Зачем нужна русская литература? Какая книга более всего резонирует с сегодняшним днем? Кто герой нашего времени? Интернет-редакция ОТР попыталась узнать ответы на эти вопросы у журналиста и культуролога Юрия Сапрыкина, запустившего полгода назад проект «Полка» — образовательный ресурс, рассказывающий о книгах русского литературного канона.
— Достоевский написал «Бесов», где предугадал тоталитарную сторону октябрьской революции, Замятин написал «Мы» и предвосхитил появление номерной системы в сталинских лагерях. У вас есть ощущение, что русская литература творит русскую историю?
— У меня совершенно нет такого ощущения. В большинстве случаев, когда в «Бесах» Достоевского или в «Дне опричника» Сорокина нам видится некое пророчество, достаточно углубиться в историю вопроса, чтобы понять, что мы сталкиваемся с публицистической реакцией на события, происходящие вокруг писателя. В случае Сорокина — это травля, начатая в его отношении «Идущими вместе» и бросанием его книг в унитаз. В случае Достоевского — это убийство студента, совершенное революционером Сергеем Нечаевым. Я уверен, что и «Мы» оказались реакцией на быт и нравы первых лет советской власти.
У русской, как и у любой другой хорошей литературы, есть умение додумывать какие-то события до конца, есть острый ум, который дает писателям понимание того, чем происходящие события могут закончиться. Отсюда и эффект «пророчества». Никакого «дара Ванги» тут нет.
— «Полка» собрала 108 книг, которые, как считают эксперты, определяют русский литературный канон. Как вам кажется, из этого ряда произведений можно составить представление о некой матрице российской культуры или русского человека?
— Меня эти разговоры про матрицу и про культурный код немного пугают. Мне кажется, что сама постановка вопроса проистекает из стремления нынешнего времени мыслить русскую литературу как операционную систему, которая ограничивает наше поведение определенными программными алгоритмами.
Никаких скрижалей, на которых был бы записан код народной души, не существует. Это все очень текучие и пластичные вещи.
Если вам скажут (со знаком «+» или со знаком «-»), что русские вот такие и другими быть не могут, то просто посмотрите на Северную и Южную Корею и вы увидите, что существующие в культуре народа задатки могут развиваться в совершенно разных направлениях.
В тоже время в культуре есть характерные типы отношений к основам человеческого существования: к смерти, любви, свободе, деньгам. И достоинство русской литературы не в том, что Пушкин написал, как надо. Если к тебе докапывается какой-то хлыщ, а ты уже замужем, то ты, пожалуйста, «будь навек ему верна».
Пушкин не пытался написать программный код, он просто уловил тип отношения к жизни — принесение себя в жертву долгу или высшей ценности.
И действительно, женщины в русской истории часто рассматривали свою жизнь, как то, что должно быть отдано во имя счастья другого человека. Такое есть. И такое, что думает Пьер Безухов во французском плену, и такое, что думает Андрей Болконский при виде дуба. Это все мысли, которые посещают в определенных ситуациях большое количество говорящих по-русски людей. Улавливание повторяющегося через поколения отношения к жизни. Однако о предопределенности речи тут не идет.
Юрий Сапрыкин. ФОТО: Григорий Сысоев/РИА «Новости»
— Когда создавалась «Полка» ставили ли вы перед собой вопрос «А зачем современному человеку русская классическая литература? Что она может ему дать?». Не лучше и полезнее ли читать нон-фикшн, посты в фейсбуке и новости, чтобы идти в ногу со временем?
— Современный человек потому и современный, что он в состоянии решить, читать ему Facebook или Толстого. Мы исходили из собственных наблюдений, что у части этих современных людей есть тяга к русской литературе. Им кажется, что в ней содержатся ответы на важные вопросы жизни, которые от них, посредством школьного образования и традиции созерцания портретов писателей с вырванными из их произведений цитатами, скрыли. Эти люди снова открывают «Войну и мир» и заражены не историческим или литературоведческим интересом, а желанием познания себя. Они хотят узнать, как устроена жизнь, отношения в русском обществе и сам русский язык.
Мне кажется, что мы очень зависим от языка, которым мы владеем, а он в ответ владеет нами.
Русская литература дает тебе язык, с помощью которого ты можешь осознавать, что с тобой происходит. Она не про то, что Толстой хотел выразить в образе Платона Каратаева. Она про тебя и дает тебе возможность понять и пережить то, что происходит с людьми, миром и языком. Это даже не учебник жизни, а инструмент, который тебя на этот лад незаметно перестраивает.
— Какие из 108 книг «Полки» наиболее остро резонируют с сегодняшним временем? Я бы, например, назвал «Воскресение» Толстого, но его в списке нет.
Сложно сказать, потому что какой текст не возьми — находишь коллизию, которую легко переложить на сегодняшний день. Мы только что выпустили статью по поэме Пушкина «Цыганы» и при всей ее экзотичности можно сказать, что эта поэма, в общем-то, про дауншифтинг. Про то, как ты пытаешься из портящей тебя цивилизации вырваться в мир чистых страстей, природы и естественности. Конфликт, который переживает Алеко в отношениях с Земфирой — это тот же конфликт, который переживают многие наши знакомые и незнакомые, решившие сдать квартиру и уехать в Гоа. Думаю, про остальные книги можно сказать с той же степенью допущения.
Лично меня сегодня меня волнует другой важный сюжет. Это сюжет про то, как мы легко организовываемся в обвиняющие сообщества.
Как оказалось, в людях сильна страсть к объединению на почве борьбы с сиюминутным врагом. И почему-то книги из русского литературного канона, которая была бы буквально про это, я сейчас вспомнить не могу.
