Лео Бокерия – это имя, записанное в далеком 1939 году в Свидетельстве о рождении в ЗАГСе маленького Абхазского городка Очамчира, спустя несколько десятилетий стало не просто известным на весь мир. Оно стало синонимом надежды, надежды на выздоровления, надежды на жизнь. Через руки кардиохирурга Бокерия за полвека работы прошли тысячи людей, вернее тысячи человеческих сердец, измученных различными патологиями, ишемией, инфарктами. А еще это спасенные дети, возраст которых порой достигает всего нескольких дней. И вовремя проведенная операция – это реальный шанс на полное выздоровление, а значит на полноценную жизнь. Лео Бокерия: Если этого ребенка не прооперировать в течение первого месяца, то 36% из 100% - умрет. Следующие 35,5% - умрут в последующие 11 месяцев. То есть нам нужно обеспечить эти семь тысяч операций в течение года. Лео Антонович Бокерия – главный кардиохирург России, известный ученый, организатор медицинской науки и общественный деятель, академик РАМН, член президиума РАМН, директор научного центра "Сердечно-сосудистой хирургии им. Бакулева", член Общественной палаты РФ, президент "Лиги здоровья нации". На счету Лео Бокерия более двух тысяч операций на открытом сердце. Награжден многочисленными государственными наградами, среди которых три ордена "За заслуги перед Отечеством", орден "преп. Сергия Радонежского", а также "Государственной премии СССР и России". Первой большой победой для Лео Бокерия стала главная премия времен СССР – "Ленинская", полученная им в 36 лет. Лео Бокерия: Скажу, почему это моя самая дорогая – потому что это была моя студенческая работа, которая затем переросла в кандидатскую диссертацию, в докторскую диссертацию, в первые операции в мировой практике в условиях барооперационной. И вот в 1976 году мне было 36 лет, я получил "Ленинскую" премию. Вскоре после этого, конечно, меня повело, потому что приглашали везде, в газетах писали. Так, скажем, грузины вообще с ума сошли. Хотя я всю жизнь учился и работал в Москве. Тем не менее. И вот я пришел к  Бураковскому Владимиру Ивановичу, моему любимому учителю, с которым я и получал эту премию. И сказал ему, что вот вроде бы и "Ленинская" премия, а я ничего не почувствовал в институте. А он мне сказал: "Забудь. Ты получил и забудь". Я говорю: "Как забыть?" Он мне сказал: "Забудь. И чем быстрее забудешь, тем будет лучше". И потом я понял, в течение недели или 10 дней переваривал, но потом понял, что он совершенно прав. И это было мое счастье, что я это понял. И поэтому у меня начался новый этап, я занялся жизнеугрожающими аритмиями, которыми никто в Советском Союзе в то время не занимался. И мы действительно через 10 лет получили "Государственную премию СССР". Поэтому все-таки "Ленинская" премия во всех отношениях меня многому научила. Еще будучи студентом Первого медицинского института, Бокерия обращал на себя внимание особенным рвением к науке. Он учился у многих известных педагогов и ученых. Но главными своими учителями Лео Антонович считает двух выдающихся хирургов, академиков: Владимира Бураковского и Владимира Кованова. Последний, взяв однажды под свое крыло талантливого ученика, пронес отеческую заботу о нем через всю свою жизнь.  Лео Бокерия: Это он меня оставил в аспирантуре. И я занимался в кружке у него. Там это называлось микро-шефы. Работал с аспирантом, потому что лаборантов не было, другого персонала не было: был аспирант и были студенты. Там был виварий. Поскольку это была кафедра топографической анатомии и оперативной хирургии, там были, естественно, и трупы, как в анатомии в любой. И мы помогали сначала аспирантам, а потом сами могли начать работу. И когда мой так называемый микро-шеф Георгий Эдуардович Фальковский закончил свою диссертационную работу и ушел в институт Бакулева, я остался перед дилеммой: что мне делать? Я поехал в библиотеку, я знал к тому времени уже язык английский. И долго работая в