Павел Давыдов: Толстые литературно-общественные журналы. В советские времена они имели особый вес и были очень популярны. Публикация в них дарила литераторам всесоюзную известность, а читателям давала свободу дыхания. Ведь где еще можно было прочитать любимых авторов и недоступных западных писателей? Эти издания сыграли огромную роль в развитии советской культуры. Речь идет в первую очередь о журналах «Новый мир» и «Иностранная литература». А еще были: «Наш современник», «Москва», «Октябрь», «Дружба народов», «Знамя», ленинградские «Звезда» и «Нева», молодежные «Юность» и «Аврора». В чем заключался феномен общественно-литературных журналов в СССР? Об этом мы поговорим с Юрием Поляковым – советским и российским писателем, поэтом, драматургом, киносценаристом и общественным деятелем. Юрий Михайлович, здравствуйте! Юрий Поляков: Здравствуйте! Павел Давыдов: Позвольте, сразу у вас уточню: а в чем же секрет феноменального успеха толстых литературных журналов во времена СССР? Юрий Поляков: Успех и секрет заключаются в том, что это феномен не только советской культуры. У нас журналы и альманахи появились еще в XVIII веке, и все культурное сообщество как раз развивалось в атмосфере этих журналов. А в XIX веке они стали просто, что называется, неотъемлемой частью любого культурного российского человека. И в этом смысле советская власть – она унаследовала, расширила, сделала это явление массовым. Так, если, скажем, для Некрасова тираж в пять – семь тысяч журналов – это большой тираж. Скажем, уже для советского периода тираж журнала «Юность» в три с половиной миллиона – это была норма. Вот такая история была. Павел Давыдов: В январе 2025 года исполнилось 100 лет со дня выхода культового журнала «Новый мир». И о нем мы расскажем в нашем эфире, но чуть позже. А у вас, Юрий Михайлович, хочу уточнить: для вас в какой момент этот журнал стал тем самым глотком свободы, я бы даже сказал, важным моментом свободного дыхания? Юрий Поляков: Это один из мифов советской эпохи, что вот именно журнал «Новый мир» был таким окном в свободную мысль и так далее. На самом деле у этого журнала были разные эпохи и разные редакторы. И, скажем, тот же «Мастер и Маргарита» появился не в журнале «Новый мир», а появился в журнале «Москва». Таким флагманом журнальным по возвращению литературы диссидентской, литературы, которая не печаталась, была как раз «Юность» – журнал, сориентированный на молодежь. Были такие, скажем, фантастику очень острую – тех же Стругацких печатал журнал «Знание – сила», и его было трудно достать, когда там печатались такие вещи. Так что «Новый мир» – это был, так сказать, один из журналов. И в нем тоже, конечно, выходили достойные вещи. Я впервые опубликовался в журнале «Новый мир, по-моему, в 1979 году, со стихами я вышел. Публикация в «Новом мире» – это была как канонизация. Потому что такие известные писатели, классики – они, конечно, старались печататься в «Новом мире». И я так мысленно себя на несколько ступенек в литературной иерархии поднял после этой публикации. Кстати, стихи назывались «Воспоминания о райкоме», и были они посвящены Павлу Гусеву, нынешнему редактору «Московского комсомольца», а тогда – первому секретарю Краснопресненского райкома комсомола. Павел Давыдов: Как интересно! А вы помните эти стихи? Юрий Поляков: Ну да. «Я был инструктором райкома, райкома ВЛКСМ. Я был в райкоме словно дома, знал всех и был известен всем...» И так далее. Но! Я вам хочу сказать, что настоящие ощущения – тебя узнают – я испытал, когда у меня вышла подборка стихов в «Юности», которую тогда редактировал Андрей Дементьев. Февраль 1978 года. Я как раз вернулся из армии. И они напечатали подборку моих стихов и мой портрет – в такой фуражечке, в парадной форме. И я вам хочу сказать, что интерес к журналам и к чтению, в том числе стихов, был такой, что меня после этой публикации на улице узнавали. Известность писателей начиналась с журналов. И, кстати говоря, то, что вот сейчас такой массовый феномен – они прекратили свое существование. Они, конечно, выходят, но мизерными тиражами: тысяча, полторы. Ну что это после миллионных тиражей? Это привело, в общем-то, и к тому, что у нас таких очень известных писателей практически не стало. Павел Давыдов: О причинах исчезновения толстых литературных журналов и отдельно о «Юности» мы поговорим чуть позже. А сейчас вместе с моей коллегой Олесей Алексеевой отправимся как раз в редакцию «Нового мира». В 100-летней истории журнала отчетливо вырисовывается три взлетных периода – три