25 лет назад в одном из первых указов президента СССР Михаила Горбачева, касающегося формирования российского внешнеполитического ведомства, была поставлена задача создания Службы государственного протокола, обеспечивающей единую протокольную практику в Российской Федерации. Протокол – это не просто свод выработанных веками норм международной вежливости и церемониальных правил, но и важнейший политический инструмент дипломатии. Нормы и принципы этого документа определяют проведение ключевых мероприятий, связанных с приемом всех иностранных делегаций высокого уровня. Владимир Шевченко: Я скажу, что протокол не стоит на месте. Он развивается. Хотя многие вещи начинают упрощаться. Но то, что я вижу на экране, я не могу сказать, что там какие-то есть огрехи, все идет неплохо. Владимир Шевченко, чрезвычайный и полномочный посол Российской Федерации, председатель Национальной ассоциации специалистов по протоколу. В 1990 году создал с нуля и возглавил службу протокола избранного президента СССР Михаила Горбачева. Работал руководителем протокола и помощником первого президента России Бориса Ельцина. С 2000 года занимал должность советника президента Российской Федерации Владимира Путина. На сегодняшний день является заместителем исполнительного директора фонда "Ельцин центр", удостоен государственных наград, в том числе орденом "За заслуги перед Отечеством" 4 степени. Владимир Шевченко: Протокол существовал. Он существовал и в царские времена, и начиная с Ивана Грозного, и при Петре. И он менялся. И все это было, естественно, конечно, в советское время. Но в связи с тем, что у нас с вами не было президента, у нас был генеральный секретарь, полностью протокольные функции обеспечения ложились на МИД. Там строился весь протокол. Потому что мидовский государственный протокол – это всеобъемлющее, это не только подготовка визитов, прием иностранных делегаций. Это и обслуживание дипломатического корпуса, и подготовка материалов. Там очень большой комплекс работ. Как появился? Появился тогда, когда был избран Горбачев Михаил Сергеевич президентом. И на следующий же день после избрания встал вопрос о формировании соответствующих служб. До этого я обслуживал визиты, начиная с 1985 года, с первой его поездки как генерального секретаря. Первая поездка у нас была во Францию. И с этого времени я с ним провел 42 визита на высшем уровне, и, соответственно, столько же мы приняли. Почему возникла эта необходимость создания президентского протокола? Потому что из практики других стран, кстати, их не очень много, где есть президентские протоколы, с тем чтобы как-то приблизить его к первому лицу, чтобы не было передачи какой-то: поручили одному, он готовит, потом приходит третий. Чтобы можно было работать напрямую. Я всегда привожу пример. Когда работал при подготовке его визитов в Америке, я вместе с Владимиром Ивановичем Чернышовым, это был уникальный шеф протокола МИДа. Очень интересный, очень хороший человек. Правда, он рано ушел из жизни. Я от него, конечно, очень многое взял. И мы с ним при подготовке визита поехали в гости к шефу протокола Госдепартамента Соединенных Штатов Америки мадам Рузвельт. Мы долго сидели, разговаривали. Она очень приятная милая женщина. И она бросила такую фразу, которая как-то проникла. Она сказала одно: если вы будете получать указания и работать с первым лицом напрямую, а не получать от кого-то и потом будет интерпретация, у вас всегда будут возникать какие-то проблемы. Моей задачей было выстроить работу так, чтобы я мог вносить программу, сам готовить и сам за нее отвечать. Я ни одного визита с Михаилом Сергеевичем, ни одного визита с Борисом Николаевичем не пропустил в плане подготовки. Если у меня было с ним 42, считайте, что у меня было 84. Я сам выезжал на место, смотрел, согласовывал программу, по приезду утверждал. И уже за 2-3 дня до визита выезжала подготовительная группа, я уже летел вместе с президентом и мы осуществляли то, что мы задумали. Ведь у нас сложилось такое впечатление, что протокол вроде никому не нужен. Мы довольно закрыты в том плане, чтобы не светиться, чтобы не суетиться под камерами. Наша работа не видна. Подготовка визита – это очень сложная вещь. Это работа большого количества людей: министерств, ведомств, в основном МИДа. Наша уже – сгруппировать и донести до главного лица, на которого мы работаем. Временами определенные