Главный дирижёр Большого театра Туган Сохиев: Эпоха оперного театра, когда все стояли в замечательных костюмах и пели, ушла в прошлое

Гости
Туган Сохиев
главный дирижёр и музыкальный руководитель Большого театра

Сергей Николаевич: Здравствуйте! Это программа «Культурный обмен» на Общественном телевидении России. С вами Сергей Николаевич. Мы продолжаем цикл передач, посвященных Большому театру.

И сегодня моим собеседником станет главный дирижер Большого театра Туган Сохиев. Как и все талантливые дирижеры с мировым именем, он нарасхват. До последнего времени он возглавлял Национальный немецкий оркестр в Берлине. Он остается музыкальным руководителем Национального оркестра в Тулузе. Но главным местом его работы, конечно же, остается Большой театр. И только ли это место работы? Об этом сегодня мы с ним и поговорим.

Здравствуйте, Туган Таймуразович.

Туган Сохиев: Здравствуйте.

Сергей Николаевич: Спасибо, что нашли время пообщаться с нашей программой, со мной.

Я хотел спросить вас… Такой наивный вопрос, но я нигде не нашел ответа. Когда вы первый раз переступили порог Большого театра?

Туган Сохиев: Это было в 2014 году. Я приступил к своим обязанностям 1 февраля 2014 года. Я помню, я уже в качестве музыкального руководителя здесь находился в феврале месяце. Но мое самое-самое первое присутствие здесь как зрителя, конечно же, произошло намного раньше…

Сергей Николаевич: Я как раз об этом хотел спросить.

Туган Сохиев: …когда я еще был студентом Санкт-Петербургской консерватории, в один из приездов в Москву. Потому что все-таки Москва, Петербург – города очень соседствующие, несмотря на расстояние. И мы, молодые тогда еще студенты, всегда при малейшей возможности приезжали в Москву. Очень много друзей было здесь. И я помню, что я, к счастью, успел еще посетить старый Большой театр, до реконструкции. Я не помню сейчас, какой был спектакль, потому что я находился в таком восторге от здания…

Сергей Николаевич: От самого факта пребывания в нем, да?

Туган Сохиев: От самого факта пребывания, да. Затем я уже был здесь, но уже на Новой сцене, в качестве дирижера спектакля «Путешествие в Реймс» на Новой сцене. Уже историческое здание было закрыто на реконструкцию.

Сергей Николаевич: То есть таких каких-то ошеломляющих театральных или музыкальных впечатлений просто визит в Большой театр не оставил?

Туган Сохиев: Скорее для меня было важным вкусить этот дух этого театра.

Сергей Николаевич: Атмосферу этого места.

Туган Сохиев: Атмосферу. Это очень важно. Потому что когда ты понимал и знал, какие здесь пели и дирижировали имена, то это все-таки ощущение, что ты входишь в какой-то кафедральный собор.

Сергей Николаевич: Вы все-таки ученик Ильи Мусина и Юрия Темирканова. Ваша альма-матер – это Петербургская консерватория и, конечно, Мариинский театр. Между Большим и Мариинским театром всегда существовало некоторое такое, я бы сказал, соперничество, может быть, за первенство. Как вам кажется, сейчас этот сюжет продолжается?

Туган Сохиев: Мне кажется, что два таких великих театра, два таких исторически важных театра для России не могут вообще по сути своей находиться в конкуренции, потому что это два театра, которые сделали столько для развития русской оперной традиции и для композиторов, которые писали оперы для этого театра и для театра Мариинского. Конечно же, Римский-Корсаков и вообще вся могучая кучка, и Чайковский в большинстве своем писали спектакли, оперы для Мариинского театра, но очень много важных событий происходило в Москве.

Есть, безусловно, разные традиции. Есть традиции исполнительские. Есть традиции сценические. Те художники и режиссеры, которые работали в разных театрах… У каждого театра есть своя книга истории. Но эти два театра всегда дополняли друг друга.

