Павел Овсянников: Рядом с президентами, королями и королевами у музыкантов другое ощущение. Моей задачей было - уничтожить страх перед этой ситуацией

Дмитрий Кириллов: Белый фрак, алая бабочка, сияющая улыбка, аккуратно уложенные волосы, идеальные стрелки на брюках – самый элегантный дирижер в Советском Союзе Павел Борисович Овсянников. Его дирижерский жест легок, манера управления музыкантами почти что джазовая, а где джаз, там ведь полная свобода. И никому невдомек, что за внешней легкостью, изяществом и лоском стоит колоссальный труд, жесткая дисциплина, военная выправка, жизненный график, на четверть века встроенный в рабочее расписание первых лиц государства.

Судьба и карьера этого талантливого музыканта отличается от обычной истории выпускника московской консерватории. Овсянников – первопроходец, Овсянников – первооткрыватель. За плечами Павла Борисовича работа с семью руководителями страны: Брежневым, Андроповым, Черненко, Горбачевым, Ельциным, Медведевым, Путиным. Овсянников начинал свою работу в 1978 году, еще при Леониде Ильиче Брежневе, в Оркестре комендатуры Московского Кремля, а закончил государственную службу, будучи создателем, художественного руководителем и главным дирижером Президентского оркестра Российской Федерации.

С легкой дирижерской руки Павла Овсянникова в России появился еще один коллектив: симфонический «Оркестр XXI века» им. Сергея Прокофьева – детище Павла Борисовича, его авторский проект. Этот известный коллектив и сегодня продолжает радовать нас своими творческими победами.

Павел Борисович, вы – герой «Моей истории». Я очень рад вас видеть.

Павел Овсянников: Я хочу два слова сказать, слова благодарности руководству «Общественного телевидения» Российской Федерации за предоставленную мне возможность поучаствовать в вашей замечательной передаче.

Дмитрий Кириллов: Спасибо!

Павел Овсянников: Надеюсь оправдать ваши ожидания.

Дмитрий Кириллов: Эти звуки фанфары, предвещающие появление президента страны во время традиционного новогоднего обращения к гражданам России, написаны Павлом Борисовичем Овсянниковым, как и многие другие произведения, сопровождающие главу государства во время протокольных мероприятий. За годы работы руководителем Президентского оркестра, благодаря Павлу Овсянникову была утверждена вся музыкальная часть официальных ритуалов первого лица страны. Разве мог представить маленький Паша в своем детстве, что, когда он вырастет, будет на протяжении долгих лет находиться в нескольких метрах от королей и президентов, принцев, премьер-министров и генеральных секретарей? История жизни Павла Овсянникова полна невероятных поворотов.

Я хочу начать с детства. Вы родились в какой семье?

Павел Овсянников: Вы знаете, в очень простой советской семье. Мой папа был родом из Рязанской области, а мама – из Ярославской, т. е. я, так сказать, впитал в себе самые-самые такие...

Дмитрий Кириллов: ...среднерусские такие...

Павел Овсянников: Да, среднерусские традиции. Мама была учительницей черчения, а папа был водителем автобуса и грузовика. Он, правда, прошел всю войну, закончил войну в Праге. Работал он водителем у маршала Павла Рыбалко, нашего знаменитого маршала.

Дмитрий Кириллов: В Москве улица есть маршала Рыбалко.

Павел Овсянников: И меня назвали в честь маршала Рыбалко именно Павлом, так что я этим тоже горжусь.

Жили очень скромно. Меня определили в музыкальную школу на скрипку. Времени ни на что не хватало, только, значит, чтобы заниматься этой скрипкой. Сначала занимался в музыкальной школе рядом с домом, потом меня за мои какие-то там всякие таланты, значит, перевели в музыкальную школу, училище при консерватории.

Дмитрий Кириллов: Пашу Овсянникова вообще-то трудно было не заметить. Еще бы: рост у парня – 2 метра, рука большая... И педагоги как сговорившись стали дружно упрашивать его перейти со скрипки на альт.

Но не в характере Павла Борисовича смиренно плыть по течению: сначала переведут со скрипки на альт, потом скажут «давай, молодой человек, ты такой крупный, заметный, иди на виолончель», а там и до контрабаса уже недалеко... Когда студент Овсянников представлял, как он всю жизнь на себе таскает громоздкий контрабас, настроение у него тут же портилось.

Павел Овсянников: Решил перейти на теоретико-композиторские рельсы и поступил уже в училище на вот этот факультет теоретико-композиторский.

Дмитрий Кириллов: Какая была мама? Каким был отец? Они в Москву приехали – они в деревне родились, получается?

