Клара Новикова: Я со сцены могу говорить все, что угодно. Любое свое мнение, любое свое отношение к тому, что происходит
https://otr-online.ru/programmy/bolshoe-intervyu/klara-novikova-24573.html
Клара
Новикова. Для миллионов зрителей нашей необъятной страны да и всего
постсоветского пространства это имя вот уже много лет тождественно с такими
словами, как "любимая", "родная", "самая лучшая",
"единственная". И эти эпитеты действительно подходят актрисе
Новиковой, познавшей, что такое всенародная любовь, как её знаменитая
нестареющая тетя Соня, давно ставшая неотъемлемой частью нашей жизни. Может
быть, в этом и кроется секрет настоящего актерского счастья? Всегда быть
актуальной, любимой и действительно необходимой очень многим людям.
Клара
Новикова: Говорят, что возраст, возраст. Я вообще не понимаю. Мне
кажется, что они все идиоты. Ну, какой возраст? Ну, кто это может сказать?
Конечно, есть предательское зеркало. Но я знала женщин, про которых никогда
нельзя было говорить про возраст. Да, они были не юны. Да, лицо было… Но это не
был возраст. В них такая жизнь и такой интерес к жизни. Это все внутренняя
какая-то позиция. Мне хочется выглядеть. Я хожу в театры. Мне это интересно. Я
читаю книги. Я хочу на выставки живописи. Я приезжаю на гастроли – мне интересен
город, куда я приехала. Такого не может быть, чтоб я приехала в город,
расстелилась в какую-то кровать и отдыхаю до своего выхода на сцену. Нет. Мне
хочется пойти, узнать про этот город что-то. Потому что вечером, меня научили
так эстрадные старики, артисты (теперь я учу, потому что я уже заняла это
место, как мне кажется), что нельзя выходить оттрабанить – надо рассказать то,
что было сегодня. Вот, что было сегодня. Потому что жанр у меня такой. Сегодня
было то-то, то-то. То-то, то-то сказали или то-то случилось. Иронично или как
угодно, но оценить ситуацию, в которой ты живешь сегодня.
Нельзя выучить навсегда и не вносить серую ноту
сегодняшнюю. Поэтому, как бы рано я ни приехала на гастроли. Это могут быть
ночные самолеты. Я всегда пойду в город посмотреть, что там происходит. Я
узнаю, что они делают, какие производства работают, что они такого интересного.
Я однажды приехала в Беларусь на концерт. Пошла в магазин, купила себе какую-то
белорусскую одежду. Вплоть до нижнего белья. Это знаменитое белорусское. Я
вышла на сцену, сказала: "Я во всем вашем". Кто-то из зала крикнул: "И
в лифчике?". Я сказала: "Да. Хотите - покажу". Я артистка. Мне
хорошо и на сцене театра, мне хорошо на сцене эстрады. И есть такое образование
– актер. Выходишь на эстраду – ты эстрадный артист. Снимаешься в кино – ты
артист кино.
Мне нравится все, где я могу выражать себя. Где я могу
говорить свое мнение. Я со сцены могу говорить все, что угодно. Любое свое
мнение, любое свое отношение к тому, что происходит. Просто люди немножко смущаются,
если бы я сказала фамилию, какую-то назвала. Особенно пожилые люди. Они прожили
такую жизнь, когда нельзя было говорить все прямо. Я видела сегодня острые
реакции на мои какие-то… Я видела. Смущались. Но, понимаете, никто не ожидает.
Все думают: "Такая интеллигентная, такая интеллигентная". Но есть
дыхание сегодняшнего дня. Сорокин – тоже интеллигентный человек. Но не
выключишь его из литературы. Мне очень интересно читать Сорокина. Но он
прямолинейно говорит: "А почему я не могу это делать?". Юмор не
бывает отдельно от времени. Каково время, такой юмор. Юмор – это зеркало.
