Владимир Варнава: Современный танец отражает ситуацию в обществе, идеи, которые в нем курсируют

Гости
Владимир Варнава
артист балета, хореограф

Сергей Николаевич: Здравствуйте! Это программа "Культурный обмен" на Общественном телевидении России. С вами Сергей Николаевич. Сегодня мы будем говорить о балете, а точнее – о современной хореографии, о новом пластическом языке, который все активнее прорывается на театральные подмостки. И в немалой степени этому способствует наш сегодняшний гость – хореограф и танцовщик Владимир Варнава.

Владимир Варнава – хореограф, лауреат театральной премии "Арлекин", победитель конкурса молодых хореографов международного фестиваля современной хореографии "Context. Диана Вишнева", дважды лауреат премии "Золотая маска" в номинации "Балет. Лучшая мужская роль". Родился в Кургане. Окончил Ханты-Мансийский филиал Московского государственного университета культуры и искусств. В 2008–2012 годах был артистом балета Музыкального театра Республики Карелия. Там же в 2001 году дебютировал как хореограф постановкой балета Стравинского "Пульчинелла". На сегодняшний день Владимир Варнава – один из самых заметных персонажей русского балета XXI века: в списке его работ – постановки в Москве, Петербурге и Монте-Карло.

Сергей Николаевич: Володя, привет.

Владимир Варнава: Здравствуйте.

Сергей Николаевич: Я знаю, что как-то путь твой в хореографию был непрост. И вообще танец возник в твоей жизни… Ну, есть уже легенда, она в нескольких твоих интервью фигурирует, что папа принес кассету с Майклом Джексоном – и вот это был тот толчок, который тебя и направил в сторону современного танца, современной хореографии, современного шоу. И, кстати, многие балетные критики как-то даже не то чтобы осуждали, но, говоря о феномене Владимира Варнавы, неизменно говорили, что ты как бы соединяешь и балет, и шоу, и цирк – в общем-то, такой синтетический жанр с твоим именем связан. В общем, конечно, все это можно говорить и о современном танце, который огромен и необъятен.

Но все-таки начнем с момента Майкла Джексона, с этого самого начала. Действительно ли это на тебя произвело такое неизгладимое впечатление?

Владимир Варнава: Ну, самый ранний момент, самая ранняя отправная точка, которую я помню, – это был Джексон.

Сергей Николаевич: Все-таки Джексон, да?

Владимир Варнава: Все-таки Джексон. Ну, я до сих пор считаю, что есть некие такие люди, в частности влияющие не только на поколение. Это актеры, музыканты, политики, ну, личности. И в данном случае, мне кажется, Джексон – это человек, изменивший… И под его знаком прошло именно мое поколение, формирование под его звездой, так скажем.

Сергей Николаевич: А скажи, что это было? Это был образ? Это были вот эти лихорадочные, какие-то такие конвульсивные движения? Что на тебя произвело наибольшее впечатление?

Владимир Варнава: Я думаю, что вообще как бы феномен такого мультиуниверсального артиста. И даже позже, обучившись и закончив университет, вроде как теперь мне кажется, что я как-то профессионально изучаю…

Сергей Николаевич: Ты понимаешь эту профессию.

Владимир Варнава: Да-да-да. Я все равно его считаю великим не только артистом, ну, так скажем, поп-королем, но и в первую очередь танцовщиком, который создал не без помощи соратников, но создал свой язык.

Сергей Николаевич: Ну да, большая команда работала.

Владимир Варнава: А это то, к чему стремится, я думаю, практически каждый хореограф, каждый автор. Ну, в данном случае, если мы рассматриваем как бы хореографа, то… если мы рассматриваем хореографа, то каждый хореограф стремится создать свой индивидуальный и узнаваемый пластический язык. Ну, как ни забавно, у Джексона получилось.

Сергей Николаевич: Да, получилось.

Владимир Варнава: Это не получается у разных хореографов…

Сергей Николаевич: Профессионалов. Сразу определение их стиля, да?

Владимир Варнава: Да.

Сергей Николаевич: Скажи мне, ну вот то, что… Ты это почувствовал, ты это увидел, ты захотел это повторить, сымитировать. Я так понимаю, что родители оба – художники. И в любом случае это была некая артистическая среда и театральная среда, и как-то тебе было легко войти и представить себя в роли Майкла Джексона, да?

Владимир Варнава: Ну да. Я думаю, что еще главное, что я получил от того момента просмотра видео – это была какая-то необузданная энергия, абсолютно неконтролируемая, которой я был инспирирован, заражен, я уже не в состоянии был ее сдерживать. И также повлиял, наверное, кинематограф того времени.

Сергей Николаевич: Все-таки кино, да?