Павел Овсянников: Да. Отец был не в деревне, а мама – в деревне. Талантливые были люди, говорю это совершенно откровенно. Мама, можете себе представить, кроме вот этого своего предмета, черчения, которого сейчас у нас и не преподают, к сожалению, она еще прекрасно рисовала и, самое главное, прекрасно пела. А отец был таким большим балагуром, знал всяких много историй, и, когда гости собирались, вначале были истории моего отца, а потом гости, немножко как бы приняв на грудь, как это сейчас говорят, начинали петь. А я потихонечку начал им, так сказать, помогать, подвывать. И вот так вот прикоснулся...

Дмитрий Кириллов: За столом?

Павел Овсянников: Конечно, да-да, все это было.

Дмитрий Кириллов: Значит, пели все, что вот... ?

Павел Овсянников: Все.

Дмитрий Кириллов: «Поедем, красотка, кататься...»?

Павел Овсянников: «Вечерний звон»... В общем, все песни, которые были в то время популярны, мы их пели.

Дмитрий Кириллов: «Вот кто-то с горочки спустился», да еще на два голоса – ну чем не хрестоматия по хоровому пению? Так Павел стал приучаться к хоровому искусству и каждое воскресенье стал посещать хоровой класс. А еще скрипку, сопровождающую его с утра до ночи. Теперь хор и скрипка – часть жизни школьника Паши Овсянникова. Мальчишка самостоятельно садился в электричку из Карачарова, где жили Овсянниковы, и добирался до Мерзляковского переулка.

Один ездил, отпускали родители?

Павел Овсянников: Один, один. Со скрипкой, и ничего страшного.

Дмитрий Кириллов: Она нравилась вам, эта скрипка, или... ?

Павел Овсянников: Честно говоря, нет, вы знаете. Висел ремень большой; как только я что-то позволял себе лишнего, ремень сразу в ход пускался.

Дмитрий Кириллов: То есть отец так... ?

Павел Овсянников: Не только отец – все. Мне доставалось ото всех, конечно.

Дмитрий Кириллов: Вот что значит народное воспитание.

Павел Овсянников: Все нормально.

Дмитрий Кириллов: Вы влюбились в музыку, или вас в музыку втянули?

Павел Овсянников: Такой уж большой любви, я вам честно скажу, у меня не было. Всегда хотелось поиграть в футбол, такие человеческие радости какие-то. А вот ощущение такой, знаете, любви к музыке у меня проснулось, когда я уже учился в училище.

Дмитрий Кириллов: Но все изменилось, как только в аудиторию училища вошел Дмитрий Александрович Блюм, знаменитый педагог и музыковед. По его учебникам сольфеджио как изучали, так и продолжают изучать все новые и новые поколения музыкантов. Ну как не влюбиться в музыку с таким педагогом?

Не стал исключением и Павел Борисович Овсянников. Паша щелкал диктанты по сольфеджио как орешки! Он стал сочинять первые мелодии, и стало понятно, что парню светит теоретико-композиторский факультет консерватории, не меньше.

Но тут со II курса Овсянникова призывают в армию.

Павел Овсянников: Меня забрали в армию, и меня определили в оркестр строительных войск, в стройбат, оркестр стройбата – можете себе представить?

Дмитрий Кириллов: Оригинально.

Павел Овсянников: Но получилось так, как только я туда пришел, этот оркестр преобразовали в ансамбль, т. е. расширение произошло, появляется хор, инструменты. Но при этом трагически погибает дирижер, он был единственный, и, значит, встал вопрос, что надо что-то как бы делать, искать. Пока стали искать дирижера, это длительный процесс, но нужно было сразу что-то делать... И меня вызывает руководство полка, где я служил, и говорят: «Вот ты там в консерватории учишься, учился...» Я говорю: «Да не в консерватории, я в училище еще учился». – «Ну это не важно. Вот пока нет дирижера, будешь там чем-то заниматься».

А что такое ансамбль? Это нужно писать оркестровки, самое главное, их нет, ничего нет, нужно работать с хором, нужно работать с оркестром и т. д. И вот постепенно я вот втянулся... Но в казарме невозможно писать оркестровки, понимаете, там свои какие-то законы. Я говорю: «Знаете, я готов, но как бы отпускайте меня домой, я буду дома все это дело делать». Они говорят: «Хорошо». И я стал потихонечку писать оркестровки, работал с оркестром и начал как бы даже уже пытаться дирижировать, хотя меня этому никто не учил.

