Пианист Борис Березовский: Все любят джаз, кого ни спроси. Классику обязаны любить, а джаз – это другая степень эмоций

Гости
Борис Березовский
пианист, заслуженный артист РФ

Сергей Николаевич: Здравствуйте. Это программа «Культурный обмен» на Общественном телевидении России. С вами Сергей Николаевич. Et cetera в переводе с латыни означает «и другие, и так далее». Как известно, это выражение часто встречается в письмах и в прозе Александра Сергеевича Пушкина, но вряд ли наш великий поэт мог предположить, что «et cetera» станет когда-нибудь и названием театра. Это придумал народный артист России и тезка Пушкина Александр Калягин.

Впрочем, первая наша встреча будет не с режиссером и актером, а с музыкантом, причем музыкантом, о котором не принято говорить «et cetera», «и другие», но его имя пишут заглавными буквами на афишах лучших концертных залов мира, его называют самым техничным и самым умным из российских музыкантов его поколения. Поразительно, что музыкант, прославившийся своими интерпретациями Бетховена, Шумана, Листа, сегодня переключился на джаз, причем не где-нибудь в филармоническом зале, а здесь, в театре «Et Cetera». Об этом и о многом другом мы поговорим с лауреатом международных конкурсов, заслуженным артистом России Борисом Березовским.

Здравствуйте, Борис.

Борис Березовский: Здравствуйте.

Сергей Николаевич: Начну с цитаты, ваших слов: «В классике я король, в джазе только музыкант». Почему вы вдруг решили переключиться на джаз?

Борис Березовский: Я вообще такого не говорил никогда.

Сергей Николаевич: Это я прочитал.

Борис Березовский: Это неправильно напечатали. Я всегда завидовал...

Сергей Николаевич: Завидовали джазменам?

Борис Березовский: Я искренне завидовал джазменам, всегда вспоминаю этот очень смешной анекдот, когда джазмен приходит к врачу, врач говорит: «Плохие новости, вам осталось жить три месяца». Он говорит: «Господи, на какие деньги?» У классиков таких проблем нет, у успешных классических исполнителей. Но в принципе действительно джазовые музыканты гораздо меньше получают, они играют в основном в барах, в джазовых клубах. Но это зависть к этой какой-то свободе, к этому кайфу, к этому свингу, и вообще атмосфера вот такого джазового клуба, конечно, очень привлекает.

Сергей Николаевич: Она в вас жила, и вы решили сейчас ее реализовать?

Борис Березовский: Она всегда жила, я... Не реализоваться, но немножко так поиграть. Я, конечно, понимаю, что мне далеко, очень далеко до джазовых пианистов. В принципе у нас всегда так: джазовые пианисты нам завидуют, потому что они очень хотят играть Баха, Моцарта, очень часто это делают, кстати, даже знаменитые, а мы тоже завидуем и играем. Вот эта зависть... Когда это случается, когда вот джазовый пианист выходит играть Моцарта, то все, естественно, тут же ухмыляются, говорят: «Нет, это ужасно, там нет этого, нет этого, все плохо». И когда классический музыкант выходит играть джаз, они точно так же сидят и говорят...

Сергей Николаевич: И морщатся, да?

Борис Березовский: «Что ты вообще со своим...»

Сергей Николаевич: А вы знаете, это как в балете. Кстати, вот мы сейчас вспоминали с вами Майю Михайловну Плисецкую, так вот она рассказывала, что все-таки танцовщики, которые имеют классическую школу, им проще танцевать модерн, проще танцевать даже танец джаз, чем тем... А вот те, кто танцуют модерн, они точно совершенно не могут танцевать классику. Поэтому тут какая-то... Это другая природа в пианистическом искусстве?

Борис Березовский: Я не знаю. Мне кажется, что нужно иметь ощущение вот этого свинга, это главное. Если его нет... Есть такая знаменитая джазовая песня «It don't mean a thing, If it ain't got that swing», – в общем, если нет свинга, то это вообще все не нужно.

Сергей Николаевич: Все бессмысленно, да?

Борис Березовский: Бессмысленно. И вот они очень дорожают этим свингом, они чутко, значит, слушают, если есть свинг...

Сергей Николаевич: Но этому можно научиться, или это все-таки благоприобретенная история, этот свинг?

Борис Березовский: Можно научиться.

Сергей Николаевич: Можно, да?

Борис Березовский: Мне кажется, что всему можно научиться, просто нужно ходить, много слушать, естественно, как во всем. Собственно говоря, ведь тоже мы, классики, как мы учимся? Сначала мы тысячу записей слушаем, потом это все постепенно входит, как-то перерабатывается, какой-то «завод» по переработке всей этой информации, выдается какой-то чуть-чуть изменившийся продукт в виде какой-то там интерпретации или еще чего-нибудь. Тут то же самое: если ты любишь и хочешь, то ты все это...