Владимир Варнава: Тоже кино. И я думаю, что это фильмы с Брюсом Ли. Я думаю, что это Джеки Чан в какой-то степени. И, в общем-то, меня не сразу взяли за руку и отвели на танцы. Папа меня готовил в секцию кунг-фу, каратэ. Я уже не помню, это недостоверно. И я помню, что он меня растягивал, то есть садил на всевозможные шпагаты, жгуты. Я помню, что несмотря на возраст совсем юный, пять лет, все равно были слезы. Было больно.

Сергей Николаевич: Было больно?

Владимир Варнава: Было больно.

Сергей Николаевич: То есть этот танец все-таки ассоциировался с некоторым физическим таким усилием?

Владимир Варнава: С физической подготовкой, которая требует усилий. И в конце концов, я помню, что мы шли как раз проверяться на секцию восточных единоборств. И так как родители работали во Дворце культуры в тот момент, там было огромное количество именно различных танцевальных коллективов, кружков: была студия балета, была студия эстрадного танца, бальные танцы, народный коллектив (их, по-моему, было два). И, в общем-то, видимо, меня просто отвели на тот момент к самым современно смотрящим молодым педагогам. И я там остался.

Сергей Николаевич: Вообще очень интересный поворот сюжета. Я такого не знаю просто еще примера, что эти два педагога, когда их перевели в Ханты-Мансийск, вы за ними поехали. Это так?

Владимир Варнава: Да, я отправился за ними.

Сергей Николаевич: А сколько тебе было лет?

Владимир Варнава: Мне было… 14 только исполнилось. Ну да, я был уже…

Сергей Николаевич: Ну подожди. Ну как это? Поменять жизнь. Или родители вместе с тобой поехали?

Владимир Варнава: Нет-нет-нет. Я закончил девять классов. И, как известно, можно поступить в училище, можно закончить одиннадцать классов. В детстве было предложение – поступить в Пермское балетное училище, потому что мой родной город – это город Курган. Как я объясняю иностранцам – город за Уральскими горами. Собственно, он находится не так далеко от Перми, то есть это вообще один регион.

Сергей Николаевич: Один регион, да.

Владимир Варнава: Зауралье, Урал, Пермь, Екатеринбург, Тюмень. И все это, в общем, в доступности находится. И, в общем-то, знаменитое Пермское училище. Все о нем слышали, все о нем знали. Но я был один ребенок в семье. И я думаю, что мама как-то испугалась, наверное, не захотела меня отдавать, и поэтому я в 10 лет никуда не поступил, я продолжил заниматься танцами, продолжил заниматься изучением больше направления такой современной хореографии.

Просто я думал, что… На тот момент это понятие и понимание, вообще что такой современный танец, только формировалось. И ведь раньше не было таких источников информации, как доступный интернет, поэтому… Я помню современный танец 90-х, я помню так его отрывочно. Я помню женщин в красных косынках. Я помню алюминиевые весла.

Сергей Николаевич: Это брейк бесконечный.

Владимир Варнава: Брейк был, но брейк был как-то далековато. Все-таки начал уже формироваться свой концептуальный современный танец. Потому что меня часто спрашивают: "Что такое современный танец?" И как бы в процессе ответа на эти вопросы я понимаю, что современный танец для меня обязательно отражает ситуацию в обществе, он отражает идеи, которые в обществе курсируют. И я помню тот современный танец 90-х.

Сергей Николаевич: 90-х, да?

Владимир Варнава: Да, отрывочно. Я помню, что он не привлекал совершенно, потому что, видимо, он был достаточно депрессивным, ну, по крайней мере, современный танец 90-х на Урале.

Сергей Николаевич: Вообще очень интересно то, что именно вот этот регион, скажем так, вот именно Уральский хребет, именно эта зона неожиданно дает какие-то очень яркие имена, яркие коллективы, абсолютно поначалу такие самодеятельные, никак и никем не поддержанные. Это и "Провинциальные танцы", это и целый ряд имен хореографов, которые выступили в этом…

Владимир Варнава: Панфилов.

Сергей Николаевич: Панфилов, да. Как ты думаешь, с чем это связано?

Владимир Варнава: Я думаю, это связано с тем, что определенная изоляция региона происходит и закрытость информационная. И в какой-то момент, когда попадает свежий какой-то воздух или попадает свежая информация, то она совершенно иначе обрабатывается и…

Сергей Николаевич: …трансформируется.

Владимир Варнава: …трансформируется, ну, как бы бродит внутри региона и дает совершенно другие, может быть, искаженные такие результаты.

Сергей Николаевич: Ханты-Мансийск – ты там был один?

Владимир Варнава: Нет, я поехал со своими педагогами. Я думал, что я буду им помогать. Я думал, что я буду с ними работать. И вообще у меня были такие, наверное, очень романтические…

Сергей Николаевич: Представления?

Владимир Варнава: …представления, да, об этом. Я думал, что все будет как-то по-другому. Но в итоге я приехал, мне нужно было где-то жить. Я поступил в колледж только ради того, чтобы у меня было общежитие. И там я столкнулся с народным танцем, с магией народного танца.

