – ее проявляют. И вот тебя из твоей тени какой-то, невыразительности проявляют.

И так, кстати, оно и есть, потому что все, кто учился в театральных вузах (а я закончила Щукинское театральное училище), они помнят себя на первом курсе, насколько ты даже не осознаешь, насколько ты зажат и невыразителен. У тебя нет индивидуальности. Ты даже не понимаешь, что это такое – твоя собственная индивидуальность. И как ее приобрести, какую-либо?

Сергей Николаевич: И как ее проявить на самом деле, да?

Елена Коренева: И проявить. А старшекурсники на втором и на третьем становятся все конкретнее, все индивидуальнее, все необычнее, не похожи друг на друга. Откуда это у них берется? И что это? Это не роль, которую они играют, а это их собственная роль. Они вот что-то… И как перескочить с первого на второй и стать таким? И как это возможно? В это не верится. Это общее чувство, кстати, у всех однокурсников.

Сергей Николаевич: Я знаю, что когда вы первый раз поступали, а поступали вы два раза…

Елена Коренева: Не поступила.

Сергей Николаевич: …ваши педагоги, экзаменаторы обратили внимание на некое несоответствие внешних данных и темперамента, характера. Ну, по крайней мере, так вы об этом писали.

Елена Коренева: Да, есть такой термин, и он достаточно на слуху у театральных людей – несоответствие внутренних и внешних данных. Речь об амплуа: внутренне – героиня, внешне – травести.

Сергей Николаевич: В вашей книге, которую я, надо сказать, прочитал с большим вниманием и волнением, и не первый раз… Все-таки она вышла довольно давно, а сейчас, готовясь к нашей встрече, я ее снова перечитал. И я там зацепился за одну фразу: «Я уже не была в полной мере собой. Это и есть рабочее состояние актрисы». Вы описываете свой период на съемках «Романса о влюбленных» в Серпухове. И там даже была какая-то пометка рядом с вашей фотографией: «Счастье». И так далее. Вот это «не совсем быть собой». А кем ты становишься?

Елена Коренева: Безусловно, это своеобразная игра слов все-таки, потому что я писала, и я заботилась о юморе и о том, как… о парадоксах формулировок, чтобы было интересно. Но в этом есть и сарказм определенный, безусловно.

Не совсем собой? Ну, это известный факт, что понятие перевоплощения – ты должна отойти от себя и включиться, по крайней мере на каком-то этапе работы над ролью ты должна повенчать себя с поведением и обстоятельствами жизни другого человека. И часто, когда роль тебе близка и созвучна в силу то ли какой-то склонности характера, то ли собственного жизненного опыта, каких-то эмоций пережитых, то это сделать просто, то есть легче…

Сергей Николаевич: Легче, да?

Елена Коренева: …примирить себя с персонажем. А бывает, что поначалу кажется, что это совершенно не я. У меня так было с Людочкой из «Покровских ворот». Я не понимала… я не очень хотела в тот период времени играть…

Сергей Николаевич: Такие роли, да?

Елена Коренева: …в комедиях, в комедиях. И, заменив себя на свою маму мысленно, по фотографиям 50-х годов, их с папой: вот пальто с плечами, кудряшки…

Сергей Николаевич: Интонации.

Елена Коренева: Очень светлые, восторженные, такие абсолютные дети, чистые и верящие во что-то. Несмотря на то, что у моей мамы тяжелая судьба, она дочка «врагов народа»…

Сергей Николаевич: Бабушка была репрессирована.

Елена Коренева: Да. Откуда что берется, что называется. И я, только найдя то, что сегодня называется «референс», а тогда еще каким-то другим словом называлось, я как-то примирила себя мысленно, что надо искать в этом направлении эту Людочку.

Сергей Николаевич: В смысле – вам Михаил Козаков не сильно помогал, я так понимаю, да? Ну, режиссер.

Елена Коренева: Дело в том, что я с Михаилом Михайловичем уже к тому моменту работала вместе, до этого, в Театре на Малой Бронной, в спектакле Анатолия Васильевича Эфроса…

Сергей Николаевич: «Месяц в деревне».

Елена Коренева: «Месяц в деревне». И моя мама была с ним знакома. Более того, моя мама, работая на «Мосфильме», на «Покровских воротах» работала в группе. И она, собственно ее слова, обращенные ко мне: «Лена, ну пожалуйста, не отказывайся. Ну они же так просят! Не надо расстраивать Мишу», – они стали каплей, которая, так сказать, оказалась в пользу…

Сергей Николаевич: …этой роли, этого спектакля, этого фильма.

