Прима Большого Ольга Смирнова: Сколько будут предлагать приезжать в Мариинский театр – я буду соглашаться. Потому что это мой дом

Гости
Ольга Смирнова
балерина, прима-балерина Большого театра

Сергей Николаевич: Здравствуйте! Это программа «Культурный обмен» на Общественном телевидении России. С вами Сергей Николаевич. Мы продолжаем цикл программ, посвященных Большому театру. И сегодня моей собеседницей станет самая юная прима-балерина Большого – Ольга Смирнова.

Несмотря на свой юный возраст, она перетанцевала все заглавные балетные партии, включая Одетту-Одиллию в «Лебедином», Никию в «Баядерке», Татьяну в «Евгении Онегине». В самом начале своего пути она получила приз международной премии Dance Open «Мисс Выразительность». Ну а что сама Ольга больше всего ценит в танце, в балете – мы сегодня и узнаем.

Ольга, здравствуйте.

Ольга Смирнова: Здравствуйте.

Сергей Николаевич: Мы находимся с вами в музее Большого театра. Здесь сейчас выставка, посвященная Елене Васильевне Образцовой. Я подумал, что, наверное, все неслучайно, вот когда ты куда-то приходишь, тем более встреча с вами. Жизнь в искусстве, жизнь в театре со всеми ее страданиями, взлетами, падениями – она, в конце концов, завершается в музее, да? Ты становишься таким музейным экспонатом. Твои костюмы, фотографии – это все, что от этой жизни остается.

Вы как-то думаете о том, что самое главное, что то, по чему будут судить ваши, я не знаю, потомки, кто такая была Ольга Смирнова, что она хотела, чего она добилась, ради чего она выходила на сцену? Вот для себя вы как-то это формулируете сейчас или нет?

Ольга Смирнова: Вы, конечно, правы насчет быстротечности и насчет того, что вообще это искусство неуловимое, может быть, одно из самых неуловимых, потому что какие-то записи музыкальные ты можешь потом на пластинках прослушать, а балет – это то, что существует в настоящем. Зритель сейчас пришел на спектакль – и получил ли он отклик от спектакля, от исполнения или нет?

На самом деле для меня, мне кажется, самое главное – это как-то честно танцевать и честно выходить на сцену, то есть на сто процентов, на которые я сегодня, например, понимаю ту партию, которую исполняю. Раньше мне казалось, что танцевать классические спектакли – это скучно, потому что до меня уже столько гениальных и талантливых танцовщиц это исполняли. Что я могу нового добавить? Или как по-другому? Но на самом деле с опытом (это мой уже девятый сезон в Большом театре) я поняла, что самое сложное – это вложить свои чувства, свои ощущения в партию, и тогда она, естественно, будет другой, чем…

Сергей Николаевич: И она будет твоя.

Ольга Смирнова: И она будет только моя. Вы знаете, у меня, например, со школы, когда я росла и ходила в Мариинский театр и смотрела спектакли Мариинского театра, у меня был кумир – балерина Диана Вишнева. И когда я только начинала осваивать балетный репертуар, так как я смотрела еще очень много спектаклей, мне очень хотелось быть на нее похожей. И я даже брала какие-то движения, которые она танцевала, и вставляла их в свои спектакли.

Благо, что мой педагог на то время – Марина Викторовна Кондратьева – она как-то очень мудро к этому относилась и не пыталась меня переделать. Мне кажется, это было на тот момент невозможно, потому что я не понимала, что какие-то вещи мне не идут. Она дала мне возможность самой это понять и со временем осознать, что какие-то движения, которые смотрятся на одной балерине гениальной, они мне не подойдут.

И это процесс, который на самом деле нескончаемый, сколько бы ты раз ни танцевал партию. Например, сейчас мы открываем сезон «Лебединым озером», и я до сих пор понимаю, что… А это была одна из первых моих партий в театре.

Сергей Николаевич: Да?

Ольга Смирнова: И я понимаю, что я для себя еще не нашла тот образ ни Одетты, ни Одиллии, который я бы хотела в итоге, чтобы он был. Татьяна, например, в «Онегине» – такое ощущение, что она вообще с меня списана. Это то, что во мне существует. И мне не нужно было себя как-то ломать и подстраиваться под эту партию. А вот есть какие-то спектакли, которые до сих пор, я считаю, недоделанные; я просто не удовлетворена.

Сергей Николаевич: Вы знаете, меня поразило, когда я готовился к нашей встрече и читал ваши интервью, что, в отличие от очень многих балерин, вы собираете все записи, вы смотрите все кассеты всех своих предшественниц, какие-то другие интерпретации. Это вам помогает или в какой-то момент начинает тормозить? Ну как можно превзойти, я не знаю, Марсию Хайде, на которую была поставлена партия Татьяны, или Майю Плисецкую в «Кармен»? Вас это сдерживает или, наоборот, как-то раскрепощает?

