Сергей Гармаш: Актер «Современника» сразу получает мощный аванс доверия. Вопрос в том, что его нужно вернуть
Сергей Николаевич: Здравствуйте. Это программа «Культурный обмен» на Общественном телевидении России. С вами Сергей Николаевич. Судьба нашего сегодняшнего героя – еще одно наглядное доказательство, что терпение и упорство являются обязательными составляющими актерской профессии. Здесь никогда не стоит рассчитывать на быстрый и легкий успех, а только на самого себя. Именно так всегда поступал и поступает народный артист России Сергей Гармаш.
Голос за кадром: Сергей Гармаш – актер театра и кино, народный артист России. Родился в 1958 году в Херсоне. Окончил Днепропетровское театральное училище. После службы в армии поступил на актерский факультет Школы-студии МХАТ (мастерская Ивана Тарханова). Сразу после окончания института был принят в труппу Московского драматического театра «Современник», где работает по сей день. На его актерском счету множество театральных и киноролей, отмеченных вниманием зрителей, критиков и почетными наградами, в числе которых «Ника», «Золотой овен», «Золотой орел» и «Герой нашего времени».
Сергей Николаевич: Сергей, здравствуйте.
Сергей Гармаш: Здравствуйте, Сергей.
Сергей Николаевич: Я знаю, что этот год, уходящий год является особенным годом в вашей жизни: 1 сентября вы отметили юбилей. Вообще все люди делятся на тех, кто обожает свои юбилеи и дни рождения и кто относится к ним достаточно прохладно, скажем так. Вы принадлежите к какой категории граждан?
Сергей Гармаш: К последней.
Сергей Николаевич: К последней? И все-таки как вы отметили свою эту юбилейную дату?
Сергей Гармаш: Это было за городом, у меня дома, в достаточно таком узком, близком семейном кругу.
Сергей Николаевич: И не более того?
Сергей Гармаш: Ей богу не более того. Но вообще, скажем, не из семьи было около двух или трех человек.
Сергей Николаевич: Ага.
Сергей Гармаш: Это была моя семья, семья брата, дочь и все.
Сергей Николаевич: Это вообще такая традиция в вашей семье или ваша личная не привлекать слишком много внимания к своим каким-то личным обстоятельствам, такого рода датам и так далее?
Сергей Гармаш: Вы знаете, я затрудняюсь сказать так. Например, встречи моего курса происходили тоже у меня за городом, самые такие, скажем, массовые происходили по моей инициативе и у меня. Я не отрицаю какое-то большое шумное застолье, но не в свой адрес.
Сергей Николаевич: Чтобы не вы были главным героем этого застолья.
Сергей Гармаш: Да. Я не хочу быть главным героем. И потом как-то… Понимаете, мне так приходится по жизни часто бывать на таких мероприятиях, и я не могу сказать, что я там присутствую неискренне, мне это даже порой нравится, я встаю и могу искренне поздравить, искренне сказать. Но в своей ситуации мне просто хочется другого. Мне очень приятно получать поздравления письменные вот эти, эпистолярный жанр у нас как бы погиб…
Сергей Николаевич: SMS, да.
Сергей Гармаш: Да, теперь SMS. Безусловно, я на все категорически отвечаю. Но честно говоря, для меня этот день наедине с самим собой, даже наедине, наверное, лучшая ситуация.
Сергей Николаевич: Ну вот наедине с собой оставаясь в этот праздник, в эту годовщину, какие вы себе выставляете оценки, если таковое случается? Что получилось, а что, может быть, не получилось совсем?
Сергей Гармаш: Ну вообще-то, скажем так, я свой табель на протяжении всей жизни…
Сергей Николаевич: Ведете, да?
Сергей Гармаш: Да. И как бы вам так сказать, Сережа… Вы знаете, вот я как в детстве «двойки» подтирал, наверное, сейчас подтираю, как в детстве переправлял какие-то «тройки» на «пятерки», так и сейчас, в общем-то. Просто это мне кажется, скажем так, заглядывание в свой собственный табель в контексте того, как вы задали вопрос, это должно быть постоянно. Потому что если ты, продолжая вашу мысль, вдруг выдашь себе уже законченный аттестат…
Сергей Николаевич: …то уже финал.
Сергей Гармаш: Да, это финал. Что тогда? Если уж ты такой положительный с аттестатом такого рода, что тогда дальше делать? Как жить дальше?
