Трагедия на «Листвяжной». Результаты расследования. Что происходит на других шахтах России? И как живут и работают шахтеры сегодня?

Гости
Сергей Михеев
политолог, председатель благотворительного фонда
Алексей Старков
генеральный директор компании «Донской уголь»

Ольга Арсланова: Возвращаемся к главной новости: миллионеру Михаилу Федяеву грозит до десяти лет колонии после трагедии на шахте «Листвяжная». Статья – «Злоупотребление полномочиями».

Федяева задержали после разноса, который устроил президент на совещании по угольной отрасли Кузбасса. Тогда Путин рассказал владельцам и топ-менеджерам шахты – а они еще были на свободе – о результатах работы Следственного комитета. На «Листвяжной» систематически скрывали данные о чрезмерной загазованности.

Владимир Путин, президент Российской Федерации: Прокуратура и Следственный комитет дадут правовую оценку всем действиям всех должностных лиц. Я услышал то, что вы сказали. Михаил Юрьевич Федяев, совет директоров как-то следит за тем, что происходит в сфере безопасности, или только деньги считает?

Михаил Федяев, президент холдинга «Сибирский деловой союз»: Я не снимаю с себя никакой ответственности за происходящее. Это страшная трагедия, это боль. Я еще раз хочу сказать, что я готов понести любую ответственность. Людей сейчас не вернуть.

Ольга Арсланова: Из-за взрыва метана 25 ноября на «Листвяжной» погиб 51 человек – 46 шахтеров и 5 горноспасателей. По числу жертв эта авария стала крупнейшей за последние 11 лет в нашей стране, со времени взрыв на шахте «Распадская», тоже в Кузбассе, в мае 2010 года. Тогда погиб 91 человек.

Вот такие аварии случаются время от времени в России, потому что через три года после «Распадской» был взрыв в Коми на шахте «Воркутинская» – 19 жертв. Еще через три года – снова трагедия, и опять в Республике Коми, на шахте «Северная» погибли 36 человек.

И вот срочное сообщение, которое пришло только что на ленты информагентств: еще на одном угольном предприятии в Кузбассе – на шахте имени Рубана (это Ленинск-Кузнецкий) – произошел пожар в заброшенной штольне. В соседних забоях 140 горняков, их сейчас выводят на поверхность спасатели. По предварительным данным, пострадавших нет. Мы будем следить за развитием событий.

После аварии на «Листвяжной», как это обычно бывает, власти стали экстренно проверять шахты по всей стране, в том числе и в Ростовской области, где тоже добывают уголь. Там сейчас работают пять шахт. Мы со съемочной группой спустились в одну из них. Вот как это было.

СЮЖЕТ

Роман Шептий, исполняющий обязанности технического директора шахты «Шерловская-Наклонная»: Вы будете опускаться на дизелевозе в ВПНС № 1 – воздухоподающий наклонный ствол, 3 километра длинной. Дальше переезжаете в восточный воздухоподающий ходок (ВВХ). И дальше на 508-й штрек, под лаву.

Ольга Арсланова (за кадром): Это карта нашей будущей дороги под землю. И инструктаж на случай внештатной ситуации.

Ольга Арсланова: Это фонарь?

Инструктор: Да.

Ольга Арсланова: А это?

Инструктор: Самоспасатель.

Ольга Арсланова: Надеюсь, не пригодится.

Ольга Арсланова (за кадром): Первое правило техники безопасности: без фонаря и самоспасателя спускаться нельзя. Путь вниз – на глубину почти 700 метров. Вот этот звук – это работает вентилятор, который постоянно подает воздух. Эти 700 метров спуска кажутся очень долгими, а пробки в Москве по дороге на работу – мелочью.

Ольга Арсланова: И вот каждый день рабочие спускаются сюда?

Евгений Самохин, директор шахты «Шерловская-Наклонная»: Ну да, наш маршрут, да.

Ольга Арсланова: Занимает час?

Евгений Самохин: Ну, больше часа. Час двадцать где-то.

Ольга Арсланова: А куда дальше?

Евгений Самохин: Ну, мы километр по штреку прогуляемся.

Ольга Арсланова: Километр по штреку?

Евгений Самохин: Да. По горизонтали 1 километр.

Ольга Арсланова (за кадром): Чем глубже – тем жарче и темнее. Вокруг – черная пыль. И тут шахтеры проводят восьмичасовую смену, круглосуточно меняя друг друга.

Владимир Бобровский, горнорабочий очистного забоя: Здесь много плохого, но и очень много хорошего. Очень хороший коллектив. Вот ребята… В тяжелой работе проверяются люди, которые настоящие, которые становятся друзьями. Ты их здесь уже видишь и понимаешь… Ну, в основном здесь коллектив – самое лучшее, что есть в шахте.

