Владимир Минин: Композитор хочет зафиксировать свое слышание, но я технолог. Я знаю, как сделать лучше

Гости
Владимир Минин
хоровой дирижер, народный артист СССР

Сергей Николаевич: Здравствуйте. Это программа «Культурный обмен» на Общественном телевидении России. С вами Сергей Николаевич. Сегодня мы будем говорить о хоровом пении, какая такая потребность души приводит человека в хор и чего за этим больше – желания присоединиться к чему-то великому и могучему, стать частью большого множества, или это все-таки попытка самовыразиться для тех, кто не смеет или не может выйти один на один со зрительным залом, кто по натуре своей не является солистом? Об этом и о многом другом мы поговорим с человеком, который знает про хор все, является создателем одного из лучших коллективов в мире, Московского академического камерного хора, которым руководит уже почти 50 лет. Сегодня в программе «Культурный обмен» народный артист СССР Владимир Минин.

Голос за кадром: Владимир Минин – хоровой дирижер, хормейстер, педагог. Народный артист СССР, лауреат Государственной премии СССР. Родился 10 января 1929 года в Ленинграде. В 1945 году окончил Московское хоровое училище, в 1950 году – Московскую консерваторию, а затем аспирантуру при ней у Александра Свешникова. В 1951-м стал художественным руководителем и главным дирижером Ансамбля песни и пляски Северной группы войск советской армии в Польше. В 1958 году возглавил Государственную заслуженную капеллу Молдавии «Дойна», за успешное руководство которой получил в 1961 году звание «Заслуженный деятель искусств Молдавской ССР». В 1965-м стал художественным руководителем и главным дирижером Ленинградской академической русской хоровой капеллы имени М.И. Глинки. В 1971-м возглавил Государственный музыкальный педагогический институт имени Гнесиных. В сентябре 1971-го из студентов и педагогов института Владимир Минин создал камерный хор и стал его художественным руководителем и главным дирижером.

Сергей Николаевич: Здравствуйте, Владимир Николаевич.

Владимир Минин: Здравствуйте.

Сергей Николаевич: Вот я сказал, что вы знаете все про хор и про хоровое пения, и думаю, что я не погрешил против правды.

Владимир Минин: Ну почти все, потому что все знать нельзя. Всегда преподносит хор тебе некие сюрпризы, о которых ты даже и не подозреваешь.

Сергей Николаевич: Это не зависит от невероятного срока руководства хором и создания фактически этого коллектива?

Владимир Минин: Ну да.

Сергей Николаевич: Ну вот я хотел прежде всего, конечно, выразить свой абсолютный восторг по поводу недавней премьеры, это потрясающее сочинение Эдуарда Артемьева «Девять шагов к Преображению». Премьера эта состоялась в зале Чайковского, и ваш хор принимал в нем участие, там было несколько коллективов. Кроме этого, и Артемьев это специально подчеркнул, это произведение было посвящено лично вам. Это за что такая честь?

Владимир Минин: Ну об этом надо спросить…

Сергей Николаевич: …Артемьева?

Владимир Минин: …у Артемьева.

Сергей Николаевич: Но он вам, наверное, тоже объяснил.

Владимир Минин: Нет, он мне не объяснил, он посвятил просто. Но посвящение, конечно, тебя обязывает. Во-первых, обязывает с точки зрения я бы сказал ответственности за премьеру. Потому что от премьеры ведь часто зависит последующая жизнь сочинения, это первое. А второе: когда тебе оказывают такую честь, то ты должен воспринимать ее не как хорошее отношение автора к тебе, а как я бы сказал включение тебя в круг своих единомышленников. Я так отношусь к любому посвящению.

Сергей Николаевич: Надо сказать, что этих посвящений в вашей жизни было немало. Вам посвящали свои произведения и Георгий Свиридов, и Родион Щедрин, и Валерий Гаврилин. Это каждый раз был некий такой тандем, или это был просто такой красивый жест?

Владимир Минин: Сотрудничество с Юрием Васильевичем Свиридовым в течение почти 30 лет – это никак не может быть одноразовым актом. Что касается Валерия Александровича Гаврилина, то я ему заказал сочинение, и сочинение, которое он писал достаточно долго, потом сказал, что вот оно готово, премьера за мной. Но я думаю, что в данном случае качество премьеры, наверное, устроило композитора, и он посвятил это сочинение мне. Но надо сказать, что мы и после этого, и до этого как-то общались достаточно тесно, поэтому, конечно, это не одномоментный сеанс. Что касается Щедрина, я такого сочинения не помню.