Сергей Николаевич: Тем не менее в этом году у вас еще случилась премьера, может быть, как-то о ней недостаточно хорошо известно, фильм был показан на «Кинотавре», назывался он «Два билета домой», где вы выступили уже и как продюсер, то есть это уже новое такое качество человека, который делает кино, не только снимается, не только играет роли, но и уже отвечает за это. Это какая-то новая ваша ипостась?
Сергей Гармаш: Вы меня немного в неловкую ситуацию ставите, я должен вас чуть поправить.
Сергей Николаевич: Да.
Сергей Гармаш: Вообще-то я написал этот сценарий.
Сергей Николаевич: Да вы что?
Сергей Гармаш: Да, и это первый опыт.
Сергей Николаевич: Это первый ваш опыт? Просто всюду писали о том, что вы там и продюсер, но то, что вы там и сценарист, я это узнал сейчас.
Сергей Гармаш: Да, это моя идея, мой сценарий.
Сергей Николаевич: То есть вообще весь ваш проект оказался, да?
Сергей Гармаш: Нет, не весь мой проект. Смотрите, я приехал в свой выходной день навестить друга Месхиева на съемках картины «Батальон», он снимал «Батальон», я снимался в другой картине. Уже уезжая, я говорю: «У меня есть история». Он часто от меня разные истории слышал, он говорит: «Давай-давай, у меня пять минут». Я говорю: «Мне пяти минут хватит». Я ему рассказал идею, и вдруг у Месхиева загорелся глаз, и он горит: «Пиши». Я говорю: «Ты сдурел? Я никогда не писал». Он говорит: «Пиши и все».
Значительные события моей жизни всегда были обусловлены какой-то случайностью, какой-то неожиданностью. Ну слушайте, я уже все показал, мне остался один шаг из аудитории «Современника», и я бы больше никогда там не был…
Сергей Николаевич: Туда не вернулся.
Сергей Гармаш: Да, и когда нужно было совершить этот один шаг после того, как Галина Борисовна сказала: «Мы монологи не слушаем», – вдруг Фокин спросил: «А какой все-таки у вас монолог?» И я сказал, что Митя Карамазов, «Братья Карамазовы», и они, посовещавшись, разрешили мне сделать шаг обратно в эту аудиторию, понимаете? Вот не было бы этого шага… Или, скажем, я не явился бы на общеобразовательный экзамен в Школу-студию МХАТ, сдав конкурс уже по мастерству актера, написав сочинение, не явился…
Сергей Николаевич: Почему?
Сергей Гармаш: …потому что перепутал дни от радости, от какой-то такой эйфории, все, расслабление пошло, когда «пятерка» на конкурсе, когда сочинение произошло. Если бы я в 16 часов, в половине пятого вбежал в Школу-студию МХАТ и не воткнулся вот так вот в Вениамина Захаровича Радомысленского, то ничего бы и не было, потому что когда он меня ввел в кабинет деканов, там лежала стопа личных дел и одно дело лежало отложенное, это уже все.
Сергей Николаевич: «Он не пришел на экзамен».
Сергей Гармаш: Да, да. Понимаете, а я вот вбежал и вот так вот столкнулся. Поэтому…
Сергей Николаевич: В общем, случай уже имеет значение.
Сергей Гармаш: Ну да.
Сергей Николаевич: Если бы я вас спросил, чему вас учили вот эти великие старики, вы все-таки их еще застали, ваше поколение?
Сергей Гармаш: Не учили быть артистами. Не впрямую обучали актерскому мастерству. Вся метода была направлена на то, чтобы пробуждать, вытаскивать, будоражить в тебе личность и личностное отношение ко всему.
Сергей Николаевич: Вы же, поскольку училище МХАТ всегда очень связано с Московским художественным театром, это период Ефремова, это период вот этих больших премьер и больших артистов, играющих на сцене, – Смоктуновский, Борисов, Вертинская, Евстигнеев…
Сергей Гармаш: Евстигнеев, Калягин.
Сергей Николаевич: Весь цвет…
Сергей Гармаш: Весь цвет абсолютно.
Сергей Николаевич: …был представлен на этой сцене. Они тоже вас учили вот просто тем, что они были на сцене?