Ольга Арсланова (за кадром): Мы подходим к узкому тоннелю, залезть в который можно только согнувшись, а дальше ползти.

Ольга Арсланова: Это самое сердце шахты?

– Да, это самое сердце шахты, лава.

Ольга Арсланова: Тут машина рубит уголь и породу. В этой шахте добывают 2,5 тысячи тонн угля ежедневно. Зарплаты за тяжелейший труд – одни из самых высоких в регионе. Но и за риск, который в работе на шахте, даже самой современной и хорошо оборудованной, есть всегда.

Мы поднимаемся наверх, чтобы поговорить с гендиректором «Донугля», в который и входит эта шахта.

Голос за кадром: Алексей Старков – генеральный директор компании «Донской уголь». По специальности – горный инженер. Прошел путь от горнорабочего до руководителя предприятия.

Ольга Арсланова: Вот уголь, который добывается на шахте вашей компании. Куда он идет? Кому он поставляется?

Алексей Старков: Ну, у нас большой спектр поставок. Мы поставляем уголь не только по России, но и за границу. Рынок есть, и он востребованный на сегодняшний день, наш уголь, именно нашего качества уголь. И он востребован не только в России, но и в мире. В этом году достигнуты неплохие результаты. Шахта добыла миллион тонн. Для нашего региона это неплохой показатель.

Коллектив уже слаженный за эти 14 лет, что работает шахта, сплоченный. То есть люди в основном держатся за профессию и работают тут постоянно. Хотя, безусловно, есть и дефицит профессий, которые востребованы, куда не так охотно идет молодежь. В основном держимся на том составе людей, которые уже работают не первый год.

Ольга Арсланова: Насколько это рискованная сейчас профессия? Или она уже перестает быть такой?

Алексей Старков: Нет, почему? Она такая же рискованная, как была и 20, и 50 лет тому назад. Просто все это сейчас модернизируется, уже начинает уходить немножко в другую стезю. Если раньше это был более ручной труд, то сейчас это все уже автоматизировано. Уже немножко другие условия труда. Сейчас все идут по этому принципу – более обезопасить.

Постоянно у нас проверки, и мы никогда не жаловались на это. То есть мы сами заинтересованы в том, чтобы проверяли, смотрели. Нам скрывать нечего, как говорится, показываем, что у нас есть. Если есть какие-то замечания – устраняем.

Ольга Арсланова: Мы сейчас тоже много говорим об искусственном интеллекте. А почему искусственный интеллект не работает в шахте? Или в принципе это невозможно? Невозможно заменить человека в шахте в ближайшем будущем?

Алексей Старков: Ну, я думаю, в ближайшем будущем пока это будет невозможно. Хотя были уже опыты такие в мире, даже у нас в России это пробовали – безлюдную выемку угля. Ну, в любом случае человек. Это же техника, за ней надо следить, смотреть, даже ту же автоматику надо проверять. Человек нужен всегда, без человека трудно.

Ольга Арсланова: Без человека трудно, и поэтому человек спускается в шахту. У нас в стране сейчас более 150 тысяч шахтеров. Сколько им платят? Средняя зарплата горняков по стране в этом году составила почти 89 тысяч рублей. Больше всего они получают в Красноярском крае и Иркутской области – до 120 тысяч в месяц. В Кузбассе – в среднем 80. В Ростовской области – 60 тысяч. В 50 лет шахтер может уйти на пенсию – правда, в среднем она составит 15 тысяч рублей.

В советское время у шахтеров как у авангарда пролетариата были одни из самых высоких зарплат в стране, путевки в лучшие санатории, хорошие пенсии, уважение общества и особый почет.

Как живут и работают шахтеры сегодня? Расскажет мой коллега Андрей Удалов.

СЮЖЕТ

Кемеровская область – Кузбасс

Андрей Удалов: Позади двенадцатичасовая смена, тяжелый труд, да еще и инспекторская проверка на шахте. Но Павел Чистов о буднях говорит коротко: как обычно, идеальный день.

Павел Чистов, шахтер, проходчик на шахте им. Кирова: Все хорошо, инспектору все понравилось, мы с ним поговорили.

Для маленьких Дарины и Славы и жены Светланы его возращение с работы живым и здоровым – главное событие дня.

Светлана Чистова, жена шахтера: Двенадцать часов прошло – и ты уже по часикам: «Ага, пять минут задержка. Так, что же?..» И ты так сидишь в тряске. Пришел – ура! «Все, пришел! Слава богу, пришел!» То есть постоянно это волнение. И, конечно же, гордость.

Андрей Удалов: Почетную на Кузбассе профессию Павел выбрал больше 10 лет назад. Учился в горном техникуме, проходил практику на шахте имени Кирова в Ленинске-Кузнецком. Сейчас Павел получает высшее образование и работает проходчиком.

