Ангелина Грохольская: «Клянусь Аполлоном врачом, Асклепием, Гигиеей и Панакеей, всеми богами и богинями, беря их в свидетели, исполнять честно, соответственно моим силам и моему разумению следующую присягу и письменное обязательство». Так начинается клятва Гиппократа, которую дают выпускники медицинских вузов. И так мы назвали наш сегодняшний выпуск. Мы все знаем имена великих врачей: Сеченова, Пирогова, Боткина, Филатова. Но есть люди, вклад в медицину которых недооценён, хотя их открытия до сих пор спасают жизни. Об этом поговорим с нашим гостем. В нашей студии главный хранитель фондов Музейного отдела Троян-центра Сеченовского университета Арсений Черноморский. Арсений Владимирович, здравствуйте! Арсений Черноморский: Добрый день! Ангелина Грохольская: Вот с чего хочу начать. Не случайно клятва Гиппократа и первая заповедь клятвы Гиппократа звучит так: «Считать научившего меня врачебному искусству наравне с моими родителями. То есть почитать учителя моего». И уже упомянутый мной Сеченов, Боткин, Склифосовский. Ведь у них тоже были учителя. Вот скажите, пожалуйста, кто тот человек, благодаря которому мы знаем их имена сегодня? Кто их главный учитель? Арсений Черноморский: Да, как писал Сеченов, самый живой и вызывающий симпатии его учитель Фёдор Иванович Иноземцев, заведующий факультетской хирургической клиникой, на тот момент ещё медицинского факультета Императорского Московского университета. К сожалению, в каком-то таком информационном поле общественном он находится всегда в тени Николая Ивановича Пирогова, они, как Пушкин и Баратынский, я бы так сказал. Хотя Иноземцев, безусловно, был великим преподавателем и великим хирургом. В начале 1847 года Иноземцев проводит первую в России операцию с использованием эфирного наркоза. И уже после этого начинает практиковать его друг Николай Иванович Пирогов, хотя отношения у них были очень сложные, потому что как раз Пирогов должен был стать профессором, занять кафедру в 1835 году, но Иноземцев, так уж получилось, его опередил, не из-за какого-то злого умысла, конечно, просто Пирогов заболел по дороге, они вместе учились в Дерптском как раз университете, и Пирогов, я так понимаю, всю жизнь об этом помнил. Есть замечательное воспоминание Пирогова, где спустя 10 или 15 лет Иноземцев его навещает в Петербурге, а Пирогов стал работать в медико-хирургической академии в Петербурге, и жалуется на то, как тяжело ему возглавлять кафедру, как на него свалилось много работы, как он истощён. И Пирогов ему устно, конечно, выразил соболезнования, а сам подумал про себя: «Это тебе, шельма, за то, что ты тогда моё занял место». Ангелина Грохольская: То есть дружба дружбой, а всё-таки какая-то такая конкурентная борьба была. Арсений Черноморский: Да. И Иноземцев, кроме того, что он был таким новатором, он был действительно великим преподавателем. Кроме опять-таки имён, которые на слуху, Склифосовского, Сеченова, его учеником был и Басов, который после него возглавил кафедру, который тоже был на всю Европу известный на самом деле хирург, Александр Иванович Бабухин. Он в студенческие годы вёл очень весёлую жизнь и однажды целый месяц ему пришлось провести в клинике факультетской после очередного препровождения слишком уж весёлого. И Иноземцев к нему сел у кровати, поговорил с ним, и после этого разговора Бабухин взялся за ум и стал основоположником отечественной гистологии, великим учёным. Ангелина Грохольская: Потрясающе, потрясающе! Мы продолжим говорить, а сейчас перенесёмся в Сибирь. В 1719 году Пётр I отправляет немецкого ботаника Мессершмитта, который находился на русской службе, в Сибирь. Но не за провинности на каторгу, а в научную экспедицию для изыскания всяких раритетов и аптекарских вещей: трав, цветов, корений, семян и прочих принадлежащих статей и лекарственные