Сергей Николаевич: Не было, да? Просто в прессе было, что и Щедрин вам посвящал что-то.

Владимир Минин: Нет, это была мне доверена премьера «Запечатленного ангела».

Сергей Николаевич: «Запечатленного ангела», да.

Владимир Минин: Премьеру делал я действительно, да, такой факт был. Но были еще какие-то посвящения…

Сергей Николаевич: Но я знаю, что вот Артемьев даже специально в своем интервью подчеркнул, что это произведение никогда бы не было закончено без вашего участия, не знаю, какого-то вмешательства в судьбу этой истории, потому что началась она довольно давно, где-то еще в начале 1990-х гг. он написал первые две части, а дальше нужно было некое такое волевое ваше участие во всем этом предприятии.

Владимир Минин: Ну да, импульс был сделан, поставлена задача вот к такому-то сроку закончить.

Сергей Николаевич: Да, все-таки нужно композиторов тоже вводить в какие-то рамки.

Владимир Минин: Ну конечно, какие-то временные рамки обозначить, и будь любезен. Так что вот так.

Сергей Николаевич: Я знаю, вы где-то рассказывали о том, что вашей первой учительницей музыки была выпускница Смольного института…

Владимир Минин: …благородных девиц.

Сергей Николаевич: …для благородных девиц?

Владимир Минин: Да.

Сергей Николаевич: Собственно, она и посоветовала вашей бабушке отвести вас к Свешникову, да?

Владимир Минин: Совершенно верно. Вы знаете, это все какие-то можно сказать случаи, а можно сказать какой-то промысел божий.

Сергей Николаевич: Божий был во всем этом, да?

Владимир Минин: Конечно. Вот была рядом с нашим домом школа. Почему меня отдали в эту школу? Потому что не надо было переходить дорогу, и бабушка могла спокойно (мамы к тому времени не было) отпустить меня даже в первом классе из парадного в парадное перейти.

Сергей Николаевич: Это было в Петербурге соответственно, в Ленинграде?

Владимир Минин: Да-да, в Ленинграде. И вы знаете, ведь надо же случиться так, что эта женщина, которая вела у нас уроки пения, а тогда в программах уроки пения были как обязательные. И надо случиться опять-таки так, что в этой школе отношения к любого рода проявлению каких-то художественных способностей в любой области поощрялось необыкновенно, – директор, видимо, был умный или образованный, не знаю. Но эта женщина преподавала нам пение, и надо же случиться тому, чтобы на уроке, на котором мы… Кстати, она приняла, видимо, безоговорочно советскую власть, и мы пели я помню как сейчас песню о Щорсе Матвея Блантера.

Сергей Николаевич: Наверное, это тогда входило в программу.

Владимир Минин: Ну да, в программу, а там есть такие слова: «След кровавый стелется По сырой траве». Мне настолько стало жалко командира, который раненый идет в бой, что у меня, знаете, слезы на глазах выступили, сердце заколотилось, и я заголосил. Учительница после этого сказала моей бабушке: «Отведите, пожалуйста, вашего внука на конкурс в детскую хоровую школу, который проводит Свешников». Вот так я был поставлен на рельсы будущей профессии.

Сергей Николаевич: Потрясающе. Вообще во всем есть, конечно, некий промысел божий…

Владимир Минин: Конечно.

Сергей Николаевич: И в вашей жизни, как я ее себе представляю, действительно вот такое какое-то мистическое, странное начало присутствует. Потому что, подумать только, вы довольно рано лишились родителей: мама погибла совсем молодой, отец был вначале арестован, потом он вышел, но тем не менее все равно они недолго прожили совсем.

Владимир Минин: Нет.

Сергей Николаевич: А вам бог дал такую длинную жизнь. То есть, может быть, доживать еще…

Владимир Минин: Компенсацию дали.

Сергей Николаевич: Компенсация за родителей, которые… Вот я еще просто подумал об этом.

Владимир Минин: Да. Но вы знаете, я ведь не понял намека судьбы и решил во время войны сделать зигзаг в своей судьбе, помесь патриотического чувства, ведь идет война, что-то такое совершать, – помесь патриотического чувства с пижонством морской офицерской формы: ну кто же кортик, китель, фуражка, все это заманчиво. Я подал заявление в школу юнг...

Сергей Николаевич: Ага, вы хотели все-таки, вас море тянуло, да?

Владимир Минин: Море тянуло: какой же ленинградский мальчишка не мечтает быть морским офицером, понимаете?

Сергей Николаевич: Конечно, и Адмиралтейство – это прекрасно.

