Вечер памяти Елизаветы Глинки

20 февраля в Библиотеке иностранной литературы прошел вечер памяти для тех, кто знал и любил Доктора Лизу

Прямую трансляцию вечера велась на этой странице.  

Елизавета Петровна Глинка была российским филантропом, по образованию врачом-реаниматологом, специалистом в области паллиативной медицины, исполнительным директором МОО "Справедливая помощь". Она состояла в Совете при Президенте РФ по развитию гражданского общества и правам человека.

Участвовала в работе Первого Московского хосписа. В 1999 году в Киеве основала первый хоспис при Онкологической больнице Киева. Входила в правление Фонда помощи хосписам "Вера".

В 2007 году она основала в Москве Международную общественную организацию "Справедливая помощь". В октябре 2012 вошла в состав федерального комитета партии "Гражданская платформа" Михаила Прохорова, а в ноябре того же года была включена в состав Совета при Президенте Российской Федерации по развитию гражданского общества и правам человека.

С началом вооружённого конфликта на востоке Украины оказывала помощь людям, проживающим на этой территории.

Начиная с 2015 года, она неоднократно посещала Сирию с гуманитарными миссиями — занималась доставкой и распределением лекарств, организацией медицинской помощи гражданскому населению.

25 декабря 2016 года Елизавета Глинка погибла в авиакатастрофе.

На вечере памяти своими воспоминаниями поделились друзья и коллеги Доктора Лизы, прозвучали произведения русской классики и современных композиторов в исполнении Ансамбля солистов Московского государственного академического симфонического оркестра под управлением Павла Когана. В составе ансамбля – лауреаты всероссийских и международных конкурсов: Алексей Мазур (флейта), Александра Жаворонкова (скрипка), Павел Романенко (альт), Игорь Нечаев (виолончель).

Также в концерте приняли участие: солистка Пермского театра оперы и балета Анжелика Минасова (сопрано), ансамбль при Московской хоровой капелле мальчиков, воспитанники Центра русской музыкальной культуры "Алатырь" под руководством Аркадия Яковлева, группа "ПЛАНЕТА N". 

Вечер вели Светлана Сорокина и Аркадий Яковлев (Мишенькин).

В рамках вечера была организована фотовыставка работ Елены Рустанович.

Полная текстовая расшифровка мероприятия:

Светлана Сорокина: Давайте начинать. У нас сегодня и разговора все-таки длинный, и музыкальные номера приготовлены.

Конечно, этот день прошел бы по-другому, будь Елизавета Петровна жива. Он прошел бы, наверное, опять для нее как очень занятой день. Она все равно бы делала кучу дел, и звонков было бы много. Но звонков было бы чуть больше, потому что ей бы без конца звонили с поздравлениями, и еще приносили бы, наверное, цветы и подарки. И подарки эти были бы разными, потому что общалась Елизавета Петровна с очень разными людьми: от бомжей до министров, от маленьких детей до глубоких стариков. Но на всех у нее находилось и сердце, и время. А самой Елизавете Петровне времени было отпущено времени не так уж и много. Сегодня ей исполняется 55 лет, но два месяца назад в катастрофе она погибла. И в самом начале нашего вечера я прошу вас почтить память всех погибших тогда в катастрофе над Черным морем.

(Минута молчания.)

Спасибо. Хочу, чтобы вы посмотрели на экран и увидели небольшой фильм, который сделала Ксения Симонова. Это подношение памяти доктору Лизе.

(Фильм Ксении Симоновой, посвященный памяти Елизаветы Глинки.)

Светлана Сорокина: Я хочу сказать, что здесь в зале у нас находится Глеб Глебович Глинка. Глеб Глебович, мы хотим вас поприветствовать. И еще хотела бы назвать одно имя – это Вадим Валерьевич Дуда, генеральный директор библиотеки, где мы сейчас находимся, потому что именно в этом зале нам было не то, что позволено собраться, а нас пригласили собраться. И поэтому спасибо огромное.

Я уже говорила, что в Елизаветы Петровны был удивительный дар – дар общения, дар какого-то умения привлечь на свою сторону людей. И это были самые разные люди. Далеко не все из них становились близкими друзьями или даже сообщниками в ее благородном деле, но уж забыть ее и совсем как-то сделать вид, что незнакомы – это было бы невозможно. И сейчас я буду приглашать сюда на сцену тех, кто был с Елизаветой Петровной знаком, кто ее знает по самым разным участкам ее работы и ее жизни. И первым я хочу пригласить сюда Михаила Александровича Федотова. Он советник президента, председатель Совета при Президенте по развитию гражданского общества и правам человека, где, как вы все прекрасно знаете, Елизавета Петровна тоже работала.

Михаил Федотов: Здравствуйте, дорогие друзья. 2 месяца назад это случилось. Я думал, что сказать, а потом открыл свой телефон. Я прочитаю из нашей переписки с Лизой. Это наши СМС-ки, наши СМС-разговоры.

Первая запись, 23 июля 2012 года. Лиза еще даже не стала членом СПЧ, мы только с ней созвонились. Я ее спросил, готова ли она баллотироваться в состав совета. Она сказала: "С вами – да". Тогда я сказал: "Пришлите свой e-mail". Вот она мне присылает свой e-mail 23 июля. Я пишу: "Спасибо".

25 июля: "10 минут. Я перезвоню". Она хотела видеть, кто еще баллотируется в состав СПЧ.

В 12:19 она пишет: "10 минут. Я перезвоню".

14:58: "Не прислали список еще".

15 ноября 2012 года. Она уже член СПЧ, ведет форум "Петербургский диалог". Я ей пишу: "Сейчас вам выступать". Лиза: "Нет, не сказали. Я интервью даю немцам и Первому каналу". "Ждем вас", – пишу ей я. В конечном итоге она пришла.

18 ноября Лиза пишет: "Сергей Анатольевич (фамилию я называть не буду, и дальше номер телефона)". Я отвечаю: "Окей". Сидящий здесь Женя Ройзман знает, о ком идет речь. Лиза тогда защищала Оксану Панову, журналистку из Екатеринбурга, которая, будучи беременной, была под следствием, и следователь не давал ей разрешения на поездку. И Сергей Анатольевич – это был тот самый следователь, на которого нужно было оказать влияние.

2 октября 2013 года, 16:45, Лиза: "Девочка Надежда (не называю фамилию, хотя здесь есть), 12 лет. Краниоспинальная опухоль головного мозга. Мать Татьяна (фамилия, телефоны)".

20:45: "Звони Амбиндеру Льву Сергеевичу". Лев Сергеевич Амбиндер – это тоже член Совета, глава "Росфонда", благотворительной организации. Все срослось.

22 ноября 2013 года, 20:24: "Мата, перезвони". Уже в это время у нас появились такие клички. Мы были вместе в Берлине – Лиза, Лена Тополева и я, – и я их пригласил зайти к моим друзьям, с которыми я когда-то в конце 1960-х годов работал в газете "Вечерняя Москва". И Лиза спросила: "А как ты нас представишь?". Я говорю: "Я вас представлю, как особый женский батальон Совета по правам человека – Мата и Хари". Вот Лиза схватила эту формулу, меня обозвала Юстасом, и так и пошла наша и переписка, и общение – Мата, Хари, Юстас. И вот я пишу: "Мата, перезвони".

11 декабря, я пишу: "Когда пойдем к Кривову". Если помните, был такой Кривов по Болотному делу, он был человек с определенными нарушениями здоровья. И мы решили, что обязательно надо его навестить.

12 декабря 2013 года, 17:14 (12 декабря – День Конституции), Лиза: "Ты меня бросил, Юстас?". Идет торжественное заседание в Кремле, посвященное 20-летию Конституции, и как-то мы разминулись. Я отвечаю: "Я в седьмом ряду. Меня узнайте, мой маэстро". Лиза: "А Мата на 39. Пришли мне Хари тогда". Я: "А где Хари?". Лиза: "С тобой". Я ей отвечаю: "Нет, не видел с момента свидания у гардероба". Лиза: "Ну, не знаю. Ты нас позвал, ты и ответственный". Лиза: "Нас подобрал Дондурей. Мата и Хари". Я отвечаю: "Я ему завидую. Но зато на банкете мы будем все вместе". Лиза: "Да, мы тебе поверим, Юстас". Дальше я пишу: "Все наверх". Поднимаемся туда, где проходит банкет. Я пишу: "Где?". Лиза: "58" (это, видимо, номер стола).

Это уже поездки в Донбасс. 12 мая 2014 года, 9:38, Лиза: "Мы в Киеве". Я пишу: "Спасибо. Когда в Москву?". Лиза: "В 20" – "Окей. Тебя встретят? Попроси Эллу Михайловну задержаться в Москве, чтобы завтра в 13 часов провести пресс-конференцию". Лиза: "Она не может" – "Это плохо. Придется тебе отдуваться за двоих". Лиза: "Я не буду давать" – "Почему?". Лиза: "Мне еще туда возвращаться".

Светлана Сорокина: Самое последнее что было?

