Максим Замшев: Мы ищем такого читателя, который будет верен нам – газете, поднимающей темы гуманитарной жизни
https://otr-online.ru/programmy/bolshaya-strana/maksim-zamshev-mi-21427.html
Павел
Давыдов: Действительно ли печатная пресса умирает, а читатель массово уходит в
Интернет? Этим вопросом сегодня задаются многие. Однако исследования
показывают, что ситуация не такая уж и безнадежная. Более того, вроде как
найден баланс в этом противостоянии. В среднем время, затрачиваемое человеком
на чтение газет, в день за последние пять лет уменьшилось с 14 до 10 минут. При
этом за этот же период количество читателей печатной прессы среди жителей
городов численностью более 100 тысяч человек выросло с 30 до 45 миллионов.
Живут
или выживают сегодня печатные издания? Попытаемся это выяснить на примере
"Литературной газеты" – старейшего российского периодического издания,
которому два года назад исполнилось 185 лет. Первый номер газеты, основанной
группой литераторов при участии Александра Сергеевича Пушкина, увидел свет 1
января 1830 года в Петербурге. Несмотря на то, что разрешение на издание было
получено при условии отказа от публикации политических известий, газета
затрагивала вопросы политики в критических статьях.
Какова
ситуация сегодня? Как чувствует себя в XXI веке когда-то рупор Союза писателей
СССР? У нас в гостях – шеф-редактор "Литературной газеты" Максим
Замшев. Максим, здравствуйте.
Максим
Замшев: Здравствуйте.
П.Д.:
Почти за два столетия своего существования издание стало настоящим литературным
брендом. Мы даже так обозначили тему нашей беседы – "Литературный
бренд". А вы согласны с таким утверждением? Или слово "бренд"
находится в другой от печатных изданий плоскости?
М.З.:
Конечно, "Литературная газета" – это старейший бренд, старейший
советский бренд. Мы понимаем, что она была основана Пушкиным, но потом был
значительный перерыв.
П.Д.:
Почти 100 лет, да?
М.З.:
Да. А беспрерывную жизнь она обрела уже при советской власти. И, конечно, пика
популярности и формата 16-полосного еженедельника достигла при Александре
Чаковском, который был много лет главным редактором. И тогда тиражи и внимание
к газете были очень большие. Она поднимала очень острые темы не только в
литературе, но и в политической жизни.
П.Д.:
За 187 лет или за 100 лет, если мы возьмем более поздний период, газета не
поменяла свои ориентиры? Насколько она сегодня оправдывает свое название?
Политика нас волнует больше
как гуманитарный аспект, а не как новостной. Я думаю, в России людей, которых
интересует такой аспект, всегда будет много.
М.З.: Мы
стараемся опираться на традиции, но, конечно, делаем определенную скидку на ту
реальность, в которой мы живем, на реальность, в которой информация
воспринимается несколько по-иному, и само информационное пространство другое.
Если в советские времена, кроме печатных органов, у человека фактически не было
другой возможности получить информацию, то теперь этих возможностей крайне
много.
Мы, в общем-то,
конкурируем. Мы стараемся печатать такие материалы, которые бы читатель выбрал.
Мы ищем такого читателя, который будет верен нам – газете, поднимающей именно
темы гуманитарной жизни. И даже аспект политики нас волнует больше как
гуманитарный аспект, а не как новостной. Я думаю, что независимо от Интернета,
от всего другого, в России людей, которых интересует такой аспект, всегда будет
много.
П.Д.:
Максим, все же позвольте, уточню: в каком виде вы сегодня сотрудничаете с
писательским сообществом? Ведь когда-то одной маленькой заметки на страницах
"Литературки" было достаточно, чтобы "утопить" автора или
наоборот – "поднять его на щит". Можно вспомнить "Мастера и
Маргариту" и критика Латунского.
Мы стараемся не
ориентироваться на какую-то принадлежность к писательской идеологии, к каким-то
кланам, а просто выбирать все самое талантливое, что есть.
М.З.:
Задача "Литературной газеты" в том, чтобы как можно больше
талантливых писателей, которые работают в современности, получали возможность
на страницах газеты высказаться и напечатать свои произведения. Мы стараемся не
ориентироваться на какую-то принадлежность к писательской идеологии, к каким-то
кланам, а просто выбирать все самое талантливое, что есть. Много внимания мы
уделяем литературе в регионах, которая, конечно, в более сложных условиях, чем
литература в крупных городах. Национальные республики у нас очень активно
представлены. Если учесть, что у нас 50 номеров в год, то я думаю, что все
лучшие писательские силы в том или ином объеме у нас представлены.
