Игорь Золотовицкий: Когда я открою после реконструкции Большой зал Дома киноактера, я буду считать свою миссию выполненной

Гости
Игорь Золотовицкий
заслуженный артист России

Сергей Николаевич: Здравствуйте! Это программа «Культурный обмен» на Общественном телевидении России. С вами Сергей Николаевич.

Не знаю, как у кого, а имя нашего сегодняшнего гостя неизменно вызывает у меня улыбку радости. При том, что сам он человек солидный, взрослый, занимающий очень ответственные посты, тем не менее он сохраняет этот редкий дар радовать и радоваться самому, излучая при этом иронию, оптимизм и неизменный позитив. Как ему это удается? Чему следует прежде всего научить молодых актеров? Об этом мы поговорим с ректором Школы-студии МХАТ, директором Дома актера, заслуженным артистом России Игорем Золотовицким.

Голос за кадром: Игорь Золотовицкий – актер театра и кино, театральный педагог, заслуженный артист России, директор Центрального Дома актера имени Александры Александровны Яблочкиной. Родился в 1961 году в Ташкенте. Окончил Школу-студию МХАТ и сразу же был принят в труппу театра. В 1988–1990 годах играл в Театре-студии «Человек», затем с 1990-го по 1991-й годы – в Театре имени Станиславского. После перерыва, в 1997-м, вновь вернулся на сцену МХАТа, где играл в спектаклях «Самое главное», «№ 13», «Девушки битлов», «Изображая жертву», «Солнце сияло» и «Иванов». С 1989 года преподает в Школе-студии МХАТ, а с 2013-го является ректором этого прославленного учебного заведения.

Сергей Николаевич: Игорь, привет.

Игорь Золотовицкий: Привет.

Сергей Николаевич: Слушай, во многих своих интервью ты называешь себя «человек из Камергерского переулка». Вот что такое Камергерский переулок в твоей жизни?

Игорь Золотовицкий: Я бы зацепился за последнее слово в твоем вопросе – жизнь. Это моя жизнь. И в этом году 40 лет, как я в этом переулке.

Сергей Николаевич: Ну, ты ходишь по этому Камергерскому переулку.

Игорь Золотовицкий: Да, в разные подъезды захожу этого Камергерского переулка – как слева, так и справа. Если смотреть с Тверской, то справа – пообедать, слева – поработать. Да, это действительно так – как ни банально это звучит, это моя жизнь. Знаешь, так привыкаешь быстро к месту, в котором ты работаешь, забывая о том, что это такое культовое пространство и такие люди там ходили в разные времена. И мое счастье, что с некоторыми из них я был знаком, а со многими из них я работал. И это действительно мое счастье.

Сергей Николаевич: Какое-то время это все-таки называлось еще проезд Художественного театра.

Игорь Золотовицкий: Конечно.

Сергей Николаевич: Когда ты туда поступал…

Игорь Золотовицкий: Проезд Художественного театра. И был проезд действительно. Я не знаю, телезрители помнят ли… Некоторые, наверное, помнят, что это был проезд, движение машин было. И знаменитые… Как сейчас их назвать? Организации, не организации? Знаменитые местечки, помимо Художественного театра.

Сергей Николаевич: Ну, это такое твое место силы, да?

Игорь Золотовицкий: Ну да, ну да.

Сергей Николаевич: Камергерский переулок. Но тем не менее ты сам из Ташкента.

Игорь Золотовицкий: Ташкентский.

Сергей Николаевич: А скажи мне, пожалуйста, как там оказались твои родители?

Игорь Золотовицкий: Война.

Сергей Николаевич: Война туда забросила?

Игорь Золотовицкий: Война, война, война… Ты знаешь, сегодня я у тебя накануне поездки в Ташкент, на съемки в Ташкент. И я так с трепетом всегда жду поездок туда, мы редко бываем. И навестить могилы мамы с папой, все там.

Да, война. Папа из-под Смоленска. А мама… Такое местечко было недалеко от Одессы – Кривое Озеро. Не Кривой Рог, а Кривое Озеро. И ты знаешь что? Есть такие сайты… Мне кто-то сказал, подсказал – по-моему, Александр Владимирович Кибовский – «Память народа». И я нашел во всяком случае фамилию деда, который погиб под Смоленском в концлагере, не успел…

Сергей Николаевич: Эвакуироваться?

Игорь Золотовицкий: Эвакуировались, да. А он и старший сын его, вот папин брат старший, он без вести пропал на фронте, а вот дед – в концлагере. Там же Польша недалеко от Смоленска. Вот в одном из концлагерей. Поэтому, как это ни парадоксально и трагично звучит, благодаря войне мои мама с папой встретились – и вот я перед тобой, и вот я перед тобой.

Сергей Николаевич: Слушай, а вот интересно, что… Ты, наверное, совсем был маленький. А у меня Ташкент ассоциируется не только с дынями и с хлопком, но и со страшным землетрясением. Во всяком случае, в сознании моем это слово, это название «Ташкент» вошло именно тогда, в 66-м году.

Игорь Золотовицкий: Ты знаешь что? Наверное, как и у многих, и у тебя есть какие-то такие отрывки из детства, из самых маленьких… Вообще два года мне было, как я, стоя перед дедом, вот так смотрю на него вверх. Почему это там осталось, где-то в моем файле каком-то, держится там? А землетрясение я помню, потому что, во-первых, весь Ташкент был наполнен… Это 68-й год или 67-й?