библиотеке, читая новости и так далее, наткнутся на две работы по гипербарической оксигенации, которая стала потом "Ленинской" премией. И тогда я приехал на кафедру, переговорил со своими друзьями студентами, с аспирантами, нашел автоклав, сделал первую барокамеру. Вот пошло и поехало. И наступил шестой курс, распределение. Пришел я на это распределение, а "добрые люди", вы знаете, всегда есть. Владимир Васильевич рекомендовал меня в аспирантуру. На что там, в комиссии, говорят, что нет, у него же прописки нет в Москве. И Игорь Анатольевич Сечейников, проректор института и так же ученик Владимира Васильевича сказал: "А Владимир Васильевич принимает людей в аспирантуру не по прописке". И так вот я оказался в аспирантуре, написал диссертацию. И он очень хотел, чтобы я остался на кафедре. Но у меня было желание другое – работать в клинике. Тем более что моим оппонентом был Владимир Иванович Бураковский, который как раз очень переживал. Потому что в это время маленькие дети синие, они умирали и на операционном столе, и так. И он увидел, что вот эта диссертация очень подходит к этому. В том, что я состоялся в этой жизни  главную роль сыграл Владимир Васильевич Кованов.  Я очень чту этого человека, очень люблю память о нем. Для меня это святое. Так вот, конечно, роль Владимира Васильевича Кованова в том, что я как-то состоялся в этой жизни, она на первом месте. А он ведь написал замечательное эссе, которое называлось "Учитель, воспитай ученика". Кроме того, он очень переживал, когда я избирался в действительные члены Академии медицинских наук. Это было при его жизни. И он позвал меня перед этим. И сказал: "Ты скажи, чтобы они приехали…" А он уже лежал, он болел очень. Он был ранен во время войны. И я говорю: "Я вам позвоню, Владимир Васильевич, как только что-то состоится". И в пятницу меня избрали, в субботу общее собрание Академии медицинских наук утвердило меня в этом звании, действительного члена Академии медицинских наук.  Я ему позвонил, он безумно обрадовался. И я говорю: "Владимир Васильевич, сегодня тут гулять будут люди, так принято. Можно я к вам в понедельник приеду". Он говорит: "Да, конечно, приезжай в понедельник. Я тоже что-то устал". А в воскресенье его не стало. Вот такая грустная история. И мы с ним даже не попрощались. Но я очень чту этого человека, я очень люблю память о нем. Для меня это святое. Я после третьего курса проходил практику в своем городе, где я родился, в городе Очамчира я настолько, видимо, прилежно относился к своим обязанностям, что там было 2 выдающихся хирурга, по моим представлениям, хотя они работали в районной больнице, Лапуров и Хвичия, были два таких хирурга замечательных. Они, видя мое желание, дали мне самостоятельно выполнить операцию по аппендэктомии. Они, конечно, стояли рядом. Это была моя первая операция. Когда ты на третьем курсе, какие могут быть ощущения – радость, и все. Когда я 3 года был в аспирантуре  у  Владимира Васильевича Кованова, вся моя работа была выполнена в эксперименте на собаках. Таких экспериментов я сделал почти 250. Поэтому с  точки зрения техники, я до такой степени освоил все это, что то, что я делал потом, было "семечками" по сравнению с тем, что я делал во время своей аспирантуры. Я, конечно, помню свою первую операцию, которую сделал именно в барооперационной – это была операция по устранению стеноза легочной артерии. Это средняя, так сказать, операция. Она тогда делалась и без искусственного кровообращения, в том числе. Я ее сделал без особых проблем – это был 1971 год. Мы в 70-м году установили первую барооперационную в Советском Союзе и одну из первых в мире. И я сделал эту операцию. Кардиохирургия – это образ мышления. Думаю, что в этом очень много правды. Потому что, с одной стороны, нужны колоссальные знания, говорю об этом абсолютно без преувеличения. Потому что там встречаются и медицина, и физика, и химия, и математика, там реально