Ольга Смирнова: На первом этапе подготовки к роли это, наоборот, помогает.

Сергей Николаевич: Помогает?

Ольга Смирнова: Потому что ты как бы глубже окунаешься в материал, со всех сторон его видишь и напитываешься просто этим. А потом, когда уже переходишь на работу в зал, что-то, может быть, случайно у тебя рождается, какое-то движение. Ты у кого-то увидел, ты уже даже не помнишь, у кого, – и вдруг оно становится твоим. Ты чувствуешь, что оно для тебя естественное в исполнении.

То есть нельзя копировать, но мне кажется, что фундамент, когда ты накапливаешь информацию, чтобы откуда-то черпать вдохновение, должен присутствовать. Поэтому мне всегда помогает смотреть спектакли и в записях, и живые. Я очень люблю этот процесс.

Сергей Николаевич: Вы петербурженка – и родились в Петербурге, и учились в Вагановской академии. И я так понимаю, что все планы дальнейшие были связаны с Мариинским театром. Петербург – это, в общем, другая школа, петербуржская школа. И Мариинский театр всегда был некоторой оппозицией Большому. Однажды мне Николай Цискаридзе объяснял, в чем разница: сцена Большого театра больше сцены Мариинского театра, то есть шагов и движений надо сделать больше, чтобы ее пересечь.

Вот почувствовать московский стиль, перейти, как теперь говорят, в формат Большого театра – вам это было сложно?

Ольга Смирнова: Нет такого рубежа, когда я почувствовала, что вот я стала московской балериной.

Сергей Николаевич: Нет?

Ольга Смирнова: Нет. Это такой процесс постепенный и зависит от репертуара. Я попала, мне кажется, в счастливое время Большого театра, когда я набирала репертуар. Очень много приезжало хореографов в театр. И мне даже не нужно было уезжать никуда из театра, хореографы сами приезжали сюда. И у меня была возможность осваивать огромный репертуар – то, что, например, в Мариинском театре…

Сергей Николаевич: …было бы невозможно.

Ольга Смирнова: Да, я была бы просто лишена. Там были бы, конечно, классические спектакли, был бы строгий, может быть, немножко консервативный взгляд педагогов, которые бы меня держали только в этом русле, но возможности охватить больше там бы не было.

Сергей Николаевич: Вот это то, что касается московского стиля балетного – считается, что он более размашистый, более свободный, чем эта классическая линия петербуржского балета. Вы это почувствовали, когда пришли на сцену Большого театра, когда стали выступать уже здесь?

Ольга Смирнова: Да. Во-первых, это действительно зависит от размера сцены. Тем более что после реконструкции, насколько я знаю, оркестровая яма стала больше, чуть ли не на два метра, поэтому, естественно, расстояние до зрителя еще увеличилось.

И когда ты танцуешь, например, спектакли Григоровича, где, мне кажется, первым и основным является пластика, конечно, ты вкладываешь эмоции, но там мимика не столько играет роль, ты играешь спектакли именно пластикой тела. Но когда ты танцуешь спектакли, например, Ноймайера, то там нужно, чтобы зритель видел тебя, как я вас сейчас вижу, близко.

Сергей Николаевич: Маргарита Готье, спектакль «Дама с камелиями».

Ольга Смирнова: Да, «Дама с камелиями» и «Анна Каренина».

Сергей Николаевич: И «Анна Каренина», конечно.

Ольга Смирнова: Поэтому для таких спектаклей, я считаю, Историческая сцена даже вредна, потому что зрители просто не могут окунуться. Ты должен сидеть и как будто бы быть наедине с артистами в той комнате, где происходит действие. А когда есть вот это пространство, которое как бы ты ни чувствовал, как бы ты ни пытался его заполнить, но это все-таки почти что невозможно.

Сергей Николаевич: Вы как-то сказали, что человек должен быть готов к удаче. Что стало для вас главной удачей в жизни?

Ольга Смирнова: Даже не знаю, как сказать. Не знаю…

Сергей Николаевич: Мы не разделяем театр и жизнь, а все-таки вот то, что вы ощущаете своей главной жизненной удачей.

Ольга Смирнова: У меня вообще есть какое-то ощущение, что я иду по своему пути, по правильному. А когда ты на нем находишься, то не нужно ничего придумывать сверху. То есть у тебя есть какие-то небольшие цели на будущее, ты мечтаешь о каких-то ролях, спектаклях, поработать с хореографами, но тем не менее это происходит естественно и очень натурально тогда, когда ты готов к этому, когда ты уже повзрослел и когда наиболее логично, чтобы это произошло. Поэтому я верю, что что-то меня ведет по этому пути.