возраста «Нового мира». ТРИ ВОЗРАСТА «НОВОГО МИРА» Олеся Алексеева: «Новый мир» – такое название журнала в 1925 году звучало особенно прогрессивно. Именно тогда издательство «Известия» принимает решение создать ежемесячный толстый литературно-художественный и общественно-политический журнал. Советская мебель, стеллажи бумаг, стопы книг, кипы журналов, портреты великих писателей, настольная лампа и удобные кресла. Кажется, время здесь остановилось. Хотя именно в такой атмосфере, пожалуй, и могут создаваться великие произведения – те самые, которые остаются на века! Сложно себе представить толстый литературный журнал, расположившийся в современном офисе – с open space, планшетами, кофе-автоматами и робототехникой вокруг. Хотя и это уже модернизированная версия редакции, как уверяет ее главред Андрей Василевский. Андрей Василевский: Я-то помню, когда я пришел работать сюда молодым во второй половине 1970-х годов, здесь было несколько десятков человек, работало. И никак иначе и невозможно было его делать. Сегодня у нас в отделе прозы, допустим, один человек. В отделе поэзии – один человек. В отделе критики и публицистики – один человек. Там вот я есть, ответственный секретарь, несколько технических работников. Сейчас это все проще благодаря цифровым технологиям. Олеся Алексеева (за кадром): Андрей Витальевич Василевский окончил Литературный институт. Поэт. Сын советского писателя Виталия Василевского. В 20 лет пришел в редакцию «Нового мира» на подработку курьером. Его быстро повысили до заведующего библиотекой, а затем и вовсе сделали ответственным секретарем. Спустя 20 лет работы в «Новом мире» Андрей Василевский становится главным редактором журнала и возглавляет его по сей день. Андрей Василевский: Я тогда, конечно, не думал, что я задержусь тут на всю жизнь. А «Новый мир» – он никогда не закрывался. Он никогда не прерывал своего выхода. Его никогда не закрывали. Даже в годы войны он выходил, ну там, какими-то более тонкими выпусками, сдвоенными, с опозданием. Но, в общем, сам по себе регулярный выход журнала вот с 1925 года до сегодняшнего дня не прерывался. Олеся Алексеева (за кадром): В 100-летней истории журнала отчетливо вырисовываются три взлетных периода. Первый – это время его основания, когда главным редактором становится критик Вячеслав Полонский. Как оказалось, он был талантлив не только в литературе, но и в книжном менеджменте. Он быстро, с нуля повысил рейтинг журнала, привлекая в него самых популярных на тот период авторов. Буквально за несколько лет «Новый мир» становится самым авторитетным среди толстых литературных журналов Советской России. Андрей Василевский: И уже через 10 лет, когда первый юбилей десятилетний, и вот в журнале «Новый мир» печатаются всякие поздравления от самых разных писателей: Алексей Толстой, Шолохов и все-все-все. И Горький, и Пастернак – все поздравляют. И они все говорят, что «Новый мир» – это главный журнал советской литературы. Через него проходит столбовая дорога советской литературы. Олеся Алексеева (за кадром): После войны главным редактором журнала «Новый мир» становится известный писатель Константин Симонов, а в 1950-м – не менее известный Александр Трифонович Твардовский. Он возглавляет этот журнал в сложное для государства и всего народа время: шел нелегкий процесс восстановления разрушенного войной хозяйства. На идеологическом фронте тоже было неспокойно. Твардовский, всей душой болевший за свою страну, тяжело переживал и остро критиковал царившие в ней бесправие и беззаконие. В «Новом мире» он охотно публикует статьи на эти темы, авторами которых были талантливые публицисты: Владимир Померанцев, Михаил Лившиц, Федор Абрамов, Марк Щеглов. Твардовский издает и свою собственную поэму «Василий Теркин на том свете», в которой в иносказательной форме критикует советскую бюрократическую систему. Результатом всего этого явилось решение Секретариата ЦК КПСС об освобождении Александра Твардовского от занимаемой должности. Андрей Василевский: Второй взлет – это шестидесятые годы – это второе редакторство Твардовского. Поскольку Твардовский, как известно, как и Константин Симонов – они по два раза были главными редакторами журнала «Новый мир». Но наиболее славной объявляется именно второй приход Александра Твардовского. Это шестидесятые годы. Олеся Алексеева (за кадром): По возвращении Твардовского в «Новый мир» журнал вновь становится центром притяжения для писателей, стремившихся к честному и правдивому отображению действительности. Александр Трифонович продолжает