это все присутствует в твоей жизни. С другой стороны, конкретно кардиохирургия, особенно кардиохирургия врожденных пороков, новорожденные или люди с изношенным сердцем, с низкой фракцией выброса, у них очень высокий риск операционного пособия. В этой части с неустойчивой психикой невозможно работать. Должно быть понимание того, какую ты берешь на себя ответственность, должно быть понимание уверенности, но не самоуверенности в том, что ты делаешь. Поэтому это люди какого-то определенного склада ума, мне кажется. Это не холерики, а то, что называл Иван Петрович Павлов сангвиники – люди с устойчивой нервной системой, с отчётливым пониманием той ответственности, которая на него ложится. Я пробую разные сердца в течение дня. Вот сегодня у меня было три операции, вчера – четыре, на той неделе получилось шесть операций в один день. По-разному, я пять дней в неделю оперирую. Конечно, я его беру в руки, причем я его беру в руки, когда оно сокращается. Потом я его останавливаю, исправляют тот дефект, который существует в этом сердце. Потом я его запускаю. То есть я его чувствую и горячим, и холодным, когда оно остановлено, и снова горячим, когда оно начинает работать. Я должен сказать, что ощущения, мы работаем в перчатках, поэтому это не та тактильность, но все равно это ощущения совершенно незабываемые. Каждый раз знакомство этого ощущения возвращается. Когда вот берешь сердце, должно пройти несколько секунд, чтобы снова ты почувствовал то ощущение этого удивительного вечного двигателя. 56,4% людей умирают от сердечно-сосудистых заболеваний. В первую очередь надо закрыть это зло, которое нас всех угнетает. Потому что если мы закроем тему только высокотехнологичной помощи у этих больных, у нас продолжительность жизни увеличится на 10 лет с лучшим качеством. Президент объявил 2015 годом борьбы с сердечно-сосудистыми заболеваниями. Я был на этом послании, и я, честно говоря, даже не ожидал. И когда я это услышал, я так громко аплодировал, что все повернулись. И не понимая даже, что происходит, начали тоже бурно аплодировать. Поэтому, конечно, для нас это очень волнительный момент. У нас есть большие возможности, потому что у нас большое сообщество кардиологов, кардиохирургов, людей, которые работают в этой области, знают, как это делать. Как оптимизировать подходы. И, конечно, это положение нас очень воодушевляет. 56,4% людей умирают от сердечно-сосудистых заболеваний. Если мы закроем тему только высокотехнологичной помощи этим больным, у нас продолжительность жизни увеличится на 10 лет. Мы начали проводить нашим институтом акцию "Прикоснись к сердцу ребенка". А возникло это потому, что этот период, вторая половина 90-х годов, когда денег в стране нет – молодые матери отказываются от детей, которые родились с пороком сердца. И мы тогда начали эту акцию "Прикоснись к сердцу ребенка" в прямом и переносном смысле. Потому что мы делаем операцию, а те, кто дает какие-то деньги на эти операции, тоже прикасаются к этому сердцу. Эта акция имела очень большой резонанс, и она продолжается по сей день, кстати, говоря. А потом, я понимал, что в народе происходит. Понимаете, просто самоубийства происходят. Потому что на первое место стали выходить алкоголь, наркотики. Жуткие события происходили. И так получилось, что ко мне обратились с предложением в это время возглавить новую организацию – лигу "Здоровье нации". Причем, были большие колебания. И мы тогда, человек, наверное, десять, представители искусства, науки, культуры, спортсмены, врачи, опубликовали обращение к нации, оно так и называлось. Где сказали, что пора задуматься о здоровье и закрыть эту тему всю, как-то надо начинать заниматься здоровым образом жизни. И мы шаг за шагом начали создавать региональные организации. И в региональных организациях появились свои инициативные группы. И сегодня у нас больше, чем в 65 регионах России есть такие организации. Мы принимали