И на каком-то на очень важном концерте, где я пытался проявлять свои дирижерские возможности, ко мне подошел очень важный генерал, который являлся руководителем вот этой всей строительной службы, которому принадлежал ансамбль. Он говорит: «Слушай, молодой человек, ты давай, значит, мы тебя сейчас направим, ты будешь учиться на военного дирижера». Я говорю: «Я хочу поступать в консерваторию». Он говорит: «Хорошо, пиши рапорт на министра обороны». Я солдат простой, министр обороны... «Вот пиши».

Ну, я написал этот рапорт, и он каким-то чудом дошел до Гречко, он был в тот момент, и вот летом в консерваторию на теоретико-композиторский факультет... Конкурс там около 30 человек на место, со всей нашей большой страны. И мне каким-то чудом удалось поступить, служа в армии, т. е. я, служа в армии, поступил в консерваторию.

Дмитрий Кириллов: Учась в консерватории, Овсянников умудрился руководить тремя коллективами сразу. Невиданное дело: студент класса Карэна Хачатуряна утром на занятиях, днем на репетициях оркестра в ДК «Красный Октябрь», а вечером уже он в ДК Горбунова, там еще один оркестр ждет своего дирижера. А к старшим курсам консерватории у Павла Борисовича появился третий коллектив, театр-студия «Союзконцерт», где Овсянников стал его дирижером и музыкальным руководителем.

Павел Овсянников: Но, когда учеба моя закончилась в консерватории, я год еще проработал в театре и понял, что все, что можно достичь, я достиг уже в этом театре и что надо искать какие-то другие пути. И открылась вакансия в образцово-показательном Оркестре комендатуры Московского Кремля на должности музыканта.

Дмитрий Кириллов: То есть понижение, но Кремля.

Павел Овсянников: Но Кремля.

Дмитрий Кириллов: И что делать? Вот дилемма.

Павел Овсянников: Я рискнул, понял, что есть большая перспектива из этого, и не ошибся.

Дмитрий Кириллов: Тогда, в 1978 году, трудно было представить, во что превратится Оркестр комендатуры Кремля, как только он попадет в руки Павла Овсянникова. Тогда же, в эпоху развитого социализма, были свои мелодии и ритмы, свои законы и правила.

Павел Овсянников: В 1978 году я пришел, и 4 года еще до смерти Леонида Ильича Брежнева оркестр работал в этих направлениях. Но уже тогда чувствовалось, что время перемен, что уже что-то такое будет, и поэтому нужен был новый репертуар. И вот я постепенно-постепенно обновлял репертуар этого оркестра.

Дмитрий Кириллов: А кто тогда руководил Оркестром комендатуры Кремля?

Павел Овсянников: Замечательный человек, он ныне здравствует, это мой учитель, это мой наставник, Иванов Виктор Леонидович его зовут. Он профессор, он сейчас преподает дирижирование и воспитывает молодых дирижеров. Но он позволил мне работать. Я был музыкантом, я даже на государственных приемах, я не в офицерской форме, а как рядовой. Знаете как, музыканты – они все одинаково рядовые. И даже подходили всякие большие начальники и говорили: «Что это у вас тут рядовой дирижирует? Что это за дела такие?»

Пришло к тому, что все-таки решили, что мне нужна офицерская должность. Но где эту должность взять офицерскую? И я сейчас маленький секрет открою, что, чтобы меня назначить на офицерскую должность, эту должность сократили в Крыму, сократили должность водолаза, представляете? Убрали одного водолаза, и в Кремль направили...

И дальше пошло, постепенно эстрадная группа появилась, потом появились струнные инструменты немного, потом стало много струнников, и я понял, что можно уже не только эстрадный оркестр делать, а делать такой классический большой. Итог такой – 150 музыкантов.

Дмитрий Кириллов: 150 музыкантов должны были полностью соответствовать высокому званию «оркестранты Кремля». Работа ответственная, а потому помимо высокого исполнительского мастерства необходимо было отменное физическое здоровье, мысли светлые, анкета чистая... Все-таки это не просто оркестр – это музыкальная рота особого назначения.

Это же музыканты, это были люди военные.

Павел Овсянников: Они люди военные, и до сих пор в Президентском оркестре основная масса – это военные люди, и музыканты не просто сержанты, старшины и прапорщики, там офицеры. Все это благодаря усилиям вашего покорного слуги.

Но не в этом дело. Дело все в том, что, конечно, существовали свои традиции и свои обязанности определенные в этом оркестре, которые отличались от всех оркестров подобного рода. Эти традиции до сих пор соблюдаются.

Дмитрий Кириллов: С приходом Павла Овсянникова стали появляться нововведения при работе Президентского оркестра на государственных приемах. Теперь они уже стали традицией и закреплены в протоколе.