Сергей Гармаш: Слушайте, ну конечно. Во-первых, было невероятным везением то, что… Я скажу про себя: я играл в «Мятеже», а в «Мятеже», я вам сейчас назову, Богатырев, Чернов («Поднятая целина»), Золотухин, Харитонов, ну просто такой мужской цвет. Это половина того кино, которое ты посмотрел в детстве. Я играл в «Мятеже», я играл в «Эшелоне» (постановка Эфроса). Мы все играли в «Так победим»…
Сергей Николаевич: Ну да, там огромная массовка же.
Сергей Гармаш: …где Калягин. А огромная массовка – извините, там играли Бурков, Невинный. Поэтому, безусловно, вот эта возможность войти совершенно спокойно по студенческому билету в Художественный театр и выйти там на свой короткий кусочек, мы все свободное время могли стоять в кулисах и смотреть на сцену, на Евстигнеева, на Смоктуновского, на Невинного, на Вертинскую, на Калягина. Это, конечно, безусловно тоже школой, это было таким тренингом, это было отдельным занятием, отдельным уроком.
Сергей Николаевич: Вы хотели быть частью этого коллектива этого театра?
Сергей Гармаш: Вы знаете, сейчас попробую ответить вам честно. Да, конечно, в самом начале очень. Потом это желание раздвоилось. Я уже где-то в районе третьего курса достаточно много посмотрел в «Современнике» и на Таганке тоже. И вот, скажем, мое хотение, наверное, было направлено вот так вот: МХАТ – «Современник» – Таганка.
Сергей Николаевич: Соответственно, пробовались вы и туда, и туда, и туда? Или только в «Современник»?
Сергей Гармаш: Я до МХАТ не дошел, уже как-то, понимаете… Скажем, когда… Я уже больше после «Современника» никуда не ходил.
Сергей Николаевич: Ваше актерское становление, такое уже профессиональное, в «Современнике» совпало с очень хорошим периодом в истории театра. С одной стороны, вот эта студийность уже как-то отошла, она закончилась, в общем, с уходом Ефремова во МХАТ, а это было время таких очень сильных профессионалов, сильных спектаклей, расцвет Марины Нееловой, Игоря Кваши…
Сергей Гармаш: …Гафта…
Сергей Николаевич: …Гафт, Ахеджакова, то есть очень сильная была труппа. Вы быстро себя в ней нашли, стали играть с ними на равных?
Сергей Гармаш: Ну слушайте, играть на равных с Квашой и с Гафтом слишком громко для меня и сию минуту тоже. Но я вам скажу так: мне опять-таки повезло, почти вскорости после моего дебюта, дебютировал я вводом, такой серьезный был спектакль «А поутру они проснулись…»
Сергей Николаевич: По Шукшину.
Сергей Гармаш: По Шукшину, у нас был замечательный спектакль, я получил там очень хорошую роль урки, я ее очень люблю, это мой такой дебют. Но тут грянула перестройка, и в связи с перестройкой, именно в связи с перестройкой, в связи с этим взрывом гласности Галина Борисовна восстанавливает «Большевики». На этот момент Табаков ушел из театра, я получаю роль Табакова. Конечно, это безумно волнительно и ответственно, потом все же вокруг – и Кваша, и Гафт, и Лилия Михайловна Толмачева, и Вокач, и на выпуск спектакля в театр пришел Евстигнеев, Галина Борисовна попросила, который работал во МХАТ, играл Луначарского в том спектакле – все, естественно, дают мне советы, как…
Сергей Николаевич: …как это было когда-то.
Сергей Гармаш: Да, как это было, как это делал Олег Павлович. Ну и вот я оказавшись в этой команде, знаете, когда ты хватаешься за лидера и бежишь за ним, это просто такое вот везение. Но это какой-то такой принцип, традиционный принцип внутреннего существования в этом театре, который и мной теперь я пытаюсь сохранять, когда человек, который вчера был студентом, вот он сидит в соседней или в твоей гримерке, он сразу получает такой мощный аванс доверия. Вопрос в том, что его нужно вернуть. Когда Кваша говорил: «Зайди в гримерку», – и делал мне какие-то замечания, то он со мной разговаривал, и я чувствовал так, что он со мной говорит, как будто за нами какое-то большое прошлое, что это уже не в первый раз.
Сергей Николаевич: Но вы вообще об Игоре говорили всегда с какой-то особой нежностью, это был какой-то очень важный человек вообще в жизни.