Правда, при этом я достаточно активно мечтаю, я себе не запрещаю этого делать. Когда появляется какая-то возможность, уже реальная возможность и я понимаю, что я могу, например, поработать с интересным мне человеком, то я как-то мысленно просто притягиваю это событие, просто как бы начинаю…

Сергей Николаевич: И оно реализовывается?

Ольга Смирнова: Оно реализовывается. Знаете, какой бы ты ни был опытный, но педагог тебе нужен всегда. Бывает, что ты можешь неправильно даже почувствовать, а кажется, что так очень эффектно выглядишь. И нужен человек, который тебе скажет…

Сергей Николаевич: То есть еще зеркало ко всему прочему, да?

Ольга Смирнова: И представляете, как важно верить этому человеку?

Сергей Николаевич: И у вас такой педагог есть?

Ольга Смирнова: В принципе, я могу сказать, что у меня три уже таких педагога было.

Сергей Николаевич: Марина Кондратьева…

Ольга Смирнова: Да, мы очень много времени вместе провели, все первые годы были с ней.

Но был еще педагог, который меня выпустил из академии, – это Людмила Валентиновна Ковалева, это педагог еще Дианы Вишневой. Оттуда и пошли эти «родственные» связи с Дианой. Как мне казалось, я ее очень чувствую и понимаю на сцене.

Сейчас у меня еще другой педагог – Мария Евгеньевна Аллаш, которая недавно закончила свою карьеру на сцене Большого театра и плавно перешла в роль педагога. И мне тоже очень комфортно и доверительно с этим человеком, потому что она еще и – как это сказать? – человек современного видения и современной пластики. То есть все равно же балет развивается. То, как танцевали 30 лет назад (ну, 30 лет возьмем) и сейчас…

Сергей Николаевич: Это разное, да ?

Ольга Смирнова: Ну, другие требования, все-таки другие.

Сергей Николаевич: Балет вообще становится более атлетичным, более спортивным.

Ольга Смирнова: Цирковым.

Сергей Николаевич: Цирковым. А вашей натуре – такой поэтической и так чувствующей вот эту линию – насколько это близко? И вообще можно ли это совместить, этот стиль, такой очень атлетичный?

Ольга Смирнова: Это нужно пытаться совместить, потому что уже другие мерки. То есть на тебя смотрят и хотят, чтобы был высокий шаг, чтобы был высокий прыжок, чтобы вращение было.

Сергей Николаевич: Давайте вернемся к вашей заглавной первой партии Одетты-Одиллии. Очень же много трактовок – образ этой демоницы и образ белого лебедя. Фактически все великие и большие балерины всегда находили свою какую-то интерпретацию, кто есть кто в этой ситуации.

Ольга Смирнова: Либо Одетта, либо Одиллия, правда? Очень редко, когда балерина может совместить и то, и другое амплуа в одном спектакле. Всегда говорят: «Она все-таки лучше как Одетта». Или…

Сергей Николаевич: Да-да-да. А кто вам ближе?

Ольга Смирнова: Это на самом деле сложный вопрос. Я до сих пор не могу на него ответить.

Сергей Николаевич: Не ответили для себя?

Ольга Смирнова: Точнее – меняется. Раньше я всегда думала, что Одиллия.

Сергей Николаевич: Да вы что? Да?

Ольга Смирнова: Представляете? Мне очень нравились партии Маргариты Готье, Анны Карениной. Во-первых, сильные личности с трагическим каким-то уклоном.

Сергей Николаевич: Такие женщины-вамп в каком-то смысле?

Ольга Смирнова: Да. Кармен. Я много лет мечтала станцевать Кармен. Мне казалось, что…

Сергей Николаевич: Именно редакцию Алонсо?

Ольга Смирнова: Мне было все равно. Мне хотелось быть Кармен.

Сергей Николаевич: Был еще же балет Пети, Ролана Пети, да?

Ольга Смирнова: Да. Но в Большом идет Алонсо, поэтому, конечно, логичнее было мечтать про версию Алонсо.

Я не знаю, почему я так устроена. Внешность с внутренним миром как-то не очень совмещаются в моем случае. Поэтому внешне, наверное, я больше похожа на Одетту, но интереснее искать Одиллию. Может быть, когда-нибудь я смогу все-таки одинаково… Как это сказать? Чтобы люди поверили в правдивость, что это подходит…

Сергей Николаевич: Что Одетта и Одиллия – это двойник, да?

Ольга Смирнова: Да.