нести свою гражданскую позицию в массы: борьба с цензурой, публикация произведений остросоциальной направленности. При Твардовском «Новый мир» пережил настоящий «золотой век». Журнал стал практически единственным островком свободы в тогдашней красной империи. Почти каждый номер становится тихой, а чаще – громкой сенсацией. Тираж постоянно рос, порой на 30% в год. «Новый мир» напечатал биографию опального Пастернака «Люди и положения», опубликовал фрагменты православной книги Ивана Шмелева «Лето господне», статью Ефима Дороша о святом Сергии Радонежском и публикацию самого Твардовского о великом белоэмигранте и Нобелевском лауреате Иване Бунине, стихотворные циклы Цветаевой и Ахматовой. Но, пожалуй, самая яркая глава в истории журнала связана с публикацией романа «Один день Ивана Денисовича» никому тогда еще неизвестного Александра Солженицына. В литературный обиход вошел одобрительный термин «новомирская проза», то есть произведения остросоциальные и художественно-значимые. При Твардовском публикация в журнале «Новый мир» означала признание и новый поворот в творческой судьбе автора. Твардовский как главный редактор всегда мужественно отстаивал право журнала на публикацию каждого по-настоящему талантливого произведения. Он был удостоен многих высоких наград и званий. Но, несмотря на все регалии, Александру Трифоновичу приходилось испытывать на себе давление консервативных сил. Журнал постоянно ругали за «очернительство», «искажение истории», «критику колхозного строя». Твардовского перестали избирать в государственные и партийные органы. В 1970 году его вновь смещают с поста главного редактора «Нового мира». Андрей Василевский: Ну а третий взлет – это когда началась перестройка и в 1986 году главным редактором стал впервые беспартийный, не коммунист – беспартийный писатель Сергей Павлович Залыгин. Начались цензурные послабления. Потом они были все больше. Потом она вообще фактически исчезла. А потом она и юридически исчезла. Олеся Алексеева (за кадром): Время перестройки – это расцвет для литературно-художественных журналов. Издаются ранее запрещенные произведения – одни давно лежали в архивах редакций и ждали своего часа, другие были изданы за рубежом. На страницах «Нового мира» выходят «Доктор Живаго» Пастернака, «Котлован» Платонова, первые после эмиграции произведения Иосифа Бродского. Но особенно рейтинг журнала поднимает все тот же Александр Солженицын: «Архипелаг ГУЛАГ», «В круге первом», «Раковый корпус». Конец восьмидесятых стал самым высоким периодом по уровню тиражирования журнала за весь период его существования. Андрей Василевский: Это вообще взлет тиражей и всей бумажной периодики в стране, в том числе и литературных журналов, которые достигли каких-то ненормальных даже тиражей там в миллион – полтора миллиона. Некоторые два миллиона. То есть, в общем-то, для серьезного литературного журнала это не вполне нормально. Но это была такая историческая минута. Это все вполне объяснимо. Потом начались девяностые годы, и это все закончилось. Олеся Алексеева (за кадром): С девяностых заканчиваются миллионные тиражи журнала, но не его славная история и тем более не издания великих произведений. Сергей Есенин, Осип Мандельштам, Алексей Толстой, Максим Горький, Михаил Шолохов – все эти имена продолжают историю «Нового мира». Сегодня здесь издаются современные авторы. Среди них «Желтая стрела» Виктора Пелевина, «Время ночь» Людмилы Петрушевской, пьесы и романы Дмитрия Данилова, стихи Алексея Алехина, Елены Шварц и многое другое. Популярность литературного журнала среди авторов действительно не ослабевает. Ольга Ильинична Новикова, редактор отдела прозы, признается, что каждый день получает массу рукописей от начинающих и уже зарекомендовавших себя литераторов. В год ей приходится прочесть около тысячи произведений. Сегодня, в век технологий и Интернета, потребность в периодике значительно снизилась. Любой желающий может выложить свое произведение в сеть. Однако многие современные авторы по-прежнему отправляют свои рукописи в толстые литературные журналы, чтоб получить по-настоящему экспертную оценку. Именно поэтому в «Новом мире» пусть и небольшой штат сотрудников, но очень ценный. Все редакторы, как бы мы сейчас сказали, работают по «старой школе», но, несмотря на это, открыты всему новому и прогрессивному. Олеся Алексеева: У меня есть тайная мечта – написать книгу. Я теперь знаю, куда мне обращаться. Тем более, что мы с вами почти подружились. Ольга Новикова: Да, да! И тем более, что раньше, до