Павел Овсянников: Рядом с тобой короли и королевы, принцы, канцлеры и президенты находятся – это совершенно другое ощущение, понимаете, у музыкантов. И поэтому одной из моих главных задач было добиться от музыкантов, уничтожить страх перед этой ситуацией.

Почему? Потому что самые известные наши вокалисты, которые всю жизнь пели в Большом театре, объездили весь мир, но, когда они попадали на прием и когда рядом сидит канцлер и король, королева, у них начинается такой...

Дмитрий Кириллов: ...мандраж.

Павел Овсянников: Да, в общем, испуг, и они уже не выдавали той продукции, которую от них ждали.

Дмитрий Кириллов: С ума можно сойти. А если вдруг как-то взял и не взял эту верхнюю «фа»?

Павел Овсянников: Вы знаете, у вокалистов есть свои маленькие хитрости. Вот, допустим, некоторые вокалисты, у них первый куплет чернилами написан, шариковой ручкой, на этой руке, а второй куплет – на этой руке, на всякий случай, хотя они пели эти арии миллион раз, но на всякий случай O Sole Mio, второй куплет вот здесь. Но от волнения руки немножко становятся влажными, второй куплет смазывается, и опять начинает первый куплет. Думаю: что делать-то?

Дмитрий Кириллов: Пошла по второму кругу?

Павел Овсянников: Да, по второму кругу – от страха, понимаете.

Но, вы знаете, постепенно оркестр должен расти, он не может все время быть в одном репертуаре и играть его годами. И вот оказалось, рядом Троицкая башня, где я находился, оркестр, образовался Кремлевский балет. Я обратился к Андрею Борисовичу Петрову с предложением, чтобы мы аккомпанировали эти балетные спектакли. Он подумал-подумал и согласился. И мы постепенно освоили репертуар балетных спектаклей. Андрей Борисович для меня открыл дверь в волшебный мир балета.

Дмитрий Кириллов: Кремлевский балет и Президентский оркестр объединила великая музыка, два неравнодушных руководителя, Петров и Овсянников, ну и территориальная близость. Так соседи превратились в практически родственные коллективы.

Балетная музыка – это высший пилотаж для любого оркестра, и Павел Овсянников превращает свой коллектив в универсальный оркестр, способный исполнять любую музыку, от оперной и балетной до эстрадной и джазовой.

Павел Овсянников: А следующий момент был – это попадание на телевидение. Значит, я начал знаете, с каких программ? «Музыкальный киоск» с Элеонорой Беляевой, «Утренняя почта» с Николаевым, «КВН», между прочим, с Масляковым, мы с ним тоже много что сделали вместе... Вот та заставка, которая до сих пор идет, «КВН», музыка Шаинского, спросите, кто ее сделал, так я вам скажу.

Дмитрий Кириллов: Да?

Павел Овсянников: Да! В общем, короче говоря, это было начало. И нас стали постепенно брать на «Огоньки», потом на «Песню года».

Дмитрий Кириллов: Павел Борисович загрузил своих оркестрантов работой по полной. В один день они выступают на государственных приемах, в другой – на съемках «Песни года», в третий – работают с Кремлевским балетом, а потом то «КВН», то «Утренняя почта», заставку которой, кстати, сочинил Овсянников. Придумал ее Павел Борисович буквально на ходу, за несколько минут в троллейбусе, пока ехал на запись в Останкино, а потом аранжировал, и на долгие годы она звучала в этой популярной программе. И кто бы мог подумать, что все это многообразие жанров, стилей, направлений сочетается в одном музыканте!

С исчезновением СССР и появлением на карте мира молодого государства Россия перед Президентским оркестром возникли новые задачи – не оставлять же государственные приемы без надлежащего сопровождения.

Павел Овсянников: Я обратился к шефу протокола, тогда Шевченко Владимир Николаевич, с предложением создать новые церемонии по встрече гостей. Он сказал: «Да ты что? Да иди ты отсюда! У нас тут такое творится, а ты тут со своей музыкой! Иди отсюда!» В общем, меня выгнал.

Дмитрий Кириллов: «Не до тебя».

Павел Овсянников: По-моему, я не дошел даже до места, до Троицкой башни, раздается звонок: «Так, иди обратно, давай рассказывай, что ты там хочешь». Я говорю: «Я хочу придумать музыку и заснять разные варианты церемонии: пришел оттуда, пришел сюда, тут встретил, тут пожали руки. Церемонии, понимаете?» Он говорит: «Хорошо, давай делай. А кто будет Бориса Николаевича изображать?» Я говорю: «Музыкант из оркестра». – «А кто Наину Иосифовну?» Я говорю: «Секретарь оркестра». – «Это хорошо», – сказал Шевченко.