Сергей Николаевич: То все получится?

Борис Березовский: То все получится, да.

Сергей Николаевич: А как получилось, что здесь, в театре Калягина, в театре «Et Cetera» вдруг оказалась «Улица джаза»? Вот что это такое, почему? Откуда взялся этот проект?

Борис Березовский: Ну потому что все любят джаз в действительности. Я думаю, что кого ни спроси... Классику люди иногда говорят, что любят, на самом деле не любят, просто обязаны любить по статусу, что что-то там такое, «да, я люблю классику». А джаз... Вы знаете, когда люди это говорят, даже по тому, как они говорят, это видно: «Ой, я очень люблю классику». А когда говорят: «Ой, я обожаю джаз», – это сразу совершенно другое.

Сергей Николаевич: Иная такая степень эмоции, да?

Борис Березовский: Да, другая степень эмоции, потому что это действительно захватывает, это весело, это очень-очень классная история, вот. А так как вообще вся идея этого артгорода утопическая, я такой же утопический джазовый пианист.

Сергей Николаевич: А вообще расскажите немножко об этой истории с артгородами, городками? Я так понимаю, что это уже ваш второй опыт на этой сцене, в этом пространстве создания артгорода, предыдущий был связан с фольклором, все-таки с народной музыкой.

Борис Березовский: Да-да.

Сергей Николаевич: Об этом мы тоже обязательно поговорим. Но все-таки откуда взялась эта идея, что вот успешный, знаменитый пианист Борис Березовский будет заниматься какими-то смежными науками?

Борис Березовский: Да делать мне нечего просто.

Сергей Николаевич: Чистосердечное признание.

Борис Березовский: Признание, да, абсолютно. Вместо того чтобы сидеть и заниматься, я фантазирую на какие-то архитектурные темы, как было бы хорошо, могло бы быть красиво. Но вообще где-то что-то меня грызет, какая-то штучка сидит, что нам оставили в наследство прекрасную архитектуру, очень много красивого, а вот что наше поколение? Мы, естественно, на стыке всяких эпох, перемен и бог знает чего еще, чего только мы ни переживаем, но все равно я не вижу, что вот наша архитектура в то время, мне уже 50 лет, что есть что-то такое интересное, что бы могло...

Сергей Николаевич: Но вы ведь много, наверное, концертировали и в каких-то современных залах, построенных такими продвинутыми, модными архитекторами. Вы хотите сказать, что они не вызывают у вас каких-то вот эмоций?

Борис Березовский: Вызывают, это очень здорово, но просто я всегда понимаю, что любой авангард, тот же Барток и Стравинский – это все на каких-то... Это не из пустого места, Барток объездил всю Венгрию и Румынию, собирал фольклор, обожал, и вот эти все безумные ритмы – это все из народной музыки. У Стравинского тоже. То есть есть очень много разных влияний в искусстве, вот как-то хотелось видеть разнообразие, такая вот мечта, что хочется, чтобы у нас строили по-другому все эти, вместо многоэтажек, большая страна, почему бы не... Да, условно говоря, главный аргумент, который я часто повторяю: вместо ТЦ, торговых центров, у нас же были потрясающие торговые ряды, это очень красиво, одноэтажно, с церквушкой – почему бы не сделать такие везде вместо ТЦ? Пространство же есть.

Сергей Николаевич: Земля дорогая.

Борис Березовский: Ну вот мы и мечтаем. Денег нет...

Сергей Николаевич: ...а мы мечтаем.

Борис Березовский: ...а мы мечтаем.

Сергей Николаевич: Но тем не менее ваши мечты, я знаю просто, что все-таки они осуществляются, реализуются, в частности фестиваль в Елабуге, отцом-основателем которого вы являетесь. Что это за фестиваль? Удалось ли там, в пространстве этого города осуществить вашу мечту?

Борис Березовский: Нет, что касается моей мечты, то она сейчас немножко начала осуществляться. Дело в том, что появился какой-то человек, у которого огромный кусок земли в Подмосковье, и он хочет там как раз сделать таких семь небольших городков в разном стиле, то есть старорусский, современный, еще какой-то, даже город-сад, потому что, оказывается, действительно был этот проект, стихи были тоже не на пустом месте, а был архитектурный проект города-сада.

Сергей Николаевич: Города-сада, да?

Борис Березовский: Да-да-да. И вот его центральная часть, они там хотят реализовать как память о том...

Сергей Николаевич: Это Подмосковье?

