Игорь Верник: Табаков выходил с нами на поклон не один, не два и не три спектакля, хотя не участвовал. Он выходил, потому что был счастлив за нас

Сергей Николаевич: Здравствуйте! Это программа "Культурный обмен" на Общественном телевидении России. С вами Сергей Николаевич. Так часто бывает, что после двух-трех удачных ролей в кино или на телевидении за актером закрепляется некая маска, а точнее, набор штампов, который потом успешно тиражируется. И надо потратить целую жизнь, чтобы вырваться из них и доказать, что ты можешь что-то большее и стоишь большего. И в этом смысле театральная судьба нашего гостя является вдохновляющим примером того, как терпение, мужество и, конечно, талант помогли состояться большому драматическому артисту, может быть, даже вопреки звездному амплуа шоумена. Сегодня у нас в гостях народный артист России Игорь Верник.

Игорь Верник – актер театра и кино, продюсер, теле- и радиоведущий, народный артист России. Родился в Москве в семье режиссера Всесоюзного радио, народного артиста России Эмиля Григорьевича Верника и педагога музыкальной школы Анны Павловны Верник. Окончил Школу-студию МХАТ. В 1986 году был принят в труппу МХТ имени Чехова, где работает и по сей день. На его актерском счету более ста ролей в театре и кино, однако особую популярность Игорь получил благодаря участию в различных телепроектах, среди которых передача "2Верник2" с братом-близнецом Вадимом Верником.

Сергей Николаевич: Игорь, привет.

Игорь Верник: Приветствую, Сережа. И спасибо большое за такое представление.

Сергей Николаевич: Скажи мне… Первый раз я услышал о твоем существовании – это было в 80-е годы. И на самом деле я знал о твоем брате, который известный и журналист, и телеведущий, и так далее. И мне тогда мой приятель сказал: "У него есть однояйцовый близнец". Почему-то запомнилось это словосочетание. А чем они отличаются, эти однояйцовые близнецы, от обычных близнецов?

Игорь Верник: Во-первых, чем отличаются товарищи от других? Тем, что одни говорят истину, а другие дезинформируют. Мы не однояйцовые.

Сергей Николаевич: Вы не однояйцовые?

Игорь Верник: Мы разнояйцовые.

Сергей Николаевич: Давай это зафиксируем.

Игорь Верник: Да, это нужно зафиксировать как минимум в отношениях твоих с тем товарищем, который тебя…

Сергей Николаевич: …так дезинформировал.

Игорь Верник: Да, так дезинформировал. Во-вторых, мы разнояйцовые в том смысле, что… Близнецы – это как две капли воды.

Сергей Николаевич: Да-да-да.

Игорь Верник: Вот это однояйцовые близнецы.

Сергей Николаевич: Однояйцовые близнецы, ага.

Игорь Верник: Да. А разнояйцовые – это когда разные.

Сергей Николаевич: Разные, да?

Игорь Верник: Поскольку ты хорошо знаешь Вадика, и я надеюсь, что зрители канала тоже хорошо знают Вадика… Мы очень разные внешне.

Сергей Николаевич: Разные абсолютно.

Игорь Верник: И конечно, мы очень разные вообще по большому набору всяческих качеств. Но при этом мы, безусловно, абсолютные братья. На самом деле мы, конечно, близнецы даже больше, чем двойняшки. Понимаешь?

Сергей Николаевич: Двойняшки, да?

Игорь Верник: То есть мы так похожи…

Сергей Николаевич: Никогда этого не скажешь, особенно когда смотришь вашу программу "2Верник2", что абсолютно разные люди, абсолютно разного темперамента, я не знаю, каких-то воззрений, лексики. Ну, понятно, что он журналист, а ты артист – это все-таки разные амплуа. Но я так понимаю, что ты старше.

Игорь Верник: Я старше вообще, в принципе, в нашем дуэте на 15 минут.

Сергей Николаевич: Ровно на 15 минут?

Игорь Верник: Это, конечно, спор, так сказать, ученых уже, кто старше, а кто младше – тот, кто появился первым, или тот, кто задержался, и он старше. Но в нашем с Вадиком тандеме я старший в том смысле, что за решениями, как правило, Вадик приходит ко мне, причем за решениями разного рода задач – больших, глобальных и ничтожных, малых. Ну, как-то так уже сложилось с детства. Это менять не хочется, да и не надо. Это, что называется, наша модель жизни. Но при этом точно так же и Вадик для меня абсолютный мой…

Сергей Николаевич: Альтер эго?

Игорь Верник: Друг.

Сергей Николаевич: Друг?

Игорь Верник: Абсолютный мой союзник и человек, к которому я тоже прихожу за решениями. Просто я к нему за решениями прихожу по-другому. Если он говорит мне: "Что мне сказать? Что мне сделать?" – и так далее, то я, когда советуюсь с ним, я ему говорю: "Значит, я буду это делать так".

Сергей Николаевич: Надо услышать…

Игорь Верник: Но краем глаза и краем уха я слушаю его реакцию. Я не могу впрямую спросить: "Как ты считаешь?"