Павел Чистов: Не страшно работать. Раньше, помню, даже 10 лет назад, может, побольше, эти выработки несланцованные – километрами. А сейчас, чтобы такое было – никогда вообще.

Андрей Удалов: Осланцевание – это способ защиты от взрывоопасной угольной пыли. С помощью специальных аппаратов стены горной выработки покрывают белой негорючей смесью сланца и известняка. А метан из шахты выкачивает одна из самых современных в стране систем дегазации.

Сергей Митроченко, шахтер, подземный горнорабочий на шахте им. Кирова: Мать-природа нам дает, как бы так сказать, испытание в любом случае: где-то неровности, где-то валы. В любом случае соблюдение техники безопасности – превыше всего.

Андрей Удалов: С собой у горняков самоспасатели – это дыхательные аппараты на случай аварии.

Голос за кадром: Самоспасатель – позволяет дышать в течение часа в загазованной атмосфере. Вес – 3 килограмма. Состоит из патрона, который вырабатывает кислород, дыхательного мешка, соединительной трубки, загубника и зажима для носа.

Андрей Удалов: А на голове – светильники с датчиками. Служба безопасности отслеживает по ним не только концентрацию метана, но и местоположение шахтера с точностью до двух метров.

– Вот подсвечен как раз белым цветом в том месте, где он находится. То есть он в составе бригады находится в подготовительном забое.

Андрей Удалов: Перед каждой сменой горняки проходят медосмотр. Потом шахтеры переодеваются, получают оборудование и «прогресс» – так называют обед с собой. Со всем этим комплектом на шесть часов они уходят на глубину почти в полкилометра.

Алтайский край

Андрей Удалов: Есть и более безопасный – открытый – способ добычи полезных ископаемых. На Мунайском разрезе в Алтайском крае пласт залегает неглубоко, поэтому бурый уголь добывают прямо на поверхности.

– Видите, он блестит.

– Как каменный.

– Плотный, хороший.

Андрей Удалов: Как топливо он получается дешевле почти на 30%. Вывозят наверх его обычными самосвалами. Поэтому на разрезе достаточно следить за предохранительными валами и прочностью дорог.

Жираир Атоян, водитель самосвала: Если совсем плохо, то есть погодные условия, снег или что-то, бывает, что даже сильные бураны, то остановились. А если такой мелкий снег, то подсыпали, поехали. То есть безопасно, ничего страшного нет, все нормально, можно работать.

Андрей Удалов: В 2013 году из-за кризиса предприятие закрылось, горнякам приходилось работать в других регионах вахтовым методом. Три года назад новый собственник восстановил добычу на разрезе, и в селе снова появилась работа.

Андрей Удалов, Яна Шеметова и Дмитрий Дробышев, ОТР.

Ольга Арсланова: Вернемся к аварии на «Листвяжной». Интересный момент: недавно власти Кемеровской области предложили шахтерам и семьям погибших ее закрыть, раз так много нарушений. Но все оказались против. Другую работу с такими же зарплатами в регионе найти непросто. Отчасти поэтому и сами шахтеры неоднократно закрывали глаза на нарушения и спускались в шахту. Но кто должен отвечать за последствия аварий? И о чем говорит сам прецедент? Арестовали олигарха, владельца бизнеса, чего раньше в России не случалось.

Обсудим это прямо сейчас с политологом Сергеем Михеевым. Сергей, здравствуйте.

Сергей Михеев: Здравствуйте.

Голос за кадром: Сергей Михеев – политолог, радио- и телеведущий. Возглавляет Экспертно-консультационный совет при главе Республики Крым. Работал в Лаборатории региональной политики МГУ, Центре политических технологий, возглавлял Центр политической конъюнктуры России.

Ольга Арсланова: Было ли для вас задержание Федяева неожиданным?

Сергей Михеев: Ну, честно говоря, нет, потому что достаточно масштабная трагедия, очень много жертв и такой большой отрицательный общественный резонанс, что называется. Поэтому мне кажется, что власть просто должна была произвести какие-то действия, потому что слишком много горя, честно говоря.

Да, с одной стороны, то, что Федяев и его сотрудники вышли на связь с президентом, сказали, что они готовы понести любую ответственность, что они не сели на самолеты и не улетели куда-нибудь в Европу или еще куда-нибудь в Африку, – это, конечно, хорошо. Но, с другой стороны, раз это их собственность, раз они отвечают за все, что там происходит, я думаю, что задержания должны были последовать.

Понятно, что президент сказал, что не надо никаких огульных обвинений, надо расследовать. Это ясно. Но, судя по всему, следствие сочло необходимым задержать этого человека и по объективным обстоятельствам, то есть не только в силу общественного резонанса, но и, видимо, в связи с какими-то имеющимися у следствия фактами.