Сергей Николаевич: 66-й.

Игорь Золотовицкий: 66-й. Просто в 67-м мы жили в палатках этих больших. И еще не так далеко от войны. И полный город…

Сергей Николаевич: Бывшие беженцы.

Игорь Золотовицкий: Бывшие беженцы. И стали кричать: «Война началась!» – потому что сирены повсюду.

Сергей Николаевич: И ты все это помнишь?

Игорь Золотовицкий: Вот это я запомнил – как мама меня вытаскивала из этой хибарки и как потом обрушилась стеночка.

Сергей Николаевич: Она обрушилась?

Игорь Золотовицкий: Да, обрушилась. И мама меня – в одеяло. И как мы потом чуть-чуть пожили в больших и огромных военных палатках. На семью – огромные, пятидесятиметровые, 50 квадратных метров приблизительно. А потом мы жили у моей родной тетки, потому что… Мы-то жили в таких мазанках стареньких. Двор был, кстати, полон опять-таки… Не знаю, к месту ли вспомнить сегодняшние всякие тревоги по поводу отношений с Украиной, но были Биденко, Ляшенко, и никто никого…

А потом мы жили у моей родной тетки. Дом построен пленными немцами, как во многих городах Советского Союза строили. И вот у нее он уцелел после этого землетрясения. Поэтому этот эпизодик я помню очень хорошо, очень хорошо помню: и как восстанавливали, и как мы через полгода…

Сергей Николаевич: Да в общем, вся страна восстанавливала Ташкент.

Игорь Золотовицкий: Через полгода мы въехали, извини меня, в новый дом. Вырубили колхоз целый, огромный колхоз, и этот район… Ну, знаешь, как у нас Черемушки, так в Ташкенте – Чиланзар. Вот мы все чиланзаровские.

Сергей Николаевич: Слушай, 70-е, конец 70-х годов – это такое время последнего застоя. Я все это очень хорошо помню.

Игорь Золотовицкий: Прекрасное.

Сергей Николаевич: Это было прекрасное по-своему время – прежде всего потому, что мы были очень молодые. И параллельно со МХАТом у тебя разворачивается эта история с театром «Человек».

Игорь Золотовицкий: Ну да, ну да, это тоже…

Сергей Николаевич: Ваша как бы группировка: Рома Козак, Саша Феклистов и так далее, и так далее.

Игорь Золотовицкий: Дима Брусникин.

Сергей Николаевич: Дима Брусникин.

Игорь Золотовицкий: Видишь – из трех двух нет. Кошмар…

Сергей Николаевич: Ужас. Но это – вот это новое поколение, которое уже дышало в затылок всем этим богам и монстрам. И было понятно, что вот вы приходите.

Игорь Золотовицкий: Ты знаешь, это тоже одна из моих… Я так придумал себе такой слоган… даже не слоган, я не знаю – как лотерейные билетики мои такие человеческие и профессиональные. И то, что мы были вместе – это нас спасло на самом деле. От чего – не знаю, но от чего-то спасло.

Сергей Николаевич: Спасло, да?

Игорь Золотовицкий: Потому что столько поколений по одиночке…

Сергей Николаевич: Растворились, да?

Игорь Золотовицкий: Растворились очень талантливые ребята. Когда ты один, тебе надо, чтобы повезло со всем, со всем. Ты один должен доказать, что ты не верблюд. А если первый раз доказал, надо и второй раз доказать. И конечно, то, что мы были вместе, и то, что в принципе…

Так как я учился у Виктора Карловича Монюкова, а ребята, кого ты вспоминал (Рома, Дима, Саша), учились на год старше, у Ефремова, то, в принципе, Ефремов пришел к ним и говорит… ну, вызвал их и говорит: «Кого берем со следующего курса?» И это они меня взяли.

Сергей Николаевич: Призвали, да?

Игорь Золотовицкий: Я говорю, эти лотерейные билеты продолжались – и то, что мы вместе, и то, что «Чинзано» Петрушевской, и то, что перестройка началась, и то, что мы оказались в нужное время в нужном месте.

Сергей Николаевич: То есть тут совпали звезды, совпали судьбы?

Игорь Золотовицкий: Совпало столько! Знаешь, я не везучий ни во всех лотереях…

Сергей Николаевич: Никогда?

Игорь Золотовицкий: Никогда. Ну, наверное, это компенсируется такой жизненной удачей все-таки.

Сергей Николаевич: Все-таки это была она?

Игорь Золотовицкий: Безусловно, безусловно.

Сергей Николаевич: Как ты вспоминаешь Олега Николаевича?

Игорь Золотовицкий: Потрясающий!

Сергей Николаевич: Я помню, ты рассказывал где-то, как мама хотела, чтобы ты…

Игорь Золотовицкий: Ну, это уже, мне кажется, известная история.

Сергей Николаевич: Про дыню, да?

Игорь Золотовицкий: Так как мама моя всю жизнь проработала в торговле и знала про торговлю все, она понимала, что людей надо благодарить. А что было прекрасное из Ташкента? Дыня. И она, да, хотела, чтобы я дыньку занес, не понимая, что мне до Ефремова… это абсолютно другая планета, другая галактика. Она говорит: «А ты просто зайди и скажи: «Это от мамы». И все».

Сергей Николаевич: «От мамы». Ну, прелестно на самом деле.