Сергей Николаевич: "Как мне надо сделать?"

Игорь Верник: "Как ты считаешь?" Я не могу так.

Сергей Николаевич: И часто ты прислушиваешься к нему?

Игорь Верник: Ну, я думаю, что практически всегда. Во всяком случае, я слушаю его мнение, оно мне важно. Я, может быть, не всегда делаю так, как он сказал, потому что я проверяю на нем, но, конечно, с ним я советуюсь обо всем.

Сергей Николаевич: Скажи мне… Ну, вы в такой театрально-артистической семье родились. И я имел честь видеть и познакомиться с вашим папой, Эмилем Григорьевичем Верником, который абсолютная легенда российского радио, он был всегда. И дай Бог ему здоровья. Скажи, пожалуйста, вот то, что эти радиоголоса иногда живали в вашем доме, ты видел этих людей известных, то, что все время это радио звучало – это как-то наложило отпечаток на всю вашу жизнь?

Игорь Верник: Сережа, ты прав абсолютно, потому что радио – знаешь, это был еще один член нашей семьи.

Сергей Николаевич: Семьи, да?

Игорь Верник: Радиоприемник. Я скажу, он в каком-то смысле даже был не неодушевленным предметом, а безусловно одушевленным. Возможно даже, самым одушевленным предметом, потому что столько души в него вкладывал наш папа: и с той стороны – со стороны динамика, то есть изнутри; и с этой стороны – с точки зрения уха, которым он слушал это радио, вслушиваясь в голос, в нюансы, в музыкальные какие-то сопровождения, в динамику, в драматургию спектаклей, которые он создавал, или в драматургию стихотворных произведений, он тоже часто работал с большими очень актерами. Конечно, этот предмет с тремя кнопками и, в общем, довольно холодной формы – он, конечно, жил в нашем доме. Папа иногда нас брал с собой в студию звукозаписи. И я помню очень хорошо, как Иннокентий Михайлович Смоктуновский, скажем, приходил с термосом своим и с тапочками. Он переодевался перед тем, как войти в студию.

Сергей Николаевич: Войти в студию, да?

Игорь Верник: Он был в тапочках, потому что вообще… Это, кстати, очень точно. Для меня тоже обувь имеет огромное значение, потому что она как бы – ну, как сказать? – она отдает всю физику, которая потом рождает эмоцию. Но я ни у кого другого подобного ничего не видел.

Сергей Николаевич: Скажи мне… Вот то, что касается радио. Вообще я думаю, что когда актеры так страшно переживают тот момент, когда режиссер решает, что его переозвучивает кто-то, я понимаю, что 60% ролей ушло просто в корзину, да?

Игорь Верник: Да.

Сергей Николаевич: Все-таки голос решает все, очень многое по крайней мере?

Игорь Верник: Очень многое.

Сергей Николаевич: Очень многое. Вот этот голос… Вот есть в твоей жизни голос, который, я не знаю, является символом для тебя актерского класса, актерской высоты?

Игорь Верник: Нет, сложно. Это, скорее, профессия моего папы, потому что он, я думаю… Кстати, папа тоже… Вот мы говорили с тобой о том, как мы советовались с братом. Вот папа очень много советовался с мамой. Мама в этом смысле была его тоже абсолютно лакмусовой бумажкой, по которой он проверял абсолютную кристальную точность своего выбора. И вот я думаю, что папа, закрыв глаза, мог, конечно, отделить, я не знаю, Сан Саныча Калягина от его формы, образа и услышать его неповторимую интонацию. Можно называть бесконечно актеров. Для меня голос, конечно, играет огромное значение. И вот так если говорить про голос, то я тебе скажу… Ну, ты сказал "голос", и у меня сразу первое, что возникло – это мамин голос.

Сергей Николаевич: Мамин голос, да?

Игорь Верник: Мамин, да. Мама не была актрисой, но она прекрасно пела. Я думаю, что она могла бы быть актрисой прекрасной. А так, конечно, Ефремов… Да нет, этот список бесконечен. Это, конечно, большое счастье, что довольно большой период своего созревания я ведь жил не в актерской среде. Это Вадик, мой брат, он собирал открытки, он умолял папу, и папа делал это…

Сергей Николаевич: Собирал автографы?

Игорь Верник: Получал автографы от актеров, которых Вадик боготворил. Я относился к этому…

Сергей Николаевич: Достаточно спокойно, да?

Игорь Верник: Я относился спокойно и ничего в этом на самом деле не понимал. А он знал все программки, он знал всех актеров во всех театрах, труппах.

Сергей Николаевич: Составы, да?

Игорь Верник: И многие главные режиссеры театров, я думаю, не знали о наличии тех актеров в своих труппах, которых знал Вадик.

Сергей Николаевич: Потрясающе!

Игорь Верник: То есть он реально жил этим. Я – нет. Я к тому, что в этот мир, как в воронку, в театральный мир я входил именно во многом через голоса, которые звучали из радиоприемника.

Сергей Николаевич: В 2016 году исполнилось ровно 30 лет, как ты состоишь в труппе Московского художественного театра, то есть уже 32 года ты артист МХТ. Первой ролью, ну, если судить по списку, который вывешен в "Википедии", был Дамис в "Тартюфе". Это был спектакль Анатолия Васильевича Эфроса.