Владимир Минин: Ну о чем вы говорите. Я подал заявление в Мурманскую школу юнг.

Сергей Николаевич: В Мурманскую, да?

Владимир Минин: Да, потому что прочитал объявление в газете, что идет прием в школу юнг. Я подал заявление. Почта, как известно, в войну ходила достаточно медленно, впрочем, это мало отличается от сегодняшнего дня. И через 3 месяца я получил ответ: «Прием в школу юнг окончен». Судьба…

Сергей Николаевич: …вас снова возвращала к Свешникову.

Владимир Минин: Да.

Сергей Николаевич: Вообще если подумать о хоре, я как раз хотел об этом с вами поговорить, об искусстве хора, вообще о таком хоровом начале, свойственном и очень органичном для русской культуры. Подумать только, что в 1944 году Свешников, естественно, при покровительстве и поддержке Ворошилова открывает вот эту хоровую школу…

Владимир Минин: В Москве.

Сергей Николаевич: В Москве, которая фактически наследует традиции хоровой капеллы.

Владимир Минин: Синодального училища.

Сергей Николаевич: Да. Как вам кажется, в этом был какой-то знак послабления, не знаю, Русской православной церкви, который произошел в эти же годы во время войны? Или вообще почему именно в это время, в 1944 году, еще идет война вовсю, принимается решение, что это училище необходимо?

Владимир Минин: Я думаю, что решение было принято раньше, в 1943-м, в конце 1943 года, видимо, потому что для того чтобы перевезти школу из Кировской области, из села в Москву, для этого, конечно, нужна какая-то огромная подготовительная работа. Надо найти здание, надо обеспечить проезд, потому что от села, где мы жили в эвакуации, до железной дороги было 100 километров, и это в мороз. Значит, по дороге надо обеспечить какие-то остановки… Это все, конечно, огромная организационная работа.

Что касается того, что лежало в основе, – конечно, в первую очередь лежала в основе фантастическая энергия Александра Васильевича Свешникова, его понимание роли петербургской царской капеллы, в которой было училище мальчиков, и Синодальное училище тоже было училище мальчиков. Поэтому Свешников прекрасно понимал роль и значение для будущего не только данного жанра, но и вообще всей музыкальной культуры вот этих заведений. Он же приехал, организовал это в Ленинграде училище, а потом в Москве, так что только… Если бы он ничего больше не сделал, в этом его гигантская заслуга, потому что из училища выходили певцы (Атлантов из Ленинградского училища), композиторы (Щедрин из Московского училища), дирижеры (Китаенко). Так что, понимаете, это не узконаправленное было учебное заведение, а учебное заведение, которое действительно ковало, если так можно сказать, будущие кадры русской музыкальной культуры.

Сергей Николаевич: А каким он был, этот Свешников? Вот как вы его запомнили?

Владимир Минин: Весьма авторитарная личность, весьма, весьма. И надо сказать, что, конечно, может быть, было время такое. Сейчас авторитарная личность невозможна. Она возможна, но только до известных пределов.

Сергей Николаевич: А он был такой…, что называется?

Владимир Минин: Да, он был абсолютно авторитарной личностью, абсолютно авторитарной личностью. И надо сказать, что можно было прощать ему любые его грубости…

Сергей Николаевич: Деспотические черты.

Владимир Минин: Да, деспотические приемы и черты только за одно то, что он относился с истовой любовью к этой профессии.

Сергей Николаевич: В основном хор ассоциируется с народным творчеством, потому что был Хор Пятницкого, в общем, были… Как бы это хоры, они скорее все-таки исполняли народную музыку или псевдонародную музыку, в любом случае это не были музыкальные институты, предназначенные для такой симфонической или серьезной музыки, тем более церковной музыки, которая была, в общем, долгое время под запретом. Собственно, перед вами какой стоял выбор после окончания училища?

Владимир Минин: После окончания училища, естественно, прямая дорога в консерваторию по этой же профессии. А после окончания консерватории меня взяли в армию.

Сергей Николаевич: А, то есть вы еще отслужили полагающееся вам?

Владимир Минин: Но знаете, нашлись умные люди, которые посчитали: лучше мы его направим художественным руководителем и главным дирижером военного ансамбля в Северную группу войск, которая дислоцировалась в Польше, чем он будет копать канаву от забора до обеда.

Сергей Николаевич: То есть у вас фактически был еще такой польский период?