Елена Коренева: Да. Потому что «Зачем расстраивать Мишу?» – это очень весомый аргумент.

Сергей Николаевич: За что и зачем его расстраивать?

Елена Коренева: Ну действительно, если он так хочет… А он такой милый, замечательный, любимый.

Сергей Николаевич: Вы уже были знаменитой, по моему ощущению, по воспоминаниям этого периода, когда вышли «Покровские ворота», потому что прогремел «Романс о влюбленных», потом был ваш абсолютный успех в «Асе», спектакли и в «Современнике» у Валерия Фокина, и у Эфроса. То есть имя Кореневой уже блистало. Что поменялось в вашей жизни, когда очень быстро, буквально в течение нескольких лет вы стали одной из самых известных актрис советского кино?

Елена Коренева: Моя жизнь ускорилась.

Сергей Николаевич: Ускорилась?

Елена Коренева: Она стала интенсивнее. И предложения поступали быстрее, чем я успела их осмыслить, прожить и…

Сергей Николаевич: Оценить?

Елена Коренева: …оценить и захотеть как бы. Бывает, что ты хочешь, ты к чему-то стремишься – и ты получаешь. Ну, это общее место, что если актер успешен, счастлив, он должен стремиться к тому, что ему предлагают работу замечательные и талантливые режиссеры. И это было моим счастьем, безусловно.

Но это связано настолько с ответственностью – не в каком-то банальном смысле: «Я ответственная, я не могу, не хочу подводить…» Это сейчас меня больше волнует, потому что я столько уходила из театров, из каких-то проектов, бывало. Я очень переживаю и не хочу никого подводить. Но тогда это другое – это действительно попытка соответствовать тому, что тебе предлагается. Тем более что я росла, опыта у меня было не так много.

И я помню, как Олег Павлович Табаков так по-доброму, с каким-то выражением юмора и обожания, глядя на меня, как мне кажется, он сказал: «Коренева существует в состоянии зубного тюбика: она жмет из себя». То есть – какими средствами, как работать? Режиссеры же везде разные. Несмотря на то, чему нас обучает школа, каждый режиссер репетирует по-своему, он работает с актером по-своему.

Например, колоссальная разница была между работой Андрея Сергеевича Кончаловского на «Романсе» и Иосифа Ефимовича Хейфица на «Асе», потому что Иосиф Ефимович, в отличие от Андрея Сергеевича, он на площадке не настраивает актера непосредственно перед дублем, он не оговаривает, не продолжает остатки разговоров, он не меняет ничего. Накануне съемок Иосиф Ефимович сажал всех в номере (а мы снимали в Германии, жили в гостинице), и был чертеж буквально на столе: «Вот здесь будет стоять Слава Езепов, вот здесь Леночка, вот здесь мы. Так, вы выходите. Ну, порепетируем». То есть, сидя, обсуждаем, какие-то реплики, какие-то общие такие вещи. И, выходя на площадку на следующий день, я не могла с режиссером… Ну, я уже забыла многое, конечно.

Сергей Николаевич: Ну, это было довольно давно.

Елена Коренева: Да. Но обсудить, пересмотреть, поставить под сомнение, предложить что-то новое…

Сергей Николаевич: Невозможно.

Елена Коренева: Нет. Мы так договорились.

Сергей Николаевич: Надо было сделать по тому чертежу, который…

Елена Коренева: Да. При том, что мы с Иосифом Ефимовичем… Я сначала его дико испугала в первой съемке в Германии, что я так себя проявляю – я жду от него еще чего-то, еще какой-то энергии, чтобы он меня подзавел, что ли. Эта первая съемка поставила его в недоумение, и он испугался немножко – не истеричка ли я, и смогу ли я работать? Но потом у нас была просто такая же взаимная любовь. Он хотел снимать меня дальше, но просто я уехала в Америку.

Сергей Николаевич: Я очень хорошо помню ваш спектакль «Месяц в деревне», один из великих спектаклей, у Анатолия Васильевича Эфроса. Меня поразило даже какое-то, ну, не внешнее (это разное абсолютно), но все-таки внутреннее, может быть, сходство с Ольгой Яковлевой, которая играла Наталью Петровну. Как вам было в театре Эфроса – при том, что там была безусловная героиня и безусловная первая актриса Ольга Яковлева?

