Новый английский - это китайский

Ольга Арсланова: Тем не менее, пока в России резко растет спрос на специалистов со знанием именно китайского языка. По сравнению с прошлым годом рост в два раза! Кадровики отмечают: появляется много новых вакансий, особенно в сфере логистики и продаж. А курсы китайского становятся популярнее.

Мы не отстаем от трендов. Мой коллега Мереке Ульманов уже начал учить китайский и выяснил, где он сегодня может пригодиться.

СЮЖЕТ

Екатеринбург

Мереке Ульманов, корреспондент: На швейной фабрике в Екатеринбурге выполняют большой заказ – три тысячи шуб для крупной сети магазинов одежды. Шьют их из стриженой шерсти мериноса, которую завозят из Китая. По качеству и стоимости сырья вопросов нет, есть только трудности в общении с поставщиками.

Альберт Гарипов, заместитель директора по развитию швейной фабрики: Есть языковой барьер. И чтобы понимать китайца и говорить с ним на одном языке, надо его понимать, а для этого надо знать его язык. Вот когда ты знаешь его язык – начинаешь думать так же, как и он.

Мереке Ульманов: Чтобы думать, как он, некоторые работники начали учить китайский.

Евгения Бурина, менеджер оптового отдела швейной фабрики: (Говорит по-китайски.) Я сказала: «Здравствуйте, коллеги». Или это переводится как «большая семья.

Мереке Ульманов: На уроки Евгения ходит три раза в неделю. Окажись она сейчас в Китае, свободно сможет сделать заказ в ресторане или снять отель.

Евгения Бурина: Я стараюсь участвовать в переговорах, прошусь все время: «Можно я послушаю? Можно я тоже что-нибудь скажу?»

Мереке Ульманов: Фабрика планирует расширяться, общение с восточным соседом станет плотнее. И теперь все больше сотрудников идут на языковые курсы.

Челябинск

– (Говорят по-китайски.)

Мереке Ульманов: Обычно в этой челябинской школе китайского языка проводят два набора учеников: в январе и начале осени. В марте объявили еще один, внеплановый – такой был ажиотаж.

Ангелина Григорьева, ученица: Красиво звучащий! Знаете, вроде бы такие короткие слова, но так красиво звучат! Специалист со знанием китайского языка сейчас очень сильно востребован.

Мереке Ульманов: В школе дают базовый уровень знаний.

Цхуи Сиао Чин, преподаватель китайского языка: Особенностью китайского языка является то, что он имеет четыре тона, поэтому довольно трудно произносить. Самые сложные слова для учащихся – это длинные слова, которые трудно произносить и запомнить.

Мереке Ульманов: Рассказывают здесь и об особенностях менталитета восточного соседа.

Ульяна Ракова, преподаватель китайского языка: У вас прошла деловая встреча, вас приглашают на банкет. Вы можете по тому, как находятся, как расставлены блюда на столе, вы можете определить, кто здесь главнее, кто здесь менее главный, куда вас посадили относительно руководителя, например, этого предприятия. То есть такие невидимые знаки китайцы подают, и их важно уметь считывать.

– (Говорят по-китайски.)

Мереке Ульманов: «Мама» – первое слово на двух языках. Учит китайский сейчас начинают с двух лет.

Екатерина Попова, мать ученицы: Это в первую очередь зарядка умственная дается – китайский язык. У нас, к примеру, нет проблем с логопедами после изучения китайского языка, он как зарядка для языка дается.

Дарья Маркушина, директор школы: Любой специалист со знанием китайского языка зарабатывает в разы больше. Соответственно, если китайский как инструмент дать в школьном возрасте ребенку, то уже он пойдет в вуз и будет инженером со знанием китайского языка.

Москва

Мереке Ульманов: Говорят, китайский – один из самых сложных языков. Так ли это – решаю проверить на себе. На уроке двое студентов, кроме меня. Тема: как человек влияет на окружающую среду.

Вот каждый иероглиф – это одно слово? Или каждый иероглиф – это лишь один звук, одна буква?

Замира Иралиева, преподаватель китайского языка: Лексическое слово – это либо один иероглиф, либо чаще всего это два иероглифа. То есть huan bao – два иероглифа – это одно лексическое слово «экология».

Мереке Ульманов: И таких иероглифов – больше 10 тысяч. В повседневной жизни достаточно половины. Невероятно сложно!

Тимофей Легошин, предприниматель: (Говорит по-китайски.)