П.Д.:
Скажите, пожалуйста, а как жизнь "Литературки" изменил Интернет и
какие-то другие новые средства связи?
М.З.: Я,
например, считаю, что это вообще никак не связано.
П.Д.:
Ничего не поменялось, да?
М.З.: У
нас, конечно, есть интернет-версия, мы стараемся это пространство развивать.
Понимаете, ведь Интернет – это прекрасно, там много информации. Но чтение
газеты – это некий акт. Человек ее покупает, выбирает, шуршит. Он смотрит
зрительно, он видит выделения каких-то кусков материала. То есть это совсем
иное дело, чем Интернет. В Интернете человек просто получает те сведения,
которые ему нужны, и, как правило, в основном в объеме, который умещается на
экран носителя. Ну, редко кто много листает. А газета (тем более у нас
еженедельник) – это возможность неспешного чтения, возвращения, какого-то
анализа. В Интернете крайне редко возвращаются к статьям, которые уже
прочитаны. Поэтому я не думаю, что что-то в нашей жизни изменилось.
Другое дело, что, конечно,
подача информации сейчас должна быть более динамичной. Теперь у человека очень
мало времени. Чтобы заинтересовать его, условно говоря, выцепить из хаоса суеты
и подтянуть его к гуманитарной проблеме, которую мы ставим, требуется какое-то
уже другое мастерство и журналистов, и людей, которые делают газету визуально.
Мы стараемся в этом плане идти в ногу с современностью. Но очень часто
современность оказывается на самом деле хорошо забытым старым. Например, сейчас
мы перешли на новый формат – формат стал в два раза меньше, чтобы облегчить
читателям возможность…
П.Д.:
Лицезреть, да?
М.З.:
Лицезреть. Но это пушкинский формат. Первая "Литературная газета"
вышла именно в таком формате. Я открою вам секрет: мы даже подумываем о том,
чтобы вернуться к шрифту, который был бы ближе к тому шрифту, которым она
издавалась в начале. Но самое главное, чтобы в газете были интересные
материалы.
П.Д.:
Контент.
М.З.:
Да, контент.
П.Д.:
А как он изменился, скажем, за последние 10–20 лет?
М.З.:
Газета – это же дело, которое живет несколько дней, поэтому очень сложно
говорить о каких-то изменениях, поскольку газета меняется в течение месяца. Мы,
конечно, идем за событиями, которые происходят в мире культуры. Я думаю, что
газета изменилась в том плане, что она стала в нашем обществе – сложном, часто
несправедливо устроенном – больше ориентироваться на восстановление
справедливости, нежели на показ событий. То есть мы видим явления, которые
искривлены, в общественной, литературной, культурной жизни, которые нас очень
волнуют. И мы стараемся не то чтобы кому-то насолить, а мы стараемся эти явления
каким-то образом вскрыть, чтобы ситуация изменилась.
П.Д.:
Примерно полгода назад на страницах "Литературки" была опубликована
маленькая заметка под названием "В поисках страны", где автор,
посмотрев один выпуск нашей программы, попыталась понять, о чем же эта
"Большая страна". Конечно, критика – это хорошо, но конструктивная
критика – еще лучше. Отдельное ей спасибо за формулировку в мой адрес –
"юный добродушный ведущий".
Я
к чему все это говорю? Мы ежедневно в нашем эфире находимся в постоянном поиске
этой большой страны и пытаемся понять, какая она в своем многообразии. И мне
кажется, у нас с вами плюс-минус, но задачи и цели одни и те же. Вы согласны?
М.З.:
Да, мы тоже находимся в поисках. Может быть, нам несколько легче, потому что
все-таки текст – это уже данность. Если мы нашли, то же есть хороший текст. Что
касается… Ну, это же товарищеская критика?
П.Д.:
Да. И она всегда хороша.
М.З.:
Довольно глупо будет, если сейчас все СМИ начнут друг друга хвалить.
П.Д.:
Безусловно. Но как можно судить о программе по одному выпуску?
М.З.: И
потом, поймите, это все-таки авторский взгляд. И заметка очень маленькая, это
скорее реплика. А реплики делаются для чего? Чтобы возбудить какое-то ответное
мнение, возбудить реакцию. Видимо, в этот момент в числе наших читателей
защитников именно этого выпуска не нашлось. Ну, это совершенно нормальное
явление, потому что газета должна быть немножко…
П.Д.:
С перчинкой, как сейчас модно говорить.
Иногда мы умышленно даем
такие материалы, которые даже многим в редакции кажутся спорными, но это
позволяет завязать дискуссию, в процессе которой многие вещи проясняются и
ставятся на свои места.