Михаил Федотов: В 2016 у нас с ней была поездка в Жуковский. Там хоронили летчиков МЧС, которые летали с Лизой, когда вывозили раненых и больных детей из Донбасса. 6 сентября, письмо: "Здравствуйте, уважаемый Михаил Федотов. Я благодарю вас за ваш визит в нашу больницу Тишрин в Латакии. Вы привезли поддержку. (И так далее). Желаю вам успехов, а также здоровья. Всегда рад помочь, если будет необходимость. С уважением, доктор Одай Джони, доцент кафедры педиатрии, больница Тишрин". Это Сирия. Я это пересылаю Лизе, Лиза пишет: "Рады стараться".

7 сентября: "У меня для тебя есть диск с фотографиями". Лиза: "Окей".

25 октября, 16:50, Лиза: "На курорт есть путевка на 8 ноября". Я отвечаю: "Я 8 ноября улетаю в Ставрополь. Возвращаюсь 10-го вечером". Лиза: "Поездку от Минобороны организует Александр Александрович, позвони ему".

8 декабря, опубликован указ о награждении Лизы государственной премией в области правозащитной деятельности. Я пишу: "Ну, Мата, с тебя причитается". Лиза: "Всегда".

25 декабря, 8:36 утра: "Ты как? Услышал про Ту-154 и заволновался. Откликнись, как сможешь". Ответа я жду всегда. Спасибо.

Светлана Сорокина: Здесь у меня в перечне тех людей, которые откликнулись и решили прийти и поделиться своими воспоминаниями – кстати говоря, отказов практически не было, – у меня здесь даже обозначена Вероника Игоревна Скворцова, министр здравоохранения, но, видимо, в последний момент что-то, все же, произошло. Насколько я знаю, здесь присутствует ее первый заместитель, то есть заместитель министра здравоохранения Каграманян Игорь Николаевич.

Игорь Каграманян: Добрый вечер, дорогие друзья! Мы все, те, кто собрались в этом зале, испытываем естественное волнение по-человечески, потому что Елизавету Петровну мы знали, помним такой, какой она есть на этой фотографии, с лучезарной, открытой, очень теплой, любящей всех вокруг улыбкой, но в то же время с очень острым и требовательным взглядом. И я бы хотел подчеркнуть: мы сегодня говорили об этом с Вероникой Игоревной, которая по сверхуважительной причине, она сейчас на совещании у руководства, не смогла здесь сегодня быть с вами. Очень по-доброму вспоминали Елизавету Петровну. Вы сказали, что она за эти 2 месяца стала легендой. Я бы хотел искренне совершенно сказать, что она стала легендой еще при жизни. Я познакомился с ней по телефону. Так сложилось, что было несколько звонков, как Михаил Александрович говорит, в каких-то острых ситуациях, когда требовалось не просто через бюрократическую переписку, через включение межведомственного взаимодействия, как это мы часто говорим, а просто очень живо, быстро и эффективно отреагировать в конкретной ситуации, требующей помощи людям. В этом была ее, наверное, сильнейшая сторона. Для нее не было чужой боли, она все пропускала через себя. А более тесно познакомились, контакт сложился, когда была острая необходимость оказания помощи и взрослым, и детям, пострадавшим на Донбассе. Вы знаете, что там происходило в этот период за эти два года, как очень остро, живо реагировали наши люди любой специальности. И Михаил Александрович по своей инициативе собрал представителей федеральных органов власти, общественные организации – ведущей, конечно, была Елизавета Петровна, ее организация, – для того, чтобы просто поговорить о том, как это делается, и что сделать для того, чтобы, вот требуется сегодня помощь ребенку с Донбасса, значит, он должен быть сегодня доставлен в наше федеральное учреждение, расположенное в Москве, в других городах нашей необъятной родины, там, где ему действительно могут и должны оказать эффективную помощь, и как это быстро сделать с помощью наших коллег из других ведомств, в первую очередь из МЧС. И мы сумели просто в таком живом спокойном, но очень ответственном человеческом разговоре выработать такой механизм взаимодействия, который эти годы работал, 418 детей, в первую очередь благодаря ее неравнодушию и скромному участию и заинтересованных федеральных ведомств получили за это время высококвалифицированную медицинскую помощь в ведущих федеральных центрах нашей страны, ведущих больницах города Москвы, Санкт-Петербурга. Это те дети, которых, прежде всего, она увидела. Это те житейские ситуации, в которые, прежде всего, сумела включиться она, донести эту боль до всех нас. И, поверьте, если бы меня спросили – мы сегодня собрались в день памяти и день рождения легендарного, выдающегося человека, выдающегося, прежде всего, по своим личным качествам, по вкладу в общественную деятельность нашей страны. Упомянул Михаил Александрович, ей была присвоена премия правительства. А я помню, что Елизавета Петровна одним из первых была удостоена и высшей государственной награды в этой сфере Указом президента Российской Федерации Владимира Владимировича Путина "За благодеяние". Это знак, которым обладают немногие, и который действительно символизирует личную роль и личное участие человека в судьбе других людей.

Легко ли было в общении? Наверное, нелегко. И я понимаю, почему так было. Елизавета Петровна всегда ставила вопросы очень остро, и, как в народе говорят, в точку, в суть вопроса. Она не терпела проволочки, она не терпела каких-то объяснений о трудностях. И это понятно. Мы сейчас видели прекрасный фильм. Она была сама, по сути дела, как спрессованный комок нервов, который эту человеческую боль, которой, к сожалению, много вокруг нас, пропускал через себя, и хотел видеть такой же отдачи от других. И у нее это получалось.

Я бы хотел сказать, что по-разному складывается жизнь человека. Конечно, сегодня прозвучало – мы сегодня здесь отмечаем 55 лет, и отмечали бы, если бы она была среди нас. Но она прожила прекрасную жизнь. Ей многое удалось сделать. Ей на многое удалось побудить других людей, и это всегда исключительно важно. И ей удалось оставить после себя дело, удалось оставить после себя последователей этого дела, которое будет продолжаться на благо других людей. Память о Елизавете Петровне навсегда будет в наших сердцах. Спасибо.

Светлана Сорокина: Спасибо. А правда, был у Елизаветы Петровна этот удивительный дар – растормошить кого угодно, казалось бы, самые нерастормашиваемые структуры. А вот получалось.

А сейчас я хочу пригласить сюда Александра Ильича Музыкантского, он заместитель секретаря Общественной палаты Российской Федерации.

Александр Музыкантский: Добрый вечер, дорогие друзья. Собираемся мы по такому поводу.

2,5 года я член Общественной палаты, а до этого я был уполномоченным по правам человека в городе Москве. И в 2010-2011 году как раз меня тоже растормошили. Как раз информация пришла – надо помочь человеку, который занимается самым настоящим образом благотворительностью. Это было в Москве около Павелецкого вокзала. Она по собственной инициативе и за собственные деньги – здесь Глебу Глебовичу нужно сказать огромное спасибо – взялась там помогать московским бомжам. Не только кормить их. Их надо было и лечить, кого-то можно отправить домой, кто-то потерял документы, надо было помогать восстанавливать. Вообще, все это дело должны делать у нас – мы привыкли к этому – государственные структуры. Мы вообще привыкли, что такая благотворительность, социальная работа – это монополия государства. Но вот здесь появился человек негосударственный, который делал ее лучше, или делало государство. Но чего это стоило?

Представьте себе, как можно в Москве какого-то бомжа, у которого нет никаких документов и прочее, а, тем не менее, диагноз она точный поставила, поместить его в больницу. Никакой помощи от всех этих раскинутых на необъятной территории медицинских учреждений, конечно, не было. И, тем не менее, десятки и сотни людей она поместила в больницу. Как можно было ему купить билет на поезд, если, опять же, нет никаких документов? Тем не менее, и это удавалось.

Помогали очень многие люди. Я уже называл и членов семьи, и другие знали эту работу, и помогали. Но мешали тоже очень многие люди. Милиция возражала, жители близлежащих домов возражали. И эти самые органы социальной опеки, которые должны вроде этим делом заниматься, тоже были дико недовольны – нарушается их государственная монополия на оказание социальных услуг. А мы все за 70 лет к такой монополии здорово привыкли.

Она занималась этим делом. Познакомился я с ее работой, как можно, там оказал помощь.

Я вспоминаю, мы с ней вместе поехали в Останкино на запись программы. Стало известно о ее деятельности, и "Первый канал" решил целую программу посвятить. Туда пригласили представителей общественности. А противостояла им эта маленькая хрупкая женщина, и я на подмоге. И там эти представители общественности высказали все, что они думали об этой ее социальной деятельности – о помощи бомжам и прочее. Я запомнил один маленький короткий диалог. Представитель общественности говорит: "Да что вы? Вы знаете, как они живут? Да у них же просто какие-то совершенно беспорядочные половые связи. Они каждый день меняют сексуальных партнеров". И замечательный ответ: "Вы знаете, то, что беспорядочные половые связи – это ваша фантазия. А то, что каждый день меняют половых партнеров – это ваша больная фантазия".

Но все изменилось очень быстро, когда она оказалась востребованной государственными структурами. Для нее не было вопроса, участвовать или не участвовать, помогать или не помогать, предлагать помощь государственных структур, Администрации Президента, Министерств и прочее, потому что целью было помочь людям, помочь детям. Она в это дело погрузилась с головой. И несколько сотен ребят, которые здесь говорили "Спасибо" доктору Лизе, были спасены благодаря ее активности, активной деятельности.