Мереке Ульманов: Тимофей знает почти тысячу иероглифов. Язык ему нужен для бизнеса, из Поднебесной он завозит мелкую электронику и продает в России.

Тимофей Легошин: С ними проще торговаться на китайском. Не то что я использую для того, чтобы торговаться. Мне нравится, когда мы заказываем продукцию, что мне не нужно пользоваться переводчиком постоянно. То есть я сам могу оценить, что написано, как бы технические характеристики продукции.

Мереке Ульманов: В лингвистическом центре подсчитали: студентов на курсах китайского стало на треть больше, чем год назад.

Мереке Ульманов, Андрей Терехов, Павел Иванов, Анна Исаева, ОТР.

Ольга Арсланова: Я приветствую у нас в студии Алексея Маслова. Алексей Александрович, здравствуйте.

Алексей Маслов: Здравствуйте.

Голос за кадром: Алексей Маслов – директор Института стран Азии и Африки, профессор, доктор исторических наук, автор более 100 научных статей, мастер боевых искусств.

Ольга Арсланова: Новость, которых многих расстроила: закрыли китайцы небо для российских Boeing. Сразу комментарии в Интернете: «И что же? Вот мы с ними дружить собирались, рассчитывали на поддержку: автодетали, автомобили, еще что-то. И вдруг такое!» Что произошло?

Алексей Маслов: Ну, во-первых, закрыли не для всех Boeing, а для тех, у которых есть двойная регистрация. Проще говоря, китайцы не хотят нарушать международные правила. И понятно – почему. Потому что для Китая внешняя торговля – это ключевой элемент вообще. И основные партнеры – это США, Европа, ЕС в целом, Юго-Восточная Азия. Поэтому нарушать международные правила Китай не хочет.

Время от времени – обычно раз в пять лет – Китай перерегистрирует все суда, все самолеты, которые в Китай прилетают и торгуют. И вот, соответственно, проходит сейчас такая очередная компания. И наши самолеты, которые оказались ни там, ни там из-за сбоя перерегистрации на западных рынках, китайцы закрывают только для этих Boeing прилеты.

Ну, вообще я напомню, что возят не только для Boeing, но и Airbus. Есть еще, никто не мешает переоборудовать Sukhoi Superjet и Яки для перевозки. Так что… Ну да, это такой технический сбой.По морю у нас еще работают. Более того, я напомню, что у нас есть Свободный порт Владивосток, который до конца не загружен и, конечно, может, заработает, хотя бы повод начнется.

А потом, надо понимать, что в целом проблемы логистики – это не проблемы политики, а это проблемы коммерции, скажем так. Так что это скорее на коммерческой стороне.

Ольга Арсланова: Вот этот наш расчет, вот эти наши ожидания каких-то надежд от Китая, какой-то поддержки от Китая, может быть, мы в чем-то хотим брать пример с Китая, – как вам кажется, это оправдано сейчас?

Алексей Маслов: Не до конца. Понимаете, это вообще особенность русского сознания: как маятник, качнуться от Запада к Китаю с надеждой, что там-то нас поймут, поддержат и, в общем, заменят Запад. И обратите внимание, в последнее время часто говорят: «Вы знаете, Китай-то нам поможет или нет?» Сама по себе постановка вопроса, что кто-то нам должен помочь, она нелепа изначально, потому что проблема, конечно, заключается на российской стороне, на российской территории. И в этом плане мы ожидаем от Китая того, чего Китай нам никогда не обещал, строго говоря.

Китай сотрудничает с Россией. И очевидно, что он будет сотрудничать. Очевидно, что связи, особенно торговые, будут развиваться. И тут, как говорится, к гадалке не ходи, мы выйдем в этом году по итогам года, ну, наверное, на 15% роста. Может быть, и больше. Я напомню, что в прошлом году у нас было 146 миллиардов, мы наторговали. В этом году будет больше. Но ведь есть целый ряд нерешенных вопросов.

И такое впечатление, что возникает дежавю. Еще в 2014 году многие поднимали вопрос: а как работать с Китаем, как зайти на китайский рынок? Кто-то, кто собрался с силами и зашел на китайский рынок, он сейчас там работает. Но многие ожидали, что кто-то – государство или местная администрация – возьмет буквально российские компании и проведет, буквально посадит на китайский рынок. Этого не произошло, потому что надо обучаться. Вот у нас западный способ мышления, западный способ бизнес-мышления.

Ольга Арсланова: Все-таки западный?