Елена Коренева: С Олей мы дружили. То есть мы не ходили друг к другу в гости, это не была дружба в большом смысле, мы не продолжаем с ней общаться, но мы с ней были во взаимной такой симпатии, в любопытстве. Она человек с прекрасным чувством юмора, острая на слово, на язык, как говорится. Она очень колоритная и необычная. И она умная, с ней интересно. И у нее интересный темперамент, безусловно, который очень не похож на других, который создан сотрудничеством с Анатолием Васильевичем Эфросом. Правда, когда я из «Современника» перешла, ушла из «Современника»…

Сергей Николаевич: …в Театр на Малой Бронной.

Елена Коренева: Да. Хотя он меня позвал не в театр, а на роль, меня позвали на роль. Причем позвал меня Анатолий Васильевич после 15-минутного разговора на «Мосфильме». Это реально было так.

Я пришла пробоваться на роль в фильме «В четверг и больше никогда» – на ту роль, которую сыграла замечательная Вера Глаголева, прелестная. И какая-то ассистентка очень шумела в углу комнаты. Мы сидели, а она разговаривала так, как будто она режиссер. Мы с Анатолием Васильевичем на нее так поглядывали и пытались услышать друг друга. И буквально… «Да, Лена. Как вам? Вы прочитали сценарий, да? Спасибо». Ну, я сижу. Он говорит: «Ну все, спасибо. Мы вам позвоним». Я говорю: «Как? Этого достаточно?» Он говорит: «Да. Мне достаточно. Мне вся ясно». И вечером мне позвонили и позвали меня в театр.

То есть я хочу сказать, что для меня это было счастье – попасть на репетиции к Анатолию Васильевичу. И я все равно была настолько неопытная актриса, несмотря на классные роли, которые мне тогда уже пришлось сыграть. Я попала к совершенно другому режиссеру, в совершенно другую обстановку.

Сергей Николаевич: Мне интересна просто модель «Яковлева – Эфрос», «режиссер – актриса». Пока, естественно, Анатолий Васильевич был жив, даже на разных сценах они все-таки создавали свой театр. Это была некая модель существования актрисы, да? А если так приглядеться к вашему жизненному сюжету, вы все время рвали, вы все время уходили, вы все время бросали начатое или, я не знаю, даже успешно осуществившееся. Вам было как-то не интересно? Вот что было главным стимулом в вашей творческой жизни до американского периода, скажем так?

Елена Коренева: Я, кстати, вспомнила, что… Я заговорила о «Современнике» и потеряла мысль. Когда я из «Современника» переходила на Малую Бронную к Анатолию Васильевичу, то меня предупредила одна очень хорошая и замечательная актриса, она сказала: «Леночка, будь осторожна. Многие актеры, актрисы у Анатолия Васильевича… Такой там накал! Он любит людей нервных. Но можно заболеть, работая там. Были прецеденты».

То есть когда вы проводите параллель между мной и Олей – меня это удивляет в том смысле, что мы разные. И мне так казалось. Но если отойти на большее расстояние, а не внутри театра, находясь внутри, то, безусловно… Я думаю, что для Анатолия Васильевича я попадала в категорию не актриса, а типажей.

Сергей Николаевич: Типажей женских?

Елена Коренева: Да-да. И что еще забавно? Простите, что я вспоминаю. Мы были на гастролях с «Месяцем в деревне» и, наверное, с «Женитьбой»…

Сергей Николаевич: Да, была «Женитьба».

Елена Коренева: Да. Мы были еще в Шотландии, на этом знаменитом фестивале в Эдинбурге, но мы возили его и в Ленинград. Мы жили с Олей в какой-то гостинице хорошей, в огромном номере вдвоем. То есть все жили в одной гостинице, но у нас был номер на двоих. И как-то Анатолий Васильевич зашел в номер, а мы с ней сидели перед телевизором молча. И он так хохотал! Он сказал: «Федра и Медея молча смотрят телевизор». И вышел. Просто что интересно? Так он…

Сергей Николаевич: Увидел вас, да?

Елена Коренева: Увидел, да. Вот к вопросу о том, почему… Кстати, когда я уходила из Театра на Малой Бронной, то Оля мне тоже так высказалась, мол: «Я тоже, знаешь, люблю устроить и показать характер. Но надо думать, с чем…»

Сергей Николаевич: Останешься?

Елена Коренева: Нельзя же на корню все это рубить. Почему? Ну, Сергей, оглядываясь назад, всегда выстраиваешь какую-то логику, одну или другую. Я бы сказала, что, с одной стороны, безусловно, обстоятельства моей жизни. Ведь по внешнему плану, для зрителей, меня приглашали туда такой-то, меня приглашал сюда такой, а потом такой-то, а потом эдакий. «Ой! Она взяла и пренебрегла».