Сергей Николаевич: И все-таки то, что касается московского стиля и петербургского стиля (я имею в виду – и исполнительного, ну и некая музыкальная традиция, которая за этим стоит), они различаются? И вы, будучи учеником и воспитанником в одном месте, а сейчас работаете в главном театре страны, вы чувствуете различие этих стилей?

Туган Сохиев: Безусловно, различие стилей существует. И я как выходец все-таки петербургской школы могу сказать и отметить, что, зная о разнице до этого на словах, я могу сейчас с уверенностью говорить, что да, различия есть. Различия в исполнительных традициях, звуковых, вокальных, вообще в восприятии всего.

Я очень люблю Санкт-Петербург, но сейчас, живя в Москве и приезжая в этот замечательный город, который я считаю своим родным городом, я вижу, насколько там все немножко спокойнее, все медленнее, все более размеренно. И конечно же, это не может не влиять на восприятие музыки, на ее исполнение.

Если говорить очень специфично, если говорить о специфике музыкальной нашей, то вплоть до той же скрипичной школы – совершенно разные традиции и разные стили, манера исполнения. Дирижерские школы очень сильно отличаются. При том, что вы назвали имя замечательного и великого нашего профессора Ильи Александровича Мусина, но здесь был Геннадий Николаевич Рождественский, который до последних своих дней вел класс, и он считался здесь одним из главных корифеев. Совершенно разные системы дирижирования. Я говорю сейчас про технику скорее – не про смысл музыкальный, не про ощущение партитуры и музыки, а про мануальную технику. Они очень разные.

Но мне кажется, что в этом и есть прелесть нашего музыкантского какого-то бытия, когда мы можем, имея петербургскую школу, быть в Москве и пытаться делиться этими традициями петербургскими; при этом воспринимать эти московские традиции и учиться этому тоже, потому что это только нас обогащает.

Сергей Николаевич: Может быть, такой дилетантский вопрос, но тем не менее. Вся история оперного театра во многом делится на таких три больших периода, когда доминировала какая-то одна фигура. Был период безусловный дирижеров: можно вспомнить Караяна, можно назвать Тосканини, Бёма. Был период примадонн: Мария Каллас, Рената Тебальди, Элизабет Шварцкопф. И последние десятилетия проходят под знаком режиссуры.

Как вам кажется, в нынешний период, в нынешнее время все-таки к кому тяготеет оперный театр?

Туган Сохиев: Я бы даже, может быть, задал вам вопрос встречный: как вам кажется, что станет следующим этапом? Вот вы назвали, что была эпоха дирижеров, была эпоха примадонн, сегодня эпоха режиссеров.

Сергей Николаевич: Что следующее?

Туган Сохиев: Кто дальше? Кто займет эту… Я начинаю склоняться к такому ощущению, что дальше – все-таки вот этот синтез зрителя, зрителя современного, зрителя, который сегодня живет ощущениями совершенно другими. И при том, что я не современник Паваротти, я намного младше, но иногда я все-таки в какие-то моменты себя чувствую приверженцем той старой школы оперной. И даже я понимаю, что сегодня мы живем в совершенно другое время.

Сергей Николаевич: И такие sacred monsters, как говорится, они уже невозможны?

Туган Сохиев: Они возможны, они должны быть, но они возникли только тогда, когда для этого были все элементы и та почва, на которой они возникали.

Понимаете, сегодня никто не может отрицать того, что Монсеррат Кабалье обладала феноменальным голосом. И, находясь на сцене, не двигаясь вообще, она сражала всю публику. Я не знаю, не умаляя абсолютно достоинства этой великой певицы, насколько сегодня зритель смог бы на том же эмоциональном уровне воспринимать то, что делала Монсеррат или Паваротти, или Джоан Сазерленд и так далее. Эпоха оперного театра, когда стояли все в замечательных костюмах и пели, к сожалению, ушла сегодня в прошлое.

Сергей Николаевич: И это уже невозможно, да?

Туган Сохиев: Может быть, это когда-то вернется. Но требования тогда были другие. И дирижеры… Вы правильно сказали, что была эпоха и Караяна, и Тосканини, и Туллио Серафина. И Мария Каллас, которую, в принципе, сделал Туллио Серафин, который дирижировал практически все ее спектакли в Ла Скала.