ковида, мы принимали у начинающих авторов только на бумаге произведения. Но после ковида, когда все было закрыто, мы теперь принимаем и в электронном виде. Да. Олеся Алексеева: Ну, «Новый мир» идет в ногу со временем. Ольга Новикова: В ногу со временем. Абсолютно! Павел Давыдов: Вы смотрите программу «Большая страна: Территория тайн. Тема этого выпуска: «Свобода дыхания». Вместе с российским и советским писателем Юрием Поляковым говорим о толстых литературно-общественных журналах. Юрий Михайлович, как вы видели в материале Олеси Алексеевой, издание «Новый мир» существует и сегодня. Но! Журнал скорее, конечно, выживает. Вот на ваш взгляд, почему так происходит и есть ли адекватная замена толстым литературным изданиям сегодня? Юрий Поляков: Вот как культурному феномену, конечно, замены нет. Потому что это неотъемлемая часть нашей культуры, как Третьяковская галерея, как Кремль и так далее. Тут как бы двойная проблема. Журналы – они были таким способом оперативно и массово доносить до читателей новинки. Сейчас эту функцию выполняет Интернет. И, конечно, с Интернетом трудно состязаться, в том числе по экономическим показателям. Это как бы объективная причина упадка интересов. Вторая причина заключается в том, что (я, может быть, кого-то сейчас обижу, но я все-таки это скажу), в том, что советские журналы, как правило, возглавляли действительно крупные фигуры. Это и Твардовский, это и Дементьев, это Наровчатов, это Бакланов, это Ананьев. И так далее. Софронов – «Огонек». К ним можно относиться по-разному, но это все были крупные фигуры и личности. И они журнал поднимали до своего уровня. Сейчас, извините меня, журналы возглавляют, скажу мягко, некрупные фигуры. И плюс, вот какой еще момент: журналы современные, они совершенно перестали учитывать вкусы и интересы читателей. Это происходит такое самообслуживание той небольшой группы писателей, которые, как правило, по чисто таким товарищеским принципам сплотились вокруг журнала. Ну, немножечко какие-то идейно-эстетические близкие вещи. И вот они радуют себя этими публикациями, тиражом там в тысячу экземпляров. А о том, что читателю может быть неинтересно, это мимо – они даже не задумываются. Павел Давыдов: Юрий Михайлович, то есть, если мы говорим, в чем основные причины, что толстые литературные журналы – это уже наше прошлое, самый главный фактор – они не идут в ногу со временем? Правильно я понимаю? Юрий Поляков: Как вам сказать? Ну, в общем, да. Они перестали быть своего рода индикатором читательского интереса. Я же помню вот эти редколлегии в том же журнале «Юность». Все время анализировали: интересно ли это читателю? В связи с этим искали новые имена. Ведь когда я принес в 1981 году повесть «ЧП районного масштаба» в «Юность», я был автор, никому неизвестен. Но там сразу поняли, что это интересно, это то, чего ждут. И они бились четыре года за то, чтобы Дементьев бился и напечатал. И я проснулся, как он мне и предсказывал, знаменитым на следующий день. Потому что это было интересно. Это то, что волновало. Сейчас, к сожалению, об этом не задумываются. Павел Давыдов: Юрий Михайлович, а вам не кажется, что вытеснение толстых литературных журналов Интернетом – это все-таки абсолютно неадекватная замена? Ведь когда-то в том же «Новом мире», да и в других изданиях публиковались лучшие литературные произведения – они были образцами русского языка: формы, идеи и так далее. Юрий Поляков: Ведь в Интернете тоже есть журналы. Они так и называются – интернет-журналы. Есть журнальные залы, где ты можешь прочитать не в бумажной версии, а в электронной версии. Но вы абсолютно правы: во всех журналах работали серьезные писатели и редакторы. Ну, например, завотделом поэзии в журнале «Наш Современник» был великий русский поэт XX века Юрий Кузнецов. На минуточку! Вот. И таких примеров я могу привести немало. Там существовала система рецензирования, отбора, поиска авторов. Работа с автором! Когда, скажем, видят, что человек талантливый, но еще не может окончательно довести вещь, – ему помогали, так сказать. Он еще проходил «школу молодого писателя», готовя к публикации свою вещь. То есть потом это обсуждалось на редколлегии. Мнения делились. Например, вот я помню, когда моя последняя повесть в «Юности» выходила – «Парижская любовь Кости Гуманкова». Часть редколлегии сказала: «Да нет, это неинтересно. Там 1991 год, страна там на пороге свершения, а он там про какую-то ностальгию по советской эпохе пишет». Но Дементьев настоял, и сейчас эта повесть у меня уже выдержала 35 