Борис Березовский: Это Подмосковье, это на границе Тульской области, огромная территория, и вот мы... Сейчас уже много людей заинтересовались этим проектом, и вот мы хотим там что-то такое интересненькое сделать. И, конечно, опять же мечта, чтобы там был театр, чтобы можно было устраивать фестивали с разнообразнейшей музыкой, джаз, рок, классика, все что угодно. И, конечно, театр, потому что театр – это главное, как говорил великий Шекспир, «весь мир – театр».

Сергей Николаевич: «Весь мир – театр».

А что в Елабуге? Про этот фестиваль можете рассказать?

Борис Березовский: Елабуга – это сумасшедший фестиваль. Очень красивый город, старорусский город с таким вот... Когда стоишь на холме, это бесконечные пейзажи, реки, поля, все очень красиво, церквушки видны. Open air такой...

Сергей Николаевич: Летняя история такая?

Борис Березовский: Летняя, очень опасная в том смысле, что погоды жутко боимся, но пока везет. И там вот как раз, так как это open air, то мы все смешиваем, то одно...

Сергей Николаевич: Все жанры, да?

Борис Березовский: Все жанры, немножко так, чтобы всем понравиться. В принципе это соответствует моему характеру, мне тоже нравятся очень разные...

Сергей Николаевич: Много всего разного.

Борис Березовский: Да.

Сергей Николаевич: Мне рассказывали там один забавный эпизод, что вы там познакомились буквально за кулисами с аккордеонистом и предложили ему выйти на сцену и что-то сыграть. То есть там возможны не только такие суперпрофессионалы, но и люди, просто увлекающиеся музицированием?

Борис Березовский: Безусловно, безусловно. Вообще эта тема любителей и профессионалов... Тот же знаменитый, легендарный Рихтер, он же чем потряс Нейгауза? К нему же: «К вам приехал какой-то сумасшедший, который не учился, он хочет вам поиграть». Ну вот любитель, так что...

Сергей Николаевич: Тем не менее у вас очень такое основательное образование.

Борис Березовский: Да, по полной программе.

Сергей Николаевич: Да, по полной программе. И я знаю, что вы всегда вспоминаете своих учителей, это Александр Игоревич Сац и Элисо Вирсаладзе, выдающийся пианист. Вот как вам кажется, чему они вас прежде всего научили?

Борис Березовский: Очень многому. Вирсаладзе меня научила дисциплине, музыкальной дисциплине, ритмической дисциплине. Она очень любит немецкие репертуары, вся бетховенская техника игры, где каждая шестнадцатая должна быть шестнадцатой, тридцать вторая точно, точно...

Сергей Николаевич: Очень точно все.

Борис Березовский: Точность, да, и вот над этим она очень много со мной работала, в общем, достала меня страшно в результате...

Сергей Николаевич: Так что вы занялись джазом в конце концов.

Борис Березовский: И Александр Игоревич... Ну, это такой процесс, в общем, он немножко всегда напоминает сказку «Буратино», а в конце концов он как бы вдохнул в меня какую-то другую жизнь.

Сергей Николаевич: Все-таки роль педагога именно в этом, да? Вот как-то переформатировать тот материал, который у него есть, и вдохнуть эту самую жизнь?

Борис Березовский: Ну, грубо говоря, показать, какой ты идиот, да, желательно в как можно более мягкой...

Сергей Николаевич: Но вы же уже пришли подготовленным, собственно говоря.

Борис Березовский: Ну да, в мягкой степени, чтобы окончательно не угробить человека.

Сергей Николаевич: Не отвратить от этого навсегда.

Борис Березовский: Не отвратить, да.

Сергей Николаевич: У вас в роду очень много музыкантов, я правильно понимаю?

Борис Березовский: Практически все.

Сергей Николаевич: Все играли?

Борис Березовский: Бабушка революционерка по папиной линии, мама музыкант, конечно, она его отдала в Суворовское училище, когда не было денег. Убежденная коммунистка, член партии с 1905 года, хранила оружие в подвале, раздавала большевикам, из еврейской семьи. В общем, это такая...

Сергей Николаевич: А вот этот род Свиньиных, который...

Борис Березовский: Вот это с маминой стороны.

Сергей Николаевич: Это с маминой стороны. Причем там XV век, я что-то читал...

Борис Березовский: Да, что-то такое.

Сергей Николаевич: Куликовская битва, в общем, какие-то прямо... Вся история России проходит через вас.

Борис Березовский: Невероятно, да. Легендарное имение в Тульской области, которое отняли.

Сергей Николаевич: Отняли, да?

Борис Березовский: Конечно, одна бабушка у другой.

Сергей Николаевич: То есть в вас сошлись вот эти две линии такие, да?

Борис Березовский: Да-да, очень-очень странно. Я как-то долго жил, интересно: у меня половина как бы антиреволюционная, а другая совершенно...