Надо сказать, что это Центр искусств для одаренных детей Севера, где я учился. Я и сейчас считаю, что народный танец там преподавали на хорошем уровне. И помню, что я смотрел экзамен выпускного курса, я был абитуриентом. И я просто помню этот момент, как меня стало забирать. Я понял, что я хочу научиться так же, я хочу научиться это делать. В итоге я со своими преподавателями в прекрасных и замечательных отношениях, но, конечно, координаты поменялись. Я еще пытался как-то совмещать первых два года, полтора, но в итоге и прессинг со стороны преподавателей колледжа: "Если ты приехал учиться, то нужно учиться у нас".

Сергей Николаевич: Ну подожди. Ты учился, в общем, на народный танец, да?

Владимир Варнава: Артист народного танца.

Сергей Николаевич: Артист народного танца. То есть это предполагало в будущем какие-то ансамбли, да? Это танцы народов России, да?

Владимир Варнава: Танцы народов России, ближнего зарубежья и танцы народов Севера.

Сергей Николаевич: Ну подожди. А самостоятельные такие хореографические опыты когда начались?

Владимир Варнава: Был предмет "Искусство балетмейстера". И собственно, первое полугодие, было задание – хоровод. И я помню, что я почему-то все время шел против вот этой системы, пытался спорить. Хотя я не могу сказать, что я обладал необходимыми знаниями для того, чтобы спорить. Это был какой-то внутренний, наверное, юношеский протест. Я не стал ставить хоровод, а я взял какую-то этническую музыку и развел танец каких-то лесных эльфов. Сейчас я понимаю, что это было достаточно…

Сергей Николаевич: Наивно?

Владимир Варнава: …наивно, но это как-то обозначило дальнейший путь. И я все четыре года обучения пытался искать какие-то лазейки. И если дают задание – танец народов Поволжья, поставить хореографию, то это обязательно было в какой-то интерпретации. Я не знаю, в музыке я пытался стилистически как-то поменять что-то.

Сергей Николаевич: Но все-таки еще оставалась такая территория бесконечно важная, наверное, для становления хореографа и балетного артиста – это, конечно, классический балет. И с подлинными его образцами ты, конечно, мог познакомиться и в Перми, где сильная балетная труппа, и большей частью – в Петербурге и в Москве. Тебе не хотелось как бы стать частью вот этой академической системы?

Владимир Варнава: Очень хотелось, но я даже не понимал, как это может случиться.

Сергей Николаевич: Для этого нужно было все-таки специальное образование?

Владимир Варнава: Ну, для этого нужно было, да, поступить в балетное училище, его закончить. И конечно, мы все знаем о звездах: Ульяна Лопаткина, Диана Вишнева, Светлана Захарова. Их изучали на истории хореографического искусства в нашем колледже. Все это было здесь, перед нами, но…

Сергей Николаевич: А ты думал, была такая амбиция: "Я буду ставить для Дианы Вешневой. Я буду делать для Светланы Захаровой"?

Владимир Варнава: Нет.

Сергей Николаевич: Ты не думал?

Владимир Варнава: Нет.

Сергей Николаевич: А о чем же ты думал? Ты хотел протоптать какую-то свою тропинку, делать что-то свое маленькое, небольшое, маргинальное в провинции? Или все-таки были какие-то более серьезные амбиции?

Владимир Варнава: Ну, амбиции были. Мне на самом деле хотелось учиться, потому что я чувствовал, что я…

Сергей Николаевич: Того образования, которое есть в Ханты-Мансийске, тебе не хватало?

Владимир Варнава: Мне не хватало, кстати, именно современного танца.

Сергей Николаевич: Скажи, вот ты понял в какой-то момент, что в Ханты-Мансийске тебе тесно, что перспективы нет, ну, это понятно, но это тебя не устраивает? И ты выбираешь Петербург, и ты переезжаешь в Петербург. Или как-то было иначе?

Владимир Варнава: Вообще иначе. Я так анализировал недавно: в моей жизни все – воля случая. И в Ханты-Мансийск я уехал, потому что только педагоги поменяли место работы. И они меня с собой не звали, это я поехал за ними. А потом в Ханты-Мансийск приехал по делам своим хореограф такой Кирилл Симонов. Он руководил Музыкальным театром Республики Карелии, ставил и в Мариинском театре, был артистом Мариинского театра, прекрасным артистом. И, в общем-то, наши педагоги со свойственной им страстью всем гостям показывали своих студентов, всем без исключения. Я думаю, что если бы приехал Михаил Барышников, ему бы обязательно показали этих студентов. И в итоге приехал Кирилл, ему всех показали. И он позвал меня и нескольких ребят к себе в труппу.