изданий, понимаете? Павел Давыдов: Обалдеть. Да. Юрий Поляков: Поэтому там шла борьба мнений, вкусов. Направлений, если хотите. То это все рождало такой серьезный контент. Павел Давыдов: Юрий Михайлович, очень важный момент. Скажите, опубликоваться в сегодняшних «толстяках» по-прежнему престижно? Журналы остаются по сей день некой точкой входа в серьезную литературу? Или это тоже ушло в прошлое? Юрий Поляков: К сожалению, это ушло в прошлое. Во времена моей литературной молодости словосочетание автор «Юности», автор «Нового мира», автор «Невы», автор «Авроры» – так говорили, «Знак качества» – писатель определенного уровня. Сейчас это ничего не значит. Это может значить, что ты просто недавно удачно выпил с главным редактором и заплатил, так сказать, за стол. И в результате там вышел твой роман, который прочесть можно только по приговору районного суда. Павел Давыдов: Грустно! Но мы продолжим эту беседу и, естественно, поговорим о том, что ждет в будущем толстые литературные журналы и вообще, есть ли у них это будущее. А сейчас посетим Новосибирск, где до сих пор издается старейший журнал «Сибирские огни». В его первом номере были опубликованы вот такие цели и задачи. Я процитирую: «Не стесняя себя узкими догмами, журнал будет принимать все, что художественно воспроизводит эпоху социальной революции и ее своеобразное отражение в Сибири, что «созвучно» эпохе». Конец цитаты. Судьба журнала и правда была неразрывно связана с историей страны: в годы войны в нем выходят фронтовые очерки, времена «оттепели» открывают молодых авторов, ставших впоследствии знаменитыми. В 1970-е, 1980-е на страницах много научной фантастики. В девяностые журнал закрывается, чтобы через несколько лет возродиться снова. О свете «Сибирских огней» Мария Черешнева. СВЕТ «СИБИРСКИХ ОГНЕЙ» Мария Черешнева (за кадром): Когда весной 1922 года вышел в печать первый номер журнала «Сибирские огни», его основатели даже не подозревали, что начинают историю, которая растянется более чем на сто лет. Проект был смелым, амбициозным, в чем-то даже безумным. В стране неразбериха, Гражданская война, и людям, кажется, совсем не до художественного слова. Однако за первым выпуском последует второй, десятый, сотый. Дмитрий Рябов: Журнал «Сибирские огни» вообще такая... Это невозможно назвать организацией, чем-то еще. Это скорее такой живой организм. Потому что очень много судеб связано с его судьбой. Это такая, живая такая штука. И у него, как у любого живого организма, есть свои взлеты, свои падения. Мария Черешнева (за кадром): Сегодня редакция «Сибирских огней» обитает в уютном особняке в тихом центре Новосибирска и продолжает ту работу, которую более века назад начала первая редколлегия – стабильно раз в месяц журнал выходит в печать. Михаил Хлебников: У нас всего лишь 12 авторских листов – это полмиллиона знаков. Это две с половиной «Капитанских дочки» Пушкина. То есть для читателя важен отбор. Он знает, что ему подсунули не просто случайно скомпонованный текст. Журнал, каждый номер – это свое лицо. Каждый номер – это своя архитектура. Каждый номер – это своя какая-то внутренняя идея. Мария Черешнева (за кадром): История становления в России литературных журналов уходит корнями еще в пушкинские времена. В начале XIX века признанные литераторы делились на некие закрытые сообщества – кружки. С одной стороны, это давало ощущение элитарности, с другой – не было охвата. Альманахи выходили и находили своих читателей. Но подписка – совсем другое дело. Антон Метельков: Журнал выходит по подписке. То есть подписчик, который доверяет журналу, выписывает его на следующий год. И у журнала уже в начале годе есть некий стартовый капитал на год. Ну, как бы он в профите в каком-то находится, и он может себе позволить некие риски, которые не может позволить себе издательство. То есть издательство никогда не опубликует никому неизвестного автора. Ну, почти никогда. В 95% случаев. Потому что это большой риск. И это серьезные деньги – на них можно влететь. Мария Черешнева (за кадром): Первый сибирский литературный журнал выходит в Тобольске – «Иртыш, превращающийся в Иппокрену», так он назывался. Сложно назвать периодическим изданием: выходил от раза к разу. Кроме того, в дореволюционной России был дефицит как самих авторов, так и полиграфических возможностей. Геннадий Прашкевич: Сибирский регион – он же огромный! Сюда входит и Алтай. Тогда это называлось ... Это огромный край. Сюда входила и Восточная Сибирь. Ну что я буду распространяться на географические темы. И народу тут