Сергей Николаевич: ...такая яростно революционная.

Борис Березовский: Да, яростно. Забавно с этим жить, но в результате я как-то помирился с ними, мне нравится.

Сергей Николаевич: В общем, на самом деле вот эта пианистическая жизнь, жизнь лауреата международных конкурсов такая довольно одинокая и мучительная, потому что ты вот один на один с этим инструментом проводишь по большей части время. Вы вот сознательно это выбрали, или так вот как бы судьба складывалась?

Борис Березовский: Ну я это воспринимаю как работу, просто должен провести в офисе, неважно где, ты должен провести 5–6 часов в каком-то одиночестве.

Сергей Николаевич: Ага.

Борис Березовский: Все-таки это необходимо, поэтому я не вижу никаких проблем.

Сергей Николаевич: Что касается одиночества, по крайней мере на моей памяти я что-то никого не могу вспомнить, чтобы в какой-то момент исполнитель вашего класса отказался от дирижера и стал как бы сам: вот в центре стоит рояль, вокруг оркестр, вообще вся-вся-вся такая красота, в общем, мечта любого солиста. Как вы к этому пришли?

Борис Березовский: К этому? Я убежден в том, что профессия дирижера переоцененная, что они, эти сволочи, получают гонораров в сто раз больше, чем музыканты, при этом не играя на инструменте. Меня это бесит, извините, пожалуйста, меня это бесит. Почему человек, который не играет на инструменте...

Сергей Николаевич: Но он же там что-то делает!

Борис Березовский: Ну хорошо, вот это делать – это не дело, вот это показывать...

Сергей Николаевич: Да-да-да.

Борис Березовский: «Здесь я хочу больше легато, здесь я хочу больше эмоций», – вы знаете, это как-то не очень серьезно. В принципе музыканты все очень образованные и прекрасно чувствуют музыку. Это какая-то отрыжка XVIII века, это вот просто какое-то недоразумение, которое чем скорее пройдет...

Сергей Николаевич: Вы прямо в лицо это говорили дирижерам, которые имели несчастье дирижировать вместе с вами?

Борис Березовский: Да-да-да, абсолютно, абсолютно, да.

Сергей Николаевич: Да?

Борис Березовский: Я в этом убежден, я так считаю. А когда мне начинают говорить, что интерпретации, все эти высокие, красивые слова, я всегда говорю: «Ну давай сыграем на деньги, вот я тебе ставлю запись, а ты угадай, кто дирижирует из десяти самых выдающихся, высокооплачиваемых дирижеров, я тебе поставлю». Даже я не требую, чтобы одинаковая сумма была, я говорю: «Я ставлю миллион рублей, а ты хоть сто тысяч поставь», – никто не хочет.

Сергей Николаевич: Ага, не хотят рисковать своими деньгами.

Борис Березовский: Не хотят даже на одну десятую, потому что это невозможно, потому что это все ерунда.

Сергей Николаевич: Но, условно говоря, вы слышите, когда дирижирует Мравинский, когда дирижирует Караян, вы ощущаете отличия, скажем, интерпретации того же Чайковского или кого-то из немцев?

Борис Березовский: Ой, трудно сказать. Дело в том, что в стиле, в определенных стилях уже работали много дирижеров, в стиле Караяна или Мравинского. У каждого есть такие более-менее похожие персонажи, когда вы не отличите, просто система всегда выбирает какие-то имена. Как раз Караян начал пропагандировать себя как вот...

Сергей Николаевич: ...звезду.

Борис Березовский: ...как звезду, и это отвратительно, это совершенно... Я не понимаю, зачем это все.

Сергей Николаевич: А в какой момент вы, так сказать, вот такой вызов системе, в общем, уже это система на самом деле, да?

Борис Березовский: Да, это такая система.

Сергей Николаевич: Вот система всех этих репутаций, система вот этих демиургов, стоящих на этом дирижерском культе. Когда вы решили, что больше они не нужны?

Борис Березовский: Так я же много раз рассказывал, я ведь это решил, когда побывал на концерте в Питере, меня пригласили, в первом ряду посадили на свое несчастье, и я стал разглядывать оркестрантов. Играли сложнейшее произведение, очень сложное ритмически, для ансамбля практически тяжелейшее, одно из самых сложных, которое есть. И я весь концерт смотрел не отрываясь на оркестрантов и понял, что они ни разу не смотрят на дирижера, ни разу, только в самом начале, когда раз! – и все. А дальше я весь концерт сидел и думал: боже мой, они играют всю эту музыку, они вообще не смотрят, и эти не смотрят... Потом я подошел к одному и сказал: «Почему вы вообще не смотрите?» Говорит: «А если посмотришь, то будет ужасно». То есть они просто считают такт и играют, и в принципе это принцип камерной музыки, то есть симфония, симфонический оркестр. Вопрос, десять человек играют без дирижера спокойно – когда он начинает быть необходимым?