И вот тогда… я не сразу это тоже понял, но со мной произошло, видимо, чудо определенное, потому что я как раз таки попал в среду балетного театра. Пусть это была периферия, пусть это был Петрозаводск, но я был… Я и сейчас беспредельно счастлив и благодарен этому событию, ну, благодарность испытываю, потому что тогда я попал вообще… ну, как бы я смог изнутри посмотреть, как устроен театр, как работают машинисты сцены, как декорации изготавливаются, в каких цехах костюмы, что с этими костюмами происходит. И самое главное – как устроена структура балетной труппы. И там были настоящие балетные артисты, закончившие балетные училища, закончившие Академию имени Вагановой.

Сергей Николаевич: Скажите, пожалуйста, а именно там ты станцевал Меркуцио?

Владимир Варнава: Меркуцио я станцевал там.

Сергей Николаевич: За которого ты получил "Золотую маску", да?

Владимир Варнава: Получил первую "маску".

Сергей Николаевич: То есть первый раз луч прожектора высветил тебя – и всюду имя Владимира Варнавы прозвучало именно после вот этого спектакля в Петрозаводском театре

Владимир Варнава: Я не могу сказать, что это был длительный луч прожектора. Ну, как это бывает? Получил, молодец, взяли интервью. И сказали: "Ну, наверное, тебе повезло". Потому что в номинации были действительно сильные и прекрасные артисты ведущих театров, а дали какому-то пареньку из Петрозаводска. Ну, бывает.

Сергей Николаевич: И это была еще одна ступенька вверх?

Владимир Варнава: Была еще одна ступенька вверх. И самое главное, появилась цель, на тот момент появилась цель – доказать, что это не была случайность. Я понимаю, что это может сейчас звучать пафосно и амбициозно, но тогда для меня из прошлого это было очень такое важное подспорье, потому что каждый раз теперь, выходя на сцену или где-то презентуя свой продукт, который я делал…

Сергей Николаевич: Свои проекты, да.

Владимир Варнава: …я чувствовал ответственность.

Сергей Николаевич: Я так понимаю, что еще в твоей жизни некоторую роль сыграл Михаил Шемякин.

Владимир Варнава: Михаил Шемякин в моей жизни сыграл роль, наверное, косвенную, потому что он вывел на большую сцену как раз Кирилла Симонова.

Сергей Николаевич: А, это вот так получилось, да?

Владимир Варнава: Да, да. Ну, я его уважаю как художника и с удовольствием бы с ним сделал творческий проект, но в данный момент это пока что…

Сергей Николаевич: А вообще, как говорится, неисповедимы пути Господни. Разные встречи, разные люди, разные художники. И я с удивлением узнал, что на тебя произвел очень большое впечатление спектакль "Косметика врага" в Театре Пушкина, это поставил Роман Козак. И тебе захотелось сделать такую пластическую версию "Косметики врага", да? А вообще как бы жизнь хореографа и состоит из таких импульсов, впечатлений, встреч. Если бы тебя спросил я сейчас: "Вот три встречи, которые определили твою жизнь", – то кого бы ты назвал?

Владимир Варнава: Наверное, моя жизнь не такая продолжительная на данный момент. Но на сегодняшний день на меня повлияла встреча, наверное, с Игорем Колбом, артистом Мариинского театра, потому что он первый, кто меня попросил сделать для него хореографию в Петербурге. Собственно после этого клубок начал раскручиваться или закручиваться, я не знаю, потому что пока я работал с Игорем, и люди, которые видели мои репетиции с Игорем, они заказали мне следующую работу; пока я работал с ними – следующую. И так я оказался в Мариинском театре. И я не могу просто не отметить эту встречу.

Потом – встреча с Жаном-Кристофом Майо, потому что он, я думаю, мой такой крестный отец, ну, на европейской сцене.

Сергей Николаевич: Это он пригласил тебя в Монте-Карло?

Владимир Варнава: Да. И что особенно приятно? Что никто не договаривался о моем участии там. То есть это его решение. Он приехал, увидел работу и пригласил.

И, наверное, встреча все же с Михаилом Барышниковым, завтрак с ним, потому что это была мечта.

Сергей Николаевич: Живой Барышников.

Владимир Варнава: И более того – как-то с ним пообщаться, задать ему вопросы, рассказать про то, что я сейчас создаю. И мы выпускались – получается, что его премьера "Письма человеку" с Бобом Уилсоном и моя работа. Это был один фестиваль, разница в несколько дней. Шел мой спектакль, его спектакль, шли блоками по четыре спектакля. Я ходил на все четыре, шел. И после он спрашивал, что изменилось, как вообще то, что происходило на сцене. Мы обсуждали, что в первый день он так только пристраивался, а на четвертый день он уже сам почувствовал разницу. И это было волнительно, волнующе.

Сергей Николаевич: Встреча с Михаилом Николаевичем?