И буквально через неделю или через сколько... Мне нужно было эту музыку сочинить. Перед его выступлением звучит...

Дмитрий Кириллов: Та-та-та, та-та-ра-та, вот это, да?

Павел Овсянников: Да-да-да. Это вот было сочинено буквально за несколько часов.

И мы делали варианты прохода оттуда, прохода сюда, там это, там туда... Сделали кассету и отправили Шевченко. И мне говорят: «Вот сейчас приедет премьер-министр Испании, – по-моему, так было, – и мы попробуем сделать вот эту церемонию».

Дмитрий Кириллов: «На нем отрепетируем».

Павел Овсянников: На нем, да. Что было? Я говорю: «Дайте рацию!» – потому что я первый раз, надо же узнать, где что. – «Иди ты со своей рацией! Вот ты написал, вот иди мучайся!» – мне было так сказано. Я говорю: «Ну хорошо».

Наступил день вот этот самый премьеры вот этого действия. Оркестр находится, и сейчас он находится там, на хорах, он находится наверху. Выстроены в Георгиевском зале уже все министры, а Борис Николаевич, наш президент, он должен со стороны Андреевских залов выйти на звук музыки: когда появится гость, на звук музыки они выходят и в центре встречаются. Подчеркиваю: на звук музыки.

Ну, я вечером посмотрел телевизор, посмотрел на этого премьер-министра, который прилетел на самолете, такой лысоватый мужчина, супруга при нем... Ну, как бы посмотрел, чтобы не перепутать. И я, значит, нахожусь наверху, идет такой лысоватый мужчина с дамой, я думаю: «О, премьер-министр!» – и играю, Борис Николаевич вышел. А это оказался какой-то министр.

Дмитрий Кириллов: Тоже лысоватый.

Павел Овсянников: Борис Николаевич мне кулаком помахал, я говорю: «Извините...» Без скандала как бы вот не получилось, порепетировали.

И с тех пор мне было разрешено пользоваться рацией. У меня был специальный помощник, который мне говорил: «Осталось 7 метров... Осталось 6 метров... Осталось 3 метра... Остановился...» А потом говорит: «Все, можно, начинаем!»

Дмитрий Кириллов: «Пошел!»

Павел Овсянников: «Пошел!» – и я начинаю играть.

Дмитрий Кириллов: Высокое качество работы оркестра было видно и слышно каждому гостю Кремлевского дворца. Некоторые лидеры стран даже решили, что им тоже в хозяйстве бы такой оркестр не помешал.

Павел Овсянников: На каком-то очень важном мероприятии ко мне прямо подошел Лукашенко Александр Григорьевич и попросил: «А ты не можешь помочь в создании нашего Белорусского президентского оркестра?» Я говорю: «Вы знаете, всей душой готов, но есть же начальство». Я говорю: «Вот начальство там стоит, Владимир Владимирович, пожалуйста». Он к нему подошел тут же, он говорит: «Давай, все». И мне прислали дирижера из Белоруссии. Я говорю: «Будешь ходить за мной месяц, вот то, что я буду делать, ты смотри и записывай, что я делаю».

Дмитрий Кириллов: Практика, «делай как я».

Павел Овсянников: «Делай как я». Это второй президентский оркестр.

Третий – это президентский оркестр Северной Кореи. Дело в том, что, когда приехал к нам товарищ Ким Чен Ир, я угадал с мелодиями для Северной Кореи, и Ким Чен Ир, ему так это понравилось, он был страшно доволен, и он говорит: «А не могли бы вы для меня одного дать концерт?» И короче, во Владимирском зале Кремля, через буквально пару дней мы для него дали индивидуальный концерт, для одного человека. Значит, мне подарили какой-то огромный букет цветов, мне в жизни никто столько не дарил, как было подарено, и товарищ Ким Чен Ир пригласил к себе с гастролями.

Мы туда с большой благодарностью приехали, 120 человек, самолет, Большого театра солисты... В общем, произвели фурор. Я объездил весь мир, вот поверьте, и такого отношения к музыкантам я не испытывал никогда, кроме как в Северной Корее. И когда меня спрашивали на пресс-конференции после этого события: «Что бы вы хотели?», я говорю: «Вы знаете, я хотел бы, конечно...» Ну, что музыкант может хотеть, что еще лучше? Я говорю: «Я хотел бы написать песню о дружбе между нашими странами».

Мы еще не доехали до гостиницы, а меня там уже ждал поэт корейский. В общем, короче говоря, за 15 минут я написал песню, которая была мной названа «Путин – Ким Чен Ир». Но есть такие чиновничьи определенные правила, что вот, допустим, если упоминается имя руководителя, то это должно решаться на самом высоком уровне, это должно только их политбюро решить этот вопрос. Я плюнул, отослал этого поэта в сторону и написал русский текст.