Сергей Николаевич: Что Одетта так же прекрасна и сильна в вашем исполнении, как и Одиллия, да? То есть вам в этом смысле…

Ольга Смирнова: Ну, вопрос в правдивости.

Сергей Николаевич: В правдивости?

Ольга Смирнова: Чтобы зритель поверил, чтобы он принял.

Сергей Николаевич: Сейчас вы ждете этого «черного акта» с бо́льшим нетерпением, чем первого акта, да?

Ольга Смирнова: Мне когда-то Жан-Кристоф Майо сказал, что отрицательных персонажей сыграть намного легче, чем положительных. Я, пожалуй, с ним соглашусь, потому что положительные – согласитесь, немножко пресные. Ну как их сыграть, чтобы зацепить зрителя? Это нужно вообще каким-то очень сильным нутром обладать. Вот чем можно взять?

А отрицательных персонажей – легко! Просто за счет того, что они эффектные, у них более эффектная хореография. И тебе, может быть, даже меньше нужно чувствовать, а просто исполнять хореографический рисунок – и ты как-то уже будешь себя чувствовать более наполненной.

Сергей Николаевич: Я знаю, что Майя Михайловна Плисецкая, когда пришла к партии Кармен (и это был, в общем, ее проект, как теперь говорят), во-первых, ей уже было немало лет. Она долго ждала этого часа и этой возможности. И потом Кармен сопровождала ее всю жизнь.

Совсем недавно Светлана Захарова станцевала Шанель. Не знаю, в какой мере это была роль ее мечты, тем не менее такой персонаж возник на сцене Большого театра.

Есть ли какой-то исторический персонаж или, может быть, какой-то конкретный балет, о котором вы мечтаете и который, как вы думаете, в какой-то момент станцуете?

Ольга Смирнова: Да, есть такой. У меня вообще долгое время самым любимым произведением был «Идиот» Достоевского. И раньше я думала, что невозможно показать на балетной сцене Достоевского, потому что… Ну как всю эту философию без слов передать только языком танца? И вообще я всегда себя ассоциировала с Аглаей.

Недавно опять же жизнь просто такой подарок преподнесла – я познакомилась с литовским хореографом Анжеликой Холиной, у которой есть собственный театр в Литве, в Вильнюсе, и очень много постановок в Театре Вахтангова. И она поставила на меня дуэт Настасьи Филипповны с Рогожиным. После этого я поняла, что все-таки Настасья Филипповна… даже не то что ближе, но ее интереснее воплощать. И вот с тех пор я мечтаю, чтобы она поставила целиком спектакль.

Сергей Николаевич: Целиком балет по роману «Идиот»?

Ольга Смирнова: Да, «Идиот».

Сергей Николаевич: Хотел спросить вас вот о чем. Вам не кажется, что танцовщики, звезды 60–70-х годов были, что ли, более известными фигурами, чем сейчас танцовщики?

Ольга Смирнова: В масштабах чего?

Сергей Николаевич: В масштабах мира. Ну, мы можем вспомнить эту знаменитую троицу Миша – Наташа – Руди (Барышников – Макарова – Нуреев). Ну, тут присутствовал, конечно, и такой политический момент – они все-таки остались тогда на Западе. Но если вспомнить и имена той же Плисецкой, Васильева и Максимовой, Бессмертновой – они были более, скажем, медийными персонажами, чем сейчас танцовщики. Вы согласны с этим? И если да, то с чем это связано?

Ольга Смирнова: Согласна, да. С чем связано? Ну, во-первых, в советское время и балет же все-таки немножко на других условиях существовал – его преподносили, им гордились.

Сергей Николаевич: Как национальное достижение, да?

Ольга Смирнова: Именно. И это было то, что связывало, наверное, страну со всем остальным миром. Это была визитная карточка, лицо страны. И естественно, такие имена, которые, конечно, достойны быть в ореоле славы, но их всячески поддерживали, чтобы они звучали именами и легендами.

В наше время, когда ты можешь в интернете, в Instagram найти миллион каких-то балетных отрывков, спектаклей, зашоривается немного, исчезает эта градация, кто…

Сергей Николаевич: Кто есть кто?

Ольга Смирнова: Кто есть кто, да. Потому что очень много выставляют, безусловно, талантливые девочки из школ, как они вертят пируэты. Это то, о чем мы с вами говорили – о цирке и наращивании техники в балете. И ты смотришь гениальные какие-то вещи! По десять пируэтов! Стоят, заканчивают идеально чисто! То есть этим нельзя не восхищаться.

Поэтому уходит… А что главное в спектакле? Главное – сделать эти десять пируэтов? Или главное – уйти с ощущением, что ты видел спектакль и тебя это внутри затронуло? И ты потом ходишь взволнованный несколько дней…

Сергей Николаевич: Думаешь, вспоминаешь этот спектакль.