Владимир Варнава: Я не могу сказать, что она изменила мою жизнь, но, может быть, и изменила, потому что если ты о чем-то мечтаешь, то это документальное свидетельство, что это может сбыться.

Сергей Николаевич: Что это может произойти, если ты чего-то очень хочешь, да?

Владимир Варнава: Да.

Сергей Николаевич: Я знаю, что в твоей жизни был очень важный момент – это практика у Каролин Карлсон.

Владимир Варнава: Да.

Сергей Николаевич: Известный хореограф, педагог. И это уже выход и освоение действительно международного языка, международного опыта мировой хореографии, да? Вот что тебе открылось, когда ты все-таки погрузился уже не по видео, не по каким-то сторонним впечатлениям, а реально оказавшись один на один с этим танцем, с этой философией современной хореографии, с этими танцовщиками? Вот ты захотел сделать что-то похожее или абсолютно свое?

Владимир Варнава: Такая мысль во мне сформировалась. Мне нравится эта мысль. Я думаю, что она интересная. Вот сила в знаниях, есть такое утверждение. И что она мэтр безусловный. Она взрослый человек. И те знания, которыми она обладает, дело в том, что они фундаментальные.

И когда я ехал, мои некоторые коллеги, знакомые говорили: "Ну, что ты поедешь к Каролин Карлсон? Это уже прошлый век. Вот сейчас современный танец на совсем другом уровне". И я столкнулся с тем, что это тот фундамент, которого как раз мне в какой-то степени недостает, тот, за которым я стремился, уезжая из Ханты-Мансийска, уезжая из Петрозаводска, покидая вот эти все места. Вот это база и фундамент. И с того дня я стремлюсь к накапливанию именно знаний.

Просто я думаю, что если ты что-то умеешь делать сам наверняка, то как бы это главное. Потому что бывают различные ситуации. И в наш век все равно есть такой феномен пиара, есть момент как бы раскручивания определенного. Я просто часто сталкиваюсь с тем, что человек раскручен, но при этом профессия не совсем… ну, якобы не чувствуя такого плотного освоения, что ли. Это так сложно. Но Каролин как раз таки выступает тем… ну, для меня выступила таким мудрым источником знаний, у которого я напитывался.

Сергей Николаевич: Знаний про современный танец, да?

Владимир Варнава: Ну, про танец вообще, наверное, про движения, про человеческое тело. Она максимально открыта. И круг ее интересов далеко не замыкается только на танце. Мы работали десять часов в день, из них часа два – это были лекции просто о том, какие книги необходимо прочитать, про каких философов необходимо знать. Мы занимались музыкой, ритмикой с ней. То есть это было такое очень мощное погружение. И спасибо ей за это большое. То есть это как прикоснуться к философскому камню. Такие рождаются референсы.

Сергей Николаевич: Та ситуация, которая сейчас сложилась в современном танце, в современном балете – у тебя есть ощущение, что как-то все резко сдвинулось, что в самых разных направлениях все сейчас развивается и уже не замыкается на нескольких сценах и на двух-трех именах? Есть целая плеяда сейчас уже хореографов, танцовщиков. Насколько это востребовано?

Владимир Варнава: Я думаю, что в наши с вами дни существует мода на танец. Я думаю, что она опять возобновилась. И я думаю, что она то спадает, то опять набирает. И сейчас она есть, я этому благодарен. Все больше людей стремятся заниматься танцем, необязательно профессионально, а просто для изучения своего тела, своего инструмента. Я этому рад безумно.

Я горжусь тем, что я занимаюсь, что я именно в этой профессии. Я испытываю такую хорошую добрую гордость. Интерес действительно есть. Пять-шесть лет назад, когда я только приехал в Петербург, было очень сложно, потому что какие-то самостоятельные независимые проекты, чтобы они получили свет…

Сергей Николаевич: Невозможно было, да?

Владимир Варнава: Это было очень сложно, да. Сейчас в театрах оперных, в театрах оперы и балеты открывают хореографические мастерские. И благодаря этому этот процесс, я не знаю, то ли он запущен синхронизированно, то ли они возникали как следствие конкурентоспособности, но все эти мастерские проявили российских, я считаю, хороших хореографов молодых. И сейчас вопрос состоит только в том, что сложно с артистами на самом деле, потому что у нас по-прежнему нет системы образования в современном танце. Есть артисты балетные, и они прекрасные, но современный танец – это тоже наука, которой надо учиться, и это отдельно.

Сергей Николаевич: Это отдельный, совершенно иной слой, отдельная школа, своя школа, да?

Владимир Варнава: Да. И отдельная профессия. Вот вопрос. То есть нужно усилить обучение в балетных училищах и усилить именно этот предмет, обучать современному танцу плотнее, нежели это сейчас происходит. Либо есть у нас институты культуры, которые вроде бы как отвечают за то, что более или менее мультимедийные должны выходить, универсальные артисты, которые могут танцевать в мюзиклах, в современном театре, в драматических театрах. Но этого не происходит. Как правило, преподаватели… Я сам закончил такой университет, заочное отделение. И очень немногие, кто становятся действительно артистами.