Владимир Минин: Да, я работал, вы знаете, в ансамбле. Конечно, были трудности. Мне было 22 года, юнец, а там были люди, которые оставались еще с войны. Ну представляете себе дистанцию? – эти опытные зубры, певцы или оркестранты, и я, 22-летний мальчишка. Конечно, это была школа для меня, школа производственных отношений, школа профессиональная и школа человеческая.

Сергей Николаевич: Вообще ситуация этого времени с вот этим хоровым пением. Насколько я помню, это все-таки был более поздний период, но хор все время звучал по радио, все время исполнялись какие-то хоровые… И даже, знаете, какой-то был такой стереотип вот этого хорового пения, который что-то очень официозное, что-то очень такое даже, может быть, несильно музыкальное. В общем, это скорее… Особенно вот Хор Пятницкого с этими песнями про партию и народ…

Владимир Минин: Захарова.

Сергей Николаевич: Да-да, вот этого. Это, как вам кажется, не отвращало все-таки от самого вот этого феномена, культуры хорового пения?

Владимир Минин: Вы знаете, тут надо начать все-таки с взгляда нашей руководящей силы, я имею в виду партию большевиков, которая… Что такое для нее был хор? Хор у нее либо ассоциировался с церковью, поэтому если церковь опиум, то надо выкинуть все, в том числе и хор. И надо отдать должное Свешникову, который в этот момент все-таки отстоял позиции академического хора. Что касается второго взгляда партии, это был инструмент для агитации.

Сергей Николаевич: Идеологический.

Владимир Минин: Для агитации и пропаганды. Вот песни о Ленине, о партии, что хотите, только чтобы это был инструмент. Поэтому до искусства хора как такового дело не доходило. Но потом Свешников начал, пытался это сделать. Конечно, у него что-то получалось, он многое сделал в этом плане. Но взгляды нашей партии перешибить трудно было в то время. Но потом, когда пришел конец Советскому Союзу, конечно, появилась… Даже раньше…

Сергей Николаевич: Сильно раньше все-таки.

Владимир Минин: Лет на 20 раньше, в 1970-е гг. после хрущевской оттепели начали появляться камерные хоры.

Сергей Николаевич: Какой-то период у вас был, когда вы вернулись в свой город.

Владимир Минин: В Ленинград.

Сергей Николаевич: Вы вернулись в Ленинград, это был 1964 или 1965 год…

Владимир Минин: 1965 год.

Сергей Николаевич: Собственно, вы становитесь руководителем капеллы.

Владимир Минин: Да.

Сергей Николаевич: И это вы уже начальник, вы уже можете выстраивать свой репертуар, уже абсолютно независимы и в то же время, конечно же, зависимы от начальства, от всего, и вам диктуют, что исполнять, чего не исполнять. Как в этот момент выстраивается ваша жизнь, выстраивается репертуар капеллы?

Владимир Минин: Надо сказать, что начальником я стал в 22 года, должность та же, название должности то же.

Сергей Николаевич: То же самое, да?

Владимир Минин: То же самое, менялись только коллективы, а начальствующая функция оставалась.

Сергей Николаевич: А начальником вы были всегда, да.

Владимир Минин: Что касается запретов, их никаких не было, не было запретов. Я был волен. Но я не чувствовал себя на коне.

Сергей Николаевич: Почему?

Владимир Минин: Мне казалось, казалось, что коллектив, который находился, скажем так, не на пике своего мастерства, с удовольствием воспримет какие-то мои идеи. Не случилось; почему, это уже второй вопрос, но не случилось. И такого увлечения, а без этого не может быть ничего, понимаете, продуктивного ничего не может быть… Поэтому это было практически, пожалуй, такое, знаете, целенаправленное изживание меня с этой должности при помощи обкома партии, конечно, плюс комиссия консерватории. И я, знаете, не держу зла. Я должен сказать, что, наверное, судьбе так было угодно, и я не сопротивляясь подал заявление об уходе.

Переехав в Москву, конечно, у меня, естественно, была оскомина от этой работы, естественно, я долгое время не хотел вообще подходить к хору. Юрлов как настоящий друг приютил меня в Гнесинском ВУЗе, я преподавал там и как-то, так сказать, знаете, спокойно жил…

Сергей Николаевич: …без всякого хора.

Владимир Минин: …без всякого хора. Но когда меня сделали ректором, червячок поднял голову и стал говорить: «Чему ты учился? Для того чтобы быть чиновником или все-таки заниматься своим делом?»

Сергей Николаевич: «Тем, что ты любишь».

Владимир Минин: Да. Ну вот я, использовав служебное положение, создал свой камерный хор, а уж потом, когда я почувствовал, что я могу развернуться там, когда я буду писать своим почерком на белом листе бумаги. Вот создание своего хора – это и есть белый лист бумаги.