Мы не думаем совершенно об этом. Мы привыкли за 70 лет советской власти, что благотворительность и вообще забота, социальная работа – это монополия государства. Она же прожила 5 или 7 лет в Соединенных Штатах, в этой бездуховной стране, как мы знаем, которая Чистоганом только живет. И, вернувшись обратно, она не только не пропиталась этим духом бездуховности и прочего, а, наоборот, с еще большей энергией, и используя опыт благотворительности в Соединенных Штатах, развернула здесь свою работу. Так что об этом тоже стоило бы подумать. Она там училась хосписной помощи, она там училась деятельности. Конечно, мы сейчас об этом никто не скажет, но там в десятки раз больше людей занимаются этой благотворительностью, которой здесь занималось вокруг нее несколько десятков человек.

Светлана Сорокина: Александр Ильич, сегодня про Америку либо плохо, либо ничего.

Александр Музыкантский: Подождите. Как же так? Вроде бы еще не кончили хорошо про нее говорить. Потом уже – да, это понятно, но пока еще вроде можно.

Трагедия, конечно, для всех, кто ее знал, для всех, кто общался с ней, для всех, кто понимал, что она делает, для всех, кто понимал ее стремление помочь всем людям. Правильно говорят, мало у нас таких людей. Надеюсь, что ее пример, общение с ней и прочее, оно как раз, может быть, таких людей у нас добавит. Спасибо.

Светлана Сорокина: Спасибо, Александр Ильич.

Я уже довольно давно прочла одно интервью с Лизой Глинкой, и узнала оттуда такие удивительные вещи, что она не только помогала бомжам, но даже, если о том ее просили умиравшие бездомные люди, она даже хоронила их. То есть присутствовала при отпевании и делала так, чтобы они были похоронены в нормальной могиле, а не в общей яме. Интервью это взяла в свое время еще тогда малознакомая с Лизой или чуть-чуть знакомая Ксения Соколова, журналист, которая недавно, кстати говоря, стала президентом общественной организации "Справедливая помощь", а до этого уже много лет после того интервью была близкой подругой Лизы Глинки. Пожалуйста, Ксения, поднимайтесь к нам.

Ксения Соколова: Я прошу прощения заранее. Я очень волнуюсь в связи с этим назначением. Давно так не волновалась. Давно, может быть, никогда столько я не плакала, сколько в эти последние два месяца. Я когда начинаю про нее говорить, меня все время спрашивают себя в интервью в связи с назначением, я почти всегда начинаю плакать. Я не знаю, что с собой поделать. Я сегодня пошла покупать ей цветы, и меня в магазине спросил продавец. Магазин около моего дома, я часто туда прихожу. Я говорю: "Дайте мне 30 роз". Он мне говорит: "Наверное, вы хотите взять 31". Знает, что я на дни рождения хожу часто, дарю цветы". Я говорю: "Нет, 30 мне дайте". Разница в одной розе. Была бы 31, у нас был бы здесь праздник, а сейчас горе.

Поскольку мне трудно говорить, я буду читать. Мы с Глебом Глебовичем решили дать вам возможность послушать отрывки из "Живого журнала" Лизы. Это ее интернет-дневник, который она очень долго вела. И я прочту этим вечером несколько отрывков, один из них очень грустный, он будет самым первым, два другие более оптимистичны.

Наташа

Я писала истории болезни, когда позвонили из поликлиники и попросили принять ребенка четырех лет. Опухоль ствола мозга, кома.

Девочку на "скорой" привезли мама и бабушка. Она была похожа на спящую фарфоровую куклу.

Локоны черных волос, аккуратно уложенные мамой на подушке, пухлые розовые щеки, длинные ресницы, кружевная рубашечка. Ангел.

Первые два дня мама не общалась ни со мной, ни с другим персоналом. Ни слова. Бабушка выходила из палаты только подогреть еду, которую привозили из дома.

Приезжал вечерами отец – черный от горя, он садился около кровати и долго держал Наташину руку в своей. Просидев так несколько часов, он уходил, не говоря ни слова. Они были как глухонемые, говорили только жестами и глазами.

В течение следующей недели мы немного привыкли к друг другу и потихоньку разговорились.

Наташина мама рассказала о благотворительной организации, которая нашла денег на операцию в Германии. От этой операции её отговаривали врачи – украинские нейрохирурги, но "организация" сказала, что это от зависти, и потому что в Украине таких операций не делают. Девочку отправили на лечение в Мюнхен. Автобусом. Ехали полтора суток.

Немецкий доктор, посмотрев снимки в операции отказал и сказал, что ничего сделать нельзя. Локализация и размер опухоли были такими, что никакими способами, ни гамма-ножом, ни другими многообещающими методами извлечь было нельзя. Мать спросила, зачем она приехала. Он не ответил. Благотворители также развели руками – не знали.

Прошло два дня. Наташа ослепла и перестала говорить. Правая ручка и ножка повисли плетью, она все больше и больше спала. Ребенка решено было отправить на родину. От мэрии предоставили билет на самолет до Киева. Благотворители так и не появились.

Когда самолет поднялся над городом и пролетал над большим полем, я хотела одного – чтобы всё это кончилось. Мне так хотелось, чтобы этот самолет упал и мы с Наташей умерли вместе. Но мы не упали. Теперь мы здесь.

Муж – Володя – порубил в доме все иконы. Он больше не верит в Бога. "Попросите вашего батюшку не заходить к нам".

Володя тоже стал понемногу разговаривать с нами: "Объясните мне одно – зачем все это? Почему моя дочь? Почему все вокруг такие гады, а?". Он даже не говорил – он рычал. Медсестры его боялись.

Рано утром началось преагональное состояние. Вызвали отца с работы. Он, как всегда, сел около кровати и взял её ручку в свою. Когда стал меняться характер дыхания – отец заметался по палате, срывая с себя галстук и разрывая в кровь пальцы своих рук. Мать сидела не шевелясь. Сестры испуганно позвали меня с другим доктором. Владимир спросил: "Это всё?", таким голосом, что мне захотелось исчезнуть с лица земли. Пересилив себя, я сказала: "Пока нет. Но Наташа умирает" – "А мне что надо делать?"- прохрипел он. Мать закрыла лицо руками. Я спросила, не хотят ли они взять Наташу на руки. Потеплевшим голосом он спросил: "А можно?". Усадила их на диван и передала ребенка. Они держали её последние десять минут. Мне казалось бесконечностью слушать её хрипы. Но чем реже дышала маленькая Наташа, тем спокойнее становился отец. Это он сообщил "Всё. Она ушла", когда девочка перестала дышать.

"Разрешите мне подержать её ещё". Они долго сидели, держа в руках девочку. Потом осторожно переложил её в кроватку, отец поцеловал.

– Я не купил ей туфельки с камушками. Она очень хотела.

– Вы пойдете в магазин и купите их сейчас.

– Пойду. Простите меня, ладно?

– Это Вы нас простите.

– Доктор, а дальше что?

Я не нашла что ответить".

Светлана Сорокина: А сейчас… Как-то не понимаешь, что в данный момент делать – аплодировать или нет. Сейчас небольшое музыкальное приношение. Вы услышите ансамбль солистов Московского государственного академического симфонического оркестра под управлением Павла Когана в составе лауреатов Всероссийских и международных конкурсов. Сюда на сцену поднимутся Алексей Мазур (флейта), Александра Жаворонкова (скрипка), Павел Романенко (альт), Игорь Нечаев (виолончель). Будет Иоганн Бах, квартет до мажор для флейты, скрипки, альта и виолончели.

(Музыканты играют произведение Иоганна Баха – квартет до мажор для флейты, скрипки, альта и виолончели.)

Светлана Сорокина: Я продолжу приглашать сюда на сцену тех людей, которые хотят сказать несколько слов. Следующим я приглашаю опять члена Президиума Совета по правам человека, председателя общероссийской общественной организации "Российский Красный Крест" Лукутцову Раису Тимофеевну

Раиса Лукутцова: Добрый день, дорогие друзья. "Российский Красный Крест" принял решение наградить Елизавету Петровну Глинку высшей наградой российского краснокрестного движения – "Золотым сердцем" за утверждение идеалов гуманизма и милосердия. Глеб Глебович, я бы хотела пригласить вас на эту сцену для получения этой награды.

Я хочу вам Вручить это маленькое "Золотое сердце", которое характеризует всю жизнь Елизаветы Петровны.

Глеб Глинка: Спасибо вам большое.

Раиса Лукутцова: И сказать, что вы счастливый человек, что у вас была и есть такая замечательная жена.

Глеб Глинка: Это ко всем нам относится. Вам спасибо.

Раиса Лукутцова: Сегодня у Елизаветы Петровны день рождения. И кто-то очень мудро сегодняшний вечер назвал событием. Действительно, это событие в жизни нашей страны, в жизни родных, в жизни близких. О докторе Лизе сказано столько много теплых слов, что, наверное, трудно подобрать что-то новое. Но никто из нас ее не видел за горизонтом, поэтому у всех она останется в памяти живой, с веселой, задорной, мальчишеской улыбкой, с глазами. Здесь сегодня из Министерства здравоохранения очень правильно сказали: у нее глаза были не требовательные, у нее глаза были приказывающие.