Игорь Верник: Да.

Сергей Николаевич: Он вводил тебя? Или ты уже… Как это было?

Игорь Верник: К сожалению, Эфрос меня не вводил меня. Когда мы учились на четвертом курсе, мы посмотрели этот спектакль, студенты…

Сергей Николаевич: Студенты?

Игорь Верник: Были такие прогоны.

Сергей Николаевич: Прогоны, да.

Игорь Верник: Мы посмотрели спектакль – и мы просто сошли с ума от того, что вот это классическое произведение Мольера можно превратить вот в такое…

Сергей Николаевич: В такое действо, да?

Игорь Верник: …в такое современное дерзкое сегодняшнее действо, знаешь, открытое принципиально другим ключом. Это была какая-то просто инопланетная работа. И потом, когда через два года я пришел в театр после окончания института, после того как отслужил в армии, меня наконец распределили во МХТ. Я, конечно, смотрел этот спектакль еще, может быть, из-за кулис, но довольно долго не играл в нем. Играл я всяких долдонов, знаешь, людей без лица, в черных костюмах, гостей на балу.

Сергей Николаевич: То есть массовки?

Игорь Верник: Массовки. Массовок я такое количество наигрался – мало не покажется. Ну, это естественно, это нормально. В какой-то момент – да. В какой-то момент мне предложили сыграть Дамиса. Я играл с Ангелиной Иосифовной Степановой.

Сергей Николаевич: А, то есть ты со всем этим составом?

Игорь Верник: Я играл, конечно.

Сергей Николаевич: И с Настей Вертинской?

Игорь Верник: И с Настей, и с Сан Санычем Калягиным.

Сергей Николаевич: с Любшиным.

Игорь Верник: С Любшиным Станиславом Андреевичем, конечно. Я играл в этом золотом, великом составе. Я даже, по-моему, немножко еще поиграл с Юрочкой Богатыревым, чуть-чуть совсем.

Сергей Николаевич: Ты застал его, да?

Игорь Верник: Да.

Сергей Николаевич: И это был такой настоящий театр, частью которого ты стал, да? И это была, наверное, потрясающая удача.

Игорь Верник: Это было чудо.

Сергей Николаевич: Но это уже конец, соответственно, 80-х годов.

Игорь Верник: Да, да.

Сергей Николаевич: Это уже вовсю перестройка. И какой-то новый театр нарождался – при том, что интерес к театру в обществе падал, да? По крайней мере, уже таким властителем дум театр в этот момент не был.

Игорь Верник: Ну…

Сергей Николаевич: Или все-таки был?

Игорь Верник: Послушай, помнишь ты или нет, но была такая студия "Человек", которую создал Рома Козак.

Сергей Николаевич: Конечно. И Рошкован.

Игорь Верник: Рошкован, да. Но не только Рома, а там и Дима Брусникин. Они сделали несколько спектаклей. И мы сделали спектакль "Возвращение обэриутов" по стихам и произведениям обэриутов. И это был просто…

Сергей Николаевич: Я помню, конечно.

Игорь Верник: Это мощная была история, такая очень громкая. До какой степени театр? Мне кажется, чуть позже театр в какой-то момент попал…

Сергей Николаевич: Попал в межвременье такое, да?

Игорь Верник: В такую воздушную яму, что ли.

Сергей Николаевич: Вот скажи, а что делать актеру в тот момент, когда нет ролей, нет интересных каких-то проектов, нет спектаклей? Ты просто состоишь в труппе – и что ты делаешь в этот момент?

Игорь Верник: Это всегда твой выбор. Или ты состоишь в труппе и ждешь…

Сергей Николаевич: Ждешь звонка.

Игорь Верник: Или ты действуешь. Причем – как сказать? – это тоже такой сложный момент, потому что… Ну, что значит – действовать?

Сергей Николаевич: Да, как действовать?

Игорь Верник: Ну, может быть, действовать хочет каждый. Ну, понятно, есть определенный набор характеристик человеческих. Существует какая-то, может быть, эмоциональная у каждого своя природа. Ну, что значит – действовать? "Да, я хочу действовать, я готов. Куда идти? Ну, куда идти? Ну, куда идти? Ну, что?" Я помню, я ходил по коридорам "Мосфильма", если еще туда попадал, потому что туда попасть тоже…

Сергей Николаевич: Ну да.

Игорь Верник: Нужно было получать пропуск, пройти через проходную. А чтобы получить пропуск, нужно было, чтобы тебя вызвали на какие-то пробы, потому что другого пути нет. И вот если вдруг меня вызывали, может быть, раз в год или раз в два года на эти пробы, то я, конечно, потом еще заходил в эти довольно большие двери, пытаясь как-то сказать "здрасте". Я прямо помню, как я говорил: "Здрасте. Извините, а вам…"

Сергей Николаевич: "Артист не нужен?"

Игорь Верник: Да. "Не нужен?" – "Нет, спасибо, не надо". Знаешь, когда взглядом мажут?