Игорь Золотовицкий: Но я тебе хочу сказать, что когда уже в таком среднем возрасте, конечно, понимаешь, насколько это была такая глыба… Ну, опять-таки банальное слово, но по-другому не назовешь. И они с Павловичем, с одной стороны, в чем-то очень похожи, в такой масштабности понимания своей миссии, но, конечно, абсолютно разные. Опять-таки я в интервью говорил кому-то, что если сравнивать их с какими-то классическими героями литературы, то Ефремов – Дон Кихот, понимаешь, а Табаков – Дон Жуан.

Сергей Николаевич: Дон Жуан?

Игорь Золотовицкий: Он Дон Жуан чистый!

Сергей Николаевич: Обольститель, да?

Игорь Золотовицкий: Влюбляя в себя, обольститель. Обольститель во всем – и богатых людей, чтобы помогали театру, и студентов, которые влюблялись, и которых он чувствовал невероятно. Ефремов, надо отдать должное, и ты помнишь это, был невероятного обаяния человек!

Сергей Николаевич: Да.

Игорь Золотовицкий: Он был просто магического… Я бы сказал – магического.

Сергей Николаевич: Магического воздействия.

Игорь Золотовицкий: Магического! И это по его биографии, которую мы с тобой знаем и помним, по отношению Фурцевой к нему…

Сергей Николаевич: Ну, это уже были такие легенды.

Игорь Золотовицкий: Без Фурцевой никакого бы «Современника» не было. Ну как легенды? Понимаешь, это Виленкин нам рассказывал, Виталий Яковлевич, который непосредственно продлевал «Современник», который говорил: «Если бы Фурцева не была влюблена в Ефремова как в мужчину…» Нравилась его харизма, нравилась эта его невероятная… И в этом смысле, конечно, он невероятный гигант.

И даже Палыч при всем своем соперничестве с Ефремовым в лидерстве все равно всю жизнь считал его учителем, «это Олег Николаевич», уважал его. Боялись его, но боялись его… такой не низменный страх, а боялись его слова, его мнения, не дай бог, ему не понравится. Да и потом, интонации у них все его. Конечно, он невероятный!

Сергей Николаевич: Я хотел тебя спросить: ты же его какие-то уроки, мастерство в Школе-студии застал?

Игорь Золотовицкий: Ну, застал только благодаря ребятам, когда я иногда приходил на репетиции.

Сергей Николаевич: Да, когда ты приходил.

Игорь Золотовицкий: Просто я напомню, что Виктор Карлович Монюков был тоже очень знаковой фигурой для старого МХАТа.

Сергей Николаевич: Да, безусловно.

Игорь Золотовицкий: И вообще многие не знают, а в 70-е годы решалось, кто будет руководить МХАТом – Ефремов или Монюков.

Сергей Николаевич: Даже так?

Игорь Золотовицкий: У Монюкова было несколько спектаклей со стариками. Его обожали Яншин, Станицын. Но он был, конечно, формата того. Он был выпускник первого курса. Он был невероятно интеллектуальный человек, великий педагог, организовавший, кстати, потом уже…

Сергей Николаевич: …свой театр.

Игорь Золотовицкий: Да, новый драматический.

Сергей Николаевич: Я помню, конечно.

Игорь Золотовицкий: Поэтому что-то их роднило, конечно, но они были такими антагонистами.

Сергей Николаевич: Ну смотри, очень интересная как бы проблема и тема. Ты застал старый МХАТ…

Игорь Золотовицкий: Да, да.

Сергей Николаевич: Ну, все-таки каких-то корифеев ты видел на сцене.

Игорь Золотовицкий: С Прудкиным, извини меня, я играл. Я недавно вспоминал, что Марк Исаакович… Я играл Азазелло в спектакле Володи Прудкина «Бал при свечах». Помнишь?

Сергей Николаевич: На тему «Мастера и Маргариты».

Игорь Золотовицкий: Да-да-да. Малая сцена была. Понтия Пилата играл Марк Исаакович, а я играл Азазелло.

Сергей Николаевич: То есть ты видел этих артистов как бы вблизи.

Игорь Золотовицкий: Щупал, дотрагивался.

Сергей Николаевич: Да, дотрагивался. А было поколение «Современника», которое пришло… ну, многие из «Современника» пришли вместе с Олегом Николаевичем. Потом ваше уже поколение, ну, через, скажем так…

Игорь Золотовицкий: Ну да.

Сергей Николаевич: Вот скажи мне, если говорить о школе мхатовской, об актерской школе, чем она отличается от других школ? Что сохраняется?

Игорь Золотовицкий: Ты знаешь, мне бы хотелось так думать и верить, что школа МХАТ при всех ректорах (ну, я сейчас себя не беру, как бы нескромно) не боялась менять интонацию в обучении.

Понимаешь, есть некая такая… Я понимаю и согласен с тем, что в школе, вообще в школе средней и вообще в понятии школы есть некая консервативность: мы должны изучить азбуку, мы должны выучить таблицу умножения. Но театр – все-таки не таблица умножения. Театр – все-таки искусство интонации. А интонация… Что говорить тебе, прожившему всю жизнь тоже в театральной среде? Понятно, как меняли – те же самые и Ефремов, и Табаков, и иже с ними, и Любимов, и Эфрос, – как меняли интонацию, на слух меняли зрителя, начиная с Константина Сергеевича. И мне кажется, что во все времена в Школе-студии не боялись этих изменений интонации.