Понимаете, такое время. Задолбили какими-то очень примитивными программами, все
очень выпрямлено и рассчитано на очень невысокий уровень. Если честно говорить,
то телевизор тоже… И рейтинг берется от того, что смотрят… Канал "Культура"
не такой по рейтингу. Но мне же интереснее смотреть канал "Культура",
чем, допустим… Я смотрю все программы, потому что я должна быть в курсе всех
событий. Даже те программы, которые неловко смотреть, я тоже смотрю. Но я не
буду называть фамилии. Потому что мне интересно и такое мнение, и такое. Я для
себя сама его пропущу через фильтр, будем так говорить, все эти программы. Но я
должна знать, что происходит.
А поскольку все это достаточно на каком-то… Кто-то
решает за нас. Вот, кто-то решает за меня. Поэтому люди интеллигентные или
какого-то уровня вообще не включают телевизор. Вообще не включают. У моих детей
не работает телевизор.
Я училась у Михаила Юрьевича Резниковича, который
главный режиссер Русского театра Леси Украинки в Киеве. Я училась у Вячеслава
Анатольевича Шалевича здесь на его курсе. И я называю своими педагогами всех
режиссеров… Петра Наумовича Фоменко, которого я очень любила. Я не была его
прямой ученицей. Но он мне очень много говорил, очень много рассказывал. Они с
моим мужем были очень близкими друзьями. Можно сказать – самыми близкими.
Когда не стало моего мужа, Петр Наумович (мы его
называли Петюней) говорил: "Мне очень Юрки не хватает вечерами. Мне не с
кем разговаривать". Конечно, он разговаривал. Но мне он говорил так. И
Петр Наумович Фоменко, и те режиссеры, которых я знала, и даже Миша Левитин…
Михаил Михайлович Жванецкий. Понимаете, ну как не назвать… Рома Карцев, Витя
Ильченко – это все мои опосредованные, но учителя.
Каждый день, когда я выхожу на сцену – это поворотное
событие. Конечно, было таким серьезным событием… Я не буду говорить – конкурс
артистов эстрады. Сегодня уже никто не понимает, что это. А когда-то тот
конкурс артистов эстрады, на котором я получила что-то, девочка из Киева
приехала, он был значимым для меня, потому что я потом получила приглашение в
Москву. Это был такой уровень конкурса. И эти конкурсы были столь значимы.
Понимаете, они сразу давали артисту ступень. Сегодняшние конкурсы ничего не
значат. Может быть, телевизионные какие-то. Я не знаю, куда подевались многие
из тех, кто участвовал в этих телевизионных. Но все имена наших конкурсов стали
известны – от "Песняров" (Карцев и Ильченко), мой конкурс – Пугачева,
Хазанов, я, "Самоцветы". Понимаете? Это были все такие конкурсы,
которые давали имена. Это, конечно, был поворот в моей жизни. Мой переезд в
Москву. А дальше все step
by step. И хочу сказать, что я вышла замуж за
человека, который мне очень многое дал. Он меня образовал в московском смысле
этого слова, столичном. Я приехала девочкой из Киева. Я не могу сказать, что
Киев – это какая-то провинция. Это столица. Да, столица. Но это Москва была
несколько другого уровня. Количество театров, актеров, режиссеров. Здесь просто
так рассиживаться было невозможно. Здесь надо было себя предлагать, чего я не
могла, не умела. Я была по-другому воспитана. И поэтому, когда он мне сказал - "ну,
провинциальная дура, сиди". - "Дура! Ах, я дура?". Мне
захотелось ему доказать, что я никакая не дура. Я всю жизнь жила, доказывая
себя. Вначале доказывая папе. Потому что когда я сказала, что я стану
артисткой, папа сказал: "Никогда в жизни". Артисткой – никогда в
жизни. Женская профессия – это в белом халате: врач, повар, чертежник,
воспитательница. А все остальное – это неженское.
И я папе доказывала, что я смогу. И когда я получила
первую премию на конкурсе, моя мама сказала: "Ну, ты видишь? Она получила!",
мой папа сказал: "Но все-таки она не Райкин". А потом мне нужно было
доказывать это моему мужу, что я… Ну, он не понимал, что такое эстрада в
большом смысле этого слова. Он ходил на мои концерты, когда большие артисты. А
так он сидел и засыпал. И ко мне приходили какие-то артисты, говорили: "Что
твой спит в зале? Что он сидит, спит?". Я говорю: "Как вы его видите?".