Сергей Николаевич: Вообще вот то, что ты сказал, что нет артистов, ну, их явно недостаточно для освоения этого пластического языка…

Владимир Варнава: Да, их недостаточно.

Сергей Николаевич: Я подумал о том, что тот же Барышников, да и все эти выдающиеся танцовщики рано или поздно встали перед выбором: классика – это, конечно, прекрасно, но надо переходить на модерн. Более того, даже считалось… ну, так сказать, такие злопыхатели говорили: "Когда классику уже не можешь танцевать, переходишь на модерн".

Владимир Варнава: Да, есть такое мнение.

Сергей Николаевич: Да. Скажи, пожалуйста, а возможно вообще это совмещать – вот эту классическую школу, классический балет и современный танец, ну, даже необязательно при этом переходя какие-то возрастные рубежи?

Владимир Варнава: Я думаю, безусловно, это возможно. И есть примеры, которые это совмещают – тот же Михаил Барышников и Диана Вишнева. И я думаю, что многие наши артисты стремятся освоить этот новый язык, потому что… Вот вы правильно заметили, что есть такая шутка в наших рядах по поводу того, что "ты не можешь танцевать классику – начинаешь танцевать современный танец". Но многие уже артисты умные понимают, что это позволит им продлить творческий путь.

Сергей Николаевич: Их творческий век, конечно.

Владимир Варнава: Ну, как Сильви Гиллем.

Сергей Николаевич: Но, как правило, все-таки хореографы идут не столько от индивидуальности артиста (ну, за исключением тех случаев, когда артист приглашает их поставить для себя номер), а от музыки, от какой-то идеи, от сюжета. Вот как было у тебя?

Владимир Варнава: У меня абсолютно… Я вообще пытаюсь идти от индивидуальности. И более того, я верю, что я как бы… ну, я свято верю, что артист – это главный человек в театре. Я в это верю. И вот мы – режиссеры, хореографы, композиторы, художники – мы можем придумывать все что угодно, но если нет артиста… Как я всегда говорю: если артист не "качает", то спектакля не получится. Ну, я делаю акцент на индивидуальность. Более того, в последние годы я пытался работать с драматургией классической, неклассическим, стандартным и нестандартным построением драматурги в спектакле. То есть я пытался, моей главной целью было передать внятно историю.

Сергей Николаевич: То есть рассказать историю?

Владимир Варнава: Да, рассказать историю. Рассказать ее можно различными способами: можно абстрактно рассказать, можно рассказать более конкретно, нарративно. Но мне хотелось освоить именно этот инструмент. Но в последнее время, в последних работах я все больше и больше прихожу… Ну, в данном случае помогали какие-то художники, помогали композиторы, то есть мы создавали такую объемную историю. Но в данный момент я пытаюсь концентрироваться именно на танце сам по себе. Я думаю о том, что танец – это необязательно информация. И это пример, наверное, больше абстрактного творчества.

Сергей Николаевич: Абстрактного творчества?

Владимир Варнава: Абстрактного танца. И в данный момент я изучаю этот вопрос. И я думаю, что это ведет к формированию именно языка пластического. Никто не говорит, что это нельзя совмещать, нельзя заниматься в разные периоды творчества разным. Мне интересно. Я считаю, что у меня прекрасная профессия, потому что она мне открывает очень много различных дверей и горизонтов. Потому что, делая спектакль про Моцарта, я изучаю личность Моцарта. Конечно, я не знал столько о нем до того, как я начал заниматься именно этим спектаклем. То же самое – "Слово о полку Игореве", "Ярославна". Я вдруг с удивлением и даже какой-то досадой обнаружил, что то, что мне рассказывали в школе – это все неправда, ну, то есть, по крайней мере, для меня сегодняшнего так не является. И совершенно о другом эта история.

Сергей Николаевич: Я в этой связи хотел тебя спросить о проекте, который только планируется и предполагается – это балет "Айседора", посвященный Айседоре Дункан. Тем более что она-то и является одним из тех художников, с которых начинается новый танец. При том, что она вернулась к истокам классического… даже не классического танца, а танца вакхических каких-то времен, к древнегреческому идеалу, но в любом случае она обращалась к прошлому, чтобы создать настоящее и, может быть, даже предугадать будущее. Вот что касается вообще фигуры Айседоры Дункан – что ты о ней думаешь?

Владимир Варнава: Ну, это пионер движения, безусловно. И я понимаю, что это может звучать самонадеянно и пафосно, но так как я пытаюсь делать открытия в танце… И я хочу подчеркнуть, что это открытия для меня самого. То есть не факт, что это не существовало до. Я пытаюсь создавать. Я пытаюсь заниматься тем, чего я еще не знаю. Потому что если я знаю, как поставить данный спектакль, то мне это автоматически делать неинтересно. Собственно, тогда и незачем.