очень активное участие в создании антитабачных условий в стране. Мы, лига "Здоровье нации", собрали миллион подписей, в том числе там футбольные коллективы подписались, целый ряд губернаторов подписались под этими петициями, которые мы делали. Итогом этого явилось, что стали очень масштабно обсуждать тему. А то, что было сейчас упомянуто в отношении армии, действительно, состоялась моя встреча с предыдущим министром обороны. Смысл-то в чем состоял? Приходит мальчик 18 или 19 лет, некурящий, непьющий, а ему там 3 тысячи сигарет в год положено. И он видит перекур, все курят, а он в это время, поскольку он не курит, должен подметать или убирать за ними. Естественно, он начинает и курить, и все остальное. Министр как-то очень позитивно на это откликнулся, моментально: табак был заменен на конфеты или что-то другое, но во всяком случае табака не стало в мешках призывников. Все западные демократии только тем и занимаются, что формируют здоровый образ жизни. Мы в лиге "Здоровье нации первые в стране заговорили о том, что необходимо формировать здоровый образ жизни. Сегодня лига "Здоровье нации", которая скоро отметит 11 лет – это мощная организация. Мы первые в стране заговорили о том, что нужно формировать здоровый образ жизни. До этого вообще никто этого не делал. В условиях новой демократии вообще считалось, как это, формировать здоровый образ жизни?! Хотя все западные демократии только тем и занимаются, что формируют здоровый образ жизни, это общеизвестный факт. И потом, когда создавалась Общественная палата, я думаю, что именно это было замечено. И меня пригласил президент в числе сорока других людей в первый список. И мы назвали первую комиссию по здоровью "Комиссией по формированию здорового образа жизни". Я был ее председателем. И это дало мне возможность еще больше расширить деятельность нашей лиги "Здоровье нации", поскольку мы стали структурой, которая была понятна всем. Самое крупное мероприятие лиги "Здоровье нации" называется форум. Оно будет в апреле в этом году в "Гостином Дворе". Там собирается несколько конгрессов в рамках этого форума здоровье нации и здравоохранение, здоровье нации и спорт, здоровье нации и культура, здоровье нации и образование. Все это имеет очень большое значение. Кроме того в это время там проводятся выставки специализированные. Существуют потрясающие проекты индивидуальные, коллективные. Разные министерства показывают свои проекты по здоровью нации. "Волна здоровья" у нас ежегодно. Мы выезжаем на 9-12 дней. Сначала это был только Бакулевский центр, потом присоединились Институт педиатрии, стоматологии, Институт глазных болезней. Мы заранее списываемся с департаментами здравоохранения, где днем стоит теплоход, смотрим детей, которых надо посмотреть. Мало того что мы их смотрим, но и добиваемся того, что те, кому надо, попали в федеральные учреждения и этих детей вылечили. Очень много запросов идет по проблеме уха, горла, носа, и это учреждение с нами активно сотрудничает. Затем работают общественные приемные на ВВЦ, где мы смотрим тысячи москвичей, которые приходят с жалобами на сердце и т.д., мероприятий много. Мы издаем уникальную книгу, уже 10 раз издавали, атлас "Здоровье России". В нем более 250 карт, на каждой из которых нанесен один из признаков. Можно посмотреть, как обстоят дела во Владивостоке, на севере России, в глубинке, в Москве и т.д. Можно сопоставить, где больше курят, где больше безработных, где больше спортивных площадок и т.