Сергей Гармаш: Именно про него скажу, что прошло уже, наверное, 5 лет, может быть, скоро 6 лет. Не знаю, я до сих пор перед началом «Вишневого сада», особенно зная, что сейчас, когда мы вернемся на Чистые пруды, я точно буду это испытывать, наши гримерки были рядом. Вот у меня момент того, что он может перед началом появиться, он куда-то… Мне его очень не хватает. Не со всеми так бывает людьми, вот с ним… Порой мне кажется, что он где-то прямо рядом, я не могу до конца понять, что его нет.
Сергей Николаевич: Кино. Его все-таки в вашей жизни было много, но, наверное, такая вот абсолютная удача и отмеченная всеми, тут я никаких Америк не открою, – конечно, это был фильм «Любовник», который совершенно как бы заставил по-иному взглянуть на вас и на Олега Янковского тоже, вашего партнера. Вы как-то на равных существовали точно совершенно и в кадре, и в этом фильме. Вот сценарий, возвращаясь к теме сценария, вы его получили, вам Тодоровский сказал, на какую роль он вас?
Сергей Гармаш: На самом деле, Сережа…
Сергей Николаевич: Как это выглядело?
Сергей Гармаш: Это по сценарию понятно.
Сергей Николаевич: Ну я думаю, да, но вдруг. Иногда, знаете, у режиссера бывают свои какие-то представления.
Сергей Гармаш: Там была другого рода интрига.
Сергей Николаевич: Какая?
Сергей Гармаш: Дело в том, что где-то за месяц, работая в проекте «Каменская» у продюсера Тодоровского, я случайно (не от него) узнал о том, что Тодоровский запускается с полным метром на двоих мужчин. И там на моем месте была другая фамилия, не буду специально сейчас смущать ситуацию, там была другая. И я так… с белой завистью сглотнул.
И вдруг очень неожиданно, поздно вечером раздался звонок. Нет, он раздался днем, мне сказали, что у меня сценарий к вечеру будет на вахте. Я его получил вечером, я его читал ночью. Я не выдержал, в 3 часа ночи, по-моему, в четвертом часу ночи я позвонил Островскому и сказал ему, что он Достоевский прямо, такого ему там наговорил. Но меня на самом деле… Понимаете, все было до такой степени как бы обухом по голове хорошего качества, такого прекрасного, восхитительного, что… Ну что, я прочитал, конечно же, набрал на следующий день Валеру и сказал ему: о чем может быть речь? Просто боялся даже говорить.
Запуск был достаточно близко, был короткий прямо разговор по внешности, Валера сказал: «Мы тебе давай изменим цвет волос немного», – я же там такой рыжий. И потом, когда произошла вся эта история, знаете, на самом деле именно с первого съемочного дня… Мы были знакомы с Олегом Ивановичем… Мы с Олегом Ивановичем…
Сергей Николаевич: Янковским.
Сергей Гармаш: Да, мы с Олегом Ивановичем даже снимались, по-моему, в двух картинах, где практически, почти не пересекались, но были знакомы и по «Кинотавру». Но дружба настоящая началась с этой картины, и она, чтобы это не было просто словами, скажу вам… Понимаете, был такой конкретный момент. Где-то во второй или третий съемочный день Янковский, когда он был вне кадра, он подыгрывал из-за камеры…
Сергей Николаевич: Давал…
Сергей Гармаш: Да, подавал реплики, был кадр как раз на меня, он между дублями вот так вот подозвал меня и тихо на ухо сделал подсказку, подсказку такого рода: «Вот это вот чуть-чуть через такую паузу, подумай и скажи». И я понял. Я, значит, играю дубль, и он мне из-за камеры показывает, что да, типа правильно. И тут звучит команда «снято!», мне так хорошо. И в этот момент как-то неожиданно, откуда-то сбоку он так вот (у него была такая привычка) хватает за воротник, он приблизил так мое лицо и сказал: «Если ты думаешь, что так все время и будет происходить, что я вот так вот буду подходить к тебе и подсказывать, то так у нас ничего не получится, это все должно быть обоюдно, взаимно, ты понял?» И таким образом он превратил вот эту ситуацию, что я начал чувствовать себя… Опять-таки, подчеркиваю, без всякого вот такого панибратства, он предлагал мне наоборот, что мы должны перейти на «ты», я не смог…
Сергей Николаевич: Не решился.
