Ангелина Грохольская: 25 лет "Русскому Букеру". Это первая в России негосударственная премия после 1917 года в области литературы. Она присуждается за лучший роман на русском языке. Кто стал лауреатом в этом году и как "Букер" влияет на литературный процесс в целом – узнаем у нашего гостя. Сегодня у нас в студии Игорь Шайтанов – литературный секретарь премии "Русский Букер". Игорь Олегович, здравствуйте. Игорь Шайтанов: Здравствуйте. А.Г.: Скажите, пожалуйста, а вы помните, как проходило вручение первой премии в 1992 году? И.Ш.: Нет, не помню, поскольку я начал работать с "Русским Букером" с шестого сезона. И вот 20 лет я являюсь литературным секретарем, то есть человеком, который следит за литературной политикой премии. А.Г.: Тогда будем говорить об этом периоде, о вашем периоде. И.Ш.: Да. Вы знаете, хотя вот только что подготовленная мной (это мой авторский проект, хотя авторов у этой книги много) книга к 25-летию "Русского Букера" – пожалуй, такой книги нет у русских премий точно, но, по-моему, нет и у мировых премий. А.Г.: Я сразу полистаю хотя бы. И.Ш.: Потому что эта книга, первая ее четверть – это статьи, причем и философия, и мемуары. Вот люди, которые могли бы вам рассказать о том, что было в первый год премии: скажем, Лев Аннинский, Алла Латынина, англичане. А три четверти этой книги – это хроника "Букера", причем это такая не формальная хроника, а хроника и жизнь премии изнутри, что происходило в премии. И составители – Елена Погорелая и Мария Переяслова – они просмотрели тысячи рецензий, которые появлялись на романы на протяжении этих лет, и из них отобрали сотни отрывков, фрагментов. То есть это вообще книга поразительная, потому что это история русского романа за 25 лет в "букеровском зеркале". А.Г.: Как же менялся роман за эти 25 лет? И менялся ли он вообще? И.Ш.: 25 лет вообще для литературы – это не такой большой период. Но за 25 лет просто у нас очень многое поменялось. А.Г.: У нас страна стала другая. И.Ш.: Да, и страна другая, и культура другая, в мире стала другая культура. И стало таким уже общим местом говорить, что 25 лет назад еще культура была логоцентричная, она была организована вокруг слова, вокруг литературы. Сегодня, вы знаете, когда я ищу нового спонсора, я чувствую, как поменялось время. Даже 10 лет назад спонсоры стучались к нам и говорили: "А можно мы будем спонсорами "Русского Букера"?" А вот сейчас у нас спонсор появляется: "Нам нужно раскрутить какой-то проект, а "Русский Букер" – это такой бренд уже. Давайте мы раскрутим с вами". Если к роману… Вы знаете, целый ряд каких-то новых тенденций появился. Во-первых, если вы будете спрашивать людей: "Что вы читаете?" – я не знаю, 8 из 10 вам скажут: "Вы знаете, художественную литературу читаю меньше. Читаю нон-фикшн – читаю автобиографии, мемуары". А.Г.: Модные тенденции. И.Ш.: Да. Но тем не менее роман на это откликается. И все чаще идет обсуждение, говорят: "А почему это у вас в числе финалистов, – скажем, как было в этом году, – роман Леонида Юзефовича "Зимняя дорога"?" А.Г.: Ведь даже его дочь сказала, что это не роман вовсе. И.Ш.: Совершенно верно. Она говорит: "Папа написал не роман". Книга, наверное, хорошая, но не роман. А.Г.: И почему он в лонг-листе. И.Ш.: А тем не менее эта книга (скажем так осторожно), эта документальная книга Леонида Юзефовича не стала победителем "Букера" в этом году, но она получила второй наш приз – приз, который уже в четвертый раз вручается – грант на перевод на английский язык. Вот только что на торжественном обеде, когда было провозглашено имя 25-го букеровского победителя, одновременно была презентация, которая переведена по второму нашему гранту. Это книга Натальи Громовой – по-русски она называлась "Ключ", а по-английски она называется "Москва в 1930-х годах". Это опять же полудокументальная книга, основанная на мемуарах. А книга Юзефовича – это рассказ о Гражданской войне. Два генерала – белый и красный генералы. Их судьбы, реальные судьбы. Вы знаете, в русской истории так много романных сюжетов, что ничего не надо придумывать. А.Г.: Ничего придумывать не надо, да. И.Ш.: Но тем не менее победил. Я, наверное, должен сказать прежде всего… А.Г.: Должен. Я уже жду-жду и думаю: когда же услышим имя? И.Ш.: Вы знаете, кроме книги, это ежегодный буклет, который сделан теперь… А.Г.: В одном стиле. И.Ш.: Видите, единый футляр. И вот здесь фотографии всех шести финалистов. Вот Леонид Юзефович, о котором мы говорили. А победитель – Петр Алешковский с романом "Крепость". Современность, история перекликаются. И говорят: "Замечательно написанная история! Но почему так бледно написана современность?" Вы знаете, на мой взгляд… может быть, я придумываю что-то, но на мой взгляд, это прием. По мере того как убывает история, убывает вот это человеческое мощное начало, письмо начинает бледнеть и приближаться к такому нулевому письму. Вот плоскостное. Там был объем человеческий, герои. А здесь только главный персонаж – он как бы отраженный свет истории. История и современность. По-моему, все шесть романов, которые в этом году вошли в финал, они все в диалоге современности с историей. "Автора!" 