Сергей Николаевич: И все бросила.

Елена Коренева: Да. Но внутри-то есть… Во-первых, в тех же театрах и на тех же съемочных площадках идет своя жизнь. Как все это делается? Какие выстраиваются взаимоотношения? Чего тебе это стоит?

Сергей Николаевич: Эти отношения.

Елена Коренева: Эти отношения и эти съемки, или эти репетиции. Я не говорю про интриги. Это что-то другое, может быть.

Сергей Николаевич: Вы имеете в виду эмоциональные затраты, да?

Елена Коренева: И эмоциональные. У меня так было в «Современнике», когда я играла в постановке Валеры Фокина «И пойду! И пойду!».

Сергей Николаевич: По Достоевскому.

Елена Коренева: По Достоевскому, «Сон смешного человека». Играл Гарик Леонтьев, Авангард Леонтьев. А мы с Костей Райкиным играли «Записки из подполья», я играла Лизу. Это для Малой сцены. Про это писали много, это очень интересно.

И я тогда… Это то, что называл, видимо, Олег Павлович Табаков «жмет из себя, существует в состоянии тюбика». Я брала из своих ресурсов. А ресурсов у меня было достаточно от природы. У меня эмоциональная и темпераментная семья, включая драматически-трагические события моих родственников – сидели, расстрелян дедушка и так далее. И это все-таки мой потенциал. Но когда играешь сильную драматическую роль и не совсем еще умеешь отстраняться, устраивать дистанцию – потом она переносилась на мою личную жизнь, на мое восприятие моего окружения, самой себя. У меня были непростые женские свои какие-то…

Сергей Николаевич: Переживания?

Елена Коренева: Переживания, да.

Сергей Николаевич: Ну, я так понимаю, что в какой-то момент если даже не кончился этот тюбик, то, по крайней мере, завернуть его головку за крышу захотелось, да? Вы писали в этой книге о том, что вы так израсходовались на вот этих ролях – а это главные роли были, большие были фильмы, большие спектакли, – что в какой-то момент (ну, даже оставим какие-то сторонние обстоятельства, которые, безусловно, тоже повлияли на ваше решение) захотелось как бы перезагрузиться, да?

Елена Коренева: Да.

Сергей Николаевич: То есть обнулиться и начать все заново. Вот это очень интересный момент – обнулиться и начать все заново. Вам не было страшно?

Елена Коренева: Нет. Все, что касается профессии – мне не было страшно.

Сергей Николаевич: Никогда не было страшно?

Елена Коренева: Абсолютно, абсолютно.

Сергей Николаевич: И вот эти десять лет, которые вы провели в Америке (ну почти десять лет – с приездами, с возвращениями), где, в общем, вы не могли профессионально реализоваться, и даже не очень понятно почему. Все-таки все стремятся в Голливуд. Мне рассказывала Андрейченко, как она заставила покупать Шелла этот самый дом, чтобы быть там, в Голливуде, чтобы зацепиться и так далее. У вас такой потребности не было?

Елена Коренева: Это не моя история. Я бы не уехала в Америку, если бы я хотела продолжать быть актрисой.

Сергей Николаевич: Продолжать актерскую карьеру.

Елена Коренева: Категорически нет! Понимаете, дело не просто в профессиональных проблемах. Когда есть что-то более страшное в твоей жизни, что тебя пугает, то сама жизнь тебя волнует, возможность ее продолжать. И как ее продолжать?

Сергей Николаевич: То есть вопрос стоял именно так, да?

Елена Коренева: И люди, которые тебя окружают… То есть у меня было очень много друзей, слава богу, и они остались моими друзьями до сих пор. Но такие процессы, такие вещи происходили со мной… Меня вызывали в Комитет госбезопасности. Меня вызывали в МВД. Это не просто – в советские времена пережить это. Ты не понимаешь, кто друг, а кто враг, и что будет дальше.

Но это не единственное. Я не ощущала себя в одиночестве. У меня прекрасные мама и папа, и я не хотела их волновать тоже. Нельзя же… Ну, как сказать? Если бы у меня был надежный тыл… Да кто в советское время ощущал себя надежно, если уже начинаются какие-то проблемы? А проблемы начались, потому что я и выезжала за границу с картинами, и владела языком, я дружила и общалась с иностранцами, и тесно дружила, и так далее.