И несмотря на их протесты, не то что протесты, а их пожелание не исполнять эту песню пока, я на концерте, в финале концерта «Путин – Ким Чен Ир». Зал встал! Ким Чен Ир был в этом зале, он очень был рад этому обстоятельству. Короче говоря, песня пошла в народ.

Дмитрий Кириллов: Умение ювелирно рассчитывать звучание музыки, соответствующей времени, месту действия и событию, как часы отлаженной в президентском протоколе, плюс северокорейский опыт организации нескольких тысяч музыкантов в единый ансамбль помог Павлу Борисовичу осуществить рекорд Гиннесса. Исполнение гимна Российской Федерации 42 тысячами солистов и 8 тысячами инструменталистов – разве такое возможно? Представьте себе, возможно.

К истории появления современного гимна России Павел Овсянников, управляющий этим гигантским морем поющих на петербургском стадионе «Газпром Арена» людей, имеет непосредственное отношение.

Павел Овсянников: Когда у нас произошла смена нашей формации, когда появился у нас президент Российской Федерации, было предложено, чтобы гимном РСФСР стал гимн, называемый «Патриотическая песня».

Но дело все в том, что Глинка, который считался до настоящего момента автором этого гимна, этого гимна не писал. Был найден в архивах листочек небольшой, маленький листочек, на котором была мелодия и бас, и надпись «Патриотическая песня». Непонятно, то ли это Глинка, то ли это еще кто-то...

Но это настолько было неудачное произведение... Знаете, когда гимн звучит, народ встает, а этот гимн мы играем, а никто не встает, потому что не понимают, что это музыка. Она там гаммаобразна: па-ба-ба, ба-ба-ба-ба-ба-ба, па-ба-ба, ба-ба, ба-ба-ба-ба-ба... – вниз пошла мелодия.

Дмитрий Кириллов: В общем, рыхлая композиция.

Павел Овсянников: Да, никакого эффекта этот гимн не производил.

Было много конкурсов (много, подчеркиваю, не один), Министерство культуры их проводило, Швыдкой был тогда министром культуры...

Дмитрий Кириллов: Много этапов было там...

Павел Овсянников: Пытались сочинить новый гимн. Все писали стихи, все писали музыку. В основном, честно говоря, ахинея какая-то была...

В общем, короче говоря, наступает время тысячелетия, т. е. у нас вот 2000 год, а тысячелетие официально начинается с 2001 года. И вот в декабре, накануне этого события я обратился в Администрацию президента напрямую и сказал: «Знаете, ну невозможно этот гимн, давайте заменим его». – «Что нужно сделать?» Я говорю: «Давайте я запишу, ограниченным тиражом выпущу диск, на котором будут записаны разные гимны». Там был гимн «Боже, Царя храни!», там был один из первых гимнов нашей страны «Коль славен наш Господь в Сионе», гимн Свиридова, гимн вашего покорного слуги, я тоже приложил к этому участие.

Мне удалось уговорить Администрацию президента, чтобы они собрали не просто Госсовет, в котором сто человек, а президиум Госсовета, на котором был наш замечательный президент, было много выдающихся всяких людей, на котором я продемонстрировал все эти гимны и рассказал про каждый гимн что-то. Мне сказали: «Мы тебя выслушали, иди погуляй». Я вышел. Минут десять они обсуждали, потом меня позвали и говорят: «Мы выбрали гимн Советского Союза».

Мне прислали факс, сейчас найду... в котором был текст Сергея Владимировича Михалкова. Но некоторые слова, вот, допустим, видите... Вот он, факс... Непонятно, что тут написано. А тут вообще не было понятно. И я досочинил! Мной было сказано: «А можно я позвоню Михалкову?» Он говорит: «Нет, вот то, что он написал, он ничего менять не будет». Я говорю: «И что мне делать? Непонятно, что он напечатал».

Дмитрий Кириллов: Не пропечаталось.

Павел Овсянников: В общем, вот тут-то понятно что, а вот здесь не очень понятно. В общем... Короче говоря, мы за буквально два-три дня записали, сделали такой вариант, свели вместе с Капеллой Кремля, руководитель Геннадий Александрович Дмитряк. И накануне 31 декабря на новогоднем приеме мы сделали вот такое первое исполнение. А утром 1 января этот гимн прозвучал уже в таком виде, в котором вы слышите его теперь. Если вы откроете сайт президента Российской Федерации и напишете слово «гимн», то вы увидите ноты, и написано, что аранжировка вашего покорного слуги. Я этим очень горжусь.