Сергей Гармаш: Я не смог, да, он для меня навсегда остался Олегом Ивановичем. Но он создал атмосферу вот этого процесса «Любовника», мне было так с ним, как будто мы с ним сыграли до этого много картин, как будто мы учились вообще с ним вместе.
Сергей Николаевич: Хотел спросить вас про «Катынь». Все-таки это была встреча с Анджеем Вайдой. Я знаю, что у Вайды были особые отношения с театром «Современник», он ставил в театре. Чем стал для вас этот фильм и встреча с Анджеем Вайдой?
Сергей Гармаш: Слушайте, вот эта вот такая небольшая, крошечная работа, которая мне так дорога, потому что она тоже… Ведь начало произошло так интересно, вот с момента какой-то неожиданности, какой-то несостыковки. Потому что сыграл премьеру «Бесов», которых поставил Вайда, и вот Вайда уезжает, и мы в последний день сидим мило у Галины Борисовны в ложе, беседуем, пьем какой-то чай, что-то выпиваем. И вдруг Вайда говорит при всех: «Я буду снимать кино, я тебя обязательно сниму в кино, обязательно, у тебя там будет роль и я знаю, какая роль», – вот так при всех он говорит. А дальше он еще говорит: «Я это кино собираюсь снимать всю жизнь». И я вам скажу: на самом деле у него было 98 сценариев.
Сергей Николаевич: Этой «Катыни», да?
Сергей Гармаш: Этой «Катыни». Там ведь погиб отец, он действительно всю жизнь хотел это снять, и у него (все это знали, он не скрывал) было за жизнь 98 предложений, то есть ему предлагали разные сценарии. То есть сколько у него было, он все вот это вот долго ждал и не мог.
Но к чему я это предисловие говорю? Значит, Вайда уехал. Прошел год, прошло два, прошло три, три года прошло, и я совершенно успокоился, я слышу, что Вайда снимает какое-то кино, уже снял, еще что-то начал снимать. И я, совершенно благодарный Вайде за эту работу в «Современнике», за «Бесов», совершенно успокоился. И вдруг звонок: «Катынь», приезжай».
Вот что я вам скажу. Когда… Если бы вы мне сейчас сказали, задали вопрос, что за режиссер Вайда, легко сказать, что гениальный, великий, удивительный. Мы играем дубль, сыграли; мы видим, что ему понравилось, но не все. Он подходит очень тихо в атмосфере этой сцены, очень тихо говорит актрисе замечание, потом мне замечание, потом еще ей чуть-чуть замечание говорит, потом так поворачивает голову, останавливает взгляд и говорит: «А кто покрасил эту дверь?» Кто-то там из группы говорит: «Ну мы покрасили вот так». А он говорит: «А мне кажется, что вы плохо ее покрасили, она слишком светлая. Вы сегодня покрасили ее?» – «Да». – «А где эта краска?» – «Да вот здесь, Анджей, краска». Он говорит: «Дайте ее сюда». Приносят краску. Он берет эту краску, макает кисть, подходит к двери и говорит: «Нет, Павел (оператор), мне кажется, что эта дверь должна быть темнее, ее нужно темнее», – и он начинает пеленчатую дверь красить, он красит эту дверь. Процесс остановился, Вайда красит дверь, изредка что-то говорит, но в основном молча просто стоит и красит дверь. Все молчат. Он ее докрасил до середины, положил кисточку, подошел и сказал: «И вот здесь сделайте большую паузу вот такую и потом продолжайте. Приготовились, пошли». Это было потрясающе, потому что это не было театром никаким. Он эту дверь… Он какую-то мысль не мог додумать, но он увидел эту дверь…
Сергей Николаевич: …отвлекся на эту дверь…
Сергей Гармаш: Он отвлекся, он пошел, стал именно ее красить, он что-то… Вот это был абсолютный момент режиссуры.
Сергей Николаевич: Потрясающе.
Я знаю, что актерская жизнь (да и вся наша жизнь) состоит из каких-то побед и удач и неких сожалений. Все-таки я знаю, что вам Лунгин первому предложил сценарий «Острова», и вы отказались.
Сергей Гармаш: Да.
Сергей Николаевич: А фильм прогремел, Мамонов сыграл замечательно, а это была та роль, которая для вас предназначалась.