Я, честно говоря, считаю это вполне оправданным, потому что… Ну, во-первых, мне кажется, давно надо было такие вещи делать. Сколько у нас было всяких разных таких проблем, и все время все сваливали на «стрелочников»: какой-нибудь инженер, какой-нибудь зам. директора, какой-нибудь инспектор Ростехнадзора. Понятно, они тоже виноваты. Но, честно говоря, в свое время, когда у нас проходила приватизация, людям доверили эту собственность, людям дали право этим управлять. Или они заплатили деньги, не имеет значения. Это у них в собственности.

Ольга Арсланова: А как определить в такой ситуации степень ответственности бизнеса?

Сергей Михеев: Если это ваше, то вы несете за это ответственность. Ну, простой пример. Вот вы едете на автомобиле, и вдруг у вас отказали тормоза – вы попадаете в ДТП, и гибнет человек. Вы же отвечаете за это? Да, отвечаете. Потому что даже если в ДТП вы уже не могли ничего сделать, вы отвечаете за то, что у вашего автомобиля были неисправные тормоза.

Я думаю, что это должно быть уроком и для всех остальных собственников. Пусть они внимательно занимаются своим бизнесом, а не просто считают деньги. Впрочем, посмотрим, чем это дело кончится. В общем-то, какая-то расправа на площади тоже никому не нужна. Нужна объективность, нужна справедливость.

Ольга Арсланова: Мы понимаем, что это определенный сигнал бизнесу России в целом. А это какой сигнал? «У вас могут отобрать этот бизнес»? «Вас могут посадить»? Или что?

Сергей Михеев: Это сигнал такой: бесконечно переводить стрелки на людей, которые находятся где-то гораздо ниже по социальной иерархии, невозможно. И это будет неправильно. Тем более, например, шахты, горная добыча – это вообще производство повышенного риска. Там в первую очередь нужно думать о безопасности людей, в первую очередь, а не в последнюю, как это, к сожалению, иногда бывает. Это касается и многих других производств.

Сигнал очень простой: смотрите, если подобного масштаба трагедии будут повторяться, то вам не удастся просто так взять и переложить вину на очередного инспектора Ростехнадзора или на очередного инженера по технике безопасности, придется отвечать. Техникой безопасности пренебрегают потому, что расплатиться компенсациями с погибшими, как это ни ужасно звучит, дешевле, чем соблюдать все меры техники безопасности. Просто дешевле отдать деньги, вот и все.

Хотя, конечно, тут опять же надо сказать… Могут ли быть там какие-то проблемы, связанные со случайностью? Могут. Могут ли быть проблемы, связанные с преступной халатностью отдельных людей или каким-то воровством на более низком уровне? Могут. Но это уже вопросы следствия, пусть разбираются.

Ольга Арсланова: Авария на «Листвяжной» повысила градус дискуссии о том, как у нас добывается уголь в стране. Это, действительно, очень опасно. И у угля не очень хорошая репутация как у самого грязного топлива. Как вам кажется, есть ли смысл сейчас снижать добычу, не знаю, вестись на «зеленую повестку»? Мы понимаем, что Европа – это наш крупнейший рынок экспорта. И если Европа будет отказываться, то нам в любом случае, наверное, придется что-то с этим делать.

Сергей Михеев: То, что это опасное производство – ну, так было, есть и будет всегда и везде. Всегда и везде шахты, любые шахты, не только угольные, – это всегда очень опасное производство. Трагедии периодически случаются в самых разных странах мира, в том числе в тех, что считаются высокоразвитыми. Поэтому просто здесь за этим надо следить, модернизировать производство, следить за техникой безопасности и так далее.

На самом деле углем топили, топят и будут топить еще, я думаю, десятки и десятки лет. Поэтому сворачивать что-то ради того, чтобы нас похвалили в Евросоюзе или еще где-нибудь, в какой-нибудь Америке, которая находится на втором месте по загрязнению на планете Земля, – ну, я в этом не вижу совершенно смысла. Надо исходить из национальных интересов. Вот то, что нам выгодно и полезно – то и будем делать, независимо от того, что там думают по этому поводу на каких-нибудь конференциях и так далее.

Собственно говоря, почему именно мы должны заниматься всеми этими вещами? Если не будут покупать – ну и хорошо. Пусть Европа покажет пример, пусть она станет абсолютно «зеленой», чтобы все там позеленело. Глядишь, и мы там подтянешься. А пока они покупают и наш газ, и нашу нефть, и наш уголек, то, так сказать, какой смысл вот так брать и самим себе эти вещи отрезать? Не будем продавать мы – они купят в другом месте. Вот и все.

Ольга Арсланова: Спасибо вам за эту беседу. Мы разговаривали с политологом Сергеем Михеевым.