25 лет "Русскому Букеру". О том, как "Букер" влияет на литературный процесс в целом, – в беседе с Игорем Шайтановым, литературным секретарем премии "Русский Букер". А.Г.: Есть традиция у "Русского Букера" – в жюри всегда присутствует человек, который с литературой напрямую не связан. Эта традиция сохраняется и сейчас, да? И.Ш.: Сохраняется. Но вы правильно так деликатно обозначили присутствие этого человека. У нас он несколько формализованно называется "представитель культурной общественности". Это от Аллы Демидовой… А.Г.: Как бы от читателей, да? И.Ш.: Совершенно верно. У нас были Алла Демидова, я не знаю, Сергей Юрский, актеры, режиссеры. И в этом году у нас замечательный представитель культурной общественности – директор Новосибирской научной библиотеки Светлана Тарасова. А.Г.: Мнение этого человека совпадает ли или не совпадает с мнением жюри? И.Ш.: Мнение жюри почти никогда не бывает единогласным. В этом году голосование было 4:1, то есть четверо проголосовали за Алешковского, но один имел совсем другое мнение. А.Г.: Ну, так и должно быть, наверное, ведь все не могут быть единодушны. Мы привыкли считать русскую литературу великой. Мы говорим: русская литература – это значит классика. А современную русскую литературу можно назвать великой литературой? И.Ш.: Вы знаете, я бы сказал, что ее можно назвать все еще существующей… А.Г.: И слава богу, да? И.Ш.: И слава богу. Вы знаете, премии в этом смысле… Ведь премия – это игра, которая ведется ради литературы, а не ради премии. И поэтому, когда меня спрашивают: "А что почитать из современной литературы?" – я говорю: "Читайте "Букер" прежде всего, "Большая книга". Читайте короткие списки, то есть списки финалистов. Это уже рекомендательный список". И вы знаете, в этом году, скажем, если бы я разговаривал не на большую аудиторию, а ко мне подошел кто-то и спросил: "Есть ли что почитать?" – я бы не назвал всего нашего списка, но я бы сказал: "Один-два-три романа прочитайте обязательно". Скажем, "Крепость" я бы рекомендовал, безусловно. Юзефовича я бы рекомендовал, безусловно. Там есть еще романы, которые почитать. А.Г.: Знает ли массовый читатель, на ваш взгляд, наших авторов современных сейчас, читает ли? И.Ш.: Да, интерес к нашим современным авторам есть. Но еще одна особенность современной литературы и культуры в целом – очень сильный призыв, вызов массовой культуры. В литературе это тоже ощущается. Причем как бы такое двойное напряжение. Те, кто пишут детективы, пишут бульварные романы, они имеют тираж, они имеют деньги, но их не выдвигают на премии, потому что премии не для них, премии для серьезной, настоящей литературы. Вот это противостояние – литература и массовая литература, массовка, массовое сознание – оно, безусловно, есть. Наверное, вы знаете, во все, по крайней мере, десятилетия (я не скажу, что века) это было, но, скажем, в XIX веке, когда начинает явно возникать эта массовая литература… Я сказал бы так: Достоевский, Диккенс и Бальзак – они умели еще побеждать массовую литературу, даже своими тиражами. А вот сегодня те, кого мы называем "серьезными писателями", уже не побеждают. Но, скажем, Пруст или Джойс тоже не побеждали детектив. То есть XX век уже дал ситуацию, когда читатель серьезной литературы составил меньшинство. Но все-таки эта литература должна существовать, это серьезная литература, опять же по примеру тех великих писателей, которых я назвал. Достоевский умел бульварный роман сделать "Преступлением и наказанием". Диккенс был первым писателем, кто ввел образ детектива-сыщика в роман. Они умели откликаться на эти пожелания широкой аудитории. А.Г.: Может быть, нашим современным серьезным авторам тоже надо как-то использовать такие возможности? И.Ш.: Надо, надо. Вы абсолютно правы. Я думаю, что это путь для серьезного развития нашей литературы – откликнуться на массовые жанры, на массовый интерес, но суметь об этом интересе рассказать литературным словом, не опускаясь до современной жаргонной болтовни. А.Г.: Спасибо вам большое за то, что пришли сегодня и рассказали. Я надеюсь, что 25 лет – это только начало, и будет все продолжаться. И.Ш.: Вы знаете, я очень хочу надеяться. У премии всегда бывают свои периоды. И период, когда кончается работа с одним попечителем премии и мы в поиске другого попечителя… У "Букера" уже несколько раз была такая ситуация, когда год надо было переждать. Вот пять лет назад мы провели "Букер десятилетия", когда отбирался лучший роман десятилетия. Может быть, в этом году… в следующем, в 2017 году мы проведем "Букер двадцатипятилетия". Это уменьшенный формат, другие деньги для проведения, другие усилия. Может быть, придется так в ожидании нового попечителя… А.Г.: Да, конечно, обидно будет, если хорошее дело, хорошая литература упрется в какие-то финансовые вопросы. И.Ш.: Ну а что делать? А.Г.: А что делать? Такова жизнь. Я желаю тогда удачи вам, а нам – побольше хороших авторов и хороших романов. Спасибо большое. И.Ш.: Спасибо. Это пожелание нам очень нужно. А.Г.: Спасибо. Мы беседовали с Игорем Шайтановым, литературным секретарем премии "Русский Букер".