визиты готовятся по году. Почему? Это ж не просто прогулка. Для чего мы едем? Если у нас есть, о чем говорить, если у нас есть, что принять, если у нас есть проблема кого-то выслушать и принять какое-то решение, тогда нужно ехать. А просто прогуляться – это называется вояж. Этого, конечно, никогда не допускал ни президент Советского Союза, ни президент России, и сейчас то же самое. Я просто один пример приведу. Мы все-таки где-то за 2-3 месяца выезжали, смотрели, изучали, слушали их. Ведь самое главное – учесть их пожелания, но не отступить ни в коем случае от того, что мы хотим. У нас временами сейчас создается… что кто-то что-то кому-то подыгрывал. Нет. Это президенты, они уже ведут переговоры по проблемам. Я, например, со своей стороны, со стороны МИДа у нас никогда не было ни одного случая за всю мою работу, начиная с 1990 года по 2000, это была самая моя активная работа, где-то 100 визитов на высшем уровне без СНГ. Если СНГ прибавить, то там будет за 120-130, наверное, выходить. Мы никогда ни в чем не опускались. Ни в коем случае. Мы всегда отстаивали. Мы изучали в обязательном порядке благодаря МИДу, благодаря нашим посольствам, потому что без посольства, без МИДа практически никакую работу осуществить нельзя. Потому что они сидят на местах, они специалисты, страноведы, будем так говорить. И они знают тонкости. Раз они знают, значит надо из них выудить все, что только можно, чтобы не попасть в какую-то неудобную ситуацию. И вот эта работа позволяла сделать самое главное – выстроить систему. Едут они к нам. У них тоже есть проблема. У них есть желание. Хочу на Красную площадь пройти, хочу остановиться в кафе. Ну, ради Бога, останавливайтесь, давайте посмотрим по времени, чтобы не создавать каких-то трудностей. Я хочу в университет - пожалуйста, я хочу встретиться с вашей оппозицией – пожалуйста, ради Бога. Но такого, чтобы они делали без нашего ведома, я таких случаев не припоминаю. Тонкости у них разные. У нас, конечно, в этом отношении было самое интересное – подготовка визита со стороны иностранцев, это был визит королевы Елизаветы к нам в страну. К нам приезжали передовые группы, они начали приблизительно месяцев за 8. Когда уже была установлена дата, что она приедет в такое-то время. И практически каждый месяц или полтора месяца приезжали, приезжали: "Вы забыли вот это, а как это будет вот так, а как то". И вот эти все вещи… доходило до невозможного. Посольство помогало, чтобы у нас в день она меняла, наверное, 2-3 раза букеты цветов, которые она носила в руках, так называемые букиньетки, которые я потом назвал, и в принципе внедрил и в наше, потому что у нас охапка, взял, веник принес, вручил. Это некрасиво. А у него тут вариант: руки заняты чтоб были. Чтобы случайно не подать, кому не следует. Вот этот момент. Нам бы желательно, чтобы было вот так, вот так, у нас принято в смокинге, у нас фраки. Фраки не пойдут. Ну ладно, на смокинги пошли. Вот такие вещи постоянно присутствовали. И, в конце концов, визит состоялся. А у них по их требованиям королевского протокола страна, которая имеет порт, выход в море, она может к нам прилететь, но потом обязательно на своей знаменитой яхте должна уйти морским путем. Поэтому мы встречали ее здесь в аэропорту Шереметьево, а провожали мы ее в Санкт-Петербурге. Яхта подошла прямо к Зимнему дворцу, пришвартовалась, и после приема, как раз прием она устраивала прощальный у себя на яхте. Прием, я понял так, что он ей лично понравился, потому что когда мы уже спускались, сошел Борис Николаевич, Наина Иосифовна, прохожу я. И королева подает мне руку. Шеф протокола ее нашептал, что это товарищ вроде неплохо работал, надо его как-то поощрить в этом плане. Это, конечно, было очень приятно. И она подарила мне две фотографии. Она была с мужем, естественно. Фотография ее и фотография его с дарственной надписью. Так что закончился визит, подготовка которого была больше 9 месяцев. Вот так складывается. Такое отношение. По нашему протоколу в аэропорту, как правило, встречает кто-нибудь из зампредседателей правительства. В другой раз уровень подымается и до председателя правительства, но это, опять же, оговаривается все предварительно с тем, чтобы не было такого, что в самолет садится, лицо, персона №1 ждет у трапа одного, а появляется другой. Это уже плохо. Таких случаев мы не допускали. И они тоже старались не