Сергей Николаевич: Потому что меняется интонация жизни, да?

Игорь Золотовицкий: Да. И приходили молодые педагоги, которые приносили другую интонацию, с которой были не согласны старики. Еще в наше время не разрешалось делать самостоятельные отрывки, считалось, что это вредно. А уже буквально за нами Ефремов шел, и мы завидовали им, что у них Мягков, что у них Вознесенская, что у них молодые педагоги, что они делали там какие-то невероятные современные пьесы. А тогда это 79–80-й год: Володин, Вампилов, «Мать Иисуса». И потом, когда Олег Павлович стал звать, давать курсы набирать молодым, тогда Алла Покровская набирала, потом Анатолий Миронович, который позвал нас…

Сергей Николаевич: Смелянский.

Игорь Золотовицкий: Смелянский, который позвал нас преподавать, который позвал Кирилла Серебренникова набирать курс, который совсем другой был. И ни плохо ни хорошо… Ну, сейчас мы понимаем, что это прекрасные ребята, большинство из них в «Гоголь-центре». И Женя Каменькович, который впервые тоже набрал, а он выходец не из МХАТа.

Сергей Николаевич: ГИТИС.

Игорь Золотовицкий: Он набрал курс тоже замечательных ребят. И Женя Писарев. И в этом смысле я был бы рад, если бы со многими сошелся. Школа не боится менять интонацию. И то, к чему пришел Дима Брусникин, к сожалению, так трагически ушедший в прошлом году, – к современному театру, к вербатиму, к сегодняшнему современному театру, к неизвестному современному театру, опять-таки меняющему интонацию, меняющему вообще систему координат в театре. Мне это нравится. Мне кажется, что…

Сергей Николаевич: Это и есть развитие мхатовской школы?

Игорь Золотовицкий: Да. Минули те времена, знаешь, когда раздавались амплуа: «Эта у нас инженю-кокет, а этот у нас резонер, а это у нас герой, а это у нас…» Цветы – героям, слава – комикам. Поэтому мне хотелось бы так думать.

И разные курсы. Я с удовольствием тебя приглашаю посмотреть, вот сейчас курс выпускается Димы Брусникина (он так и остался пока курсом Брусникина). Какие у них разнообразные театры! Да, мы спорим. Мы очень ругались с Димкой. И мне казалось, что это такой перегиб совсем сюда все-таки, а надо-то чуть-чуть к азбуке вернуться, чуть-чуть Чехова-то поиграть, чуть-чуть кринолин-то почувствовать. Но это прекрасные и замечательные…

Сергей Николаевич: Слушай, хотел вернуться, действительно, к такой достаточно радикальной смене интонации и даже, я бы сказал, эстетики, которая произошла на «Чинзано». Это такой легендарный спектакль. Слава богу, его засняли, как я выяснил, готовясь к интервью, к нашей встрече. А я же ведь помню, как вы привезли «Чинзано» в город Луивилль.

Игорь Золотовицкий: Да.

Сергей Николаевич: Я же там был вместе с Людмилой Стефановной.

Игорь Золотовицкий: Людмила Стефановна. А туда, по-моему, и Ефремов приезжал.

Сергей Николаевич: Ефремов приехал, конечно. Это было первое…

Игорь Золотовицкий: И как его трудно было… У нас переводчик говорил: «Его невозможно переводить». Он говорит: «Как вы понимаете, что он говорит?»

Сергей Николаевич: Но это был действительно… Я не представлял себе, как перевести можно «Чинзано». Что могут понять все эти американские деятели театра и зрители простые?

Игорь Золотовицкий: А если ты помнишь, это был репертуарный театр в Луивилле.

Сергей Николаевич: В Луивилле – да.

Игорь Золотовицкий: Один из немногих репертуарных…

Сергей Николаевич: Ты помнишь, была вся эта история. Вообще вот эти выезды за границы, фактически ты первый раз оказался…

Игорь Золотовицкий: Слушай, мы объездили…

Сергей Николаевич: Вы же с ним объездили…

Игорь Золотовицкий: Мы объездили 28 стран.

Сергей Николаевич: Как ты думаешь, это был такой эффект перестройки, модной новой России, молодых лиц, которых они не видели? В чем был тут эффект вот этого успеха?

Игорь Золотовицкий: Ты знаешь, ты лучше меня, конечно, сформулируешь, я-то изнутри. Но мне кажется, что, возвращаясь к слову «интонация», которая у нас сегодня с тобой таким лейтмотивом идет по поводу театру, мне кажется, Рома в какой-то степени тоже…

Сергей Николаевич: …уловил ее.

Игорь Золотовицкий: Мне кажется, уловил. Когда мы прочли десять страничек, я говорю: «Рома, ты с ума сошел? Вообще тут непонятно по-русски, какая причинно-следственная связь?» А он говорит: «Тихо-тихо! Есть идея, есть идея», – сказал Рома. И мне кажется, совершенно попали в эту идею. И все вместе совпало. Конечно, и мода и на Россию как таковую…

Сергей Николаевич: И перестройка.

Игорь Золотовицкий: И мода на Петрушевскую как человека, чувствующего время просто на животном уровне.

Ты знаешь, вспоминаю Луивилль. У нас был потрясающий переводчик, который… у него абсолютно одинаковый язык был – и русский, и английский, и немецкий, кстати. Будет зрителям интересно, что… Тебе напомню, а зрителям расскажу.