Я не знаю, мне кажется, что это все преувеличено. То есть есть музыканты, с которыми приятно, те же оркестранты могут вам сказать, что им нравится работать с таким-то и таким-то, – ну ради бога, все это возможно, есть разные точки зрения. Но я четко для себя решил, что я их не люблю и они портят атмосферу, чудовищно портят атмосферу своими... Когда люди играют музыку, вот мы играем, и вдруг начинается вот это стук-стук, «нет, это не то, это не то»... Что ему не нравится? В чем его проблема? Хочется его спросить: «Слушай, что тебе надо? Почему ты такой?» Помните, как это: «Почему ты такой злой? Что случилось, объясни?» Это совершенно непонятно. Но ладно, бог с ними, они все равно, так сказать, это понятно, что эта система так и будет существовать, и потом это мое личное мнение, оно...

Сергей Николаевич: Но вы какой-то прокладываете свой собственный путь, именно я имею в виду классического музыканта, классического пианиста. И я так понимаю, что вот теперь эта практика, когда рояль стоит в центре и вы за ним, оркестр вокруг вас, – это теперь такая ваша формула существования музыки, да?

Борис Березовский: Да-да-да, это моя. Просто очень часто пианисты играют, сами заменяют дирижеров, они немножко по-другому...

Сергей Николаевич: Да-да, но вот...

Борис Березовский: В принципе это похоже, похожая ситуация.

Сергей Николаевич: В камерных ансамблях это принято.

Итак, все-таки про классику еще я хотел вас спросить. Просто вы давали достаточно резкие интервью по поводу устройства всей этой индустрии, о том, что как бы все оказываются, есть некий такой набор имен, пробиться достаточно сложно, торгуют вами эти самые менеджеры...

Борис Березовский: Торгуют.

Сергей Николаевич: ...и соответственно агенты и так далее, и так далее. Есть ли возможность эту систему сломать? А если ты выламываешься из этой системы, она не будет тебе мстить на самом деле?

Борис Березовский: Не знаю.

Сергей Николаевич: На себе вы не испытали каких-то ответных мер, скажем так?

Борис Березовский: Пока нет.

Сергей Николаевич: Пока нет.

Борис Березовский: Пока все прекрасно. В принципе это... Понимаете, я хоть и большая, но капля в океане вообще всей музыки...

Сергей Николаевич: Но это может быть пример и для других на самом деле.

Борис Березовский: Может быть, может быть, но... Посмотрим. В принципе меня волнуют только мои ощущения. Если кто-то последует за этим, замечательно, если нет, меня это тоже абсолютно не волнует, я просто отвечаю за себя и только за себя.

Сергей Николаевич: Вот касаемо вашего выбора. В какой-то момент, и вы об этом говорили в своих интервью, что вы вдруг страстно увлеклись народной музыкой, вот то, что именуется фольклором, это слово уже действительно приелось, как-то во многом опошлено, тем не менее вы стали искать вот эту народную музыку, причем в самых разных странах, это и венгерская, как я понимаю, музыка, и румынская, и русская. Вот что... Почему вы ее открыли для себя? Как вы для себя ее открыли?

Борис Березовский: Мне просто безумно понравилось... Я, по-моему, начал с грузинской музыки...

Сергей Николаевич: С грузинской, да?

Борис Березовский: С грузинской, просто это красота невероятная, а потом постепенно пошел румынский фольклор, вот эти цимбалы потом индийские...

Сергей Николаевич: А вы просто какие-то изыскания производили, или все-таки она вся существует... ?

Борис Березовский: Нет, я просто... Сейчас, в современности ты все получаешь тут же, любое найти.

Сергей Николаевич: Ну да, в Интернете можно найти.

Борис Березовский: Что-то мне безумно понравилось, как-то я стал больше это слушать, увлекся этим. Собственно говоря, вот так.

Сергей Николаевич: Вы говорили о том, что вот в машине, если ты ее ставишь, то ты не заснешь на самом деле, да?

Борис Березовский: Да-да.

Сергей Николаевич: То есть она так энергетически наполнена, что вот этого унылого укачивания, которое иногда бывает в классических произведениях, никогда, по крайней мере по вашему восприятию, это не...

Борис Березовский: Да-да, это мое восприятие, я охотно принимаю, что это индивидуально, что очень многие с этим не согласны, но я просто... У меня спрашивают, я говорю, что мне нравится, я обожаю.

Сергей Николаевич: Я так понимаю, что именно эта музыка вас в первый раз привела в театр «Et Cetera», то есть вот этот первый концерт, который вы устроили вот здесь, был связан, посвящен исключительно народной музыке, да?