Ольга Смирнова: Согласитесь, у людей сейчас уже нет времени на это, чтобы просто пожить с какими-то эмоциями, потому что все очень быстро происходит. Ты быстрее решаешь все дела, молниеносно. Даже наши родители так не могли. Раньше пойти и взять билет на поезд – это целая история. Нужно было поехать на вокзал, очередь, «Есть билеты? Нет». А сейчас это дело трех минут. У тебя уже есть закладки в приложении, как ты это все совершаешь. То есть, конечно, из-за такого потока информации…

Сергей Николаевич: …что-то стирается.

Ольга Смирнова: Стирается, да.

Сергей Николаевич: И уходит ощущение чуда, ощущение чего-то необыкновенного из жизни, да?

Ольга Смирнова: Да. И что главное, а что неглавное. То есть так много всего, так много информации, что немножко засоряется мозг. Я не знаю, как это сказать. Согласитесь, трудно выделить что-то одно…

Сергей Николаевич: Главное.

Ольга Смирнова: Главное, да.

Сергей Николаевич: Возвращаюсь в те времена. Я знаю, что многие танцовщики, достигшие невероятных вершин в классическом балете, конечно, они мечтали о танце модерн, они мечтали о новом балете. И только избранным удавалось добиться благорасположения того же Бежара. Ну и возможность выехать из Советского Союза, чтобы порепетировать с тем или иным хореографом.

Современная хореография, которой сейчас много на самых разных сценах, в самых разных странах, – она вас привлекает? Есть кто-то, с кем бы вы хотели поработать? Или даже, я не знаю, оставив Большой театр, поехать с какой-то экспериментальной труппой, попробовать что-то совсем новое? Я знаю, что ваша героиня, ваш кумир Диана Вишнева часто рисковала, она себе это могла позволить. А вы?

Ольга Смирнова: Во-первых, современная хореография разная бывает. Есть такая современная хореография, которая уже считается классикой, например, как Форсайт или как Килиан. Это пластика современного танца, но она уже опробована, в принципе, несколькими поколениями и многими театрами. И мне кажется, это то, через что балет в наше время обязательно должен пройти.

Сергей Николаевич: Обязательно пройти, да?

Ольга Смирнова: Это такой уровень современной пластики, который тебе необходим, чтобы просто даже свое тело лучше почувствовать и обогатить ощущения. Мы танцевали в Большом театре «Забытую землю» Иржи Килиана…

Сергей Николаевич: Килиана, да?

Ольга Смирнова: Да. Но, к сожалению, сам мастер не смог приехать, потому что есть у него какие-то проблемы с перелетами, он не летает, а на поезде или долго, или…

Сергей Николаевич: Все сложно.

Ольга Смирнова: В общем, да, вот эта проблема транспортировки была сложна. И я, конечно, мечтала бы как-то встретиться с ним лично. Конечно, здорово танцевать и его спектакли – ты все равно получаешь ту энергию, которую он заложил. Но ничего нет ценнее, чем встретиться с хореографом с глазу на глаз в балетном зале, когда он даже уже поставленную хореографию умеет оживить. Казалось бы, ты все точно выучил по видео, но только либо очень опытный репетитор, либо сам хореограф может сделать эту хореографию живой, чем-то наполнить. Я даже не знаю, как это объяснить. Сто тысяч каких-то деталей, нюансов.

Они очень требовательные – западные хореографы, постановщики. Вот вплоть до миллиметра! И сложно проходить этот репетиционный процесс. Но потом на сцене, когда ты выходишь, у тебя такая свобода появляется! Потому что ты намучился в зале, там: «Нет, не так, не так. Чуть-чуть подальше, а потом только поворот». Ты все это прошел. И потом на сцене ты действительно наслаждаешься, потому что тело уже автоматом все сделает, а ты можешь уже вкладывать душу и свои ощущения.

Сергей Николаевич: Я так понимаю, у вас это было с Ноймайером?

Ольга Смирнова: С Ноймайером так было, с Жан-Кристофом Майо. Я вообще счастливый человек. Понимаете, даже сейчас – девятый сезон – работать со столькими…

Сергей Николаевич: …выдающимися балетмейстерами.

Ольга Смирнова: Действительно выдающимися, гениальными. Просто какие-то легенды космические по своему мироощущению! Был еще спектакль в конце прошлого сезоне, Акрам Хан привез «Жизель». Это тоже какой-то фантастический спектакль!

Сергей Николаевич: А вы с ним работали?

Ольга Смирнова: Нет, не работала. Это опять же та мечта, о которой я очень сильно думаю и мечтаю, чтобы она...