Сергей Гармаш: Да.
Сергей Николаевич: Ну вот не кольнуло ничего, когда вы его увидели? Ведь вы могли быть там.
Сергей Гармаш: Слушайте, уверен, что большое количество моих коллег, которые это сейчас видят, не поверят, но я вам скажу правду. Вы знаете, правда не кольнуло, и скажу почему: потому что я в этом прекрасном материале, написанном Арабовым, ей богу, мне казалось, что эта роль, к сожалению, скажем так, про Арабова нельзя сказать лжива, но она мне казалась какой-то не совсем точной, что ли. Я сказал конкретные слова, я сказал: «Это какая-то гордыня, это какой-то выпендреж». И потом говорю, что категорически не хочу играть священников, я не хочу. И мне во всем контексте этой истории такой человек казался неправдой.
Дальше смотрите как. Когда я услыхал, что «Остров» готов и уже сразу же сарафанное радио, что это Лунгин сделал нечто, это же доносится, естественно, я пришел. Я сидел рядом с Михалковым и смотрел эту картину, смотрел ее замерев. Но все мои сомнения Лунгин там уничтожил, все убил, все убил. Но я вам скажу честно: сыграл бы я эту роль? – да, сыграл бы. Но так, как Мамонов не сыграл бы, 100%. Это просто было бы большее попадание. Но я первым делом побежал из этого зала, подбежал к Лунгину и сказал: «Ты убил все, что мне казалось, все. Это гениальное кино, это фантастическая роль». И вы знаете, почему не кольнуло? Потому что мне это понравилось, мне это понравилось.
Сергей Николаевич: А вы вообще ревнивый человек?
Сергей Гармаш: Наверное, вы же про профессию спрашиваете… Наверное, скорее всего нет.
Сергей Николаевич: Нет, да?
Сергей Гармаш: Знаете, были такие моменты, когда я не оказался, скажем, в том составе, где мог оказаться, да, были. Немножко этот момент такой ревности был. Но вы знаете, он, слава богу, никогда во мне не становился некоей чертой моей профессии, не дай бог. Потому что тут уж нужно уйти из профессии, я вам скажу искренне, мы же все подольше прожить хотим?
Сергей Николаевич: Ну…
Сергей Гармаш: Ну куда деваться, что там. По-моему, средство на самом деле одно: это совершенно искренне радоваться за успехи своих друзей, коллег.
Сергей Николаевич: За успех других, правда?
Сергей Гармаш: Да, это лекарство №1, 100%. Только искренне абсолютно за успехи других.
Сергей Николаевич: Вопрос о том, чтобы радоваться за успехи других и как-то продолжить свою жизнь. Сама жизнь наша так поменялась за то время, что мы обозреваем с вами от вашего дебюта в «Современнике» до сегодняшних времен, соответственно, появились какие-то новые возможности для создания фильмов, спектаклей, появились новые какие-то благотворительные фонды, какие-то меценаты, – в общем, вот этот институт, которого, скажем, во времена вашей юности не было. Тем не менее сейчас они есть, и они поддерживают, безусловно…
Я знаю, что есть друзья у театра «Современник», есть какие-то культурные начинания, которые эти фонды пытаются каким-то образом поддержать. И в то же время сейчас ситуация такая, что, в общем, государство как-то определяет очень многое, особенно все, что касается театральной политики. Без помощи государства, без дотаций государства это невозможно. Как вам думается, наши перспективы, перспективы развития театра, искусства пойдет каким путем?
Сергей Гармаш: Ну… Может, кто-то улыбнется тому, что я скажу. Все-таки я, отдавая себе отчет, как быстро, как порой прямо кардинально меняется наша жизнь, условия нашей жизни, мы строим новое общество – подчеркиваю, строим, нужно понимать, что мы строим. Даже если говорить, скажем, о парламентах, когда есть парламенты, которым по 600 лет, вы предъявляете какие-то претензии к тому, когда у нас что-то не получается, вспомните, в каком мы находимся возрасте, а это немало значит. И то, что на сегодняшний день в таком объеме, в объеме страны я имею в виду, количество репертуарных театров продолжает существовать, все-таки в большей своей части продолжает существовать доказательно, ответственно и художественно.