И еще в сегодняшний вечер, наверное, от имени всех вас я бы хотела поблагодарить участников, сегодняшний оргкомитет за организацию такого замечательного вечера. И сказать особые слова признательности председателю СПЧ Михаилу Александровичу Федотову за то, что он на протяжении почти этих долгих двух месяцев показал всем нам пример искренней бескорыстной дружбы. И то, что Елизавету Петровну будут долго помнить, Михаил Александрович, в том есть и ваша доля.

Мне совсем недавно на электронную почту пришли стихи. Я не могу вам их не зачитать.

Создатель, ты с нами играешь

По правилам смерти в лото,

А после в аид забираешь –

Но Доктора Лизу за что?!

За что ты невинную душу

В железном гробу утопил

И тех, кто остался на суше,

Ее милосердья лишил?

Ты делаешь все, что захочешь,

Тебе не перечит никто,

Любую судьбу раскурочишь –

Но Доктора Лизу за что?!

Она же спасала детишек,

Она же опорой была

Страдавшим от жизни одышек

И неистребимого зла.

Услышь, как спасенные чудом,

Обретшие связи с мечтой

Сердцами кричат отовсюду:

"Но Доктора Лизу за что?!"

А скольким еще обреченным

Она бы сумела помочь,

Не ввергни ты ожесточенно

Ее в вековечную ночь.

Всегда ты придумаешь, Боже,

Себе оправданья за то,

Что делаешь с нами, и все же

Ты Доктора Лизу за что?!

Я думаю, очень емкие слова. И, действительно, представим, что Лиза просто ушла на свое очередное задание далеко за горизонт. Завтра из-за этого горизонта вновь появится солнце, где-то родится ребенок, раздастся чей-то смех, и во всем этом будет частица ее души, ее тепла. Спасибо тебе, Лиза, за то, что ты была.

Светлана Сорокина: А сейчас еще коллега по СПЧ, председатель Московской Хельсинской группы Людмила Михайловна Алексеева.

Людмила Алексеева: Вы знаете, доктор Лиза жила все время среди человеческого горя. Она сама выбрала себе эту судьбу. Все время среди человеческого горя. Но при этом – я не уверена, а я просто знаю, поскольку я имела счастье е знать – она была счастливым человеком, потому что она делала то, что она хотела. Всю свою жизнь, каждую минуту, и днем и ночью она сделала делала то, что она хотела. И она не только делала то, что она хотела, а у нее был талант это делать. Она умела заражать этим своим талантом делать добро всех, кто к ней приближался. Разные люди здесь выступали, и еще будут выступать. И те, кто не выступали, но хоть как-то с ней соприкасались, знают: доктору Лизе нельзя было отказать. Когда она хотела кому-то помочь, всех, с кем она виделась, всех, с кем она говорила, всех, к кому она обращалась за помощью, она обращала в свою веру, начинали люди ей помогать. У нее была крохотная организация всего в шесть человек, но у нее была масса помощников.

Наши чиновники, среди которых очень много черствых людей, но если в каждом из них есть хоть искра человечности, когда доктор Лиза обращалась к ним, эта искра в них просыпалась. Ей самые разные люди помогали, помогали от всей души, помогали на всех своих возможностях. И поэтому она могла очень многое сделать, и сделала много. Она за свою, к сожалению, очень короткую жизнь сделала столько для окружавших ее людей, которых постигло несчастье, что никто из нас близко к этому не приблизится. Она была эффективна как целый институт. Организовать помощь московским бомжам, которых, наверное, были тысячи, потому что со всей России бомжи старались ехать в Москву, и здесь все-таки сытнее, чем где бы они ни были. Нормально, чтобы этим занимались городские власти, потому что на это нужны большие деньги, и много людей должны этим заниматься, чтобы это организовать. И так оно и было. И средства нашлись, и люди нашлись. Но все это нашлось тогда, когда этим занялась доктор Лиза. Она это сделала, она спасла московских бомжей, хотя помогали ей многие люди, потому что она их заразила своим… Я даже не знаю, как это сказать. Своей святостью.

Нам не надо говорить "Вечная память доктору Лизе". Таких людей люди не забывают. Спасибо.

Светлана Сорокина: И еще член Общественной палаты Российской Федерации, человек, хорошо знакомый с Елизаветой Петровной, прекрасно знавший ее – это Елена Тополева-Солдунова.

Уже подозреваю, что везде она была. Такое ощущение.

Елена Тополева-Солдунова: Да. Лиза – не просто коллега по СПЧ. Я написала маленькую зарисовку про Лизу. Прочитаю вам ее.

"Однажды Лиза сказала мне, что мечтает открыть больницу для бедных. И хотя я тогда ее только начинала узнавать, легко представила себе ее в этой больнице хозяйкой и главным доктором. Вот она переходит от одного больного к другому к своем маленьком белом халатике, который так к лицу ей, так хорошо смотрится и сидит, как будто она такая белая птица, и это ее родное белое оперение. Только крыльев сзади не хватает. А может, они просто не видны под халатом.

Лиза – строгий доктор, у нее не забалуешь. И от этой ее строгости и одновременно простоты исходит какая-то уверенность и сила. И все больные, начиная от тщедушных старушек, заканчивая здоровыми мужиками, отчего-то слушаются ее беспрекословно, не возражая и не перебивая. Ко многим она обращается на "ты", и от этого больные еще большим уважением к ней проникаются. Так она и с больными себя вела, и с бездомными своими, и с пострадавшими в уличных беспорядках. Им тоже помогала.

Вспоминаю, как однажды поехали мы с ней к многодетным женщинам, которые объявили голодовку, потому что жили со своими большими семьями в крошечных клетушках, и отчаялись надеяться на получение нормального жилья. К тому моменту голодали они уже давно, больше недели, начали терять силы, а иногда и сознание. И надо было их как-то уговорить прекратить голодовку, чтобы, не дай бог, дети не остались не только без нормального жилья, но и без матери. Женщины эти были очень упорные, и не соглашались ни за что, даже начать пить соки. К ним уже и до нас ходили разные гонцы, уговаривали, пугали, упрашивали – ничего не получилось. Я когда их послушала, сразу подумала: "Зря приехали. И у нас ничего не выйдет. Квартиры мы им не можем обещать, а ничем другим их не уговоришь". Но у Лизы, о чудо, получилось. Уж не помню, какие аргументы она приводила, но главное было не что, а как она это делала. Уверенно, без тени сомнения, строго – точно как она разговаривала со своими пациентами и бомжами, только халатика беленького не хватало. Кстати, жилье им потом дали все-таки, но это отдельная история.

Что ее влекло всегда к этим страждущим? Что заставляло снова и снова уходить из такого уютного, теплого, любимого и красивого дома, и лететь, ехать, бежать к больным и несчастным в тюрьмы, под пули, в трущобы, разбомбленные дома? Гены? Предназначение? Миссия? Возможно, все вместе. Но главное – она откуда-то всегда точно знала, что и как надо делать, как и с кем говорить, как убеждать и добиваться правды и справедливой помощи. Маленькая, строгая, отважная и озорная, белая птица жизни и надежды, незабываемая наша доктор Лиза".

Светлана Сорокина: И снова приглашаю Ксению Соколову. Это снова будет отрывок из того, что писала Лиза.

Ксения Соколова: Отрывок называется "Живой" из "Живого журнала".

Лет 40, если верить справке. Без ступни — отморозил. Карие глаза, длинные вьющиеся волосы. Говорит быстро, как будто спешит куда-то.

— Душа у меня есть, Петровна, бродячая она у меня.

— Болит где?

Смотрит, как будто я спросила его, как пройти в библиотеку.

— Че болит-то?

— Душа и болит.

— Как ты спал?

— А-а-а. Петь хотелось. Гитара где моя?

— У друзей твоих.

— Ладно. Смотреть будешь?

— Нет. Вчера посмотрела.

— Правильный расклад.

Он говорит руками. Не знаю с чем сравнить, это не язык глухонемого, это не так, как говорят итальянцы. Это танец рук.

Выставляет два пальца на смуглой ладони — указательный и средний, сложены вместе, и дирижирует свои речи.

По горлу провел — отведя худой локоть резко вверх, — так болело вчера.

— А сейчас?

Поднимает обе ладони на меня — как щит, — не болит значит. И головой качает.

— Гришка, какой же ты… Ты кто по профессии?

— Артист.

— Я так и подумала.

Важно кивает. Не обидела. Они это ценят.

— Пьешь?

Руки сжал в два кулака, голову втянул в плечи, глаза прищурил.

— Бывает. Я ж артист. И я живой.

— Сбежишь?

Виновато смотрит прямо в глаза, встряхивает волнистой гривой волос.

— Шампуня нет.

— Да ладно тебе, ты мылся вчера пять раз.

— Детский не возьму, а тот, что дали, твой наверное, духами пахнет, — морщит нос и подмигивает.