Сергей Николаевич: Поработать у Акрама Хана, да?

Ольга Смирнова: Да, чтобы она осуществилась.

Сергей Николаевич: Если мы вспомним классический балет, то он все-таки очень сконцентрирован, и центром его, безусловно, является балерина. Это как бы смысл, содержание всего балета Мариуса Петипа, всех этих классических балетов. А вот если говорить о современной хореографии, о танце модерн, то ты часто и балерину не различишь в этой массовке, то есть ты становишься частью некоего множества на сцене.

Вот вас как танцовщицу и уже прима-балерину это обстоятельство не смущает – то, что упраздняется вся иерархия примы, ты становишься частью чего-то целого?

Ольга Смирнова: Я вообще люблю себя чувствовать частью спектакля, частью команды. И даже в классических спектаклях, где, как вы говорите, действительно в иерархической лестнице балерина на самой вершине находится, мне все равно важно ощущать себя частью всего коллектива. Поэтому я на репетициях часто зову еще второстепенных персонажей, чтобы с ними проверить все мизансцены, чтобы не было такого, что я делаю то, что я хочу, а остальные как-то под меня подлаживаются. Нет, мы как-то всегда находим компромисс, чтобы все артисты себя чувствовали хорошо, чтобы им было комфортно.

Поэтому, во-первых, зависит, наверное, от балерины, как ты танцуешь. Даже если упраздняется ее роль как центра спектакля, но она все равно должна чем-то обратить на себя внимание.

Сергей Николаевич: Зачем она здесь.

Ольга Смирнова: Почему она балерина. Она должна это доказать. Потому что, к сожалению, каких бы мы ни достигали рангов и привилегий и какие бы нам премии ни вручались, все равно на сцене каждый раз доказываешь, имеешь ли ты право…

Сергей Николаевич: …право на эту сцену выйти, быть на этой сцене.

Ольга Смирнова: Да. И можно столько различных каких-то хвалебных слов сказать, но, пока ты не увидишь на сцене подтверждения этих слов, они ничего не стоят.

Сергей Николаевич: Я помню, это было уже довольно давно, это мне рассказывала Майя Михайловна Плисецкая. Для нее абсолютным потрясением стал танец Сильви Гиллем, еще совсем юной Гиллем. Она увидела совсем другую хореографию, совсем другие линии, какую-то новую энергию, которая вдруг, как костер, полыхнула на сцене! Даже есть эпизод, когда она ей подарила какие-то свои серьги. В общем, у нее был жест, движение, чтобы что-то отдать, что-то подарить в память об этом впечатлении.

В вашей жизни случались когда-то такие мгновения, когда вы видели какой-то новый, абсолютно новый танец, новое поколение танцовщиков? Я понимаю, что вы сами еще очень молоды, чтобы говорить о каких-то других поколениях, но тем не менее – что-то, что вас поразило, что вы, может быть, еще сами не умеете делать и хотели бы сделать на сцене.

Ольга Смирнова: Вы знаете, даже современную пластику разные компании танцуют по-разному. Если мы возьмем, например, нидерландскую компанию, то они владеют телом просто как-то феерично. Как-то они приезжали на гастроли в Большой театр. И то, как они это исполняют… Я не знаю, сколько нам нужно работать над спектаклем, чтобы это так же исполнить.

То есть когда ты видишь качественный спектакль, качественно отрепетированный и исполненный, то это, конечно, всегда восхищает, потому что это не так просто. Даже если ты находишься в своем амплуа и в своей стихии, каждый раз показывать вот это качество – это означает, что ты очень много репетируешь, ты действительно вкладываешься и ты отдаешься. Поэтому меня всегда восхищает, когда я вижу вот такие спектакли, детально отработанные.

Это было, кстати, с «Жизелью» Акрама Хана. И потом я прочитала в интервью, что на время постановки художественный руководитель освободил компанию от текущего репертуара на несколько месяцев.

Сергей Николаевич: Месяцев?

Ольга Смирнова: Месяцев. На три месяца, по-моему, если я не ошибаюсь. Это совершенно невозможно представить, например, у нас в Большом театре, когда тебя на три месяца освобождают от репертуара и ты занимаешься только постановкой одного спектакля. Чаще всего нужно совмещать. Это всегда непросто. Ты танцуешь текущий репертуар и по вечерам или как-то между ты учишь новый.

Сергей Николаевич: То есть такая концентрация на чем-то одном невозможна просто?

Ольга Смирнова: Ну, очень тяжело здесь построить. Наверное, это даже невозможно, учитывая, какое количество спектаклей мы должны сыграть в месяц, в год.

Сергей Николаевич: Так что это особый опыт. Добиться такого результата можно только путем… ну, действительно погрузившись абсолютно в материал.