Когда мы там выпивали «Чинзано» и хотели пойти позвонить девушкам, то один из героев уходил такими балетными па, он там так красиво уходил. Ну, мы придумали, мы сочиняли спектакль. И вдруг после спектакля подходит пожилой (ну, тогда нам казалось, что пожилой) американец и говорит: «Скажите, пожалуйста, а вот этот герой ваш, он так уходил из дома – вы где это нашли, где это подсмотрели?» Мы говорим: «Да нет, мы сочиняли, этюды придумывали». Он говорит: «Дело в том, что моя жена знает, что если я таким шагом ухожу, именно такими балетными па ухожу из дома – значит, я ухожу к друзьям куда-то выпивать».

Понимаешь, попали в интонацию. Ну, сейчас мне хочется в это верить. Но это же так было. Это же был интерес не просто к русским ребятам, которые играют, а это был интерес к тому, что там происходит. Как у Чехова, знаешь, люди пьют чай, а в это время рушится жизнь. Петрушевская же про это. Мы играли на барабанах, а в это время в соседней комнате мама умерла.

Сергей Николаевич: Умерла, да.

Игорь Золотовицкий: Понимаешь? И это так нравилось! Я вспоминаю Бразилию, Сан-Паулу, где мы играли без перевода, где был синопсис. Стояла очередь, и попросили нас дополнительный спектакль. Я вспоминаю чопорных финнов, которые смотрят вот так спокойно, а потом аплодировали. Ну, мне хочется верить, что это был срез… Ну да, конечно, это было время, это было наше время, мы его схватили за хвост.

Сергей Николаевич: Схватили, почувствовали и выразили.

Игорь Золотовицкий: Да. Мне кажется, что это был такой мощный театр. И для Ромы это же был… Рома без такого специального режиссерского образования, мы все такие в этом смысле самоучки. Но это и для Ромы было… Потому что более удивительного человека в разборе пьесы, в понимании этого станиславского понятия «разбор»… Про что играть – про Гамлета или про Офелию, или про Клавдия? Вот Ромка был в этом мастак невероятный! А ты помнишь потом его спектакль по обэриутам?

Сергей Николаевич: Конечно, конечно. Когда все в исподнем сидели. Верник там был.

Игорь Золотовицкий: Верник был там, Димка был. Паша Каплевич – его первый спектакль как художника.

Сергей Николаевич: Нет, это целое такое звездное поколение, как я теперь понимаю.

Прошло 30 лет. Кстати, действительно ты напомнил мне сейчас, что в этом году ровно 30 лет, как ты преподаешь в Школе-студии МХАТ.

Игорь Золотовицкий: Да, да, да.

Сергей Николаевич: 30 лет!

Игорь Золотовицкий: С 89-го.

Сергей Николаевич: Да, с 89-го года.

Игорь Золотовицкий: Сережа, не напоминай! Сейчас я буду понимать, что через месяц сколько мне будет лет. 30 лет, да, 30 лет.

Сергей Николаевич: Да. Это все равно… При том, что шла твоя какая-то актерская такая история в театре, еще началась эта преподавательская, педагогическая история. Что она тебе дает?

Игорь Золотовицкий: Да вампирство, вампирство.

Сергей Николаевич: Вампирство?

Игорь Золотовицкий: Подсасывать чуть кровушки-то, энергетики надо. Ну, это действительно такой азарт игрока, знаешь, это сродни какой-то такой привычке курить, без чего ты не можешь обходиться. И это же тоже передается из рук в руки. Нет института, который бы готовил педагогов по мастерству и вообще для театральных вузов. Нет института, который бы выпускал. Мы все на всех факультетах – что на актерском, что на постановочном (по старинке называю), что на продюсерском, – мы все передаем из рук в руки. Наши ученики, уже наши ученики у нас преподают.

Меня позвал Гарик Леонтьев, который преподавал у Виктора Карловича. Гарика позвал Олег Павлович Табаков, Табакова позвал Топорков. Так и передается. Конечно, не у всех это… Как сказать? Мне очень жалко, что, допустим, Сашка Феклистов ушел. Он говорит: «Я не могу». Он прекрасный педагог, замечательный! Его дети обожали! Он замечательно объяснял. Он говорит: «Ты понимаешь, что я страдаю, когда я вижу, что у них не получается так, как я хочу. А я не могу…»

Сергей Николаевич: «…объяснить так, как надо».

Игорь Золотовицкий: Я говорю: «Саня, ну и пусть не получается». Он говорит: «Я не могу. Я страдаю. Мне кажется, что все это…»

И конечно, надо от чего-то отказываться, чем-то надо жертвовать. Я даже не про себя говорю, а я просто говорю про людей, которые этим занимаются и которые жертвовали: и тот же Олег Павлович, и тот же Ефремов, и все наши старики, учителя наши. Но это, конечно, невероятный кайф, когда ты видишь потом, что из этого вырастает.

Сергей Николаевич: Что-то произрастает, да?

Игорь Золотовицкий: Правда, меня научили мои старики: «Никогда не жди от учеников «спасибо», никогда, забудь про это. Просто они растворяются». Это очень мудрая… Ну, не то чтобы… Мы встречаемся с ребятами, ездим на дачу периодически (вот давно не были), ну, соберется какая-то группка. Но это действительно такая какая-то невероятная вампирская счастливая стезя.