Сергей Николаевич: Лена, хотел спросить вас. Вот Америка все-таки подарила вам и какой-то новый совершенно опыт, но и встречи с совершенно замечательными людьми. На самом деле в основном это все-таки русский такой круг. Вы писали про Нину Берберову, про встречу с Иосифом Бродским, про Сашу Соколова. Вот эти впечатления – они что для вас значат? И каких людей вы увидели? Они отличались от того, что вы наблюдали, с кем общались, с кем дружили в России, в Советском Союзе?

Елена Коренева: Да нет.

Сергей Николаевич: Нет?

Елена Коренева: Среда отличалась.

Сергей Николаевич: Среда отличались?

Елена Коренева: Обстоятельства отличались. Обстоятельства, среда. Ну, кампусы, которые…

Сергей Николаевич: Университетские?

Елена Коренева: Университетские. Это все-таки страна в стране. Долго там остаться – может быть, это тоже не мое. Но то, что это был своеобразный подарок, потому что это гениальные места, университеты – и Корнеллский, и Миддлбери в Вермонте, и ряд других. И там действительно ты можешь встретить «сливки сливок» нашей эмиграции – и первой волны, и второй, и третьей. Так и произошло.

Ну, такие же яркие индивидуальности, просто они… Может быть, их отличает то, что они совершили этот шаг рождения. Как тот же Иосиф Бродский высказал примерно такую мысль, что есть несколько этапов рождения: ты рождаешься… Ну, мысль необязательно его, она понятна. Так вот, ты уходишь из дома родителей, но очередными родителями… Особенно если речь о Советском Союзе, тоталитарном обществе, то, покидая страну, ты покидаешь очередных родителей. То есть это еще один этап взросления.

Сергей Николаевич: Если говорить о возвращении… Ну, я понимаю, что вы долго бились (и ваша мама тоже) за возможность как бы вашего обратного въезда, с этим были связаны определенные проблемы. Но мысль о том, чтобы остаться в Америке или жить в Европе (а такая возможность тоже у вас была), она вас никогда не посещала?

Елена Коренева: Forever? Я не формулировала для себя, потому что, однажды получив такую возможность и паспорт… Так – forever, так – не forever. Меняешь все время. Этот вопрос был открыт. И сам факт, что он был открыт по моей собственной воле, конечно, и предполагал: может быть, так, а может быть, так.

Сергей Николаевич: А может быть, иначе, да?

Елена Коренева: Да-да.

Сергей Николаевич: Вот сейчас, уже по прошествии лет, вы как-то уже снова вернулись на круги свои, и вы своя снова и для молодых кинематографистов, и вас приглашает Кирилл Серебренников, и вы играете в «Гоголь-центре». И даже если это небольшие роли, то это всегда очень заметные роли, как это было в фильме Ливнева «Ван Гоги». Вы получаете удовольствие от того, что вы актриса?

Елена Коренева: Сейчас? Да.

Сергей Николаевич: Сейчас – да?

Елена Коренева: Я получаю, когда я работаю, удовольствие. Ну, как вам сказать? Вообще взаимоотношения с понятием, кто я есть и в какой я профессии, у меня сложные по-прежнему.

Сергей Николаевич: Сложные?

Елена Коренева: Да, да, они сложные.

Сергей Николаевич: Опять же в книге, еще задолго до, вы написали: «Моя тема – старость, детство, слабость».

Елена Коренева: Слабости там не было.

Сергей Николаевич: Ну, старость и детство. Да? Я просто подумал как раз в связи с вашей последней по времени работой «Спасти орхидею», где вы играете уже такую пожилую даму…

Елена Коренева: Маму.

Сергей Николаевич: Маму, да. И она – такой прекрасный цветок, о чем вы говорили вначале. Причем частично это ваши слова, я так понимаю, потому что эта техника verbatim предполагает какие-то слова живых персонажей, в данном случае слова матери, ее зовут Вера Васильевна…

Елена Коренева: Вера. Ее так зовут, как и зовут…

Сергей Николаевич: Вера Васильевна, да. Это придуманный, конечно, текст, я так полагаю. Как вам вообще в этой технике, когда нет драматургии, а когда этот текст придумывается на ходу? Вам привычно это?

Елена Коренева: Я работала с Андреем Жолдаком…

Сергей Николаевич: Конечно, да.

Елена Коренева: Он просит называть его Андрий, потому что он с Украины изначально.

Сергей Николаевич: Ну да.