И снова руками — жесты, уследить трудно, не знаешь, слушать или смотреть на него.

Входит Лёлик, доктор.

— Григорий, как дела?

Руки на коленях, голова в пол.

— Плохо.

Я отошла к окну, наблюдаю за ними.

— И что?

— Значит, так, — он пронзает доктора взглядом. — Пива не дали, а обещали, и тапок жмет.

При этом взгляд опускается на ботинки доктора.

— Гриша, — не выдерживаю я, — дадим тебе новые тапки.

— Ботинки.

— Хорошо.

Он ходит на одном костыле, двумя не пользуется, не хочет.

Сбежит. Точно знаю.

Ксения Соколова: Я, кстати, всегда Лизе говорила, что она замечательный и талантливый писатель была. Это же абсолютно живой, классный и талантливый язык, и в абсолютно разных отрывках.

Светлана Сорокина: С языка сняла. Тоже хотела сказать – как хорошо пишет. Спасибо.

Еще одна небольшая музыкальная пауза. В этот раз мы послушаем Моцарта. Это Квартет №1 для флейты, скрипки, альта и виолончели, ре мажор.

(Музыканты играют произведение В. А. Моцарта Квартет №1 для флейты, скрипки, альта и виолончели, ре мажор.)

Светлана Сорокина: Спасибо. А мы продолжаем. Я приглашаю сюда гостя из Екатеринбурга. Это глава Екатеринбурга, председатель Екатеринбургской городской думы Ройзман Евгений. Женя, пожалуйста, проходи.

Евгений Ройзман: Друзья, здравствуйте. Я рад видеть столько людей, которые Лизу знают и любят. У меня-то с ней своя история. Мы с ней работали много. И причем у нас с ней была такая схема. Во-первых, она сама прилетала в наши реабилитационные центры, по девчонкам помогала. Она ко мне отправляла бомжей и наркоманов, а я отправлял деток, она их по больницам распихивала. Потом в 2010 году была очень сильная история на всю страну, тушили лесные пожары. И, кто помнит, там вся координация через Лизу шла. И когда мы уже потом свой город отстояли, поехали, она нам выслала бензопилы. То есть она следила за этими вещами.

У меня еще свое было с ней. Меня все вмяв тюрьму сажали. Она говорит: "Ройзман, ты, если что, звони. Я такую сирену включу". И вы же ее знаете – ей это удавалось. И откровенно благодаря ей, она прилетела в Екатеринбург, тогда Мишарин был губернатором, глаза в глаза сидели, 40 минут разговаривали. И она его переломила, убедила, что надо открывать хоспис. И так у нас появился первый хоспис. И второй хоспис тоже открыли с помощью Лизы. А потом там произошла история.

Ночью под Новый год какие-то парни нарисовали прямо на фронтоне очень хороший портрет Лизы, написали доброе слово. И все так радовались, что так появилось. Мы решили, что хоспис у нас будет называться имени Лизы.

Кроме того, что она с умирающими сидела, с чужими людьми, до последнего за руку держала, у нее была еще одна вещь. Для меня показательный случай, когда в свое время Рустема Адагамова – он в соцсетях под ником drugoi – начали шельмовать, откровенно несправедливо, ложно обвинять во всяких злых вещах, мне Лиза позвонила, говорит: "Ройзман, набери его. Ему сейчас так плохо. Просто набери, хотя бы хоть что-то кто-то человеку сказал". И она умела такие вещи отслеживать.

Лиза набирала авторитет, ее любили. И власть, конечно, как-то Лизой пыталась пользоваться. Но Лиза со своей стороны тоже все видела и понимала. И она считала: "Да нет проблем, пользуйтесь. Только сделайте это, это, это". Совершенно прагматично подходила. Есть грибоедовская, не суворовская фраза: "Минуй нас пуще всех печалей и барский гнев, и барская любовь".

Лизу мы любим и будем всегда любить. И много доброго она по себе оставила. И это добро уже само живет и само множится, и никуда не денется. Спасибо.

– Спасибо, Женя.

Светлана Сорокина: А теперь гость из Санкт-Петербурга. Мы очень ждем протоирея Александра Ткаченко, он генеральный директор детского хосписа в Санкт-Петербурге.

Протоиерей Александр Ткаченко: Дорогие друзья и коллеги, есть вопросы, на которые нет ответа ни у кого из людей. Их нет и у меня. Почему страдают невинные? Почему умирают дети? Почему доктор Лиза?

Доктор Лиза жила среди человеческой боли. Наверное, она не искала ответы на эти вопросы, она просто меняла мир к лучшему. Она отвечала на конкретный вопрос каждого человека. Она просто меняла его жизнь, меняла судьбу человека.

Конкретные изменения, которые она внесла в жизнь многих тысяч людей, они были высоко оценены. Но есть еще изменения, которые я бы, наверное, охарактеризовал как изменения в духовной сфере. Работники социальной сферы называют это изменением модели поведения.

Сейчас общество очень много обсуждает темы, связанные со справедливостью, достойной жизнью, достойной кончиной, кому помогать, кто больше приобретает – тот, кто дает или тот, кто получает. Хорошо, что эти темы обсуждаются в обществе. Общество должно переболеть этим. И оно найдет ответ. И будущее общества зависит от того, как общество ответит на эти вопросы.

Доктор Лиза сама была ответом. Она была тем человеком, который изменил общество в правильную, в духовную сторону.

Мне как священнику свойственно искать аналогии. Есть вещи, на которые господь дает ответ, потому что нет человеческого нашего ответа. Кто бы мог подумать, что день рождения доктора Лизы 20 февраля – это Международный день социальной справедливости? День, который был Организацией Объединенных Наций назван 2009 году. Так сложилась судьба.

Нам завещано жить, нам оставлено очень многое сделать, нам оставлены конкретные люди, которые нуждаются в нашей помощи. Наверное, лучшей памятью о докторе Лизе будет то, что мы сможем дальше делать то, что начала она. И, наверное, жизнь нужно прожить так, чтобы даже священник расплакался. Вечная память.

Светлана Сорокина: Сейчас я приглашаю на сцену человека в форме. Это старший помощник председателя Следственного комитета Российской Федерации Игорь Федорович Комиссаров. Пожалуйста.

Игорь Комиссаров: В тот тяжелый день в декабре ушел мой близкий друг. Мне позвонили через 20 минут после того, как самолет упал, и попросили, чтобы я позвонил на мобильный телефон. Знали, что минимум раз в день – Глеб Глебович знает – мы с ней разговаривали. Иногда было два, три дня. У меня жена ревновала. Говорит: "Кто это такая? Ты с ней общаешься больше, чем со мной". К сожалению, так было, или к радости, наверное.

Время проходит, рисуется образ сильной, могучей женщины, которая всех может построить, что-то сделать. Но, наверное, каждый видел ее по-своему. Ко мне она приходила тогда, когда ей было плохо, когда ей требовалась помощь, когда было тяжело именно ей. А тяжело было тогда, когда была несправедливость, была у кого-то боль.

О ней я впервые узнал в Минздраве. Здесь сидят два человека, которые мне близко знакомы, и которые сделали очень много – Игорь Николаевич Каграманян и Оксана Игоревна Гусева рядом с ним. Мало было привезти детей, надо было здесь их еще вылечить. Эти два человека… Пользовался – наверное, нехорошо – административным ресурсом, мог первому замминистра позвонить и сказать: "Там парень, у него глаза нет, и по возрасту невозможно сделать". Звонил, помните? Или мальчишка, его здесь нет в зале. Лиза мне говорит: "Он умрет. Сделай все, что можешь". Надо было его устроить в клинику. Мы его устроили тогда. Вы знаете, он живет до сих пор. Лизы нет, а этот мальчик живет.

С самого начала в Следственном комитете мы создали Координационный совет по помощи детям Юго-Востока Украины. Это немножко не наша работа, но когда съездили туда к Рошалю в клинику, посмотрели, там Ваня Воронов, там были Войнаровские. Вы их всех знаете. Туда приезжал к ним потом в Дом милосердия Лизы по всяким разным вопросам. Стали заниматься. Много было проблем. Страшно, неприятно. До меня батюшка говорил: "Зачем Лиза умерла?". Для меня есть ответ. Лиза умерла для того, чтобы мы все стали лучше. В пятницу мы собирались в Следственном комитете. Почему в пятницу? Должны были собраться в декабре. Полгода назад Лиза на нашем координационном совете предложила: "А чего мы, Игорь Федорович, возим этих раненых, больных детишек? Они взрываются на минах, они находят неразорвавшиеся мины, снаряды. Давайте листочки напечатаем, распространим на территории Донецкой, Луганской области. Может, они взрываться будут меньше". Эту идею поддержали. Мои друзья в Питере напечатали листовки, Минтранс помог привезти, добрые люди, как назову, на территории Луганской и Донецкой республик раздали их везде, в каждой школе. Моему другу, который эти листовки печатал, до сих пор фотоотчеты присылают на всех пограничных переходах.

Могу сказать такую простую вещь. Она сделала то, что с декабря месяца – господи, помоги – ни один ребенок на этой неразорвавшейся мине и снаряде не разорвался. Это уже что-то сделано. Их не привезли в клинику Рошаля, чтобы пришивать эти ноги или переделывать.