д. Эта книга предназначена в основном гражданам России, но прежде всего руководителям регионов, чтобы они понимали, почему у них лучше, а там вот совсем плохо. Мы имеем возможность в результате проведения форумов давать соответствующие рекомендации. Мы обращаемся с рекомендациями в самые разные инстанции, включая самые высокие. Мы получаем в этом смысле поддержку значительной части тех обращений, с которыми мы обращаемся. Сердечно-сосудистая хирургия, все ее компоненты, включая и операции на открытом сердце, и интервенционная кардиология, и интервенционная физиология – это лечение аритмии, требуют дальнейшей специализации. Поэтому мы обратились к нашему президенту с просьбой позволить нам отрыть новые центры, новые институты, тем более территория у нас есть, кадры у нас есть. Хотели бы открыть институт неонатальной кардиохирургии. Почему? У нас рождается немного, 10 тысяч человек, с врожденными пороками сердца. Но если этого ребенка не прооперировать в течение первого месяца, то 36% из 100% умрет. Следующие 35,5% умрут в течение последующих 11 месяцев. То есть нам надо обеспечить эти 7 тысяч операций в течение года. Казалось бы, небольшая цифра, но требуется выявляемость, требуется небольшое количество стационаров, потому что это крайне сложные операции. Их нельзя делать по месту, где ты живешь, к сожалению, во всем мире так: их делают в ограниченном количестве институтов. Для сердечно-сосудистой хирургии нужны центры непрерывного образования со своими симуляционными пособиями, практикой, кафедрами… Поэтому мы бы хотели открыть институт неонатальной кардиохирургии. Мы делаем эти операции: мы делаем примерно 1800 операций в год детям до года. Но мы понимаем, что это не просто соперировать. Мы только что закончили оформление всех документов на первый в мире реабилитационный центр для пациентов, с врожденными пороками сердца, это здание рядом, когда вы въезжаете, то вы его видите. Вторая тема: у нас более 250 тысячи человек в год умирает внезапно от аритмии сердца. Совершенно очевидно, что такая страна как наша должна иметь институт аритмологии со всеми компонентами: консервативное лечение, инвазивное лечение, интервенционное, хирургия, реабилитация этих больных и т.д. Третий компонент: сегодня невозможно развитие сердечно-сосудистой хирургии, интервенционной кардиологии и интервенционной физиологии без средств визуализации в режиме 3D, 4D. У нас есть наработки, даже в режиме 4D. Мы освоили одну методику, а нужно, чтобы это работало, поскольку мы являемся головным центом, на развитие всей практики. И наконец, самое главное из всего этого – это, конечно, центры непрерывного образования. Принято постановление, определены центры, где должно это делаться, но это не очень специализировано, а должно быть все совершенно понятно. Для сердечно-сосудистой хирургии нужны центры непрерывного образования со своими симуляционными пособиями, со своей практикой, со своими кафедрами и т.д. Сегодня у нас есть возможность, создав такой центр, показать всему миру, где развивается сердечно-сосудистая хирургия в первую очередь. Все-таки мы самый крупный в мире центр по объемам хирургического вмешательства при сердечно-сосудистых заболеваниях. В этом году мы сделаем 5 тысяч операций на отрытом сердце. Ни одна клиника США не делает даже 70% этого объема. Мы самая большая клиника в мире по объемам помощи детям, особенно детям новорожденным и детям первого года жизни. У нас колоссальный объем оперативного пособия при аритмиях сердца, при коронарной патологии и т.д. У нас очень много новейших наработок: у нас первый в мире полнопроточный трехстворчатый клапан аортального протеза; у нас первый в мире мы сделали беспроводной кардиостимулятор, который я имплантировал, наша отечественная разработка здесь в этом центре. У нас новейший кардиополигический раствор, который нужен для того, чтобы остановить сердце и чтобы оно быстро восстановилось после операции. То есть большая линейка того, что мы делаем для себя и можем делать в масштабе всей страны. Мы над этим работаем, нас поддерживают соответствующие министерства. Поэтому я думаю, что оптимизация нашей деятельности будет происходить в том случае, если будет выделяться достаточное количество грантов, если будут поддерживаться вот эти новейшие направления, которые мы проводим. Потому что от этого выиграют все.