Сергей Николаевич: Когда мажут взглядом.

Игорь Верник: Ну, как действовать? Но, наверное, когда ты… Какое-то есть, знаешь, свойство внутреннего магнита, что ли, я не знаю, или, может быть, когда ты делаешь какое-то усилие, то оно в результате все-таки находит…

Сергей Николаевич: Какой-то отклик, да?

Игорь Верник: Какой-то отклик, да. Потому что я каким-то образом распространял себя, и мы познакомились там с Мукасеем, с Хлебородовым, мы стали снимать клипы. И потом обо мне узнали через это на телевидении, стали предлагать на телевидении…

Сергей Николаевич: Вести программы.

Игорь Верник: Потом стали мне предлагать вести какие-то первые конкурсы…

Сергей Николаевич: Красоты.

Игорь Верник: Модели. Это же все была преображающаяся страна, меняющаяся страна.

Сергей Николаевич: Меняющаяся реальность.

Игорь Верник: Вообще меняющаяся реальность. То есть стали появляться какие-то вещи, о которых мы не думали, не знали. И вдруг я оказался… Как сказать?

Сергей Николаевич: В эпицентре.

Игорь Верник: В эпицентре этого и инициатором этого.

Сергей Николаевич: Как ты думаешь, это как – это совпадение обстоятельств, это характер, это расположение звезд? Вот что? Почему выбрали тебя, условно говоря? Ты когда-нибудь задавал себе этот вопрос? "I was the best". – "Я был лучше".

Игорь Верник: Совершенно верно, совершенно верно, это и есть. Как это происходит? Ну, наверное, конечно же, Его Величество Случай обязан присутствовать, то есть какая-то удача, знаешь.

Сергей Николаевич: Все-таки она должна быть, да?

Игорь Верник: Судьба какая-то, вот эта рука судьбы.

Сергей Николаевич: По тому, что ты рассказываешь, я понимаю, что у тебя не было вот этого нашего вечного ожидания: вот кто-то придет и кто-то пригласит, и кто-то, так сказать, одарит этой ролью.

Игорь Верник: Нет.

Сергей Николаевич: Все-таки ты действовал, ты ходил по этим коридорам, ты стучался в эти двери.

Игорь Верник: Да. Но, наверное, ходили и другие. Понимаешь?

Сергей Николаевич: Ходили и другие, да-да. А выбрали тебя.

Игорь Верник: Да. Да! Ну, послушай, давай так. Вы, ученые, великие ученые, вы, пожалуйста, вот сейчас возьмите микроскоп и изучите, объясните – почему.

Сергей Николаевич: Почему.

Игорь Верник: Мне трудно это…

Сергей Николаевич: …сформулировать и понять почему, да?

Игорь Верник: Наверное, это…

Сергей Николаевич: А скажи мне, пожалуйста… Ну хорошо, успех был, да? Надо сказать, что со времен конферансье вот в том необыкновенном концерте, если говорить о твоих предшественниках, никто так не умел на самом деле, никто не владел этим искусством владеть вот так толпой и зрителями нового поколения.

Игорь Верник: Да-да-да. И это странно. А я же тоже не знал, что я умею так.

Сергей Николаевич: Не было комплекса, что ты занимаешься чем-то не тем? То есть ты зарабатываешь, конечно, деньги и популярность, но есть твой великий театр, есть несыгранные роли и так далее, и так далее.

Игорь Верник: Конечно, конечно, конечно.

Сергей Николаевич: Ты жил с этим комплексом?

Игорь Верник: Конечно, у меня всегда была… Послушай, я не чувствовал себя несчастным. Конечно нет.

Сергей Николаевич: Нет?

Игорь Верник: Но, конечно, всегда во мне жила эта тоска, эта недосказанность, недореализованность и это огромное желание состояться в том, в чем мне хотелось состояться больше всего. Это все возникло случайно. Это возникло… Я очень долго отказывался от того, чтобы переступить порог телевизионного, так сказать, пространства. Меня очень долго уговаривала Любовь Орлов… Людмила Орлова. Любовь Орлова, к сожалению… Чтобы я начал, пришел на пробы, была программа "Рэгтайм". Но в какой-то момент согласился. Мне это понравилось. Ты понимаешь? И это все было немножечко даже вопреки моему желанию, потому что я-то, конечно, считал, что я романтический актер, я хочу заниматься этим. Но в театре мне особо ничего не предлагали.

Сергей Николаевич: Это ефремовский период, поздний, да? Вот 90-е годы.

Игорь Верник: Ну как? Это не совсем поздний. На позднем этапе, конечно, у меня уже появились какие-то роли. А вот это – 25, 27, 28 лет. Знаешь, все хочется. Кажется, что ты уже можешь. И там действительно появляется какое-то, знаешь… Это то, что ты говорил в самом начале – о том, что вопреки всему потом мне пришлось доказывать, что я…

Сергей Николаевич: …каждый раз, что ты можешь, что ты артист.