Ушел мой добрый друг. Я сказал: он ушел для того, чтобы мы все стали лучше, в том числе я.

Светлана Сорокина: Вы все знаете про Дом милосердия Лизы Глинки. Она хотела сделать больницу для бедных, это была ее мечта. Потом случилось то, что случилось на Юге Украины, и это стал Дом милосердия. Мечта о больнице для бедных так и осталась. Может быть, нам завещано этим заниматься, и сделать в Москве больницу для бедных.

Сюда я приглашаю представителей Дома милосердия Шалаевых Оксану и Лизу.

Оксана Шалаева: Знакомьтесь. Это маленькая Лиза, подопечная Елизаветы Петровны. Она хочет рассказать стих про доктора Лизу.

Лиза Шалаева: "Доктор Лиза".

Море грохотало

зимнее, зловещее.

Всех она спасала,

маленькая женщина.

Обнимала, тешила,

по головке гладила

маленькая женщина -

родственница ангелам.

Оксана Шалаева: Сегодня Елизавете Петровне, нашей доктору Лизе, исполнилось бы 55 лет. Мы помним и очень любим. Вечная память Елизавете Петровне. Нам ее очень не хватает. Пусть покоится она с миром. Ее добрые дела и милосердие будет вечно жить в памяти и в сердечках этих деток.

Очень больно. Вечная память и низкий поклон за мужество, за доброту, за храбрость, за спасенные жизни нашим детям. Это ангел, который спустился к нам свыше. И, видно, она нужна там.

Царствие небесное нашей доктору Лизе.

Елизавета Петровна очень любила, когда Лиза рассказывает молитву. Хотела, чтобы Лиза рассказала, помолились за Елизавету Петровну.

Лиза Шалаева:

Отче наш, Иже еси на небесех!

Да святится имя Твое,

да приидет Царствие Твое,

да будет воля Твоя,

яко на небеси и на земли.

Хлеб наш насущный даждь нам днесь;

и остави нам долги наша,

якоже и мы оставляем должником нашим;

и не введи нас во искушение,

но избави нас от лукаваго.

Ибо Твое есть Царство и сила и слава во веки.

Аминь.

Оксана Шалаева: Дело в том, что мы всегда к Елизавете Петровне шли не с пустыми руками. И вот мы приготовили для нее ангела. И хотелось бы сказать ей огромное спасибо. И хотелось бы показать, как Елизавета Петровна работала, с какими детками.

Это фотография маленькой Лизы во время болезни. Вот такой она была. Во время военных действий, когда не было ни воды, ни света, под бомбежками, под снарядами, полностью блокада. Ни лекарств, ничего не было. Вот в таком состоянии был ребенок. Так она гуляла на инвалидном кресле.

Это уже Елизавета Петровна постоянно старалась уделить внимание, всегда интересовалась здоровьем, как себя чувствует, какое настроение. Такие у нас остались фотографии.

Это наша самая лучшая фотография, которая осталась с Елизаветой Петровной.

Маленькая Лиза менялась на глазах, и это приносило радость Елизавете Петровне. Она говорила, что радуется вместе с нами.

Сейчас благодаря сотрудникам "Справедливой помощи" мы занимаемся, и Лиза уже даже сидит на коне.

Большое спасибо.

Светлана Сорокина: Спасибо, Оксана. А ангела Глебу Глебовичу передадите. Спасибо.

И, наконец, я снова приглашаю Ксению Соколову сюда на сцену.

Ксения Соколова:

Карасики

"Самуил Аркадьевич Карасик и Фира (Эсфирь) Карасик. Одесситы, бог знает как оказавшиеся к старости в Киеве. В хоспис он привез её на коляске, тщательно осмотрел все комнаты и выбрал ту, что светлее, но гораздо меньше других палат.

– Фира любит солнце. Вы знаете какое было солнце в Одессе? – Карасик задирал голову и смотрел на меня, щуря хитрые глаза. – Нет, вы не знаете, доктор. Потому что нет такого солнца в вашем Киеве.

– Шмуль, не забивай баки доктору, – вступала Фира, – она нас таки не возьмет сюда.

После этого следовала перебранка двух стариков, и вставить слово было практически невозможно.

Оглядевшись, Карасик объявил, что завтра они переезжают.

– В смысле, госпитализируетесь? – поправила я.

– Пе-ре-ез-жа-ем, доктор. Карасики теперь будут жить здесь, у вас.

Наутро перед глазами санитарки стоял Карасик в шляпе и галстуке, и Фира в инвалидной коляске, державшая на коленях канарейку в маленькой клетке.

– Это наша девочка, она не будет мешать.

Санитар из приемного молча нёс связку книг, коробку из под обуви чешской фирмы "Цебо", на которой было написано от руки "ФОТО", рулон туалетной бумаги и аккордеон.

– Мы насовсем. Вот и привезли всё, чтобы не ездить по сто раз.

– Послушайте, Карасик, насовсем не получится.

– А! Доктор, я не маленький мальчик. Отстаньте.

Так и переселились. Фира не выходила из комнаты. По вечерам мы слышали, как они подолгу разговаривали, смеялись или ругались между собой.

Карасик, в отличие от жены, выходил в город, и рвал на клумбах больницы цветы, которые потом дарил своей Фире, заливая ей про то, как купил их на рынке. Но цветы, понятное дело, были не такие, как в Одессе.

Общаясь с ними, я поняла, что Одесса – это такой недостижимый рай, в котором все лучше, чем где-либо на земле. Селедка, баклажанная икра, погода, цветы, женщины. И даже евреи. Евреи в Одессе – настоящие. Про Киев молчал.

Один раз, они спросили меня: "А Вы еврейка, доктор?". Получив отрицательный ответ, хором сказали: "Ах, как жалко! А ведь неплохая женщина".

Потихоньку от меня Карасик бегал по консультантам, убеждая взять Фиру на химиотерапию, плакал и скандалил там. А потом мне звонили и просили забрать Карасика обратно, так как он не давал спокойно работать.

Карасик возвращался, прятал глаза и говорил, что попал в другое отделение, перепутав этажи. Он регулярно перепутывал второй этаж с седьмым, потому что не верил, что Фира умирает. И очень хотел её спасти, принося разным врачам заключение от последнего осмотра.

А вечером Фира играла на аккордеоне, а Карасик пел что- то на идиш.

А потом Фира умерла. Карасик забрал свои немногочисленные вещи. Канарейка живет у меня в хосписе. А его я встречаю иногда, когда езжу в Святошино на вызов".

Я ее читаю, и это ее потрясающая интонация до войны. Она пишет о тяжелых вещах, но интонация очень легкая, довоенная. После войны все совершенно переменилось. Я с вашего позволения займу еще две минуты вашего времени, и прочту вам отрывок из ее интервью мне 2014 года. Такая у нее интонация стала после войны. Войну она ненавидела, и говорила всегда, что ее нужно прекращать любой ценой. Вот что она говорит о своей первой поездке в Донецк.

"Есть момент, о котором я никогда не говорила, и который меня абсолютно поразил. Война разделяла семьи. В семье не всегда один ребенок. У меня были семьи, где еще трое и пятеро детей, которые оставались у бабушки, пока мать ехала с ребенком в Москву в моем вагоне на лечение. Меня потрясло то, как они прощались. Когда дети, которых я увожу с одним из родителей, садились в автобус, они не плакали. У меня дети плакали, и даже орали, только в моменты, когда видели оружие. Прощаясь с родными, дети прикладывали ладошки к стеклам. А их отцы, бабушки, которые провожали, прижимали свои большие ладони к маленьким детским — только через стекло, с другой стороны. Они стояли, окружив грязный автобус, с прижатыми к стеклам руками, словно держали, не отпускали его. Эти люди знали, что, возможно, последний раз видят своих детей. И плакали — а я должна была не плакать одна. Автобус потом так и ехал — весь в следах ладоней на запыленных стеклах, словно в каких-то метках. Скажу честно, я многое видела в жизни и на этой войне, в том числе раненых детей, но страшнее этих "ладошек" не было ничего".

Светлана Сорокина: Кто хотел еще сказать слово? Пожалуйста, идите.

Ольга Журавская: Здравствуйте. Меня зовут Журавская Ольга, фонд "Галчонок". Во-первых, я бы хотела попросить сотрудников и волонтеров фонда встать на секунду. Это люди, которым мы тоже можем сказать "Спасибо", и которым Лиза говорила "Спасибо" постоянно. Нельзя про них забывать.

Потом, ребята, у нас сегодня день рождения, у нас снова не похороны. У нас день памяти, но у нас день рождения. Лиза была отчаянной, Лиза умела жечь. Мы с Лизой веселились так после трудного тяжелого дня, что на следующий день мы приходили на работу чуть попозже, ближе где-то к шести вечера, потому что парацетамола на всех в фонде не хватало. Понимаете? Нам было здорово вместе. Нам было хорошо вместе. Мы были не про отчаяние. Мы никогда не были про отчаяние. В Лизе не было ни капли отчаяния. В ней было все, но в ней не было отчаяния. Она знала секрет. Она знала, что в благотворительности и тяжело, и здорово. И ту часть, где здорово, нам бы хотелось немножечко тоже вспомнить. Мы же все проводили с Лизой много времени. Да, Оль? Помнишь, как у меня в "ЖЖ" был скандал, когда кто-то мне сказал: "Как же так? Вы ходите в стрип-клуб. А вы ведь работаете в благотворительности". И Лиза пришла, и своим авторитетом первым комментарием сказала: "Рыжик, следующий раз пойдешь в стрип-клуб, возьми меня с собой. Но только не танцевать. Я не сдюжу".