Алексей Маслов: Исключительно западный, исключительно. Более того, все, что мы делали, было ориентировано для интеграции в западное общество – от системы образования до системы бизнеса. И вы могли приехать из России в США, в Великобританию, во Францию и, не переучиваясь особо, вести там свой бизнес.

А вот когда вы делаете что-то с Китаем (неважно, это может быть Вьетнам, Юго-Восточная Азия в целом), вам придется заново переучиваться, вас надо заново переподготавливать: и переговорный процесс, и местные законы. И это нельзя сделать в течение буквально недели. Это нельзя даже сделать на курсах. Надо набить какие-то шишки. И вот этот болезненный период должен пройти.

И наконец, возможно, сейчас приходит осознание, что нельзя механически переносить наши привычки на восточный рынок. И вот этот так называемый «разворот на Восток», о котором много говорили, в реальности он не состоялся. Мы не видим какого-то взлета или изменения концепций, моделей. Мы по-прежнему остаемся в таком уютном лоне западной традиции. И нам оттуда сейчас вынимают, и это идет очень болезненно.

Ольга Арсланова: Мы посмотрели репортаж и выяснили, что сейчас очень вырос спрос на специалистов со знанием китайского языка, именно китайского языка. А насколько эти люди, даже которые сейчас, может быть, будут появляться, понимают, как работать с китайцами?

Алексей Маслов: Вообще я напомню, что английский язык – это язык Шекспира, а китайский язык – это язык Конфуция. И в этом плане, когда вы учите язык, который сейчас на втором месте по популярности в Интернете, на котором говорят как минимум полтора миллиарда человек, вы сразу расширяете свой кругозор, причем не только художественная литература, но это и труды по физике, по химии, научные работы. То есть это проникновение в совсем другое пространство информации. И это очень важно.

Но здесь возникает вопрос: а тот ли китайский язык вы учите? Потому что, строго говоря, по крайней мере мой опыт работы с некоторыми средними школами, где преподается китайский язык, или университетами – за редким исключением это, конечно, крайне низкий уровень. Мы только-только начинаем сейчас понимать, что Азия по-другому устроена. И как следствие – мы должны получать навыки о работе с Азией. И китайский язык – это один из языков.

Ольга Арсланова: Мы россиян спросили в разных городах, что они знают о Китае. Может быть, вас удивят эти люди. Давайте послушаем.

ОПРОС

– Это большая страна. Там люди работящие.

– Практически все, что мы носим, что у нас продают – практически все китайское.

– Культура династии Цин, Мао Цзэдун, много всего. Великая Китайская стена.

– То, чего даже в наших фантазиях нет, у Китая уже это есть. Вот захотите вы купить, допустим, придумаете себе какую-то дверную ручку интересную, а в Китае уже эта модель сто процентов есть.

– AliExpress. То же самое, что у нас стоит рублей двадцать, оно там стоит рубль. Ну, двадцать рублей переплачивать смысла нет. И одно и то же качество.

– Вроде как мы сейчас с ними друзья. У них очень жестоко карают, по крайней мере на телевидении это показано, за взятки и так далее, то есть там до расстрела.

– Мудрецы там жили раньше. Сейчас, наверное, меньше.

– Чай… Сейчас прямо так не вспомню. Ну, у них очень хорошо развито строительство. У них и дороги, и мосты. Ну, у них чудесная природа, горы изумительные!

– Первая ассоциация, наверное, со словом «стабильность». И, наверное, еще «самоорганизация».

– Там язык такой странный.

– Кухня своя традиционная. Они никогда не отступают от своих традиций, от своих правил, от своего бытия.

– Китайцы все равно умные и делают такие вещи, которые наши еще не могут делать. Вот. Поэтому я думаю, что мозги-то у них точно есть.

Алексей Маслов: Слушайте, ну просто прекрасно, я бы даже сказал! Я в хорошем смысле удивлен, насколько точные характеристики. Если это переложить на научный язык, то получится нормальная научная статья. Нет, все правильно.

Но обратите внимание, что многие отмечают то, чего как бы не хватает в нашей действительности: вот это быстрое внедрение, довольно дешевая продукция. Но парадокс-то заключается в том, что в Китае средняя зарплата по Китаю выше, чем в России, а товары – ниже.

Там очень быстро все внедряется. Там вот этот внедренческий цикл составляет дни, а у нас – месяцы и годы. Да, внедряется масса чепухи, это все потом ломается. И это нормально. Но из десяти попыток одна оказывается правильной. А еще у вас низкие налоги. У вас налоги НДС в несколько раз ниже, чем в России. У вас освобождение от налога на прибыль.