Дмитрий Кириллов: Универсальный музыкант Павел Овсянников начинал в юности с аранжировок песен американца Тома Джонса и дошел до государственного гимна России. А еще в композиторском багаже Павла Борисовича есть важнейшее в его творческой биографии сочинение, балет «Том Сойер», посвященный рождению сына Дмитрия, и «Катя и принц Сиама», написанный по заказу Королевского дворца Таиланда. Прослушав сотни тайских мелодий, целиком погрузившись в музыкальную культуру этой красивой тропической страны, Овсянников нашел ключ к написанию этого балета. Реакция королевской семьи была восторженной: руководители Таиланда услышали родные мотивы в русском балете.

Я вспоминаю, у вас было много концертов с Кобзоном Иосифом Давыдовичем.

Павел Овсянников: Кобзон – это титан. Жалко говорить о том, что его с нами нет, потому что ему замены нет, ему замены, к сожалению, нет. Он был удивительно работоспособный, очень такой целенаправленный человек.

Ну а если говорить о всяких веселых, таких интересных моментах... Финальный концерт 850-летия Москвы в Кремле, концерт идет живьем, никаких фонограмм не допускалось. И в финале этого концерта должен прозвучать гимн Москвы, «Дорогая моя столица, Золотая моя Москва». Там очень короткое вступление в этой музыке: та-дам, па-пам, па-пам, па-пам, па-пам, па-пам, па-пам, па-пам, хрюм-хрюм-хрюм – и выходит Кобзон. На репетиции я говорю: «Иосиф Давыдович, я не начну, пока я вас не увижу». Он говорит: «Да что ты тут мне это? Я тут это, а вот ты тут... Я сделаю, не волнуйся». Все, хорошо, ладно.

Начинается концерт... Кобзону забыли дать микрофон, короче говоря. Я играю вступление... Интересный момент: за спиной президент, за спиной в оркестровой яме, еще и яма немножко приподнята, т. е. меня видно, а за спиной президент, Лужков Юрий Михайлович и патриарх, вот они сидят у меня за спиной. Значит, я играю: та-дам, па-пам, па-пам, па-пам, па-пам, хрюм-хрюм-хрюм-хрюм-хрюм-хрюм... А Кобзона нет. Что делать? А вы представляете, это массовая сцена, там все ждут, хор должен вступить...

Дмитрий Кириллов: Да-да-да, сто человек на сцене.

Павел Овсянников: А его нет, понимаете. И вдруг он в середине появляется, а я уже начал тему играть, скрипки начали играть тему... И вот он появляется и стоит, не поет, вот так смотрит на меня ошалелыми глазами.

Я снимаю (прямой эфир) оркестр, обращаюсь... только по наглости, по молодости можно так делать... обращаюсь к Лужкову, я говорю: «Юрий Михайлович, вы знаете, гимн поется стоя», – ему прямо внаглую. Он говорит: «Паш, извини, пожалуйста, сейчас мы встанем!» Значит, они встали, и мы по новой, и Кобзон...

Дмитрий Кириллов: То есть типа никто не встал, поэтому пришлось второй раз...

Павел Овсянников: Никто не встал, поэтому я остановил, понимаете.

Дмитрий Кириллов: Да. Не потому, что Кобзона нет, а потому, что надо встать.

Павел Овсянников: Да-да-да, выкрутились. А это был прямой эфир, это все есть в анналах телевидения. Вот такой был интересный момент с Кобзоном.

Дмитрий Кириллов: Невозможно жить только комендатурой Кремля, протоколом. Какие-то свободные минуты бывают в жизни, когда можно прийти домой, закрыться и сказать: «Здравствуйте, мои дорогие! Пойдемте ужинать!» Вот что это за те люди, которые вас окружают, ваш тыл, отдушина, можно сказать?

Павел Овсянников: Вы знаете, мне в жизни очень повезло. Мне, во-первых, повезло с моими родителями и повезло с моими, так сказать, новыми родственниками. Так получилось в жизни, что в нашей семье, вот уже в новой семье, у нас такой состав: два полковника и два генерала.

Дмитрий Кириллов: Где нашли Марину? Где ее увидели впервые? Вы помните, вот первая встреча со своей любимой женой, с которой всю жизнь вместе?

Павел Овсянников: Судьба распорядилась таким образом, что меня просто с ней познакомили. Сказали: «Вот в ресторане оставь место, придет девушка, зовут Марина». Я говорю: «Понял». Пришла девушка Марина, она училась еще в школе. Ну, я ее потом проводил. Мне это страшно не понравилось, вот как типа навязывают...

Дмитрий Кириллов: А, навязывают...

Павел Овсянников: Понимаете, кого-то там...