Сергей Николаевич: Вы сейчас вспомнили Туллио Серафина. Дело в том, что у меня было интервью с Нетребко, и Анна сказала, что она очень тоскует по тем временам, когда можно было работать, подолгу работать и репетировать с режиссерами. И как раз привела пример тандема Марии Каллас и Серафина.

А как вам кажется, эта проблема заключается в сроках, в производстве, в этих графиках театральных, которые так часто не совпадают? Почему это сегодня уже невозможно, как и те записи, аудиозаписи, которые делались, скажем, в 60-е, в 50-е годы?

Туган Сохиев: Я для себя нашел этому объяснение очень простое. Я могу ошибаться, но это мое субъективное понимание этой проблемы (потому что на самом деле это проблема).

В те времена, о которых мы с вами сейчас говорили и которые упоминала Анна Юрьевна Нетребко (она прекрасно понимает, о чем она говорит), в те времена не давалось такое количество ни концертов, ни спектаклей. Когда тот же Туллио Серафин или Тосканини готовил… А он же работал в Америке, и у него был оркестр NBC, с которым он очень много записал концертных версий опер Верди. И я это знаю по мемуарам и по дневникам певцов, которые с ним работали. Шесть недель – страница за страницей – Тосканини приглашал к себе в студию и по странице отрабатывал с каждым певцом по ноте: смысл, тише, громче, мягче. И давался один концерт. Это при том, что готовилось все это три-четыре месяца.

Сегодня мы живем в то время, когда каждый вечер любой театр мира, любой концертный зал мира дает либо спектакль, либо концерт. Мы колоссально увеличили количество этих спектаклей! Когда в музыке вы увеличиваете количество, то начинает страдать качество.

А артистов-то становится… Вы думаете, что времена Каллас или во времена Кабалье или Паваротти было больше певцов? Столько же. Просто было меньшее количество спектаклей и концертов, поэтому эти звезды точечно, единично появлялись либо в Ла Скала, либо в Метрополитен, Ковент-Гарден и так далее.

Или тот же Большой театр. При всем том значении и величии всех певцов, которые пели в Большой театре, но Елена Образцова или Вишневская не пели здесь каждый вечер. Появление этих великих артистов на сцене Большого театра было правда событием. Они не пели здесь каждый вечер.

Сергей Николаевич: Как главный дирижер вы наверняка столкнулись с проблемой, что нужно поддерживать некий уровень – то, что называется уровнем Большого театра. В этой связи у меня как бы два вопроса.

Как вам кажется, вообще Большой театр какое место занимает в системе координат мирового музыкального театра? Ну, мы знаем, что есть три главных или четыре главных музея мира. Входит ли, на ваш взгляд, Большой театр в пятерку главных театров мира?

И второй вопрос. Каким образом, если звезды в любом случае сияют не каждый день, как обеспечить вот этот уровень, высокий уровень исполнительского искусства?

Туган Сохиев: Существует в мире две системы показа оперных спектаклей. Есть так называемая система Stagione, по которой работают практически все европейские театры… мировые театры, кроме немецких. Что значит система Stagione? Готовится одна опера – например, опера «Травиата» – и репетируется одним составом певцов шесть недель. И дается, например, семь или восемь спектаклей с перерывами.

И есть система репертуарного театра, когда… В России, например, эта традиция давно существует. В Германии то же самое. Это когда вы даете каждый вечер совершенно другие, разные спектакли, и есть труппа. Вот это принципиальное различие – во всех репертуарных оперных театрах есть своя труппа. И очень многие театры приглашают на какие-то важные роли интересных зарубежных гостей.

Большой театр сегодня, на мой взгляд, находится в самом выигрышном положении, с точки зрения системы показа спектаклей. Мы взяли самое лучшее из репертуарного театра – то есть мы имеем свою труппу, мы ее пополняем, мы ее развиваем, мы находим молодые голоса и таланты, потому что у нас их много в стране. И мы понимаем, что, показывая спектакль блоками… То есть если у нас сегодня «Евгений Онегин», то мы показываем три, четыре, пять спектаклей. Это обеспечивает прежде всего качество показа спектакля. У нас сохраняется один и тот же состав оркестра. Дирижер имеет возможность вместе с певцами от спектакля к спектаклю…

Ведь артист, любой артист все-таки всегда в поиске. Если что-то не получилось на первом спектакле, на втором можно попробовать разные… То есть спектакль все-таки начинает приобретать какую-то жизнь, происходит эволюция спектакля.