Борис Березовский: Это было связано с артгородком, когда мы говорили о том, что как было бы хорошо, чтобы в современной русской архитектуре были бы национальные элементы, это было именно с этим связано. Скажем, сейчас весь мир уходит от национального, наоборот, это такой синтез...

Сергей Николаевич: Ага, такой глобальный...

Борис Березовский: И очень красиво, делают потрясающие вещи. Но мне бы лично хотелось, чтобы все равно существовало какое-то... И всегда думал, что вот такие модернисты-композиторы, как Ригетти, совершенно невероятный модернист, самый модерновый композитор, он всегда обожал фольклорную музыку и говорил, что для него это тоже... Венгерская традиция, Барток, Ригетти, они все признавались...

Сергей Николаевич: ...в любви.

Борис Березовский: ...в том, что вот этот модернизм, собственно, все эти ритмы невероятные, вот эти сдвиги и даже немножко фальши, которая существует в фольклоре, потому что они не проводят часами, чтобы нота звучала чисто, их эта проблема просто не волнует, – это все немножко оттуда.

Сергей Николаевич: А вот то, что касается песнопений, то есть все-таки народная музыка – это прежде всего пение.

Борис Березовский: Да.

Сергей Николаевич: Вот вы в этом смысле что-то открыли для себя? Предполагается ли ваше сотрудничество с какими-то народными хорами, я не знаю, с исполнителями?

Борис Березовский: Это все мы делали, я через это прошел, и я счастлив, что я познакомился с огромным количеством изумительных ансамблей, они все потрясающие ребята, очень веселые, здорово поют. И вот немножко у меня такая тоже зависть. Вообще я понимаю все больше и больше, что я начинаю всем завидовать.

Сергей Николаевич: Жизнь прошла не на той улице, да?

Борис Березовский: Да, абсолютно, джазу завидую, Фредди Меркьюри, року завидую, я всем начинаю завидовать, и это меня злит почему-то. Думаешь: действительно, что такое? Народное тоже мимо меня прошло, не могу петь, сижу за столом, просто слушаю.

Сергей Николаевич: Когда все поют, вы не можете петь?

Борис Березовский: Нет.

Сергей Николаевич: Почему?

Борис Березовский: Довольно это не так-то просто.

Сергей Николаевич: Не так просто, да? То есть вот это народное пение, это многоголосье...

Борис Березовский: Да, это многоголосье – это совсем не просто. Опять же нужно какие-то усилия... Я так сижу, завидую.

Сергей Николаевич: Ну в любом случае эта зависть приводит все-таки к проведению таких концертов, к идее вот этого артгородка, когда вы хотите всех объединить, я так понимаю, самые разные жанры, самых разных музыкантов.

Борис Березовский: Опять же, вот мы говорили о реакции, когда люди поют, ... или народники поют в ресторане, люди вскакивают и начинают аплодировать – так на классическом концерте никогда не аплодируют. Это настолько вообще...

Сергей Николаевич: Эмоционально захватывает, да?

Борис Березовский: Совершенно другое это, тут так, а там просто вот все, весь человек как бы аплодирует. У нас никогда не доходит до этой точки.

Сергей Николаевич: То есть я так понимаю, что все-таки таким движущим стимулом во всей этой истории, в обращении к самым разным...

Борис Березовский: Аплодисменты.

Сергей Николаевич: Аплодисменты.

Борис Березовский: Аплодисменты, да.

Сергей Николаевич: Крайняя степень энергии этих аплодисментов.

Борис Березовский: Я хочу этих аплодисментов, я хочу...

Сергей Николаевич: Вы хотите этой другой... ?

Борис Березовский: Да, конечно, мне хочется, конечно. А кому не хочется таких аплодисментов?

Сергей Николаевич: А что это за «Музыка Земли»? Что это за фестиваль такой?

Борис Березовский: Ну это вот связано как раз с этим поиском связи классической музыки...

Сергей Николаевич: ...с народными традициями?

Борис Березовский: Да-да. Мы очень много делали, в Англии английский фестиваль, скандинавский, Григ, конечно, весь на фольклоре, безусловно, один из моих любимейших композиторов, обожаю его. В Англии мы нашли у Воан-Уильямса какие-то его хоры «Времена года», где он брал тоже фольклорные темы английские. Это необязательно, что они все, это может быть для кого-то небольшая часть, но все равно так или иначе очень многие обращались к этому.

Сергей Николаевич: А скажите, мы все-таки проследили достаточно разные пути фольклора, я не знаю, английского, грузинского. Чем отличается русский фольклор, его взаимосвязь, скажем так, с классической музыкой? Есть тут какие-то особенности, в которых проявляется характер нации, ее судьба и так далее?