составы. Пётр понимал, что цивилизованному миру можно многому научиться у сибирских знахарей. Местные традиции врачевания сложились тысячелетия назад. Экспедиция длилась несколько лет. Учёный вернулся в Санкт-Петербург с коллекцией уникальных растений и, самое главное, знаний. Наш корреспондент Мария Черешнева тоже отправилась в экспедицию и узнала, как это лечить по-сибирски. СЮЖЕТ Ангелина Грохольская: Мы продолжаем программу «Большая страна. Территория тайн». Сегодня говорим о забытых именах великих врачей. И в нашей студии гость Арсений Черноморский – главный хранитель фондов Музейного отдела Троян-центра Сеченовского университета. Арсений Владимирович, скажите, пожалуйста, а много экспонатов в вашем музее? Музей вообще большой? Арсений Черноморский: Вообще у нас на хранении около 80 тысяч единиц хранения, но экспозиция наша, как и у большинства музеев, составляет чуть более тысячи разных экспонатов, потому что у нас очень много есть о чём рассказать. Мы уже упоминали профессора Бабухина, который благодаря Иноземцеву, стал великим учёным. Он привёз несколько мумий из Египта во время своей экспедиции. У нас хранится и даже экспонируется голова одной из этих мумий. У нас хранится череп, который был привезён Иваном Фёдоровичем Крузенштерном после его кругосветного плавания в 1804 году с Маркизских островов, с острова Нуку-Хива. У нас есть специальная зона небольшая, которая посвящена двум замечательным нашим профессорам и учёным Сергею Сергеевичу Брюхоненко и Сергею Ионовичу Чичулину. Они оба выпускники. На тот момент ещё как раз перед революцией они окончили. Это ещё был медицинский факультет Московского университета. Брюхоненко окончил чуть раньше. Он окончил как раз в 14-м году, прошёл Первую мировую войну врачом. И после войны занялся наукой, в 20-м где-то году – изобретением «автожектора», как он его называл. То есть это аппарат искусственного кровообращения. А Сергей Ионович Чичулин, тоже великий физиолог, великий учёный, он организовал в 1933 году как раз у нас в тогда уже Первом Московском медицинском институте отдельный институт экспериментальной медицины, и вместе они работали над созданием вот этого аппарата. Честно говоря, у нас там вот такая небольшая зона в атмосфере как раз 20-х годов, и проецируется фильм, его можно найти в интернете всем желающим, 40-го года об их разработках. Но я вынужден предупредить, что даже текстовое описание их экспериментов не для слабонервных, эксперименты на собаках, потому что... Ангелина Грохольская: А они занимались экспериментами на собаках, да? Арсений Черноморский: Да. Ангелина Грохольская: Если не ошибаюсь, Чичулин же Павлова ученик? Арсений Черноморский: Совершенно верно, ученик Павлова, да. Вообще тема преемственности научной – это отдельный очень сложный разговор. Ангелина Грохольская: Если уж про преемственность, то Чичулина сыновья потом стали физиологами. Арсений Черноморский: Да, совершенно верно, тоже физиологами. Ангелина Грохольская: Но вернёмся к эксперименту. Арсений Черноморский: Да-да-да. Где-то в 20-х годах начинают они работу. Начал Брюханенко, потом к нему присоединился Чичулин. Им удалось сначала провести опыты с изолированными органами, потом с изолированной головой собаки отдельной. И уже к концу 30-х годов они успешно, вполне стабильно добились такого результата, что после 10, даже 15-минутной смерти удавалось при помощи автожектора заново запустить тело собаки, заставить его работать, и эти собаки потом вполне нормально жили, имели потомство, никаких процессов необратимых в их организмах не начиналось. И вот уже в конце 50-х удалось производить первые аппараты искусственного кровообращения уже для людей и производить операции. Недавно я узнал такую замечательную вещь. В конце лета к нам приходил научный сотрудник из Музея Булгакова. И