И я должен сказать, что, учитывая сегодня принцип показа спектаклей, учитывая уровень певцов, которые появляются сегодня в Большом театре, уровень и те имена режиссеров, которые приезжают сегодня в Большой театр, я смело могу сказать, что на протяжении последних пяти лет Большой театр снова вернулся в эту пятерку. Не хочу говорить, может быть, что музеев – оперных театров. Потому что сегодня все великие оперные театры – и Метрополитен, и Парижская опера, и Ковент-Гарден – пытаются все-таки идти в ногу со временем и модернизироваться. И ощущение зрителя сегодня другое немножко.

Поэтому те же режиссеры, которые ставят спектакли в Париже, в Нью-Йорке или в Лондоне, – это все те же самые режиссеры, которые будут ставить или ставят у нас спектакли в Большом театре. Это то, к чему мы шли долго. Прежде всего это команда сегодняшняя, которая стоит во главе этого театра.

Мы понимали, что можно очень качественно сделать премьеру любую, потому что премьера всегда готовится, но текущие спектакли, которые проходят здесь каждый вечер… Я как музыкальный руководитель особенно за этим слежу и даже встаю за пульт каких-то спектаклей. Спектакль, который здесь идет с 1948 года, «Борис Годунов» – вы понимаете, какое количество наслоений, штампов, пыли музыкальной?

Сергей Николаевич: Музыкальной пыли…

Туган Сохиев: И приходится иметь текущий репертуар, потому что иначе в Большой театр можно ходить только на премьеры. А для меня очень важно, чтобы человек, который пришел на обычный спектакль, текущий, рядовой, очередной спектакль – «Евгений Онегин» или «Пиковая дама», или «Царская невеста», или «Дон Карлос», – он это слушает как будто в первый раз, как будто это премьера. То есть качество спектаклей текущих и премьерных не должно…

Сергей Николаевич: …не должно различаться.

Туган Сохиев: Не должно.

Сергей Николаевич: Игорь Стравинский считал, что дирижер должен читать музыку, а не интерпретировать ее. Как вы считаете, вообще дирижер может себе позволить уйти от чтения все-таки в интерпретацию? Мы же часто говорим об интерпретации того или иного дирижера. И где та грань, которая отделяет произвол, скажем так, от попыток собственного прочтения?

Туган Сохиев: Мы вообще по сути своей… Искусство – это же вообще субъективный жанр. А музыка – особенно. Читая Достоевского, мы с вами понимаем его по-другому, мы его все-таки интерпретируем для себя. И музыканты – люди очень эмоциональные, очень увлекающие. Мы всегда начинаем интерпретировать тоже.

Сергей Николаевич: Ну конечно.

Туган Сохиев: Я в этом случае, конечно же, соглашусь с Игорем Стравинским. Безусловно, дирижер или музыкант (пианист, скрипач – неважно) должен постараться все-таки дойти до сути, до задумки композитора. И все-таки его интерпретация должна опираться на попытки понять замысел композитора.

Сергей Николаевич: И услышать его.

Туган Сохиев: Услышать его и сказать это своими словами.

Сергей Николаевич: Есть музыкальные произведения, которые сопровождают дирижера всю его жизнь, он продолжает все время к ним возвращаться. И я думаю, что таким произведением вашей жизни было «Путешествие в Реймс» Россини. Вы дирижировали и в Мариинском театре, и в Большом, в 2017 году эта опера снова вернулась. Почему вам так дорого именно это произведение?

Туган Сохиев: Ну, может быть, не только «Путешествие в Реймс», но и тот же «Евгений Онегин», который сейчас у нас в репертуаре и которым мы открывали сезон сейчас. Или «Сказка о царе Салтане», которая как-то за мной идет. И я за ней.