Лиза была чрезвычайно преданный человек. В своей преданности она не видела границ. Если она человека брала на абордаж один раз, если он становился ее человеком, он оставался ее человеком до конца. И это была двухсторонняя игра. Мы тоже останемся ее людьми до конца, и мы до конца будем отстаивать Лизины интересы, мы до конца будем отстаивать Лизину помощь людям без определенного места жительства, людям, на которых всем было плевать, действительно так, людям, для которых даже человеческого слова не было. Их никто кроме как "бомжи" иначе не называл. Это Лиза заставила нас всех посмотреть на них по-другому. Это Лиза организовала паллиативную помощь, которой она научилась в бездуховной Америке. Это Лиза придумала массу-массу того, чем пользуются все благотворительные фонды в России сейчас. Лиза была нашим связующим звеном. Когда умирала Вера Васильевна миллионщикова, именно Лизе она завещала не забыть рассказать людям про важность паллиативной системы, не забыть рассказать людям о том, что тем, кто умирает, все равно можно помочь.

Когда умирала Галя Чаликова, директор "Подари жизнь", она просила ее: "Лизочка, моих не бросай. Присмотри за моими". Мы все присматриваем за друг другом. А теперь и Лиза присматривает так как-то за нами. Но и мы как-то так за ней.

С Днем рождения, Лизочка! Глеб, с днем рождения Лизы нас!

Светлана Сорокина: Честно говоря, после этого выступления очень хочется, чтобы и музыкальное приношение было какое-то бодрое и веселое. Но я вам этого не обещаю. Не знаю.

— Еще два слова от волонтеров.

— Я просто хочу сказать, что Лиза была лапидарна, это было одно из ее главных качеств. И она могла в ответ на вопрос или предлагая решение проблемы одним или двумя словами предложить так, что сразу было понятно, куда идти и что делать. Поэтому, мне кажется, что и говорить о ней тоже нужно кратко. По крайней мере я постараюсь.

Многие из волонтеров и друзей, которые здесь сейчас находятся, им есть что сказать. Наверное, при этом лучше всех написала Оля Журавская и Ксения. Спасибо вам большое. Просто в ваших статьях Лиза живая.

Мне хочется сказать о главном, что было в Лизе кроме любви. Это все-таки уважение к людям. Слово "бомж", которое сегодня прозвучало многократно, оно все-таки ментовское слово, и Лиза всегда нас переводила. Она всегда говорила: "Бездомный, а не бомж". Это в ней крови любви, которую она источала и учила нас всех, кто мог научиться, самым главным было уважение к людям. Это то, чего остро не хватает сейчас в нашем обществе. Именно уважение к людям выражалось и в том, что она хоронила всех своих больных и подопечных, и в том, как она с ними общалась.

Хочу сказать, что кроме уважения, которое должно перейти и к государственным людям, и к нам всем, волонтерам и просто обыкновенным людям, которые живут на улице и проходят мимо таких трагедий, мне кажется, нам очень важно помнить о том, что без воплощения Лизиной мечты, без больницы для бедных, наша память к ней будет неполной и неправильной. Мы можем переименовывать больницы, пароходы, заводы, называть ее именем, но самое главное – это чтобы в нашей стране реализовалась мечта доктора Лизы – были построены больницы, куда может прийти любой человек без документов, без направления, без квоты, просто лечиться, с улицы, бездомный, беженец, наш человек, маленький, большой. Я просто хочу, чтобы у вас это застряло занозой. До тех пор, пока такие больницы не будут построены не только в Москве, но и по всей стране, и пока они не будут доступны всем, как Лиза писала в интервью, чтобы туда никогда не было очереди, наша память о Лизе будет неполной.

Светлана Сорокина: Спасибо. И последний кто-то сейчас скажет, кто хотел, и на этом уже поставим точку. Закончим первое отделение. У нас будет еще второе отделение.

— Когда 16 января провожали Лизу, я там оставалась до последнего, все хотела просто побыть одной. Уже смеркалось. Там еще приходили люди, молились, говорили, что "Она святая скоро будет", икона, изображение мироточит. Я думаю, что Лиза никогда не хотела, чтобы ее считали святой. Я незадолго до этого прочитала книгу "Несвятые святые". Наверное, ее тут многие читали. Она была именно такой – несвятой святой. И мне она еще напоминала не мать Терезу, как говорят, а тюремный доктор Гааз, XIX век. Такие, как она, по-моему, родятся раз в столетие. И она действительно неповторима, она уникальна.

И еще одно. Лиза такая маленькая и хрупкая вроде бы, но она любила осликов собирать. Я думаю, это потому что она сама чем-то напоминала ослика. Она маленькая и очень упрямая в делании добра. Это от нашего общества многодетных "Лось". Я все хотела передать ей лично, я последние месяцы все поздно приходила в фонд, не заставала.

Если вы видели фотографии с ее похорон, там на некоторых фотографиях рядом с ее портретом крошечный ослик. Это был последний переданный из нашего "Лося", потому что Лиза передавала сначала через меня, а потом уже на организованной основе, машины шли. Тот лось остался с ней в могиле. Я попросила Глеба Глебовича.

И еще, я хочу огромное спасибо сказать и вам, Глеб Глебович. Спасибо. Вы достойный муж достойной жены.

Светлана Сорокина: Сейчас вы опять услышите замечательную музыку. Это будет Сэмюэл Барбер "Адажио" и Шарль Гуно "Аве Мария". А после этого будет маленький фильм Ольги Дановой "Доктор Лиза", и небольшой перерыв для того, чтобы вы могли отдохнуть и немножко перекусить, потому что есть фуршет, и через 10 минут опять вернуться сюда в зал, потому что продолжение следует.

(Музыканты играют произведение Сэмюэла Барбера "Адажио".)

(Музыканты играют произведение Шарля Гуно "Аве Мария".)

(Фильм Ольги Дановой "Доктор Лиза".)

(Перерыв.)

— "Тебе поем" Виктор Калинников. И вторая песня "Как пойду я на быструю речку"

— Добрый вечер. Хочется сказать пару слов. Мы не были лично знакомы с Елизаветой Петровной, но хочется сказать, что на том злополучном рейсе было много наших коллег по хоровому цеху, по музыкальному кругу. Мы потеряли много близких, много друзей. Исполнение только что объявленных сочинений мы хотим посвятить их светлой памяти. Немного в другом порядке – мы начнем с русской народной песни "Как пойду я на быструю речку", потом прозвучит духовное сочинение Виктора Калинникова "Тебе поем".

(Исполнение песни "Как пойду я на быструю речку".)

(Исполнение духовного сочинения Виктора Калинникова "Тебе поем".)

— Хочу пригласить на сцену самую, наверное, юную участницу нашего вечера – Ольга Протопопова. Она исполнит для вас песню "Мама – первое слово". Партию фортепиано исполняет Елена Яковлева.

(Исполнение песни "Мама – первое слово".)

— Сейчас я хочу предоставить слово Наталье Авиловой, руководителю проектов международной общественной организации "Справедливая помощь", "Помощь детям Юго-Востока Украины" и "Помощь детям Сирии".

Наталья Авилова: Коллеги, немного волнуюсь. Первый раз выступаю. Я смотрю, в зале остались самые родные, близкие, волонтеры, немного подопечных, друзья нашей организации, поэтому будем общаться неформально. Мы с Елизаветой Петровной познакомились в 2009 году. Я тогда думала, что я очень опытный и сделавший карьеру человек. Мне не было еще и 30, я уже была советником спикера Совета Федерации. И однажды Сергей Михайлович Миронов меня спросил: "Ко мне придет Лиза. Будешь с нами чай пить?". Я говорю: "Лиза? Какая Лиза?" – "Доктор Лиза". Я говорю: "Не знаю, кто такая доктор Лиза". Он говорит: "Доктор Лиза – это наше все. Остаешься, пьем чай". Чай мы пили 15 минут, еще 5 минут я ее провожала до гардероба. Разбудила она меня на следующий день в полшестого, чтобы не соврать, и говорила, что какой-то бездомный не может попасть в больницу. И я, бесстыдно пользуясь служебным положением, уже в этот же день звонила каким-то чиновникам, устраивала бездомного в больницу. Вот такая была Лиза. И это была любовь с первого взгляда. И ни у кого из вас не возникнет вопросов, почему я ее полюбила. Я до сих пор не знаю, почему она полюбила меня. Может быть, совместное чувство юмора. Может быть, она почувствовала во мне что-то такое, чего я сама не чувствовала. Я тогда была зазвездившаяся, если честно, зазнавшаяся молодая засранка, и ничего во мне такого особенного не было. Но она что-то почувствовала. И я знаю, работая с Лизой с 2009 года, и будучи ее волонтером и помощником, а потом уже и сотрудником, что она умела чувствовать в людях что-то такое, что было нужно именно ей, потому что не секрет, что 90% работы тянула на себе она, и это было очень важно, какие люди ее окружают, какая с ней рядом работает команда. Поэтому она безошибочно включала нюх и узнавала в людях что-то такое родное, что помогало ей быть эффективнее.