Но в этих условиях, конечно же, без того, что в новой России будет так же взрастать вот это слово «меценатство» достаточно серьезно, на серьезном таком уровне, на уровне такого… Я даже не хочу употреблять слово «спонсор» или «спонсорство», а когда это такая, скажем, общественная ответственность, которую, допустим, принял на себя Фонд Алишера Усманова, помогая нашему театру, когда это не просто покровительство, когда это взаимодействие и движение. Допустим, у нас до того момента, пока мы не стали так тесно жить с Фондом Алишера Усманова, у нас не было, скажем, мест в театре, когда могут прийти люди без зрения и смотреть спектакль, а они к нам ходят уже давным-давно. У нас работают в театре тифлокомментаторы. И еще много моментов, безусловно, это очень помогает нам творчески, материально, что немаловажно.
Поэтому, конечно, это крайне важно, когда это абсолютно, скажем так, действие, когда это действие, а не слова, когда этому есть результаты. Поэтому мы невероятно благодарны нашим покровителям, стараемся соответствовать, фонд занимается очень многим, он оправдывает свое название «Наука, искусство и спорт». Поэтому, безусловно, без этого никак. Я только призываю, скажем, людей, – а их в нашей стране много, – которые любят театр, помнить о том, что без них, конечно, он…
Сергей Николаевич: Без их поддержки.
Сергей Гармаш: Без их поддержки он не сможет.
Сергей Николаевич: Грядет возвращение «Современника» в свое здание на Чистых прудах. Это фактически новоселье после довольно долгого периода такой «бездомной» жизни, но вас приютил, я знаю, Дворец на Яузе, тем не менее это был чужой дом, а сейчас вы возвращаетесь в свой. С каким чувством?
Сергей Гармаш: В моей жизни мало, скажем так, какой-то мистики, тем не менее какие-то моменты, когда я о ней говорю, они бывают. Вообще в принципе я знаки…
Сергей Николаевич: Судьбы?
Сергей Гармаш: Да нет, скажем так, знак бывает в кино, знак бывает в театре, знак бывает в живописи, вообще понятие знака какого-то люблю, когда он художественно оправдан и доказан. И вот хотите верьте, хотите нет, вот то, что мы возвращаемся в день рождения Галины Борисовны, – это, честно скажу, не то чтобы секунда в секунду, но практически совпало. Ну вот никак не получалось, понимаете… Если бы получалось, мы бы открыли, мы бы сделали это к началу сезона, но как-то вот так вот совпало, то еще, то еще, то еще добавилось, переезд тоже непростая штука, это как совпадение. А это для меня все-таки какой-то, знаете, очень хороший и красивый знак.
Но мы… Знаете, Сережа, разъезжаясь, мы накрыли столы, уже был разрушен наполовину зал, мы распилили, отпилили, дали каждому кусок от нашего старого планшета и кусок от нашего старого занавеса, унесли с собой. Поверьте, ей богу, это правда вот такое… Это так радостно, мы так соскучились по своим гримеркам, мы так соскучились по своим стенам. Самое замечательное то, что мы же историческое здание, наше основное пространство не изменилось, оно осталось тем же. У нас такой классный… У нас другая мебель, у нас другие полы, но сама… Если войти в совсем другое пространство, то, наверное, надо было бы к этому привыкать, как-то приспосабливаться, – нет, все в целом осталось то же, только сделано классно, по-новому, красиво. Конечно, хотим мы этого или не хотим, верим мы в это или не верим, но какой-то глоток нового такого вдохновения, если хотите, мы его ощутим, конечно, мы его ощутим, безусловно.
Сергей Николаевич: Я знаю, которую огромную роль в вашей жизни играет Галина Борисовна. Возвращение в театр, я полагаю, для нее тоже чрезвычайно важное событие, то есть такое жизнеопределяющее. Скажите, вот то, что она держит театр, то, что она сохраняет театр все эти годы, несмотря на все моды и все перемены курсов и так далее она остается во главе этого театра. Это своего рода такой подвиг, служение «Современнику», последняя, кто осталась из «Современника». Конечно, всегда возникает мысль о преемственности, кто после. Вы с ней этот вопрос когда-нибудь обсуждали?
Сергей Гармаш: Нет. Понимаете, для нее преемственность не может быть никакой персонифицированной, она для нее… Она уже эту преемственность определила, для нее сейчас самый основной вопрос, который волнует ее больше всего, и слава богу, он ее радует, – это наша молодая труппа.