Сергей Николаевич: Скажи мне, а вот когда ты видишь ребят сейчас… Ну, сейчас снова будут эти приемные экзамены, эти прослушивания. Все те же 150, 200, 300 человек на одно место.

Игорь Золотовицкий: Да, на место.

Сергей Николаевич: При том, что места стали платные и так далее, тем не менее все равно все рвутся в артисты. Вот поменялись те ребята, которых ты помнишь? В 79-м году они поступали, они с одним поступали. Другой репертуар, другие какие-то… я не знаю, энергия другая? Или приблизительно все то же самое?

Игорь Золотовицкий: Ты знаешь, мне кажется, что эти сегодня свободнее, у этих сегодня… Ну, мы не говорим про всю массу, а те, кто выкристаллизовываются потом, их приблизительно на все вузы брендовые в Москве человек двести, которые приблизительно… природой награждены в разной степени. И эти ребятки, конечно… Знаешь как? Я не приверженец того, когда говорят: «Вот наше поколение…»

Сергей Николаевич: «Были такие!»

Игорь Золотовицкий: «Вот раньше было!» Да нет. Они прекрасные, они прекрасные по-своему. Они образовываются по-другому. Школа стала другой, хотя претензии есть к средней школе (ну, как были и всегда). Конечно, многое зависит от родителей и семьи. И не очень-то, не очень-то, если говорить о культурологическом таком воспитании, не очень. Но то, что они свободнее нас, то, что у них нет страха такого… Ну, должен быть страх ответственности, а у них нет страха ошибиться. И это очень важно.

Мы все-таки с тобой выросли в другой стране. И благодаря только нашим хорошим педагогам, которые были в какой-то степени вольнодумцами, мы могли что-то читать в самиздате. Мама моя плакала: «Тебя арестуют!» – когда мы читали Солженицына, Войновича и всяких.

А эти-то все видят. Я по своим собственным детям вижу, родным, понимаешь, по Алеше и Саше. И Алеше 31 год, и Саша сейчас заканчивает Школу-студию. И насколько они свободны в выборе, в воспитании своего вкуса, сами себя воспитывают. И мне хотелось бы верить, что школа дает гуманитарное образование для них, гуманитарное.

Ты знаешь, что вообще по статистике считается, что если… Ну, я сейчас про актерский факультет (да наверное, и про все факультеты). Если по истечении пяти-шести лет хотя бы 10% зарабатывают деньги профессией, то это считается удачным.

Сергей Николаевич: Уже удачно?

Игорь Золотовицкий: Да. А есть курсы, которые у нас… Я уж не говорю про курсы, знаешь, Аллы Борисовны Покровской, где, по-моему, весь курс – народные артисты. Знаешь, Покровская, Невинный, Кашпур, Фролов, Лазарев, Филозов… Понимаешь, невероятный курс был! Но можно похвастаться, что ближайшие… Вот если ты меня спросишь, как курсы распределяются актерские, я скажу, что 70% пока на сегодняшний день зарабатывают большие или маленькие денежки, но – профессией.

Сергей Николаевич: Своей профессией.

Игорь Золотовицкий: Да. И это очень важно, это очень важно.

Сергей Николаевич: Это важно.

Игорь Золотовицкий: Очень важно. Прости, договорю я. А теперь нет такого поверья… Знаешь, это мы с тобой должны были распределиться, заявки. А теперь – нет. И многие не хотят идти в театр репертуарный. Многие хотят в проекты, многие хотят в проекты пойти, многие хотят просто на роль пойти.

Сергей Николаевич: В этой связи… Ты все-таки ученик и, естественно, один из таких сейчас столпов Московского художественного театра, где всегда была идея театра-дома, своего монастыря в конечном счете. Вот держаться этого дома. Если этого дома нет за спиной, то уже ветер свищет, и так далее, и так далее. Вот сейчас этих привычек, скажем так, а может быть, и комплексов уже нет у молодых актеров? Им это уже не так важно – попасть в труппу, попасть в великий театр, быть при театре?

Игорь Золотовицкий: Ты знаешь, мне кажется, что важно для молодых.

Сергей Николаевич: Все-таки важно, да?

Игорь Золотовицкий: Может быть, я так заинтересованно отвечаю, что важно, потому что большинство стажерской группы – это мои личные ученики, не просто из Школы-студии. Хотя сейчас уже все мои, всех смотрю. Но мне кажется, что для них это важно. Может быть, сейчас поколение такое, оно чуть-чуть отходит от понятия «театр-дом». Но я тебе скажу, что для меня все-таки это существует, для меня все-таки это еще пока существует.

Конечно, сейчас меняется все во МХАТе. Просто Сережа – другой человек. Женовач Сергей Васильевич – другой человек. И мы тоже с тобой его знаем с юности. И в «Человеке» мы были вместе. Но он другой, он другой. Он по-другому будет строить. Сейчас мы все ждем премьеру «Бега», первая премьера.

Понятно, кто был такой Олег Павлович 18 лет, как он выстраивал. Конечно, все будет по-другому. Это ни плохо ни хорошо. Все равно МХАТ останется всегда. Сейчас этот период будет. Но то, что Сергей тоже говорит и тоже приверженец такого существования репертуарного театра… А какого он может быть, если у него свой маленький театр?

Сергей Николаевич: По той же схеме.