было очень много. Причем, знаете, есть же пласт совершенно ясный для всех. То есть, так сказать, писатели, которые сами пробиваются и которым помогают. И есть же закрытый пласт. Что это означает? Это означает, что в Сибири всегда было очень много ссыльных. Мария Черешнева (за кадром): Вообще в 1920-е годы возникает достаточно много литературных журналов. В Чите это «Печаль полей», в Якутске – «Огни Севера». А еще «Красные зори», «Пролетарские зори», «Таежные зори». Однако судьбы этих изданий по разным причинам не сложились. Зато «Сибирские огни», можно сказать, «выстрелили» и стали вторым советским литературным журналом. Годом ранее в Москве начали издавать «Красную новь». Если пролистать подшивку «Сибирских огней» за 100 лет, в ней легко прочитается история советской, затем перестроечной и, наконец, современной Сибири. Так, очевидно, отражалась социальная и политическая жизнь страны в литературе. Вот и в том самом первом номере стихи и рассказы о дремучей сибирской природе соседствуют со статьями о важности революции – очевидный реверанс новой власти. Но, справедливости ради, подружиться с ней у первых редакторов не получится. Всех на этом снимке ожидает одна участь – расстрел. В середине 1930-х сибирские писатели публикуют резолюцию, в которой поддерживают идею «бить троцкистскую гадину» и публикуют частушки о счастливой колхозной жизни. Дмитрий Рябов: Судя по текстам, это частушки не совсем колхозов. Не совсем то есть колхозники писали. Это писали, скорее всего, какие-то сибирские поэты, которым поступило такое задание. Потому что, ну видно по стилю. И в конце, как мне кажется, такая частушка, которая нам эти сибирские поэты передали как привет из прошлого в будущее, отражающая их усталость от этой работы. «Александр Сергеич Пушкин, зачем с нами не живешь? Сочинял бы ты частушки, Их бы пела молодежь». Мария Черешнева (за кадром): Однако журнал не становится только лишь голосом советской пропаганды. Редакторы стараются оставлять в номерах как можно больше сибирского: активно публикуют легенды, сказки и эпосы коренных народов. Верстают выпуски так, чтобы жанры чередовались, а авторов подыскивают интересных, но благонадежных. Геннадий Прашкевич: И тут возникают эти ножницы. Редактору гораздо спокойнее работать с человеком, который его не подведет, который не попадет ни под какие, так сказать, удары цензуры или каких-то властей. А с другой стороны, хочется интересного материала, чтобы это звучало очень здорово. И тут начинается... Почему я сказал, что журнал очень во многом зависит от главного редактора? Мария Черешнева (за кадром): Благо недостатка в хороших авторах в Сибири не было. Антон Метельков: Всегда была ревность, конечно, к журналу «Сибирские огни» со стороны других журналов, что «Сибирские огни» себе стягивают все какие-то силы. Представляют лицо Сибири на Всероссийском, Всесоюзном масштабе. И поэтому всегда были какие-то такие «терки» между Новосибирском и Красноярском. В частности, если мы посмотрим архив журнала в .., то там это прослеживается. Мария Черешнева (за кадром): Но вот новая трудность: с началом Великой Отечественной войны выпуск журнала приходится остановить – слишком большие материальные сложности, и людям не до чтения. Но в 1943 году журнал все же выходит снова: с повестями, стихами и рассказами воинов-сибиряков. Владимир Берязев: Уже в эпоху Великой Отечественной войны, ну, скажем, даже незадолго до ее начала, там акценты были перенесены на патриотизм, на спасение Отечества. И тоже там было очень много публицистики и такой жесткой стихотворной поэтики. Больших имен, больших достижений. На этой ниве у нас здесь, в ... ... не было достигнуто. Но свою работу они сделали. Мария Черешнева (за кадром): В послевоенные годы наступает расцвет периодических литературных изданий. В эпоху «оттепели» «Сибирские огни» едва успевают увеличивать тираж, а на их страницах появляются новые имена, которые вскоре будет знать весь Советский Союз: Валентин Распутин «Деньги для Марии», Виктор Астафьев «Кража». А вот 20 января 1971 года в «Сибирских огнях» опубликован роман «Я пришел дать вам волю» Василия Шукшина. Выполнена одна из главных задач журнала – его страницы работают как стартовая площадка. Геннадий Прашкевич: Люди, особенно которые редко печатаются, для них очень важно оказаться где-то. Потому что печатный текст, он по-иному воспринимается. Его кто-то другой может прочитать и оценить. Мария Черешнева (за кадром): На рубеже 1980-х и 1990-х, когда вокруг полнейшая неразбериха, редакторы