Я за эти годы повидала очень много людей вокруг Лизы. И я вам не скажу, что это любовь с первого взгляда, у нас была похожа на сказку, и жили мы долго и счастливо. Мы с ней ругались, мы могли неделями не разговаривать. Например, в 2010 году после того, как мы реализовали эту кампанию по пожарам, пришло очень много волонтеров, очень много новых спонсоров. А я отвечала за спонсоров, за волонтеров. И мне казалось, я сделала такую гениальную работу. И я начала ей даже не советовать, знаете, это ошибки молодости, может быть, даже указывать в чем-то, что "Нет, мы должны стать большим масштабным фондом, переформатироваться, собрать кучу спонсоров и помогать всем на свете". И тут меня обдало холодом. Это был первый случай, когда после этого мы несколько недель с Елизаветой Петровной практически не разговаривали.

Так вот, о команде. Нас не так много, всего несколько сотрудников делают всю работу, очень много волонтеров нам помогают. И перед многими из сотрудников и перед многими из волонтеров я лично виновата, потому что одно дело быть членом команды – можно и поругаться друг с другом, и гадость сказать, да и интриги у нас случались, мы живой коллектив, это не секрет. Я искренне прошу прощения сегодня в день ее рождения перед всеми, кого я вольно или невольно обидела. Я могла сказать неосторожное слово, сделать неправильный вывод. Я еще раз искренне у вас у всех прошу прощения. Прошу меня простить, и прошу всех, кто хочет продолжить дело доктора Лизы, всех, кто верит в то, что мы можем вместе помогать ее подопечным, позвонить мне, позвонить в фонд, просто поверить мне на слово, что мы ни на кого не держим зла, и мы действительно искренне, не только я, просим прощения перед всеми, кого мы за эти годы могли обидеть. Давайте делать дело вместе, потому что Следственный комитет, как это ни странно, Игорь Федорович Комиссаров сказал золотые слова: "Она погибла, чтобы мы все стали лучше". Я точно стала лучше, и с ней вместе, и теперь тем более. Я очень вас прошу: нам нужна помощь, нам нужна поддержка. Пожалуйста, приходите к нам, звоните нам. У нас будет День открытых дверей скоро, мы будем все вас рады видеть. Давайте вместе продолжим дело доктора Лизы. И спасибо вам большое.

— На сцену приглашаются участники группы "Планеты N" Кирилл Яковлев и Дмитрий Доринов, которые исполнят для вас две композиции на стихи Ольги Липич "Первое из эпохи модерна" и "Блюз".

(Исполнение песни "Первое из эпохи модерна".)

(Исполнение песни "Блюз".)

— Музыка Микаэла Таривердиева, слова Виктора Орлова, исполняет Мария Крылова, партия фортепиано – Елена Яковлева.

(Исполнение музыкального произведения.)

— Сейчас Нато Лондаридзе споет для вас песню Александры Николаевны Пахмутовой "Нежность" (слова Николая Добронравова)

(Исполнение песни "Нежность".)

— Музыка и слова Егора Бортника, "Молитва". Исполняет Екатерина Бугаева.

(Исполнение песни "Молитва".)

— Петр Ильич Чайковский, слова Фета "Мой гений, мой ангел, мой друг". Исполняет Андрей Макаров, партия фортепиано – Елена Яковлева.

(Исполнение песни "Мой гений, мой ангел, мой друг".)

— Я хочу пригласить на сцену Юрия Самуиловича Беленького.

Юрий Беленький: Дорогие друзья, я не должен был сегодня по этой программе выходить на эту сцену. Но, как мне кажется, здесь не прозвучали некоторые слова, которые, мне кажется, было бы разумно сказать.

Во-первых, не надо спрашивать господа о том, почему Лизоньки с нами нет. Если бы господь мог так делать, то у нас была бы совсем другая планета и земля. Но надо хвалить господа за то, что Лизонька с нами была, что было такое чудо – Лиза. Что она чудно дала стольким людям спасение, любовь, меняла их, меняла их биографии, меняла их мировоззрение, ментальность. Это, мне кажется, именно и есть чудо господне. Это первое, что я хотел сказать.

Второе, что я хотел сказать – это то, что нет ничего удивительного в том, что сегодня мы здесь на этой сцене в этой библиотеке, в этом замечательном зале, во всей Москве здесь мы празднуем день рождения Лизоньки, потому что эта сцена и этот зал очень одухотворенные. Здесь когда-то молился отец Александр Мень в память об Андрее Дмитриевиче Сахарове, здесь когда-то потом вспоминали священники убиенного отца Александра Меня, потом отца Георгия Чистякова, потом мы здесь провожали Катюшу, директора этой библиотеки, потом мы, во всяком случае я это точно знаю, провожали мысленно Бориса Немцова, которому, как и Лизе, как и отцу Александру, тоже было 55 лет. Но сколько же эти титаны успели сделать! Скольким людям они успели подарить радость!

Катюша часто говорила здесь с этой сцены, что у господа других рук нет кроме наших. Они все были, и прежде всего Лизонька, руками господа. Ей было дано такое счастье и долг, как здесь правильно и много грили, и свободу быть спасателем. Она спасала. И, мне кажется, это самое главное.

Я их называю спасателями. Когда-то мы говорили здесь об этом. И еще я их называю, как мне недавно сказал один священник: "Ты понимаешь, они отстояли свою вахту, а теперь надо нам, вахтенным, стоять". Это мне немножко напоминает иногда по безнадёжности, а иногда с Надеждой, когда идут в бой люди, идет человек, солдат или офицер с флагом. Он знает, что будет убит. Но обязательно кто-то подхватит флаг, и люди идут защищать то, что они защищали, и то, что им заповедано было защитить.

Вот и все, что я хотел здесь сегодня сказать. И с праздником вас, потому что, на мой взгляд, это праздник. Лизонька с нами улетела, она не могла по-другому. Не будем дольше об этом. Спасибо вам.

— Петр Ильич Чайковский, слова Якова Полонского, "Ночь". Исполняет Егор Алтунин, партия фортепиано – Елена Яковлева.

(Исполнение песни "Ночь".)

— Завершает наш концерт лауреат международных конкурсов, солистка Пермского оперного Театра имени Петра Ильича Чайковского Анжелика Минасова. Она для вас сейчас исполнит два произведения – песни Валерия Гаврилина "Любовь останется" и "Воспоминания Лизы" из оперы Кирилла Молчанова "А зори здесь тихие".

Анжелика Минасова: Прежде чем я спою, я хотела бы сказать два слова. Я не была знакома, к сожалению, с доктором Лизой, но много слышала о ней, и присоединяюсь ко всем словам, которые сегодня были сказаны. Но я не могу сказать про своих друзей, которые были на борту этого самолета, а их было не два, не три, не пять человек, не 10. Их было очень много, и это были не знакомые, это были друзья. Я с ними также стояла, как сейчас, на одной сцене, делила хлеб, воду, соль, сидела за одним столом, росла. Мы вместе переживали радость и горе. Извините, тяжело говорить, но хочется сказать.

Просто когда происходят теракты в мире, когда люди болеют раком, умирают каждый день – может быть, это эгоизм, но столько в мире всего происходит каждый день, что ты стараешься глубоко в это не вникать, потому что это всегда очень больно. Я много лет не смотрю телевидение вообще. Но когда смерть касается, и ты чувствуешь ее дыхание, и погибают твои друзья – вот это страшно. И тогда приходит осознание, насколько все скоротечно, быстро бывает. Я надеюсь, что они сейчас там все вместе, и им хорошо. И я прошу каждого из вас помнить, потому что пока мы помним, они живут здесь. Спасибо.

(Исполнение песни "Любовь останется".)

(Исполнение песни "Воспоминания Лизы".)

Анжелика Минасова: На прощание. Одно стихотворение было Ахмадуллиной, которое я всегда читаю своим друзьям.

Я знаю, все будет: архивы, таблицы..

Жила-была Белла.. потом умерла..

И впрямь я жила! Я летела в Тбилиси,

где Гия и Шура встречали меня.

О, длилось бы вечно, что прежде бывало:

с небес упадал солнцепек проливной,

и не было в городе этом подвала,

где Гия и Шура не пили со мной.

Как свечи, мерцают родимые лица.

Я плачу, и влажен мой хлеб от вина.

Нас нет, но в крутых закоулках Тифлиса

мы встретимся: Гия, и Шура, и я.

Счастливица, знаю, что люди другие

в другие помянут меня времена.

Спасибо! – Да тщетно: как Шура и Гия,

никто никогда не полюбит меня.

— Дорогие друзья, наш вечер подошел к концу. Перед вами выступали участники нового международного проекта "Алатырь" русской православной музыки. Спасибо вам большое. До новых встреч. До свидания.