Игорь Верник: …что я актер. Поэтому это, с одной стороны, прекрасно, это тоже доставляло мне удовольствие. И это тоже определенное умение, безусловно. Этим надо владеть. Но в театре начинают считать, что…

Сергей Николаевич: …ты уже все.

Игорь Верник: Ну как? Тебя же знают как шоумена.

Сергей Николаевич: Да. И уже есть определенная маска, и есть определенный как бы имидж, который сформировался. Ну, как тебе дать, не знаю, роль Чацкого или кого-то еще?

Игорь Верник: Ну да.

Сергей Николаевич: Ну, ты же все время будешь видеть Верника, все время будешь видеть его улыбку. И как с этим быть?

Игорь Верник: Да, да, да.

Сергей Николаевич: И что делать?

Игорь Верник: В какой-то момент я понял, что судьбу свою тоже – как сказать? – надо строить.

Сергей Николаевич: Надо режиссировать, да.

Игорь Верник: Да, именно режиссировать. Я решил отказаться от всяческого участия в телевизионных проектах, я перестал принимать предложения что-либо вести. И я стал… К тому моменту начали много снимать сериалов, и тоже мне не предлагали больших ролей. Но я стал соглашаться, инициировать это и прямо просить приглашать меня на небольшие, на любые, я бы даже сказал, роли – для того, чтобы перевернуть, знаешь, перевернуть эти песочные часы, перевернуть сознание, чтобы появилось ощущение, что…

Сергей Николаевич: …что ты другой, да?

Игорь Верник: …что есть актер Верник, а не шоумен. Слово "актер Верник", а не "шоумен Верник" – как сказать? – оно на довольно определенном, долгом периоде моей жизни не существовало. Больше говорили "шоумен Верник", а не "актер Верник". И вот когда стали появляться те крохи, крохи… "Мне понравилась ваша роль, как вы то сыграли". Ты не понимаешь, как… Знаешь, вот есть эти весы, на которых можно взвешивать счастье и вот этот… Это несравнимо.

Сергей Николаевич: Несравнимо было.

Игорь Верник: При том, что шоумен – это потрясающая профессия, великолепная, интересная. И мне тоже нравится это делать.

Сергей Николаевич: А совмещать? Ты же какое-то время, в общем-то, достаточно успешно совмещал и то, и другое.

Игорь Верник: Да.

Сергей Николаевич: И продолжаешь.

Игорь Верник: Так я и совмещаю. Вот как это совместить? Знаешь, это такой довольно… Я не знаю, как ответить на этот вопрос. Отмотать время назад нельзя – значит, проверить невозможно. Что лучше – сидеть в одном кресле и миллиметр за миллиметром переставлять его, передвигаясь, предположим, к какой-то эфемерной или какой-то энной цели, или сидеть на этом стуле, на этом, на этом и узнавать разные…

Сергей Николаевич: …способы существования.

Игорь Верник: …разные способы существования, разные способы внедрения в жизнь?

Сергей Николаевич: И познания мира, да?

Игорь Верник: И себя.

Сергей Николаевич: И себя?

Игорь Верник: И себя. Мы же себя тоже шевелим, узнаем. Поэтому я стал это… Потом появились главные роли в сериалах. Спасибо Всеволоду Плоткину, который доверил мне сериал "Время жестоких", где я сыграл майора Анохина. Ну как можно было представить, что я – человек, конечно, который ни разу не улыбнулся, такая белая ворона в рядах органов, честный, дружественный человек, сильный? И стали появляться… Потом еще одна работа – "Агония страха". Потом появилась Оксана Байрак, которая моя счастливая звезда, с которой я сделал несколько тоже телевизионных прекрасных проектов. Прекрасных – с моей точки зрения.

Сергей Николаевич: Достойных.

Игорь Верник: Любимых моих проектов. "Кардиограмма любви", где я уже сыграл такую историю любви, знаешь, где и мужская дружба, и женская. Ну, там много всего. И стали появляться другие предложения.

Сергей Николаевич: И в театре началась новая жизнь?

Игорь Верник: А в театре все было, знаешь, сложно до тех пор… Ну как? У меня были, конечно, роли. У меня был счастливый спектакль с Андреем Васильевичем Мягковым. Я помню, как режиссер поставил спектакль "Ретро" по Галину.

Сергей Николаевич: Это был очень удачный спектакль.

Игорь Верник: Да. И я там играл одну из главных ролей. Это было мое любимое такое детище. И тоже это было, знаешь, раз в пять лет. И вообще театр при Олеге Николаевиче Ефремове был, конечно, таким совсем не динамичным, с точки зрения хотя бы количества спектаклей, которые мы делали. Ну как? Вот великие наши артисты, представьте себе, ну не знаю: Олег Иванович Борисов, Евстигнеев… Ну кто? Ефремов. Ну все. Каждого, кого ни назови…

Сергей Николаевич: И все, кого ты называешь, обиженно ушли из Московского художественного театра.

Игорь Верник: Нет, не все ушли. Но каждый был достоин того, чтобы на них делали спектакли. На них. А спектакль делался один в год. Один в год! Ну, может быть, два. И вот они ждали годами этого спектакля. Я уж не говорю… А мы что? Где мы там? Понимаешь, внизу. И мы ждали. Потом пришел Табаков…

Сергей Николаевич: С приходом Табакова, да.