И я думаю, что наши интересы с ней схожи в данном случае. И поэтому я к ней и обратился. Мне всегда она была интересна. Но она была для меня какой-то фигурой прошлого, такой достаточно размытой и мифической. И, делая балет "Золушка", я получил задачу – поставить балет "Золушка" (Сергей Данилян дал мне эту задачу) в Калифорнии. И надо сказать, что у меня уже была одна неудачная попытка, потому что я придумал проект, сменилось руководство театра – и проект отменили. Но он был придуман целиком, вплоть до каких-то танцев внутри, какие они будут. Я успел поставить хореографию.

И вообще, как водится, мне сказали: "Ну, у тебя же уже есть "Золушка" придуманная, просто она не реализована. Давай ее поставим". Я говорю: "Давайте". Начал перечитывать сценарий, который я писал четыре года назад, и понял, что это никуда не годится, что надо все перерабатывать. Ну, появились новые условия, и я сильно изменился. Начал перерабатывать. И было много вариантов. Была "Золушка" в стилистике эпохи смыслов киберпанка, такая "Золушка" будущего. Было много…

Сергей Николаевич: Ну, при этом это был Прокофьев, да?

Владимир Варнава: Это был Прокофьев. И были различные варианты, было четыре версии сценария различных, ну, путей, по которым нужно пойти. И, честно сказать, "Айседора" была самым последним в списке. Просто было написано: "Айседора"? – и вопрос. И только потому, что Золушка, ну, символ Золушки – это туфелька, обувь, а Айседора – божественная босоножка…

Сергей Николаевич: Босоножка, она всегда танцевала босая.

Владимир Варнава: То есть обратный, такой реверсивный ход. Только поэтому. Вот просто была такая идея на подкорке. Получается, что Айседора разулась, чтобы попасть на этот бал.

Сергей Николаевич: Бал большого танца, да?

Владимир Варнава: Ее жизни.

Сергей Николаевич: И большой жизни.

Владимир Варнава: А потом удивительным образом буквально за вечер… Надо сказать, что я достаточно много времени потратил на предыдущие версии, ну, много. И буквально за вечер сложились все смыслы. Появилась карета – машина, которая Золушку вместо бала привезла к Смерти, так скажем. Появился Есенин – принц, которого она повстречала в Советском Союзе.

Сергей Николаевич: Королевич, да-да-да.

Владимир Варнава: Балом стал Советский Союз, а точнее сказать – Страна Советов в тот момент. И, в общем-то, все смыслы срослись воедино. Но главное, что музыка Прокофьева очень драматичная и трагичная.

Сергей Николаевич: То есть "Айседора" будет на музыку "Золушки"?

Владимир Варнава: На музыку "Золушки" Прокофьева, да. И это трагичная музыка.

Сергей Николаевич: Я помню, как Теодор Курентзис сказал: "Тоскливая радость", – определяя как бы тональность этой музыку.

Владимир Варнава: Да. И в данном случае Айседора – это наша героиня, это артист с безумной славой, которую знали во всех уголках мира, но при этом абсолютно несчастная душа, не нашедшая любви и потерявшая своих детей. И это очень чувствуется в музыке. Я понимаю, что Прокофьев не закладывал, разумеется, историю Айседоры Дункан, но вот этот синтез трагедии и этой ситуации, вынужденного какого-то бала и вроде как праздника…

Сергей Николаевич: …на котором страдает душа.

Владимир Варнава: Да. Это удивительно все совместилось. Ну, я верю в то, что это может быть интересно.

Сергей Николаевич: Мне осталось спросить: а когда это все будет и кто будет танцевать главную партию?

Владимир Варнава: Главную партию будет танцевать Наталья Осипова, которая тоже… Ну, опять же мы отталкиваемся, я говорил, что отталкиваемся от артистов. Когда у тебя есть фигура, то ты думаешь, как будет. То есть я знал, что Осипова будет в проекте. Это как бы первая константа. И, в общем-то, даже она повлияла в какой-то степени, потому что…

Сергей Николаевич: На выбор этой темы и персонажа?

Владимир Варнава: Да, на выбор этой темы, безусловно.

Сергей Николаевич: А вообще вот то, что ты сейчас коснулся темы этих несбывшихся проектов, каких-то несвершившихся мечтаний… Ты легко от них отступаешь и начинаешь заниматься чем-то? Или они все-таки как-то жгут и не дают тебе двинуться дальше, тебе важно поставить точку?