Дмитрий Кириллов: Юношеский максимализм, «что это мне подсовывают?».

Павел Овсянников: Да. Прошло года два или три, я сейчас уже не помню, и совершенно случайно на остановке, я ехал в консерваторию, на троллейбусе я должен, 5-й троллейбус от Охотного ряда, а она на такси подъехала к университету, где она училась на юрфаке, на юридическом факультете. И вот я троллейбус уже вижу, и вдруг такси подваливает, подъезжает, выходит девушка. Я говорю: «Марина?» – «Марина». – «Телефон прежний?» – «Прежний». И через три недели мы расписались.

Дмитрий Кириллов: А как жить с генералом в одной семье?

Павел Овсянников: Ну как... Дело в том, что она это звание заслужила, это не просто так, и никто нам не помогал, вы знаете. В нашей жизни так получилось, что нам дорогу освятили, но дальше мы шли своим путем. У нас была однокомнатная квартира, нам теща разменяла свою квартиру, оставила нам однокомнатную, и из мебели у нас было первое время диван и надувной матрас, все.

Дмитрий Кириллов: Остальное все сами.

Павел Овсянников: Остальное сами.

Дмитрий Кириллов: Ну, получилось же.

Павел Овсянников: Вроде как да.

Дмитрий Кириллов: А в доме кто вот командир у вас, кто генерал в доме?

Павел Овсянников: Ну конечно, Марина, естественно, не я же.

Дмитрий Кириллов: Вы подчиняетесь?

Павел Овсянников: Ну, вы знаете, иногда подчинение – оно только на пользу коллективу.

Дмитрий Кириллов: Спустя четверть века работы в Кремле Павел Овсянников создает «Оркестр XXI века» – коллектив, теперь известный во многих странах мира. Павел Борисович не почивает на лаврах – он продолжает работать: руководит оркестром, гастролирует, дирижирует, аранжирует, а значит, постоянно находится в творческом полете.

Уже готов его новый балет, посвященный первому космонавту Земли Юрию Гагарину. Павел Борисович верит, что этот музыкальный спектакль, соединивший балет и драматургическое начало, обязательно услышат люди, ведь Гагарин – это не вчерашний день, Гагарин – это наш фундамент и сила. И Павел Овсянников уверен, что балет, посвященный нашему великому соотечественнику, прославившему страну на весь мир, сегодня как никогда необходим зрителям.

Павел Овсянников: Приблизительно год назад меня что-то вот такое толкнуло написать большое произведение, называется балет «Гагарин». И вот сейчас я жду какого-то высокого решения, я надеюсь, что об этом услышат благодаря вашей передаче. Дело все в том, что поставить этот спектакль, эту сагу какой-то один театр не может, ни Большой театр, ни Кремлевский балет, потому что это очень такое массовое, большое действие: участвует симфонический оркестр, несколько хоров разных, есть танцевальная труппа классическая, танцевальная группа современная, актеры, видеоинформация, анимация, эффекты, голография и т. д. – все это заложено уже.

Дмитрий Кириллов: То есть это такой симбиоз, экраны, видео?

Павел Овсянников: Симбиоз. Это будет интересно не только любителям балета как такового – это будет интересно всем.

Обращался во многие инстанции, все говорят: «Вы знаете, да, это, конечно...» Слушают музыку, говорят: «О, ну это замечательно». А потом говорят: «Но сейчас не время, сейчас вот это, сейчас вот то...» Обращался я, и очень мне помогла дочка Елена Юрьевна Гагарина, которая это внимательно все послушала, какие-то были замечания, я их, конечно, подправил. Терешкова, Государственная Дума, разные театры...

Вот, допустим, обратился я в театр в Саратове, казалось бы, там, где приземлился Гагарин, это прямо для них то, что надо. Они сказали: «Нет, вы знаете, мы сейчас, у нас тут «Фауст» и еще что-то, мы вот это, а Гагарин потом», – понимаете, в наше-то время. Обращался в Кремле... Не то что я сейчас поскуливаю – просто не пришло время. Надеюсь, что оно в скором времени придет.

Само имя Гагарина – это уже святое для нас имя. Мы были первые в космосе, мы самые-самые первые, мы самые лучшие – вот что должна знать наша страна и наш мир, который нас окружает.

Дмитрий Кириллов: И пусть звучит ваша музыка, в которой говорят о том, что мы – лучшие.

Павел Овсянников: Мы лучшие, да.

Дмитрий Кириллов: А пригласите на премьеру?

Павел Овсянников: Ну конечно.

Дмитрий Кириллов: Все, ловлю на слове. Спасибо вам!

Павел Овсянников: Спасибо, спасибо!