Сергей Николаевич: Ага.
Сергей Гармаш: На сегодняшний день самое большое ее внимание, самые большие ее нервы, самые большие ее заботы – это как работает молодая труппа, сколько она получает, молодая часть труппы…
Сергей Николаевич: Тоже важно.
Сергей Гармаш: Как они готовы, как они, скажем, влюбляются, как они приживаются в этом театре. Можно было бы расширить вопрос, как удается ей столько времени быть абсолютно доказательной и убедительной в этой роли. Для меня она сердце этого театра, кровь этого театра. Только любовь, не декларируемая вот так вот, произносимая словами, а до такой степени…
Сергей Николаевич: Подлинная?
Сергей Гармаш: Подлинная. Ведь посмотрите, от сколького в жизни Волчек отказалась ради театра «Современник». Она как актриса состоялась или, скажем так, известна как киноактриса на очень маленький процент. Она просто огромное количество, когда она закрыла для себя кино, когда она закрыла для себя кино как режиссер, что она тоже могла сделать, у нее были телевизионные работы и спектакли, что было доказано. Когда она в какой-то момент закрыла себя как театральную актрису, потому что наступили те моменты, когда помимо главного режиссера нужно было стать продюсером этого театра, когда наступило это время, когда нужно было думать о том, как существовать дальше, как ехать в Америку, как ехать туда-то и как организовывать это все. Поэтому ее любовь к этому театру, что, в общем-то, и составляет ее жизнь, воспитывала меня, воспитывает сейчас эту молодежь.
Мои претензии к Галине Борисовне есть, но они же такие, которые нельзя как бы высказать, это даже как назвать… Мне дико жалко, что я не так много сыграл в ее спектаклях. Были постановки, в которых я не оказался. Но были моменты, когда я оказался в других у других людей, которых они пригласила, скажем, того же Фокина. Поэтому, понимаете, для меня это не только театр, это и я в смысле моей жизни, моей семьи. Волчек находила время и не один раз, и не два, когда она помимо того, что воспитывала во мне артиста театра «Современник», она воспитывала меня как человека тогда, когда я вел себя неправильно или не понимал, как себя вести, и этого было немало в моей жизни, за что я ей благодарен всю свою жизнь.
Сергей Николаевич: Сережа, мы встречаемся накануне Нового года, поэтому я хотел бы от наших зрителей все-таки попросить вас сказать несколько слов накануне этого нового, 2019 года.
Сергей Гармаш: Сказать прямо в камеру?
Сергей Николаевич: Да.
Сергей Гармаш: Дорогие зрители! Дорогие телезрители! Поздравляю вас с таким замечательным, для меня, пожалуй, лучшим праздником, потому что именно в этот праздник я по-настоящему могу как-то чуть-чуть переброситься в детство, вспомнить запах этой прекрасной елки, как бабушка ее наряжает, как мама помогает, вообще вот этот такой семейный прекрасный праздник. Так вот помимо счастья, радости и веселья в сегодняшний день, приходя в новый год, я абсолютно искренне понимаю, что для всех он будет разным: кому-то будет легче, кому-то будет труднее. Тем не менее встречать его с улыбкой, продолжать жить, продолжать любить, продолжать радоваться и совершенно истинно верить, верить и верить в то, что наши дети и наши внуки будут умнее, лучше и счастливее нас.
Сергей Николаевич: Это был Сергей Гармаш в программе «Культурный обмен» на Общественном телевидении России.
А наша команда присоединяется к его поздравлениям. С Новым, 2019 годом! Пусть в вашей жизни будет больше света, радости, счастья, любви. Пусть этот год, который, как известно, объявлен Годом театра, станет годом новых театральных премьер и встреч с замечательными мастерами отечественной сцены. Надеюсь, что некоторые из этих встреч состоятся здесь, в нашей программе. К столетию Большого драматического театра имени Г.А. Товстоногова мы подготовили целую серию бесед с выдающимися мастерами, легендами знаменитого театра Алисой Фрейндлих, Олегом Басилашвили, Ниной Усатовой, Валерием Ивченко. Все они скоро станут героями «Культурного обмена».
Ну а я, Сергей Николаевич, прощаюсь с вами. Хороших вам новогодних праздников, будьте здоровы, будете счастливы. До новых встреч в новом году. Всего доброго.