допускать. С французами очень тяжело было работать, именно с протоколом. Тянучка до последнего момента. Думаю: ладно, вы же когда-нибудь к нам приедете. Попробуем 50 лет Победы, 1995 год. Приезжают французы, такие подавленные: Владимир, у нас проблема. – Как это у французов проблема? Какие могут быть у вас проблемы? – Знаете, у нас ветеран болен, мы программу посмотрели, там он не пройдет. Я так посмотрел на них и говорю: где не пройдет, ребята на руках пронесут. Где невозможно, машину дадим. Все будет сделано. – Вы знаете, у вас в распорядке 7-8 минут выступления на приеме. Мы боимся, что он не уложится. Я говорю: ну что, будем слушать до какого-то предела. Вообще поймите правильно, что все-таки есть регламент. Выступающих, конечно, не так много, потому что нужно было и американцам дать слово, и де Голлю, и китайцам. Прием же нельзя проводить пять часов. Начинает он выступать. Проходит 8 минут, проходит 10. Борис Николаевич уже начинает нервничать. А я всегда садился так, чтобы меня в камеру не было видно, а он меня всегда видел. У нас были свои знаки, все. Он мне: подойди. Я подхожу. Говорит: Владимир, что происходит? Мы же не уложимся. Я говорю: Борис Николаевич, а что делать? Я же не могу подойти к нему и листы у него забрать. 37 минут. И когда речь уже изучили, мы поняли, что он воспользовался моментом сказать об обстановке в мире, о себе… После этого где-то в июне мы полетели на прощание с ним. Вот эта работа очень кропотливая. Притом, исходя из того, что у меня в протокольной службе поначалу было всего 12 человек, две группы. Одна группа работала напрямую - это были дипломаты, в основном ребята приходили из МИДа. Они осуществляют там подготовку программ, переводов, все остальное. И группа технического плана - необходимая подготовка сувениров, подготовка обеда, печатание приглашений и все. Это громадная работа. Это так кажется, подумаешь – прием провести. Что значит прием провести? Это значит надо (и Михаил Сергеевич тоже этому внимание уделял), чтобы не было случайных людей с нашей стороны на приеме - приглашается до тысячи человек. Это же надо, во-первых, составить списки, потом это все выписать, все это заблаговременно направить, написать, как себя вести, в какой одежде нужно прийти, чтобы не попасть впросак. Потому что у нас, знаете, все-таки мы в этом плане были от пышных приемов, которые присутствовали у нас в царское время. Это действительно было. Когда читаешь об этом, просто удивляешься: и церемониймейстер мог любого взять и сказать: вы не пройдете, у вас не тот дресс-код. И ничего, все нормально. Но у нас, особенно в период становления демократии, гласности, перестройки у нас же могло случиться, пишешь – не пишешь, все равно… Да, приходилось мне как-то: нет, дорогой мой, не получится, иди, пиджак надевай. В свитере я тебя не пущу. И такие были варианты. Притом, когда все написано, все расписано, "а я вот так хочу", понимаете? Появилось интересное, что человек в этом видел свободу. Но ведь свобода – это самое главное уважение и себя, и того, кто тебя принимает. Тогда твою свободу можно понять. А так – извините меня, что у нас получается? Я попал раз тоже в такую ситуацию, когда выкручивался, как только мог, при подготовке визита в Южную Корею. Прием. Восток есть восток, вы прекрасно знаете, они всегда все в черных костюмах, в галстуках. В смокингах не было. Женщины в своих кимоно. Все, расписал своим, все - тоже все в темных костюмах, все написано было, все. Начинается прием. Рассадка. Я как раз сижу за столом с мэром города Сеула, они только-только провели Олимпиаду. Он ко мне обращается, говорит: Владимир, а кто это у вас там за тем столом сидит? Я голову поворачиваю, смотрю – действительно сидит. В сером костюме. Правда, темно-серый. – А что это он вроде один из всех? Он кто? Я говорю: это бизнесмен. Он говорит: а, ну ладно. А что делать? Я подхожу потом, уже прием закончился, я подхожу и говорю: слушай, я тебя умоляю. Ну, я же написал все. – А что, разве это не темный? Одна из больших кропотливых работ,  которая всегда за кадром, потому что это не высвечивается. Есть два варианта. Вариант так называемых сувениров, подарков, которые готовятся для приезжающих. Когда ты приезжаешь, тебе ответный тоже какой-то готовят. Изучить и "попасть в подарок". Что подарить, например, королеве? При первой встрече Михаила Сергеевича, когда она принимала