Сергей Николаевич: И вы за ней?

Туган Сохиев: И я за ней, да. Я попытаюсь как-то сформулировать, почему «Путешествие в Реймс». Потому что это та партитура, которая, на мой взгляд, очень сильно отличает Россини от всех его других опусов.

Сергей Николаевич: Считается, что она такая французская?

Туган Сохиев: Она очень французская. Ведь он же ее писал для коронации. И если мы посмотрим «Севильского цирюльника» или «Итальянку в Алжире», или все его другие оперы, то эта опера все-таки отдельно. Он гениально смог сочетать в этой опере свое остроумие, свое ощущение юмора в музыке с каким-то абсолютно искренним пиететом к коронации короля Франции – что, может быть, не каждому композитору бы удалось. Наверное, другой композитор написал бы очень помпезно, серьезно. Тогда же рубили головы. Понимаете, можно было казнить, если бы королю не понравилось. И его бы лишили тогда, ну я не знаю, премии или наказали бы.

Сергей Николаевич: Изгнали. Такое тоже бывало.

Туган Сохиев: Вы представьте, что тогда это слушали на коронации. Это опера, которая длится три часа. И ее слушали, ее слушал сам король. Попросили Россини – он написал. Это тоже такая честь. Поэтому она очень особенная. В ней есть уважение к монархии, уважение, может быть, к личности короля.

Он очень любил французскую культуру. Ведь потом недаром он использовал всю эту музыку в другой своей опере, которая называется «Граф Ори», и она уже на немецком… на французском языке.

Сергей Николаевич: На французском языке.

Туган Сохиев: На французском языке. Я оговорился. Та же самая музыка, другой сюжет и другой язык – французский.

Сергей Николаевич: Но я так понимаю, что какая-то особая любовь к Франции и вообще тяга к французской культуре, к французской музыке, в общем, вполне объяснима. Вы многие годы возглавляете Национальный оркестр Тулузы. Так это называется?

Туган Сохиев: Очень длинное название – Национальный оркестр Капитолия Тулузы. Длинное название.

Сергей Николаевич: И что вам это знакомство с французской культурой и конкретно работа в этом оркестре дает? Вы продолжаете там руководить оркестром, я так понимаю.

Туган Сохиев: Вообще я бы хотел, поскольку вы упомянули о французском оркестре, я бы отдельно хотел сказать, отметить, что мы, музыканты, в России имеем очень широкие и очень глубокие познания в области французской музыки – чего я не могу сказать о других европейских странах. В процессе обучения, в процессе нашего музыкального образования мы настолько часто сталкиваемся с музыкой французских композиторов, что мы знаем подчас очень много, а иногда даже больше, чем сами французы.

Сергей Николаевич: Чем сами французы?

Туган Сохиев: Конечно. Другой вопрос, что традиции исполнительские. Мы в России играем французскую музыку совершенно по-другому. Я это понял только тогда, когда приехал во Францию. Мне казалось, что «Море», симфоническая поэма Дебюсси, когда у нас ее играют в России, то у нас скорее это похоже на Балтийское море, очень холодное!

Сергей Николаевич: Северное, холодное.

Туган Сохиев: Северное, да. А Дебюсси немножко писал про другое море. И он вообще не писал про море. Это ощущения, это экспрессионизм, который идея моря навевает человеку. Понимаете? То есть это не конкретика. Это не море Римского-Корсакова, которое есть и в «Салтане», и в «Садко», и в «Шахерезаде». Это другое море.

Или «Послеполуденный отдых фавна» того же Дебюсси, или Равель, или то же «Болеро». Не хочу обижать никого, ни нашу культуру, ни наши музыкальные и исполнительские традиции, но мы все-таки играем это очень по-русски. Я, конечно же, очень много приобрел опыта там, именно исполнительского.

Сергей Николаевич: Она более свободная, да?

Туган Сохиев: Она более свободная, она более полетная, она более прозрачная, она перетекает из одного состояния в другое очень быстро и незаметно. Впрочем, как вообще все французское.