— Может быть, «Дом на набережной» Трифонова с его историей травли профессора Ганчука?
— «Дом на набережной» хороший референс, тем более интересный, что нам кажется, что все это про сталинские времена, что это все давно позади. Но отсылка эта не точная, потому что в книге есть носители зла, которые заставляют главного героя отречься от любимой девушки и семьи, которая его приютила. А здесь оно организовывается само. И это удивительно.
Зато фильмы про эти склонности есть. «Чучело», например, или «Плюмбум».
— Лидером голосования экспертов, выбравших книги для «Полки» стал роман Лермонтова «Герой нашего времени». Кого бы вы назвали героем нашего времени и почему?
— На языке вертится благотворительность и действительно в этой сфере есть люди, которые жизнь кладут на то, чтобы создать большие и сложно работающие механизмы, которые бы системным образом помогали больным, нуждающимся, умирающим и так далее.
— Митя Алешковский?
— Митя Алешковский, Нюта Федермессер, Любовь Аркус со своими коллегами.
— К разговору об объединении на почве осуждения. Оно сегодня часто начинается со сказанных кем-то слов. К примеру, мы видим, что за слова о «макарошках» и диете для пенсионеров уволили чиновницу в Саратове, затем за фразу «государство вам ничего не должно» временно отстраняли от должности чиновницу из Екатеринбурга. Есть ли у вас ощущение, что в России к словам сегодня относятся с большей бескомпромиссностью, чем к делам?
— Отношение к словам сегодня странное. Это хорошо видно в соцсетях, где общение зачастую идет поверх слов, а твоя позиция реконструируется поперек того, что ты говоришь или пишешь. В словах «государство вам ничего не должно» я ничего ужасного не вижу. Наверное, любой современный молодой человек живет, следуя этой позиции. Тем не менее девушка, произносящая эти слова, немедленно вписывается в матрицу, где для нее общественным сознанием заготовлена роль, исходя из которой эта фраза приобретает зловещий и бесчеловечный оттенок. И дальше начинается не дискуссия со словами и даже не обсуждение реального человека, а борьба с некой вымышленной фигурой, чей образ понятен и персонифицирует зло.
То есть, в массовом сознании есть любовница олигарха, которая вытирает ноги о простой народ, есть наглый и одуревший от власти редактор, который «насилует» своих сотрудниц, есть молодая и модная коза, которая считает, что всех стариков надо выселить за Можай. И дальше идет обсуждение и осуждение этих вымышленных фигур, а не реальных людей и их реальных слов. А слова в этой истории выполняют роль эмоционально триггера. Крючка, дергающего за веревочку, которая достраивает в твоем сознании образ врага.
— В последние годы в рунете появилось много образовательных проектов: «Арзамас», «Магистерия», «Полка». Чем вы объясняете их популярность? Всему виной недостаточное школьное образование?
— Первичная причина в том, что люди стали меньше читать книжек и больше читать с экрана или слушать с телефона. Поэтому знания, которые раньше передавались с помощью книг перекочевали в цифровую среду. Очевидно, что потребность такая есть.
Молодой человек 25-ти лет, интересующийся русской иконописью, не пойдет в библиотеку, хоть ты тресни. Навыка такого больше нет! И тут-то на помощь приходит «Арзамас» и все остальные.
Про недостатки образования все понятно. Суть таких проектов не в попытке его заменить, а продолжить его или вовлечь в какую-то новую и неизвестную для человека область, сформировать интерес. Оттого, что мы тут сидим и говорим «русский канон», «русский канон», какие-то вибрации от этого исходят и какие-то люди, наверное, вдруг задумываются, что это за канон такой и можно ли его применить к себе.
Я вчера был на церемонии вручения премии «Просветитель». Хорошо помню, как 15 лет назад главный редактор «Афиши» Илья Осколков-Ценципер привозил из разных стран популярный просветительский нон-фикшн. И мы все сидели и недоумевали, почему это не переводят, почему в России такого нет, что это за безумие? И вот, пожалуйста, прямо на наших глазах усилиями одного фонда «Династия», успешно признанного иностранным агентом и ликвидированного, этот жанр в России был создан. Вдруг из ничего появились переводы, авторы и книги про древних людей, про работу мозга и о том, как устроен язык архитектуры. Все эти книги и создают интерес вокруг темы. Если бы такой книги не было может быть ты и не узнал, что тебе интересно на каком языке разговаривает архитектура.
Церемония вручения премии "Просветитель"-2018. ФОТО: сайт премии "Просветитель"
Может ли стремление к знаниям, жажда просвещения стать национальной идеей России, о поисках которой много говорилось, начиная с 90-х годов?
Не знаю. Это как в известном анекдоте, про то, что у тебя уже все было. Мне кажется, что в начале 1960-х годов на волне успехов в космонавтике, ядерной энергетике и прочего это приблизительно и было национальной идеей — получение знаний и попытка с их помощью переделать мир. Может ли это сработать сейчас?
При всех сотнях тысяч подписчиков «Арзамаса» это не социальное и не коллективное действие. Это то, что мы делаем для себя, потому что это нам интересно. С помощью подобных проектов мы затыкаем какие-то дыры в своей эрудиции и ходим радостные оттого, что узнали что-то новое. Но что делать с этим знанием, мы себе не представляем. Вот мы сейчас посмотрим новый ролик «Арзамаса» «Что такое русская культура». Нам от этого станет хорошо. Однако какие-то формы социального действия, которые вытекают из данного знания, предстоит придумать следующему «Арзамасу» или следующему поколению. И тогда можно будет говорить о том, что идея овладела или не овладела массами.
Беседовал Алексей Сурин