А он был виден. Он был высокий и лысый. И он сверкал. Мне надо было ему
доказывать, что я имею право. И он был для меня потрясающим тем, что он,
знаете, мог топнуть ногой и сказать: "Сиди дома, воспитывай ребенка".
И я бы никуда не делась. Я девочка из еврейской семьи. Я бы сидела дома и
воспитывала ребенка. Но он понимал, что у нас семьи не будет. Он понимал, что я
должна выражать себя. Он понимал, что это суть моя.
И он выражал себя. Он был журналистом. Понимаете? Вот мы
друг друга понимали. И поэтому так и получилось, что он не топал ножками, не
орал и не кричал. У него иногда были не постираны рубашки, а у Маши не
поштопаны колготки. Я ночами этим занималась, могла ночью готовить еду. Но у
меня никогда не был пустым холодильник.
Творческий криз… Жизнь из белого и черного. Вот, черная
полоса – это накопление. Белая – это следующая твоя ступень. А черная –
накопление. Тебе дается черная полоса, чтоб ты накопила себя, чтоб ты в себе…
Если ты найдешь эти силы, то ты перейдешь в следующую белую полосу, ты придешь
с новым накоплением. Конечно. Как же? Когда не знала, куда дальше, что делать.
Мне было скучно, мне было неинтересно. Мне стал не интересен "Москонцерт"
со всем его примитивизмом, понимаете? Я начала в нем. Я ему очень благодарна.
Он мне дал шаг вперед. А дальше я не видела перспективы. Пока не появилась
следующая ступень. А потом возник театр вот уже совсем недавно, где я сыграла
драматическую роль в спектакле. Для меня это тоже было накопление. Мне стало
мало эстрады. Я поняла, что я могу больше. Я сейчас я пришла опять к эстраде,
потому что мне стало казаться, что я этот театр могу играть на эстраде. Вот
театр, не эстрада, хохмы – все, что угодно. Это я уже умею. А вот принести в
эстраду театр и играть маленькие свои спектакли (пускай на 10-15 минут).
Когда я появлялась в каком-то концерте, мне говорили: "Надо,
чтобы очень смешно. Сегодня должно быть самое смешное. Надо, чтобы они ржали".
А теперь я понимаю, что они могут ржать, они могут слушать. И они могут для
себя открывать. Они могут что-то услышать совсем другое, то, что когда-то я
себе… Я играла и раньше какие-то маленькие… Монолог у зеркала. У меня были
маленькие театрики всегда. Но требовалось в сборном концерте, там, где ты
должен сразить наповал… Вот тетя Соня всегда сражала наповал. Понимаете? А я ее
очень люблю. И я не хочу, чтобы она меня предавала, и я ее не предам, пока она
интересна. И даже сегодня в концерте. Вот, на тете Соне… О, они ее ждали, они
ждут ее мнения. Но до этого было и то, и то, и то, и то. Концерт – это кружева.
Кружева есть сплетения потолще, потоньше. Вот эти, которые потоньше – они
соединяют кружева, эти ниточки. И мне уже теперь неважно. Я могу играть и
большой формат на сцене, и небольшой формат, и просто репризу. Я чувствую зал и
я понимаю, куда. Я могу какой-то монолог сегодня не делать, потому что я
понимаю, что это не для этого зала.
Мне говорят: "Почему ты не вернешься к тому номеру
или к этому? Такой классный номер!". Я сама смотрю номер, думаю: "Как
я его играла! Ой, как классно!". Но я не возвращаюсь, потому что это номер
прошлого времени для меня. Я это уже сыграла.
Я носила шляпки, когда их никто не носил, когда это было
диво дивное. Даже какой-то журнал об этом печатал - "шляпные лица страны".