Сергей Николаевич: У вас было такое забавное воспоминание о том, как вы дирижировали немецким оркестром в Берлине с французской исполнительницей, и немцы не могли попасть в эти доли, и она не могла. Ну, по крайней мере, совпадения не происходило, когда вы играли. Кажется, это было…

Туган Сохиев: Это был концерт Равеля соль-мажорный.

Сергей Николаевич: Концерт Равеля, да.

Туган Сохиев: Была замечательная пианистка Элен Гримо.

Сергей Николаевич: Гримо, да.

Туган Сохиев: Француженка. Я помню, мы очень долго с ней переглядывались, потому что первоклассный немецкий оркестр, Берлинский, играл Равеля по нотам. Вот написано Allegro – значит Allegro; две четверти – две четверти.

Вы понимаете, что в музыке иногда градация «чуть медленнее», «чуть быстрее» – это даже словами не объяснить. И вот ощущение, когда музыкант это делает своей музыкальной внутренней интуицией – и уже получается тогда какой-то стиль, как французский. Немцам иногда это приходится объяснять.

Сергей Николаевич: Так что в этом смысле русские тоже не одиноки, да? То есть немецкая традиция…

Туган Сохиев: Нет, ну мы более чувствительные.

Сергей Николаевич: Более чувствительные?

Туган Сохиев: Конечно. Нет, русским музыкантам не надо такие эмоциональные музыкальные моменты объяснять. Мы, может быть, даже скорее в этом направлении слишком… Даже где-то хочется отступить.

Сергей Николаевич: Остановиться.

Туган Сохиев: Остановиться, да. Мы же любим экстрим. У нас крайности всегда.

Сергей Николаевич: Мы говорили с Владимиром Георгиевичем Уриным о некой проблеме, которая налицо: в репертуаре Большого театра нет современных российских опер, нет современных российских композиторов. Это выбор Большого театра или их действительно нет? Вот что вы как музыкальный руководитель театра по этому поводу думаете?

Туган Сохиев: Это серьезная проблема, серьезная проблема, и не только Большого театра, а это сегодня проблема всех оперных театров.

Сергей Николаевич: Вообще в мире, да?

Туган Сохиев: Вообще. Я знаю, что многие оперные театры пытались и продолжают заказывать современным композиторам, но почему-то ни одна из этих исполненных опер современных не возвращается в репертуар. И у зрителей нет желания ее еще раз услышать. По этой причине театры не возобновляют эти названия. Мы же с вами понимаем, насколько современно, скажем, звучали оперы Прокофьева.

Сергей Николаевич: И балеты.

Туган Сохиев: И балеты. Насколько сложна вообще по языку опера «Нос» Шостаковича. Эти оперы хочется слушать и слушать, и переслушивать, и понимать, и вникать еще раз.

Вот мне кажется, что сегодня роль и задача всех оперных театров мира – сподвигнуть, вдохновить композиторов на создание по-настоящему оперных каких-то шедевров, чтобы, когда мы говорим «опера», там правда были вокальные какие-то красивые мелодии – или арии, или ариозо, или дуэты. Потому что если опера звучит, как звучит современная музыка в исполнении симфонического оркестра (что сегодня очень хорошо и много делается), то это немножко другой жанр. Голос все-таки имеет свои какие-то ограничения. Наверное, пока еще не все композиторы чувствуют, что это им близко.

И мне бы хотелось, конечно, чтобы молодые, пусть молодые композиторы (и не очень) писали оперы. Мы ждем, ищем. Мы сделали уже заказ (об этом говорилось уже и в прессе) молодому, но сегодня уже хорошо известному композитору. Мы пока знакомимся с материалом. Мы пытаемся понять, что это, о чем это.

Сергей Николаевич: И что из этого можно будет сделать.

Туган Сохиев: Да. Но это очень сложный вопрос. И это началось не сегодня, проблема-то возникла давно.

Сергей Николаевич: В новой репертуарно афише, которая была заявлена совсем недавно, значится опера «Гостиный двор» Василия Пашкевича. Я так понимаю, что это опера конца XVIII века. Это такие раритеты, уже архивные какие-то находки.

Туган Сохиев: Да.