Владимир Варнава: Ну, "Золушка" отпустила сразу же, потому что это должен был быть мой первый проект, ну, большой спектакль, трехактный. Это должен был быть первый проект, и он не случился. Я, наверное, думаю, что и хорошо. И я подумал об этом сразу. Потому что в этот период я очень много ставил – соответственно, очень много учился. Как это водится в оперном театре? Ты придумываешь проект за полгода, за год до премьеры. И когда мне пришлось реализовывать, ну, я, честно сказать, уже так изменился, просто события происходили подряд…

Сергей Николаевич: Так быстро.

Владимир Варнава: И я понял, что я уже как-то ушел от этой точки, когда мы все придумывали, и, может быть, мне это не суперинтересно было бы реализовывать. Я бы, конечно, постарался, и проект еще бы видоизменился, в конце концов, но я отпустил быстро. Подумал, что как раз время не пришло. То же самое – мне предлагали "Весну священную" мне делать. Я сам отказался, потому что я почувствовал, что не пришло время. А "Петрушку" выбрал я сам, потому что почувствовал, что это то, что необходимо. Но выбор "Петрушку" вообще был без Дианы, то есть это был просто выбор для театра. И в проекте появилась уже спустя какое-то время Диана.

Сергей Николаевич: Вообще мы как раз с тобой коснулись этой темы – вот эти великие звезды. И мальчик из Ханты-Мансийска, который даже не знает, с какого боку подойти к театру, где они выступают.

Владимир Варнава: Это правда.

Сергей Николаевич: И вот за несколько лет ты преодолеваешь всю эту дистанцию – и теперь эти звезды заказывают тебе балеты, и теперь ты с ними работаешь и осуществляешь свои какие-то проекты. Вот что в тебе поменялось?

Владимир Варнава: Ну, я думаю, что я, возможно, закалился как-то, потому что, работая, вообще работая с артистами, ты получаешь опыт, ты получаешь закалку, потому что ситуации бывают совершенно разные. И ты как-то учишься читать и понимать людей. Самое главное – понимать, находить с ними какой-то контакт. И это тоже то, за что я люблю танец, за что я люблю свою профессию. Ведь, как правило, если проект получается, то значит артист тебе доверился, значит он тебе что-то открыл, ну, свой какой-то мир.

Так же, как и Айседора путешествовала по всему Земному шару, но именно в России она нашла то, что она искала, именно в России. И у нас есть эта сцена, где, в общем, второй акт у нас лишен… Там такие штампы вот этой Страны Советов. Там ее встречает вся "клюква" нашей страны, нашей родины. И вот на музыку "Золушки" приезжает на бал. Люди начинают разоблачаться, снимать с себя всю косметику, весь грим, красные щеки, как бы снимать с себя всю…

Сергей Николаевич: Советскость?

Владимир Варнава: …всю советскость, всю "клюкву". И танцуют для нее прекрасный такой вальс, практически обнаженные, в таком приглушенном свете. И это такой момент как бы интимного соприкосновения Айседоры с душой русского человека.

Сергей Николаевич: С душой России?

Владимир Варнава: Да.

Сергей Николаевич: Скажи, а вот балет "Айседора" – вот то, что Бежар в свое время сделал для Плисецкой?

Владимир Варнава: Я его, к сожалению, не видел. Я не нашел запись.

Сергей Николаевич: Не видел?

Владимир Варнава: Нет, я не нашел запись. И я все-таки стараюсь не смотреть. Я бы посмотрел потом, после премьеры, с большим удовольствием, потому что проникают какие-то все равно вещи подсознательно.

Сергей Николаевич: А ты хочешь делать всегда что-то свое?

Владимир Варнава: Ну, сейчас – да. А когда был период обучения, конечно, мы смотрели с открытым ртом записи Килиана и пытались хоть как-то приблизиться. Бежара мы смотрели. Вообще первый балет, который я в жизни увидел, – это был Бежар, "Балет жизни", музыка Queen и Моцарта. Это было до "Лебединого озера", до всего остального. Это был самый первый балет, видеозапись. Опять же кассета попала какими-то морями, океанами к нам домой, кто-то передал из Лондона, какой-то знакомый, он был на гастролях с народным ансамблем.

Сергей Николаевич: Если бы тебя спросили: "Что такое современный танец?" – твоя версия?

Владимир Варнава: Ну, современный танец отражает, я думаю, настроения и отражает идеи сегодняшнего современного общества и человека в частности. Просто многие путают, особенно артисты балета, особенно артисты, и считают, что современный танец – это способ движения, это другой, отличный от классики, способ движения. Но это не так. Способ движения – это следствие. А причина – она в сегодняшнем дне, она в идеях и в нас.

Сергей Николаевич: Это был Владимир Варнава в программе "Культурный обмен" на Общественном телевидении России. А я, Сергей Николаевич, прощаюсь с вами. Всего доброго! До свидания.

Владимир Варнава несколько раз переезжал из разных городов, чтобы у него была возможность учиться у лучших преподавателей