М.З.:
Да. Но это делается не для того, чтобы кому-то насолить, а чтобы показать
разность взглядов. Мы ведь часто становимся не площадкой для мнений, а
площадкой для выяснения истины. Вот это очень важно для СМИ. Поэтому иногда мы
умышленно даем такие материалы, которые даже многим в редакции кажутся
спорными, но это позволяет завязать дискуссию, в процессе которой многие вещи
проясняются и ставятся на свои места.
П.Д.:
Максим, а на чьих столах, в чьих квартирах сегодня лежит литературная газета?
Кто ваш сегодняшний читатель? Есть понимание этого?
М.З.: У
нас очень разнообразный читатель. Конечно, для каждого СМИ такого плана очень
важна борьба за молодую аудиторию. У нас ведь в стране столько пишущих среди
молодежи тоже, и они, конечно, читают нашу газету – может быть, не всегда в
бумажной версии, но в Интернете читают. В принципе, наш читатель – это,
конечно, интеллигенция.
Тренд последнего времени
вообще в России и в мире – это тренд большой несправедливости. А
несправедливость всегда очень задевает молодежь. В силу того, что мы всегда
ставили вопросы несправедливого отношения к России, к русским национальным
ценностям, к русской культуре, то сейчас молодежь парадоксальным образом
потянулась именно к нам, потому что мы ставили те же самые вопросы, которые
стали для них актуальными сейчас.
П.Д.:
Нас все реже называют "читающей нацией". Как вы считаете, с чем это
связано? И на ком лежит ответственность – на семье, на государстве?
М.З.:
Во-первых, я считаю, что это не так. Из чего делают вывод? Из статистики продаж
книг. А это неправильная статистика, потому что очень многие передают книги
друг другу, берут книги в библиотеках, читают в конце концов электронные книги.
Например, я почти убежден, что если взять всю эту статистику, то мы даже больше
стали читать, чем в то время, когда мы стали читающей нацией. Есть просто
определенные проблемы с сочетанием того, что издается, и с тем, что хотят
читать люди. Здесь очень сложная система взаимоотношений, которая несомненно
нуждается в пересмотре. Я думаю, что издатели немножко недооценивают наших
читателей. Наш читатель очень умный.
П.Д.:
Максим, а как вы думаете, такое понятие как "интеллигенция" – это
слово постепенно из нашего лексикона исчезает?
М.З.:
"Интеллигенция" – это всего лишь слово. Ну, что такое
"интеллигенция"? Можно несколько передач на эту тему рассуждать и
объяснять, кто на самом деле интеллигенция.
П.Д.:
Да, какое нужно иметь образование для этого.
М.З.:
Или вообще не нужно образования. Почему деревенский человек без образования не
может быть интеллигентом? Может быть, как известно. Есть даже специальное понятие
"деревенский интеллигент".
Я полагаю, что сейчас,
особенно среди молодого поколения, людей просвещенных достаточно много.
Проблема в другом – просвещение как бы не очень нужно человеку для жизни. В
этой очень серьезной конкурентной борьбе за жизнь больше пригождаются
практические навыки, а иногда просто оборотистость. Вот это плохо.
Поэтому мне кажется, что
главная национальная идея наша должна быть не в патриотизме, а именно в
просвещении. Нужны огромные усилия государства, чтобы это просвещение
поддерживать. Вопрос не в том, что люди не просвещаются. Просто просвещенные
люди, которых много, оказываются немного в социальном низу. Вот это главная
проблема нашего государства – не то, что интеллигенция теряется, а то, что
интеллигенцию сгоняют в социальный низ. И здесь возникает масса каких-то конфликтов
в среде интеллигенции.
Сфера просвещения
испытывает колоссальную недофинансированность, в ней отсутствуют механизмы. То
есть мы советские механизмы сломали, они нам не нравились – в них было много
идеологии. Но надо было просто идеологию убрать, а механизмы оставить. Как в
образовании, так и в сфере просвещения мы все эти механизмы уничтожили, и
теперь нам нужно выстраивать новые. Как их выстраивать? Конечно, виднее тем,
кто понимает, сколько на это в бюджете денег и как они должны быть
израсходованы. Но мы, по крайней мере, в газете постоянно об этом пишем: только
идея просвещения будет двигать Россию вперед.
П.Д.:
Максим, большое вам спасибо за эту интересную беседу. Пожелаю
"Литературке" большого тиража, понимающего читателя, а главное –
возможностей для поддержания литературного бренда большой страны. Спасибо вам
большое.
М.З.:
Пожалуйста. Вам тоже спасибо.
П.Д.:
У нас в гостях был шеф-редактор "Литературной газеты" Максим Замшев.