Борис Березовский: Есть, и это полная бесшабашность.

Сергей Николаевич: Да?

Борис Березовский: Абсолютно. Это такое стопроцентное раздолье...

Сергей Николаевич: Все-таки оно есть, да?

Борис Березовский: Да, и стопроцентная грусть, и стопроцентное веселье, все это есть, просто чувствуется. Мы делали «Курские песни»...

Сергей Николаевич: Курские?

Борис Березовский: «Курские песни» Свиридова. Это потрясающие произведения, он брал как раз оригинал и просто делал оркестровку, потрясающие песни, пятнадцать, что ли, их из разных...

Сергей Николаевич: ...областей.

Борис Березовский: ...областей Курской. И вот это веселье, с одной стороны, с другой стороны, жуткая какая-то...

Сергей Николаевич: ...грусть.

Борис Березовский: ...грусть, два таких контраста. Но очень часто ирония тут тоже в песнях, юмор потрясающий, слова феноменальные в подобных песнях. Мы сидели как-то, смотрели, как-то красиво написано, образно, очень здорово.

Сергей Николаевич: Ну вот то, что касается народной музыки, я понял, что это все-таки вылилось вот в этот большой концерт фактически, который прошел здесь в театре «Et Cetera» в марте 2019 года. Сейчас джазовая история. Вы идете тем же путем, но уже обращаетесь к джазовым композиторам и, я так понимаю, ищете каких-то параллелей, соотнесений с классической музыкой, да, то есть с Равелем... ?

Борис Березовский: Ну да, но тут связь очевидна. Дело в том, что Гершвин, собственно говоря, который считается...

Сергей Николаевич: ...эталоном таким джазовым.

Борис Березовский: Да-да, эталоном джазовым, который написал больше вечнозеленых песен, чем кто-либо, наверное, из всех живущих и живших композиторов, он же ездил к Равелю, хотел у него учиться. То есть все эти гармонические такие изыски, кстати, которые начались в России со Скрябина, потом уже...

Сергей Николаевич: Вот эти россыпи таких вот звуков, да?

Борис Березовский: Нет, все эти джазовые гармонии, как бы это началось у Скрябина, потом Дебюсси, Равель. И он приехал к Равелю учиться, и тот ему сказал: «Зачем вы хотите учиться?» – «Я очень люблю вашу музыку». – «Поиграйте свою». Он начал играть свою музыку. Говорит: «Зачем вам быть вторым Равелем, если вы можете быть первым Гершвином?» Это очень знаменитая история, она действительно показывает, насколько Равель видел, что в нем какая-то сила невероятная. И по сути что сделал Гершвин? Музыка-то африканская.

Сергей Николаевич: Ага.

Борис Березовский: Джаз – это, безусловно, вот этот свинг и все ритмы – это Африка абсолютная. Он придал этому какой-то европейский такой лоск, такой под соусом, в общем, подается... В действительности в основе джаза, конечно, Африка, но сделать его приемлемым для всего мира помог именно Гершвин, который полил это своим восхитительным гармоническим соусом и подал всему миру, с тех пор началось вот это безумие джаза, конечно, это...

Сергей Николаевич: Джазомания.

Борис Березовский: Да, джазомания, такая смесь.

Сергей Николаевич: Я хотел спросить, еще на другую немножко тему. Для меня было абсолютным откровением узнать, что иногда вы, как вы проводите иногда свои свободные дни, очищая от мусора и грязи какие-то прибрежные зоны, озерные...

Борис Березовский: На самом деле я просто ненавижу делать зарядку, я всю жизнь пытаюсь худеть и придумал такой способ совмещать...

Сергей Николаевич: Ага.

Борис Березовский: Было это два раза в жизни...

Сергей Николаевич: А, всего-то?

Борис Березовский: Нет-нет, ну конечно, это такие вылазки пиаровские, которые... Вообще не стоит об этом говорить.

Сергей Николаевич: Нет, но тем не менее это все-таки, вот то, что касается экологической всей истории... Просто мне кажется, что и то, что вы рассказываете и про джаз, и про народную музыку, – это попытка как-то проникнуть к чему-то, расчистив всякие ненужные напластования, какие-то... Почувствовать суть.

Борис Березовский: Может быть. Она просто на меня магически действует, и когда я слушаю народную музыку, она меня так трогает безумно, больше, чем какая-либо другая.

Сергей Николаевич: А вы когда к этому пришли?

Борис Березовский: Где-то лет 10 назад.

Сергей Николаевич: То есть в достаточно зрелом возрасте.

Борис Березовский: Да-да.

Сергей Николаевич: То есть не то чтобы вы ее слушали всю жизнь, с детства и только сейчас решили этим заняться.