Сергей Николаевич: Я понимаю, что есть еще «Дидона и Эней», которую вы привозите из Экс-ан-Прованса. Вообще этот упор на XVIII век – это случайность или так сложилась афиша?

Туган Сохиев: Во-первых, если вы заметили, уже на протяжении пятого сезона, четыре года в Большом театре появляется каждый сезон новое барочное название. Гендель, например…

Сергей Николаевич: «Альцина».

Туган Сохиев: «Альцина» и «Роделинда». И это очень хорошая традиция, потому что надо понимать, что все музыкальное наследие, на котором базируемся мы сегодня, любой оперный театр, оно истоками вышло из этой эпохи – барокко. И великие композиторы – и Верди, и Пуччини, и Чайковский – все знали, уважали и понимали этот стиль, эту эпоху и ценили.

И почему мы вернулись, решили обратиться к Пашкевичу? Потому что важно было показать, что в ту эпоху не только итальянские композиторы творили. Екатерина ведь привозила, очень много приглашала. И были придворные композиторы, итальянцы, которые писали при дворе в Санкт-Петербурге, жили и писали оперы. Она сама даже писала, сочиняла какие-то оперы. И появился такой Пашкевич, наш русский композитор, который абсолютно в духе традиционного итальянского барокко написал эту комическую оперу, называется «Гостиный двор».

Мы хотим подчеркнуть, что Русское барокко тоже существовало, и надо о нем знать. Это один из первых русских барочных композиторов. Не так у нас все плохо было.

Сергей Николаевич: Не только были заимствования.

Туган Сохиев: Конечно, это было подражание итальянской школе, итальянской композиторской школе, но все-таки был наш.

Сергей Николаевич: Несколько лет тому назад Чечилия Бартоли выпустила диск, как раз посвященный музыке, которую она нашла в русских архивах.

Туган Сохиев: Написанная при дворе.

Сергей Николаевич: Написанная при русском дворе. Так что в этом смысле устремление понятно.

А вот вас как музыканта, как дирижера какая эпоха, какое время, какая музыка все-таки сейчас больше всего вдохновляет? И о какой музыке вы думаете с наибольшим удовольствием? Может быть, это не всегда совпадает с планами Большого театра, но, тем не менее, вот что дает вам какое-то отдохновение и счастье сейчас?

Туган Сохиев: Мне сложно сказать о какой-то одной эпохе, потому что сейчас, открывая сезон в Большом театре, у меня в голове и ушах звучит партитура «Евгения Онегина».

Сергей Николаевич: Все-таки «Евгения Онегина», да?

Туган Сохиев: Да. А закрывали мы сезон – мы вернулись к замечательной постановке Туминаса «Катерина Измайлова», XX век.

Сергей Николаевич: Это Шостакович.

Туган Сохиев: Это настолько, я бы сказал, честная музыка! Она до капли крови честная! Понимаете? Все эти сцены – и убийство, и арест, и каторга в конце – это настолько современно, это настолько трогает, что… Мне сложно говорить.

Сергей Николаевич: Сложно? То есть вы из разной музыки состоите, да?

Туган Сохиев: Да, мне нравятся все стили. И мне бы не хотелось выделять кого-то особенно из композиторов, потому что они все замечательные.

Сергей Николаевич: Замечательный балетный критик Вадим Гаевский определил, что такое большой стиль в русской опере и в русском балете. Он считает, что он возник как бы из двух источников, по двум причинам – как театральное эхо великих побед и как театральное воплощение великих ожиданий. Так было после победы в Отечественной войне против Наполеона, так было и после победы в Отечественной войне против германского фашизма.

Как бы вы сегодня определили стиль Большого театра?

Туган Сохиев: Я бы попытался его охарактеризовать следующими словами или следующими предложениями. Сегодня Большой театр пытается (и делает это очень неплохо, если говорить очень нескромно) возобновить то величие (я говорю без пафоса сейчас) русской оперной школы, русской оперной традиции, но мысля и разговаривая абсолютно современным языком.