Елена Коренева: Даже в большей степени не в «Кармен», а в «Москва. Психо», я играла современную Медею. Это размышления на тему Медеи, так сказать. «Кармен. Исход» – это было первое наше знакомство с Жолдаком, и там уже я столкнулась с таким методом работы. Хотя в основе известные произведения, но пьеса складывалась на ходу в процессе репетиций, с добавлением живых реплик, живой речи, verbatim – правда, с заимствованием в случае «Кармен»… Нет, в случае с «Кармен» все было переписано. А в случае с Медеей там был и Еврипид, и Ануй. То есть я уже с этим столкнулась.

Сергей Николаевич: Вы знаете, меня поразило то, что, в отличие от артистов театра «Гоголь-центр», вы очень интенсивно как бы проживаете все, что происходит. То есть вы не проговариваете этот текст, а вы им живете. И это тот театр, который нам, скажем так, более привычен. И это очень интересно – сочетание разных актерских манер. Потому что рядом играет Филипп Авдеев бабушку – и это совсем другая как бы история, хотя очень точно он существует в том рисунке, который задан. И вообще спектакль очень нежный, очень такой вибрирующий…

Елена Коренева: Акварельный.

Сергей Николаевич: …такой акварельный. И я думаю, что он никогда не повторяется. Это не такой жесткий рисунок, когда ты идешь по одному и тому же сюжету.

Елена Коренева: Но это не просто. Вот возвращаюсь к вашему вопросу. Это не очень просто. Это непривычно, потому что, безусловно, я все равно привыкла к тому, что есть сценарий, есть пьеса… Ну хорошо, вы сами переписали Шекспира, Чехова, Достоевского, не знаю, кого еще, Вырыпаева, добавили что-то в нее. Но – она зафиксирована. Может что-то рождаться, но как бы… С чего начали – тем и закончили.

А тут была живая жизнь. Я очень люблю сочинять тоже, потому что я все-таки училась на курсах режиссерских у Александра Наумовича Митты, и я привыкла к этой обстановке, когда все участвуют в обсуждении этюдов, короткометражек. И априори это доброжелательная творческая обстановка. Никто не шокирован тем, что один на таком примитивном уровне, а кто-то вырвался вперед, потому что люди могут очень резкий скачок сделать – из ничего в первый номер. Я это наблюдала.

И потом, у меня был опыт с Андреем Ташковым. Он написал пьесу «Доброе утро, любимая», это было в начале 2000-х. Не собирался сам ее ставить, но в итоге сам поставил. И не собирались мы там играть с ним, но в итоге мы сыграли, потому что нам приходилось… У нас репетировали актеры, все затягивалось. В общем, короче, даже стали продюсерами, выкупая декорации и так далее. И мы по ходу этих шести лет, что мы играли…

Сергей Николаевич: А это долго достаточно.

Елена Коренева: Да. Мы думали – камерная история. А это такой траги…

Сергей Николаевич: Трагифарс?

Елена Коренева: Ну, это на самом деле такое фэнтези, связанное… В общем, смешная история. Это фантастический реализм – я так скажу.

Сергей Николаевич: А, вот так?

Елена Коренева: Да. Хороший термин, он ко всему подходит. И была возможность (он автор, он режиссер, а я его правая рука) что-то менять, переписывать, менять костюмы, менять мизансцены. И я там приобрела этот опыт, поэтому я понимаю вот этот метод работы, когда ты приходишь, и все хором начинают…

Сергей Николаевич: Сочинять?

Елена Коренева: Сочинять, да. В этом есть свои плюсы. Ну, это очень нервно для актера.

Сергей Николаевич: Я сейчас задам… просто начну фразы, а вы продолжите, ладно?

Елена Коренева: Ой!

Сергей Николаевич: Любовь угасает из-за…

Елена Коренева: …из-за печали.

Сергей Николаевич: «В краску меня может вогнать…»

Елена Коренева: …все что угодно.

Сергей Николаевич: «Я готова заплакать из-за…»

Елена Коренева: …из-за маленьких трогательных животных, старичков и старушек.

Сергей Николаевич: Вы часто меняете свои взгляды?

Елена Коренева: Ну конечно! Ха-ха-ха!

Сергей Николаевич: Что бы вас сейчас могло больше всего обрадовать?

Елена Коренева: Прорвало трубу в квартире у моей сестры, а сестра в отъезде. Вот если мы не затопили соседей, то меня это очень обрадует.

Сергей Николаевич: Это была Елена Коренева в программе «Культурный обмен» на Общественном телевидении России. А я, Сергей Николаевич, прощаюсь с вами. Всего доброго, до свидания!