Игорь Золотовицкий: Ну конечно. И когда его ученики, когда вместе все – ну, что может быть прекраснее? Во МХАТе, конечно, сложнее, все-таки там не ученики, там каждый – гений.

Сергей Николаевич: Много сцен.

Игорь Золотовицкий: Да, 120 человек. Но мне кажется, что… Вот так огульно я бы не сказал, что молодежь не воспринимает театр, как мы с тобой воспринимали в юности, знаменитые труппы были.

Знаешь, в таком восторге… У нас очень много программ иностранных, очень много американских, с американцами. Это с тех времен, кстати.

Сергей Николаевич: Еще с 80-х годов?

Игорь Золотовицкий: Да, и Олег Павлович, и Анатолий Миронович, вот это все… И в каком они восторге вообще от института репертуарного театра!

Сергей Николаевич: Его же нет в Америке.

Игорь Золотовицкий: Вообще нет, вообще.

Сергей Николаевич: Там проекты.

Игорь Золотовицкий: Да, там живут проектами. Начали репетировать, и они уже знают, что билеты продаются, что они отыграют 20–30 спектаклей – и все, и все. И когда я им рассказываю, что у меня 12 названий, я приблизительно играю 10, 12, 8 спектаклей в месяц, разных, они говорят: «И сколько это лет?» Я говорю: «Вот один спектакль 12 лет играем, другой играем 15». – «Да ты что?!»

Ну, для них это… И потом, вообще систематизированная жизнь театральная – для них это… Мы к этому привыкли. Я не понаслышке… я абсолютно убежденно говорю, что мы впереди планеты всей по поводу такого систематизированного театрального пространства. И когда мне сейчас говорят (я ужасно нервничаю по этому поводу), что нужна какая-то реорганизация, оптимизация…

Сергей Николаевич: Слияние, поглощение и так далее.

Слушай, в связи как раз с реорганизацией. Ты возглавил Дом актера. Это еще была одна такая институция. Более того, я выяснил, что Дом актера был создан в 37-м году.

Игорь Золотовицкий: В 37-м году. Не самый простой год.

Сергей Николаевич: Да, не самый простой год в истории нашего Отечества. Это была потребность изнутри – вот сделать такой свой актерский клуб, где можно было бы встречаться, проводить время? Более того, даже творчески это был очень сильный импульс для нескольких актерских поколений. В каком состоянии он сейчас? Что ты от него хочешь? К чему стремишься?

Игорь Золотовицкий: Ты знаешь, как и в театре, в Доме актера, конечно, тоже такое же культовое пространство, как и Камергерский переулок. Мы помним с тобой… Это тоже великое здание, бывшее Министерство культуры СССР. И конечно же, время поменялось. Конечно, мы еще с тобой застали достаточно закрытое пространство клубного такого типа. Туда не всех пускали в ресторан, избранные попадали на мероприятия. И это была такая отдушина для актеров.

Сергей Николаевич: Ну, такое элитное место было.

Игорь Золотовицкий: Да-да. Мы могли там шутить так, как не могли шутить на публике, и так далее. Это было элитарное, элитное, элитарное… Да, прекрасные были театральные встречи на телевидении. Мы помним молодого Юрского и Ширвиндта.

Конечно, время меняется. И что-то, конечно, такое основополагающее в Доме актера осталось и сейчас. Молодежь приходит, во всех дырках репетирует что-то, в маленьких. Но, конечно, время диктует свое. И мы без единой копейки государственных денег, мы существует только за счет аренды помещений.

Сергей Николаевич: Аренда этого здания на Арбате, да?

Игорь Золотовицкий: Но при этом мы заканчиваем ремонт Большого зала. И я буду рад, если ты придешь и посмотришь (на открытие я тебя просто позову). Это будет еще одна свободная театральная площадка Москвы. И я благодарен людям, которые помогли: и Алишеру Бурхановичу Усманову, и Михаилу Михайловичу Задорнову, и вообще людям, которые нам помогают. Это будет современная театральная площадка.

Сергей Николаевич: Просто сцена такая современная?

Игорь Золотовицкий: Как сцена, да, со всем новым оборудованием. Будет трансформироваться в малую сцену или в итальянский вариант. Можно будет проводить не только спектакли, но и концерты. Можно будет в формате творческих встреч, в формате каких-то, я не знаю, узкопрофессиональных каких-то…

Но я хочу, чтобы это заработало, в том числе и коммерчески, конечно, заработало. Ну, конечно, надо зарабатывать деньги, Дому актера просто надо зарабатывать деньги. Хотелось бы, чтобы и люди все-таки получали достойную зарплату на сегодня.

Но то, что ты спросил по поводу традиций Дома актера – ну конечно, пытаемся их сохранить. Понимаешь, на самом деле Дом актера – мы так знаем, а юридически мы – Фонд помощи театральным деятелям. И вот эта статья беспрекословно в трудные ли времена, в легкие ли времена, в кризисы, не в кризисы… Раз в месяц (у нас картотека) к нам приходят 300–400 ветеранов. Мы им какой-то концертик делаем студенческий, какие-то актеры…

Сергей Николаевич: Какие-то ужины устраиваете и обеды.

Игорь Золотовицкий: Ужины устраиваем, какие-то пакетики даем. Ну, пытаемся как можем. Конечно, хочется лучше. Иногда получается найти каких-то спонсоров и чуть-чуть… К 9 мая, вот сейчас, находим. Чуть радости больше предоставляем.