И главная задача Китая – это сделать так, чтобы народ сам себя как минимум прокормил. И это все дает такой драйв к развитию, потому что людям приятно жить в стране, которая побеждает, которая идет вперед. И главное – страна, которая действительно не сдает своих позиций (здесь это тоже отмечали), она всегда стоит на своем. И всем кажется, что вот он такой упертый, Китай, такой неприятный на переговорах. Да, они отстаивают свою позицию. И обратите внимание, что за 40 лет (40 лет развития нового Китая) все люди, все до одного в Китае, но на разном уровне, разбогатели. Они действительно стали жить лучше. И каждый это отмечает.

Для США политика – это политика, а экономика – это экономика. Китай говорит: «Слушайте, экономика – это и есть политика. То есть когда мы приходим в какую-то страну – конечно. Когда мы создаем свои предприятия, мы инвестируем туда, мы начинаем там присутствовать. Мы формируем свое лобби так или иначе. Мы начинаем там производить свою продукцию или, наоборот, продавать свою продукцию». А разве это не есть политика?

И масса стран, которые, может быть, и не любят Китай, не любят, например, систему развития Китая, они вынуждены его поддерживать, потому что они являются получателями инвестиций из Китая. Кто-то попадает в жуткие долговые ловушки, такое есть. Например, Лаос, с одной стороны. Черногория, с другой стороны. Но многие страны Африки и Латинской Америки…

Но, с другой стороны, ведь многие страны говорят: «Хорошо, а если не Китай, то кто в нас инвестирует?» И здесь оказывается, что китайская экономика – это и есть содержательная часть политики. При этом это все делается настолько плавно, что никто не напрягается.

Ольга Арсланова:Как вы видите будущее наших взаимоотношений с Китаем? Соседские? Я не знаю, возможно, какой-то военный союз, экономический союз? И что было бы для нас оптимальным?

Алексей Маслов: Оптимальными, конечно, были бы равноправные отношения – именно так, как мы декларируем. Но это сложно, потому что экономические потенциалы абсолютно разные. Более того, просто лобовым образом подсчитывать экономику – это тоже не всегда верно. В конце концов, там живет 1 миллиард 400 миллионов, а у нас – 147 миллионов, то есть практически в 10 раз меньше.

Но есть и другой момент. Обратите внимание, что сегодня все технологические стандарты в мире – либо американские, либо китайские. У вас телефон либо китайский, либо американский, либо американский, сделанный в Китае. Операционная система на компьютерах у нас стоит, скорее всего, американская, но у кого-то уже китайская. Российских технологических стандартов нет. И это большая проблема. И это не вопрос объемов экономики и объемов населения, а это вопрос: кто будет диктовать технологическое будущее?

Ольга Арсланова: То есть это ключевой фактор сейчас?

Алексей Маслов: Да.

Ольга Арсланова: Не военная мощь, не территория, а именно это?

Алексей Маслов: Наука и технологии – что в данном случае одно и то же. Потому что тот, кто контролирует серверы, кто контролирует IP-адреса, DNS-распределение, тот контролирует будущее. И неслучайно Китай так тщательно и трепетно к этому подходит.

И в этом плане, если мы сумеем преодолеть именно технологический разрыв (а головы у нас есть), то тогда мы можем спокойно говорить о равноправных отношениях. Иначе, ну хорошо, отказавшись от доллара и американских операционных систем, мы перейдем к юаню и китайским операционным системам. Разницы большой я не вижу.

У России и у Китая есть общие идеалы, это правда, и есть, конечно, общее трепетное отношение к собственной независимости. На это мы сходимся. Мы сходимся также на том, что государство у нас является главным, главной определяющей силой, не частный бизнес, не частное какое-то мнение. И в Китае то же самое.

Но не надо понимать, что Китай такой добрый, который нам все будет делать, а мы будем у него лишь просить. Вот пока мы сами не предложим макет, модель развития Китаю и всему миру, не начнем это обсуждать, Китай не будет ничего нам предлагать.

Китай уже давным-давно встроил Россию в свою общую концепцию. Нам она, может быть, не очень нравится – концепция сырьевых поставок в Китай. Так давайте предложим что-то другое, обсуждать будем – тогда мы будем довольно успешно с ними сотрудничать.

Ольга Арсланова: Спасибо вам большое за этот разговор. Алексей Маслов был в нашей студии.