Игорь Верник: Поменялась модель театра. Ну, он пришел со своими артистами.

Сергей Николаевич: Ну да, у него же не было "Табакерки", конечно.

Игорь Верник: Конечно. Он пришел со своими артистами, со своим ощущением, со своим представлением…

Сергей Николаевич: …кто должен играть главные роли и так далее, да?

Игорь Верник: Конечно. Да, он знал, что я играю, он видел все, где я играл. Маркиз Лессак в "Кабале святош" – вот такой эпизод, на пять минут я появлялся на сцене. Олегу Павловичу предлагали иногда…

Сергей Николаевич: Обратить на тебя внимание?

Игорь Верник: …обратить на меня внимание. Режиссеры говорили: "Вот я бы хотел взять его". – "Наверное, пока не стоит".

Сергей Николаевич: И ты знал это?

Игорь Верник: Знал. И как через это пробиться? Как? Ну, я говорил Олегу Павловичу…

Сергей Николаевич: У тебя возникали мысли оставить Московский художественный театр?

Игорь Верник: Нет, такого у меня никогда не было. Но я хочу тебе продолжить. Вот как? Ты понимаешь, что это такое? Вот как? Это же… Ну, я помню, я же приходил в кабинет к Олегу Павловичу: "Можно?" – ну, записывался. "Да, заходи". Я говорю: "Олег Павлович, просто хочу, чтобы вы знали: я очень хочу играть в театре". – "Смотри, как там у тебя все здорово". Я говорю: "Да. Но я хочу в театре очень играть". – "О'кей, я тебя слышу". Помню, Шапиро хотел меня взять на одну роль с еще одним актером и уже прямо назначил меня. И Олег Павлович сказал: "Ну слушай, он мой ученик. Ну пускай играет". Что я скажу?..

Сергей Николаевич: Вот эти обломы, вот эти разочарования, вот эти обиды абсолютно незаслуженные – как ты их преодолеваешь? Что ты включаешь в себе, чтобы это или забыть, или начать жизнь сначала, или начать день сначала? Как это было?

Игорь Верник: Понимаешь, я не знаю. Мне кажется, родители мои заложили мне какой-то счастливый заряд оптимизма. Понимаешь? Я считаю, что нет слова "нет". Я брату так всегда говорю: "Не надо говорить сейчас "нет". Вот я ему что-то говорю, а он говорит "нет". И я ему говорю: "Не надо говорить "нет". Надо говорить "попробую", "может быть", "не понимаю как", но не надо говорить "нет", – я ему говорю. "Нет" – ты ставишь точку. У меня нет слова "нет". Я считаю, что нет нерешаемых задач. Если ты не можешь зайти на нее так – зайди так. Если ты не можешь зайти так – зайди так и сделай ее. Это моя позиция.

Сергей Николаевич: И она сработала?

Игорь Верник: Она работает. Тьфу-тьфу-тьфу! Но ты можешь сколько угодно заходить в кабинет Табакова, но, когда дверь закрывается, ну, так я себе представляю, что в этот момент Табаков садится и думает: "Ну что? Действительно, Верник… Ну как? Что он будет играть?" И вот он часами сидит и думает обо мне? Нет. Я вышел – и он…

Сергей Николаевич: Забыл.

Игорь Верник: Забыл. Это нормально. Видит или не видит. Это наша профессия. У нас такая профессия, она очень завязана на субъективный взгляд. Что такое объективная картина? У тебя такой вкус, у меня – такой. Тебе нравится это, а мне не нравится. И все. Он меня не видел. То есть: "Он, да, хороший артист", – но он меня не видел.

Более того… Ты говоришь: как я с этим справлялся? Недавно на одной из репетиций мне наш помреж говорит: "Игорь, извините, я вот поражаюсь вами, потому что я помню репетиции спектакля…" Когда режиссер, который репетировал в МХТ, назначил меня на довольно большую роль, в очередь с Борей Щербаковым. Я прямо дрожал от желания, от волнения! Я, конечно, был не очень опытным, особенно когда такие артисты рядом. Мы репетировали, и однажды, на второй или на третьей репетиции… Я вообще не помнил про это, но наш помреж мне сказал. И вот на одной из репетиций (он говорит: "Я вообще не понимаю, как вы с этим жили потом") режиссер сказал: "Вы знаете, Игорь" или "Ты знаешь, Игорь, ты никогда не будешь играть в этом спектакле не то что главных и больших ролей… Никогда". И снял меня с роли. Вот спроси меня… Если бы он мне не напомнил…

Сергей Николаевич: Никогда бы не вспомнил?

Игорь Верник: Нет.

Сергей Николаевич: Когда ты понял, что как бы судьба меняется? Когда ты получил…

Игорь Верник: Ну, я тебе скажу. Когда Олег Павлович Табаков год назад или полтора года назад, открывая новое здание театра "Табакерка" на Сухаревке, которое он ждал много-много лет, вот в своей речи на открытии этого театра из пяти минут своего выступления две с половиной он говорил обо мне.