У нас там есть великая Люся Черновская, которая… она нас вырастила, все наше поколение. И она гениальная! И конечно же, это связано с именами Юрского, Ширвиндта. Я вот сейчас хочу… Сергей Юрьевич ушел. Тоже идея Люси – сделать домактеровский… Я не знаю, как назвать – фестиваль или конкурс чтецов имени Юрского.

Сергей Николаевич: Ага!

Игорь Золотовицкий: Чтобы это было именно под патронажем Дома актера. Продолжается… Ну конечно, слушай, трудно. Никто не говорил, что будет легко. Но если я открою (а я открою в октябре этот зал), я буду считать свою миссию выполненной.

Сергей Николаевич: Перед Домом актера.

Игорь Золотовицкий: И можно уже спокойно передавать. Потому что это будет современный…

Сергей Николаевич: Скажи, а вообще у молодых людей, твоих учеников – у них есть потребность так встречаться, объединяться?

Игорь Золотовицкий: Слушай, великая Люся! 1 апреля были молодые люди, которых я не знаю, никого, ну, кроме своих. Я, конечно, это веду, первоапрельские всякие посиделки у Люси. Потрясающие ребята!

Сергей Николаевич: Потрясающие?

Игорь Золотовицкий: Замечательные! И разные. Неважно, нравится ли мне театр, хожу ли я в него часто. Разнообразные. У кого-то более смешно, у кого-то немножко не смешно, но чуть-чуть обшутили. Кто-то выходит… Ну блестящие ребята!

Сергей Николаевич: А они с номерами?

Игорь Золотовицкий: С номерами, с капустными номерами. Другой капустник, не то, к чему мы привыкли с тобой, совсем другого юмора. Допустим, «Заячий стон», из Ленкома ребята молодые, у них просто отдельный театр уже. Один из них – мой ученик Кирилл Петров. Прекрасные пятеро ребят. Слушай, ну я давно такого – у меня мурашки идут! – обэриутского юмора не видел и не слышал.

Женька Гришковец, который, знаешь, так очень осторожно относится вообще к таким пространствам, как Дом актера, он же был в восторге. Он говорит: «Откуда это? Откуда они свалились?» Я говорю: «Так они есть. Ты посмотри на них». Ребята из Сатиры, ребята из Вахтанговского, от Ноны Гришаевой… Ну прекрасные! Поэтому я в них верю. Замечательные! А какая группа у Димы Вдовина из Большого театра, молодые?

Сергей Николаевич: Оперные певцы, да.

Игорь Золотовицкий: Слушай, я с ними пел, уж не помню из чего – из «Фигаро», что ли. Они говорят: «Мы будем петь, а вы кривляйтесь». Я так не кривлялся в последнее время. Знаешь, я так дурачился на наших капустниках. Помнишь, у нас была «Массовская ложа»?

Сергей Николаевич: Конечно, конечно. Так что все продолжается, и на всех площадках, где ты есть.

Давай такой небольшой блиц.

Игорь Золотовицкий: Давай.

Сергей Николаевич: Я задаю, как бы начинаю фразу, а ты ее продолжаешь.

Игорь Золотовицкий: Давай.

Сергей Николаевич: «Близкие друзья считают, что я…»

Игорь Золотовицкий: …везунчик.

Сергей Николаевич: «Посторонние думают, что я…»

Игорь Золотовицкий: …шутник.

Сергей Николаевич: «И только я знаю про себя, что я…»

Игорь Золотовицкий: …лентяй.

Сергей Николаевич: «Я думаю, что у меня лучше всего получается…»

Игорь Золотовицкий: …иронизировать.

Сергей Николаевич: «Я думаю, что хуже всего у меня получается…»

Игорь Золотовицкий: …руководить.

Сергей Николаевич: «Лучший совет, который я когда-либо получал…»

Игорь Золотовицкий: Это совет не от какого-то человека, а это совет, два совета из культовых фильмов. Один: «Никогда ничего не проси. Сами придут и предложат».

Сергей Николаевич: Из романа.

Игорь Золотовицкий: Да-да-да. А другой: «Поступит такое предложение, от которого ты не сможешь отказаться».

Сергей Николаевич: «Есть тема, на которую я могу говорить бесконечно…»

Игорь Золотовицкий: Театр.

Сергей Николаевич: «Любовь угасает из-за…»

Игорь Золотовицкий: …равнодушия.

Сергей Николаевич: «В краску меня может вогнать…»

Игорь Золотовицкий: …жена.

Сергей Николаевич: «Я готов заплакать из-за…»

Игорь Золотовицкий: …ерунды. Слушай, я стал сентиментальным. Ты знаешь, сейчас широко отвечу. Я вообще… Нет, ну в хорошем смысле сентиментальный, когда какие-то невероятные… Вот я не могу остановиться. Несколько фильмов есть (наверное, у тебя тоже), которые я знаю наизусть. Но если я случайно, знаешь, когда щелкаешь каналами, случайно… И все, я не могу! «Осенний марафон», «Пять вечеров» – вот там я просто готов поплакать.

Сергей Николаевич: «Мой девиз…»

Игорь Золотовицкий: Не обижать людей и любить талантливых. Талант – это всегда новость, которая востребована.

Сергей Николаевич: Это был Игорь Золотовицкий в программе «Культурный обмен» на Общественном телевидении России. А я, Сергей Николаевич, прощаюсь с вами. Всего доброго, до свидания!