Ольга Смирнова: Погружение.

Сергей Николаевич: Скажите, Оля, а у вас получается быть такой еще и балериной-гастролершей, выступать на других сценах? Наверняка ведь вам поступают такого рода приглашения. И как вы к ним относитесь?

Ольга Смирнова: Всегда очень позитивно. Знаете, это из разряда «и мир посмотреть, и себя показать». Те разы, когда я уезжала из Большого театра на такие гастроли – это всегда были значительные для меня гастроли: с Манюэлем Легри, например, или с Джоном Ноймайером (Гамбург), или балет Монте-Карло, Жан-Кристоф Майо. Это были те проекты, которые мне позволяли еще чему-то научиться, то есть не просто поехать и станцевать, но и качественно провести время, то есть либо поработать еще с мастером, либо попробовать новое партнерство.

Я всегда хочу, чтобы такие проекты продолжали случаться в моей жизни. Единственный вопрос – найти нужный баланс, потому что и театральный сезон в Москве насыщенный, очень много интересных спектаклей. В прошлом году, например, мы танцевали и Форсайта, и Кристофер Уилдон поставил «Зимнюю сказку». То есть это уже две большие работы за сезон. И это не хочется пропускать. Поэтому как-то нужно лавировать между тем, что тебе наиболее интересно, ну и в чем еще заинтересован руководитель тоже.

Сергей Николаевич: Ну да. Театр – это же большой коллектив.

Ольга Смирнова: Да, это важно. Нельзя тоже только уезжать на гастроли и забывать про театр.

Сергей Николаевич: Тем не менее Петербург еще присутствует в вашей жизни?

Ольга Смирнова: Я стараюсь, чтобы присутствовал, потому что это мои корни, это я. Петербург – это я. Я с удивлением заметила, что москвичей это обижает.

Сергей Николаевич: Правда?

Ольга Смирнова: Да, когда я говорю, что я петербурженка. Хотя уже… Сколько?

Сергей Николаевич: Много лет уже.

Ольга Смирнова: Девять лет я уже в Москве. Мне хочется… Я даже, честно говоря, прописку у себя в паспорте не меняю.

Сергей Николаевич: То есть вы остаетесь в Петербурге?

Ольга Смирнова: Да, официально я петербурженка до сих пор.

Сергей Николаевич: Я просто где-то читал, вы признались, что когда уже совсем вы устаете, и нет сил, и хочется как-то передохнуть, то вы берете этот билет на «Сапсан» и едете, чтобы просто погулять по Петербургу, посмотреть на эти мосты и дома – и уже как-то все отпускает.

Ольга Смирнова: Потому что это и ностальгия, это и детство. Это что-то, что тебе с детства знакомо и родное, поэтому, наверное…

Сергей Николаевич: Ну и потом, столько красоты. Мне кажется, она всегда лечит, когда ты это все видишь.

Ольга Смирнова: Да.

Сергей Николаевич: А что касается Мариинского театра – у вас есть какие-то проекты? Вот вернуться туда, прийти туда и осуществить свою детскую мечту – станцевать на сцене Мариинского театра?

Ольга Смирнова: В рамках фестиваля «Мариинский» меня приглашали уже несколько раз, и я танцевала и «Лебединое», и «Баядерку». Я могу сказать: сколько будет поступать предложений приезжать в Мариинский театр, я всегда буду соглашаться, потому что это мой дом. Да, наверное, я еще так могу сказать, что это мой дом.

Сергей Николаевич: Все-таки это ваш дом. А ваши родители живут в Петербурге?

Ольга Смирнова: В Петербурге.

Сергей Николаевич: У вас еще брат и сестра?

Ольга Смирнова: Да.

Сергей Николаевич: Большая семья. Никто из них не связан с балетом?

Ольга Смирнова: Нет.

Сергей Николаевич: Читал очень милое ваше интервью. Ваш муж поддерживает вас во всех балетных и творческих делах, он как-то занимается ими, но при этом он сам не связан с искусством.

Ольга Смирнова: Нет. Но его можно, наверное, причислить к категории балетоманов, потому что, во-первых, в моем исполнении он видел, наверное, практически все спектакли. Очень редко, когда он не приходит на спектакль. Представляете, какая это уже насмотренность? Четыре-пять раз в месяц ты идешь на балет.

Сергей Николаевич: А он всегда приходит на ваши спектакли?

Ольга Смирнова: Он всегда приходит, да. И как-то так уже у нас такая традиция возникла – мы всегда делимся впечатлениями после спектакля. И мне, кстати, очень интересно слушать его мнение: что он как зритель увидел и чего не увидел, чего ему не хватило. И потом я как-то пытаюсь понять, почему он так это увидел и чего не хватало, и как мне добавить в образе красок.