поначалу даже радуются: стало можно печатать тех, кто прежде был запрещен. Того же Булгакова. Но у свободы оказывается слишком высокая цена: все переходит на частные рельсы. Господдержки у журнала больше нет. Прежним постоянным читателям пока не до литературы. Институт подписки разрушен. Геннадий Прашкевич: В 1990-х, в начале 1990-х рухнуло все, на чем как бы стояло вот многое. И очень болезненный удар пришелся именно по литературе и по журналам, которые закрывались один за другим. И «Сибирские огни», чтобы им выжить, они выходили там один номер в год, иногда два номера. Мария Черешнева (за кадром): «Сибирские огни» тоже пытаются лавировать в условиях частного бизнеса. На соседних страницах выходят местных поэтов и фрагменты романа Яна Флеминга о Джеймсе Бонде. Утеряна главная задача журнала – прививать и сохранять хороший вкус. Владимир Берязев: На мой взгляд, функция журнала в сегодняшнем виде – все-таки уже получается в марте будет 103 года – она должна быть, конечно, скорее всего, так сказать, воспитательная, я бы так выразился. То есть на базе журнала надо, значит, выращивать грамотные, профессиональные прежде всего, кадры мастеров литературы. А для этого журнал должен, так сказать, быть каким-то таким, так сказать, условно говоря, филиалом Литературного института. Мария Черешнева (за кадром): Но вопреки обстоятельствам, журнал удалось сохранить. Безусловно, он многократно менялся за годы существования, и нынешняя редакция едва ли похожа на самую первую. Если еще 10–15 лет назад редакторам приходилось иметь дело с настоящими бумажными рукописями, то теперь переписка с авторами происходит по электронной почте. Но сама суть работы осталась прежней. Михаил Хлебников: Для автора очень полезно немножко от своей рукописи отстраниться. А для этого им нужна та самая трагическая и мрачная фигура редактора, который делает с его текстом то, что вызывает чувство внутреннего возмущения, оскорбленного авторского чувства и легкой ненависти. Но в итоге все проходит, и читатель получает свой текст в другом виде. Мария Черешнева (за кадром): Подшивки за сто с лишним лет хранятся в редакции и во многих библиотеках Новосибирска и Новосибирской области. Но, кроме того, все выпуски «Сибирских огней» есть в открытом доступе. Новосибирская областная научная библиотека проделала гигантскую работу: каждый номер оцифрован. Онлайн можно увидеть не только имена авторов и текст, но и шрифт, и качество бумаги, на котором он когда-то был напечатан. Новые номера тоже можно найти на сайте журнала. Любопытна и статистика просмотров: вот данные только за один день – за сибирским слогом заходили читатели из Франции, Великобритании, США, Японии и даже Албании. Павел Давыдов: В эфире программа «Большая страна: Территория тайн». Тема этого выпуска: «Свобода дыхания». В советские времена была такая форма изданий, как толстые литературно-общественный журналы. Сегодня о них говорим с советским и российским писателем, поэтом, драматургом, киносценаристом и общественным деятелем Юрием Поляковым. Юрий Михайлович, молодежный журнал «Юность» открыл вас как автора широкой публике, опубликовав ваши повести. А вот насколько сложно в 1985 году было попасть в это издание? Вы уже сказали, что четыре года ждали публикации. Юрий Поляков: Попасть туда было очень просто. Доезжаешь до станции «Маяковская». Выходишь. Павел Давыдов: И далее пешком. Это понятно. Юрий Поляков: Там главное было не перепутать дверь со входом в ресторан «София», потому что они были рядом. Поднимаешься на второй этаж и оказываешься в журнале «Юность», где никаких, так сказать, милиционеров не было, никаких этих пропускающих. Заходишь. Стучишься в дверь отдела поэзии или прозы и говоришь, что: «Вот я принес вам рукопись». А человек говорит: «Давайте! Вот сейчас зарегистрируем, и все». И через какое-то время ты получал, так сказать, отклик. Или тебе говорили: «Спасибо за внимание, но, к сожалению, редакционный портфель полон». Или тебе говорили: «Вы знаете, вызвало интерес, но давайте вот мы поработаем. Присылайте еще». И так далее, и так далее. И начинался вот процесс, который постепенно приводил к тому, что на страницах журнала выходили вот твои стихи или проза. Иногда это занимало несколько месяцев. Но это редко. Год, два, три. У некоторых десять лет занимало. Тем не менее, если тобой заинтересовались, рано или поздно ты выходил. Моя повесть, «ЧП районного масштаба», как и «Сто дней до приказа...», они так долго лежали в редакционном портфеле не потому, что их не хотели печатать. Но