Сергей Николаевич: Белый лист бумаги.

Но в этот момент, насколько я знаю, у вас были какие-то альтернативы и Гнесинскому училищу, и собственному хору. Вам как-то благоволила Екатерина Алексеевна Фурцева, были какие-то другие возможности для самореализации.

Владимир Минин: Были, да. Когда Екатерина Алексеевна хотела назначить меня директором Большого театра, я взмолился: «Ради бога, это не мое».

Сергей Николаевич: Это был самый звездный период в истории Большого театра, как я понимаю, это же конец 1960-х гг., да?

Владимир Минин: Это был… Сейчас я вам скажу… Это был, по-моему, где-то 1970 год, наверное.

Сергей Николаевич: Все звезды в силе и славе на самом деле основные были. Так что нет?

Владимир Минин: Нет-нет. Вы знаете, ведь каждый сверчок должен знать свой шесток. Ну что же ты полезешь в то, в чем ты мало что понимаешь? А потом в твоих руках профессия есть, зачем же тебе менять профессию на чиновное кресло, которое не знаешь, чем кончится завтра?

Сергей Николаевич: Тем более что примеров было достаточно.

Владимир Минин: Примеров достаточно.

Сергей Николаевич: Кончалось все не очень хорошо. Не хотели, да?

Владимир Минин: Нет-нет, не взирая на все блага…

Сергей Николаевич: …которые вам сулили…

Владимир Минин: Да, директор Большого театра, – нет, это не мое.

Сергей Николаевич: Какой она была человек, Фурцева?

Владимир Минин: Вы знаете, во-первых, она была стопроцентная женщина, начнем с этого. Со всем ее обаянием, со всей ее такой русской красотой, знаете… Ну что говорить… Нет, она была женщина сначала.

Сергей Николаевич: В чем было как бы ваше ноу-хау, ваша концепция нового хора? Чем вы как бы взяли все эти инстанции?

Владимир Минин: Вы знаете, инстанции, пожалуй, мне брать этим не приходилось. Вот первое впечатление от концерта самого первого – это было как бы новое явление в этом жанре, новое по своей манере, новое по своему подходу к репертуару, а главное по манере общения с публикой. Вот это было новое. И потом звук, звук, другой звук.

Сергей Николаевич: Вы его слышали, вы знали, какой вы хотите звук?

Владимир Минин: К тому времени у меня в голове сложилось уже абсолютно все.

Сергей Николаевич: А был какой-то вот такой образцовый хор, который считался для вас таким эталонным, на который вы все-таки про себя ориентировались? В мире?

Владимир Минин: Да, в мире были несколько хоров, которые вызывали мое восхищение. Это румынский «Мадригал», руководитель был Марин Константин. Это был хор «Musikverein», который пел вместе с Караяном ха-мольную мессу Баха, это был второй. И третьим, как вам ни покажется опять-таки странным, был Хор французского радио, Марсель Куро руководителем был.

Сергей Николаевич: Известный, да.

Владимир Минин: Вот, пожалуй, три хора, на которые я ориентировался. Изящество французского хора, необыкновеннейшая музыкальность румынского хора и использование оркестрового штриха в хоровом пении «Musikverein».

Сергей Николаевич: Как вы собирали свой первый состав исполнителей?

Владимир Минин: Ой, это было очень просто.

Сергей Николаевич: Это было Гнесинское училище?

Владимир Минин: Гнесинский ВУЗ был. Я сказал: кто желает попробовать петь со мной в камерном хоре, милости прошу, все. Я не агитировал никого, я никого не задерживал, кому не нравилось. Приходили, пели; кто-то уходил, кто-то оставался. И таким образом из студентов, преподавателей, бывших и настоящих аспирантов сложился вот этот коллектив.

Сергей Николаевич: Костяк этого коллектива, да?

Владимир Минин: Да.

Сергей Николаевич: Ну а потом это уже были конкурсы, все как полагается.

Владимир Минин: Как у взрослых.

Сергей Николаевич: Какой репертуар вы сразу решили для себя определить как вот такой главный?

Владимир Минин: Ну для меня, конечно… Я видел, как распадаются другие камерные хоры, потому что они все время кормят слушателя музыкой эпохи Возрождения. Этим нельзя, так сказать, насытить духовную потребность русского слушателя, понимаете? И поэтому, конечно, это были сначала старинные русские песнопения, среди которых было «Многолетие Петру I», кант «Заключение Ништадского мира Петром I», это была «Похвала хозяину» (застольная песня). А потом были русские песни, свиридовский один маленький хорик и Щедрина кантата из оперы «Не только любовь». Это было одно отделение.