Сергей Николаевич: Ха-ха-ха!

Игорь Верник: Ты понимаешь? Ну, это, конечно… Ты понимаешь? Знаешь, вот драматургия жизни.

Сергей Николаевич: Она выстраивается.

Игорь Верник: Выстраивается. Но я к чему? Конечно, я горд и счастлив от этого. Он говорил о Машкове, о своих учениках, он говорил о Жене Миронове. И он говорил о спектакле "Номер 13", который стал знаковым для Московского художественного театра, как бы новой страницей, новой жизнью, которая влилась с приходом Табакова в МХТ, и о том, что, закрыв этот спектакль, он хотел, чтобы этот спектакль был вновь. И когда Володя Машков пришел и сделал спектакль, то…

Сергей Николаевич: Свой.

Игорь Верник: Он говорил с этого момента уже обо мне как об актере. И я думаю, что если… Ну, во-первых, я сыграл уже очень много спектаклей в МХТ.

Сергей Николаевич: Много всего до того, да.

Игорь Верник: Нет, не до того.

Сергей Николаевич: Я имею в виду – сейчас.

Игорь Верник: Сейчас, конечно.

Сергей Николаевич: Да-да.

Игорь Верник: Конечно, я партнерствовал уже с Олегом Павловичем и в "Драконе" по Шварцу до последних дней, пока он был на сцене. Я к тому, что Табаков, конечно, увидел меня. Увидел. И спасибо Володе Машкову, который пригласил меня на "Номер 13" и дал мне эту главную роль, и дал мне этот шанс. К этому надо было быть готовым, надо было быть готовым, потому что и Машков непростой человек и непростой режиссер, и это непростая история. Это тот театр, который так любит Табаков. Он выходил с нами на поклон не один, не два и не три спектакля, хотя он не участвовал в этом. Он выходил, потому что он был счастлив, что вот такой способ существования, вот такая история живет на сцене. Я уже не говорю… Поэтому он говорил уже обо мне как об артисте. И то же самое…

Сергей Николаевич: Ну, смотри…

Игорь Верник: Прости. То же самое, конечно, у меня счастливая судьба, что я работаю столько с Костей Богомоловым.

Сергей Николаевич: Да, я как раз хотел тебя спросить. В общем, какой-то твой такой кабмэк, скажем так, твое возвращение, конечно, связано с его спектаклями. То есть именно он разглядел в тебе те таланты и качества, которые, может быть, не видели другие режиссеры, и те огромные по объему роли… Я никогда не предполагал, что ты можешь заполнить такое количество текста на самом деле, как в "Трех мушкетерах". Это, конечно, была большая удача, да?

Игорь Верник: Да. Но там самое сложное – не этот объем текста, а там самое сложное – это объем существования в этом тексте.

Сергей Николаевич: Объем существования, да.

Игорь Верник: Понимаешь? Конечно, Косте Богомолову я бесконечно благодарен за то, что он так увидел. И он, знаешь, реформатор, он человек, создающий…

Сергей Николаевич: …новую реальность театральную.

Игорь Верник: …новую реальность театральную, конечно. Он дал мне…

Сергей Николаевич: И вот в этих спектаклях по Вуди Аллену ты неожиданно становишься таким его альтер эго, таким его героем, да? Я думаю, что в каком-то смысле это совпало с тем, что называется кризисом среднего возраста – и у него, и у тебя. Я не говорю о каких-то личных обстоятельствах, но, безусловно, это какой-то автобиографический мотив вот этого поиска новой жизни, новой весны, новой любви, тоски по этому. Это присутствовало здесь. Скажи мне, что для тебя вообще значит вот эта вудиалленовская идеология, скажем так?

Игорь Верник: Знаешь, мне кажется, что Вуди Аллен – в каком-то смысле это такой сегодняшний Чехов. Это автор, который… Я абсолютно уверен, что он гений. Это автор, который описывает очень простые, казалось бы, ситуации, в которых существуют люди… Как сказать? И как бы это все немножко легко, но за этой легкостью внизу пласты больших драм.

Сергей Николаевич: Это драма какого-то такого мужского кризиса определенного, да?

Игорь Верник: Ну да. Кризис среднего возраста, когда мужчина пытается начать уже с нуля.

Сергей Николаевич: Все сначала.

Игорь Верник: Сначала, да. Изменить жизнь, уйти от жены…

Сергей Николаевич: Ну, от старого какого-то…

Игорь Верник: От чего-то старого

Сергей Николаевич: От старой жизни, да, и начать новую жизнь.

Игорь Верник: Да. Ну, наверное, да. Наверное, хочется, наделяя это и меня лично… Вообще, мне кажется, у Богомолова дар, кроме всяческого литературного и режиссерского дара, у него еще огромный дар – он работает не с актером… вернее, не столько с актером, а сколько с человеком, сколько с человеческой сутью. И ее, эту суть человеческую, он вплетает в ткань произведения. И она работает, а не… Понимаешь? То есть мне кажется, что…

Сергей Николаевич: Не столько профессию как бы востребует.

Игорь Верник: Нет-нет, профессия – безусловно.