цензура сняла. И «Сто дней до приказа...» вообще семь лет ждало своего часа. Но дождался-таки, в 1987 году. Да, и еще была вот эта проблема прохождения через цензуру, и некоторые вещи притормаживались. Вот, как, скажем, «ЧП районного масштаба». Потом менялась ситуация, какие-то политические веяния. Вещь, так сказать, выходила. Павел Давыдов: И был еще такой журнал – «Сельская молодежь». Когда-то его буквально вырывали друг у друга из рук. Ведь в издании печатали Рэя Брэдбери и других западных авторов. А сегодня, мне кажется, журнал с таким названием никто и не купит. А какие еще интересные факты, связанные с молодежными журналами, можно было бы вспомнить? Юрий Поляков: Кстати, журнал «Сельская молодежь» был одним из передовых журналов, который действительно трудно было достать. И таким он стал, когда туда пришел из ЦК комсомола Олег Попцов – прозаик поколения «сорокалетних» так называемого. Он его сделал таким. И у меня был такой эпизод где-то году в 1982-м, в 1983-м. А я вел литературную студию там, на Каширке. И вдруг меня вызывают в райком комсомола к секретарю и говорят: «Юрий Михайлович, вот как же так? Вот вы ведете студию. А на вас вот письмо поступило, что вы там пропагандируете, понимаете ли, запрещенных поэтов – белогвардейскую поэзию, эмигрантов. И так далее, и так далее». Я говорю: «Кого я?..» Он говорит: «Ну вот, например, Ходасевича». Я говорю: «Какой же он запрещенный, если в прошлом месяце в «Сельской молодежи» (а это журнал ЦК ВЛКСМ был) целый разворот Ходасевича напечатали?» Он говорит: «Что вы говорите? Ну так это меняет дело! Садитесь. Попьем чайку, поговорим о творческой молодежи». Так что полезно было читать. Павел Давыдов: Да, интересная история. Юрий Михайлович, вы были главным редактором «Литературной газеты», сотрудничали со многими изданиями, вели популярные программы на телевидении. А вот если обернуться назад, то где вам, как автору, как руководителю дышалось свободнее? Юрий Поляков: Когда я был главным редактором «Литературной газеты» 16 лет. У меня был опыт, кстати, главного редактора еще и при советской власти. Я возглавлял такую газету, она называлась «Московский литератор». Там меня частенько таскали к большому начальству, например, за акростих «Сталин в сердце» Феликса Чуева. Ну, в общем, как-то удавалось убедить начальство, что почему бы поэту не иметь в сердце Сталина, если ему так хочется. Но проблемы возникали и уже вот в постсоветский период, в той же «Литературной газете». Однажды под нож пустили весь номер только из-за того, что там были четыре строчки эпиграммы на Грефа. Владельцу газеты как-то вот это не понравилось. Чтоб при советской власти пускали под нож газету, я что-то не помню. Во всяком, случае в моей практике. Эта профессия главного редактора – она всегда сложная. Хочу напомнить, что первый редактор, главный редактор «Литературной газеты» барон Дельвиг, получив нагоняй от Бенкендорфа, так испугался, что пришел домой, лег на диван, повернулся к стенке и умер от огорчения. Так что профессия главного редактора во все века – она сложная и нервная. Павел Давыдов: Какой будущее, на ваш взгляд, ждет литературно-общественные журналы, которые смогли все-таки сохраниться до наших дней? И есть ли это будущее? Если посмотреть на нашу с вами беседу. Юрий Поляков: Я думаю, что серьезно поправить дела толстых журналов может быть волевое решение: обязать библиотеки – а у нас их, между прочим, в стране почти сто тысяч, включая профсоюзные, армейские и так далее – иметь в своем фонде подписку на толстый журнал. «Ты пять подписываешь. Какие вам выбирать?» Это резко поднимет возможности материальные журналов. Потому что одно дело тираж полторы тысячи, а другое – тираж там, скажем, 50 тысяч с учетом количества библиотек. Но это ставит перед коллективами этих журналов задачу сделать их интересными читателям. Снова туда привлечь, так сказать, людей талантливых, с идеями, со вкусом. Можно помочь журналам выйти вот из этого мизерабельного состояния. Ну, это такая: «литературные мечтания», как Белинский говорил. Павел Давыдов: Сегодня тиражи основных литературных журналов страны невелики. Однако большая часть из них все-таки доступна в Интернете, где просмотры исчисляются сотнями тысяч. История становления литературных журналов уходит еще в пушкинские времена. Но чем чаще мы будем о них говорить сегодня и читать их, тем больше шансов, что такие издания будут с нами завтра. Юрий Михайлович, большое вам спасибо за участие в программе! Юрий Поляков: Спасибо вам! Всего доброго!