Сергей Николаевич: Вот то, что касается старинной музыки. Мы знаем примеры (например, та же Чечилия Бартоли), которые проводят фактически такую музыковедческую работу, погружаясь в архивы, в поиски новых клавиров и так далее. Вот в течение этих лет были какие-то открытия, которые вы совершили в архивах наших театров или, не знаю, хоров?

Владимир Минин: Вы знаете, на первом этапе нашего существования как профессионального уже хора мы, конечно, пользовались расшифровками Максима Бражникова, расшифровками Владимира Васильевича Протопопова. Пожалуй, вот этих двух… А, Герасимова-Персидская с Украины. Так что, конечно, большой репертуар. Был Бавыкин, Редриков, Дилецкий, масса была.

Сергей Николаевич: Огромное количество…

Владимир Минин: Калашников… Огромное количество. Это была, понимаете, эпоха, когда, как мне казалось, Россия хотела вглядываться в свое прошлое.

Сергей Николаевич: Такая эпоха историзма, 1970-е гг., до 1980-х гг.

Владимир Минин: Да-да. Это было созвучно этому времени.

Сергей Николаевич: И в то же время шла новая музыка современных композиторов…

Владимир Минин: Конечно, безусловно.

Сергей Николаевич: И ваше сотрудничество как раз с этими мэтрами, о которых мы говорили в начале.

Владимир Минин: Рубин, Свиридов, Щедрин, Флярковский, многие… Калистратов… Нет, со многими тогда было очень активное сотрудничество.

Сергей Николаевич: Свиридов, насколько я знаю и мог читать об этом, был достаточно сложный человек, с ним трудно было договориться исполнителям.

Владимир Минин: Во-первых, он тоже был очень авторитарный, только так и не иначе. Я понимал, что он хочет зафиксировать на пластинке свое слышание. Похвально? – похвально. Но я технолог в данном случае, я знаю, как это лучше сделать. Поэтому важно было, где заключается компромисс: посередине, ближе к авторскому замыслу, или ближе ко мне, только вот этим.

Сергей Николаевич: А как вам удавалось его убеждать?

Владимир Минин: Только звучанием.

Сергей Николаевич: Только звучанием.

Владимир Минин: Только звучанием, словами нет, никогда. Поэтому я иногда говорил: «Да вы не слушайте, Юрий Васильевич, то, что я вам говорю». И Свиридов вдруг говорит: «Да, оказывается, это хорошо». Вот и все.

Сергей Николаевич: С солистами… Я знаю, что вас связывала долгая и нежная дружба с Еленой Васильевной Образцовой…

Владимир Минин: Ой, да…

Сергей Николаевич: Она с вами выступала…

Владимир Минин: Ну вы знаете, это же было другое время, другая эпоха. Я звоню Елене Васильевне, говорю: «Елена Васильевна (тогда мы еще с ней были на «вы»), вот есть предложение спеть «Маленькую торжественную мессу» Россини». – «Когда?» – вот ее вопрос. Ни сколько, ни…

Сергей Николаевич: …какие условия.

Владимир Минин: …какие условия, да – когда? Все. Поэтому, понимаете, отношения… Или с Нестеренко, а мы с ним были знакомы еще по Питеру: «Евгений Евгеньевич, вот есть предложение спеть такую мессу». – «Я готов», – понимаете? Так что это было…

Сергей Николаевич: Но, может быть, работал ваш авторитет, статус вашего оркестра? Это была честь на самом деле. Или все-таки вот этот материальный фактор, который стал таким главенствующим в наше время, тогда его не существовало или он был не столь важен?

Владимир Минин: Он был не столь важен. Он был не столь важен потому, что эти люди, конечно, не могли заработать какие-то существенные деньги супротив своей зарплаты в Большом театре. Но зато, понимаете, я набрался наглости и мы повезли мессу Россини в Италию.

Сергей Николаевич: И как это было?

Владимир Минин: Конечно, это грело тоже и Нестеренко, и Образцову.

Сергей Николаевич: Ну да, это было выступить с этим репертуаром на…

Владимир Минин: Ну конечно, с таким репертуаром, понимаете, на родине Россини. Ну что же говорить, конечно, интересно.

Сергей Николаевич: Я так понимаю, Елена Васильевна много пела с вами, да?