Сергей Николаевич: Безусловно.

Игорь Верник: Профессия – безусловно. Но это то, что, я не знаю, называется, наверное, харизмой или еще чем-то. То есть я имею в виду, что у Кости есть актеры, с которыми он работает, потому что они ему интересны не только как носители – ну, как сказать? – как мастера. Понимаешь?

Сергей Николаевич: Ну да.

Игорь Верник: Не только как люди, которые умеют играть это и это, а, как мне кажется, потому что они еще интересны ему как люди.

Сергей Николаевич: Знаешь, мне один режиссер сказал: "Я работаю с тонкими энергиями". Вот на самом деле Богомолов в каком-то смысле работает с тонкими энергиями, которые способны продуцировать артиста.

Игорь Верник: Ну да. Есть его люди и не его. Ну, так вообще устроен мир. Как сказать? Так устроены компании, не знаю, так устроены слои общества. Ну как? Мы все выбираем. Знаешь, как животные, как собаки – они принюхиваются друг к другу. Люди – как сказать? – они присматриваются.

Сергей Николаевич: Присматриваются, прислушиваются.

Игорь Верник: Да. И мы же сканируем друг друга, отбираем своих людей по жизни.

Сергей Николаевич: Так и делает Костя. Скажи мне, пожалуйста, вот сейчас нынешнюю свою жизнь, уже как бы добившись того, что ты хотел в театре, наверное, я смею думать, как бы ты ее сейчас определил? Что в ней сейчас самое главное?

Игорь Верник: Я думаю, в театре нельзя добиться раз и навсегда. И вообще в актерской природе добиться – это значит, сделав, начать думать о том, что ты будешь делать дальше. Понимаешь, нет такого: "Я сделал – могу расслабиться". Нет. Каждый раз делая, ты получаешь какой-то внутренний кредит для того, чтобы делать еще…

Сергей Николаевич: Дальше, да?

Игорь Верник: …чтобы делать что-то другое. Как я определяю рубеж сегодняшний?

Сергей Николаевич: Ну, свой нынешний возраст, свое нынешнее состояние, свою нынешнюю жизнь.

Игорь Верник: Мне кажется, я действительно… Знаешь, в какой-то момент Валентин Гафт папе сказал, когда я был еще студентом и показывался в "Современник" на четвертом курсе, он сказал: "Слушай, – а они знали с папой друг друга, он работал на радио, – Эмиль, у тебя отличный парень, но он такой молодой Бельмондо, – как он ему сказал. – Но его время еще придет. Понимаешь, его время придет, вот просто поверь мне". Папе хотелось, чтобы мое время пришло тогда, чтобы я не оказался на улице после института, поэтому "его время придет" звучало тогда очень, знаешь, такой зыбкой почвой под ногами его сына. Но сейчас папа вспоминает это. И Валентин Иосифович, с которым мы тоже недавно играли спектакль "Признание в любви", тоже мне напоминает об этом: "Видишь? Я же говорил отцу!"

Так вот, мне кажется, конечно, может быть, знаешь, что называется, все должно сложиться – и опыт, и что-то такое… жизнь на лице должна нарисовать и как-то побить, и умения, и знания какие-то нужны. Ну, может быть, действительно так сложилось, что я нахожусь в супервнутреннем ощущении. Знаешь, мне кажется, что я… Знаешь, однажды (а я пишу стихи) я написал Вадику: "Когда-нибудь поймешь и ты, что ничего не понимаешь". Какое-то одно из посланий я ему написал. Но мне кажется, что я сейчас довольно много чего понимаю.

Сергей Николаевич: Что бы сейчас больше всего тебя обрадовало?

Игорь Верник: Что бы меня больше всего обрадовало? Однозначно для меня самая большая радость – это когда я вижу счастливые глаза моего сына, который после того, как заканчиваются занятия в 10:30 вечера, выходит на улицу, а я там случайно… как будто бы случайно оказываюсь, но я его жду. И когда я вижу его не понурым и не знающим, зачем он это делает, а счастливым и влюбленным в то, что он делает, – это мое счастье.

Конечно, меня радует, когда мой брат Вадик светится от счастья и получает тот результат, к которому он так долго шел, он так много делал для этого, получая отклик – и зрительский, и внутренний – скажем, в нашей программе "2Верник2", которую мы очень любим.

Конечно, для меня главная моя радость – это мой папа, у которого светятся глаза в его 93 года. Светятся глаза! И он счастлив за сына одного, за второго, за внука. Он счастлив и живет нами. И он – тьфу-тьфу-тьфу! – здоров.

Сергей Николаевич: Дай Бог.

Игорь Верник: Он приходит на мои спектакли. Понимаешь, это моя радость. Что касается меня, то я… Знаешь, зачем гневить судьбу? Я радуюсь каждому дню, потому что в нем очень много всего от того, что я делаю сейчас. И у меня очень-очень много планов.

Сергей Николаевич: Это был Игорь Верник в программе "Культурный обмен" на Общественном телевидении России. А я, Сергей Николаевич, прощаюсь с вами. Всего доброго! До свидания.