Мы не говорим, что надо вернуть Большой театр в 50-е, 60-е, 70-е великие годы этого театра. Мы говорим, что мы бы хотели написать продолжение этой великой истории Большого театра, потому что театр может жить и существовать только тогда, когда он имеет отклик у современного зрителя.

И когда мы говорим «современные спектакли», иногда меня неправильно понимают. Я не всегда сторонник современного прочтения той или иной партитуры, но я сторонник современного театра, когда сегодня наши с вами современники, приходя в театр и слушая оперу «Борис Годунов» в постановке 48-го года, вслушиваясь в музыку Мусорского и вслушиваясь в фразы Пушкина, находят отклик в том, что сегодня они переживают, сегодня, в 2019 году, в жизни. И это может происходить на уровне какого-то семейного ощущения, на уровне страны, на уровне мира, на уровне, не знаю, какого-то рабочего контекста. Но это зритель, который приходит и сегодня может живо реагировать на то, что происходит на сцене. Вот это современный театр.

Сергей Николаевич: Но, безусловно, в основании его русская музыка, русская традиция?

Туган Сохиев: Конечно, русская традиция. Мы не должны тягаться с Ла Скала и говорить, что мы играем или поем Верди лучше, чем это делают в Милане. Мы должны делать хорошо то, что мы хорошо умеем делать. А это наша с вами русская музыка, наши российские композиторы, наши русские традиции, наша русская вокальная школа, которую по праву сегодня все в мире признают и говорят, что это единственная школа, которая не угасла, это единственная страна, которая продолжает производить голоса. Пока в других странах наступил абсолютнейший вокальный кризис, наша страна продолжает рождать эти вокальные таланты, голоса. Мы их ищем, мы их приглашаем, мы их воспитываем, развиваем. Мне кажется, это то, что сегодня нас очень сильно интересует в Большом театре – не то, чем сегодня живет театр, а чем театр будет жить в будущем.

Сергей Николаевич: Последний вопрос связан, конечно же, с «Дон Жуаном». Он заявлен в программе, он заявлен в афише этого сезона. Я так понимаю, это первый «Дон Жуан» в вашей жизни?

Туган Сохиев: Нет.

Сергей Николаевич: Были?

Туган Сохиев: Было два уже.

Сергей Николаевич: Было два? То есть это третий уже «Дон Жуан»?

Туган Сохиев: Это уже третий, да.

Сергей Николаевич: И каждый подступ к этой музыке – это, наверное, все-таки какое-то событие в жизни дирижера?

Туган Сохиев: Событие и ощущение, что каждый раз эта бездна становится…

Сергей Николаевич: Бездна? Ты смотришь в эту развернувшуюся бездну!

Туган Сохиев: И каждый раз как-то становится все страшнее, потому что, зная эту партитуру, зная эту музыку наизусть, каждую ноту, ты все равно находишь что-то новое, ты все равно находишь между строк какой-то двойной смысл все время. И ты думаешь: «Какой он был гениальный! – Моцарт. – Как ему удалось это повернуть так?» И ведь недаром у Петра Ильича Чайковского в конце его жизни всегда у него рядышком на столе была партитура «Дон Жуана».

Сергей Николаевич: То есть это воплощение чистой музыки?

Туган Сохиев: Да, это какая-то… И мне кажется, что в этом есть еще непонятность какая-то, даже для меня. Я надеюсь, что я еще не все понял в этой опере. Буду продолжать искать. И мы все попытаемся к нашей постановке в июне приблизиться к гению Моцарта и рассказать эту историю по сути – очень простую, очень живую и очень по-человечески понятную, но написанную гениальным композитором.

Сергей Николаевич: Спасибо большое, Туган Таймуразович.

Туган Сохиев: Спасибо и вам.

Сергей Николаевич: Удачи вам в этом сезоне и всегда!

Туган Сохиев: Спасибо, спасибо вам.

Сергей Николаевич: Это был Туган Сохиев, главный дирижер Большого театра. А героиней следующего театрального выпуска «Культурного обмена» будет самая юная прима-балерина Большого театра Ольга Смирнова.

Ну а я, Сергей Николаевич, прощаюсь с вами. Всего доброго, до свидания!