Владимир Минин: Елена Васильевна много пела с нами, и Нестеренко пел с нами, Ведерников меньше, но тоже пел. Премьера была «Пушкинского венка», Ведерников участвовал в этой премьере. Нет, понимаете, я и тогда понимал, и сейчас особенно ценю, что мне повезло, что такие мирового класса величины откликались, для того чтобы петь с Московским камерным хором.

Сергей Николаевич: Известно, что Образцова вас также познакомила с человеком, который в какой-то момент очень повлиял на вашу жизнь, я имею в виду Антония Ленинградского…

Владимир Минин: А, Владыка Антоний, да.

Сергей Николаевич: Да, Владыка Антоний. Вообще ваш приход к христианству, к религии, к церкви – когда это произошло?

Владимир Минин: Пожалуй, вспаханную почву сделала моя бабушка в детстве. Потом, когда небо стало с овчинку размером…

Сергей Николаевич: А когда стало небо с овчинку?

Владимир Минин: Ну вы же понимаете прекрасно, что какими-то вещами я… Каким-то боком подставлялся я благодаря своему легкомыслию или фронде, и когда уже, знаете, совсем к ногтю, я говорю: «Леночка…»

Сергей Николаевич: Это Образцовой, да?

Владимир Минин: Да. «Леночка, познакомь меня, пожалуйста». И она меня познакомила с Владыкой Антонио. Ну вот это первая поддержка. Потом я познакомился почти со всеми членами Священного Синода, а потом наконец и с патриархом Алексием. С будущим патриархом Кириллом я был знаком, когда мы в Смоленске записывали литургию Рахманинова. Там же я был знаком с Владыкой Феодосием…

Сергей Николаевич: В Смоленске, да.

Владимир Минин: Это был замечательный человек.

Сергей Николаевич: Что вам давало общение с этими людьми? Что вы чувствовали, когда…

Владимир Минин: Духовную силу.

Сергей Николаевич: Они вам ее предавали, да?

Владимир Минин: Да. Вы знаете, однажды мы гуляли с Владыкой Феодосием в саду этого собора, ну и я задал вопрос: «Владыка, ведь вы же тоже такой же человек, как и я, вы же тоже устаете. Откуда вы черпаете силу?» Я подумал: ну сейчас мне Владыка начнет Библию цитировать. Ничего подобного, он сказал: «Владимир Николаевич, я устаю так, что готов забиться в щель, как клоп, чтобы никто меня только не тревожил, не дергал. Но когда я вспоминаю, что за этими стенами (и он указал на собор) меня ждет моя паства, я встаю и иду!» Ну как вот? Конечно, ты думаешь: что же ты? Ты обязан соответствовать, он же старше тебя.

Сергей Николаевич: Такой пример праведников, да? Это очень важно.

Владимир Минин: Да. Вы понимаете, причем это же не цитатник, а это же человек, который прожил большую жизнь.

Сергей Николаевич: У вас ведь был опыт, когда ваш хор и вы исполняли церковную музыку в храме.

Владимир Минин: Да.

Сергей Николаевич: Вот это особое ощущение, не сравнимое с концертным исполнением?

Владимир Минин: Это особое, это ничего общего не имеющее, ничего общего. Неоднократно это было, причем мало того, что в русской церкви, это же было в церкви в Успенском соборе в Кремле с патриархом Алексием, это было в других церквях, не буду называть. Но мало того, это было в Австрии, участие в католической службе с русскими песнопениями.

Сергей Николаевич: Как это возможно?

Владимир Минин: Вот это было… Ну понимаете, у них взгляд более…

Сергей Николаевич: …широкий.

Владимир Минин: …широкий, более широкий.

Сергей Николаевич: То есть допустить православное пение в католическом соборе возможно?

Владимир Минин: Допустить православное пение в католической службе, не просто в соборе, а в службе.

Сергей Николаевич: То, что в православном соборе невозможно.

Владимир Минин: Невозможно, исключено.

Сергей Николаевич: Ни по чину, ни по чему.

Владимир Минин: Исключено, вот так.

Сергей Николаевич: И это ощущение совершенно поразительное, да?

Владимир Минин: Совершенно поразительное. Это ничего общего с концертным залом не имеет, ничего общего. Когда перед тобой, знаете… Там же ведь все воздействует: архитектура, живопись, обоняние, действо театральное…

Сергей Николаевич: Ну да, это же…

Владимир Минин: И стоящая за твоей спиной паства. Нет, это все… Это комплекс…

Сергей Николаевич: …всех ощущений, впечатлений, чувствования.

Владимир Минин: Одна живопись чего стоит.