Сергей Николаевич: А есть у него ваш любимый балет, та партия, которую он особенно любит?

Ольга Смирнова: Я думаю, он любит меня настоящую.

Сергей Николаевич: Дома.

Ольга Смирнова: Да, больше, чем любые партии. На самом деле я была удивлена, когда ему понравилась Кармен в моем исполнении. Это то, что я танцевала для своей души. То есть мне даже не нужно было, чтобы это приняли, чтобы говорили, что я чего-то достигла или что я настоящая Кармен. Нет. Потому что я знаю, что внешне, наверное, это мне не особо подходит, но душа лежит. И нужны все-таки артистам такие спектакли, где они могут для души, для себя…

Сергей Николаевич: Раскрыться.

Ольга Смирнова: Да. Вот поэкспериментировать, попробовать. Даже если это будет в итоге неудачно, все равно это нужно. Каким-то образом это тебя внутреннее высвобождает, может быть. И я помню, для меня было удивление, когда мне мой муж сказал, что это была достойная работа.

Сергей Николаевич: Я думаю, он восхищается вами довольно часто, не только «это достойная работа».

Ольга Смирнова: Да. Но есть люди, от которых тебе наиболее приятно услышать комплименты, ты это ценишь, а есть люди, которые даже будут ругать, но я, честно, пройду мимо и даже…

Сергей Николаевич: Все равно, да?

Ольга Смирнова: Да. Потому что нужно знать цену даже критике, кто тебя…

Сергей Николаевич: А он строгий критик, ваш муж?

Ольга Смирнова: Я думаю, да. Ну, опять же потому, что он себя может причислить к людям, которые смотрели большое количество спектаклей, поэтому ему есть с чем сравнить. Даже он может сравнивать меня в спектаклях предыдущих, например, и как я сейчас. Иногда он меня спрашивает: «А почему ты там поменяла костюм?»

Сергей Николаевич: То есть эти все детали он не пропускает, да?

Ольга Смирнова: Ну, наверное, это естественно уже. Оно само бросается, когда ты видел столько спектаклей.

Сергей Николаевич: А вы вообще разделяете жизнь и танец, жизнь и балет?

Ольга Смирнова: Это очень трудно разделить. Наверное, нет. Если ты хочешь чего-то достигнуть, то ты должен выкладываться целиком – все свое время, все свои мысли. Единственное, что, конечно, нужно время для перезагрузки, чтобы просто немного отдохнуть и чтобы опять было желание такой же силы.

Сергей Николаевич: А можете поделиться, как эта перезагрузка происходит? Что для вас является таким релаксом, отключением от этой балетной суеты и от этого напряжения больших спектаклей?

Ольга Смирнова: Я, наверное, не скажу ничего нового. Книги. Если это отпуск, то путешествия. Всегда делится отпуск на две части: активная и пассивная. Активная – это когда ты смотришь новые места. Я очень люблю путешествовать. Насколько позволяют силы, всегда мы пытаемся ходить в музеи, соборы, просто город, в историю погрузиться. А потом время для того, чтобы восстановить тело после нагрузок. И это море.

Сергей Николаевич: Море, да?

Ольга Смирнова: Это обязательно море. Я не могу себе представить, как можно отдохнуть без моря.

Сергей Николаевич: Вы думаете о том, что потом? Вот что потом?

Ольга Смирнова: Я подумала недавно, что, может быть, мне осталось уже танцевать ну лет десять, может быть, даже чуть меньше, когда я могу не экономить на своих силах, когда я могу танцевать самые сложные классические спектакли. Я думаю над этим: что потом?

Опять же мне кажется, что это не нужно выдумывать, вот как-то выдумать и себе поставить цель: «Вот я буду…» Мне кажется, что должно как-то тоже естественно прийти понимание, что ты дальше можешь и хочешь делать. Поэтому я жду того, чтобы жизнь меня сама направила и помогла решить, где я буду еще востребованной и что я смогу делать с той же самой отдачей, с которой я могу сейчас танцевать.

Сергей Николаевич: Спасибо большое.

Ольга Смирнова: Спасибо.

Сергей Николаевич: Как известно, балетный век недолог. Но, впрочем, иногда случаются исключения. И хочется думать, что Ольга Смирнова, начавшая свой путь так ярко, так дерзко и талантливо, еще долго будет украшать сцену Большого театра, радуя своих поклонников и всех любителей балета.

Ну а я, Сергей Николаевич, прощаюсь с вами. Нас ждут новые встречи, новые сцены в рамках программы «Культурный обмен» на Общественном телевидении России. Всего доброго, до свидания!