Борис Березовский: Нет-нет, абсолютно. Просто какая-то... Я понял, что в музыке необязательно быть слишком сложным, чтобы добиться кайфа.

Сергей Николаевич: Ага. А все-таки в конечном счете в основе своем это все-таки кайф, это удовольствие, да?

Борис Березовский: Ну естественно, естественно, а иначе кто бы это стал слушать?

Сергей Николаевич: Нет, иногда вот то, что вы говорили про классическую музыку, что это какой-то труд такой.

Борис Березовский: Ну классическая музыка, там больше это все во времени завязано: условно говоря, начало симфонии – это трагедия, потом преодоление, потом какие-то эпизоды, а в конце вот этот финал. Вот пока это все дело пройдет, конечно, это довольно длинная история, интересная, может быть. Но это в принципе для людей, которые получали, которые просто элементарно знают, что такое сонатная форма. Потому что, если не знать, что такое сонатная форма, ты никогда ни сонату не оценишь, ни симфонию. А сколько народу приходит слушать симфонии и не знает, что такое сонатная форма? – очень много. Поэтому это чистый образовательный процесс.

Сергей Николаевич: Просто в одном из своих интервью вы говорили, что классическая музыка держится на снобизме, вот эти каменные лица и мертвая скука. Но, наверное, не всегда?

Борис Березовский: Нет, конечно, не всегда, безусловно, это я загнул.

Сергей Николаевич: Я даже знаю, что вы против детских конкурсов, вообще вовлечения детей, а очень много построено сейчас вот в этой индустрии развлечения, будем называть, классической музыки именно на вундеркиндах, на вот этом маленьком дитя, которое сидит за этим огромным роялем, а где-то взрослые смотрят и умиляются.

Борис Березовский: Да. Первое, что приходит, – Моцарт, а что Моцарт?

Сергей Николаевич: А что Моцарт?

Борис Березовский: Вот так просто, если я сам себе возражаю, я, конечно, против, а с другой стороны, я вспоминаю, что Моцарт.

Сергей Николаевич: Ага. Но это действительно, вот эта музыка способна и поломать, и подорвать эту детскую психику, и все эти конкурсы, вся эта система вот этой индустрии развлечений в конечном счете не для всех?

Борис Березовский: Конечно, хотелось бы более какого-то сбалансированного... Я говорил, что детям нужно выступать, особенно талантливым детям, безусловно нужно, но конкурс сам по себе для детей не очень подходит. Лучше просто использовать фестивали, вот устроить фестиваль, всем раздать подарки, игрушки, книжки, не знаю, что еще, деньги родителям.

Сергей Николаевич: Деньги родителям, да?

Борис Березовский: Деньги родителям, чтобы они могли... Собственно, все стоит денег, учеба и прочее, безусловно.

Сергей Николаевич: Ну да, конечно.

Борис Березовский: Но так ребенку... Они же очень переживают.

Сергей Николаевич: А ваши дети занимаются музыкой?

Борис Березовский: Да, старшая дочка занимается, младшая дочь. Сын совершенно не занимается.

Сергей Николаевич: И вы не очень переживаете по этому поводу?

Борис Березовский: Абсолютно не переживаю.

Сергей Николаевич: То есть по крайней мере вот этот ваш путь такого классического музыканта вы не очень хотели бы, чтобы они повторяли? Или наоборот?

Борис Березовский: Я считаю, что это индивидуально. Если это удачный путь, то это прекрасно, но просто не все либо хотят, либо получается. Это сложно.

Сергей Николаевич: Вы как-то сказали, что вообще музыка для вас – это развлечение, игра в бисер, но это было довольно давно. А сейчас чем она для вас является?

Борис Березовский: Очень, очень важным моментом моей жизни. Это мой бизнес, это мое увлечение, это моя любовь, это... Практически все, что в моей жизни происходит, так или иначе связано с музыкой.

Сергей Николаевич: Если я вас сейчас все-таки попрошу, мы много говорили о музыке, хотелось бы в вашем исполнении услышать, может быть, какую-то одну часть, что-то, что вы захотели бы нам сыграть в «Культурном обмене».

Борис Березовский: С удовольствием сыграю Гершвина.

Сергей Николаевич: Прекрасно! Мы столько о нем говорили.

МУЗЫКАЛЬНЫЙ ФРАГМЕНТ

Сергей Николаевич: Спасибо, Борис!

Это был Борис Березовский в программе «Культурный обмен» на Общественном телевидении России. Нас ждет продолжение сюжета, посвященного театру «Et Cetera», встреча с художественным руководителем этого театра Александром Калягиным. А я, Сергей Николаевич, прощаюсь с вами. Всего доброго, до свидания.