Сергей Николаевич: А вообще в вашей жизни были, я не знаю, идеальный такой концерт, о котором вы всегда будете вспоминать, что это получилось? Я думаю, что таких было, конечно, немало, но все-таки, может быть, вы назовете один-два?

Владимир Минин: Вы знаете, действительно было немало таких концертов. Но на слуху всегда последний.

Сергей Николаевич: Соответственно, это были концерты позавчера.

Владимир Минин: Позавчера, да.

Сергей Николаевич: Артемьева как раз, эти «Девять шагов к Преображению».

Владимир Минин: Да-да.

Сергей Николаевич: Меня поразила эта вещь тем, что это фактически реквием.

Владимир Минин: Это фактически реквием. Понимаете, как мне кажется, Артемьев не мог бы найти те слова, которые бы выразили всю ту философию, которую он закончил в свою музыку, нет таких слов, нет.

Сергей Николаевич: И это латынь.

Владимир Минин: Это латынь.

Сергей Николаевич: Это огромное событие нашей жизни.

Владимир Минин: Это событие не только в Москве, это в культурной жизни России.

Сергей Николаевич: Да, премьера этого сочинения, которое можно назвать реквиемом. То, что я впервые услышал сочинение российского автора на латыни, соединение… Это и оперная певица, оперный голос, я так понимаю, что это и эстрадный…

Владимир Минин: Рок.

Сергей Николаевич: …рок-исполнитель, это и детский хор, это и ваш хор, хор камерный. То есть вот такого множества на сцене, чтобы выразить вот эту философию, философию этой музыки, я такого не припомню на самом деле.

Владимир Минин: Ну что касается…

Сергей Николаевич: Имеется в виду современного формата.

Владимир Минин: Что касается соединения рока и классики, какой-то опыт был, но я боюсь сейчас назвать вам точно.

Сергей Николаевич: Я думаю, что это было у Шнитке.

Владимир Минин: У Шнитке, по-моему, Пугачева пела.

Сергей Николаевич: Да-да, «Фаустус».

Владимир Минин: Да. Но надо сказать, что и русские композиторы писали на латинский текст. Первый реквием, который был написан, композитор Осип Козловский, это, по-моему, конец XIX или начало XIX века, если я не путаю. Потом Гречанинов писал на латыни. Ну и наши композиторы тоже писали некоторые.

Сергей Николаевич: Есть ли какой-то идеальный репертуар, который, вы знаете, всегда тронет публику, выразит ваши какие-то мысли и ощущения сегодняшнего дня? Вот кто сейчас вам ближе всего? Потому что я знаю, что часто у дирижеров, у исполнителей бывают какие-то периоды определенного композитора, определенной музыки. Вот нынешнее ваше время, ваш юбилейный год освещен чьим именем?

Владимир Минин: Вы знаете, пожалуй, такого имени нет. Все-таки когда тебе, если я доживу…

Сергей Николаевич: Ну бог даст, да.

Владимир Минин: Да, стукнет 10 января 90 лет, на этот вечер назначен концерт в зале Чайковского, там будет не один композитор, там будут много композиторов разных, в том числе дорогих моему сердцу, но ушедших в мир иной солистов, я имею в виду и Лену Образцову, и Сашу Ведерникова в первую очередь.

Сергей Николаевич: Это будут записи их, да, или это будут…

Владимир Минин: Не скажу.

Сергей Николаевич: Это все еще тайна, это все еще планы.

Владимир Минин: Не скажу, да. Пока, конечно, как вы сами понимаете, юбилейный концерт – это необычный концерт, он должен строиться по каким-то другим канонам. Поэтому пока это все находится во взвешенном, насыщенном коллоидном растворе.

Сергей Николаевич: Владимир Николаевич, вот, бог даст, действительно все это состоится, я искренне вам этого желаю.

Владимир Минин: Спасибо.

Сергей Николаевич: Но я думаю о том, что вы в какой-то потрясающей совершенно форме. Естественно, вопрос, который, думаю, задают себе все наши зрители, – как вам это удается? Что дает вам сил?

Владимир Минин: Вы знаете, я думаю, что, как мы с вами сказали в самом начале, что богу было угодно, чтобы я дожил то, что не дожили мои родители. Никаких диет у меня нет, никаких нет… Я только знаю, что есть гены, больше, думаю, нет ничего.

Сергей Николаевич: Это был Владимир Минин в программе «Культурный обмен» на Общественном телевидении России. А я, Сергей Николаевич, прощаюсь с вами. Всего доброго, до свидания.

Об искусстве хорового пения