Михаила Сергеевича и Раису Максимовну. Что подарить Шираку? Я уж не говорю о Соединенных Штатах Америки. Начинаешь изучать, начинаешь рыться, искать хобби. Но хоббизм приводит к большим последствиям. Мы на это сами нарвались. Мы все знали хобби Бориса Николаевича, это был теннис. Вначале это было что-то. Каждый считал нужным привезти ракетку, привезти машину для подачи мячей, бейсболки. Это что-то. Хорошо, что в это время был бум тенниса, когда все передавалось в детские спортивные школы, и все ракетки и мячи уходили туда. Вот, перебор. Рейган – что ему подарить? Я понимаю, что когда Леонид Ильич ездил, ему где-то во Франции машину дарили, на слонах катались в Индии, чего только не было. Что делать? Когда приехали на подготовку визита, я в Овальный кабинет зашел, смотрю – у него все что-то с лошадьми связано. А он, оказывается, очень увлекался и даже играл в поло. И у нас родилась идея. Здесь надо было обязательно рост, вес его. Давайте мы ему подарим седло. А у нас в то время лучшими мастерами по седлам были киргизы. И мы заказали им седло. И когда мы ему подарили, был восторг. Восторг можно было узнать всегда, знаете, есть такая практика: если сувенир попал, то, как правило, глава государства обязательно пишет письмо в адрес своего визави с благодарностью за прием и за очень оригинальный подарок. У меня хранилось очень много этих благодарностей. Попали, нормально. Ширак был в восторге от того, что как раз ко времени нашей поездки вышло полное издание Пушкина. А он, еще когда учился в университете, занимался переводом Пушкина. И когда мы ему привезли полное собрание сочинений Пушкина, это нужно было видеть. Тоже вроде попали. Помимо всего этого, нужно же было еще подготовить такие небольшие сувениры, которые нужно было раздать охране. Я обратил внимание, что они очень здорово используют свою символику. В период перестройки нам тоже было полегче. Наш московский часовой завод перешел тогда на "таблетки", я тогда называл эти электронные часы таблеточными. Они недорогие получались, что-то 15-20 рублей. И мы делали… Если б вы видели, это шло на ура, все были в восторге. Я всегда приводил пример, и считаю, что, наверное, правильно было со стороны Бориса Николаевича. Вот американский вариант посадки: сесть, ногу на колено и по своему носку гулять. На одной из бесед в Белом доме все это происходит. Борис Николаевич смотрит на меня, я ему делаю такие ужимки. Он говорит: Билл, скажи мне, пожалуйста, у тебя что, ботинки жмут? Давай поменяемся, у меня на размер больше. И как бы свой ботинок… Все, я больше никогда нигде не видел, чтобы он при Борисе Николаевиче вот так… Значит, уважение было. И он понял, что это у нас эти номера не проходят. И мы тоже, когда он был, он же играет на саксофоне, там ситуация такая: ну что ему дарить? Нужно и узнать. А как он играет на саксофоне? Просто баловался, или он действительно играет? Борис Николаевич говорит: давай сделаем так. У нас был закрытый ужин. Я сел на пионику. Наш саксофонист. Саксофон новенький, еще запасной стоял. И они играли. Борис Николаевич говорит: слушай, Билл, ты на саксофоне играешь, давай сыграем. Он взял саксофон, сыграл. И я потом спросил наших ребят: как, ребята? Они сказали: он играет почти на профессиональном уровне. Значит, он действительно качал, учился этому. Саксофон – довольно сложный. Я говорю: Борис Николаевич, все, ну тогда давай. Заканчивается ужин. Я беру. А мы заказали статуэтку – Клинтон, играющий на саксофоне. Он когда увидел, Гжель сделала, у него слезы. Он очень эмоциональный. Попали. Опять вот такой момент, понимаете? Я счастлив в том плане, что мне пришлось стоять у истоков создания президентского протокола. Мы не нарушили никаких связей с мидовским государственным протоколом. Они всегда были у меня во всех поездках, везде. Я взял именно многое от них. И я скажу, что протокол не стоит на месте. Он развивается. Хотя многие вещи начинают упрощаться. Но то, что я вижу на экране, я не могу сказать, что там какие-то есть огрехи. Все идет неплохо. Я думаю, что мы соберемся, вот, Ассоциация протоколистов есть, есть шефы протокола, слава Богу, все на месте, те, кто работали и работают с президентами. Я думаю, что постараемся, чтобы 25-летие осталось в памяти. И чтобы потом, пока мы живы, потом мои товарищи, все знающие и читающие неизвестно чего, не интерпретировали по-своему, как, что и почему.