он, увидев про Брюханенко, рассказал, что у них хранится переписка. И Сергей Сергеевич Брюханенко как раз в начале 20-х годов писал Булгакову, который тоже, конечно, связан с медициной очень сильно, предлагал ему написать какое-нибудь совместное произведение про их эксперименты на собаках. И Булгаков написал, но, насколько я понимаю, Брюхоненко, конечно, к этому относился, скорее, оптимистично, но у Булгакова это немножко другой окрас приобрело. И, по правде говоря, читая отчёты про их эксперименты, там мурашки встают действительно, так что неудивительно, что так Булгакову показалось тоже. Ангелина Грохольская: Поэтому, может быть, и хорошо, что Булгаков не взял Брюханенко в соавторы. Врачи должны лечить, писатели должны писать. А фармацевты – делать лекарства. Об аптечном деле и его развитии в России мы сейчас и расскажем. Марина Лазарева подробнее. СЮЖЕТ Ангелина Грохольская: Мы продолжаем программу «Большая страна. Территория тайн». Сегодня говорим о забытых именах великих врачей. В нашей студии Арсений Черноморский – главный хранитель фондов Музейного отдела Троян-центра Сеченовского университета. Арсений Владимирович, я хочу, чтобы мы сегодня вспомнили с вами ещё одного выдающегося врача – Владимира Васильевича Кованова. Он работал во время войны, делал сложнейшие операции. Арсений Черноморский: Да, Владимир Васильевич Кованов действительно великий врач, великий хирург. Учился он у, безусловно, великих. У Николая Ниловича Бурденко, который основоположник отечественной нейрохирургии. Он был главным хирургом Красной армии. А первым учителем Кованова был Алексей Иванович Абрикосов. Это великий отечественный патологоанатом. К сожалению, тоже несколько неизвестный. А во время войны Кованов сначала работал в тылу, он был в Казани, консультировал там эвакуационные госпитали. А потом, в 1942-м, он уже попросился перевестись в действующую армию и оказался на фронте. И удивительно то, что Кованов, вообще у нас в музее посвящена тоже ему отдельная, конечно, витрина, там хранятся его мемориальные вещи, можно посмотреть на его сапоги, они разной высоты, потому что в детстве он переболел полиомиелитом, одна нога у него была короче другой существенно. Он не был годен к военной службе. И, честно говоря, быть хирургом во время войны невыносимо тяжело, они проводили по 40, по 45 операций подряд, то есть сутками стояли на ногах. Но, обладая просто железной силой воли, Кованов в этой обуви дошёл до Берлина. Ещё с одной стороны я хотел рассказать о Кованове, что во время войны, поскольку он был хирургом, он ещё и очень был озабочен тем, чтобы его подопечные как можно быстрее восстанавливались. Вообще советская армия, советские врачи установили рекорд: во время войны более 72% раненых не просто выздоравливали, а вообще возвращались в строй. И Кованов изобрёл гемокостол. Это бычья кровь с небольшим количеством специй, иногда спирта, потому что кровь тяжело проглотить, она, честно говоря, противная. Но она обладает огромным количеством очень легко усвояемых белков, поэтому она помогала набору веса, скорейшему заживлению ран. И вот этот «коктейль Кованова», как говорили солдаты, поставил на ноги тоже огромное количество солдат советской армии. Ангелина Грохольская: То есть не просто делать операции, не просто лечить, а, по сути, ещё и делать открытия, заниматься наукой. Арсений Черноморский: Конечно, конечно. Думать глобально и, самое главное, заботиться о человеке. Ангелина Грохольская: Это удивительные люди, конечно. Спасибо вам огромное за эту беседу, было безумно интересно! И я очень надеюсь, что наши телезрители те имена, которые мы сегодня назвали, те истории, которые вы рассказали, обязательно запомнят. И, возможно, это станет поводом сходить в музей, а может быть, стать врачом. Арсений Черноморский: Будем надеяться.