Я входила в эту пятерку. Мне дарят шляпки. Вот сейчас подарили очень смешную
шляпку свекольного цвета. И здесь вместо цветка свекла. Я носила шляпки, я
носила с перьями какие-то шляпы. Но сейчас мне хочется закутаться и поскромнее
проскочить.
Сейчас я была на таком празднике в Праге. Он был сделан
в стиле времен "Великого Гэтсби". Все женщины так наряжаются. Я
забыла о том, что это будет так. И я из подручного что-то себе такое соорудила.
Все говорят: "Такой образ! Такой образ!". А все женщины – платья
дорогие. Эти чарльстоны, эти маленькие бретелечки, меха, перья. Они играли в
это. И очень хорошо у всех получалось. Все женщины – великие игруньи. Всегда
знайте это. Все женщины. Они артистки по природе своей.
Просто в ком-то развивается это. Посмотрите, как они
играют с жизнью: обмороки, скандалы.
Женщина не должна быть одна. Должен быть обязательно…
Меня все время спрашивают про рыцаря на белом коне. Ну, рыцарь на белом коне у
меня зрители. У меня их много. А вот так, чтобы оказался рыцарь на белом коне
один, вот рядом с собой я уже не могу его представить.
Вообще люди по жизни, как мне кажется, достаточно
одиноки. По жизни. Каждый живет какую-то очень внутреннюю свою жизнь. Конечно,
есть дети. Дети вырастают. И у них образуется своя жизнь. И когда ты понимаешь,
что ты не можешь в нее вмешаться, это уже другая жизнь и другая семья… Очень
хорошо, когда тебе звонят утром, спрашивают: "Как у тебя?". Очень
хорошо, когда тебе вечером звонят: "Как прошел твой день?". Но могут
и не звонить. Потому что нет времени. У них нет времени. Они должны очень
многое успеть в жизни. И я их всегда хочу оправдать. Может быть, я не всегда
понимаю, но всегда хочу оправдать.
Я очень волнуюсь за то, как мы живем. Мой старший внук
мне сказал: "Мне очень хорошо было во Франции". Он ездил этим летом
во Францию к своему другу, отдыхал там. "Там была потрясающая страна,
потрясающе хорошо, потрясающе было комфортно. Но я никуда отсюда не уеду, -
сказал он, - никуда отсюда не хочу". Он может поехать всюду. Мир открыт.
Он ребенок, который с языками. И если бы он завтра оказался в Китае, он бы
завтра же говорил по-китайски. Он восприимчив. И он настолько пластичен во
всем, что его бы понимали. Он очень общителен.
Но он хочет жить здесь. Он считает, что это его страна.
И я тоже считаю, что здесь надо жить и делать свою страну. Я хочу, чтобы нам
дали делать свою страну, чтобы у нас в стране молодежь не убегала, особенно
молодежь с мозгом. Дурачье остается. Им нечего делать нигде. А даже если они
уезжают, они работают продавцами. Но они считают, что их устраивает такая
жизнь. А те люди, которые хотят чего-то добиться и им есть, к чему идти, я
хочу, чтобы они жили здесь, добивались здесь и становились здесь. Потому что
этой стране нужно будущее. Моей стране, в которой я живу. Мне очень грустно,
что так случилось с Украиной. Это моя боль. Я не хочу, чтоб меня отделяли. И
никто не имеет права меня ни от чего отделить. Я только сама отделюсь или нет.
И нет ни одного места в мире, куда бы какая-то сволочь мне сказала: "Ты не
имеешь права туда ехать". Никто мне не может сказать. Я человек этой
Земли, этого мира. Кто это может мне сказать - "ты туда не езжай, сюда не
езжай"? Какой? Кто? Какой член правительства? Они все временные люди. Они
не понимают, что они временные люди. Мы постоянные, потому что мы народ. А они
временные. Я пережила очень многих в моей жизни. Они меняются, а я есть.
Мое кредо теперь – быть интересной самой себе. Чтоб мне
интересно было жить. Чтоб мне. Если я буду интересна себе, я буду интересна и
другим.
Клара Новикова: Я со сцены могу говорить все, что угодно. Любое свое мнение, любое свое отношение к тому, что происходит